Ящик Пандоры

Я уехал из России в .... году и обосновался в Париже. Однако, оказалось, что мои литературные труды и там были никому не нужны. Я жил в крохотной неопрятной квартирке, питался сухарями и таскался по издательствам, предлагая свои сочинения.
Обошёл их десятка три, и когда одному из издателей я в сердцах сказал, что у него такое выражение лица, будто ему на стол положили дохлую крысу, он кивнул и сказал: "Если бы вы принесли мне дохлого мышонка в коробочке из под мороженного, это было бы, по крайней мере, оригинальней и смешнее."
Знал ли этот шутник, что у меня не было денег даже на мороженное?
Однажды я разговорился с бомжом, ночевавшим под мостом в шикарном новеньком спальном мешке. Мужчине было лет пятьдесят: коротко остриженный с сединой в висках брюнет, среднего роста, сутуловатый, с умным, проницательным и вместе с тем мягким взглядом. Меня поразило выражение внутренней гармонии, освещавшее его приятное, украшенное бородкой и усиками лицо. Он свернул калачиком спальный мешок, сел на него и принялся развязывать шнурки на новеньких кроссовках, стоявших рядом.
" Не боитесь, что украдут обувь, пока вы спите?" спросил я, с некоторым недоумением поглядывая на его безукоризненно белые носки.
"Вы из России?" в ответ улыбнулся он.
Мы разговорились, и я поведал ему о своём бедственном положении.
" А вы не пробовали жарить каштаны?" поинтересовался он.
" Зачем?" изумился я.
" Они очень питательны. Я почти год живу на одних каштанах. Собираю их на Монмартре, замачиваю в солёной воде, затем жарю на углях, и через полчаса лакомство готово."
Я бы, наверное, последовал его совету, если бы мне в тот вечер не позвонил Пётр и не предложил срочно приехать
в Россию. Он сказал, что некое издательство хочет выкупить права на одну из моих пьес и не намерено скупиться.
" Но ведь я никогда не писал пьес!" воскликнул я.
" Это не важно, - сказал он. - Просто подпишешь кое какие бумаги, и твоё будущее обеспечено."
Этот аргумент парализовал мой разум. Иначе как ещё можно объяснить, что я клюнул на эту авантюру.
" В конце концов, - подумал я, - если кому то хочется отвалить изрядную сумму за пьесу, которую я не писал, то это его дело. Быть может, он находит в этом какое то своё тайное удовольствие."
Я согласился.
Пётр через Вестерн Юнион выслал мне денег на авиабилет, и поскольку у меня было ещё и Российское гражданство, вопрос был решён.
В самолёте я сидел рядом с возвращающимися из Европы русскими туристами. Они угощали меня водкой, и когда самолёт приземлился, то я смутно сознавал, где нахожусь и чья рука легла на моё плечо. Это оказалась рука Петра. Он закинул меня в машину и повёз к себе домой.
Однокомнатная квартира Петра представляла собой вылинявшую, прокуренную клетушку.
Сколько я помню Петра, он всё время собирался сделать ремонт, однако при этом постоянно торчал у компьютера, сочиняя, так же как и я, никому не нужные опусы.
Мы с ним познакомились в Доме союза писателей, будучи ещё полными розовых надежд на блестящее будущее начинающими писателями. Теперь мы уже не начинающие и не заканчивающие - мы вообще не писатели. Пётр превратился в спившегося хроника, я стал пустобрёхом и тунеядцем. Видимо мы и сдружились, потому что стали изгоями, мусором, который ради социальной гигиены следует периодически сжигать.
Пётр затащил меня в свою прокопчённую хибару и швырнул на кровать.
- У тебя три часа, чтобы проспаться, - сурово произнёс он.
Я ощутил у себя что то твёрдое под головой и, нащупав рукой тапок, достал его.
Изнутри тапка на меня смотрел рыжий таракан и, шевеля усами, проговорил:
- Положи на место, слышь, ты!
Я отвесил челюсть от изумления и потряс головой.
- Верни меня на место! - сквозь стиснутые зубы проскрипел таракан. - Глухой?
Клянусь, у него были зубы. Не такие, как, скажем, у крокодила или собаки, но он мог цапнуть, и будьте уверены, вам было бы не до смеха.
