66. В. Агошков. Митрополит Филарет

66. В.Агошков.

МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ.

 В мире – Фёдор Егорович Амфитеатров, сын священника села Высокое, Кромского уезда, отца Георгия. Это село, кроме митрополита, дало нашей родине двух замечательных людей: брата Ф.Е., впоследствии известного в своё время поэта и знаменитого профессора церковной словесности Я.К. Амфитеатрова.

 Родитель митрополита, отец Георгий, принял на своё место к дочери Анне Егоровне, зятя отца Косму. Это были отец и мать Якова Космича Амфитеатрова.

//Написано не совсем понятно. Следует понимать так: с ошибкой названа фамилия известного в своё время поэта С.Е. Раича! //

У отца Георгия было пять сыновей. Все они были добрые, послушные и даровитые. Но между ними выделялся Фёдор, которого отец больше всех любил. И было за что любить! – восклицает автор. Он был смирный, незлобивый и скромный; любимым его занятием было читать и петь в церкви на клиросе, подавать к алтарю кадило, носить подсвечники, звонить на колокольне.

Отец Георгий занимался пчеловодством.
Фёдор следил за пчёлами и в то же время читал «жития святых» – четьи-минеи. Так он любил это чтение, что забывал и про обед. Отец иногда искал Фёдора, а тот стоит в коноплях и молится Богу. С малолетства он имел какое-то внутреннее влечение к жизни монашеской.

Отец Георгий определил детей своих в Орловское духовное училище, которое тогда находилось при Успенском мужском монастыре. Оно было открыто одновременно с преобразованием Орловской духовной семинарии в 1817 году.

Отец нанял детям квартиру в слободке, близ монастыря. Фёдор ходил каждый день в монастырь к вечернии и любил читать на повечерии канон Божией Матери. Однажды он сказал товарищам:

«Мы, братцы, живём на свете в такой суете житейской! То ли дело удалиться в пустыню! Уйду я в какую-нибудь далёкую, далёкую пустыню. Есть у нас какая-то Белобережская, или Площанская пустыни, поселюсь там и посвящу себя на молитву Господу!»

Брат его Василий обратил на его слова внимание и стал думать, как бы и в самом деле не вздумал он бежать в пустыню. Так и случилось… Василий догнал его на дороге, отговорил. Когда Фёдор кончил курс семинарского учения и приехал к отцу домой, то родитель хотел его женить и ездил с ним свататься.

Но никак не удавалось сватовство: то Фёдору не нравилась невеста, то отцу. Фёдор ушёл в монастырь. Скоро сделался калужским архиереем. Отец Георгий отправился к сыну-архиерею в Калугу. В Орл. Епарх. Вед. приводится рассказ о. Георгия о своём путешествии в Калугу:

«Собрался я после ярового посева. Запрягли мне пару в простую тележку, взял я с собой мальчика деревенского и поехал. Дорогой сам запрягал лошадей, сам подмазывал телегу: мальчик-то был мал. Въезжаю я в Калугу, взял вожжи и правлю лошадей. Это было часу в первом по полудни.

Погода была прекрасная. Должно быть, какой-нибудь был праздник: идёт народ из церкви, и я расспрашиваю у встречных, где архиерейский дом. Вдруг, слышу, позади меня кричит фарейтор: «Правей с дороги!» Я тотчас своротил в сторону, и мимо меня проехала карета четверней в растяжку, с фарейтором.

Не успел я опять повернуть моих лошадей на дорогу, как вижу, карета остановилась впереди, отворяют двери, и из неё выходит архиерей. Я не знал, что и делать: так испугался чего-то, что бросил вожжи из рук, схватил с себя шапку и стал навытяжку в своём изношенном и запачканном подряснике.

А это был мой сынок, что я называл Феденькой. Он увидел меня из кареты, тотчас же велел кучеру остановиться и вышел ко мне. Народ, проходивший по улице, увидел, что архиерей среди города зачем-то вышел из кареты, сбежался посмотреть, зачем он вышел… А он, мой драгоценный, обнял меня, запачканного и запылённого, и крепко стал целовать. Мало того, схватил было мою руку и хотел поцеловать её. Но я вырвал у него свою руку и, бросив шляпу на землю, протянул к нему обе руки свои и говорю: благослови, преосвященнейший владыко!

Он благословил меня, и когда я стал целовать руку его, он и сам ухватил мою и поцеловал её. Слёзы полились у меня градом. Такое смирение! Такая любовь сыновняя! Потом он взял меня под руку и ведёт к своей карете, чтобы посадить в неё. А я упираюсь и говорю: «Владыка! Что ты! Мне ли, деревенщине, с тобой в карету! Я поеду на своей тележке…
 
– «Нет, нет! – говорит, – ни за что не сяду теперь один!»

