Потехин Виктор Егорович

Родился 5 февраля 1936 года в Москве. Мои дедушки и бабушки и по отцу, и по матери родом из Рязанской области Шацкого района, деревни Спасск. Это на самом юге Рязанской области, на стыке трёх областей - Рязанской, Пензенской и Тамбовской.

У отца было 10 братьев и сестёр, у матери - четверо. Дедушки и бабушки примерно ровесники Ленина, отец родился в 1902 году, мать - в 1905. Родители окончили 2 и 3 класса сельской школы ещё до революции, научились читать, писать, считать. Учили закон божий, и на этом их школьное образование закончилось, надо было работать в семье и на поле. Деревенские дети приобщались к труду с 5-6 лет.

Семьи отца и матери были работящие и довольно зажиточные. Когда началась коллективизация, дед по отцу не торопился вступать в колхоз. И сельские власти причислили его к кулакам, собирались выселить куда-то на Север, но потом передумали.

В это время в стране начиналась индустриализация, шла 1-я пятилетка, городу требовались рабочие руки. Дед с бабушкой, отец с матерью и моим старшим братом 1928 года рождения оказались в Москве на заводе "Калибр". Отец с дедом плотничали, строили завод, бараки, общежития, жилые дома, потом дед работал сторожем в детском саду. Мать устроилась работать в цех, освоила профессию шлифовщицы, перед войной была стахановкой, ударницей. Первое время все жили в бараке. В середине 30-х годов родители получили от завода "Калибр" комнату в коммунальной квартире со всеми удобствами, там я и родился.

Отец простудился, заболел и умер летом 1936 года. Мне шёл шестой месяц. Дед умер в 1939 году. Оба похоронены в Москве. Деда я помню. Он нюхал табак. Его табакерка, обращение с ней, запах табака сохранились в памяти.

Я ходил в детский сад. Московских воспоминаний у меня сохранилось много: праздники в детском саду, начало войны, воздушные тревоги, бомбоубежище.

В августе 1941 года мать со мной, старшим братом и с бабушкой эвакуировалась на родину. Там я пошёл в школу. Учился в трёх разных школах, расположенных в трёх смежных деревнях - в начальной, семилетней, средней.

Надо сказать, что это были (и остаются до сих пор) глухие места, хотя и расположены всего в 450 км юго-восточнее Москвы. До железной дороги - 20 км, до шоссейной - 25 км, до райцентра - 40 км. Основным видом транспорта была лошадь, запряжённая в телегу или сани. Деревня жила по обычаям 19-го века. Отмечались православные праздники, соблюдались посты. Не было электрического света. В некоторых домах жили при лучине, были бани по-чёрному. Среднюю школу я окончил при керосиновой лампе. Бедность в послевоенные годы была поразительная. Мужчин после войны не было. Женщины зимой пряли шерсть при помощи веретена и самопрялки. В некоторых домах были самодельные ткацкие станки. Ткали домотканое полотно. выращивали табак и коноплю. Из конопли делали верёвки и суровое полотно. Телят и ягнят, появившихся на свет зимой, до весны держали в доме. Были посиделки и деревенская кузница. Был самогон из картошки и сахарной свёклы. Кинопередвижка приезжала раз в месяц, так что образы Дуни-тонкопряхи и Арины Родионовны, дремавшей под жужжание своего веретена, мне знакомы с пяти лет. Лапти были для жителей окрестных деревень основной обувью зимой и летом. Валенки были праздничной обувью. Мне тоже довелось носить лапти в 1946-1948 годах. Надо сказать, что это очень удобная, лёгкая обувь для сухого лета и морозной зимы. Но в сырую непогоду они быстро промокают.

Мать работала в колхозе. Надо было вырабатывать минимум трудодней. За трудодни платили натурой, платили мало, так как урожаи были низкими. Люди жили тем, что выращивали на огороде и содержали во дворе.

