Ни слова правды

Уважаемые господа! Эта версия - лишь часть книги "Ни слова правды", в значительной степени доработанной перед выходом в печать. Не взыщите!

НИ СЛОВА ПРАВДЫ
Почти роман
1. Друзья из гипса и Ева в  придачу.
В мае я сменил квартиру - душа требовала перемен. С тех пор, как десять лет назад я перебрался из глухого села в столицу, я переезжал раз двадцать. Иногда я не устраивал хозяев, иногда - они меня. Я не очень-то заморачиваюсь на прелести быта, основное требование при выборе жилья – уединенность. По крупному счету, мне просто нужна крыша над головой. Да и, пожалуй, возможность побыть наедине с собой. Со времен студенческого общежития мне до боли в горле насточертела суета. Никаких навязчивых соседей, пытающихся найти с тобой общий язык в самый неподходящий для этого момент. Потом, я очень устаю от однообразия. Последний раз я начал поиск новой квартиры в надежде избавиться от ощущения дежавю. По утрам меня будили утренние переговоры соседей, обменивающихся с балконов новостями. Выходя на работу, я непременно садился в один и тот же автобус, вне зависимости от того, что время моего выхода всегда было разным. Вечером у подъезда я встречал одних и тех же старушек в теплых платках и пальто, несмотря на тепло. Порой мне казалось, что они никогда не покидают своего поста, превратившись в элемент живого дизайна. Я уже начал опасаться утратить на этом месте чувство времени. Казалось, что все здесь пребывало в состоянии спячки. Однажды, возвращаясь домой с работы, я поймал себя на мысли, что ни разу не видел бодрствующими ни одного из оравы котов, всегда спящих на козырьке подвала. Желая убедиться, что коты живые, я столкнул одного на землю. Падение ничуть не взбодрило зверя. Издав ленивый звук, способный напомнить мяуканье только людям, никогда не слышавшим подобных животных прежде, кот уснул почти там, где упал. Нужно было срочно предпринимать меры, пока и я не стал частью этого «царства мертвых». В тот же вечер я купил газету бесплатных объявлений, порылся в Интернете и почти сразу нашел подходящий вариант.
Я давно подыскивал нечто подобное этой конуре. Комната в архитектурном памятнике эпохи позднего сталинизма подкупила меня близостью к метро. Данный факт значительно улучшал качество моей жизни – теперь до работы было не более двадцати минут езды. Новая квартира находилась на верхнем этаже шестиэтажного здания. Предметом особой гордости хозяина являлась огромная лоджия, украшенная с внешней стороны двумя гипсовыми исполинами. Разделенная барельефом из знамен пара – шахтер с отбойным молотком и крестьянка с букетом хлебных колосьев. Их широкие, простодушные лица утверждали верность высоким идеалам. Отвлекшись от промоутерской болтовни пожилого хозяина, ровесника НЭПа, я подумал, что в выражениях лиц этих тружеников маловато огня, больно уж они статичны, ленивы, что ли… Мне под стать. В то время, когда вся Советская страна делала пятилетки в четыре года, эти двое преспокойно стояли здесь. «Не по своей вине», - будто оправдывались символы социалистического труда. «Да ладно, сам такой же» - я улыбнулся девушке и подмигнул парню. Знакомство состоялось.
От хозяина квартиры я узнал, что прежняя квартирантка внезапно съехала, не до конца рассчитавшись за услуги. Этим объяснялось желание получить аванс на два месяца вперед.
- Стар я для всего этого,- сетовал дед, хитровато скашивая глаза – как я ни пытался, ни разу не удалось поймать его взгляд. – Объявление в газету - размести, на звонки - отвечай. Я за жисть набегался, да и глухой почти…
С глухотой он явно преувеличил. Уже пару минут я отчетливо слышал недвусмысленный скрип кровати за стеной. Когда к скрипу добавились постанывания, я улыбнулся, но тут же вернул лицу серьезное выражение: мой пожилой спутник не умел радоваться за тех, кому в данный момент повезло больше. Сдвинув брови, он кулаком затарабанил в стену:
- Стыда нет, развели в приличном доме бордель! – сердито закричал он, по-видимому, рассчитывая на реакцию из-за стены. Ответа не последовало, скрип и стоны продолжали доноситься – с нарастанием ритма. Счастливцев, вероятно, целиком захватил процесс.
Я не разделял пуританского порыва моего спутника. Неизвестные участники «оргии» за стеной нашли во мне сторонника, пускай и достаточно сдержанного – не желая участвовать в процессе травли, я с равнодушным видом вышел на лоджию. Фомич – так мне представился хозяин – поневоле пошаркал за мной.
Снаружи было шумно – квартира выходила окнами на одну из центральных улиц города. Я облокотился на перила и повертел по сторонам головой. Скульптурные излишества украшали весь верхний этаж и парадный вход, заколоченный изнутри. Проникать в подъезд нужно было со двора, потому возможность рассмотреть всю эту потрясающую помпезность мне удалось только сейчас. «Мои ребята» самые красивые», - тут же собственнически решил я, хотя наблюдал шахтера и крестьянку считанные минуты. «Как спать при таком шуме?» - рассудительная часть моего мозга сопротивлялась, что было силы. Пронесшийся с грохотом  трамвай усилил сомнения. Фомич кашлянул.
- Сколько вы хотите за всё это? – осведомился я, больше для того, чтобы потянуть время, чем из желания поторговаться.
Столько-то, ответил Фомич.
- Мне нужно подумать, - теперь я отвел глаза, и принялся внимательнейшим образом разглядывать потолок. Подтёков не было. В тот момент меня это мало тревожило – до осени было далеко. Хотя состояние стен меня волновало еще меньше, я сделал вид, что это имеет огромное значение, даже потрогал обширное пятно на старых обоях – нет, не сыро. Фомич раздраженно крякнул и пошел к выходу.
- Твоё дело, думай, сколько влезет. Вчерась весь день ходили посмотреть – туды-сюды… И всё обождать просили – потому, что хорошая квартира! И цена хорошая. Да и соседей по этажу почти не видно – если дома и бывают, так и носу наружу не кажут, всё заняты – сам понял чем, - Фомич хихикнул.
«Не такой уж ты и святоша»,- подумал я. «Для меня он, что ли, старался с кулаком-то об стену?» На том я попрощался и пошёл бродить по улицам. Знойный, несмотря на конец весны, вечер добил меня. Стоял полный штиль – ни малейшего дуновения ветра. Прогулка скорее утомляла, чем приносила облегчение. Заскучав по кондиционеру, я вернулся домой – на обратную дорогу ушло около часу времени. Я прекратил сомневаться по поводу смены жилья, на следующий день внес задаток и переехал поближе к центру.
 Многие знакомые считают мою жизнь эталоном неустроенности. С этим нетрудно согласиться. Творческому человеку полагается быть голодным и злым. По крайней мере, именно в таком состоянии я создавал шедевры. Сытая жизнь рождает мыльную литературу для домохозяек или самодовольное буржуазное чтиво, интересное кучке таких же сытых и довольных собой. Стоит вспомнить время, когда я, совсем ещё мальчишка, получил серьезную литературную премию за первый свой роман. Тогда я был уверен, что держу бога за бороду. Меня просто распирали идеи, не хватало времени придавать им хотя бы окололитературную форму. У меня завелись деньги, я был частью богемы, вёл ночную жизнь, всё было по плечу… Вторая моя книга получила разгромные отзывы критиков. Меня обвиняли в увлечении литературными излишествами, недоношенной и банальной фабуле, инфантильности героев, наконец. Я потерял сон, запил, окружил себя толпой поклонников моего таланта, разбежавшихся, когда я перестал сорить деньгами. Тогда я пообещал себе больше не писать ерунды и стал журналистом. Поначалу мне очень нравилась работа. Я наслаждался лёгкостью, с которой мне удавалось делать репортажи, упивался своим ехидством и не заметил, как превратился в язвительного бумагомараку. Мне стало казаться, что успех мой был случайным, я бездарен, амбициозен – и не более. На тот момент я заведовал отделом светских хроник одной захудалой бульварной газетенки. Продажи наши падали день ото дня, поэтому, чем злее и абсурднее были небылицы, которыми я кормил читателя, тем больше было у нас шансов продержаться на плаву – так считал главный редактор. Его карьера многим казалась успешной, я же считал его чванливым болваном-везунчиком – не более. По-моему, его мнение обо мне было примерно таким же. Паритет во взаимоотношениях устраивал обоих.
