Глава 6. Шуртан

      Когда мне исполнилось 6 лет, родители решили перебраться на новое поселение - в деревню Шуртан Свердловской области. В кузов грузовика- полуторки загрузили домашний скарб, подняли на борт машины упирающихся от страха четырех коз, клетки с курами, и, прикрыв скотину брезентом, отправились в путь.

      Стояла зима, но взрослые члены семьи вынуждены были оставаться наверху, в открытом кузове, терпя неудобство и холод в дороге. В кабине уместились лишь мы с Валюшкой, испытывая радость от ожидаемых вскоре перемен.

      И конечно, многое для нас стало тогда в новинку. Здесь, в домах, горел электрический свет, люди могли слушать радио, в дождливую погоду прохожие шли по дощатым тротуарам, не вступая в грязь и не пачкая обувь при распутице.

      Но и в этой деревне никогда не проходили по улицам машины, не появлялась никакая заезжая техника. Основной транспорт был гужевой. Лошадей использовали при любой хозяйственной необходимости. Запрягали зимой- в сани-дровни,летом колхозники ездили на телегах и в легких, двухколесных санях- кошовках.

      Лишь два раза в год появлялся в захолустье водитель по сбору вторсырья.Остановив грузовик посреди самой широкой улицы, старьевщик терпеливо ожидал, пока шуртанские бабы торопливо несли к нему тяжелые узлы с тряпьем. И отдав поклажу, довольные возвращались обратно домой, зажав в ладошке несколько заработанных медяков.

      Для неизбалованной впечатлениями деревенской детворы, даже грузовик являлся в их представлении- чудом техники. И когда водитель полуторки отправлялся в путь, гурьба мальчишек, с криками восторга долго бежала за ним вслед, пока машина не скрывалась из виду.

      Впервые, наконец, у нас с сестренкой появились игрушки. Мы с увлечением крутили механический диск юлы, собирали кубики, смотрели в трубочку- калейдоскоп, в котором при каждом повороте рук, появлялись замысловатые комбинации фигурок из разноцветных стеклышек.

      Я начала замечать, как одеваются девочки моего возраста, и однажды надела без спроса белое платье сестры, которое было ей несколько великовато, но идеально подходило для моей фигуры. Довольная собой, я вышла на улицу, невольно предвкушая, чтобы кто-нибудь меня заметил... Но заметила к несчастью мама, идущая с работы.

    - Сними немедленно,- строго начала она, не слушая никаких возражений.- Ты что, маленькая, коленки так оголила? Постыдилась бы людей, в таком коротком платье ходить... Сейчас же домой!

      И повернула меня за плечо обратно к двери. О, мамины нравы! С занудной постоянностью, вольно или невольно вытравлявшие из моей души ростки женственности,..искажая приятие и осознание себя во взрослом мире.

      Что было взять с моей милой мамы, так и не попытавшейся задуматься, осмыслить, изменить убогий багаж того опыта, что вынесла она с детства.

      Запреты и ограничения- являлись для нее главным руководством в воспитании, вызывая гнев и досаду при любом его сбое. И истоки их крылись не только в копировании жизненных устоев, перенимаемых с собственной матери Ольги Андреевны, отличавшейся в семье авторитарным и деспотичным характером, но являлись на деле более тонкой, завуалированной проблемой.

      Она заключалась в маминой беспомощности в домашних делах. Основную работу по хозяйству вела бабушка.Не обученная грамоте и школьным наукам, деревенская женщина умела прясть, ловко скручивая на веретено нить из козьей шерсти, умела выкроить и сшить нам с сестрой платьица, приготовить вкусную еду, суметь освоить в своем еще довольно молодом возрасте многое из обыденных дел, что необходимо знать самостоятельному человеку.

      Строптивой маме невольно приходилось перенимать бабушкин опыт. На ее замечание, чтобы она обучала меня посильным трудовым навыкам, мама, как правило, отвечала:" Наработается еще"...

      По сути, не умея шить,нельзя было обучить дочь этому простому и несложному занятию. Бабушкино воспитание не принималось. Мама не понимала, что творила, оказывая подобной заботой- "медвежью услугу" и закладывая тем самым в мою судьбу- черты приспособленчества и последующую зависимость от чужих людей.

