Люська. Нравы московской Чудовки. Глава 17

Глава 17

Вспомнив, что Кручёный просил обязательно к нему зайти, Алексей нехотя спустился в подвал, из которого глухо доносились возбуждённые голоса, и постучал в обшарпанную, испещрённую непристойными словами дверь.
Два дня назад Кручёный насмешливо спросил:
— Это ты что ж, Таракан, всерьёз с нами знаться не хочешь, да? Говорят книжечки-тетрадочки завёл, в вечерню школу устраиваться мечтаешь?
— Мечтаю, — ответил ему Алексей.
— А не стыдно будет с сосунками — за одной партой-то?
— Ничего, как-нибудь переживём!
— Ну, так вот что, — переменил тон Кручёный. — Ты эти свои штучки брось, понял! Может, забыл, дорогой, как с Цыганом… это самое?.. — Кручёный намекал на то, как он, Алексей,
участвовал в ограблении ювелирного магазина, которое так и осталось тогда нераскрытым. — Я всё ждал, что одумаешься — сам придёшь. А ты… Так слушай же: ты нам нужен! Понял? Провернёшь одно дельце, тогда катись на все четыре стороны! Глядеть на тебя даже не станем.
Весь день Алексей продумал над тем, что обрушилось на него. Не верил и мысли не допускал, что Кручёный пойдёт на такое — как гнусен он ни был. Жалел, что в тот раз улизнул из-под носа милиционеров. В ту пору всё бы легче, обошлось: малолетний. А теперь… «Так с занятиями у меня хорошо пошло, с такой охотой за учение взялся!.. Спасибо Веронике с её бабкой. Сделали вид, будто ничего такого и не было. Сами сказали — заходи! И вот…
Что теперь мне… И главное, кто тогда больше всего из добытого хапнул? Кручёный! А вот поди теперь докажи! Вообще-то, один человек мог бы в этом деле помочь — Колька-Козырь. Он всё знал. Да вот попробуй его разыщи!..
Алексей постучал сильнее — за дверью мигом всё стихло. Потом послышались шаги и раздался гнусавый голос Дашки:
— Сево нада?.. — она приотворила дверь, вгляделась в оставленную цепочкой щель и заговорила уже мягче:
— А, Это ты, Таякан. Заходи…
В накуренной комнате вокруг накрытого старенькой клеёнкой обеденного стола, за которым сидели Кручёный и Валерий — тот самый, интеллигентного вида юноша, которого представляли как сына генерала — в самых небрежных позах и с папиросами в зубах, скупо освещённые лившимся в пыльные окна светом, стояли трое хмурых парней. Один из них — с перевязанной грязным бинтом головой. Ещё один — горбоносый и небритый. Третий — зверовидный мужчина лет сорока с опухшим от пьянства лицом. Они повернулись, подозрительно посмотрели и, ни слова не сказав, стали снова жадно следить за играющими.
В карты генеральского сынка, то и дело кокетливо поправляя набросанные на лоб волосы, заглядывала вертевшаяся у него на коленях и без умолку щебетавшая гитаристка и певунья Надька или, как её все называли, Надька-Приманка. Её пухлый ротик был ярко намалёван. Ловко подведены тоненькие бровки, из-под которых остро поглядывали, точно юркие хитрые зверьки, серые глаза. Все находили её интересной, но Алексея сразу насторожили неискренность и хитрость, сквозившие в каждом движении и каждом слове Надьки. Кручёный утверждал, что она из хорошей семьи и прибилась к их компании как-то так сама, без посторонней помощи. Перекинулись в кинотеатре двумя-тремя словами, и она пересела к ним. Она сразу поняла, куда попала. Но не испугалась, а привела за собой ещё троих «сосунков» и среди них этого самого генеральского отпрыска. Надька смело шла на рискованные дела, была безжалостна и крепка на язык. Если решали обчистить квартиру кого-то из её знакомых или даже подруг, она без колебаний открывала в нужную минуту дверь. Приглядывалась шубка или пальто её приятельницы — заводила ту в уединённое местечко, где ждали подручные Кручёного, и убегала. За ней для вида гнались, она истерически кричала… Словом, всё выглядело как полагается. Последняя её работа — затягивание приезжих шалопаев в разные переулки, где их оставляли в чём мать родила.
