Путешествие в страну И... продолжение

Глава 4. Село Философское (продолжение)

“Я представляю вам учение Любви и Истины”, - начал я так, будто бы речь шла об очевидном и давно мне известном, - “Любви как состояния человека, Истины как его цели. Вне любви и вне истины, вне любви к истине, человек находится в состоянии вражды и заблуждений, то есть во Лжи. Мое учение направлено на то, чтобы помочь человеку освободиться от лжи. Вот так, если в двух словах.”

Я замолчал, оглядывая слушателей. На душе было ясно и светло, она ликовала – наконец-то я выразил словами то, что давно жило во мне, выразил именно так, как хотелось – в форме Учения. Учения для Своей Вселенной. Спасибо Петру Афанасьевичу и его “чаю”! Прав был Федор – не простой это напиток, здешний чай…Повышает философские потенции – это уж точно. Я вспомнил Вики и его маму – а, может быть, и не только философские? Мысли о Екатерине Юрьевне вызвали прилив радости и энергии, захотелось бросить тут все и побежать к ней…

Возникшая пауза сменилась бурным обменом мнений. Присутствующие сразу же нашли множество подобных учений с древнейших времен до настоящего времени. Раздались вопросы, в чем же отличие моего учения от уже существующих, или же оно почерпнуто от кого-то? Петр Афанасьевич, однако, повернул дебаты в другое русло:”Друзья мои, не будем уходить от главного – ведь, я надеюсь, все мы согласимся с тем, что любовь и истина, действительно могут составить фундамент полноценного учения. Другое дело – кто и как их понимает. Но об этом давайте поговорим позже. А пока – всем вам вопрос: у кого имеются принципиальные возражения против русланова учения? Ведь в нашем краю он первым провозгласил эти аксиомы.” 
 
К моему огромному удивлению, все сидящие подняли руки, даже школьный учитель. Первым выступил цыган:”Любви не существует. Истины тоже. Есть мужчина, и есть женщина. И между ними – страсть и война. Настоящий мужчина должен обладать красивой женщиной и львиным сердцем. Без раздумий вонзить нож в любого, кто посягнет на него и на его женщину. Как лев, вонзающий острые зубы в пришедшего бродячего пса!” И он посмотрел мне в глаза долгим взглядом. Я вспомнил его танец с Екатериной Юрьевной – он, действительно, обладал ее телом во время танца и, надо сказать, не без ее согласия и удовольствия.

“Ваше мнение, мой друг?” – обратился хозяин стола ко мне. Цыган выглядел так, будто бы его нож был уже в моем сердце. Я, однако, был совсем иного мнения:”Если Любовь и Истину я одену в белые одежды, то Страсть и Войну – в кроваво-красные. Они – орудия Лжи. Одно вызывает другое, одно живет другим. Для Лжи признать существование Истины означает смерть, Ложь питается многими неправдами, в том числе страстью и войной. Обладая телом, еще не обладаешь душой, а это – Ложь. Лев, конечно, может разорвать бродячего пса, но настоящий философ ему, увы, не под силу. Философ, обладающий Истиной, может уничтожить льва,” – я увидел  вытянувшееся цыганово лицо, - “но вместо этого он, скорее всего, поместит его в зоопарк как прибежище экзотических заблуждений,” – теперь мой взгляд переместился на Петра Афанасьевича. Тот одобрительно кивнул мне головой, словно хотел сказать, что для начала было довольно неплохо.

Следующей оказалась цыганка. Она сказала:”Все то, о чем говорит Руслан, называется Песней. Песня – это стебель и цветок. Если отделить одно от другого цветок будет мертвым. Она взяла гитару, протянула ее цыгану:”Играй, чаворо!” и запела:” Ту и мэ, май миндык туса бахталэ,  ту и мэ, май миндык туса дуйжэнэ”…

Голос ее, поначалу глубокий и нежный, зазвенел пронзительной струной: “Ту и мэ, мэк пэ кадо баро трайо! Ту и мэ мэк андэ кади бари люма-а-а!!!” – а потом вдруг взорвался душераздирающим, хрипящим криком:” Ту и мэ, май миндык туса бахталэ!!  Ту и мэ, май миндык туса дуйжэнэ-э-э!!”

