Ах, почему ОН не один, или Испытание выбором. 79

   Часть семьдесят девятая.

   Я открыла глаза. Темно. Где я? Я спала? Почему так отвратительно я себя чувствую? И все мокрое, хоть отжимай… Я буквально утопаю… На меня пролился дождь с потолка? Попыталась приподняться, чтобы оглядеться и сообразить, где же я нахожусь. Но мне с большим трудом удалось лишь оторвать голову, чтобы тут же уронить ее снова на подушку. Слишком тяжелой она оказалась, чтобы удержать ее навесу. Что ж это со мной? Но мысли разбегались в разные стороны. Гул огромных басоголосых колоколов гнал их из моей головы. И перестук металлических молоточков… Даже не молоточков, молота и молотка. Да, очень напоминало кузнецу… Тяжелый молот «бух», а затем высокий отзвук молотка «бам»… Попробовать еще раз? Но, попробовав опереться на руки, чтобы подтащить собственное тело ближе к подушке и присесть, я поняла, что и это мне не по силам. И еще эта жуткая ноющая боль во всем теле…

   Кромешная темнота. Я лежала, вытянув руки вдоль ноющего тела. Малейший намек на поворот головы, и вновь начиналась перекличка звонницы и кузницы. Но вот, кажется, все внутри утихомирилось. Тихо. Прислушиваясь к окружающей тишине, мне послышалось рядом чье-то дыхание. Но я даже не попыталась повернуть голову в ту сторону. Нет уж, ученая…
   Внутренне собравшись, я произнесла:
   - Пить…
   Жалкий писк, вылетевший у меня изо рта, и снова полнейшая тишина.
   А пить хотелось ужасно.
   Есть здесь кто-нибудь, кроме меня? Я прислушалась. Чье-то дыхание совсем рядом. Явно я в комнате была не одна. Но этот кто-то, видимо, спал. Дыхание ровное, спокойное…
   Облизнув пересохшие губы, я снова попыталась приподнять голову. На этот раз быстро и резко, надеясь, что это поможет мне сэкономить силы. Но ничего не получилось. И, откинувшись на подушку, я жалобно заскулила. А в голове болезненное «бух-бам»… Бессилие и боль… Я заплакала. Удивительно… Я думала, что во мне не осталось ни капли влаги, поэтому-то так нестерпимо хотелось пить, а слезы, стекая по лицу, капали на подушку, которая и до этого была такая мокрая, что лишние капли ничего не меняли в ее, так сказать, состоянии. Вот надо же – лежа в мокрой постели, я умру от жажды. Очередное подтверждение парадоксальности бытия. И что? Спокойно ждать конца? Нет. Это мне совсем не улыбалось.
   И все же… Где я? Что со мной случилось? Надо вспомнить… Надо…
   Я закрыла глаза и усилием воли, вернее, тем, что от этой силы осталось, я стала восстанавливать события, оставшиеся в памяти. Но память выдавала калейдоскоп каких-то обрывочных картинок. Заливисто хохочущая Катя, улыбающееся лицо Кузи… Какой-то мужчина… Что за мужчина? Круглое добродушное лицо… Он тоже улыбается… Что это они все такие веселые? Чему радуются? Мне сейчас не до улыбок совсем… Что-то случилось потом… Что? Нет, ничего не помню. Снова почему-то возник Кузя… Он улыбается… Хорошая такая открытая улыбка… Обалдеть… Почему все же Кузя? С ним что-то связано… Что? Забыв о том, к чему это может привести, я слегка встряхнула головой, чтобы там как-то все встало на свои места, выстроив четкую цепочку событий. Не встало. Лишь уже хорошо знакомое – «бух-бам»…
   Стиснув зубы, я все же подтянулась на руках и села. Еще усилие, и я свесила ноги с кровати. Теперь надо встать. Надо!
   И я встала. Я даже успела сделать несколько шагов, хотя непрекращающийся перестук-перезвон и пол, ходивший подо мной ходуном, явно не одобряли моей попытки.
   И все… Я снова провалилась в черную пустоту.

   - Как ты мог?! – услышала я чей-то грозный голос.
   - Это я виноват… - другой голос – тихий, мягкий…
   - В чем ты виноват? Прекрати, - опять тот первый, но уже совсем тихо и спокойно. – И ты извини… Я один во всем виноват… Для тебя, между прочим, старался. Что ухмыляешься? Думал… Ладно. Об этом потом. Что сказал врач?
   - Все тоже…
   - Что тоже? Уколы? Ты посмотри, у нее уже обе руки в синяках, как у наркоманки…
   - Да.
   - Что еще говорил? Шансы хоть немного увеличились?
   - Да.
   - Из тебя каждое слово надо вытягивать?
   - Шансы хорошие. Теперь как будто нет никаких сомнений…
   - Нет сомнений… Тогда почему как будто?
   - Это я от себя…Чтоб не сглазить…
   - И давно ты стал таким суеверным?
   - Недавно…
   - Ладно, не злись…

   Я лежала с закрытыми глазами, соображая, кто говорит и о чем? Голосов было три… Значит, в комнате трое… Мужчины… Но все так смутно… И абсолютно безразлично. Не было ни малейшего желания открыть глаза и увидеть их.
   Я вспоминала свое прошлое пробуждение. Вспомнилось все довольно отчетливо. Было темно и сыро. Очень хотелось пить. Я встала… И, наверное, упала… Но что было до этого? Как и почему я здесь оказалась? Этого я вспомнить так и не могла. Они говорили о враче...  Я больна? Да, глупый вопрос. А руки болят, потому что в синяках от уколов. Значит, уколы внутривенные. Господи, чем же я больна? Когда заболела? И кто эти мужчины? И как?.. Как я, вообще, здесь оказалась?!
   Я приоткрыла глаза, но яркий свет ударил мне в лицо, и я зажмурилась. Глаза защипало, и из-под сомкнутых ресниц побежали по щекам две тоненькие струйки слез.