Надька крутилась также вблизи вокзалов, либо в привокзальных ресторанах, знакомилась с хорошо одетыми «транзитными» мужчинами, заставляла угощать себя, а затем, соглашаясь провести с новым знакомым ночь, везла очередную жертву в условленное место. Там она снова изображала испуг, «выскальзывала» из рук грабителей, и всё было шито-крыто. Кручёный высоко ценил Надьку за ловкость и находчивость и похвалялся, что она частенько ночует у него в подвале. Одно только не нравилось ему в ней — уж очень жадна была на деньги. Поднимала такой крик, если замечала, что её обделяют, что даже Дашка и та уступала.
Алексей пристально смотрел на эту артистку и раздражённо думал: «Гадюка! Минуты спокойно посидеть не может. Так и ёрзает, так и ёрзает точно чёрт на горячих угольях! И плечиком поведёт, и глазки закатит, и по щеке этого своего дурачка пошлёпает. У-у, паскуда!»
«Стоп! Чего, чего это она?!.. Эге-ге, да она — заодно с Кручёным! На паях, значит, генеральского сыночка облапошивают!.. Ну, стерва!..» — усмехнулся бывший матрос.
Кручёный, мельком взглянув на вошедшего, возбуждённо выдернул из-под стола карты и шлёпнул одной о клеёнку. Все ахнули.
— Не может быть! — пробормотал Валерий и, забывая о сидящей у него на коленях девице, стал подниматься.
— Осторожней же! Что ты делаешь?! — хватаясь за край стола, заверещала та.
— Гляди, — Кручёный брезгливо отшвырнул от себя колоду так, что карты веером рассыпались по столу. — Проверяй!
Вокруг зароптали.
— Да как же тебе не стыдно, Лерик, — бросив цепкий взгляд на стол, заюлила Надька. — Не с подонками ведь играешь!
— Нет, зачем же, — смутился Валерий. — Я не то, чтобы… но мне это представляется совершенно немыслимым! По теории вероятностей…
— А иди ты со своими теориями, знаешь куда? — перебил горбоносый. — Уступи-ка лучше место другому!
— Не, на сегодня хватит, — решительно сказал Кручёный и тоже встал. — Так теперь сколько-сколько, значит, за тобой?.. — обратился он к продолжавшему растерянно глядеть на карты партнёру.
— Шестьсот…
— То-то! — Кручёный многозначительно подмигнул Надьке.
— Ну, дай же шанс! — требовал горбоносый.
— Довойно, довойно! — бросив понимающий взгляд на сына, засуетилась Дашка. — И так накуии — дысать несем!
— А-а, падла! Испугался?
— Никто тебя не испугайся! А говоят — хватит, знасит, хватит!
— Зря ты, послушай… так, — обиженно возразил Кручёный.
— Завтра — пожалуйста, сегодня — не могу. Дело есть.
— Ну, смотри, чтоб держать слово! Проверим.
— Проверяй.
Все, неудовлетворённые, стали по одному расходиться. Кручёный придержал за плечо Валерия, когда и тот двинулся было к двери. Кивнул на стул подле Алексея:
— Посиди…
Надька-Приманка крикнула из передней:
— Валька, позвони мне через часок: в Панорамное хочу!
Как только все вышли, Кручёный снова уселся за стол и пригласил Алексея с Валерием подсесть поближе. Молча взглянул на мать.
— Ну, сто я тебе?! Помесая, да? — закривлялась та.
— Тебе что сказано! — приподнимаясь, рыкнул, хозяин. «Лярва! Боится, что её обделят!» Он выждал, когда за Дашкой плотно прикроется дверь, обернулся к Алексею и сказал без вступления:
— Так вот, в личном гараже его папочки, который скоро должен воротиться в Москву, лежит малая толика нашего барахла. Надо срочно перебросить в другое местечко. Понятно?
— Это и есть всё «дело»? — хмуро спросил Алексей.
— Обожди, не торопись. Это… как бы тебе сказать? Пока ещё — присказка, — он подозрительно оглядел собеседников и неожиданно закончил: — Об остальном — потом!
— Да чего ж — потом. Давай уж, выкладывай!
— Алёша, ты всегда отличался горячностью. Остынь. Учись вот у Валерика. Кстати, дорогой, а когда же ты всё-таки собираешься рассчитываться-то?
— Да, собственно говоря, — вспыхнул тот, — сейчас у меня ничего нет. Но я постараюсь… в ближайшее время.
— Это очень расплывчато. Да! А что это за девочка, с которой я тебя на днях повстречал?..
Валерий зарделся, опуская голову, и пробормотал:
— В соседней квартире живёт. А что?..