…Если в этот момент существовала Любовь, то она была здесь – в ее Песне. От ее Огня моя душа испарилась, взлетела в небо и не желала возвращаться. По лицу двумя ручьями текли слезы, я не мог говорить. Цыганка подошла, посмотрела мне в глаза и сказала:”У него правильное учение. Я с ним согласна.”

Надо отдать должное “команде” – слезы на глазах были не у меня одного, и никто не просил меня комментировать пение цыганки.

Поднялся невесть как оказавшийся здесь незнакомый мне кавказец:”Я в принципэ нэ против ыстины и лубви, но, думаю, ани нэ совсэм, а тачнеэ будэт сказат, – савсэм нэ подходят для учэния. Ана должна апиратса на рэальнасть, на то, что каждий из нас встрэчаэт в сваэй жизни каждий дэнь. Напрымер, матэматика и физика – на цифри, на движение, на врэмя. А часта ти встрэчал любов и нахадил ыстину? Нэ часта, и то – в балшом заблуждэнии. Скажи – я нэ прав? Я лублу харашо пакушат, випит, красивий машина, красивий женщин, штоби била многа дэнег, друзей, уважения. Я лублу красивий жизнь. И все маи друзья любят красивий жизнь. И друзья маих друзей лубят красивий жизнь.  Мнэ гавариль, ти палюбиль наша Катюша?” - Он засмеялся,- “Ти думаэш, ана нэ лубит красивий мущин, дэнгы, машин? Ти думаэш ана будит с табой кататца на лодки? Нэт, ей нужэн багатий, щедрий мущин. Катораму ана магла би атдат сваю красату.” Он обвел всех присутствующих взглядом, как бы ища поддержки. “Паэтаму настаящее учэние далжна апиратца на красату. На такую красату, катораю лубят вси люди. Красата ва фсом – вот на чом аснована мая филасофия”.

Опять упоминание о Екатерине Юрьевне! Похоже, она здесь объект пристального внимания. Однако... Однако, я поймал себя на мысли, что за все время пребывания в селе толком ее даже не разглядел. Не помню ее лица. Можно ли влюбиться в женщину, если ты не помнишь ее лица? А я ведь сказал, что люблю ее. Правда, я сказал это не ей, а ее сыну, Вики. Но что это меняет? Неужели я обманывал его? Я вспомнил ее блузку, мокрую от моих слез,  исходящий от ее тела жар. Что же мы – Вики, она и я чувствовали в этот момент? “Страсть?” “Песню?” “Красату?” Он сказал:”Папа, не уходи!”. Она ответила:”Он всегда будет с нами.” Я сказал:”Я люблю тебя и ее сына”. Я не был “багатий, щедрий мущин”, она не думала “атдат сваю красату”. Мы, трое, были одним целым, и, может быть, мы любили друг друга?

“И чито ти гавариш на мае учения?” – донесся до меня его голос.

Есть вещи, которые я не знаю. И когда о них говорят, всегда думаю – насколько близки к истине говорящие, насколько они искренни, насколько они умны. Может ли их разум передать моему знание, таким, как если бы он сам, лично его получил? Часто люди лгут, думая, что они правы – потому что, обманывая себя всю свою жизнь, не могут иначе. Часто – заблуждаются, потому что не могут без лжи. Ложь – это сильный наркотик, это – оправдание и объяснение многих дел и поступков. В дискуссии ты не знаешь – лжет тебе твой оппонент или заблуждается. Но это не имеет никакого значения когда маленький, совсем крохотный кусочек истины стал для тебя доступен. Когда ты почувствовал ее вкус, который не сравним ни с чем – ни с деньгами, ни с машинами, ни с красивыми женщинами. Не отходи от нее – и тогда самые сложные жизненные перипетии будут распутаны тобой как клубок ниток.

