Качели

   Дети стали пропадать ещё весной. Но это потом уже стало ясно, а сначала никто
не мог заметить никакой закономерности. Всё началось с того, что в соседнем дворе построили новый дом. Ну дом и дом, ничего особенного, а вот детская площадка там – просто загляденье! Мне доводилось видеть множество разных детских городков, чего только не увидишь в наши дни! Раньше все эти сооружения были похожи, как близнецы-братья: чего там выдумывать, есть же прекрасный материал – водопроводная труба, вот и знай гни из неё что-нибудь да клепай! Разве что пара-другая досочек понадобится, уж этого-то добра в каждом ЖЭКе легко было сыскать. Вот и щетинились наши дворы дурно сработанными турниками, жалкими пародиями на шведские стенки, какими-то монстрами в виде уродливых черепах, непонятно для каких упражнений придуманных. А сейчас небось дизайнеры  да художники, не покладая рук, трудятся над  разнообразными проектами детских площадок. Так вот, игровая площадка во дворе нового дома поражала воображение всех без исключения граждан, забредших в те края. Она состояла из металлических и сверхпрочных пластиковых модулей. Металл сверкал на солнце серебром, а пластик радовал приятными оттенками. От этой композиции веяло космосом, и каждый, кто к ней приближался, ощущал себя сопричастным к Прекрасному Далёко. Но самое главное преимущество новой площадки – наличие качелей. Что за качели безрадостно влачили жалкое существование в наших дворах, пока сердобольные начальники жилищных контор не давали указания какому-нибудь дяде Васе с «болгаркой» вместо рук прекратить их мучения? Громоздкие, как правило, разболтанные раскоряки на шизофренически длинных подвесах, к которым и подойти-то было страшно; а то еще лучше: сиденье находилось так высоко, что забраться на него без посторонней помощи не было никакой возможности. Вот так и задумаешься, бывало, что бригады мастеров в доперестроечных ЖЭКах состояли исключительно из гномов и великанов.

   Здесь же качели предусматривались для разных возрастных категорий. Были невысокие, с такими симпатичными люльками, для самых маленьких; имелись качели с более высокими мачтами и удобными креслицами - для детишек постарше, а самыми классными считались большие красные качели. На этой поляне детских удовольствий вообще всё было классно. Вот и потянулась детвора во двор нового дома. Малышня совершала своё ежедневное паломничество конечно же с мамочками, а те, кто постарше – самостоятельно.

   Первый ребёнок пропал еще до Пасхи. Мальчик из соседней семиэтажки пошёл покачаться на качелях и не вернулся. Они ушли втроём - он и ещё двое приятелей. Товарищи засобирались домой, когда стало смеркаться, а один остался. Мальчишка исчез бесследно. Родители и их знакомые сбились с ног, милиция стояла на ушах, опросили всех и вся, но парень как в воду канул.
   Второй подобный случай произошел в мае. На этот раз исчезла девочка, благополучная пятиклассница из приличной семьи. Всё повторилось: девочка пропала бесследно. Никто не мог рассказать, как это произошло. Подружки, с которыми она ушла на качели, вовремя вернулись домой, а она задержалась и исчезла. Когда пропал третий ребенок, мальчик Миша из седьмого дома, вся округа затрепетала. Мальчишка и раньше ходил в соседний двор, но возвращался домой еще засветло, а тут как-то незаметно слинял из дому под вечер и не вернулся. Мать с бабушкой проплакали все глаза, но что ж без толку ломать руки, побежали в милицию конечно. Там творилось что-то невообразимое. Ещё бы, за два месяца третий ребенок пропал. Противное дело вырисовывалось: то ли маньяк-серийщик объявился, то ли еще что, главное – следов никаких не обнаружилось. Прямо мистика какая-то!

