Дуся Глава 20

             Утро разливалось по деревне медленно  ,  словно  опрокинутая  крынка  со свежими  сливками  и  его  спешил  слизать  бледный  диск  солнца , он , словно оголодавший  тощий  кот ,  дрожал  низко  над  горизонтом  и  потихоньку  таяла изморозь  с  полыни  и  ковыля  на  заезженной  и  раздолбленной  в  вечно  застывшей  грязи  дороге.  Вот он  вздрогнул  и  выкатилсz  из  за  плавного ёршика  горы  и  стал  так  же  медленно  и  величаво  подниматься  вверх , наблюдая ,  как  просыпается  деревня   , стряхивая  с  себя  рассветные  сети  перистых  облаков ,   и как   потихоньку  успокаивается  ветер.  Тут  и  там  у плетней  маячили  озябшие  коровы ,  мыча  в  уходящий  туман  и  не  желающие уходить  за  ним   вслед  ,  на  засохшие  седые  поля. Но  жизнь  пробуждалась  и , как  бы  не хотела  деревня  , а  нужно  было  вставать  и  продолжать  эту жизненную  круговерть  дальше.
                Санька ,  враз  протрезвевший  на  шестнадцать  лет  вперёд ,  после  как ни  странно ,  крепкого   сна  сейчас  сидел  на табурете  , скрестив  большие кулаки  и  опустив  на  них  голову  и  в  его  затуманенном  мозгу  от появившихся так внезапно проблем   стала  раскручиваться  ноющей  жёсткой  пружиной уставшая  ждать  и  проснувшаяся  от  спячки  душа.
                - Что  будет  дальше? - задавал  он  себе  вопрос  за  вопросом  и  не  находя  ответов  всё  сильнее  сжимал  запястье  одной  руки  пальцами  другой  до  той  боли  так ,  пока    ему  не показалось , что  где  то  там ,  в  закаулках  мозга  не  появилось хоть  какое  то  решение  поставленных  самому  же  себе  вопросов. Перед  ним чередой  бесконечных  осенних  дождей  пролетели последние  месяцы  жизни  и  в  них  он  не  увидел  просветов ,  через  которые  проходили  бы  лучи  радости  и  счастья....или всё же да?  Вдруг , очнувшись  от  своих  размышлений ,  он  понял
  - Вот он, самый большой лучик ,  его  дочь. Надо  жить ,  просто  жить! Вздохнув  и поглядев с нескрываемой грустью  на весь свой запущенный  дом , Санька  пошёл на двор за дровами.
                Следующие  несколько  дней  превратились  для  него  в  один  бесконечный   бутерброд  с двумя слоями - день и ночь ,  регулярно падавший  на  пол  его  вздрогнувшей  жизни  то  одной стороной , то другой ,  и лишь  по  восходу  и  заходу  солнца  он  мог  определить ,  что  скоро  вставать  или   ложиться  спать , но  продолжал  упорно ,  почти  до  рассветной  зари  наводить  в  своей жизни  порядок ,  прерывающийся  только  кормлением  малышки  и  её  укладыванием  спать. Девочка ,  оказавшаяся  в  незнакомой  обстановке , первые  дни  заливисто  возмущалась  и  молотила ручками  по  своему  неумелому  и  грубому  папаше ,  но  деревенский  воздух  и  коровье  молоко ,  разбавляемое  кипятком  сделали  своё  дело - Дуся  потихоньку  стала  успокаиваться  и  вскоре стала более  покладистой ,  начиная  буянить  только  тогда ,  когда  в  очередной  раз  подходило  время  кормления.  Тогда  она ,  размахивая  маленькими  ручками ,  словно  крыльями  и  пугаясь  своих  же действий  сначала  несколько  секунд  кряхтела ,  как  только  что  заведённый  мотоцикл  , а  потом  начинала  оглушительный  рёв. Санька ,  во  рту  которого   неизменно было  несколько  гвоздей  а  в руках  молоток , останавливал  всю  работу  по  восстановлению  жилища  и  бежал к ней.
