Пути-дороги
Сколько раз ни выезжай, а сборы каждый раз не похожи на предыдущие. Прошло только три месяца, как я вернулась в Ашхабад и в родной оперный театр, а вот уже на гастролях и первый спектакль, как первый блин, вышел комом, да ещё и в ауле, где отлично знают предание: «Шасенем и Гариб» и чувствуешь себя, как нашкодивший школьник, который к тому же и уроки домашние не приготовил.
Благо, что в сопрановой партии есть из кого выбирать.
Возник вопрос между мной и Шурочкой, которая перед самыми гастролями вернулась с больничного с радикулитом. Оперу она знает лучше, но её тембр голоса слишком выделяется из ансамбля. В свою очередь я тоже постаралась восстановить в своей памяти партию сопрано, но ещё не усвоила момент вступления и постоянно опаздывала, боясь выскочить вперёд: ни одной спевки за эти три месяца не было и ни одного спектакля на стационаре... Но решили взять нас обеих, чтобы никого не обижать.
Проводила меня матушка за порог с наставлениями и благословлением. Отправилась я в аэропорт троллейбусом: на такси артистам хора не доплачивали, а зарплата была не более, чем у технички. Сели в самолёт и вот уже замелькали под крылом последние ашхабадские постройки. Летим на Ташауз. Нина очень плохо переносит самолёт, её мутит.
Лариса и Нина – бывшие подруги, между которыми оказалось моё кресло, давно уже не разговаривали, наверное, года два, и мне очень захотелось их помирить, ну хотя бы до простого доброжелательства.
С Ларисой уже была проведена ни одна беседа: она моя соседка по микрорайону и попутчица на работу – Тут больше успехов, но Нина всё ещё холодна, как мартовский снег… вообще-то этих женщин так близко я ещё не знала, хотя с Ниной переписывались более восьми лет, уверенно считала её названной сестрой.
Но сестричка довольно строптивая и суеверная до фанатизма, хотя, это присуще и Ларисе. От этого сильно страдают сами женщины и окружающие, и я уже не в состоянии им помочь, т.к. убедилась в их непробиваемости. Женщины в ссоре зашли очень далеко, из-за пустяка, проклиная, друг дружку, не могут уже простить и попросить прощения. Как же – нужно выдержать характер, хотя для этого было достаточно времени!
Верующие люди, посещают церковь, а не знают, что прощение стоит многих молитв!
Самолёт скоро набрал высоту, и полёт пошёл ровно с мерным жужжанием моторов. Принесли лимонад. За окном сверкало солнце, а под нами, далеко внизу застыли редкие кучевые облака, порой они сближались и уже казались огромным стадом тонкорунных баранов, чётко подчёркивая желтеющую под облаками пустыню, которая простиралась от края и до края без единой тропинки. Только тёмные капли небольших саксаульных зарослей, как веснушки, на пергаментном лице пустыни.
Но вот появились первые оконца воды, сверкающие на солнце и слепящие глаза, среди безжизненной пустыни. Самолёт ровно пошёл на посадку. Нине опять стало плохо.
За оградой аэропорта ждал автобус. Каждый занял своё постоянное место.
Через несколько минут в автобусе запахло гарью и появился дым в салоне. Остановились. Водители, заняли свои места под машиной.
А мы с Гулей отправились в кусты… и вскоре вернулись с шампиньонами. Сколько было восторга наших коллег. А кто усомнился в их съедобности. Но я заядлый грибник и меня не испугаешь сомнениями дилетантов. Минут через сорок автобус уже был на ходу, и мы продолжили свой путь в сторону Ташауза.
Вдоль дороги мелькали азиатские кибитки и современные дома, загромождённые всяким хламом кривые улочки.
Мелькнула последняя плоская крыша и перед нами распахнулась полу-казахская степь и полу пустыня со сверкающим на солнце солончаком вперемежку с культурной почвой, сплошь залитой водой. Эти ровные квадратики и прямоугольники сверкали своими зеркалами – это всё рисовые плантации. Ташаузский рис крупен и рассыпчат.
Дорога тянулась скучно и однообразно. Всюду были видны следы больших дождей. Наконец, показались предместья Куня-Ургенча. Поднялась пыль…
Добрались благополучно до гостиницы, расселились, как положено по паспортам и пошли по номерам. Ещё в холле нас встретили сырость и затхлый запах. Постели холодные и сырые. Горло сразу перехватило, и всю ночь невозможно было согреться. Всюду грязь и запустение, как в старой России, не хватало только гоголевских клопов. На следующий день весь гостиничный двор пестрел матрасами, подушками и одеялами - шла интенсивная просушка и проветривание нашего временного жилья. Я тоже вытащила всё, что могла унести и дважды в день всё переворачивала на другую сторону. Вторую ночь я спала, как младенец на русской печке.
Потянулись бесконечные гастрольные будни со всевозможными приключениями, радостями и огорчениями. На третий день у Розы случился приступ аппендицита, и теперь она лежит в местной больнице, такой же допотопной, как гостиница, и ждёт в муках операции. По дороге в аулы много услышишь рассказов о гастрольных приключениях. И я попробую их пересказать вам, как только сумею.
Свидетельство о публикации №213060500737