Но школы работали успешно, среди учителей были и женщины, и мужчины. Когда я перешёл в 8-ой класс, к нам из Пензенского педагогического института приехали сразу пять выпускников: девушки-историк, биолог, химик, физик и парень - преподаватель немецкого языка. Они-то и довели нас до выпуска.

В 1948 году мать устроилась на работу санитаркой в сельской больнице, и жизнь значительно улучшилась, появились какие-то деньги. Лапти я больше не носил.

Врач, единственный на всю округу, выписывал газеты и журналы: "Правду", "Известия", областную и районную пензенские газеты, "Огонёк", "Крестьянку", "Работницу" и несколько медицинских специальных журналов. Эти издания почтальонша приносила к нам. а мать на следующий день относила врачу. Я всё это просматривал. Особенно нравились цветные фотографии художественных произведений в журнале "Огонёк". Многие шедевры русского и мирового искусства из Третьяковской Галереи, Русского Музея, Эрмитажа были напечатаны в те годы в этих журналах. Регулярное  чтение этих журналов расширяло мой кругозор.

Школу окончил в 1952 году с золотой медалью.

Когда учился в 9-10 классах, старший брат служил на флоте и агитировал меня идти на флот. В 1953 году он был демобилизован инвалидом 2-й группы с туберкулёзом лёгких, - это сильно подорвало здоровье матери.
В Ленинград я приехал поступать в Высшее мореходное училище на радиотехнический факультет. Но медицинская комиссия нашла дефекты в моём здоровье.

Я поехал в Политехнический институт. Был конец июля. Величественное главное здание произвело сильное впечатление. Я хотел поступать на ФМФ, РТФ или ЭлМФ, но в приёмной комиссии сказали, что приём медалистов на эти факультеты окончен, и добавили: поучитесь, осмотритесь, а потом можно перейти на другой факультет. Так я оказался на ММФ. Первым, кого я встретил в комнате общежития в 7-ом корпусе, был Рафик Хасапетьян. Потом появились Миша Падалинский и Миша Фёдоров. Вместе мы дружно прожили в одной комнате три с половиной года.

Институт, общежитие, постоянное общение с однокурсниками. Я смотрел на мир и на сверстников открытыми глазами. Отношение к однокурсникам было двоякое - либо симпатии, либо нейтральное. Антипатий не было. К концу 2-го курса я знал всех на потоке.

После 1-го курса я пошёл в деканат РТФ поговорить о переводе. Там сказали, что могут меня принять, если отпустят с с ММФ. Пошёл в свой деканат к зам. декана Г.И. Филиппову. Попасть к нему на приём можно было только через секретаря Александру Филипповну Заикину. Она обо всём подробно расспросила, и обо мне, и о семье, и стала отговаривать меня от этого шага, приводя разные доводы. Но остановить меня было невозможно. Предложила мне заняться репетиторством, позаниматься математикой с мальчиком-девятиклассником, её знакомым. Позже я некоторое время помогал ему.

Филиппов же весьма сухо и холодно сказал, что отпускать меня не хочет и не может, так как хороших студентов не отпускают, что впереди возможна именная стипендия, что стерпится - слюбится, что ММФ не хуже РТФ... Всё это пустое, это блажь, которую надо выкинуть из головы.
Через год, после окончания 2-го курса история повторилась. В деканате ММФ был Василий Павлович Семёнов, но его возражения были такими же.

 После этого я пошёл к декану мехмаша профессору Тимофею Алексеевичу Лебедеву. Я знал, что он увлекается современными вопросами физики, печатает в газете "Политехник" статьи по философским вопросам теории относительности и квантовой физики, и надеялся на его понимание. Но и он повторил почти что слово в слово то же, что говорили его заместители. Мне опять пришлось отступить.