— По-моему, она могла бы тебе помочь, — Кручёный подмигнул Алексею, словно хвастаясь: «Видал как у нас?!»
— Не понимаю… — насторожился Валерий.
— Шубка на ней… это что? Выдра?
«Ах, гад! Ах, паскуда!..» — тяжко задышал Алексей.
— Ну, знаешь — это уж слишком! — юноша в возбуждении встал.
Он знал, что девушка, о которой зашёл разговор, влюблена в него. Да и ему она очень нравилась… пока не появилась Наденька. И вдруг он поступит с ней как самый последний подлец.
— А почему — «слишком»? — не изменяя лица, спокойно продолжал Кручёный. И сдвинул брови:
— Не отдавать по месяцу деньги — это как? Не слишком?
— Отдам.
— Когда?
— Ну-у… отдам!
— Хорошо. Ещё недельки две обожду. А насчёт того, что сказал, всё-таки подумай. В крайнем случае помогу в этом дельце. Вот так. Далее задерживать не смею.
Когда юноша вышёл и было слышно, как лязгнул огромный, всегда напоминавший Алексею о старинных крепостях и мрачных подземельях, крюк, Кручёный изменил тон и заговорил иначе.
Он был чем-то раздражён и вынужден был скрывать это своё раздражение. Теперь же оно выплеснулось наружу. Сказал только о том, что вот Цыган — это был человек, все же остальные — шантрапа и пижоны. И на самые простые, хорошо подготовленные дела их нужно неделями раскачивать, подбадривать и даже помогать.
— Ну, вот ты… чего, например, ты артачишься? — в упор взглянул он на Алексея. — Предлагают работёнку не пыльную, но денежную. Эх, да если б я умел, разве б стал просить, унижаться? И ведь что требуется-то? Пустяки!..
Через некоторое время Алексей уяснил, чего добивался от него Кручёный. На шёлко-ткацком комбинате тот сколотил «неплохой ансамбль»: шофёр, два грузчика и агент, которые действовали исключительно ловко и просто. В указанных местах они слегка притормаживали машину, к которой тотчас подкатывала «своя». И они бесшумно перегружали туда тайно вынесенные со склада и не значащиеся в документах рулоны шёлка. Вот уж сколько времени дело шло как по маслу. Но месяц назад стряслась беда: взяли шофёра. Взяли по подозрению и, вероятно, не сегодня-завтра выпустят. Доказательств-то нет! Но без него, как без рук.
— Пробовали подбить клинья под других — не желают. Идейные!
— Ясно, — кивнул Алексей. — Хочешь, чтоб я занял его место.
— Алёша, я всегда знал, что у тебя имеются мозги, — осклабился Кручёный, показывая бледные дёсны и короткие жёлтые зубы. – И очень рад, что не ошибся, — он снова хищно уставился собеседнику в лицо. — Ну так, как?..
Алексей не ответил. Он с волнением припомнил, как на днях зашел в магазин без продавцов — матери некогда было — и как ему всем показать хотелось, что он ничего бесплатно не взял, что и он теперь, как все — честный!
— Чего ж молчишь?!
— Ничего не выйдет, — качнул он головой.
— Та-ак, значит, понапрасну я здесь перед тобой своё красноречие выкладывал? Тратил дорогое времечко?
— А ты сказы ему, сказы, — неожиданно отворила дверь в комнату Дашка. — Об ювеийном магазине-то сказы!
— Цыц!
— А сего — «сыс»? Думает, забыи, да?!
— Вот видишь, Алёша, — развёл руками Кручёный, — оказывается, не я один о твоих подвигах помню. Так что делай выводы сам. Засим, как говорится, до свидания. Задерживать долее не смеем.
Алексей тяжело встал, будто на плечи ему взвалили громоздкую вещь, и медленно двинулся к двери. Как быть? Как правильней поступить? Неужто он всё же обманет поверивших в него людей и повернётся спиною к тому будущему, к которому потянулся было всем сердцем?! «Да разве понять этим двум мокрицам, у которых одно на уме: побольше урвать и ничего не дать, что можно соскучиться по работе, захотеть внести своё… У, если б найти сейчас Козыря!..»
— Кстати, — с усмешечкой крикнул в спину Кручёный, — могу поздравить: Сутулый выдыхается! Полинка говорит: на книжечке с гулькин нос осталось. Уж под машину подъезжают
— загнать нацеливаются. Так что, есть шанс, дорогой, толкнуть его в сторонку.
