Любовь к Пушкину

             В России любят только мертвых.
                (А.С.Пушкин)

Как-то недавно зашёл в 10-ю петрозаводскую школу. Школа эта называется «Пушкинской».
Поднимаюсь на третий этаж, где у моей знакомой урок. Рядом с кабинетом на стене – рисунки детей, и, конечно, про Пушкина. Было минут десять до звонка, делать нечего, - я стал рассматривать эти рисунки.
На одном – Пушкин гуляет в парке с Натальей Николаевной. Единственная реалистичная деталь – Натали на голову выше мужа. Это так и было. Что касается остального, то лица что у него, что у нее какие-то дебильные. Такое одинаковое идиотски-самодовольное выражение. Вроде сытых обывателей, которые съели богатый обед и теперь от нечего делать слоняются по парку. Общее с Пушкиным одно – это, конечно, бакенбарды.
Кстати, Пушкин был молодец, что носил эти самые бакенбарды. Иначе его было бы гораздо труднее изобразить. Благодаря его предусмотрительности, задача художников из числа полных идиотов школьного возраста, которым учительница задала намалевать чего-нибудь «про Пушкина», сильно облегчилась. Рисуй волосы погуще, почерней, покурчавей – а, главное, бакенбарды. И будет Пушкин. Все узнают. Особенно, если под «портретом» написать, кто это.
Вот и автор этого живописного полотна наворочал такие бакенбарды, что они больше лица. Лицо вытянутое, лошадиное, а бакенбарды – как две густые чащи. Чтоб сомнений ни у кого не было, что это типичный Пушкин.
На другой картинке Пушкин танцует. Тут он очень похож на забавную обезьянку. Это правда: Пушкина в детстве лицейские товарищи звали «Обезьяна с тигром» - он и впрямь смахивал на обезьяну. Но все же - скорее в детстве. А тут Пушкин на балу – и на тебе: такой, что впору его в зоопарке показывать на потеху детворе.
Общее с Пушкиным у этой черной обезьяны на картинке то, что она наряжена во фрак. Длинный такой, фалды за спиной, как крылья, развеваются.
Понятно, мне эти картинки очень понравились, хотя и не в том смысле, как, наверно, надеялись те мудрые учительницы, которые их «заказали» своим ученикам.
Но тут мое созерцание прервал звонок. Вышла моя знакомая, спускаемся с ней вниз (это был последний урок). В раздевалке выдают одежду. Целых три взрослых гардеробщицы, и им еще охранница помогает (в этой школе охранник – женщина). Но детей – море. К окошкам не подойти: все пихаются, толкаются. Один пацанчик залез другому, видимо, дружку, на спину – и через головы старшеклассников протягивает свой номерок. Никто ни на кого не обращает внимания.
Рядом прошла учительница: на весь этот бардак даже не посмотрела.
Мы толкаться не захотели, ждем.
Смотрю, стоит девчонка, лет 8-9-ти. Явно очень застенчивая. Стоит у стены, почесывает за ухом, нервно оглядывается. То сделает шаг к раздевалке, то опять отойдет к стене. Глаза испуганные. Потом стала по мобильному звонить, наверное, маме. Я так понял, что мама ее где-то ждет, она уже опаздывает, но подойти и взять свою одежду все равно не решается – да и как возьмешь: все равно ей не пробиться: она маленькая, слабенькая.
В общем, я пожалел эту девочку, говорю ей: давай свой номерок. И полез с ее, своей знакомой и своим номерками в самую гущу. Ну, я вам скажу, эти пушкинские ребята не промах! Таким палец в рот не клади! Наследники Пушкина! Они меня так запихали, что я уже не чаял выбраться живым. Если бы не номерок этой маленькой девчонки, я бы отступил. Но тут я себе сказал: Ни шагу назад!!!
Один небольшой паренек мне так дал локтем в бок, что сбил дыхание. Другой, толстый такой, плотный, как надутый футбольный мяч, когда схватил своё пальто, хлестнул им меня по лицу, злорадно посмотрел – дескать, что, получил, дядька? – и убежал.
Минут через десять я прорвался: правда, заработал пару синяков, но они под одеждой – не видно. Ничего: люди мы русские, нам не привыкать стать. Девочке отдал ее куртку. Как она обрадовалась!

Это всё было в начале учебного года, в октябре. А в конце его пришлось как-то побывать на мероприятии ко дню рождения Пушкина. Было это в Державинском лицее. Два паренька  были наряжены Пушкиным и Державиным. Тот, который изображал Пушкина, - чернявый, смуглый, вертлявый, но в остальном так же похож на Пушкина, как я - на Индиру Ганди. Физиономия не слишком умная и легкомысленная. Он кривлялся, прыгал, опять-таки – как обезьяна. Естественно, чтоб на Пушкина быть похожим.
Да, - у него, конечно, были наклеенные бакенбарды. Еще бы! Да такие, что за километр увидишь: каждая бакенбарда – по полметра. Из черной бумаги сделали.
Потом он стал читать фрагмент из «Евгения Онегина» - про родственников.
Родные люди – вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать,
И по обычаю народу
На Рождестве их навещать,
Или по почте поздравлять…
Тут он остановился почему-то. Но у Пушкина-то дальше сказано:
                Чтоб остальное время года
                Не думали о нас они:
                Итак, дай Бог им долги дни.
У Пушкина это ирония: он смеется над тем, как у людей принято относиться к своим родным. О них вспоминают только по праздникам. Поздравят, чтобы отделаться – и опять забудут. А этот юный балбес прочел на полном серьезе – в том смысле, что вот, мол, как Пушкин хорошо относился к своим родственникам и всем нам заповедал брать с него пример!
В общем, всё это мероприятие мне показалось откровенным глумлением над Пушкиным. Публика, разумеется, балдела, особенно от этого Иванушки-дурачка, который Пушкина изображал.

Помнится (об этом можно прочесть у Ю. Лотмана, например), Пушкина в конце жизни никто уже не считал за поэта, все были уверены, что он исписался, что последнее его талантливое произведение – «Руслан и Людмила», а после «Руслана и Людмилы» он уже ничего не написал. Не понимали его даже ближайшие друзья. «Современник» никто не хотел покупать, у Пушкина не было никакого постоянного заработка и состояния тоже не было. Царь над ним издевался, назначил камер-юнкером, а это придворная должность, которая дается мальчишкам, а Пушкину уже было 35 лет. Все знали, что царь волочится за его женой, и поэтому, чтобы у Натали было право бывать на придворных балах, ее мужу дали придворную должность, но самую маленькую и ничтожную – специально, чтоб его унизить.
В общем, жить ему было невозможно. Когда он погиб на дуэли – а это был для него самый лучший выход – после него остался огромный долг, кажется, 130000 рублей. Долг этот заплатил царь: разумеется, не из любви к прелестям Натали, а из великодушия и благородства.
С тех пор прошло почти 200 лет. И все сбылось, как предсказал Пушкин. Он умер – и его полюбили.
Вот только – сколько раз он, бедный, перевернулся в гробу с тех пор, как его у нас «полюбили», сделали кумиром, «Нашим Всё», «Солнцем Русской Поэзии» - и не знаю еще чем? Бедный Пушкин! Как мне его жалко. Хоть бы его забыли поскорей, а то, честное слово, даже мне стыдно и обидно за него.
Такой был симпатичный человек. За что над ним так издеваться?!