   - Она открыла глаза, - произнес, судя по голосу, самый молодой из них, тот, что боялся сглазить мои шансы…
   Повисла пауза в их разговоре. Потом я услышала шаги.

   - Гаша, Гашенька… Ты меня слышишь? – спросил обладатель сурового голоса.
   Пока я собирала силы, чтобы ответить, он, видимо, наклонился надо мной, потому что голос теперь был совсем рядом.
   - Гашенька…
   - Да, - наконец-то, выдавила я из себя.
   - Что? – переспросил он.
   - Да, - на этот раз я ответила, как мне показалось, громко.
   Но он снова переспросил, наклонившись еще ниже, и я почувствовала на лице его дыхание. Оно будто обожгло мне щеку, и я невольно поморщилась.
   - Больно? Господи, да ты плачешь… Где больно?
   - Свет… - прошелестела я, уже не обманываясь, по поводу громкости мной произносимого.
   - Свет? – опять перепросил он.
   - Очень яркий…
   - Андреич, закрой ставни.
   - Все?
   - Одну оставь у дальнего окна.
   Открылась и закрылась дверь.
   - Гашенька…
   - Пап, не надо… Ты же видишь, что ей тяжело говорить…
   Я не знала, в самом ли деле, мне тяжело говорить? Все же да, наверное. Во рту так пересохло, что было ощущение, будто язык сильно распух и стал шершавым как наждачная бумага, и тревожить его было боязно.
   Неведомый мне Андреич, видимо, уже закрыл ставни. Даже сквозь сомкнутые веки я почувствовала, что в комнате стало темнее и заметно прохладнее. Хотя, может, мне это показалось из-за прикосновения ко лбу сухой и прохладной ладони? Было приятно. А потом я почувствовала, как надо мной опять кто-то склонился, услышала чуть учащенное дыхание, и этот кто-то, убрав руку, коснулся моего лба губами.
   - Кажется, у нее совсем нет температуры… - отстранившись, произнес он.
   - Пап, выбирай слова…
   - Ты и впрямь стал суеверным, Кузьма.
   «Кузьма? Почему Кузьма?» - пронеслось у меня в голове. «Или это какой-то другой Кузьма?»
   Я открыла глаза. Яркие солнечные лучи больше не проникали в комнату. Рассеянный свет не резал глаза, и я могла, как следует рассмотреть стоявшего рядом человека.
   - Михаил Иванович?
   - Да, Гашенька, это я… Что-нибудь хочешь?
   - Пить…
   - Сейчас…
   Демьянов поспешно вышел из комнаты. Я проводила его взглядом.
   - Кузя? – увидела я, прислонившегося к простенку между окнами Кузьму.
   Он подошел и присел в изголовье моей кровати.
   - Ты молчи… Разговорилась…
   Он приподнял меня, обняв за плечи, взял у подошедшего к нам старичка подушку, и, положив ее на ту, что лежала на кровати, бережно опустил меня обратно.
   - Так удобно?
   Я отрицательно покачала головой.
   - Низко?
   Я кивнула.
   - Дед, давай тащи еще одну, - обратился он к старику.
   - Петр Андреевич?..
   - Узнала, - улыбнулся он мне, - и даже имя не забыла…
   - Дед, давай уже потом…
   - Иду, иду… - все еще улыбаясь, старичок пошел к двери.
   Как странно все же… Почему я здесь? И они… Они-то, почему здесь? Вот бы еще понять, где это здесь…
   - Что со мной случилось?
   - Ты о чем? – как-то неохотно спросил Кузя.
   - Да так…
   Я все же переоценила свои силы. Почувствовав усталость, мне вдруг все стало безразлично. Почему? Отчего? Зачем? Не все ли равно?
   - Ты устала?
   Я слегка кивнула.
   - Может, хоть поешь что-нибудь?
   На этот раз я покачала головой в знак отрицания.
   - Ну, хоть бульон?.. Куриный бульон?
   - Нет… - едва слышно выговорила я и закрыла глаза. – Очень хочется пить…
   - Отец ушел и как в воду канул… Я сейчас, подожди…

   Я не вставала, не ходила… Вообще, практически не двигалась… Откуда же это ощущение невероятной усталости? Но и думать ни о чем не хотелось…

   Кузя вернулся очень быстро. Поставил на стол кувшин. Наполнил чуть больше половины стакана ярко-красной жидкостью из него. И подошел ко мне.
   Снова сел в изголовье и, приподняв меня, легонько прижал к своей груди.
   - Пей, - вложив стакан мне в руку, сказал он. – Только небольшими глотками.
   Я сделала несколько глотков.
   - Вкусно… Что это?
   - Брусничный морс. Дед делал по собственной рецептуре. Он большой специалист по части напитков.
   - Петр Андреевич?
   - Ну да…
   - Прямо как живая вода…
   - А то… Говорю же, у него какие-то свои рецепты.
   - Знахарь, - изобразив некое подобие улыбки, кивнула я.
   - Кудесник…
   Я допила морс, и Кузя взял у меня стакан.


   Продолжение следует... http://proza.ru/2013/06/18/727