На 3-ем курсе появились специальные предметы - общая электротехника, общая теплотехника, основы металловедения, детали машин, основы технологии машиностроения, основы подъёмно-транспортных машин, допуски и посадки, теория упругости. Это было интересно, но это были достижения 19-го века, это было просто и понятно. А тут на глазах развивалось телевидение, атомная техника, появилось загадочное слово кибернетика, появились статьи о Циолковском и о космических полётах. Всё это было незнакомо, таинственно, страшно интересно и вызывало у меня неодолимую тягу ко всему новому. И всё это изучали студенты совсем рядом, во втором учебном корпусе нашего института.

После 3-го курса весь поток был на производственной практике на Кировском заводе. Мы побывали в литейном, модельном, кузнечном и прокатном цехах. Условия работы в этих цехах были ужасные. Сборочного производства нам не показали. Во дворе стояли танки КВ и ИС - музейные образцы. Завод продолжал выпускать танки, хотя после войны прошло 10 лет. Эта производственная практика была последней каплей.

Снова пошёл к декану, но мягкий, вежливый, интеллигентный Тимофей Алексеевич Лебедев был неуступчив. После этого я написал заявление об отчислении из института, отчислился, рассчитался по всей форме и пришёл на РТФ. Два замдекана РТФ И.В. Афонькин и В.А. Парибок отнеслись ко мне очень внимательно и всячески в дальнейшем помогали мне. А пока сказали, что могут меня принять на 3-й курс без стипендии и общежития. Я согласился. Я продолжал жить в одной комнате с друзьями-механиками. Спали вдвоём с Падалинским на одной койке в течение целого семестра. С деньгами было сложнее, пришлось сократить все расходы. Потом ребята из новой 394А группы собрали для меня приличную сумму, а потом В.А. Парибок помогла устроиться мне на работу радистом в Дом учёных в Лесном. Работать надо было по вечерам с !8 часов. В дальнейшем я получил и общежитие, и повышенную стипендию. Слегка сожалел о потерянном годе, о том, что не сделал решительный шаг раньше.

Одновременно со мной на РТФ перешла Катя Соколова, а на ФМФ ушёл Миша Качан, звезда курса.

На РТФ было несколько специальных кафедр, довольно сильно различающихся между собой. Мне было дано право выбора, но В.А. Парибок рекомендовала пойти на кафедру, которой руководил Т.Н. Соколов.

Кафедра называлась тогда "Математические и счётно-решающие приборы и устройства". Соколов был очень активным человеком, стремился делать живую аппаратуру, доводить дело до готовых к эксплуатации образцов. Он брал очень серьёзные оборонные заказы, большие по объёму, с жёсткими сроками выполнения, привлекал к этим работам всех преподавателей кафедры и студентов. Кафедра уже тогда напоминала научно-производственный коллектив.

Я окончил кафедру с отличием в 1959 году и был оставлен на кафедре. Жил в в общежитии, в 7-ом корпусе. В конце 1960 года мне предоставили комнату в аспирантском корпусе. В феврале 1961 года я привёз к себе маму из деревни, прописал её. Мама жила со мной до конца жизни, умерла в 1975 году, похоронена на Богословском кладбище.

В 1963 году я женился, получил 2-х комнатную квартиру. Через год родилась дочь, через 5 лет - вторая. Растут внук и внучка.
Кафедра быстро росла численно за счёт своих выпускников. Потом стали брать и выпускников ФМФ, ЭМФ, ММФ и других вузов.

В 1961 году от кафедры отпочковалось ОКБ "Импульс", теперь НПО "Импульс", где я работаю до настоящего времени. К 1991 году число сотрудников НПО (с филиалами в Москве, Киеве, Минске, на космодромах Байконур и Плесецк) достигла 6 тысяч человек.

Мне довелось учиться на двух факультетах ЛПИ. На ММФ парней и девушек было поровну. Студенты более открытые, более общительные, более душевные. На РТФ девушек было не более 20%. Народ был с большим самомнением, с завышенной самооценкой, более рациональные, из более благополучных семей, большие индивидуалы.

На РТФ я знал, в основном, две группы, а на ММФ я знал весь курс.

Вити уже нет.