   Все пропажи объединили в одно дело и поручили его оперу Серёгину из девятого отделения. Опер был молодым, но уже опытным и взялся за дело с энтузиазмом. Однако с каждым днём пыл его угасал. Зацепиться-то и правда было не за что. Да ещё помощничек на голову свалился, стажёр Сеня Трифонов. Студент-стажёр попался страшно начитанный, настоящий всезнайка. Версии из него так и пёрли, и всё – «не пришей кобыле хвост», как казалось раздражённому неуёмной фантазией напарника Серёгину. Торчали они в отделении сутки напролёт, на пленэр тоже выбирались, наблюдая за школами и детскими садами, а толку – чуть. Однажды поймали подозрительную личность, копошащуюся у забора седьмой школы. Оказалось, тот был ни при чём. Рабочий-молдаванин, подвизавшийся на ниве евроремонта в соседнем доме, выполз на свет божий за хлебушком и не дошёл до булочной. Чего он там съел – неважно, но живот прихватило не на шутку, вот и пристроился в ближайших кустах, ничего лучше не придумал. Доказательства были налицо, пришлось отпустить.
    
   Короче, что получалось: пропавшие детишки были ровесниками, всем исполнилось по одиннадцать лет, все они учились в школе номер семь и ...  всё.
- Как всё, как всё? – горячился Сеня. - Первый пацан – из семиэтажки, девочка – из седьмой квартиры, а мальчик Миша – вообще из седьмого дома!
- Ну, и причём здесь твоя арифметика? – не въезжал Серёгин. - Ты мне в схему всё уложи, в схему!
- Так вот же: всем по одиннадцать, все из седьмой школы, семиэтажка, седьмая квартира, седьмой дом – всё сходится!
- Ну да, а пропадали они, между прочим, третьего числа – в апреле, мае и июне. Что сходится, Сеня? Тут, блин, всё параллельно!
Семён продолжал вычерчивать свои схемы, бумаги казённой перевел – жуть! А Серёгин ломал голову, выискивая реальные закономерности, и всё напрасно – уцепиться было не за что. Пошли повторные опросы родителей, друзей и предполагаемых свидетелей: как были одеты пропавшие, когда их видели в последний раз, где, и так далее. Получалась какая-то ерунда, выяснилось только, что в одежде пропавших детей присутствовал красный цвет: у первого мальчика была красная куртка, у девочки – шапка, а на мальчике Мише были красные кроссовки. Опять задумались о маньяке, но похожих случаев не было, и о серии вроде бы забыли. Сроки поджимали, начальство ходило хмурое, настроение падало.