Я отпустил тапок и соскочил с постели.
Пётр рассмеялся и сказал:
- Протрезвел быстрее, чем я думал.
- У тебя в тапке говорящий таракан, - воскликнул я, косясь на грязную, взлохмаченную постель. - Или, чёрт возьми, у меня глюки?
- Это неслыханно! - донеслось из тапка. Таракан вылез наружу и уставил на меня свои зобные глазки. Усы его дрожали от негодования. - По вашему, тараканы не имеют право говорить? Вы уверены, что приехали их Европы, любезный?
- Ну, знаете ли, - я несколько смутился, - это выглядит странно и неправдоподобно. Например, я бы в свой роман ни за что бы не вставил говорящего таракана, потому что читатель сразу поймёт, что его дурят, и тут же бросит читать.
- Он перестанет читать не потому что я оказался в сюжете, а потому ты, братец, писать не умеешь толком. Пиши хоть о слонах или китах - выйдет лишь одна скука.
- Откуда взялось это нахальное насекомое? - в негодовании я обратился к Петру.
- Его зовут Фарт, - кисло улыбнувшись, ответил Пётр. - В прошлом году я травил тараканов, и почти все подохли, а этот каким то чудом остался. Хотел было раздавить его, но заметил, что он может повторять слова. По видимому, это результат некоторой мутации. Я пощадил его, обучил грамоте, и постепенно мы сдружились. А это мой старинный друг Джорж, - обратился он к Фарту, хлопнув меня по плечу. - За его пьесу хотят отвалить кругленькую сумму.
- По его виду не скажешь, что кто то захочет взять его пьесу даже бесплатно, - проворчал Фарт и, выкатив из тапка бисквитную крошку, принялся с ожесточением её грызть.
- Кстати, что насчёт пьесы, которую хотят купить? - спросил я. - Что за издательство?
- Семь Гномов.
- Что?
- Так называется издательство, чувак! - Фарт рассмеялся.
- Да, верно, - Пётр кивнул.
- Странное название, - сказал я. - Впрочем, учитывая говорящего таракана, это пустяки. Объясни всё таки, что это за пьеса, и почему какие то люди решили, что я её написал,
и, главное, зачем им за на неё платить большие деньги, когда и за малые любой драматург с радостью отдаст им десяток?
- Расслабься, сегодня вечером у нас состоится попойка, и в процессе её ты поймёшь в чём фишка.
- Постой-ка, дружище, - вмешался Фарт. - Сегодня вечером у нас театр. Мы идём на Гамлета, которого играет Мишин.
Я обожаю его, потому что он полный и у него маленькое брюшко. Другие Гамлеты тонкие как кипарис, а ведь это не правда, не так ли?
- Послушай, Фарт, - раздражённо заговорил Пётр. - Мне безразлично, есть ли у Гамлета брюшко или нет. У нас вечером будет не просто пьянка, а деловая встреча с людьми, покупающими пьесу Джоржа.
- Затеваешь переговоры сегодня и не хочешь даже посвятить меня в детали! - в негодовании крикнул я. - А если они начнут задавать мне вопросы?
- Я скажу им, что ты не говоришь по- русски.
- Как же я написал пьесу?
- Ты написал по-французски, а я перевёл!
- А если кто-нибудь из них говорит по-французски?
- Я скажу, что ты говоришь по-английски.
- Я знаю слов десять по-английски, не больше.
- Больше десяти тебе и не понадобится, будь уверен.
На минуту установилась тишина. Фарт вернулся к бисквитной крошке и с сердитым видом точил её зубками, искоса посматривая на меня. Пётр откинулся в кресле, расположив ноги на столе.
Моё воображение перенесло меня в предстоящую встречу с издателем.
В кресле передо мной развалился холёный, шикарно одетый полный мужчина с перстнем на белом пухлом пальце.
Не вынимая сигары изо рта, он говорит с легким пренебрежением в голосе: "Вы гарантируете отсутствие обременения ваших авторских прав?" Мы смотрим друг другу в глаза, и оба понимаем, что речь идёт не об отсутствии обременения, а об аутентичности.
