Люди и золото

   Закрытый военный городок, обнесённый высоким бетонным забором. На территории жилого городка два десятка домов офицерского состава, несколько магазинов, кафе и комбинат бытового обслуживания.
  Взвод лейтенанта Мышкина на гарнизонных хозяйственных работах и называется дежурным подразделением. По твёрдому убеждению командира роты капитана Усикова, специалиста по части армейского юмора, "для молодого офицера-лейтенанта существует два устойчивых состояния: он, или - копает, или - не копает". Наверное поэтому, ротный, в ответ на приветствие лейтенанта "Здравия желаю, товарищ капитан!", похлопал Мышкина по плечу и произнес:
  - Гамлетовский вопрос "копать или не копать" дежурному взводу сегодня, решён: - КОПАТЬ! На этот раз задача проста. Необходимо отрыть траншею под трубы водоснабжения от насосной станции до строящегося жилого дома, через всю жилую зону. Вооружайте народ кирками и лопатами и выдвигайтесь на исходное положение,-к водокачке. И, помните, каждый боец должен выполнить свой объём работы, а взводный обязан проверить качество исполнения. Доверие без контроля порождает низменные инстинкты.
   В заключении, капитан Усиков проинструктировал по технике безопасности, вспомнил картину неизвестного ему средневекового художника "Нападение греков на водокачку" и, после риторического обращения к самому себе: " Вопросы есть?... Вопросов нет", приказал:

  - Выполняйте! Вперед, без страха и сомнения!

   Протяженность траншеи составляла около пятисот метров, а во взводе тридцать боевых штыков, поэтому, без раздумий и лукавого мудрствования, Мышкин отмерил каждому бойцу по пятнадцать "широких шагов", назначил ответственных за стыки между индивидуальными участками, довёл расчёт времени на копание, перекуры и туалеты. Для поднятия боевого духа и воодушевления употребил несколько армейских шуток. Смеха и задора это не вызвало, но к работе приступили с улыбкой.

   Когда время подошло к обеду и призывно прозвучал сигнал полкового трубача: "Бери ложку, бери хлеб...",- у траншеи оставили одного сержанта, остальные отправились по зову трубы на обед. Мышкин, по причине холостяцкого безденежья, обедал в "стекляшке",- офицерском  кафе. Не прошло и получаса обеденного перерыва, когда в кафешку прибежал взволнованный сержант Неклюдов и сообщил, что наткнулся лопатой на какой-то железный ящик, очевидно, сейф с двумя внутренними и двумя, проржавевшими навесными замками. Сейф тяжёлый, но Неклюдов вОлоком его вытащил из траншеи в кусты и решил доложить лейтенанту.

 Находка производила таинственно-зловещее впечатление. Изготовлен с немецкой педантичностью и качеством: на ржавой крышке фашистская свастика, очень удобные ручки, с углублениями для пальцев, замки в потаённых петлях.
 Проинструктированный до состояния зомби, на все случаи жизни, лейтенант Мышкин, приказал Неклюдову доложить о находке командиру роты, а сам, по телефону проинформировал полкового особиста, майора  Синицына. Ротный командир через посыльного Неклюдова велел до прибытия начальника особого отдела никаких действий не предпринимать.
 
 Майор Синицын, в полковом обиходе,- "молчи-молчи" или "Кум", контрразведчик, отродясь не разоблачивший ни одного шпиона, и вынужденный подсматривать, подслушивать и писАть доносы на блудных, инакомыслящих и злоупотребляющих гарнизонных грешников, примчался незамедлительно. Окинул взглядом место, откуда извлекли ящик, уточнил КТО нашел, долго и внимательно смотрел, то на ящик, то в траншею, то на Неклюдова и Мышкина. Наконец, решение созрело и находку перенесли в кабинет оперуполномоченного. Расстелили плащ-палатку и с помощью пилы по металлу, лома и нехитрого подручного инструмента вскрыли сейф.
 Когда открыли верхнюю крышку, то были шокированы блеском золота и драгоценностей. Восемь золотых театральных биноклей, золотые украшения, драгоценные камни заполняли верхнюю часть того, что открылось взгляду. Бинокли лежали беспорядочно, не только на поверхности, но и в массе цепочек, кулонов, ожерелий и перстней, подвесок и разнообразных изделий из золота (серьги, браслеты, жучки, паучки, сердечки...). Коррозия и ржавчина покрыла стальные детали в поворотных механизмах биноклей, образовались причудливые формы, похожие на кораллы. На фоне блеска червоного золота, эти образования создавали сказочно-фантастическую картину. Зрелище открылось завораживающее и, в тоже время, подспудно, появилось какое-то волнение и тревога.

   "Кум"-Синицын, извлёк из ящика бинокль, другой рукой сгрёб, сколько в неё вместилось, золотых украшений и некоторое время сосредоточенно их рассматривал. Затем, пришел в себя, и обращаясь только к лейтенанту, сказал:
 
  - Мышкин, идите с сержантом в соседнюю комнату и напишите на моё имя обязательство о неразглашении информации о сейфе и его содержимом.
 