“Я не знаю, гамарджоба, любит ли Екатерина Юрьевна красивых “мущин”, машины, и все остальное не менее красивое. Не могу возразить, ведь она член вашей “команды”. Но Вики ей дороже всех вас, вместе взятых. И тот, кто полюбит его, и того, кого полюбит он, и будет ей самым близким, самым родным, а, значит, и самым любимым мужчиной. Красота преходяща, деньги тоже.  Машины разбиваются, женщины стареют. Временное не может быть фундаментом.  Дом, построенный на нем, вскоре рухнет. Как и твое учение, дорогой, “ – таким был мой ответ. Грузин покачал головой. Может быть, он уже встречал подобные аргументы?

“Позвольте же мне, наконец”, - вступил в дебаты учитель, - “я хочу поддержать нашего гостя в его критике моих друзей. Кстати, почти то же самое я им говорил неоднократно. Но, смею обратить его внимание, что его аргументы могут быть направлены точно так же и против его собственной теории. Думаю, что не открою секрета, сказав, что и любовь, и истина так же преходящи. Пускай не так быстро как страсть, которая иногда неизвестно куда исчезает после акта совокупления. Или  как красота, которая с возрастом теряется, особенно у женщин. Любовь проходит или превращается в уважение и привычку. Истина становится прописной либо же требует слепой веры, теряя свою суть. Простите меня, Руслан, но ваши основания – всего лишь плоды разума или души – как вам будет угодно. Настоящее же философское учение должно стоять на более прочном фундаменте, чем разум. На том, на чем стоит сам разум. Я называю это  - Мир, Природа, Вселенная, если хотите. То, что бесконечно существовало до появления человека, и что будет существовать  вечно и после его исчезновения, если не дай бог таковое произойдет. Человеку никогда не познать Истины, он всегда будет исчезающей точкой между бесконечностями прошлого и будущего. Но эта точка – может и должна дерзать, может и должна восхищаться бескрайним Космосом!“

По ходу дискуссии я не забыл наставление Федора следить за собой. Понятно было, что он имел в виду действие пресловутого “чая”.  Я заметил, что “чай” сделал меня крайне уверенным в своей правоте, таким, каким я никогда в жизни не был. Принцип подвергать все сомнению я всегда применял первым делом к себе самому, а поэтому зачастую выглядел бледно на фоне напористых и нагловатых собеседников. После слов учителя “чай” спровоцировал меня на несвойственное мне ехидство:”Ваше учение заслуживает почетного звания “Философии точки”. Не о вас ли было сказано:”Кто ты, незнающий мира? Сам посмотри – ты ничто. Ветер – основа твоя, ты – богом забытый – ничто. Грань твоего бытия – две бездны небытия. Тебя окружает ничто, и сам внутри ты – ничто.” Раздался смех. Учитель обиженно замолчал. Я попытался исправить положение, сказав, что иногда поэзия бывает убедительнее логики, хотя и черезчур образной.   

Выступили все оставшиеся, кроме угрюмо сидящего Федора и свернувшейся в клубочек дремлющей в кресле рядом со своим хозяином Люсеньки. Наконец, поднялся Петр Афанасьевич:“Надо отдать вам должное, дорогой наш Руслан. Вы внесли свежую струю в наше общество, высветили ряд слабых мест в наших рассуждениях, над которыми нам предстоит еще подумать. Больше всего мне понравились ваши слова насчет точки. Но здесь вы упустили одну маленькую, но важную деталь. Да, вы совершенно правы, одна точка это – ничто. Но несколько точек  - уже нечто. А когда эти несколько точек объединены одной целью, когда в своей совокупности они составляют картину – это уже серьезная сила, это наша команда. Вы видели уже, что мы сделали, но я расскажу вам больше. Мы превратим наше село в образец, которому будет следовать  цивилизация, создавая подобные очаги мысли и культуры по всему миру, когда одаренные люди будут уходить из мегаполисов в вот такие поселения, объединяющие их по духовным и интеллектуальным интересам, вне рамок государств, наций и иных преград. Пусть же философская наука станет первой на этом пути! Теперь же о вашем, так сказать, учении. В отличие от нашего, пускай во многих отношениях несовершенного, ваше имеет одно свойство – оно бесполезно. Да, да, мой друг, абсолютно бесполезно. Как все мы знаем, истиной обладает один всевышний, но это не предмет для науки, это вопрос веры. А любовь…любовь, мой дорогой, есть то, о чем все говорят, но никто не знает что это такое. И вы, я надеюсь, тоже. Посему то, о чем вы говорили, не есть философия, а скорее – поэзия, романтика, мечтательство. Не обижайтесь, пожалуйста, на мои слова. Я прав, мой дорогой Феденька?”