   Зачастую первая половина июня случается дурной - то дожди зарядят, то холода хватят такие, хоть пальто с шапкой надевай. А тут, как по заказу, погода настала сказочная: вечера были тёплые, ночи ясные, а днём устоялась комфортная температура слегка за двадцать – не жарко и не холодно. Трава и листья на деревьях ещё не успели заматереть той густой тёмной зеленью, которая наводит на мысль о закате лета. Серёгин любил летнее московское утро, когда во дворах хозяйничали лишь дворники, да редкий, дрожащий от утренней свежести, ещё не выспавшийся хозяин выводил свою нетерпеливую собаку. Ему нравилось слушать утреннее пенье птиц, нравилось ощущать, как, вставая, набирало силу солнце, и его нежные лучи становились всё настойчивее. На даче сейчас небось пионы бесчинствуют, а здесь, в городе, и цветов-то почти не увидишь, лишь стерильные газоны вдоль магистрали, перемежающиеся одинаковыми рабатками (или как это там называется) из бегоний и прочей невзрачной лабуды. Эту незатейливую красоту ежегодно обеспечивали стайки прилежных  гастарбайтеров в оранжевых жилетках. Он с удовольствием вдыхал пряный запах тополиной листвы и молодых акаций, но и эта благодать не могла выветрить из головы мыслей о работе. Надо было срочно что-то предпринять, найти хоть какую-то зацепку, не с пустыми же руками идти к начальнику. В предвкушении очередного нагоняя Серёгин принялся пересматривать протоколы опросов. Какой-то мелкий факт отложился в его мозгах ещё в прошлый раз, но тогда он не смог его выцепить из множества других. Вот, вот оно! Некоторые из детей рассказывали, что, раскачавшись на больших красных качелях, они прыгали на песок, соревнуясь, кто улетит дальше. Ну, это дело известное, кто ж в детстве не любил самопальный этот аттракцион, за который можно было бы схлопотать хороший подзатыльник от родителей. Значит, нынешние детишки тоже не чужды старых добрых пионерских развлечений. Ага, а песочек-то на новой площадке – что надо – мелкий, беленький, мягонький, словно с юрмальских пляжей завезённый. Ну, так что там: прыгали, говоришь…  Серёгин  неожиданно для себя начал рассуждать вслух. Оказалось, Сеня Трифонов тоже бьётся над этой проблемой. Он разошёлся и громко вещал про сдвиги во времени, временные петли, параллельные миры и о всяких-разных возможностях туда угодить. Прагматичный ум Серёгина отказывался принимать всё это на полном серьёзе:
- Да что ты мне сказки рассказываешь? Я что, не читал фантастики – плавали, знаем, но причём здесь это?
- Притом. А ты знаешь, что дети в переходном возрасте подвержены всяким мистическим событиям? Не зря же, где полтергейст, там подростки замешаны, - орал Сеня.
- Ага. Ты мне еще про собачек и кошечек расскажи, как они призраков чувствуют.
- Не чувствуют, а видят. И это правда. И параллельные миры – правда. Эти дети запросто могли туда попасть.
- Да какие же они подростки, в одиннадцать-то лет? Так, мелкота.
- Не скажи, они сейчас все акселераты. Так что нужно думать и в этом направлении. Ты пойми, мы же ничего не теряем, все равно ничего другого не остаётся.
- Ты мне посоветуй, Сеня, с чем к начальнику идти. Про барабашек ему рассказать, что детишек наших в свое логово затащили? Ну и куда нас с тобой направят после этого, в какое измерение, в какую палату?

   Несмотря на бесконечные споры с Семёном, Серёгин понимал: что-то в его доводах всё-таки было. Он потерял аппетит, потерял покой и сон, в голову ничего не приходило. Серёгин возненавидел свою холостяцкую квартиру, невмоготу было оставаться наедине с самим собой. Вот и сегодня он, обложившись чистыми листами бумаги, сидел, уставившись в обеззвученный телевизор, и догрызал несчастный жёлтый koh-i-noor.
Он принялся выписывать в столбик все имеющиеся факты. А факты представляли из себя сущую ерунду. Стараясь проанализировать и отфильтровать эту ерунду, он обнаружил некоторые закономерности, но они были настолько смехотворны, что ему стало противно. Он не мог испытывать щенячьего Сениного восторга по поводу энтих самых совпадений: возраст пропавших – одиннадцать лет, в адресах у каждого встречаются семёрки: дом, этаж, квартира… да что за чушь! Да, и все из седьмой школы.
Все пропали третьего числа. Прямо «Пиковая дама» какая-то получается – тройка, семёрка, туз. Знакомая комбинация! А куда прилепить красное? На каждом из детишек было надето что-то красное. И качели красные. Да нет, бред, бред! Промаявшись до полуночи, Серёгин завалился на диван, но сон не шёл.

   Поднялся он с первым лучом солнца и сразу же подался на улицу. Купив в ночном магазине сигареты и пакет кефира, Серёгин вернулся к своему дому. Разложив на ободранной скамейке всё это хозяйство, он с кайфом затянулся сигаретой. Пить из пакета было страшно неудобно, но Серёгин вдруг почувствовал необычайный прилив сил. « А ведь я выспался, - подумал он, - хотя почти не спал. И снилось бог весть что». Он вспомнил, как во сне до одури раскачивался на громадных красных качелях, не решаясь спрыгнуть. Он знал, что это надо сделать, но никак не решался. Вспомнил, что на ногах у него были красные лаковые штиблеты, а на голове – красная шапочка с помпоном, как у гномика.