Алексей задержался. «Люська… Когда узнал, что она снова замуж вышла, неделю пил беспробудно. Чуть богу душу не отдал. Потом зажал боль между зубов и так и жил всё это время, не разжимая. В работу влез, снова за ученье взялся… и одолел боль-тоску. Но вот опять — Люська! Да неужели она ещё не потеряна, неужели… Впрочем, хватит, точка! Не хотела… не надо. Проживём и без неё».
Ничего не ответив, он яростно распахнул ногой дверь и вырвался на свежий воздух. «Да нет же – Кручёный трус! Он не осмелится!» — уверенно подумал Алексей. «А если всё-таки осмелится?» — тотчас сказал над ухом кто-то. Стиснув кулаки, он стал с шумом взбегать по лестнице от подвала.
Уже наверху столкнулся с двумя пареньками, которые прижались к стене, уступая дорогу.
— А вы куда? — задерживаясь, спросил их хмуро.
— К дяде Саше… он велел, чтобы мы…
Алексей вгляделся в лица мальчиков. Один был дворничихин внук, другой — незнакомый. Заволновался: «Таких вот уже начинает опутывать наш паук!» И крикнул, полный негодова-ния и боязни за них:
— А ну марш отсюда, сопляки несчастные! И… чтоб ноги вашей здесь больше не было! Ну!
Снизу из двери бесшумно выглянул Кручёный.
— Эй-эй! Ты на кого там?.. А-а! Проходите, проходите, пацаны. - Не обижайтесь на дядю Лёшу. Это он просто не узнал вас.
Мальчики, испуганно посмотрев, скатились вниз.
«У, гад!» — проводив их взглядом, в бессильной ярости подумал Алексей. А Кручёный с укоризной сказал, пропуская гостей в квартиру:
— Соображать надо, дорогой! О будущем забочусь… а ты… — не договорив, «дядя Саша» захлопнул дверь. Лязгнул крюк, и всё стихло.
Алексею вдруг показалось, что за этими глупыми, чистыми пареньками навсегда закрылась дверь в радостный и светлый мир. И от этого на сердце сделалось тревожно и пасмурно. Он почувствовал, будто сам уже участвует в каком-то нехорошем, грязном деле. Беспокойно оглянулся: «Как быть? Пойти к Анфисье? Рассказать обо всём?.. Попытаться вырвать ребят из рук этого паука? Но Кручёный сразу поймёт. Не простит, ни за что не простит! Навалятся вместе с Дашкой, истерзают и продадут — даже глазом не моргнут! А сами, как всегда, чистенькими останутся. Было уже не раз!.. Уж на что Васька-Цыган ловок был и хитёр, да и тот сидит. А они — ничего! В стороне! У, га-ады!..»
Алексей снова стиснул кулаки в бессильной ярости. С каким бы наслаждением он выпорол сейчас этих мальчишек! «Сопляки несчастные, сами не понимают, куда лезут. Ведь и меня, почти такого же, в ювелирный магазин-то забраться научили!» Под ложечкой противно засосало, и до одури захотелось выпить…
Когда Алексей, качаясь, выбрался из насквозь прокуренной и душной пивной, то заметил идущего ему навстречу участкового. Хотел было перейти на другую сторону улицы. Но поняв, что уже поздно, остался на месте. Плохо слушающимися руками вытащил из кармана для храбрости папиросу и спички… стал закуривать.
— Нехорошо, нехорошо, Тараканов! — равняясь с ним, покачал головой участковый.
— А что, — поднимая лицо от сложенных ковшиком рук, нагловато спросил Алексей. — Не имею права, да?
— Имеешь, — задержался участковый, укоризненно глядя через плечо своими умными глазами, — Да в меру всё надо. Думаешь, это тебя до хорошего доведёт?
— А тебе жалко?
— Эх, Тараканов, Тараканов, — вздохнул участковый и, ссутулившись, двинулся дальше. Алексей же почувствовал, как по лицу, обжигая кожу, разливается краска стыда. Нестерпимо
захотелось нагнать этого усталого и озабоченного чем-то человека, попросить прощения… рассказать, как мутно сейчас на душе и посоветоваться, как жить дальше.
Но вставшее на дыбы самолюбие властно удержало, заставило круто повернуться и толкнуло в другую сторону. А уже переходя площадь, он презрительно фыркал, перенося появившееся раздражение целиком на участкового:
— Тоже мне — учитель нашёлся!..