Бобрецов Владимир Васильевич

    У человеческих коллективов есть жёсткая связь с кормящим ландшафтом, тем более на суровом Севере.

    В какой-то момент понимаешь, что это и есть Родина.
     Кроме Родины я впитал в себя понятие "род". Родичи помогают приспособиться к условиям местности, к использованию ресурсов ландшафта, к условиям жизни.

    Мы усваивали набор традиций, необходимых для благополучного существования. Так Родина превращается в Отечество.

    Начало моей биографии мало чем отличается от биографии студентов ММФ ЛПИ им.М.И.Калинина 1958 года выпуска. Всех нас объединяют тяготы, лишения, переживания военной и послевоенной поры. Это время нашего физического, морального, духовного роста и становления личности. Калейдоскоп наших биографий даёт более объективную картину жизни подростков того времени, а затем и жизни нашего поколения.

     Я, Бобрецов Владимир, родился в июле 1934 года в глухой северной деревне Архангельской области, в которую родители переехали не по своей воле. Отец работал мастером-мелиоратором сплавной конторы леспромхоза в райцентре и в 27 лет женился на колхознице. Мама вышла из колхоза. Это было в сентябре 1933 года, когда колхозы на Севере ещё создавались. Председатель колхоза угрожал, что посадит маму в тюрьму. Наверное, поэтому молодожёны из большого двухэтажного дома, в котором осталась жить моя бабушка со своим сыном Яковом, переехали в во вновь создаваемый лесопункт за 30-40 километров от райцентра. Отец стал помощником начальника лесопункта и начальником сплавной дистанции, а мама какое-то время работала в лесу. Сначала они снимали угол в деревенской избе, потом комнату в бараке.

    Отец с 12 лет начал работать в сельском хозяйстве, на лесозаготовках и сплаве леса. Зимой становился охотником. С 15 лет самостоятельно работал на заготовке и сплаве леса. Подростком отец вместе со своим другом Михаилом Васильевичем Михеевым, с которым я познакомился в 1968 году, тесал шпалы из лиственницы. Эти шпалы вывозили по реке Мезени (300 км) и Белому морю (500км) в Архангельск. Между прочим, Венеция стоит на сваях из мезенской лиственницы.

    Мама с15-16 лет работала на лесозаготовках и сплаве леса. В числе передовиков производства два раза до замужества была на конференциях в Архангельске.

    Отец серьёзно заболел, и его перевели на работу в леспромхоз в декабре 1937 года. Мы стали жить в бабушкином доме на втором этаже. Была большая комната и большая кухня, а туалет на повети. Поветь - это часть дома, отгороженная от жилой части капитальной стеной.

    Отец ушёл на финскую войну, вернулся в феврале 1941 года. 26 июня был мобилизован на Отечественную войну. Помню колёсный пароход и баржу, облепленную мужиками и парнями. Дядя Яша был призван в армию в 1940 году, мама работала, бабушка работала в колхозе, получая за трудодни гроши. Летом и осенью 1941 года я с ребятами собирал грибы и ягоды, все готовились к суровой зиме.

     После окончания первого класса я умел считать и читать. Мама работала, сестра ходила в садик. Мне надо было ходить по магазинам, отоваривать карточки, что-то покупать. Эта обязанность осталась за мной до отмены карточек [В 1947 году].

    Летом с войны стали возвращаться мужики, а папа всё ещё был на войне. Его послали в Польшу для борьбы с "лесными братьями". Отец с малых лет охотился, хорошо знал лес, болота, ориентировался в любом месте. Может быть, охотничья сноровка помогала ему выжить в финскую и Отечественную войны. "Лесные братья" прекрасно знали свои леса и болота и сооружали землянки даже на болотах. Только в декабре 1945 года отец появился дома. Жизнь налаживалась. Я мог больше времени уделять учёбе.

    В 6-м классе у нас появился новый учитель математики. Борис Сергеевич Писарев, который организовал шахматный кружок и первенство школы по шахматам. К своему удивлению, я занял первое место  и в 1949, 1950 и 1951 годах играл в турнирах на первенство района, где делил 2-3 места. Учась в 7-10 классах, я занимал первое место в школьных турнирах по шахматам.

    Мы учились во вторую смену, и часто после ужина я опять шёл в школу на какой-нибудь кружок, на шахматный турнир, в кино. В драмкружке мы с Юрой Вторым сыграли главные роли в какой-то пьесе про войну. Спектакль был в районном кинотеатре. Пришло много народу, и, кажется, пьесу приняли хорошо.