  Пока лейтенант и сержант писали обязательство, майор Синицын несколько раз озабоченно заглядывал, и не произнеся ни слова, опять убегал к ящику. Возбуждённый, с капельками пота на лице и блуждающим лукавым взглядом, Кум производил впечатление раненного зверя. Метался, заглядывал в глаза, c опаской и недоверием перечитал обязательства свидетелей, и к удивлению и замешательству Мышкина, потребовал показать содержимое карманов и снять обувь. Убедившись в том, что в карманах, в носках и складках одежды ничего нет, Кум присел на стул, и глядя через открытую дверь на сверкающую всеми цветами радуги массу золота и драгоценностей, начал сбивчиво рассуждать вслух:
  - Надо всё сделать по-порядку. Позвонить в особый отдел штаба армии и доложить, что найден клад... Или, может быть, отвезти сейф до отдела мотоциклом?... Нет, не так... Сначала составить опись, протокол и все туда внести: вес золота, количество и стоимость... Мышкин, как думаешь?
 
   - Товарищ майор, вам конечно виднее, но мне кажется, что надо доложить командиру полка, а ящик закрыть и сдать под охрану караула. Утро вечера мудренее. Честно говоря, не рад, что попал в эту историю и не совсем понимаю, что сейчас происходит. Для чего нужны наши письменные клятвы и обет молчания? Почему такая секретность? Что вы искали в наших карманах? - дерзко выпалил лейтенант.
  Всю, скопившуюся за  время совместной службы, неприязнь к Синицыну вложил Мышкин в эту короткую фразу. Всё в этом человеке, от бегающих порочных глазёнок, посаженных на лоснящуюся конопатую физиономию и до вкрадчивых кошачьих повадок, соответствовало собирательному образу Мефистофеля в военной форме. Никаких авторитетов для Кума в полку не существовало. Его нигилизм был основан на родовой, генетической парадигме опыта каждой советской семьи: "по доносу в особый отдел могут посадить или отправить в ссылку, даже без суда и следствия". Особистов опасались. Высокопоставленные военные с ними заигрывали, а младшие офицеры называли их "молчи-молчи" и прекращали общение в их присутствии.
 Синицын, как паук, восседал в центре сети осведомителей. Сексоты "работали" из-за страха, а не по совести или убеждению. Вознаграждением за доносы на своих командиров и товарищей для осведомителя, чаще всего, служило послабление коротких поводков-компроматов или какие-то эфемерные обещания.

 От неожиданной дерзости у разбалованного "уважением" Синицына перехватило дыхание и глаза налились кровью. Захлебываясь от негодования он с трудом подбирал слова:
 
 - Лейтенант, ты обалдел что-ли? Что тебе не понятно? Напоминаю, и ты, и он,- Кум стрельнул глазами на сержанта,- в особом отделе... Никаких докладов командиру полка! Вообще, эта тема закрыта для всех, вы оба дали подписку о неразглашении информации. Чтобы не подогревать интереса и не создавать излишней таинственности, всем интересующимся вы должны говорить:
 - Сейф, на самом деле, нашли. Вскрыли. В нем какие-то документы времён войны. Особый отдел разбирается. Всё, ни слова больше! Понял?


 


 Поздним  вечером, после нескольких часов общения с оперуполномоченным в его кабинете, Мышкин и Неклюдов, выжатые как лимон, голодные и уставшие физически, наконец, получили разрешение выйти на свободу и действовать по своему плану. Напуганные возможными последствиями разглашения секрета, договорились на все вопросы однополчан о сейфе, отвечать односложно, как научил Синицын.
  Но, как оказалось, весть о находке некоего клада с золотом и драгоценностями, причем, в нескольких вариантах, уже живет в гарнизоне своей жизнью. Первым, кто сделал удивлённые глаза, когда услышал "легенду Кума" из уст Мышкина, был командир роты Усиков. Капитан с недоумением посмотрел на Мышкина и разочаровано сказал:
  - А весь гарнизон "гудит" о сундуке с золотом?

 Пришлось ограничиться уклончивым ответом:

  - Ящик был забит документами и ничего больше...
 
  В офицерской гостинице Мышкин "сожительствовал" с двумя "сокамерниками": двухгодичником, младшим лейтенантом Костей Горенковым, по уменьшительно-ласкательному прозвищу (из-за обильного волосяного покрова на груди и спине)-"Барбос", и кадровым офицером, старшим лейтенантом Потаповым Ильей, в узком кругу друзей,- "Потапом".
 Весть о кладоискателе Мышкине в холостяцкую обитель принесла Варвара, молодая "леди Макбет" гарнизонного масштаба, которая по причине любвеобильности, сделала Барбоса и Потапа рогатыми "под-одеяльными" братьями.