Он успешный деловой человек и знает, что очень важно в бизнесе выбирать правильные слова.
Этот сукин сын плотно перекусил сегодня раза три, а у меня в животе лишь плескается водка. Этот хорёк, затевающий какую то аферу( ведь не из альтруистических же побуждений он выкладывает денежки) смотрит на меня открытым, немигающим, ясным взглядом, как человек уверенный в своей безупречности. А почему бы и нет? Ведь кто я по сравнению с ним? Грязная дворовая собачонка, пытающаяся воспользоваться недоразумением и урвать деньги за пьесу, которую никогда не писал.
Я отрываю взгляд от каблуков Петра и смотрю ему в глаза. В них светится животное блаженство. Он прикончил сигарету и пил пиво из банки.
- Знаешь, - начал я и прочистил горло. - Я не буду ничего делать.
- Конечно! - воскликнул Пётр. - Тебе не надо ничего делать. Чиркнешь только, куда я ткну пальцем. Переговоры я беру на себя.
- Я хотел сказать, что не буду вообще в этом участвовать. Ты хочешь вовлечь меня в какую то игру, и при этом не выкладываешь все карты на стол. Думаешь, я позволю использовать себя в тёмную?
Пётр отставил банку и постучал ногтями по столу. Подняв на меня взгляд, в котором угадывалось беспокойство, он сказал:
- Ты хочешь отказаться от кругленькой суммы, которая сама плывёт к тебе в руки? Намерен продолжать болтаться по Парижским помойкам? Конечно, этим парням плевать на пьесу. Одна контора покупает её у нас и продаёт другой за обалденные деньги, и в результате у той, что перепродаёт, остаётся огромная сумма чистых денег.
- Значит, это теневой бизнес или криминал, если им приходится отмывать. И на кой чёрт я то понадобился. Тебе невтерпёж с кем нибудь поделиться?
- В этом и загвоздка. Отвалить восьмизначную сумму нашему отечественному писателю - это будет совсем уж неправдоподобно, превышение всех допустимых пределов жанра. Всем известно, что наши творцы за палку колбасы отдадут свою пьесу да ещё и спляшут в придачу. А вот западные эти, понятное дело, хвост распускают и носами крутят.
Такая сделка будет хоть на что то похоже. Мы получим десятую часть от заявленной суммы, но и это бешеные деньги. Ты сможешь остаток жизни провести в своё удовольствие.
Я задумался. Нечего и говорить, предложение выглядело заманчивым.
- Но о чём я буду с ними говорить во время этой, как ты выразился, "деловой попойки"?
- Перестань ныть! - сказал Пётр. - Если тебя это очень беспокоит, можешь сходить с Фартом в театр. Приедешь после спектакля и подпишешь бумагу, а к тому времени я приду с ними к соглашению.
- Ты имеешь в виду, что ... - я посмотрел на таракана и на Петра.
- Вот именно, чувак! - крикнул таракан и запихнул ногой бисквитную крошку внутрь тапка. - Ты пойдёшь со мной на Гамлета. И не делай вид, что не понимаешь! - Затем он обратился к Петру: - У него воняют носки. В театре это не одобряется.
Пётр достал из шкафа чистое полотенце, трусы, носки, новую рубашку и протянул мне со словами: - Прими ванну и приведи себя в порядок.
Через пару часов я был помыт, побрит, переодет, накормлен и воодушевлён.
Правда мне предстояло нести на себе эту дрянь, именуемую Фартом, но, увы, нет ничего совершенного в этом мире.
Пётр сунул мне в карман пиджака билет и протянул маленькую коробочку.
- Это для Фарта. Мы называем это ящик Пандоры.
Я открыл её и увидел внутри кусочек ватки, и несколько обглоданных бисквитных крошек. Меня чуть не стошнило. Пётр положил туда таракана, и я поспешил закрыть.
Я убрал коробочку во внутренний карман пиджака.
Пётр вызвал такси, и мы с Фартом уехали.
Если бы кто-нибудь раньше сказал мне, что я пойду в театр с тараканом, я бы плюнул в лицо тому человеку.