Вопрос Федору, видимо, был задан неспроста. Петр Афанасьевич явно подталкивал его к участию в “дебатах”. Похоже, он был здесь той острой приправой, без которой даже самое изысканное блюдо невкусно.
Федор, набычась, посмотрел на хозяина, потом произнес:”Ну что ж, иди за чаем”. Вызов был принят, публика оживилась. Влив в себя содержимое принесенной чашки, он проговорил:”Относительно Руслана вы абсолютно правы, дорогой босс. За исключением, одной малюсенькой детали, как вы изволили сами выразиться. Его Истины, может быть, и не существует, но зато существует ее уродливый близнец – Ложь, о чем он нам успел сказать. И здесь, в нашей деревне, ее концентрация достигла, действительно, уникальных масштабов. А в вашем дворце – ее сердцевина, ее источник.”

Наступила зловещая тишина. Петр Афанасьевич покрылся пятнами. Таких слов, наверное, он не ожидал. Между тем, Федор молчал, глядя прямо ему в глаза, будто бы наслаждаясь произведенным впечатлением. Угрюмость сошла с его лица, оно просветлело, он стал необычно спокоен. Петр Афанасьевич медленно произнес:”Любая наука, в том числе и философия, имеет доказательный характер. Я, надеюсь, вы приведете доказательства?”

Федор, казалось, обрадовался этому вопросу:”С большим удовольствием, мой дорогой враг!” – он усмехнулся, - “теоретический, конечно же. Первое доказательство стоит у вас на столе – это ваш паршивый чаек. Может быть, вы откроете нам его формулу? Или некие службы это не позволят сделать? Второе доказательство – это наша деревня. Райский уголок посреди океана нищеты и опустошения. Могут ли в пустыне расти розы? Нет. А если мы их вдруг там увидели – как это называется? Третье доказательство – это вы сами. Почему же вы не озвучили свое, так сказать, учение? Может быть, вам неловко перед этим романтиком и мечтателем?” - он кивнул в мою сторону, - “так я помогу. Ваше учение – власть и деньги. Вот ваша любовь и ваша истина. И вам надо отдать должное – эти два столпа вас никогда не подводили. За деньги вы приобрели все – и красивых женщин, и красивые машины, и красивый дворец. И нашу деревню. А теперь и философию хотите приобрести? Но я вас немного разочарую – ее здесь нет, так что вы с успехом сможете прикупить себе… большую кучу лжи! И так же удачно ее продавать!! ” – он густо рассмеялся, - “Поздравляю вас с приобретениями, великий торговец ложью!“ – он расхохотался еще сильнее, затем, плюхнулся в кресло. “Петенька, сгоняй еще разок за чайком, а? Больно уж пробирает твоя лжеводица!” 
 
“Как тебе не стыдно! Как ты можешь так говорить! Ты же гость!” – воскликнула Лейла со слезами на глазах, - “Петр Афанасьевич, простите нас ради бога! Перебрал мой муж, вот и говорит что попало.”