   На работу он пошёл рано и наверняка был бы там первой ласточкой, если бы ноги сами не привели его к новому дому. Он издали заметил долговязую Сенину фигуру, юноша самозабвенно раскачивался на красных качелях. Серёгин полюбовался немного живым воплощением коленчатого вала и  подошёл сзади в тот момент, когда Сеня совершил мягкую посадку.
- Привет десантникам! – бросил он усмехнувшись.
- Здравия желаю! – ответил Сеня.
- Курс молодого бойца?
-  Да вот, пытаюсь, так сказать, проверить одну мыслишку.
- Эмпирическим путём? Ладно, пошли в отдел, - Серёгин помог практиканту подняться с земли.

   И опять они изводили казённую бумагу, вычерчивая таблицы и схемы. Серёгин морщился: всё это крепко ему не нравилось, и дурацкий сон не шёл из головы, пришлось рассказать о нём Сене. Тот затряс розовеющими в лучах полуденного солнца ушами: более всего он оценил красные штиблеты.
- А ты, Сеня, что же на себя красненького ничего не нацепил, когда прыгал? Я так понимаю, это факт немаловажный в нашем деле, - ехидно спросил Серёгин.
- Зря смеётесь. А что если это не факт, а один из факторов?
- Какая разница – факт, фактор?
- Есть разница. Здесь любой из фактов может являться важнейшим фактором в деле перехода. Вот я их и отрабатываю, - угрюмо ответствовал Семен.
- Какого перехода?
- В параллельный мир.
Серёгин скорчил кислую физиономию: «Вы, батенька, всё о своём!» Сеню понесло, остановить его было практически невозможно.  Обстановка накалялась, головы гудели. В какой-то момент Серёгин потерял ощущение реальности, усталый мозг отказывался объективно отображать всё происходящее, но, несмотря на это, их умозаключения обретали какую-то стройную конфигурацию. Казалось, еще немного – и решение придёт. За спорами и препираниями рабочий день подошёл к концу. Продолжить решили у Серёгина.

   Не только голова, но и живот требовали пищи, пришлось зайти в магазин – очередной День Пустого Холодильника отменялся. Ужасно хотелось пива, но Серёгин не пошёл на поводу у собственных желаний и набрал кучу разных соков и морсов, купил хорошего чая, а Сене предоставил дополнить продуктовую корзину на своё усмотрение. Сенина фантазия не ушла дальше яиц, ветчины и помидоров. Серёгин вздохнул и прикупил ещё свежего хлеба и сливочного масла. Но что-то удерживало Семёна в магазине, он затормозил у кондитерского отдела. «Иди, дитя, порадуй себя», - Серёгин протянул ему новенькую купюру. Сеня порадовал себя  кульком шоколадных конфет. Дома, разбирая принесённую снедь, Серёгин взглянул на блестящую упаковку и заржал: конфеты назывались «Красная шапочка».
- Что такое? – Сеня тоже не удержался и начал смеяться вслед за Серёгиным.
- Осталось еще «Семь-сорок» поставить!
- Ага, и «Радио -7» найти…
- И надушиться « Красной Москвой»!
- Ну, это женские вроде духи.
- Неважно, теперь уже неважно, Сеня! Вали всё в одну кучу, авось проскочим!
- А если серьёзно, Серый, нужно просто свести вместе несколько факторов, и всё получится.
Серёгин задохнулся от Сениной фамильярности, но промолчал, не хотелось
нарушать разлившийся вокруг позитив. К тому же Семён Трифонов оказался неплохим кулинаром, огромная яичница с помидорами улетела за пару секунд. На сытый желудок и работа пошла веселей.
   За ночь вполне уютное Серёгинское гнёздышко превратилось в большую корзину для бумаг. Смятые  исписанные и исчерченные листы усеяли весь пол; те, что пощадили, лежали на столе, диване, подоконнике – на всех горизонтальных поверхностях жилища.
Комната напоминала поле сражения гигантских белых бабочек, чьи поверженные трупики воплощали неимоверные усилия  умов обоих детективов. Кое-где застенчиво желтели фантики от Сениных конфет. В этом рукотворном ландшафте, смахивающем на декорацию к абсурдистской пьесе, присутствовала какая-то жуткая красота. Ни Серёгин, ни Трифонов не были сильны в театроведении, следовательно, об этом не подозревали, но оба выглядели довольными. А порешили они вот что: третьего июля, в семь часов утра, один из них, напялив на себя нечто красное и раскачавшись на больших красных качелях, совершит попытку перехода в параллельный мир с целью отыскать пропавших детей. Чушь собачья, конечно, но что еще остается делать, если реальная жизнь принимает формы абсурда. Попытки перемещения будут повторяться в одиннадцать утра, в семь вечера и в одиннадцать ночи, ежели к тому времени ничего не произойдёт. Главное -  уложиться до полуночи, а в то, что их затея увенчается успехом, уверовали оба. Осталось решить, кто из них непосредственно будет осуществлять эти самые попытки. Как старший по званию и по возрасту Серёгин настаивал на своей кандидатуре, но Сеня переубедил его, приведя в качестве последнего аргумента мистическое совпадение в нумерологии своего имени и фамилии. «Семён Трифонов – это вам не баран начихал!» – гордо заявил Сеня. «Ну, да – семёрка, тройка, - усмехнулся Серёгин, - а где же туз? Был бы ты, Сеня, Тузенбахом, тады – ой! Трифонов-Тузенбах – это звучит гордо!» Сеня покраснел и тихо сказал: «Вы будете смеяться, гражданин начальник, но по матери я Тузов». «Ну, ты меня добил, Семён! Правда что ли?» - изумился Серёгин и сдался.