Я предъявил билет милой пожилой женщине, сидевшей в будке контроля театра, и прошёл в фойе, где в мягких креслах уже возлежали заядлые театралы. Залётные выдавали себя тем что жадно рассматривали многочисленные фотографии актёров театра, висящие на стенах.
Я присоединился к ним. Я почувствовал, как Фарт принялся усиленно скрести по коробке, из которой также послышались приглушённые матерные словечки. Я заметил, как стоявшая рядом со мной женщина напряглась, скосила на меня взгляд и резко отошла.
Я достал и открыл коробочку, из которой выпрыгнул Фарт и по моей руке ловко взбежал мне на плечо.
" Буду наслаждаться зрелищем отсюда!" сказал он.
Надо сказать, из Фарта вышел не плохой экскурсовод.
Мы пошли вдоль стен, и он поведал мне всю подноготную актёров.
"Я ведь родился и вырос в театральном буфете, - пояснил Фарт. - Одна из посетительниц обнаружила мою подружку в бутерброде между булкой и колбасой. Видите ли она не ела мучного: сняла пластик колбасы, чтобы отправить его в рот, а под ним труп моей любимой. Нагрянула санэпидемстанция, весь буфет залили какой то дрянью, много тогда наших погибло, я еле ноги унёс. Ба! А вот и наш герой! - восторженным голосом произнёс Фарт. Не узнаёшь? Эх ты, Европа! Это же Мишин, наш сегодняшний Гамлет."
Я присмотрелся к фото: круглое лицо, нос картошкой, глаза - щелочки, рыжая шевелюра словно полыхающим огнём окаймляла его огромную голову.
- Он причёску делает под Ван Гога, - комментировал Фарт. - То есть, скорее под автопортрет Ван Гога, там где у него волосы словно бы струятся в верх, помнишь?
- Нет, - признался я, чувствуя неловкость от того, что таракан просвещает меня в вопросах искусства. - И что в этом Мишине, кроме этой пародийной причёски?
- Если бы ты видел, как он играет, - обиженным тоном произнёс Фарт, - ты не позволил бы себе подобного сарказма.
Раздался звонок, и зрители потянулись в зал.
Однако Фарт сказал:
- Не торопись. Ещё будут два звонка. Наведаемся пока в туалет. Я хотел бы облегчиться перед спектаклем.
- Ты собираешься в туалет? - удивился я.
- Предпочитаешь, чтобы я наделал тебе на плечо, - ещё более недоумевал Фарт.
Мы зашли в сортир, и я посадил Фарта на унитаз.
- Ты пока постой у входа в кабинку с той стороны, - сказал Фарт, - и дверь прикрой.
В то время как я стоял, охраняя физиологический ритуал Фарта, ко мне подошёл мужчина лет тридцати, крепкого, но стройного сложения, с коротко стриженными чёрными волосами. Его круглые навыкате глаза излучали твёрдый проницательный взгляд, которым он в мгновение ока изучил меня с ног до головы. Его элегантный серого тона с блёстками костюм скорее всего был куплен, а может, и сшит в салоне мод.
Его манера держаться выдавала человека, привыкшего к лучшему обществу.
- Вы не могли бы оказать мне некоторую услугу.
- Какую?
- Дело в том, что моё место в первом ряду, а я страдаю дальнозоркостью и забыл взять очки. Пятый ряд буквально спас бы меня.
- Откуда вы знаете, что у меня место на пятом?
- Женщина на контроле сказала. Вы ей почему то запомнились. Ну так что, поменяемся? Я вам могу даже доплатить, - он достал из внутреннего кармана пиджака
толстый лакированный бумажник.
- Перестаньте! - отшатнувшись, произнёс я. - Держите ваш пятый ряд. - Я протянул ему билет. Он взял, взглянул на него и вручил мне свой.
Он, крепко сжав мою руку, сильно потряс её со словами: "Спасибо вам, выручили!"
Весьма довольный он удалился.
- Эй, дружище! - услышал я голос Фарта. - Я закончил. Помоги мне слезть с этого постамента.
Когда я открыл дверцу и вошёл в кабинку, взгляд мой невольно устремился внутрь унитаза.
Я испытывал любопытство: что этот карлик может произвести на свет за столь короткое время? На дне унитаза ничего не было.