Непризнанный гений, несостоявшийся писатель – я недолго сохранял интерес к журналистской работе. Несведущему человеку мое ремесло кажется сплошным креативом. Это огромное заблуждение.  Всякая работа за деньги – лишь средство к существованию, прямая, параллельная творчеству. Давно следовало заняться чем-то стоящим, но мне лень. К несчастью, мне, к тому же, вполне сносно платят. По природе я неконфликтен, но в последнее время чувствую, что могу сорваться. Стал находить некоторое облегчение в грызне с сослуживцами, это немного помогает мне держаться в тонусе.  При приближении к месту работы и мыслях о возможном общении с редактором я чувствую комок в горле, головокружение и тошноту. По завершении трудового процесса и отдалении от конторы на безопасное расстояние симптомы гипертонии покидают меня. Домой, по крайней мере, я появляюсь в добром здравии.
Через неделю после переезда к шахтеру и крестьянке, я впервые встретил Её. Она училась в институте культуры, неподалеку от места моей тогдашней работы. Мы пересекались в обед, в занюханном и шумном фастфуде. Она заказывала всегда один и тот же салат, изредка – ещё и суп, потом я узнал, что это было «по праздникам». И читала. Я подсмотрел название её книги и купил себе такую же. Ревниво, но вполне адекватно я отношусь к чужим литературным успехам. Я не знал имени на обложке, но, несмотря на это, книга мне понравилась сразу и навсегда. Когда я увидел её в следующий раз, она увлеченно читала уже что-то другое. Окружающее её не интересовало. Мне очень захотелось поговорить с ней, прямо сейчас. Как раз в этот момент освободилось место за соседним столиком, я подсуетился – и через минуту уже сидел в полутора метрах от своей «жертвы». В свою богемную бытность я в совершенстве овладел искусством обольщения, потому совершенно не терялся. Да – вот, беда! – предмет моего внимания ничего не знал о флирте. Подними она глаза хоть на секунду, я нашел бы способ привлечь её внимание. Но она совершенно не собиралась этого делать. Страница за страницей, она впитывала содержимое, как растрескавшаяся земля – влагу. Механически поглощаемый салат быстро заканчивался. Скорее всего, она не жевала, ей было не до того. Собрав всю свою предприимчивость, я уронил стакан с соком. Эффект был потрясающим – на десять секунд я стал центром внимания для всех присутствующих – кроме неё. Она и бровью не повела, только слегка поморщилась и зашевелила губами. В отчаянии я запомнил очередное название на обложке её книги. На этот раз пришлось попотеть, разыскивая эту «жемчужину литературы». Но я проявил упорство и нашел желаемое.
Так начался наш роман. Каждый обед я несся в кафе в надежде видеть её. Она иногда приходила, иногда – нет. Но всегда читала. Даже делая заказ, не отрывалась от чтения. Вслед за этой книгоманкой я прочел восемь книг. Надежда почти покинула меня, но в следующий раз она пришла с моим «Колодцем». Это был счастливый знак – я снова поверил в себя. И правда, в скорости она обедала в компании, среди её спутников оказался мой знакомый. Оказалось, она не всегда читает – у нее был приятный голос, заразительный смех и смешная манера морщить нос. Это был шанс. Я обрадовался встрече со знакомым чересчур преувеличенно, но - поверьте! -  выразил я лишь толику того восторга, что охватывал меня. У неё было странное, на мой взгляд, имя – Ева, и она не помнила меня совершенно. Не мудрено: это я читал за ней её книги и с точностью до минуты знал время её прихода. Она же была всегда занята раньше, поэтому в момент знакомства смотрела на меня с подозрением, хотя и не без интереса. Потом она рассказала, что я был похож на обкуренного – слишком шумно и импульсивно я себя вел. Моя профессия сыграла на руку – узнав, что я журналист, она посмотрела на меня с интересом. Я приложил максимум усилий, чтобы ей понравиться или просто запомниться. Последнего я добился – на следующий день она поздоровалась со мной, запрыгивая в трамвай. Жизнь налаживалась.
Однажды я набрался смелости, купил букет нарциссов и стал поджидать её после занятий. Она вышла, приветливо поздоровалась но, не успел я даже слово сказать, прыгнула в машину и укатила с кем-то, кого я не успел разглядеть. Пришлось возложить букет на могилу воинов-интернационалистов и, распекая себя за нерешительность, отправиться ужинать в одиночестве. Это было просто наваждение. Я лишь раз говорил с ней, но с тех пор постоянно прокручивал в памяти все детали разговора, даже самые незначительные. Каждое её слово имело для меня грандиозный смысл, каждое движение вызывало бурю эмоций. Я понял, что меня так сильно влечет к этой женщине, как ни к кому и никогда не влекло. Вместе с пониманием я обрел определенность – она нужна мне, и мы будем вместе рано или поздно. Я буду терпелив, сдержан и безразличен. Я послал ей огромный анонимный букет и ушел в подполье. В обед явился в кафе с толстым талмудом и демонстрировал полное в него погружение. Она явно искала мой взгляд, я лишь бегло кивнул, улыбнулся рассеянно. Уходя, заметил разочарование на её лице. Отлично! Она не решилась подойти, хотя любопытство распирало её. После букета я пропал на неделю. Потом, как ни в чем не бывало, заявился в фастфуд. Она опять читала. Я незаметно подкрался и самым радушным тоном произнес:
- Здравствуй, Ева! Что-то тебя давно не видно.
Она вздрогнула от неожиданности, подняла на меня глаза:
- Здравствуй!...Конечно, не видно – ведь ты здесь не бываешь, - в голосе звучала обида.
- Ты предпочитаешь не видеть меня, вся в своих книгах, - я вздохнул, пытаясь скрыть радость – она заметила моё отсутствие!
- Какая ерунда!... Не думала, что ты кокетлив, - она улыбнулась. – Присядешь? Хотела спросить тебя об одной вещи.
Моё сердце истерически забилось. Сейчас она должна спросить о букете. Постаравшись придать лицу заинтересовано-спокойный вид, я проговорил как можно доверительнее:
- Спрашивай. Что угодно.
Она кивнула и выпалила:
- Правда, что ты – автор «Колодца»?
Тьфу ты, блин… Я опешил. Ну да, определенно – литература играет для неё ключевую роль. Сморщившись, пробормотал:
- Да, но это в прошлом…
- В каком прошлом? Ты что? Это же гениальная вещь! Не может быть, что тебе больше не приходит в голову ничего подобного! – глаза её горели. – Когда я стану режиссером – а я им обязательно стану! – я непременно сделаю хороший фильм по «Колодцу», это будет настоящее - не чета тому недоразумению Хасарова.  Конечно, если ты непротив. Или тебе Хасаров понравился?
- Не понравился, это был первый шаг к провалу. Очень переврана идея. Но я неплохо заработал тогда. Даже не предполагал, что первый блин окажется последним…
- Никаких блинов, просто пиши, деньги не должны быть замешаны в этом деле, - Ева была категоричной.
- Девушки не любят нищих, - я хотел отшутиться.
- Вздор! Именно нищих и любят. Это любовь в чистом виде.
Оставшиеся двадцать две минуты обеда пролетели с космической скоростью. Она рассказала мне, что через год ей выпускаться из института, поэтому она столько читает – ищет основу для дипломной работы. Перед уходом она сама спросила мой телефон, вечером мы встретились, чтоб закончить разговор.
Весна подходила к концу, первая жара покрыла акации снегом дурманящей кашки. Мы говорили так, будто всю жизнь были лучшими друзьями. Бродили по аллеям старого парка, сидели на скамейках. Когда погасли фонари, мы опомнились. Она так и не спросила о цветах – и, слава богу! Мои любовные уловки показались такими жалкими и недостойными этой невероятной женщины.
В ту ночь я не спал ни минуты. Об этом не могло быть и речи! С усилием попрощавшись с Евой на углу её дома, и не понимая, как добрался к себе, остаток утра я провел на балконе с сигаретой. Хотелось взлететь, или наоборот – прыгнуть с парашютом с невероятной высоты. И я парил в никотиновом облаке, думая только о том, что самое большее, через шесть часов, мы снова встретимся.