      Да, детей в 6- летнем возрасте в то время уже не считали за детей. Они были полноправными помощниками взрослых.

      Никогда не забуду встречу с 5-летней девочкой, маленькой умелой хозяйкой, в совершенстве разбирающейся в домашних делах. Даже рассуждала она в беседе свободно и деловито, словно умудренный жизнью человек.

      Возможно, развитая самостоятельность с юного возраста определяла и более высокую цель в развитии личности. Глубокая осознанность и понимание сложившейся ситуации, позволили и малым, и старым вынести все тяготы войны, беды послевоенных мытарств. Ведь по жизни такой народ уже был победителем.

      Приближалось время моего обучения в школе. Мама начала показывать мне буквы, чтобы хоть немного дать представление об алфавите. Но то и дело уходила на кухню, отвлекаясь на неотложные дела. Оставшись в одиночестве, я начала разбираться в азбуке сама. Помню свой восторг, когда из букв я самостоятельно составила слово. Вскоре читать для меня уже не представляло труда.

      Школа несколько отличалась от строения обычных деревенских изб. Здание, сложенное из бревен в виде прямоугольника, имело вид мрачный и неухоженный. Собственно, не лучше было и внутри.

      В комнате с голыми стенами и отваливающейся штукатуркой, стояло два ряда парт. Тот ряд, что был ближе к окну, заняли первоклассники, на второй ряд- посадили учеников, уже перешедших во 2-й класс. Занятия шли одновременно. Учителя, перебивая друг друга, преподавали нам школьные предметы.

      Мы не понимали, почему наша учительница то и дело на какое-то время, убегала из класса. А после очередного ухода- за стеной, разделявшей комнату и коридор, слышались громкие стоны. Мы пугались, что молодая женщина больше не вернется.

      Вскоре преподавательницу нам заменили. Причину мы впоследствии узнали: у прежней учительницы родился ребенок.

      Мама в Шуртане работала продавцом в сельпо, бабушка- на птицеферме. Сестренка до вечера находилась в садике. Отец, как обычно, возвращался с полеводческих работ очень поздно.

      И какое-то время, после школьных занятий, я оставалась предоставленной лишь самой себе.

      Однажды несколько  ребят и девчонок из нашей школьной комнаты позвали меня играть на луг. Большая поляна находилась на задворках деревни. Малышня ходила туда редко: только, пожалуй, ради любопытства, чтобы заглянуть в заброшенный колодец и побросать камушки в пугающую темноту.

      Подгнившие срубы колодца стояли прямо на земле, возвышаясь почти во весь наш рост. На бревнах лежало несколько дощечек, прикрывавшие отверстие внутрь.

      Кто-то из заводил ребячьей команды предложил пройтись по шаткому настилу над колодезной дырой. Это был смертельный трюк, но стайный инстинкт ребятни заглушал чувство самосохранения.

      В тот день я имела все шансы не вернуться домой. Когда отчаянные шалопаи сумели продемонстрировать свою храбрость, наступила моя очередь. Еле живая от страха, я взобралась на настил. Осторожно прошла по одной дощечке, по другой, но деревяшка, которая находилась в наклонном положении среди бревен, вдруг сдвинулась с места и затрещала, лишь только я ступила на нее ногой.

     Время для меня остановилось. Как в замедленной киносъемке я увидела испуганные лица девчонок и мальчишек, их протянутые руки ко мне. Ухватив за запястье, ребята скопом вытащили меня из колодезного отверстия. Тотчас, все дощечки обвалились и плюхнулись в воду. Моя маленькая жизнь едва не закончилась тогда в этом старом, вонючем колодце.

     На подкашивающихся от пережитого страха ногах, я поплелась домой. Родителям ничего не сказала, опасаясь взбучки за непослушание. Но нервный шок видимо даром не прошел: на 2 дня у меня пропал голос.

     Наступила зима. Однажды мама, находясь в хорошем расположении духа, взяла меня с собой в районный городок Красноуфимск. Тихая и смирная лошадь перевезла нас на санях по льду реки на другой берег.