- На что это ты уставился? - вскрикнул в негодовании Фарт, перехватив мой взгляд. - Сними меня с этого агрегата и спусти воду!
Дверь в туалет приоткрылась и женский голос произнёс : "Господа, третий звонок."
Я усадил Фарта на плечо и поспешил в зал. Он был уже полон, только на первом ряду пустовало место, которое столь любезно предоставила мне судьба.
Свет в зале погас, а сцена освещалась светящимся диском размером с автомобильную шину, изображающим полную луну.
Гамлет, тихо переговариваясь с охранниками, облачёнными в доспехи, выглядывал из-за кулис. С противоположной стороны появился призрак отца Гамлета, одетый в серую шинель.
В одной руке он держал длинную курительную трубку, другой - в задумчивости поглаживал пышные усы.
Помимо этой маленькой импровизации, я не заметил значительных расхождений с классикой до того места, где Гамлет убивает Полония.
Когда Полоний разговаривал с королевой, на сцене полностью погас свет.
В темноте раздался страшный вопль, и когда через мгновение свет появился, никаких признаков пребывания Гамлета в спальне королевы не наблюдалось, хотя окровавленный Полоний лежал на ковре, а из раны на горле его, булькая, плескалась кровь.
- Это кетчуп из красного перца, - прошептал Фарт. - Ох этот запах!
Вопли королевы, вышедшей из оцепенения, прервали его комментарии.
На крик прибежал король с охраной.
- Это Гамлет? - яростно вращая глазами на красном мясистом лице и потряхивая пузом, спросил он.
- Не знаю, - ответила королева, рыдая и заламывая руки.
- Понятное дело, - сказал король, - не хочешь сдавать сыночка. Но он убил одного из моих наиболее доверенных лиц, и я обязан отреагировать!
- Но в тот момент было совсем темно, и я действительно не видела, кто именно зарезал его.
- Ты не видела, - вздохнул король, - но может кто-нибудь ещё видел. - Он повернулся к залу и воскликнул: - Видел ли кто-нибудь из вас здесь Гамлета?
Зрители ответили гробовым молчанием.
- Это абсолютная отсебятина! - в негодовании воскликнул Фарт. - Что они сотворили с пьесой?
Король чиркнул по мне взглядом и сделал знак рукой. Бряцая доспехами, двое охранников, перегнувшись со сцены, подхватили меня под руки и выдернули из кресла на сцену. Поставив меня перед королём, они отошли и застыли с руками на рукоятях мечей.
Король уставился на меня взглядом голодного удава и спросил:
- Имеешь ли что сообщить по этому делу?
- Ничего, - отвечал я с улыбкой. - Было темно, и я тоже ничего не видел.
- Почему улыбаешься? - Король прищурился. - Только что подло зарезали моё доверенное лицо, а тебе весело?
- Мне нравится столь оригинальная интерпретация, - несколько смутившись произнёс я. - Здорово вы придумали.
Глаза короля вспыхнули адским огнём, он стиснул пухлые пальцы и топнул ножкой, обутой красный замшевый сапожок.
Один из охранников подскочил ко мне и ловко врезал рукоятью меча в солнечное сплетение. Жуткая боль согнула меня пополам. Фарт соскочил с моего плеча и спрятался в щели будки суфлёра. Минуту я приходил в себя под гром аплодисментов зала.
- Поднимите его, - приказал король. Меня схватили за руки и поставили перед ним.
- Теперь не так смешно? - спросил король. - Я уже не кажусь клоуном? Тогда я повторю вопрос: это был Гамлет?
- Конечно, согласно сценарию, Гамлет убил Полония! - ответил я сердито. - Вы не читали Шекспира?
С быстротой молнии охранник извлёк меч из ножен и ткнул меня легонько в бок. Я вскрикнул от боли. Мечи были самые настоящие, боевые, каким легко было снести голову с моих плеч.
У меня спина покрылась инеем от ужаса.
- Послушайте, - заговорил я как можно более любезным тоном. - Я понимаю, что вы сделали экспериментальную пьесу в духе авангарда, модернизма и так далее, и я, будучи сам художником, приветствую ваши творческие искания. Но я всё таки всего лишь зритель, я заплатил за билет не для того, чтобы меня избивали на сцене. Позвольте мне вернуться на своё место и в дальнейшем прошу реализовывать ваши креативные экзерциссы без меня.