    1 сентября 1951 года мы, десятиклассники, чувствовали себя именинниками. Нас перевели учиться в первую смену, отремонтировали и выделили самый светлый класс. В классе было всего 14 человек: 8 девчат и 6 ребят, со всего района с населением около 20-22 тысяч человек. На весь район была одна средняя школа в райцентре.

     Учителя считали десятиклассников взрослыми людьми. Я с 7-го класса думал о специальности по лесоразработкам. Родители с детства работали в лесу, да и я знал кое-что о лесе. У меня уже был учебник "Технология обработки древесины", который я прочитал в 8-9 классах. В 10 классе мы стали отмечать разные праздники с обильной выпивкой. В магазинах продавался дешёвый питьевой спирт, реже водка, а вино вообще было редкостью. Спирт, водка, брага мне не нравились, хотя выпивал изрядно. На следующий день самочувствие было неважное, да и деловая хватка слабовата. Я подумал, что после окончания лесотехнического института сопьюсь. Так и случилось с двумя нашими одноклассниками после окончания институтов.

    Кажется, в ноябре я тайком от родителей послал письмо в Ленинградский политехнический институт. Насколько я помню, текст письма был корявый, но патриотический. В декабре я неожиданно получил оттуда письмо с условиями приёма в институт, причём место в общежитии гарантировалось. Родители передали мне нераспечатанное письмо. Я прочитал довольно объёмный проспект и сказал родителям, что хочу поступать в политехнический институт, но пока это секрет. До июня 1952 года я никому не говорил об этом письме, а потом показал его Юре Второму. Все ребята и девчата уже выбрали институт и специальность.

    В 20 числах июля я и Юра Вторый поехали в Ленинград. В чемодане из фанеры и маленьком рюкзаке я вёз одежду на весь год и пропитание на всю поездку. Отец был в командировке в Архангельске. Он встретил нас в порту, накормил в ресторане. Он заранее купил нам плацкартные билеты на поезд. К вагону поезда мы подошли, когда полным ходом шла посадка. К моему изумлению, в купе  на шестерых оказалось 12 человек. Молодые ребята чуть-чуть не заняли наши верхние полки, а потом расположились на третьих полках. Среди этих ребят был Женя Вислых, с которым Юра Вторый подружился на всю жизнь.

    Утром поезд приближался к Ленинграду, легендарному Ленинграду. Поражало обилие остановок пригородных поездов, разрушенные во время войны многоэтажные дома, большое скопление людей на перронах некоторых остановок.

    От Московского вокзала мы, я и Юра, пошли пешком по Невскому проспекту с нашими чемоданами, что,видимо, было обычным явлением того времени. Шёл мелкий дождик. Это к счастью, говорили мы. Наконец мы втиснулись в трамвай №9. Я спросил своим поморским говорком, идёт ли трамвай к политехническому институту имени Калинина. Кто-то посмотрел на меня так: что это за деревня приехала, а одна интеллигентная немолодая сухонькая дама с вуалью на лице очень любезно, даже душевно, сказала, что да, идёт.

    С первого взгляда нас поразили своей торжественностью, парадностью главное здание института, его ограда и зеленеющий, цветущий парк. В приёмной комиссии нас направили не в общежитие, а в спортивный зал для игры в волейбол и баскетбол. Мы принесли железные кровати и тумбочку на двоих. Через два-три дня зал был забит кроватями. Больше восьмидесяти человек гудели, кричали, пели, ели до трёх часов ночи, чтобы в 6-7 часов снова есть, пить, говорить, ходить.

    Первый экзамен, сочинение, удивил меня своей обстановкой. Мы писали сочинение в большой аудитории на 300 человек. Такого сооружения я ещё не видел, тем не менее, это меня не смутило, написал сочинение на пять. Письменный экзамен по математике в такой же аудитории я выполнил спокойно и уверенно. Спортзал пустел после каждого экзамена. Абитуриент ошибается только один раз. Перед последним экзаменом зал опустел на две трети. Из нашей группы сдававших на первый курс пришли пятеро. Все оказались в разных учебных группах.