     Пока мама оформляла заказы на товары в сельпо, я немного отошла в сторону. И вдруг увидела 2-х этажный дом барачного типа. С широко раскрытыми от удивления глазами, я смотрела на это строение, как на Пизанскую башню. Особенно привлекали многочисленные (по-моему мнению) окна, расположенные на обоих этажах дома. До этого времени я даже не подозревала, что люди могут жить не только в деревянных избах, но и иметь какое-то особенное жилье, покруче...

     Удивил однажды и папа. Впервые он повел меня в клуб смотреть кино. Мой первый увиденный фильм повествовал о танцах Махмуда Эсамбаева. Я ошалело разглядывала дивные, красочные постановки номеров великого артиста. Но с непривычки, однако, фильм утомил. Не понимая ничего в хореографическом искусстве, кино мало затронуло мою душу.

     Могла ли я знать, что 12 лет своей жизни отдам затем именно танцу, самозабвенно занимаясь в балетных студиях и эстрадных коллективах художественной самодеятельности! Могла ли тогда предполагать, что через долгие 25 лет судьба снова подарит встречу с Махмудом Эсамбаевым и уже вживую, на сцене, я увижу его уникальные танцевальные творения!

     Особенно впечатлял известный бразильский ритуальный танец "Макумба". Душа трепетала в вихре шаманских ритмов... Все тело, словно пронзало электрическим током, и казалось, будто каждая клеточка его вибрировала в состоянии экстаза.

     Это невозможно описать, это надо было только видеть!

     Но пока моя жизнь шла своим чередом. Неожиданно у меня началась дружба с мальчиком, года на два старше меня. К мальчишкам, как и все девочки,я относилась настороженно и поначалу избегала его, как только он приближался ко мне. Но доброжелательность мальчугана все же расположила. Мы вместе играли, собирали на земле гайки, подшипники,.. и умелыми руками он сооружал самокат. Я устраивалась на дощечке, прикрывавшей колесики и так, вдвоем, мы катались по улицам. Я впервые почувствовала, что могу быть кому-то нужна и интересна, как человек. Впоследствии, никогда и ни с кем, за всю жизнь я не испытывала такой радости общения, как с этим мальчиком.

     Но мама, заметив нашу привязанность друг к другу, стала пресекать встречи. Почему-то считалось, что девочке нельзя дружить с мальчиком. И вызывало у родителей определенные подозрения.

     Но ведь мы были дети...И лишь игры увлекали нас в то время.

     Зимой я испытала горькую обиду на маму. Дома окотилась кошка. Но котята оказались не нужны.Забрав от кошки два маленьких, беспомощных комочка, мама вышла на крыльцо и бросила их в снег. В ужасе, в одном платье и носочках, я выбежала на улицу в 30-ти градусный мороз. У забора они провалились в ямку и жалобно пищали. Моя рука не пролезала в узкую, ледяную расщелину, чтобы их достать. Горько плача, я пыталась пальцами расковырять лед. Снег окрасился кровью,но я не замечала ни боли, ни мороза.

     Из дома вышла мама и в гневе, оторвав мои руки от забора, начала избивать, волоча меня за руку к дому. Внезапно обернувшись в сторону, я увидела своего маленького друга, который смотрел на меня с жалостью и состраданием. Он ничем не мог мне помочь.

     А я испытала лишь горькое унижение и стыд. Что он мог подумать тогда про меня? Я избегала его несколько дней, но он все же подошел первым. И по его взгляду поняла, как он страдал все это время,думая обо мне.

     Вскоре произошел еще один страшный случай, касающийся нашей семьи. Отец работал в колхозном хозяйстве агрономом и в споре, при какой-то разборке, обругал и ударил рабочего. Поздней ночью мы проснулись от сильного грохота. Несколько человек колотили в ворота, чтобы ворваться в наш дом. Это буйство продолжалось с час или два. Мы все тряслись от страха, ожидая наихудшего.

     Но наконец грохот стих и больше никто до утра нас не беспокоил. Дом, к счастью, колхозники поджигать не стали.

     На другой день отец спешно велел грузить вещи в грузовик, и мы выехали на новое место жительства.

     Я искала своего друга, чтобы попрощаться, но он отлучился куда-то по домашним делам, и наша последняя встреча не состоялась. Уже тогда мое сердце чувствовало, что я лишилась чего-то самого ценного и настоящего, лишилась истинной дружбы, оставшейся из далекого детства в памяти и по сей день.