Мы стали почти неразлучны. Это была не просто любовь, мы стали братьями по разуму, сиамскими близнецами. Мы мыслили синхронно, любили одни и те же вещи, у нас был свой, общий и только наш уникальный лексикон. Не буду лукавить, я не видел в  Еве режиссера – просто любил её. Идея вернуть себе былую славу с её помощью отдавала утопией. Потом, я тогда не умел совмещать любовь и работу. Она же всерьез верила в наш будущий совместный успех. Её уверенность заразила меня. Любовь стала чудесным катализатором моего творчества – идеи плодились по нескольку штук на дню. Мы обсуждали их вместе – от одних Ева приходила в бурный восторг, другие критиковала – с не меньшим увлечением. С её подачи я начал работу над новым романом – о чудаке, летающем по ночам – во сне, о целиком выдуманной любви, существующей в сновидениях одновременно двух людей, никогда не встречавшихся в реальной жизни. Каждый раз по пробуждению они испытывают разочарование оттого, что сон закончился… Это, впрочем, бывает не только с влюбленными.
Каждый день я носил Еве цветы – всякие-всякие. Если не удавалось купить, просто рвал на клумбах. Она заботливо расставляла их по вазам, плела венки глиняным истуканам на балконе, с её легкой руки получившим имена – Иван да Марья. Когда  цветы засыхали, Ева сушила их между страницами своих многочисленных книг.
Лето подходило к концу. Роман о выдуманной любви приобретал форму. В последнее воскресенье августа мы с Евой выбрались в парк. Невероятно пахли петуньи. Мы присели на газон, выпили бутылку шампанского и принялись болтать о всякой чепухе. Потом замолчали – разговаривать стало лень. Стояла знойная сиеста – от жары все предметы казались мягкими, как расплавленный пластилин, затихли птицы, даже монотонная трескотня кузнечиков стала на тон ниже. В резонанс с жарой по аллее  весело семенила нелепейшего вида старушка в шляпе, украшенной искусственными цветами и птицами. На поводке она тащила за собой жирную собачку с невероятного размера бантом на ошейнике, свирепо тявкающую на все вокруг. Я осторожно толкнул Еву, но она уже сосредоточенно смотрела на смешную парочку, будто что-то припоминая. И хотя в парке было довольно пусто, свободных скамеек – хоть отбавляй, старушка и её потявкивающее чудовище прекратили свой бег в десяти шагах от нас с Евой и без тени стеснения принялись нас рассматривать. В другом случае нам это не понравилось бы, но жара и выпитая на двоих бутылка шампанского способствовали нашему благодушию. Мы решили не менять дислокацию, считая территорию по праву своей. Меня всё сильнее клонило в сон.
- Который час? – спросила Ева, голос её звучал глухо и как-то издалека.
- Половина четвертого, - с усилием ответил я и провалился в сон.
Мне снилось, что в компании одной давней, но не очень приятной знакомой, я отправляюсь на море. Евы нет рядом, но я знаю, что на отдыхе мы встретимся. Совершенно естественно, как это бывает во сне, мы взлетаем над домами. Вещей немного и все они очень легкие. Я спешу, знакомая на меня дуется – ей кажется, что никакой Евы не существует. Она пытается всё время схватить меня за руку или прижаться, что невероятно меня раздражает – во-первых, мое сердце принадлежит Еве, во-вторых – если не использовать руки по назначению - как крылья, можно просто разбиться. Когда я в очередной раз отталкиваю свою навязчивую спутницу, мне слышится отчаянный и удивленный вскрик – это голос Евы. Я оборачиваюсь и вижу её – теперь нет сомнения, что это она все время была рядом. Каким-то колдовским образом Ева заменила неприятную мне даму в полете, я не заметил, когда. В страхе, что своими действиями я обидел любимую и в надежде исправить ошибку, я протягиваю ей руку. Ева благодарно и вместе с тем жалобно улыбается – и тут происходит нечто страшное. Она вспыхивает, как бикфордов шнур, и сгорает в одно мгновенье – начиная с протянутой ко мне руки, последними догорают пятки. Я проснулся в холодном поту. Небо затянуло тучами и… Евы рядом не было! Я в тревоге оглянулся по сторонам – нигде по близости её не было видно. Только странная старушка и её зверь на поводке по-прежнему сидели на скамье неподалеку. Ехидные взгляды обеих были прикованы ко мне. Они видели что-то, пока я спал, и, по всей видимости, не собирались «за так» делиться своим знанием.  Порывисто вскочив на ноги, я почувствовал жар во всем теле и резкую головную боль. Последнее, что я помню – это расплывчатый циферблат моих  наручных часов. Без десяти четыре.
Я пришел в себя в больнице – меня привезли машиной скорой помощи с тепловым ударом. Благодаря хозяйке злобной шарообразной собачонки – она оказалась свидетелем моего обморока. «А мог бы так и остаться помирать на траве… Как меня скорая подобрала с таким ароматом спиртного?» - подумал я. Мне стало стыдно за то, что я смеялся над старушкой. Я спросил о Еве – сначала у сестры, потом – у доктора. Они не понимали, чего я хочу от них – ни о какой Еве никто из них не слышал. Я попытался описать её, как можно  точнее:
- Изящная такая блондинка, может не совсем – но волосы скорее светлые, медового оттенка, волнистое каре. Высокая, на каблуках выше меня, - тужился я. Но лица персонала выражали полнейшее безразличие.
- Ты бы лучше этой доброй женщине, что скорую вызвала, «спасибо» сказал, - укоризненно произнесла пожилая медсестра. Через минуту они с доктором оставили меня, обменявшись какой-то абракадаброй медицинских терминов.
Наутро мне полегчало. Уходя из больницы, я попробовал выяснить имя сердобольной старушки. Мне охотно помогли, услышав, что я хочу поблагодарить её. Сойдя со ступеней больницы, я тут же направился по выданному мне адресу – это было совсем рядом. Но даже если бы мне пришлось тащиться в противоположный конец города  - сделал бы это без колебаний. Таинственное исчезновение Евы не давало мне покоя. Уходя вчера гулять в парк, мы сознательно оставили дома телефоны. Я не мог позвонить своей подруге и узнать, что с ней всё хорошо, в чем я очень сомневался – она никогда раньше не исчезала без предупреждения. Словом, мне необходимо было знать, что случилось за двадцать минут моего сна. Старушка с собачкой была не только свидетелем моего теплового удара, но и видела, что сталось с Евой. Я заторопился по адресу, написанному корявым почерком на клочке тетрадного листка.
Я без труда разыскал нужный мне дом. Код подъезда подобрался почти сразу – я легко сориентировался по затертым кнопкам. Дверь тоскливо взвизгнула от безвыходности – пришлось впускать чужака. Долго, не теряя надежды, я жал на кнопку звонка – никто не открыл мне. По отсутствию движения за дверью было похоже, что дома никого нет. Я медленно спустился вниз и побрел к выходу со двора. Потом меня осенило: Ева давным-давно дома, изводится на мой счет. А зная о моих периодических «творческих» загулах, никуда не звонит. Я сам убедил её не тревожиться обо мне в таких случаях. Самое большее через двое суток, я всегда возвращался домой – усталый от пьянки, но окрыленный, полный благодарности к Еве за терпение и набрасывался на роман.
- Ещё пару таких запоев, и ты закончишь, - поддёргивала меня Ева. – Нелегко с вами, гениями…
- Я тоже люблю тебя, - отвечал я, неистово барабаня по клавишам.
Сейчас мне стало страшно и стыдно. Бедная моя любовь! Она мечется сейчас в четырех стенах, плачет или просто скучает. Я поймал такси и почти прокричал адрес.
… Дома Евы не было. Как и её вещей, и телефона, в том числе. И тут я по-настоящему занервничал. Мой телефон, как назло, сел. Пришлось потратить не меньше двух-трех минут на поиск зарядки. Абонент был за пределами доступа… Я вышел на балкон и задумался. Как ни крути, стоило ещё раз попытаться поговорить со старушкой. Я переглянулся с крестьянкой и шахтером – похоже, они не исключали положительного исхода встречи. Перестав тянуть, я выдвинулся на поиск Евы.
На этот раз мне повезло – я встретил «мою» старушку на выходе со двора. На ошейнике её собачки на этот раз не было бантов, но я бы узнал эту парочку из тысячи подобных.
Я вежливо поздоровался, представился и поблагодарил за заботу о своей скромной персоне. На протяжении моего краткого монолога собачонка периодически погавкивала.
