Сказка про бумажный мост

Я хочу спросить.
Впору ли здесь – о любви?

знаешь,
так со звёздами
шепчутся,
только небесную высь
кляня:
если тебе я завтра отвечу
прозой,
ты усмехнёшься
и
забудешь
меня.

Ты не сбежишь – я от тебя далёк, намеренно оторван; в этом и есть источник всех моих бед.

Кто я, кто ты? – не мучай себя вопросами, эти вопросы нас обоих сильней; но знаешь, если я завтра отвечу прозой, то…

Они тут говорят о любви, о любви, всегда – о любви, только о ней; даже если не звучит это слово, даже если не знают его – они всегда говорят о любви, слушают о ней, видят – (если) видят её, опуская ресницы, хотя – как можно увидеть любовь, кто и когда знал, как она выглядит, – и всё же они видят её.
Спроси у них – как?
Ручаюсь, ты не получишь ответа, только шелест ресниц, только шорох пера по бумаге: прислушайся! может быть – если очень повезёт – ты услышишь робкие, мучительные мои шаги, пытающегося выпутаться из месива строчек: но как, но куда, бесполезно всё, ты видишь это. Но я пытаюсь выбраться, и ты знаешь: они сейчас думают, конечно же, о любви, только о ней.
Молчи и слушай: ты не услышишь ничего нового, никогда, ничего, но если ты попытаешься заговорить – последние обрывки образов, всё то, во что я ещё верю, всё то, что и составляет это странное слово “любовь” – уйдёт, уйдёт навсегда, развоплотится, растает, как дым, и никто даже не успеет заметить, когда и как это могло случиться, а ты – так и вовсе забудешь, что когда-то что-то было; вот разве – морок, да не было же и морока, но почему, почему тогда я тебя помню?

Было же. Было ли?

Слова наши тяжким грузом лежит на нас обоих. Мы не придём, невозможно перу противиться, – но попытаемся идти, преступая следы пера. Пыльные склады часто набиты картинами прошлого, рамы золочёные да стёрлась позолота, краски серые, тусклые... Персонажи на них хотят дожить до утра; не доживут – утро их никогда не настанет, но в этой попытке – вся их картинная жизнь. Пусть снег никогда не растает и ты не переступишь невидимые рубежи; но попытайся дойти ради самой себя – это роль, которую кроме тебя не сумеет сыграть никто...

Я учусь наблюдать за приметами атмосферы. Так например, приближение грозового фронта, когда воздух искрит, но никак не грянет – не всегда верный признак того, что будет болеть голова. Не в грозу, только на закате, когда в игре красок красные снова победят. От этих мыслей хлюпается носом и ощущается затылком такой запредельный холод, что даже двоичный код покажется теплым. Тогда остается надеяться, что по дороге домой попадётся магазин с приличным коньяком. Или же придётся лезть руками в мокрую грязь прошлого. Мне ближе то, что проходит, тем ближе камень и смерть, и пишу это постольку, поскольку боюсь успеть, боюсь снова построить вдруг на песке на совесть. Дороже то, что истлеет, сама способность отнять очертит факт, что мир наш хрупок и наг, бесценен тем, что он ничего не стоит.
Они смешны, как же они смешны с вечным их “люблю”, с рассуждениями о жизни и смерти: все слова – необязательны, даже где-то лишни; смысл их переменен, они и сами не всегда понимают, что за слова говорят, а если и понимают, так что ж с того?
Кто сможет обещать, что другой, услышавший – поймёт их так же? Они никогда не понимают, они говорят ненужные слова и не видят, что смысл их тёмен. Они смешны в своих вечных попытках давать имена вещам, вешать на них ярлыки, как трёхтонные гири, пытаясь приковать вещи к реальности: они как будто постоянно боятся, что неназванная вещь улетит, испарится, растает, как будто её никогда не было: они так привязаны к вещам. Они так привязаны к своей реальности, что постоянно пытаются привязать и её к себе, держать её, не дать ей ускользнуть: они не знают, что реальность способна умереть в их объятиях. Она держится пока – до тех пор, пока её не слишком ещё крепко приковывают к себе, полагая себя единственным, что абсолютно: они не понимают, что сами они так же необязательны, что существование их – величина переменная; они не понимают, но чувствуют, и обвешивают себя словами и вещами, стараясь обрести материальность.

Вещи бегут от них.
Реальность рвётся наружу, стремясь быть необязательной и переменной. Она-то знает, что иначе жить невозможно.