 Друзья встретили Мышкина со светскими почестями:
  - Что же это делается, князь Викентий? - с лукавым притворством паясничал Потап,- все только и говорят о вас, подпоручик! Только мы с Барбосом, ваши лучшие друзья, узнали новость совершенно случайным образом! Представьте наше положение: лучший друг, в одночасье, становится сказочно богатым, а мы об этом узнаем последними! Весь ужас еще и в том, в каком виде и кто нам об этом рассказал! Неверная боевая подруга действительного студента - "пиджака" Горенкова, Варвара, поведала, что своими глазами видела, как вы, Кеша, с мешком на горбу, под конвоем Кума, проследовали в пыточную. Бедная Варвара, по слабоумию, предположила, что вас задержал майор Синицын на горячем, при попытке хищения гречки на продскладе! В ноги кланяйтесь Барбосу, - это он, хотя и кобель, но Варвару облаял.

 Мышкин  молча снял сапоги, портупею и включился в игру:

  - Спасибо вам, дрУги, за спасенную честь, но Варвара оказалась, всё-таки, ближе к истине. В ящике со свастикой была не гречка и не золото, а какие-то секретные штабные документы времен войны, и нашёл его сержант, а не ваш покорный слуга.
               
  Все последующие дни прошли под знаком бесконечного количества "блиц-интервью" Мышкина о содержимом найденного сейфа. Но, чем упорнее он отрицал информацию о кладе с золотом, тем большим количеством подробностей обрастала эта история. В глубине души Мышкин предчувствовал, что начинается какая-то тревожная полоса в его жизни, а когда пытался понять причину тревоги, подсознание, почему-то, нашептывало роковые и судьбоносные словосочетания: "золото и люди", "люди и золото"...

 
 Офицерская профессия, если это призвание — тяжелый ратный труд, добровольная жертвенность и ограничение в правах и свободе на несколько десятков лет. Офицер, как коньяк: чем больше у него выдержка, тем больше звёздочек, и тем он ценнее и дороже.
 И в этом смысле, стойко преодолевая лишения и трудности военной службы, географически перемещаясь "куда пошлют", офицер получает очередные звания, должности, боевой опыт.
 Лето 1980 года для лейтенанта Мышкина было знаковым не только потому, что в Москве проходили Олимпийские игры, в Афганистане продолжалась война, а еще и потому, что он готовился к женитьбе, к получению очередного звания и, не совсем вовремя, попал в историю с золотом и Синицыным. Кум, в буквальном смысле, не давал жить и дышать. Сначала, два-три раза в неделю, приглашал к себе в кабинет, чтобы уточнить: исполняют-ли обет молчания Мышкин и Неклюдов? Позднее, вызовы и беседы приобрели форму запугивания и вербовки к сотрудничеству в качестве сексотов. Решительный отказ от сотрудничества,- по словам Кума,- без последствий остаться не может. Вскоре, сержант Неклюдов, был отправлен к новому месту службы, - в Афганистан. Об этом Кум доверительно сообщил строптивому лейтенанту и добавил:
 - Слышал, что ты в отпуск собрался и свадьбу спланировал? Это хорошо. Завидная у тебя невеста, в прошлое воскресенье видел вас вдвоем с ней... И карьера складывается не плохо, получишь "старлея", а дальше поставят ротным и все будет, как "в книжках пишут". Главное, самому себе не навредить, и чтобы "судьба-злодейка" не вмешалась. Все в твоих руках.

 Прошло около недели и Мышкина вызвал командир полка. В кабинете полковника Диденко находились начальник отдела кадров подполковник Гусельников и майор Синицын.
  - Разрешите войти? Здравия желаю! Товарищ полковник, лейтенант Мышкин по вашему приказанию прибыл!

  - Здравствуйте, Викентий Павлович, - командир полка поднялся и протянул руку Мышкину.
 Полковника Диденко Ярослава Васильевича в полку уважали не за должность и звание, а за человеческие качества: доброту, остроту ума, совестливость.
Видно было, что вызвал полковой командир Мышкина, чтобы сказать ему что-то такое, чего-бы ему не хотелось говорить.
Полковник прокашлялся, и обращаясь не только к лейтенанту, а ко всем присутствующим зачитал выписку из приказа Командующего военным округом о направлении лейтенанта Мышкина для дальнейшего прохождения службы в составе
40-й армии.
 
  - Вы кадровый офицер и понимаете, что речь идет об исполнении интернационального долга. Командование полка, отдел кадров и особый отдел считают вас достойным для представления на должность командира роты с присвоением воинского звания "старший лейтенант" досрочно.
Молодой, энергичный... Большому кораблю — большое плаванье!

 Мышкин был ошарашен, но приложил руку к головному убору и ответил "на автомате", как учили: "Служу Советскому Союзу!"
Очередное воинское звание "старший лейтенант" Мышкин получил досрочно и через месяц на транспортном самолете прилетел в Кабул.
Роту принял, после ее возвращения с боевых действий.