Прогулка с папой

               

   П Р О Г У Л К А   С  П А П О Й

Два урагана стихли почти одновременно – виновато взвыл за окном ветер, каясь за поваленные вдоль дорог столбы и снегом засыпанные дома, перестал храпеть и отец Бориса. Он с трудом открыл запенившиеся от месячного запоя глаза и тупо уставился на растапливающего печку сына.
 -  Борька, рассолу!
Тот кинулся в сени.
Отец с трудом присел на старом, кухонном диване и стал надевать протез – в зоне гангрена отгрызла ему половину ноги.
Борис принёс банку с маринованными помидорами в оторванном рукаве овечьего тулупа.
– Мороз...
-  Мяса!
Борька так же быстро притащил кусок замёрзшего мяса.
-  Стругай!
Отец открыл банку и, жадно глотая рассол, строго  смотрел  на сынa – чтобы нарезку делал как учили…
Тот с трудом удерживал и заледеневшее мясо, и острый сапожный нож.
- Давай!
Сын мигом положил на тарелку мясо, ложку соли, а также чёрный перец.
Отец вяло пожевал деликатес и отдал блюдо.
-  Ешь!
Борька отрезал ещё пару прозрачных ломтиков, посолил, поперчил и, изображая на лице удовольствие, стал тщательно жевать ненавистную сырую говядину.
Отец выловил из банки помидор.
-  Держи гарнир…
Борька съел и это лакомство.
- Молодец, собирайся, пойдём на прогулку!
Папа вытер мокрые, татуированные пальцы о кусок газеты и снова прилёг.
Борька же, прикрыв завтрак полотенчиком, впрыгнул в валенки, надел шапку, рукавицы и кинулся откапывать входную дверь. Это оказалось непросто…
После неё предстояло ещё сделать проходы к калитке и туалету - без этой часовой прелюдии планы папы могли бы круто измениться.
-  Быстрей, быстрей! - приговаривал себе Борька, вгрызаясь лопатой в огромные сугробы - только  бы выдержал отец, только бы не послал за водкой, - тогда всё сначала! - Продолжение запоя, драки с соседом Колей и снова долгое отсутствие матери.
Она в этот раз опять пыталась увести его к бабушке, опасаясь побоев, но он её уговорил уйти, а сам остался – мол школа, то, сё… K тому же, отец всё время хватался за задний карман и кричал, где его пистолет?! А это всегда было дурным знаком…
В общем, и с ним жить в подобные деньки не сахар, но и бросать нельзя – опять посадят…
                *** 
Наконец, Борька победил снег и радостно проследил, как вдоль ограды прополз в сторону дороги бульдозер. Водителю его папа регулярно платил месячный трояк за спасение от последствий стихии. Дом их стоял на окраине и никаким властям не был нужен.
На улицу вышел отец. Был он одет в чёрное полупальто «Москвичку» с шалевым воротником и нараспашку, на голове - кожанная шапка отороченная собачьим мехом.
-  Взмок, сын?
-  Да.
-  Переоденься и догоняй.
Борька облегчённо вздохнул – сдержался папка, конец запою!
Он быстро раскидал перед ним снег от калитки до дороги и кинулся в дом.       
***
Прогулка началась! Оказывается, городок их давно проснулся. Eхали по улице сани конного двора с крикливыми и уже явно подвыпившими возницами, сдержанно здоровались с отцом старики, тоже откапывающие свои дворы – Борька их понимал – его папе лучше оказать уважение, чем поиметь ночные визиты, или лишиться собаки – не уведёт, так забьёт, тут отец был мстителен и безжалостен.
Довольно быстро подошёл и автобус. Старенький ЗИС подхватил ещё десяток пассажиров и отчаянно заскользил по шоссе. Отец поздоровался с водителем, заплатил за проезд и подморгнул рыжей кондукторше с кожанной сумкой на пышной груди. Та расцвела, затем, то и дело оглядываясь на рослого, хромого красавца, пошла обелечивать других.
Да, несмотря на две отсидки и протез, Александр Васильевич все еще привлекал внимание молодых женщин – пепел чуба, дерзкий зеленый взгляд, чудом уцелевший от сражений прямой нос и хищная, белозубая улыбка. Борьке оставалось лишь мечтать, что когда-нибудь он унаследует эту мужскую красоту. Пока же он был невысок, широкоскул, курнос и слишком уж черняв.
Через несколько остановок Борька с отцом вышли. Это был почти центр их городка – рукой подать до бабушкиного двухэтажного барака.  Справа – стадион, за ним парк отдыха трудящихся, пожарка, вообщем, знакомые до дыр в заборах места.