-  Как зовут мою спасительницу? – как можно заинтересованнее спросил я.
- Маргарита Семеновна, для Вас – просто Рита, - старушенция так игриво захлопала остатками ресниц, что я просто ошалел. Можно было бы подыграть старой  плутовке, но поиск Евы не оставил в моей голове места для шуток. Придав лицу серьезное выражение, я перешел сразу к делу:
- Скажите, Маргарита Семеновна, а вы не обратили внимание, куда делась девушка, с которой я был вчера в парке? Наверняка, вы видели и можете мне рассказать.
Старушенция сжала губы и, скорчив недовольную мину, буркнула:
- Это какую ещё?
Я собрался и как можно дружелюбнее уточнил:
- Светленькую такую, в синем платье… Помогите мне, вы же были рядом…
Старушка скептично скривилась:
- Не имею привычки отвлекаться на незнакомых людей и вам не советую. Прощайте. Пойдем, Кукла, - с этими словами старая ведьма дернула собачку за поводок с такой силой, что та подавилась лаем.
- Постойте, вы не можете так уйти, - я преградил ей дорогу, пытаясь перекричать собаку, - скажите хотя бы, что с ней не случилось ничего дурного!
Мольба в моих глазах уговорила бы многих, но не эту бессердечную каменную глыбу. Глянув на меня с нескрываемым презрением, она изрекла:
- Откуда мне знать, что для неё плохо? Это не моё дело, - она отодвинула меня в сторону и попыталась ускользнуть.
Ответ настолько напугал меня, что, не отдавая себе отчёта в происходящем, я схватил каргу «за грудки», тряхнул, что было силы, и заорал прямо в лицо:
- Говори немедленно, что там было!!!
Старуха вся побагровела от негодования, оттолкнула меня и с молодецкой прытью отскочила на безопасное расстояние.
- Х-х-хамье!.. – с ненавистью прошипела она, поправляя одежду и вертя головой в надежде на поддержку прохожих.
Не было никакого смысла продолжать диалог. Собачка надрывалась от лая, я даже представил, как она вот-вот лопнет от злости. Но этого не случилось. Обескураженный, я стоял посреди тротуара, не зная, что делать дальше. Я дал им уйти. Ведомый последней, шальной надеждой, я пошел в парк – пошатался по аллеям, посидел на вчерашнем газоне. «Вернись, Ева! Вернись, пожалуйста», - умолял я. Со стороны я, наверно, походил на безумного, но мне было безразлично, что думают окружающие.
Не знаю, сколько времени я просидел там. Из оцепенения меня вывел чей-то беззаботный смех – парочка влюбленных присела на скамью неподалеку. У меня не было сил наблюдать за чужим счастьем. Я поднялся и побрёл прочь…
Остаток вечера я сидел на балконе в компании «Ивана да Марьи», пил вино и ждал Еву.
- Не грусти так, она обязательно вернется, - уговаривала меня Марья.
- Будь мужиком, на ней свет клином не сошёлся, - вторил ей Иван.
- Я не буду сидеть, сложа руки, завтра отправлюсь к ней в институт, - сообщил я.
- Занятия начнутся только послезавтра, - попыталась урезонить меня Марья.
- Послезавтра и пойду, - заплетающимся языком проговорил я и закрыл глаза. Балкон качало, как палубу корабля.
Марья, понизив голос и думая, что я не слышу, говорила Ивану:
- Совсем он расклеился… Творческий человек, не может без любви. Не то, что ты – одна победа коммунизма на уме.
- Дура-баба! Не время сейчас для телячьих нежностей! – огрызался Иван.
- Тебе уже шестьдесят лет – «не время», - перекривила его Марья и, помолчав, добавила: - Уйду к инженеру, через балкон – он давно меня зовет. Может, суждено мне еще семейное счастье. Пока с тобой не рассыпалась, в девках-то…
Под их беззлобную перепалку я засыпал. Сон подхватил меня и унёс, как ветер – полиэтиленовый пакет. Я снова ощущал неимоверную лёгкость, тело моё стало невесомым, я взмахнул руками – и полетел, как вчера в парке, когда я ещё не знал, что потеряю тебя, моя Ева… «Иван да Марья» махали мне с балкона рукой, я улыбнулся им в ответ и закричал:
- Я найду её и вернусь! Мы еще выпьем за нашу свадьбу!
Лишь один взмах руками – и угол дома скрыл от меня рубленные, добродушные лица моих гипсовых друзей.
Я летал до рассвета. Поднимался так высоко, что, казалось: ещё сотня метров – и звёзды можно будет трогать руками. Полет немного заглушил «безъевную» боль. Когда рассвело, я понял, насколько сильно я устал и хочу есть. Тело тяжелело, для продолжения полета приходилось прилагать бешеные усилия. Похоже, «лётные характеристики» снижались с приближением дня. На балкон к «Ивану да Марье» я почти свалился. Не помню, как добрался до кровати – и отключился.
Разбудили меня чувство голода и непонятного происхождения звуки, напоминающие икоту. Я повернулся и радостно вскрикнул. Она спала и икала во сне, на диван влезла в обуви и одежде.
- Ева?!... – проговорил я, боясь спугнуть своё счастье. Но тут надежда моя сменилась горьким разочарованием и удивлением. Рядом со мной на кровати спала девушка, на первый взгляд чем-то даже похожая на мою потерявшуюся любовь. Но стоило приглядеться – и наваждение развеялось. Это была насмешка воспаленного воображения. Неухоженная крашеная блондинка со сломанными ногтями и огромным фингалом под левым глазом не имела ничего общего с моей пропажей. Незнакомка была в одной туфле, другую можно было наблюдать неподалеку – похоже, нога у неё чесалась, и от туфли пришлось избавиться. В подтверждение  этой догадки моя «спящая красавица» почесала голой ступней об обутую ногу. Признаться, с красавицей на тот момент у неё не было ничего общего – всё лицо её было в потёках туши, теней, румян, и прочей фигни, короткие светлые волосы всклочены, одежда перепачкана побелкой.
- Это ещё что такое? – ошалело пробормотал я и покосился на будильник. Начало четвертого.
Разбудить её удалось не сразу, по пробуждению меня обозвали маньяком, развернулись к стене и попытались продолжить сон.
Поведение незваной гостьи начинало меня утомлять.
 – Девушка, что вы здесь делаете? Очнитесь, наконец, - тормошил её я. Бесполезно – она что-то бессвязно мычала, пытаясь лягаться.
-  Да проснись же!!! - заорал я благим матом.
- Не ори на меня, и так паскудно, - неожиданно ответила она. Голос был почти детским. Она с явным усилием села на кровати и без всякого выражения произнесла:
- Я надеялась, что сегодня тебя не будет, а ты вот явился…
И опять улеглась.
- Блин, хреново-то как… - она потерла обеими руками виски.
В комнате стоял стойкий запах перегара.
Её взгляд сфокусировался на начатой мною ночью второй бутылке вина, и она оживилась:
- О, дай винца хлебнуть, - лицо её приняло просительное и немного глупое выражение.
- Какое, к черту, винцо?! Ты как сюда попала?!
- Просила же не орать… Башка раскалывается…А я бы вином поделилась… У, жлоб несчастный… Как попала, как попала?… Через дверь… Вон ключ - на столе…
И правда, на столе лежала связка ключей – близнецов моего набора. Она не стала меня путать догадками:
- Я жила здесь до тебя. Потом сбежала. Этот старый хрен  (ну, хозяин - ты понял) меня совсем достал со своей оплатой. У меня как раз был вариант - один давно к себе звал. Я и согласилась, дура. А он решил, что я теперь – его собственность. Видишь, - она ткнула пальцем в синяк под глазом, - приревновал меня. Считает, что со мной только так и нужно. Свинья… Я его бросила. Сейчас сколько времени? – осведомилась она.
- Начало четвертого, - по инерции ответил я.
Она загнула несколько пальцев на руке и торжественно сообщила:
- Пять с половиной часов я совершенно свободна.
Восприняв мое молчание как заинтересованность, она протянула мне руку:
- Ева, - представилась она, неожиданно снизив голос и медленно моргнув.
Я вздрогнул и резко повернул к себе её лицо за подбородок.
- Эй, потише! Не лапай меня, - испуганно пискнула она, но, увидев неподдельный ужас в моих глазах, осеклась.