    В конце августа меня и Юру поселили в одной комнате на первом этаже в общежитии на Прибытковской улице в 25-30 минутах ходьбы до главного здания. Путь проходил по пустырю, который через некоторое время превратился в стадион. После широких просторов на Севере этот путь успокаивал и чем-то напоминал малую Родину. Могу сказать сейчас, что всю свою жизнь я прожил на окраинах больших городов вблизи почти нетронутой природы, и круглый год еженедельно общался с нею. (Прошу простить меня за лирическое отступление от темы).

     В комнату на четверых пришли ещё Геннадий Бусенко и Борис Зубарев. Они отличались эрудицией, начитанностью, интеллигентностью. Спустя несколько дней мы увидели, что в комнате напротив живут девушки. Для моей северной натуры это было странно и страшно неудобно. Двое из них учились в одной группе со мной (147). Это были Бэла Кривохижина и Аля Булавцева. Товарищеские отношения с ними прошли испытание, как в студенческие годы, так и многие десятилетия в дальнейшем.

    В нашей 147 группе было, кажется, 17 медалистов. Это были умные, эрудированные, работающие люди. Гера Тумаринсон  прекрасно владел художественным словом. Толя Коврик хорошо знал технику. Был отличным спортсменом. Ненавязчиво опекал меня в учебном процессе несколько лет. Адик Рейнер обладал аналитическим умом, наблюдательностью, иногда высказывал парадоксальное мнение по какому-то вопросу, но много курил. Толя Скакун был талантлив во многом, а своим поведением, образом жизни чем-то напоминал разведчика. Гетта Кузнецова училась упорно, настойчиво. В группе была очаровательная Лия Мериин, рассудительная, со своим шармом Марина Каган, заводная, руководящая Инга Гуреева. Саня Спицын всем своим видом, даже своими светло-рыжими вихрами, показывал, что он против чего-то. Было такое впечатление, что он постоянно идёт против ветра. (Боюсь сказать что-то неправильно о других студентах).

    В первом семестре для меня самым трудным оказалось черчение. Первый лист надо было выполнить в туши. Я три раза чертил, исправлял ошибки, доводил лист до состояния тряпки.После многих исправлений на третьей по счёту копии "Первого" листа Николай Семёнович Меньшиков пожалел меня и подписал лист. Трудны были лекции и задачи по начертательной геометрии. Пришлось немало времени поломать голову, упражняясь в рассмотрении разных сечений и разрезов, но зато потом я мог представить любое сечение или разрез сложного узла или машины.
    Профессор Дмитрий Лазаревич Гавра на первой лекции повернулся лицом к галдящей аудитории и сказал: "Я Гавра, грек". Затем повернулся к доске и стал читать, писать на доске лекцию. За два года чтения лекций он не сказал больше ни одного слова на посторонние темы.

    Первый семестр оказался трудным во всём. Началась зима, а я
ходил в демисезонном пальтишке с короткими рукавами и кепке. Хватило денег на покупку рукавиц. К концу семестра я заболел, и все экзамены сдавал при повышенной температуре 37,6-38,6. На каникулах я отлежался, а потом зима пошла на убыль.

    Первая ленинградская весна 1953 года наступила много раньше нашей северной весны. На 1 мая Марина  Каган пригласила всю группу к себе домой. Был хороший стол, песни, танцы до утра, до первого трамвая. В мае же почти всей группой мы пошли в театр оперетты. После окончания спектакля пошли по улицам и пели: "Сады стоят зелёные, а в них идут влюблённые...". Парк стал зелёным. Теплынь, окна в общежитии распахнуты, зацвела сирень. Луна вечерами манила на природу. Чувства разыгрались, но наступили последние контрольные работы, зачёты, экзамены, и разум притупил чувства, а может, и засушил.

    Борис Зубарев в комнате общежития появлялся поздно вечером. Он был избран секретарём комсомольского бюро нашего курса и задерживался на общественных мероприятиях. Ещё в марте он заговорил о комсомольской стройке на Оредежской ГЭС. К концу семестра я опять приболел и отказался ехать на стройку. Причину не говорил. На Севере не принято говорить о своих болячках. Борис, видимо, на меня обиделся и ушёл из нашей комнаты.

    Второй курс начался с поездки на уборку картофеля в далёкий Осьминский район Ленинградской области. Картошку собирали в дождь, слякоть, а потом и на снежном поле. Нас удивляла Ада Терешонкова, тоже из нашей группы. Она собирала картошку даже на снежном поле в летних туфельках. Её тонкие ручки просвечивались насквозь. Но воля у неё была в то время железная.