Сегодняшний ночной буран был явно последним. Солнце постоянно резало лучами тучи, снег тут же вспыхивал, мороз почти не ощущался - того и гляди потекут ручьи! А там... В обвалах треснет лёд, после школы можно начать кататься  на его обломках-плотах и жечь первые костры.
Возле булочной Борька домечтался - подскользнулся и разбил нос. На снег закапала кровь, на сына, ухмыляясь, поглядывал отец и было очень больно…
Борька легко поднялся на ноги, подхватил горсть снега и прижал к носу.
Отец не спеша закурил папиросу.
–  Больно?   
-  Ничуть!
Он храбро сплюнул кровь, обтёр нос платком и двинулся к отцу. Тот остановил его, уткнув трость в грудь.
-  Бублик будешь?
-  Конечно, пап!
Отец бросил ему пятак. Борька поймал монету, опять упал, затем рассмеявшись вскочил и вбежал в магазин.
И снова сияло солнце, а бублик до того был вкусным, что Борька, казалось, жевал его вместе с счастливой улыбкой, прилипшей к опухшим губам. 
-  Эх, ну ведь как же прекрасная жизнь, какой выпал денёк!
Отец вновь шагал впереди. Он удивительно быстро восстанавливался после запоя - отдыхал всё реже и то для того чтобы унять боль в колене.
Стадион остался позади. Впереди темнели распахнутые ворота гаража, куда медленно затягивали на тросе помятый грузовик. Отец дружески махнул водителю и направился было к железной калитке, но дорогу ему преградили два молодых парня.  Рыжий блеснул фиксой и нагло спросил:
- Слышь, ветеран, на пиво не подкинешь?
Папа не медлил и секунды – он дал ему палкой в лоб, а второго стукнул кулаком в челюсть. Оба рухнули в снег и застонали, суча ногами в заплатанных валенках. Борька осторожно обошёл их, отец же, спокойно двинулся дальше не оборачиваясь и лишь мельком взглянул на часы. Борька гордо выпрямился, сплюнул сквозь щербину в зубах и вошёл вслед за ним во двор гаража.
Тут отца многие знали – уважительно здоровались перепачканные мазутой слесари – отец ведь когда-то был шофёром 1-го класса, а после войны, как он сам говорил, чин этот причислялся к генеральскому. Конечно город нуждался в таких специалистах и отец бы точно бросил пить, но инвалидам устроиться на работу было почти невозможно. Быть может сегодня?..
Мимо них быстро прошёл усатый дядька в галифе и телогрейке. Отец его окликнул: 
-  Не узнаёшь, Петро?
Тот резко остановился:
-  Да забегался тут напрочь! Ох, да и ты нарядился как на пасху... Вообщем, не берёт тебя начальник, Васильич – мало ему твоей ноги, только две признаёт, сучара! Извини, но пока вот так...
Папа ловко сбил палкой комочек снега с протеза:
-  Хм! Может у него тоже одну выдернуть?
Усатый хохотнул и побежал дальше. К отцу подошёл златофиксый мужик в начищенных до блеска сапогах, в таком же как у него полупальто «Москвичка» и в чёрной матерчатой фуражке.
-  Не взял тебя наш лысый?..
-  Нет.
-  Пойди в слесаря – работы валом и «Деньги советские целыми пачками с полок глядели на нас»!
-  В зоне ты пел хуже, Стручок, – дергай отсюда!
-  Тяжёлый ты человек, Васильич…
Стручок быстро отошёл к помятому грузовику, обернулся, дурашливо приподнял кепку и поклонился. Отец презрительно бросил: - «Баклан»!
Они вышли за ворота гаража, папа снова закурил и, вдруг, увидел медленно, как на параде, движущуюся в их сторону новенькую Волгу с никелированным оленем на капоте. Александр Васильевич шагнул вперёд и, когда машина поравнялась с ним, неожиданно треснул ее палкой по ветровому стеклу:
-  Не на кляче едешь, падло! А ну, жми на газ двумя ногами!
Очкарик-водитель так газанул с перепугу, что Волгу вынесло на встречную полосу, затем крутнуло в переулок, где она и скрылась.
Отец хищно приподнял в улыбке верхнюю губу, щелчком швырнул вслед  окурок и сопроводил хлёстким словцом: «парашник»!
Борька не знал что это значит, но рассмеялся. Отец тут же ухватил его за шиворот и приподнял над землёй:
-  Ну что, к бабке твоей зайдём?
Борька висел, висел и захрипел. Отец медленно опустил сына:
-  Так ведь надо взять литровочку, внучок?..
Борька отдышался и прошептал:
-  Не надо, пап!
На снег вновь закапала кровь.
-  Вытри нос, раненный!   