Я отпустил её и закрыл лицо руками.
- Ты что – псих? – опасливо поинтересовалась гостья.
Я молчал. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Вероятно, моё молчание затянулось, потому что «номинальный двойник» Евы заерзал в нетерпении, кашлянул и спросил:
- А ты? У тебя есть имя?
Я убрал с лица руки, удивляясь её иронии, но, похоже, она не знала, что это такое – случайно получилось. Ситуация начинала меня забавлять.
- Жора, - я сдался, дотянулся до винной бутылки и протянул её новой знакомой.
Получив желаемое и сообразив, что наши отношения теплеют,  она просияла, и, сделав несколько жадных глотков, подвела итог:
- Вот и познакомились.
Помолчала. Потом улыбнулась:
- Имя у тебя прикольное. Своё?
- То есть? – не понял я.
- Вот чума! – почти закричала она и засмеялась, подражая лошадиному ржанию. – Меня, ваще, Ленкой раньше звали. Лажа, а не имя. Я взяла себе другое. Ева – красиво, сказочно…
Я выдохнул: так вот оно что!
- Божественное имя, - похвалил я.
- О! Запомнить надо! Круто – божественное… - повторила Ева, закатив глаза.
Она очень забавно кривлялась – хорошенькая, но такая чумазая и уж очень маленькая. Лет шестнадцать, не больше.
Я не сразу понял её следующий вопрос, хотя с самого начала ждал чего-то подобного.
- Можно я тут сегодня останусь, а? – спросила она жалобно и моргнула глупыми глазами. – Я ведь не знала, что тут занято. А идти больше некуда. Я обещаю тебе: завтра найду себе квартиру… Ну, максимум – через два дня. Я так за ночь напахалась в этом гребаном клубе – спать хочу… Вот и диван у тебя есть второй…
Сейчас она сидела в профиль, так, что синяк под глазом не был виден – и если бы не жуткая прическа, сходство с Евой было поразительным. Я даже зажмурился, а когда открыл глаза, самозванка уже развернулась анфас. Лучше бы она этого не делала – здоровый фингал уродовал её лицо, лишая меня иллюзии.
Не знаю, почему, но я разрешил ей остаться. Только на сегодня. Она не спорила, тут же упала синяком на подушку и уснула. Я несколько раз приглядывался к уцелевшей части лица «новой» Евы. Уже через десять минут я утвердился во мнении, что подобным сходством могут похвастаться только однояйцевые близнецы.
Девушка на диване выглядела моложе моей Евы, но их внешняя идентичность вселила в меня сумасшедшую мысль: Ева попала в какую-то передрягу и всё забыла. Стоит подождать и помочь ей – она непременно вспомнит меня. Тут спящая гостья повернулась на спину, демонстрируя микропрыщики в том месте, где у женщин должна быть грудь. Я  вздохнул и пожал плечами. Наивный! Какая, к черту, Ева? Да и история с ключами кажется очень подозрительной.
Проснулся я в десятом часу. Девчёнки уже не было. Набитый сомнениями до отказа, я весь день вспоминал её лицо, всё больше склоняясь к мысли: на Еву она не похожа! Её присутствие скорее вредно для меня: не утратив надежды на возвращение любимой, я содрогался при мысли, что вернувшись, она встретит у нас дома это всклокоченное пугало.
Вечером я вернулся домой с твердой мыслью избавиться от самозванки. Запер за собой дверь, прислушался. Похоже, никого нет. Для уверенности обошел свои владения. Убедившись, что сегодня не нужно ни с кем делить среду обитания, я облегчённо вздохнул. Есть не хотелось – по дороге домой перекусил с Максом в кафе. Это был чуть ли не единственный в редакции человек, с которым у меня имелись точки соприкосновения - мы обладали сходными вкусами в вопросах кинематографа. Как раз сегодня Макс осчастливил меня очередной новинкой, благодаря этому остаток вечера был предопределен.
Фильм, действительно, оказался хорошим, хотя и подзатянутым в конце. У меня сложилось впечатление, что работа над картиной наскучила режиссеру, он явно охладел к ней во время съемок, перенасытив лишними лирическими отступлениями. Я с трудом дотянул до финишного аккорда. Уснул, как только пошли титры.
Меня разбудил грохот посуды и запах жареной картошки. Спросонья я подумал, что в квартире завелся домовой. Через минуту меня осенило: она опять здесь! Или это вернулась моя Ева?
Наверно, желая лишить меня напрасных надежд, кто-то – явно не та, о которой я грезил - довольно громко и фальшиво запел на кухне. Это было выше моих сил. Я содрал себя с постели и решительно направился навстречу картофельному аромату и  неуместному концерту.
Увидев меня в дверном проеме, Ева обрадовалась и закричала:
- А я уже собиралась тебя будить! Давай скорее! Стынет всё! – звериное выражение моего лица её даже не насторожило.
- Что здесь происходит? Что это за неуместный пир в половине первого ночи?
Она вздрогнула от резкости моего вопроса и с недоверчивым удивлением  спросила:
- Ты не любишь картошку?
В её вопросе было столько драмы, что я смягчился:
- Очень люблю.
- Тогда будем ужинать, - распорядилась Ева и засмеялась. Сегодня её смех напоминал воронье карканье. Я смягчился и перестал спорить. Трезвая и без чёрных потеков на лице, она нахально спекулировала своим сходством с прежней, моей Евой, особенно когда поворачивалась «бессинячным» профилем. Очень портил её невыносимый жаргон, но иногда она замолкала. Тогда я любовался её ещё пухлым овалом лица, взъерошенным каре, очень зелёными, немного раскосыми глазами. Она напоминала бы девушку-эльфа, если бы не повадки Маугли - сына джунглей.
Я так и не выставил её тогда – не знаю, почему. Наевшись картошки, она стремительно перенеслась в комнату, к телевизору, без тени стеснения завалилась на диван – и через пять минут уже спала. Я обреченно вздохнул и махнул рукой. Фиг с ней, пусть останется...
С поиском квартиры Ева не спешила, каждый раз при встречах жалуясь на трудности в решении этого непростого вопроса.
Мы виделись не каждый день, вернее ночь. Еву могло носить где-то сутками, и появлялась она неизменно поздно вечером или даже за полночь, когда я уже видел сны. Меня перестали раздражать её анахронизмы, мало того – когда она долго не появлялась, я начинал скучать. Она обладала незнакомой мне до этого яростной любовью к жизни, подкупала простодушием, веселила своей дикой грацией. Её появление тормошило меня, будто извлекало из капсулы моей пропащей жизни - бедной событиями и отсутствием любимой. Скоро я понял, что каждая встреча с ней – это мое маленькое рождение, расставание – репетиция смерти. Я начал слышать сквозь сон её шаги, тут же просыпался и бросался навстречу. Обменявшись привычными шутками, мы усаживались на лоджии, в компании шахтера и крестьянки, курили и любовались звездами. Помимо своей воли я сравнивал её с настоящей Евой. Если в наши первые встречи выигрывала её предшественница, то сейчас я уже не знал, которая из них нравится мне сильнее. Заканчивался сентябрь, почти месяц от настоящей Евы не было ни слуху, ни духу. Самым неожиданным было то, что я перестал беспокоиться на этот счет. Наши короткие ночные беседы с её «клоном» под скрип соседской кровати напоминали общение параллельных миров, разных цивилизаций.  Меньше, чем за месяц, ей удалось вылечить меня от тоски по потерянной любви. Поболтав со мной десять, от силы пятнадцать минут, клон утомлялся и шёл спать. Я допивал вино в одиночестве и тоже засыпал, иногда развлекая себя ночными полетами, а возвращаясь, заканчивал роман. Моя жизнь превратилась в полусон-полуявь – без определенных границ и чёткого понимания с моей стороны.
Постепенно мы привыкли друг к другу, и я перестал донимать её переездом.
Шел четвертый месяц с ночи её необычного появления у меня на диване. Сегодня я поймал себя на мысли, что почти все время думаю о новой Еве. Мало того – меня не раздражает работа. Я даже с подозрительным энтузиазмом отредактировал материал, накануне остервенело раскритикованный редактором. По окончании работы я полностью разделял его критические замечания, прежний вариант и мне самому казался теперь сонным и безжизненным. К концу рабочего дня я ощутил не обычные усталость и раздражение, а огромный прилив энергии: я знал, что скоро увижу Еву. Я нёсся домой, как на крыльях, напевая и улыбаясь сам себе. По пути забежал в магазин, накупил всякой снеди. Дома приготовил ужин, накрыл стол и стал ждать.