- Прикидываешься идиотом в надежде обмануть следствие? - король кивнул. - Почти все так делают, пока их не вздёрнут на дыбу.
Охранники потащили меня к свисающей в углу сцены верёвке.
Один охранник связал мне сзади руки, другой - перекинул верёвку на закреплённое на кронштейне колесо лебёдки и свистнул.
В то же миг из-за кулис послышался гул мотора, верёвка дёрнулась, натянулась, колесо лебёдки заскрипело, и я почувствовал, как мои руки, связанные сзади, неумолимо потащило вверх. Мотор продолжал жужжать, острой болью вгрызаясь мне в спину. Боль нарастала и, когда у меня хрустнуло между лопаток, стала невыносимой. Я заорал, мои ноги, судорожно дёрнувшись, оторвались от пола. Я повис, и прежде чем потерял сознание до моего слуха, словно из загробного мира, донеслись приглушённые аплодисменты.
Очнувшись, я заметил что лежу на подмостках сцены в луже воды. Рядом, разинув беззубую пасть, лежало пустое влажное ведро.
Охранники поставили меня на ноги перед королём и продолжали поддерживать под руки, потому что меня шатало из стороны в сторону.
Король презрительно посмотрел на меня и сказал:
- Признаешь ли себя соучастником в убийстве Полония?
- Соучастником? - простонал я в ответ. - Я сидел в зрительном зале, до тех пор пока вам не вздумалось вытащить меня на сцену.
- Воспользовавшись темнотой, ты вполне мог запрыгнуть на сцену, перерезать горло Полонию и вернуться на место.
- Зачем мне убивать Полония, - всхлипнул я. - если я знаю, что по сценарию, его вот, вот убьёт Гамлет?
- То то и оно! - воскликнул король и потёр пухлые белые ладони. - Гамлет заплатил тебе, чтобы ты убил Полония, а сам он мог избегнуть скандала.
- Гамлет заплатил мне? - воскликнул я. - У вас здесь театр или сумасшедший дом? И опять же, где тогда деньги?
- Мы это выясним, - сухо произнёс король и взмахнул белым платочком, вынутым из кармана расшитого золотыми узорами камзола.
Меня усадили на табурет и держали за плечи, причиняя мне этим сильную боль.
Я с трудом повернул голову к зрителям и закричал, насколько хватило сил:
- Помогите мне! Я вовсе не актёр, а такой же как и вы, зритель. Просто пришёл на спектакль. Меня вытащили сюда насильно и пытают, заставляя сознаться в преступлении которое я не совершал. Это не театр, а притон бандитов и садистов! Умоляю, вызовите полицию! Они замучают меня насмерть!
Мощные аплодисменты заглушили мою речь. Под ноги королю полетели цветы.
Третий охранник тем временем надел мне на голову целлофановый пакет и завязал его у меня на шее. Некоторое время я тяжело дышал, и пакет то надувался, то сдувался, что вызвало необычайный восторг публики. Грянули овации, на сцену полетели цветы вместе с криками "Браво!"
" Господи, они принимают всё это за пьесу! Я сдохну сейчас, а они будут хлопать? Что происходит в этом театре?" Однако скудный запас воздуха быстро иссяк, и я начал задыхаться. Я извивался всем телом и вертел головой, но охранники крепко держали меня.
Я пытался прокусить мешок, но никак не мог ухватить его зубами. Наконец я почувствовал себя совсем плохо, перед глазами поплыл туман, в голове зашумело, тело моё непроизвольно дёргалось в конвульсиях. " Это конец," - где то в позвоночнике промелькнула мысль, и тело моё сдавил ужас неотвратимой смерти.
Очнулся я на полу, ощущая на лице своём струю ледяной воды.
- Жив таки? - усмехнулся король. - Хил ты, братец. Всего то полторы минуты без воздуха. А ведь не курящий!
" Почему это? - подумалось мне. - Ведь я заядлый курильщик. Уж не принимает ли он меня за кого то другого?"
