Дешевка

                ДЕШЕВКА

Мы сидели вечером над излучиной речки «Чумыш», и Зинка, почему-то шепотом говорила, что закатов не бывает вовсе, а просто Бог двигает солнышко вокруг Земли, давая одним людям отдохнуть, а других будит на работу. Мне особо нечем было крыть, тем более, что я час назад стал мужчиной, благодаря ей и поэтому, хмыкнув:  «бабьё!»,  стал одеваться.
Для меня лично, закат - это время возвращения домой, иначе буду порот родителем.
Зинка вздохнула и тоже стала втискиваться в старенькое ситцевое платье. Я чмокнул её в щёку, затем отдал ей плату за «услугу» - чернильную авторучку и она, счастливая, убежала.
С ней было так – расплачиваешься конфетой или интересной ей штучкой и ты мужчина…
После того, как взрослые ребята снасильничали её в 11 лет, Зина стала какой-то блаженной и чрезмерно доброй ко всем пацанам нашей улицы. За глаза её все звали «Дешёвкой», но это так, чтобы скрыть пред ней свою зависимость, ну и подражая старшим, конечно.
Может она и стала в глазах других дурочкой, но мне она казалась очень даже симпатичной и совсем не глупой. Я бы с ней дружил или даже женился, но это западло перед дружками, а со стороны моего папы просто погибель.
Он-то о ней ничего не знал и мне было всего 12 лет - уж какая тут свадьба?
***
Ну вот, Зинка поди уже дома чай пьёт со своей овдовевшей мамой, а я всё шагаю домой и думаю о переходе в другую какую-то новую жизнь – ведь стать мужчиной это нечто странное и ответственное. Я, правда, чуть сознание не потерял, когда это случилось, но Зинка успокоила – «Нормально, милый, у всех так по первости»…
О мудрая! Вообщем, надо чё-то найти, или в картишки выиграть, да заплатить ей ещё разок за то чтобы уж точно повзрослеть…
Отец ждал в створе калитки, лицом мрачный, но глаза блестели и хитрили. С чего бы?..
Совсем пораненный войной, он ходил с палкой, сильно хромал, не слушал радио, не покупал телевизор – знать ничего не желал о Mире, погиб он для него вместе с друзьями! Каждую субботу выпьет, бывало, «Московскую» и, глядя в угол, беседует с какими-то Сашкой и Серёгой - как им дзот фашисткий рвануть – аль в ночь нахрапом, аль на рассвете бутылками с горючкой закидать…
Мы с мамой не мешаем – сидим в спальне и что-нибудь читаем. Он ведь с утра, как новый – балагурит и дела нам по хозяйству раздаёт. Жаль, конечно, папку, но и телевизор тоже – всё ж кино показывают и «Огоньки» к Новому году...
У некоторых уже телеки давно и потом, говорят, нынче плёнку для экрана продают и якобы через неё - небо голубое, лица розовые, а земля зелёная… Вот бы глянуть!
Отец остановил, уткнув палку в моё колено.
-  Ты, Андрюха, конечно припоздал малость и надо бы тебе засечку на одном месте сделать, но я подумал,  она тебе помехой будет на новом-то велосипеде ехать завтра, да и потом, День рождения!..
Эх, чуть не расцеловал его от радости, но батя нежностей совсем не переносил, так что вздохнул я судорожно и прошептал:
-  Неужто взрослый купишь?
-  Ха-ха-ха! А как же?! Всё ж тринадцатый пойдёт!...
Вот так заглядишься с Зинкой на закаты и про собственные именины забудешь!
Отец впустил меня во двор и конечно же, не преминул отдать боевой приказ:
-  Но чтоб земля под картошку была опосля вскопана – день даю!
Тяжёлый человек – ну да  ладно, не впервой. Ох! Из кухни так пахнуло оладушками, что я вбежал первым, за что сразу получил палкой по заду.
-  Пап, прости…
-  Прощаю.
А потом мы вкусно ужинали и глаза мои слипались от радости, тепла и усталости всего происшедшего сегодня…               
***
Утро я провёл в большом центральном магазине. Отец  важно гулял по его секциям, делая недорогие, но необходимые покупки, а мне был доверен выбор велосипеда. Их было немного. Собственно две, три марки с изделиями разного цвета и вариациями – с багажником, или без. Несмотря на это, я растерялся напрочь! С одной стороны мой боевой «Пегас» должен был быть выносливым, а с другой,  так хотелось, чтобы у него были хромированные крылья!
Папа разом решил мои сомненья:
-  Ты не баба, ездить с вогнутой рамой и блестящими чепцами на колёсах – берём зелёный и крепкий. 
Мы взяли. На улице я накачал колёса, он закрепил руль и тут, перед моей первой посадкой в седло, какой-то ухарь на грузовике сбил кудрявого пацанчика, откинув его тело к колёсам подарка…
Сразу же же собралась толпа, тесня нас к магазину. Все «ахали и охали», отец же взял велосипед за руль и буркнув: - «Пошли отсюда»! – направился к автобусной остановке.
Я печально брёл за ним, неся купленную им фетровую шляпу в коробке, чайник, красивый свёрток для мамы и постоянно оглядывался…
Родитель заметил и замахнулся палкой:
-  Хватит! Мальчишка мёртв – видишь, с ноги ботинок соскочил? 
С тех пор я знаю этот знак ухода из Жизни.
***
Горе происшедшего постепенно отступило – дела! Ведь на обнове должен был прокатиться каждый парень с улицы и надо было уважительно выслушать поздравления, технические советы, а потом пригласить всех на ужин. Домик у нас был крошечный – кухонка, да две тесных комнаты, к тому же отец не терпел шумных сборищ, и поэтому после торжественного чаепития с родителями я взял сетку с пирожками, квасом, конфетами и поехал к речке.