В тот вечер она не пришла. Как и в следующий. Я не находил себе места. Почему это повторилось? Я не находил ответа на этот вопрос. Самым страшным было то, что я даже не знал её полного имени, не говоря о телефоне. Боясь пропустить её приход, я перестал спать и ходить на работу - сказался больным. Стоял у окна и ждал. На третьи сутки надежда оставила меня. Был третий час ночи – время её прихода давно миновало. Я бросился на кровать, сжал руками подушку и застонал. «Где ты, Ева? Ты нужна мне, ты не можешь снова потеряться», - в исступлении шептал я, повторяя имя, как молитву. Скрип кровати за стеной сегодня казался издевательством. Но трое суток без сна давали о себе знать, и я задремал. Не знаю, сколько я проспал, пока чьи-то неуверенные шаги не заставили меня нервно вскочить на кровати. Далеко бежать не пришлось - она сидела на полу у моего изголовья.
- Я не могла не вернуться, - прошептала Ева, словно извиняясь. – Поцелуй меня, тупица…
Мне никогда не было так хорошо. Мы уснули рядом, второй диван стал лишним…
Я проснулся на рассвете. Было поразительно тихо. Я даже не сразу понял, что не скрипит соседская кровать. И нет Евы.
Я почувствовал себя единственным уцелевшим во вселенной человеком. Одинокая молекула в абсолютном вакууме. «Может, она просто решила подшутить надо мной?» - слабой искрой блеснула надежда. Я обошел комнату: заглянул под кровать, в шкаф, за шторы. Даже на балкон, хотя трудно было родить более несуразную мысль – стояла зима, фигуры «Ивана да Марьи» утратили четкость контуров от налипшего на них мокрого снега. В последнее время я общался с друзьями через стекло: я жуткий мерзляк, но без ставших привычными «балконных» бесед  мне не обойтись. Сейчас беглый взгляд на лицо Марьи переполнил мое сердце благодарностью: лицо её заледенело, и я понял, что от слез по моей горькой доле. Я резко распахнул балконную дверь и вдохнул влажного холодного воздуха. Будь что будет! Я должен это сделать: разыскать её, неважно какую – вторую, или, все-таки, первую… А может – обеих. Я нелепо взмахнул руками и… - оторвался от порога! Никогда раньше мне не удавалось летать при солнечном свете, отчаянье добавило мне сил.
Взошло солнце. Я сделал прощальный круг над балконом, похлопав по плечу Ивана и поцеловав Марью в заплаканную ледяную щеку.
- Не грустите, я скоро вернусь!
Они смотрели мне вслед, пока я не скрылся над крышей – добродушный, силящийся быть сдержанным шахтер и крестьянка с вымученной, сквозь слёзы, улыбкой. Я поднялся над городом – ещё заспанным и немного угрюмым, испачканным кашей мокрого снега. Я буду летать, пока не найду своей пропажи – загляну во все окна, промелькну над улицами, не слишком высоко, чтобы не пропустить. Тебя, моя любовь…

2. Предвкушение.
Он совершенно не изменился, стал немного потрепаннее, понтов меньше, а в целом – как тогда, при первой встрече… Было чуть-чуть обидно, что он не узнаёт её. Она на его месте тоже бы себя не узнала… Ленка попыталась сосредоточиться. Они не виделись почти два года. Да, поистерся плейбой, а тогда…   
Ленка достала из сумки приобретенную специально для этой встречи книгу и углубилась в чтение, точнее – сделала вид, что книга чрезвычайно её занимает. Она знала, что он исподтишка поглядывает на неё. Вот, подонок! Тот же восторженно-сальный взгляд ленивого самца, привыкшего, что всё ему подают на блюде. Следовало бы немного совершенствовать повадки, но ему, скорей всего, недосуг. Детали их первой, давнишней встречи, уже почти стерлись из памяти. Ленка тогда только окончила школу и поступила на первый курс института культуры. Его пресловутый «Колодец» имел эффект водородной бомбы, взорвавшей общество и пошатнувшей все существовавшие литературные каноны. Роман разошелся рекордным тиражом, пресса и культурные каналы кричали о нём наперебой, экзальтированные студенты филфаков разбирали книги чуть ли не на выходе из типографии. Говорили, что всем нам посчастливилось быть современниками нового гения слова. Ленка довольно скептически относилась к «гениям» подобного рода. Она воспитывалась в актерской семье, дедушка был известным писателем, бабушка – балериной. С такой генетикой путь в мир искусства для Ленки был предопределён. Услышав о новоиспеченной знаменитости со странным, если не сказать придурастым псевдонимом – С.Георгий – Ленка позволила себе пренебрежительно ухмыльнуться. Но шумиха вокруг «нового Булгакова» возымела действие. Когда на факультете организовывалась встреча с автором бестселлера, и Ленке как отпрыску известного дедушки и не менее известных родителей поручили вести беседу с гостем, любопытство не позволило ей отказаться. От общения с аборигенами на литературном поприще можно было получить массу положительных эмоций. Ленка представляла себе эдакого самодовольного, скороспелого хлыща, говорящего с провинциальным акцентом и похожего на павлина. У подруги в общежитии, все же, был взят «Колодец» - полистать вечерком накануне встречи с «вундеркиндом слова».
Это было начало её гибели, или – напротив – второго рождения. Она «утонула»  в книге с первых фраз пролога. Ленка не считала себя глупой, напротив – семья смогла привить ей изысканный литературный вкус. Массовая литература, коммерческое чтиво в их доме, мягко говоря, презирались и частенько служили объектом насмешек. Именно на такую книгу и ожидала наткнуться Ленка, но сразу пожалела о своем высокомерии. Она читала всю ночь, но усталости не было – книга являла собой наркотик  на бумажном носителе. Полностью очумевшая, повторяя отпечатавшиеся в воспаленном мозгу фразы и улыбаясь, как помешанная, Ленка явилась на встречу со звездой. Она так надеялась, что автор спесив, неказист и смешон, что книга его – случайна… Возможно, Жора Парканов не был таким уж Аполлоном, но зерно упало в подготовленную почву – Ленка влюбилась в него сразу и бесповоротно. Это был вполне обычный парень лет двадцати или чуть старше – роста среднего, коренастый, выделяли его проницательные и насмешливые тёмные глаза. Светлая «стружка» волос на голове, самодовольная улыбка - Ленка не ошиблась! - и запах никотина вперемешку с хорошими духами. «Буратино», - мелькнула аналогия в голове Ленки, любившей всех без разбору одаривать говорящими именами. Знакомясь со «звездой» она глупо и густо покраснела, представляясь, назвалась Эвелиной. Он тут же забыл её имя. Когда ему потребовалось к ней обратиться, замешкался, роясь в памяти.
- Эвелина,- подсказала Ленка, пронаблюдав его минутное замешательство. Но задача запомнить её имя оказалось за пределами его возможностей. В ходе вечера Жора называл её Каролиной, Илоной, под конец – Эсмеральдой, в общем, как угодно, только не так, как было заявлено. Зал заметил манипуляции «гения слова» с её именем – и более-менее сдавленно прыскал с каждой новой ошибкой. Ленка делала вид, что ей всё равно, и если бы не предательские красные пятна на щеках и шее, можно было бы засчитать её напускное равнодушие.
На самом деле Жоре было неловко. Он проснулся всего около часу назад после яростного ночного кутежа. С трудом уразумев, что у подъезда его ждет машина для транспортировки на творческий вечер в институте культуры, Жора собрался, выпил банку пива и стал почти адекватен. Лёгкий дискомфорт причиняла голова – внутри что-то гудело и ворочалось. В институт его доставили вовремя. Услышав имя внучки какого-то корифея советской литературы, о которой накануне встречи ему прожужжали все уши, Жора активно думал о том, где веселее провести сегодняшний вечер. Предложений было около пяти, следовало найти золотую середину, правильно отказать одним, отморозиться от других и осчастливить третьих. Словом, предложенная в момент принятия эпохального решения внучка Жору не заинтересовала: чересчур молода, без следов «порока», так высоко им ценимого, невероятно застенчива. «Птенец какой-то», - решил Жора.