   На следующий день Сеня раздобыл у племянницы красную бейсболку и достал с антресолей спартаковский красный шарф, атрибут прежних фанатских бдений. Серёгину было немного странно, что он дал себя втянуть в Сенины придумки, но, если честно, другого ничего не оставалось, и он вместе с Сеней принялся ждать третьего числа. К счастью, новых серьёзных происшествий не появилось, и начальство, у которого капитан Серёгин ходил в любимчиках, смотрело сквозь пальцы на изыскания напарников. Видимо, в конторе все внутренне были готовы к росту количества «висяков», как это ни прискорбно.

   Ночь на третье июля прошла спокойно, хотя и Сене, и Серёгину было не до сна. Они специально легли пораньше, чтобы еще до семи утра попасть на место. Утро выдалось тёплым, но обоих охватила нервная дрожь. Они молча дошли до площадки и синхронно плюхнулись на скамейку возле больших красных качелей. Сеня выглядел комично в ярко-красной бейсболке, в шарфе и с массивным хронометром на правой руке, но у Серёгина не было желания веселиться. В полном молчании они дождались семи часов, и Сеня взгромоздился на качели.

   Серёгин так и не понял, как всё произошло. Казалось, он неотрывно смотрел, как Семён раскачивается по мерно нарастающей амплитуде. Никакого скрипа он не слышал; то ли качели регулярно смазывали, то ли они так были сконструированы, что работали бесшумно. Раскачавшись, Сеня прыгал, затем подымался с земли и снова шёл на качели. Всякий раз он менял интервал между прыжками, руководствуясь какими-то своими расчётами. Серёгин не мешал ему, не лез с советами. Он вообще не знал, о чём говорить, просто проникся серьёзность момента. Сеня безмолвно и монотонно мельтешил в лучах утреннего солнца, пока у Серёгина не зарябило в глазах. Он не заметил, как вырубился, а когда открыл глаза, увидел на соседней скамейке уставившихся на него ребятишек – двух мальчиков и девочку. Девочка прижимала к груди красную шапочку с помпоном, на одном мальчике была красная куртка, на другом – красные кроссовки.  Сени Трифонова в обозримом пространстве не наблюдалось.