Глава 33 - Вечность мгновения

Закутанный в одеяло и свернувшийся по-кошачьи, я видел только черноту и ощущал лишь тепло. Эта утробная теплота вскоре прогнала страхи и отчаяние. Мягкая бархатная темнота, ничем не похожая на холодный мрак страшной ночи, унесла меня куда-то далеко, где не было места ни чудовищам, ни безумию, ни крови.
Когда среди темноты начал проступать голубой свет, какой может исходить только от неба в ясную погоду, я возликовал: Грон, Грон! Мир-За-Стеной! Мир, знакомый мне с детства!
Но я ошибся. Тем не менее, это было лучшее сновидение в моей жизни. Я запомнил его навсегда…
За изящной балюстрадой простирались небеса: лазурная бесконечность, заполненная бесчисленными белыми облаками. «Перья», «барашки», «горы»… Все они двигались – словно были нарисованы на прозрачных сферах, каждая из которых вращалась в своем направлении.
Ничего, кроме неба, я не разглядел – ни суши, ни моря. Впрочем, никакой пейзаж не мог бы соперничать с таким небом.
А чего стоила странная балюстрада, в которой каждая балясина была индивидуальностью, по-своему изящной и по-своему изысканной?.. А фонарики, словно сделанные из салфеточных снежинок?.. Тонкие и филигранные – но твердые, как камень…
Оглядывая балюстраду, я наткнулся взглядом на… Юлю. Она стояла в нескольких метрах от меня, положив руки на гладкий камень перил, и любовалась небом.
Я хотел было окликнуть ее – но промолчал. Было так тихо, что даже шепот казался бы преступлением. Да и была ли это Юля вообще?.. И имел ли я право ее окликать?..
Вроде бы – она. Профиль – вне сомнения, ее. Другой такой профиль еще поискать нужно! Пальцы – тоже ее. Она… Конечно же, она!
Непохожая на себя: без очков, с длинными пушистыми волосами, в длинном синем платье с кружевами и буфами, совершенно ей не идущем… Камешки, блестки, колье… Но разве она не говорила мне, что не любит побрякушек?! Странное впечатление завершала корона с высоченными тонкими зубцами, причудливо выгнутыми наружу.
Долго, без слов, без мыслей и без движения смотрел я на нее, не отводя взгляда: на профиль, состоящий почти что из одних прямых линий - но по-своему изящный; на движение волос, перебираемых ветром, на тонкие руки в кружевных перчатках, лежащие на перилах, на танец складок на синем шелке.
Казалось, что я смогу смотреть на нее целую вечность…
Затем она вздохнула и направилась прочь, грациозным жестом приглашая меня следовать.
И я последовал за ней – в глубину изумрудного зала, неправдоподобно просторного и красивого. Вверху, на головокружительной высоте, сходился свод, украшенный невероятной лепниной и удивительными картинами. Фантастические светильники и стройные пилястры украшали стены. Мрамор, нефрит, малахит… Зеркала, позолота, изразцы…
Юля шла быстро, бесшумно и легко, гордо поняв голову в короне. Мне было трудно за ней угнаться – и я, дабы не отставать, семенил нелепым вихляющимся полубегом, на каждом шагу чем-то звякая и бряцая.
Мы пересекли изумрудный зал и прошли через высокую дверь-арку. За изумрудным залом обнаружился малиновый. За малиновым – белый. За белым – иссиня-черный. За ним – сиреневый. За ним – небесно-голубой. Затем – бархатно-желтый…
Мы проходили мимо причудливых скульптур и гигантских картин, мимо чудесных барельефов и исполинских аквариумов, мимо изящной мебели, мимо коллекций невиданных растений и насекомых, огромных книжных шкафов. Залы поражали величиной и изысканностью, их украшали лепнина, резьба и мозаики; орнаменты, геометрические фигуры, изображения зверей и людей зачаровывали и приковывали взгляд. Сколько же труда и средств понадобилось для того, чтобы обустроить такой дворец?! А каков талант его авторов?!
Но у меня не было времени любоваться убранством. Я следовал за Юлией, за ее развевающимися волосами и шелками… Я спешил за ней, звякая и топая. Какой-то красный лоскут мелькал перед глазами.
Наконец мы оказались в самом большом зале – круглом, под прозрачным куполом, с чудовищных размеров хрустальной люстрой и пурпурно-золотым троном у стены. Юля села на трон, устало подперев голову и прикрыв ладонью глаза.
Я, звякнув, сел на пол у подножия трона. Красный лоскут свесился мне на лицо, закрыв левый глаз. Я не оглядывался, но знал, что Юля неподвижно сидит в той же позе. Я тоже замер, словно нелепое скорченное изваяние, не удосужившись даже сбросить с лица злосчастный лоскут.
Огромный зал был пуст и тих. Казалось, упади на пол пылинка – услышишь звук ее падения. Но пыли здесь не было. Сквозь купол падал чистый свет, ничем не замутненный. За золоченым каркасом и хрустальными стенками купола плыли удивительные облака…
Я слышал свое дыхание и сердцебиение. Они были синхронны и созвучны. Юля тоже слышала мое дыхание и стук моего сердца. Я был уверен  в этом. Иначе быть просто не могло.
Мы наслаждались безмолвием, мы желали с ним слиться. Тишина… Неподвижность… Простор… Стук сердца… Затаенное дыхание… И солнечный свет, под углом падающим на белую плитку пола…
Казалось, что эти минуты протянутся много-много веков. Если вообще когда-либо закончатся. Даже если пересохнут моря, рассыплются в прах горы и мертвые материки вновь сольются в Пангею – в этом зале будет по-прежнему тихо и светло. Погаснут старые звезды и родятся новые, черные дыры поглотят планетарные системы, галактики нарушат свой размеренный ход – но два сердца будут по-прежнему биться в прохладном безмолвии, и лучи будут падать под тем же углом. Вселенная погрузится во тьму – но в этом зале ничего не изменится; и по-прежнему будут сидеть без дум и без движения двое людей: печальная королева и ее верный шут, слившиеся с чудесным мгновением, растянувшимся до бесконечности…