                Что - что , а  детей  Санька  любил.  Поэтому  наверно  и  так  долго  терпела  его  бывшая  жена  Люба. С  Олегом  и  Сергеем  Санька  всегда  находил  время  и  водил  их  по тайге , рассказывая  о  том ,  что  ему  когда  то  поведал  его  отец  и  дед. С  ними  он  облазил  каждый  метр  прилегающего  к  деревне  леса ,  собирал  костянику ,  кислицу у болотины  и  бурую  ягоду  , ходил  на  красные  горки  за  душистой  клубникой  , собирал живицу с корабельных сосен, которыми был сплошь утыкан лес , вязал  бесконечные  пучки  черемши  во  влажном  разнотравье  у проходящей  по лесу реки ,  ломал  сочные  крючки  папоротника на  пригорке у дома , прочёсывал  ельник  на  карьерах  в  поисках  сопливых  маслят  ,  губчатых  обабков и синюшно - огненных рыжиков. И даже  пару  раз  за  лето ,  собираясь  основательно  и  прихватив ружьё , водил  их по еле приметной ,  начинающейся  прямо от  дома от  дороги  тропе ,  посадив  на  навьюченную  лошадь  к зимовью , далековато  от  деревни - за двадцать  километров ,  где  пацаны  с  восхищением  и  замирая  от  восторга  разглядывали  огромных  орлов  и  воронов  и облепленные  богатым  изумрудным  мхом необхватные  кедры. Зимой  они ставили  петли  на  зайцев ,  а  летом  в  тихушку  стреляли  впрочем  как  и  вся  деревня  диких  свиней. Тайга  кормила  и  давала  такую  энергию  жизни ,  которой так  не  хватало  городу.  Потому  Санька  и  не  рвался  больше  туда работать ,  правильно рассудив , что  в  город  он  всегда  успеет.
               Спустя  месяц  картина  разрухи  и  запустения ,  окружающая  Саньку в  его  же  собственном  хозяйстве ,    преобразилась  до  неузнаваемости. Калитка , смазанная  и  отремонтированная б теперь  с  громким  хлопком  пружины  закрывалась ,  ветви   разросшейся   до  земли  дикой  яблоньки  и  черёмухи  были  аккуратно  спилены ,  покосившийся  штакетник  палисадника  выровнен  и  кое - где  заменен  на  новый ,  не  совпадающий  с  ним  по  цвету. Окна  были  законопачены  обычной  ватой  и заклеены  газетными  полосками ,  любовно  приклеенными  на  распушоное хозяйственное мыло , дом прибран ,  печь и потолки  побелены , а  завалы ,  состоящие  из стройматериалов  и  коробок  , громоздящихся  одна  на  другую  -  разобраны.
                Дуся , порозовевшая  от  парного молока  и чистого  воздуха  весело  размахивала  ручонками ,  на  которые  были  одеты  вторые  носки ,  а  первые  на  ножки ,  которыми она так же активно сучила , а также  гулила  и  лепетала  что  то  на  своём  ,  но  и  без  переводчика  было понятно ,  что ей тут нравится и она совсем не против  чтобы так продолжалось и дальше. Санька , измотанный  и невыспавщийся ,  пытался  поспать ,  но  это  у  него  получалось урывками , и ему стало казаться, что это не кончится уже никогда. Соседка Люба , та самая , со "сквозняком" в голове ,  забегала  к Саньке  несколько раз на дне, постоянно подкидывая то погремушки от своих уже выросших ребятишек, то  скатерть, связанную крест накрест узлами  и битком набитую пелёнками и одёжкой для младенца, то собственного приготовления  ещё тёплыми  плюшками. Любкина старшенькая Даша, девятилетняя худая как велосипед  девчонка и вовсе каждый день прибегала  к  Саньке  с  банкой  парного  молока  и оставалась подолгу , нянчась с  маленькой  Дусей. За это Санька  расколол  соседям  чурки  на  поленья и  подправил коровник. Деревня ,  нищая на  звенящее в  кошельках  богатство  и  богатая на отзывчивых и мягких по  характеру  людей  приняла новость  о появлении  у  Саньки  дочки совершенно спокойно - каждый шёл к нему с урожаем и гостинцами в виде банок с вареньем , куска  мяса , сала и пузатых кабачков ,  мешков  с  картофелем  и  моркови - свеклы. Зиму Санька пережил относительно спокойно ,  вывозя  свою  дочь  по два раза на дню хоть в сильный мороз, хоть в ясную солнечную морозь  в самодельной коляске - на сани был поставлен короб от большой коляски. Так он прохаживался с ней туда - сюда по километру вдоль  леса ,  размышляя на ходу о зигзагах удачи  и  всех прелестях и неожиданных поворотах его  судьбы.
                После таких прогулок ,  Дуся  обычно спала  без  остановки  не  менее  двух часов ,  даже  когда  её  раздетую  он укладывал  в  кроватку. Зима ,  долгая  и  холодная  тянула  время  и Санька ,  ранними  тёмными  вечерами ,  сидя  в кухне  и  в  очередной  раз что нибудь налаживая ,  размышлял  о своём  и Дусином будущем и оно особо не вырисовываясь  , наступало , не оставляя  за собой ничего ,  кроме  радости и новой жизни. Так  пролетел  декабрь  и  январь  , с  его скрипучим  снегом  и  заунывными  звуками  затнувшейся  вьюги ,  крепкими до треска  морозами  и  большим , всёпокрывающим  снегом ,  по  особому  ясными  ночами  и  вызвездившимся на  небе красочным  мигающим  узором  далёких  звёзд ,  многочисленными столбами  дыма , словно  редкий  голубой  лес  выросшим над  деревней , и с ним пришли в жизнь отца и дочери первые  переживания.