“Лилечка, пожалуйста, не волнуйся” – директор вновь обрел свою прежнюю невозмутимость и добродушие, - “Федя абсолютно правильно рассуждает, если принять во внимание объем доступной ему информации и его радикальный анархизм. Эмоции – штука очень полезная в дискуссиях, если они не вредят доказательствам, а с ними у Федора дела обстоят  очень даже неплохо. Более того, при всей остроте критики, он – полноправный член нашей команды. Кто бы как не он мог устроить такой шторм кораблю, мог проверить его на крепость?” И, обращаясь к Федору:”Я бы с удовольствие сгонял за чайком, но, боюсь, он не добавит тебе аргументов в споре. А как ты знаешь, этот напиток мы употребляем исключительно с научными целями. Пользуясь присутствием у нас в гостях философа с кристально чистым критерием оценки – его Истиной – я попрошу его попробовать применить этот критерий к оценке наших с Федей теоретических разногласий. Заодно мы проверим на справедливость некоторые наши  утверждения о бесполезности его учения. Вы не против?” - он повернулся ко мне.

Я с радостью согласился. При всем драматизме ситуации я был в приподнятом настроении – эти люди не только заставили меня сформулировать свое “учение”, но и дают возможность применить его на практике, в самой гуще философской среды!

“Так вот, мой уважаемый коллега и оппонент”, - начал Петр Афанасьевич, учтиво поклонившись, - “я заранее прошу у вас прощения, что не имею право предоставить интересующую вас информацию в полном объеме, поскольку имею юридическое обязательство перед государством. Перед тем государством, необходимость и пользу которого вы отрицаете. Наша миссия здесь – один из проектов, входящих в программу разработки новых направлений развития общества. Оазис в пустыне, но созданный целенаправленно, в благих целях. Может ли выжить посаженный в пустыне цветок без полива и удобрений? Что можно сделать в наше время без денег, без полномочий, без власти? Ни-че-го. В чем же их вина перед наукой, уважаемый Федор? Они, как и другие инструменты, должны быть оценены философией и поставлены на надлежащее их значению место. Ах, да – о чае! Зачем тебе его формула? Достаточно с вас того, что ты, будучи нищим деревенским трактористом, благодаря ему стал богатым сельским анархистом. В интеллектуальном, прежде всего значении, да и в материальном тоже. Но чтобы ты не думал, что это наркотик, скажу – это не наркотик. Абсолютно точно, можете мне поверить. Это уникальный препарат, аналогов которому нет в мире. Возможно, благодаря ему человечество сделает новый прорыв в будущее, какой оно сделало, открыв книгопечатание или компьютеры. Мы, все сидящие здесь – и Руслан не исключение – имели возможность оценить его эффективность, ведь так?” – он обратился ко мне, и я кивнул ему головой.

Петр Афанасьевич перевел дух. “Теперь скажу немного о себе, раз уж критика коснулась и моей скромной персоны. Да, мне нравятся власть и деньги, и они у меня имеются в достатке, если, конечно сравнивать с вами, дорогой мой Федя. И женщин, причем очень красивых”, - он улыбнулся Люсеньке, - “у меня также поболе вашего будет, хотя и вас бог не обидел”, - он улыбнулся Лейле, - “и еще как не обидел! И я даю им деньги. Зачем я это делаю? Из благодарности. И они их с благодарностью принимают. За что я благодарю? Ну, уж это, извольте вам, любезный, не рассказывать. Это уж, ну совсем никак вас не касается. Но и власть и денежки мной заработаны, так же как и вами, моим собственным трактором” – и он постучал пальцем по лбу, - “правда, не железным, но это уж кто чем может. И если вы боретесь с сорняками земляными, то я – с сорняками совсем иного происхождения. Еще раз, лично для вас, Федя: это моя работа, которую оплачивает мне мое государство.”

“Вот и я изложил вам свое учение” – он довольно обвел всех взглядом. Присутствующие одобрительно ему кивали, улыбались. “Что же скажет наш глубокоуважаемый гость Руслан?” – не дав опомниться, обратился он ко мне.

“А ничего он не скажет!” – рявкнул Федор, - “я сдаюсь, я снимаю свою критику. Ты в очередной раз победил, паук!” Все зааплодировали, Петр Афанасьевич подошел к Федору и протянул ему руку, сказав:”Бой окончен, идем отдыхать? Без обид?” – “Какие уж обиды между Пигмалионом и Галатеей” – ответил тот, пожав его ладонь. Аплодисменты сменились веселым смехом…


Рецензии