Там мы разожгли костёр, испекли картошку «в мундире» и славно повеселились. Пацаны прыгали через огонь, Зинка насурьмила угольком брови и тоненьким голосом пела модную тогда песню:
Я встретил девушку, полумесяцем бровь,
На щёчке родинка, а в глазах лю-бо-вь…
На втором куплете вместо «…разбила  сердце мне, покой взяла», Витька-Ухо вставил: «разбила морду мне, часы сня-ла-а!»  Все захохотали, как сумасшедшие, а мы с певицей удалились в прибрежные кусты, где снова я испытал «это»… 
***
Назавтра была суббота и на мне «висела» невскопанная земля, зато в воскресенье мы договорились рвануть на великах к Трём Холмам и водрузить там знамя нашей улицы. Конечно же, Зинку никто не приглашал, но она и не просилась - подружка частенько сопровождала нас вприпрыжку, а в горку даже часто обгоняла кавалькаду.    
***
Эх, как сияло солнце во второй день моего Дня рождения! Я выжимал из велосипеда и себя все возможности, радостно вопил на спусках от ветра в лицо и душу, Зинка же была какой-то уставшей, и я её даже пару раз прокатил на раме по шоссе. Пацаны смолчали - имею право, ведь и мужчина, и новорожденный!
Итак, подъём к холмам продолжался, мы с гиком промчались по цыганскому посёлку, миновали берёзовую рощу и тут Витька-Ухо крикнул, что Зинку украли ромалэ. Ну, всегда он что-нибудь гадкое брякнет!..
Все остановились, вооружились насосами и уже было пошли на боевой разворот, но тут наша Общая Первая женщина вышла из-за кустов, бесстыдно отжимая на ходу мокрую кофточку и напевая про любовь. Все так смеялись, а я залюбовался её маленькими детскими грудками…  Зинка заметила и аж чёй-то смутилась.
Колёк-Баян протрубил отбой военной тревоги и все разом рванули к вершине. Пацаны втихую обмениваясь неприличностями по факту Зинкиной «кражи», я же восхищался её смекалкой - вот хитрюга,  речку переплыла и спокойно поднялась по склону, пока мы в объезд шуровали! Нет, она  вполне бы могла стать моей женой. Мне аж прям, увиделось будущее – прихожу с работы, а в доме чистота, на столе сладости, и Зинка на рояле играет: «На щёчке родинка»… Почему именно на рояле? Я его и видел-то всего пару раз в жизни…
  ***
На вершине Трёх холмов обедали вскладчину – хлеб, да картошка. Cосед Васька выставил ещё и леденцы в жестяной банке – стало совсем вкусно и радостно. Зинка не ела – а баночка ей понравилась. Она что-то лепетала про заколки, иглы, ниточки, мы её подняли на смех, отдали банку и стали водружать знамя нашей улицы – кусок тряпицы с надписью «Полысаевская»! Скромно, а всё ж символ Победы!
Вообще, на Холмах делать особо было нечего – полюбовались мы на наш лежащий далеко внизу городок, пустили по кругу папироску и решили возвращаться напрямки, через карьеры. Дорога там была не очень, зато в озере можно купнуться, а на подъезде к нашему району, через сад колхозный проскочить. Май месяц, правда, и ничего ещё не поспело, но похрабриться и погонять меж деревьев от сторожа, вполне было бы весело.
***
Сказано – сделано, поехали! Зинка, не спрашивая, присела сзади на багажник, а я не стал противиться. Довольно скоро её растрясло на гравии и она соскочила.
На песчаном плёсе озера мы позагарали, чуток охолонулись с криками и визгами – вода ещё обжигала после зимы, а когда выскочили на берег,  наткнулись на взрослых пацанов-рудаков – их посёлок работал на разработке карьера и добыче всякой нужной руды.
Откуда они так шустро нарисовались? Следили наверное, момент выжидали…
На нас напала оторопь. То ли от холода, то ли от неожиданности, а ведь среди полысаевцев трусов не было! Мы славно бились и с «обваловскими», и с «мостовчанами»…
Чужаки взяли наши велосипеды и спокойно пошли к дороге – мы же всё стояли, как истуканы… И тут, из-за валуна, на них с палкой и криком: - «Не смейте гады, а вы, пацаны, не трусьте»! - выскочила Зинка.
Все вмиг очнулись и началась драка. Бились насосами, камнями, катались по песку, молотя друг друга кулаками, и вдруг «рудаки» разом побежали…
В чём дело, неужели Победа?!
С закатным кровавым диском вокруг головы, лежала на белом песке у воды наша Зина… Кто-то размозжил ей голову. Мы, беспомощно оглядываясь, окружили её – кто майку к ране прикладывал, кто водой брызгал. Витька-Ухо вдруг кинулся ей на грудь и зарыдал: «Убили любименькую»! Я же, как с ума сошёл – забегал кругами и сиплым голосом завопил: «Жива она, у неё же сандалья-то не слетела с ноги, сандалька»!..
А потом я увечил свой велосипед. Гадская железка, ну как же я сразу-то не понял, что она не принесёт мне счастья, ведь мальчик-кудряш белокурый погиб в день покупки!..
***
Зину хоронили в дождь. Где-то вдалеке громыхал гром, мы шли за телегой, суровые, в  пиджаках, до боли сжимая фуражки в руках и с тоскою смертной смотрели на нашу Первую женщину – Зина, Зиночка!.. А по лицу её стекали крупные капли, будто бы ей тоже было жалко с нами расставаться.