Знаменит он был недавно, и не успел ещё окончательно испортиться. Под конец встречи ему стало мучительно стыдно за свое бестактное, хотя и ненамеренное поведение. Желая загладить перед «внучкой» с забытым именем свою вину, Жора сделал ход конем и задержал её перед тем, как уйти со сцены.
- Поверьте, я не нарочно! Мне жутко неловко… Я не уйду отсюда, пока не выучу Ваше имя, - лицо его выражало полное раскаяние.
Ленка чуть не плакала. Ей хотелось стукнуть этого самовлюбленного придурка по башке чем-то тяжелым, но - увы! - ничего подходящего поблизости не оказалось. Приняв замешательство как отказ, Жора театрально хлопнулся на колени и схватил её за руки.
- Умоляю простить меня, готов кровью искупить свою вину. Приказывайте! – он «работал» на публику, разил перегаром, и это было просто противно.
- Идите к черту, - громко, отчетливо  и презрительно сказала Ленка и покинула этого шута горохового.
В метро она разревелась. Вот, блин, дура! Надо же было упустить такой шанс! Мало того, что растерялась, ещё и вела себя, как ребенок. Эта претенциозная игра в загадочность с именем… Почему ЭВЕЛИНА? Что за нелепая выходка! Странно было бы запомнить. «Может он только с перепоя такой?» - уговаривала себя Ленка. Совсем недавно она тоже напилась – в первый раз до беспамятства. На следующий день было хреново, как накануне смерти. Ленка, конечно, нечасто до этого умирала, но ей казалось, что это именно так и происходит.
Дома, как всегда, никого не было. Ленка ещё немного поплакала, правда уже без особого вдохновения. Потом залезла в Интернет и скачала фильм, снятый по «Колодцу». Это была полная чушь – нарядный, глянцевый комикс для детей неопределённого возраста. Она мужественно досмотрела до конца и только потом уснула. Тогда это произошло впервые. Ей снилась какая-то обшарпанная квартира, в которой она никогда не бывала раньше, с огромным балконом-лоджией и двумя гипсовыми истуканами по бокам – дородной колхозницей с недовольно-сердитым лицом и коренастым рабочим вполне добродушного вида с отбойным молотком, от которого кое-где отвалились куски гипса. За небольшим столом, тут же на лоджии, сидит Жора и пишет. Ленка стоит у балконных перил и потягивает вино из прозрачного фужера. Она не чувствует неловкости или стеснения, кажется, что они с Жорой знакомы миллион лет. Очень тёплый вечер, почти ночь – всё небо в звездах. Ленка знает, что он пишет для неё. Это сценарий. Она немного повзрослеет, наберётся смелости и сделает фильм, намного лучше того, что снял по Жорыному «Колодцу» этот ленивый и заплывший жиром Хасаров. Ленку он всегда раздражал. Это был один из многочисленных знакомых отца из богемной среды. Он всегда вёл себя слишком шумно, заглушая своими банальными высказываниями голоса прочих, менее маститых и успешных. При этом у него был такой вид, словно он, как пророк, открывает миру великую светлую истину, а не повторяет то, что всем давно известно. Даже во сне Ленка чувствовала личную обиду на Хасарова, так варварски потерявшего гениальную лиричность и трагизм «Колодца».
- Зачем ты согласился на такую пошлую версию? – спросила Ленка Жору.
- Первые хорошие деньги, - виновато улыбнулся он. - Богатство завораживает. И, к тому же, притягивает хорошеньких женщин.
- Какая чепуха! Настоящая любовь бескорыстна, - спорила Ленка.
- Боюсь, не многие с тобой согласятся …
- Мне не нужны многие, было бы неплохо, если бы ты не спорил, - Ленка допила безвкусное вино и… ба-бах! – сквозняком захлопнуло окно, сон прервался. Ленка прислушалась: из гостиной доносились голоса родителей. Похоже, на этот раз посторонних в доме не было. Мама ойкнула, и Ленка услышала торопливые шаги, а потом и увидела обоих в дверном проеме.
- Слава тебе, господи, всё нормально. Говорил же, не оставлять окно нараспашку, - проговорил отец.
- Не бурчи, папа! Лучше скажи, как спектакль?
- Мама была великолепна – как, впрочем, и всегда, - с улыбкой ответил он.
- Не преувеличивай, зрители чересчур ко мне благосклонны, - кокетничала мама и, обращаясь к Ленке, спросила:
- Будешь спать или выпьешь чуть-чуть за успех?
- Посплю, интересно, чем закончится сон, - ответила Ленка.
- Удачи, - родители вышли, прикрыв за собой дверь.
Ленка уснула, но интересный сон не продолжился. Приснилась какая-то фигня, от которой по утру разболелась голова. Ленка с усилием поднялась с постели, добрела до кухни. Каждый шаг причинял боль. С трудом удалось разыскать в аптечке таблетку, это прибавило оптимизма. Обычно, когда раз в сто лет у Ленки разболится голова – таблеток в доме нет, мама их поглощает, как витаминки. Ленка запила лекарство и ужаснулась своему отражению в зеркале. Неухоженный подросток с опухшими, красными глазами. Истерическое «НЕТ!» женственности и эротике. Наверно, стоит прислушаться к маминому брюзжанию и сменить имидж. Сначала, конечно, пусть голова пройдет... С этими мыслями Ленка присела в кресло – и тут же вскочила от обиженного и яростного лая.
- Замолчи, Жаки, и так голова раскалывается, - попросила Ленка. Подаренная родителями на окончание школы комнатная собачка, нареченная Жаки, всё время путалась под ногами, безошибочно оказываясь в том месте, где её меньше всего ждали. – Давай отсюда, - Ленка опустила зверя на пол. Оскорбленно задрав морду, Жаки удалилась прочь, видимо, искать более приветливого хозяина.
Ленка закрыла глаза, полежала. Скорей всего, с головой – это не на десять минут. Жаль тратить время на лечение, а придется. Ленка обреченно вздохнула и вернулась в спальню. Провалялась чуть не до обеда. Острая боль ушла, оставив вместо  себя странное чувство, будто внутрь черепа налили вязкой жидкости и время от времени взбалтывали её. Увиденный сон с Жорой в главной роли вызывал приятное послевкусие.
«Это вещее», - думала Ленка и блаженно улыбалась.
Голова, всё-таки, прошла, за что ей огромная благодарность!
Ленка перекочевала за компьютер. Потребовался час времени, чтобы изучить и систематезировать накопленные Великим Всемирным Разумом сведения о непревзойденном гении слова, плейбое, алкоголике, позёре и дебошире в одном флаконе – Жоре Парканове. Она прочитала всё, даже то, что на первый взгляд касалось его лишь косвенно – в таком деле мелочей не бывает. Список мест возможной встречи со звездой был составлен, маршрут предстояло утвердить. Ленка ещё не знала, что станет делать или говорить, когда встретит его. Но это было пока не важно. В одном она была уверена:  следующую встречу она не  просрёт так бездарно, как первую. Правда, после изучения светских мотивов жизни своего героя Ленка не чувствовала особой уверенности. Прежде всего, она не совсем представляла себя в чуждых её мировосприятию ночных заведениях. Потом – его окружение… Целая толпа разношерстных девиц лёгкого поведения и не слишком следовала за Жорой повсюду. Казалось, он никогда не бывает один. Придется немало поднапрячься, чтобы не только привлечь (дело нехитрое!), но и удержать на себе его внимание. Трудности только подстегивали Ленку. Она чувствовала себя Бондом, преследующим очередную угрозу общества. Молодость так безрассудна… Так стартовала её гонка за тенью.
Несмотря на кажущуюся простоту задачи и подготовленность действий Ленки, объект её внимания обнаружился только на третий день. Она уже начала уставать от стриптизерских шпилек, тонны косметики на лице и непомерно короткой юбки. Знающая жизнь подружка Ленки настаивала именно на таком костюме.
- В своих идиотских джинсах будешь белой вороной! Делай, как люди, - и Ленка сдалась.