Однако король прервал мои размышления.
- Где деньги? - спросил он.
- Какие? - спросил я, продолжая лежать.
- Которые ты получил от Гамлета за убийство Полония.
- Послушайте, - тихо с отчаянием в голосе проговорил я. - Неужели вы думаете, что это сойдёт вам с рук? Вы же не можете всё время всех обманывать. Ведь это всё равно когда-нибудь откроется и вам придётся за это ответить.
Я обращусь в международную организацию за защитой моих нарушенных прав.
Король захохотал, держась за живот и откинув голову назад, и при этом один из охранников придерживал корону, чтобы она не свалилась. Остальные охранники тоже хохотали, а затем и весь зрительный зал колыхался от смеха, шумно аплодируя.
Король поднял руку, требуя тишины, и когда овации стихли, он обратился ко мне.
- Тебе когда-нибудь совали иголки под ногти?
Я вдруг к ужасу своему заметил, что с меня сняли ботинки и носки. Неподалёку сидел охранник, длинной иглой ковырявший в зубах. Он ухмыльнулся, вынул иглу из зуба, обтёр её об сапог, встал и направился ко мне.
- В этом нет нужды! - не помня себя, заорал я. - Да, это я убил Полония. Я взял деньги у Гамлета. Номер банковского счёта написан у меня дома на стене.
- Хорошо, - король кивнул, и охранник вернулся на прежнее место и с ленивым выражением на лице продолжил ковырять иглой в зубах. Король нагнулся к Полонию, макнул пальцем в красную лужицу у него на груди и обсосал палец. Полоний дёрнулся, зашевелился и, кряхтя, поднялся на ноги.
Он повернулся к публике, смущённо улыбнулся и поклонился.
Его воскресение приветствовали аплодисментами.
- Видите, он жив, а вы даже не соизволите извиниться за то, что пытали меня без всякого основания, - сказал я.
Король жёстко посмотрел на меня и ответил:
- Не удивительно, что такой слюнтяй как ты не смог убить Полония. Но дело совсем не в этом, а в том, что ты взял деньги у Гамлета, у представителя иностранной державы, стало быть ты иностранный агент, а со шпионами мы не церемонимся.
- Я уже шпион? - воскликнул я. - Вы издеваетесь?
- Ещё и не начинали, - буркнул король. - Деньги сдашь, может и зачтётся.
Король достал телефон, сделал вызов и спросил у меня адрес дома, на стене которого написан номер счёта.
Я назвал адрес Петра, потому что никакого другого мне не пришло в голову. Я вовсе не считал, что вовлекаю его в эту гнусную историю, наоборот, я чувствовал убеждённость, что это он втащил меня в эту трясину.
Король продиктовал адрес, и лицо его сделалось пасмурным.
- Зачем же вы обманываете, господин Самойлов, - усталым голосом обратился он ко мне. - Мы знаем ваш адрес, мы вообще всё про вас знаем.
- Постойте-ка! - страшная догадка осенила меня. - Я не Самойлов, я Дудин Джорж Иванович, Уроженец России, и гражданин Франции в настоящее время.
- Бросьте юлить, Дмитрий Артурович, мы взяли вас с поличным.
- Мои документы во внутреннем кармане пиджака, - крикнул я, теперь уже полностью всё поняв.
Охранник вытащил из моего кармана паспорт и отдал королю. Тот долго и внимательно его изучал, затем пробормотал "........." и поднял на меня тяжёлый взгляд.
- Каким образом ты, идиот, оказался на этом месте? Оно ведь не твоё, верно?
- Перед началом спектакля в туалете ко мне подошёл мужчина и сказал, что у него дальнозоркость, а он, дескать, забыл очки и предложил поменяться с пятого ряда на первый.
Король устремил взор в зал: пятый ряд был занят исключительно женщинами, лишь одно место, словно выбитый зуб, пустовало.
Король прошипел "....... этот подонок провёл нас как щенков. Выбрал подходящего под его описание и подсунул это чмо нам. Ох и повеселился же он!"
- Этого ещё прессовать? - охранник кивнул в мою сторону.
- Нет, - уныло ответил король. - Гражданин Франции. Дерьма не оберёмся. Развяжите и выкиньте из моего театра.