Силой посадил меня с собой. Приказал мальчику ехать за нами. И мы отправились в архиерейский дом. Поверите ли, что я ничего не мог есть в тот день. Он меня потчует и тем, и другим, а я рта не раскрою, чтобы проглотить кусок. Так был рад и так смущён, что усердный сынок мой беспрестанно спрашивал меня: да чем же мне, батюшка, вас потчевать, да чем же мне угостить Вас?! О, Боже, какое счастье иметь такого сына!
 
Прожил я у него в архиерейских покоях два месяца, и времени не видал – словно в раю пожил. Мне кажется, ни одна мать не лелеет так единственного сына, как он заботится обо мне. Приедут, бывало, к нему важные гости, князья и графы, и я уйду в свою комнату, чтобы скрыться от них. А сын расскажет им обо мне.

Пойдёт и приведёт меня к ним. Да ещё станет при них благодарить меня за воспитание. А я скажу ему: какое ж моё воспитание, владыка? Не я, грешный простак, а Господь милосердный воспитал тебя и теперь призвал тебя на высочайшую степерь архиерейства… Через два месяца отец уговорил сына отпустить его домой. Настало жнитво, проходит лето, надо подумать о доме и о домашних. Со слезами распростился я с ним и уехал».

//Замечательный отрывок, характеризующий отношения отца и сына. Поскольку я 6 лет жил и работал в селе Гнилец Троснянского района, а село Высокое, родина Амфитеатров, тоже находится на юге данного района, то могу сказать, что такое поведение родителя и отпрыска характерно именно для жителей Троснянского района, населённого в основном казаками с юга России.

И эта удаль при поездках на лошадях, и эта подчёркнутая вежливость отца с сыном, особенно при людях, да ещё несколько раз повторенная, живо мне напомнили троснянских казаков.

Есть легенда о том, что граф Потёмкин, владевший этими, самыми плодородными в округе землями, появившимися в результате высыхания большого озера, на месте нынешней р.Свопы, привёз сюда людей с юга России…//

Раз Филарет, уже Митрополит Киевский, проездом из Петербурга в Москву, заехал в Орёл. По звону колокола, в новый, только что освящённый Петропавловский собор, собралось много народа. Митрополит вошёл в храм (было это в 1842 году, а храм был освящён 6 декабря 1841 года) с архиереем Евлампием, приложился к святому кресту и местным иконам, окропил святою водою предстоящих, взошёл на амвон и стал говорить народу простым и искренним языком, что все присутствующие пришли в восхищение:

– «Ну, здравствуйте, православные! Бог да благословит всех вас! Живите с миром о Господе! Я сам жил здесь и учился в вашем городе, когда был мальчиком. Вот здесь, в Монастырской слободе, я и квартировал у доброго моего хозяина – Селихова. Не знаю: жив ли он теперь и живы ли его детки?» И вдруг, к великому удивлению присутствующих, из толпы народа выходит седой старичок и кланяется высокопреосвященному в ноги:

– «Жив! Владыка святый! Жив я, твой бывший хозяин, живы и детки мои, которых ты знаешь. Теперь я монастырский крестьянин: не то, что прежде, был, при тебе, преосвященный, живу я, слава Тебе, Господи! И той избушки, в которой жил ты с братцами, у меня нет уже теперь: у меня хороший теперь домик, и всего в доме – слава Тебе, Господи!»

– «Хорошо, – сказал митрополит крестьянину Селихову, благословивши его, – я приду к тебе в гости, дожидай меня!»

Благословил всех до единого в храме Божием и вечером в тот же день, вместе с преосвященным Евлампием, был у своего хозяина в гостях… Вспомнили, как ездили за снопами в поле. А  будущий Владыка был охотник петь: сидит на возу и поёт духовные псалмы….

Из Орла митрополит заехал на свою родину, в село Высокое, на могилу своих родителей, угощал нищих. Сестра митрополита, Анна Егоровна, рассказывала, как она принимала и угощала у себя в доме брата Фёдора.

– Обошёл все закоулочки в доме, где он родился. Посидел в своём пчельнике, походил по садику, и потом по берёзовой рощице, где играл маленьким ребёнком.
 
Вечером сестра принесла брату большой пуховик и положила его на пол. Как он вскрикнет на меня:

«Что это ты взлумала, сестрица! Да я не умею спать на пуховике: я пойду под сарай на сено, как и в старину спал с братьями.

Сестра в ответ: «И! что ты говоришь, братец! под сарай? Да разве я допущу тебя до этого? Сохрани, Господи! Мне тогда и на свет нельзя показаться. Вот, скажут, сестра: брата своего, митрополита, под сарай отправила спать!»

Митрополит согласился спать на полу, на соломе, «а пуховик-то свой тащи вон!» 

«Но только он целую ночь не спал: то молился Богу, то писал что-то, должно быть проповеди писал на свой приезд в Киев, добавила сестра».
*

(С) В.И. Агошков.