Отец круто повернулся и пошёл прочь от гаража. Борька пожевал снег, сплюнул, прижал к переносице кусочек обледеневшего наста и побежал следом: «Только бы не запил!..»    
***
Дверь бабушки Акулины никогда днём не запиралась. Отец с Борькой вошли и его аж повело - в передней, в духовке, наверняка стоял пирог с повидлом.
Он наполнял квартиру сказочным ароматом – вот это еда!
-  Привет, тёща!
Отец скинул пальто. Вышла из кухни бабушка:
-  Ох! Здравствуйте, здравствуйте, мужички!
Она радостно всплеснула руками и улыбнулась, обнажив два последних зуба.
-  Бабуля, родная!
Икнув, то ли от чувств, то ли от завтрака с сырым мясом, Борька попытался помочь отцу устроить на сундуке «Москвичку», но тот толкнул его к Акулине:
-  Иди целуйся, внучок!
***
Потом они сидели в гостиной за длинным деревянным столом, отец резал хлеб и рассказывал бабушке об их занесённой снегом окраине. Борька, жмурясь от удовольствия, ел пельмени со сметаной, любуясь розово-жёлтым пирогом обвитым по краям и поперёк косичками. Его всегда удивляло, как ловко Акулина их плетёт своими скрученными ревматизмом пальцами.      
Чуть позже, пришёл с работы дядя Ваня - младший сын бабушки и Борька вообще развеселился – Иван такое насочинял за чаем, что даже отец смеялся задорно и открыто, что было ему совсем несвойственно.
Иван негодовал!
-  Ну что за реакции?! Меня действительно зовут бригадиром проходчиков на другую шахту и вполне возможно представят к правительственной награде. Я же ночью, вдвое больше Стаханова добыл угля!
Всё это наверняка означало, что любимого Борькиного дядю снова выгоняют за прогулы и пьянство. Бабушка загрустила. Она тяжело поднялась из-за стола и тихонько пошла на кухню. Отец с хрустом откусил солёный огурец:
-  Пьёшь, Ванька? А я вот бросил!    
Дядя принял до комичности скорбный вид:
-  Ладно родная мать не верит, но ты, Василич!..
-  Кончай порожняк гнать, Ванька, такие как ты рождены, чтоб из были делать сказки, вам надо с роддома оформлять пенсию. Ха-ха-ха!
Дядя совсем оскорбился и вышел в коридор покурить. Отец отодвинул от себя тарелку и тоже встал: 
-  Пойдём, Борька, всё не съешь, да и мать что-нибудь вечерком приготовит…  Борька выскочил из-за стола.
-  Она приедет? 
-  А я вот шепну Акулине пару слов – глядишь и получится… Одевайся!
Борька с сожалением глянул на пирог и бросился к двери.
Скоро в прихожую вышли отец и Акулина. Она прояснилась лицом и, казалось, толкала впереди себя аромат второго, только что испечённого пирога, аккуратно завёрнутого и уложенного в красную сетку-сумочку.
Отец оделся, почти торжественно положил руку на Борькино  плечо, и сказал бабушке:
-  Так Елене и передайте, мол, ждём, не пью и решил начать плотничать – ну их гаражи, машины, – семья дороже!
Акулина прослезилась, отдала внуку подарочек, расцеловала обоих, перекрестила и они вышли из квартиры.
В коридоре барака, папа пожал Ивану руку и поднёс к его носу свой огромный татуированный кулак.
-  Не шали! Я в тебя верю…
-  Василич, ты меня знаешь!
Дядя был чрезвычайно польщён второй частью фразы. Он бросился провожать нас до первого этажа, а отец улыбался, хромал по ступенькам, опираясь на  Борькино плечо и в зеленых глазах его светилась мечта...
Они вышли во двор, попрощались с Иваном, завернули за угол  в сторону остановки, откуда навстречу им скользил по тротуару молодой милиционер в хромовых сапогах. Было узковато, чтобы разойтись... Они остановиться друг против друга. Сержантик ждал уважения к должностному лицу, а папа насмешливо и в упор смотрел на него несколько секунд, потом столкнул его тростью в сугроб и бросил:
-  В твои годы, я очень хотел жить, менток!..
Затем он спокойно двинулся дальше. Борька заскользил рядом. Милиционер поскрипел сзади сапогами, или зубами, но смолчал. Страсть как хотелось обернуться на упавшего, но Борька знал, что тут же схлопочет подзатыльника, а то и палкой по заду.
Вдалеке показался автобус. Отец полез в карман за мелочью. Только тогда Борька быстро оглянулся на cержантика и тихо рассмеялся – ну ведь бывают же в жизни насыщенные, хорошие дни – прямо счастье какое-то!