Охранники освободили меня от верёвок, помогли надеть ботинки, поскольку сам я уже не мог шевелить руками, сунули паспорт в карман и вытащили на улицу.
Я побрёл к стоянке такси, тяжело и жадно вдыхая прохладный воздух. В голове звенело, ноги дрожали, руки онемели, плечи нестерпимо ныли. Что то защекотало мне ухо, я скосил взгляд и увидел Фарта на своём плече.
- Хорошо, что у тебя оказался с собой документ, да ещё французский, - сказал Фарт. - Не то чёрт знает, чем бы всё это закончилось.
- Что за фрукт этот Самойлов? - спросил я.
- Ты не знаешь? - изумился Фарт. - Совсем одичал в Париже! Самойлов самый популярный оппозиционер. Против него возбудили с десяток уголовных дел, и все развалились. Похоже, хотели на сделке с Гамлетом его прихватить, он и тут вывернулся.
- Сволочь, этот ваш Самойлов,- пробормотал я и сплюнул кровь. Фарт промолчал и отвернулся.
Мы сели в такси и через пол часа вошли в квартиру Петра.
За столом, выдвинутым на середину комнаты, сидел Пётр и трое мужчин, одетых с иголочки. Один из них, не поднял головы, уткнувшись в бумаги, разложенные на столе, остальные курили и весело приветствовали меня, крепко стиснув руку.
- Пока вы развлекаетесь театрами, мы уже почти провернули дело! - воскликнул Пётр.
Фарт прыгнул на диван и набросился на бисквитную крошку. Пётр усадил меня за стол вместе с гостями.
- Ну что, Артурыч, потянет договор? - обратился один из мужчин к тому, что корпел над бумагами. Тот оторвал взгляд от бумаг и поднял голову. Мы взглянули друг другу в глаза и замерли: Артурыч был как раз тот самый незнакомец, который подсунул мне билет на первый ряд в театре.
- Вы?! - воскликнули мы в один голос и замолчали.
- Знакомы, что ли? - изумился Пётр.
- Ну так что с договором? - настаивал один из гостей.
- Договор в порядке, - ответил Артурыч. - Пусть подписывает.
- Ну, Жорик, давай! - суетясь, заговорил Пётр, подсовывая мне бумагу.
Я тщетно пытался поднять руку и пошевелить пальцами.
Все недоуменно смотрели на меня.
Пётр побагровел от гнева: - Жоржик, не время шутить! Проект запущен, соскакивать поздно!
- Я попал в аварию и сильно повредил обе руки, - я взглянул на Артурыча, - причём по вашей вине!
Тот чуть смутился и промычал:
- Да, я вас подставил слегка, извините, я ведь не знал, что вы и есть тот самый писатель.
- Ничего себе слегка! - заорал Фарт. - Ему там все кости переломали! Я бы тысячу раз уже сдох! Живучий вы народ, люди!
Пётр мрачно взглянул на меня и дрогнувшим голосом произнёс:
- Давай, брат, как нибудь уж подпишем, а там с денежками и займёшься своим здоровьем. - Он осторожно взял мою руку и поднял над столом. Я застонал. Мужчины засуетились. Кто то дал мне хлебнуть коньяку, кто то вложил между пальцев ручку, и вместе они начали выводить моей рукой каракули на бумаге.
- Вот и всё! - воскликнул Пётр. - Наливайте полнее за сделку.
Коньяк был разлит по стопкам и все выпили.
Я закурил и уставился на Артурыча злобным взглядом.
Он спокойно посмотрел мне в глаза и в задумчивости сказал:
- Ну довольно, не дуйтесь на меня! Знаете ли, друг мой, Россия подобна волшебной шкатулке с двойным дном. Одно представляет собой Ящик Пандоры, а другое дно - настоящая скатерть самобранка! И горе тому, кто не знает с какой стороны открывать эту шкатулку.
- За Россию! - воскликнул один из мужчин и потянулся к бутылке с коньяком.
- Эй,эй, вы что? За Россию пьют водку! - Пётр открыл холодильник и извлёк оттуда сверкающую литровую бутыль. -  Подставляй стаканы!