    На втором, третьем курсе мы привыкли друг к другу. Конвейерная система обучения с типовыми лабораторными работами, курсовыми проектами превратила нас в одинаково мыслящее общество.

    "Русский метод" обучения в нашем Политехе, высокая квалификация, культура и интеллект преподавателей формировал высококвалифицированных специалистов широкого профиля и, к тому же,  интеллигентов. Через несколько десятков лет я вспоминал паровые котлы на бывшем паровозостроительном заводе. Разбирая свой архив в 2000 году, я нашёл лекцию 1955 года о триггерах на ионных приборах, как ячейках памяти.
    С осени 1953 года я начал посещать лекции по музыке  очень известного музыковеда Л Энтелиса в актовом зале Главного здания. Лекции сопровождались исполнением музыкальных произведений. К 5-6 курсу я хорошо знал репертуар Мариинки, Оперной студии консерватории, слушал музыку в Большом зале Филармонии.

    На четвёртом курсе нас, 12 человек из 60 претендентов, стали готовить по специальности "Электровакуумные машины". В штате был один доцент, М.В.Гнучев, аспирант А.П.Кукушкин и двое или трое лаборантов. Все 12 студентов были распределены по заводам и НИИ, где мы на практике изучали и даже осваивали оборудование и технологию изготовления изделий электронной техники, а затем выполняли дипломные проекты.

    После окончания института я и Ольга Дражникова оказались в городе Саратове в "почтовом ящике", то есть на заводе по изготовлению технологического оборудования для изделий электронной техники. Я напросился на работу мастером в сборочный цех и оказался в самом пекле заводской жизни. Завод был построен заключёнными и пущен в эксплуатацию за 14 месяцев до моего появления. Авралы начинались с 20-х чисел, а вечером и ночью последнего месяца проходили последние испытания изготовленных машин. Номенклатура машин менялась каждый месяц. Были электрофизические, вакуумные, сварочные машины, прессы, линии по изготовлению электрических и люминесцентных ламп. После нескольких месяцев моей работы мастером начальник цеха понял, что я не умею управлять людьми. Так я оказался в отделе главного конструктора и сопровождал процесс изготовления какой-либо машины по цехам завода .Был избран в комитет комсомола, а затем и в бюро комитета комсомола завода, но особых успехов не проявлял.

    Город Саратов после Ленинграда мне не понравился, Но там очень хороший симфонический оркестр консерватории. Чтобы прослушать концерт, приходилось тратить 4-5 часов на дорогу туда и обратно. Природа же была хороша уже в 10 минутах ходьбы из общежития. Круглый год с рюкзаком, на байдарке, на лыжах осваивал я окрестности Саратова.
    В декабре 1960 года я женился. Жена, специалист по радиолампам, работала на соседнем заводе, тоже почтовом ящике. Руководство двух заводов даже не обещало нам, что предоставит хоть какое-то жильё. В Калуге на радиоламповом заводе мы получили однокомнатную квартиру через четыре месяца. Опять я попал на завод, пущенный за 14 месяцев до моего приезда. Опять я начал работать мастером на последней стадии изготовления радиоламп с использованием технологического оборудования, изготовленного на моём участке цеха Саратовского завода. Руководство завода намекало на быстрый карьерный рост, но я снова ушёл в конструкторы.

    После трёхлетней учёбы летом 1963 года сдал экзамены на Государственных центральных заочных курсах по немецкому языку, потом вступительные экзамены в аспирантуру и в декабре 1963 года поступил в аспирантуру МВТУ им. Баумана. После окончания аспирантуры был направлен в Калужский филиал МВТУ, где и проработал с января 1967 года по июль 2002. В1967 году защитил кандидатскую диссертацию, с 1972 года - доцент на кафедре  "Электронные приборы и электронная техника[?]". 12 лет был учёным секретарём Совета филиала. Особых заслуг и наград не имею. С 2002 года нигде не работаю.

Дачный сезон длится с апреля по октябрь. Зимой - больше читаю. В Калуге родились, учились и работают дочь и сын. Растут две внучки и внук.

    Сейчас угнетает низкая нравственность и духовность наших людей, выросших при социализме. Истоки алчности, коррупции, стремления к наживе любой ценой, наверное, идут ещё от "трудодней-палочек", от показухи на производстве и в общественной жизни. Советская власть уничтожила Хозяина, общину, Человека.

                ***************************************