Новый имидж, однако, добавил смелости – Ленка не сомневалась, что в таком виде её родная мать не узнает. Ночная жизнь не прельщала её, и если бы не Жора, Ленка не решилась бы на подобную выходку. Он появился далеко за полночь в одном из клубов среднего пошиба и нестойкой репутации. Ленку уже сильно тошнило от выпитых коктейлей и жуткого смога вокруг. Плохая видимость и довольно позднее для «хорошей девочки» время заставляли её то и дело поглядывать на часы. Подружка, с которой Ленка явилась в клуб, была в восторге от происходящего. Выкуренный косяк наполнил её эйфорией, и она никуда не спешила. Это утешало, в противном случае пришлось бы свернуться и уйти, и разминуться с ним в дверях... Ленка чувствовала, что сегодня непременно увидит его. И правда, увидела. С двуми грудастыми полуголыми девками, извивающимися на нем, как змеи на лиане. Другого Ленка и не ожидала. Троица вела себя шумно, поцелуи и рукопожатия раздавались налево и направо - здесь они были своими. Их бурно приветствовала компания за столиком в глубине зала, где они и приземлились.  Лица Жорыных знакомых Ленка где-то видела, но сейчас не могла точно вспомнить их.
Между тем атмосфера заведения становилась все более непринужденной. Движения танцующих из разряда эротики перетекли в жёсткое порно, спиртное лилось рекой, в «дурном» дыму на расстоянии вытянутой руки не было ничего видно. Подружку колбасило всё сильнее. Она то и дело нежно прижималась к Ленке, пыталась облизывать её шею и гладить коленки, толкаться и неистово хохотать.
Искоса наблюдая за тем, что происходит возле Жоры, Ленка видела, что его арбузногрудые спутницы полностью утратили к нему интерес. Они исполняли парный, совершенно трепетный танец, одаривая друг дружку всё более горячими поцелуями. Но радоваться было рано: подсевший к Жоре широкоплечий красавчик после дружеских поцелуев в щеки, так смачно к нему присосался, что Ленка просто обалдела. По завершении процесса прозвучали одобрительные аплодисменты и счастливый смех. «Да, прикольно развлекаются, черт знает что, а не встреча с мечтой», - думала Ленка, и мысль о вступлении в контакт с этим отморозком слабела на глазах.
- Пойдем в туалет сходим, - прокричала Ленка в ухо подружке.
- Да, классная музыка!!! - хохотала подружка, выскакивая из-за стола и пускаясь в пляс. Ей было не до Ленки.
Ленка досадливо плюнула и пошла к выходу одна, не особо успешно лавируя между танцующими. Ещё шаг – и она на свободе, но тут её ноги, и так неуверенно стоящие на непривычно высоких каблуках разъехались в шпагат, и Ленка бы грохнулась на пол, но чья-то случайная, дружеская рука поддержала её.
- Держись, детка, слабакам тут не место, - услышала Ленка голос, не сразу сообразив, что это широкоплечий красавец, целовавший Жору Парканова под восторженный рев оваций.
- Извините, - почти сказала Ленка, если бы снова не поскользнулась.
- Да ты совсем в коматозе, что ли? Погоди, я помогу тебе, - с этими словами он водрузил Ленку на плечо, не обращая никакого внимания на её сопротивление, и через несколько шагов опустил на кресло напротив Жоры. Всем было весело, кроме Ленки. С её каблука всем коллективом сняли банановую кожуру – виновницу неустойчивости. Предложили выпить, познакомились. Он не узнал её. Допив гостевую дозу, Ленка почувствовала, что пьянеет. Она повертела головой в поиске подружки. Не видно, вот блин, ещё начудит чего-нибудь… Но тут Жора что-то сказал, Ленке нужно было это слышать – подружка забылась, и понеслось.
Они танцевали, курили, смеялись, потом ехали куда-то долго и очень весело на машине. Потом был салют, купанье в бассейне, СМС маме: «Ночую у Ирки, не волнуйтесь». И утро.
Ленка открыла глаза и увидела вращающийся над ней дощатый свод. Рядом на кровати спал Жора. Голый. Как и Ленка.
«Прекрасно! Опять всё просрала…» - с этой неутешительной мыслью Ленка аккуратно поднялась и села. Покосилась на Жору. Он спал без задних ног. Трогательно вздрагивали ресницы, соломенные локоны перепутались. Красивый…Ленка поискала глазами свои вещи. К огромному удивлению, они были здесь, правда на полу, нашлась даже сумка. Она поспешила одеться, настолько быстро, насколько смогла. Стараясь не шуметь и не споткнуться о спящих вповалку полураздетых людей, прокралась во двор. Похоже, это было за городом. Чья-то дача, наверно. Здоровенная…Ленка вышла за забор и двинулась по направлению автомобильного шума. На трассе поймала машину и приехала к Ирке.
- Ты что, вообще дура? – риторически шептала Ирка и раскачивалась всем туловищем, как метроном. – Убить тебя надо! На фига такое счастье, если ничего не помнишь? Может, и не было?
- Не, что-то было, - Ленка морщила лоб и судорожно вспоминала события прошедшей ночи.
- Вот, конченная… А если залетишь? - не унималась Ирка.
- С первого раза не бывает, - храбрилась Ленка.
- И что теперь?
- Не знаю… Если честно – очень спать хочется. Твои все где?
- В Гурзуфе, через неделю вернутся. Спи, сколько влезет.
Ирка постелила подруге и ушла на занятия. Ленка избавилась от провонявшейся сигаретным дымом одежды и упала на диван, но смрад продолжал её преследовать. Нестерпимо воняли волосы. Пришлось тащиться в ванную. Вода расслабила. Тело стало ленивым, а веки - тяжелыми. Звук падающей воды трансформировался в уличный шум. Занятия только что закончились, надо было спешить домой – сегодня день рождения покойного дедушки, для отца этот день всегда был очень важен. Ленка знала, что отец заедет за ней, и они отвезут цветы на кладбище, это делалось уже несколько лет, по сложившейся традиции и почти тайному сговору. Дедушки нет уже шестой год, эта мизерная дань его памяти не обременяет Ленку. Она спешит из аудитории – широким светлым коридором, по ступеням вниз и замирает перед выходом. Там Жора, с огромным букетом нарциссов. Ленке очень хочется встретиться с ним, но она сомневается, что цветы – для неё. Она принимает независимое выражение и выходит наружу. Машина отца уже ждет. Ленка идет подчеркнуто медленно, Жора видит её, но не трогается с места. Защищаясь, Ленка машет отцу и только потом кивает Жоре. Тот растерянно улыбается и стоит истуканом. Да, не для неё цветы, а как хотелось… Хорошо, что отец рядом, можно спрятаться в машине, чтобы не видеть, кому этот букет, и не заплакать невпопад. Отец включает зажигание, машина трогается и уезжает – мимо внезапного Жоры и чужого, ядовито-желтого букета. «Может, всё же, для меня цветы?» - запоздало думает Ленка, но гадать уже бессмысленно. Машина набирает скорость, лавируя в шумном потоке. Отец почему-то сердится и постоянно жмет на сигнал, другие водители отвечают ему, и все это превращается в настоящую какофонию звуков, от которой у Ленки начинает шуметь в ушах и… черт! У нас потоп!!!!
Ленка вскочила в переполненной ванной и выключила воду. Ирка её прибьет – коврик и оброненное на пол полотенце спокойно покачивались на волнах, воды – чуть не по колено.
Ликвидировав аварию, Ленка осмотрелась – не так всё и плохо. Почти ничего не пострадало. Кроме, полотенца и коврика. Полотенце она постирала под краном и вместе с хорошо выкрученным ковриком развесила на балконе. От слишком яркого солнца пришлось зажмуриться. Хорошо-то как! Вспомнился Жорын силуэт с невероятного размера букетом. Ну почему она даже во сне такая нерешительная дура? Ведь её же сон, разве трудно было подойти и поговорить с человеком? Ведь, скорее всего, именно её он и ждал, с цветами. Чтобы хоть слегка сгладить впечатление от скверного шутовства на творческой встрече. К даче Ленка претензий не имела – не помнила ничего, так, одни урывки.
Пора было собираться восвояси – время шло к обеду, скоро кончатся занятия, и родители могут заволноваться.
Дома Ленку ждал сюрприз. Отец сумел добиться невозможного -  ей и ещё четверым счастливчикам предстояло отправиться в Англию по студенческому обмену. На год или даже два – если повезет. Новость ошеломила её.
- Ты что, не рада?! – засомневался отец, увидев странное выражение лица дочери.
- Рада… Просто неожиданно так это, - промямлила Ленка.
- Эх, я бы тоже впал в прострацию – сам Хопкинс будет преподавать, - радость за любимую дочь распирала отца, и Ленка натянуто улыбнулась. Может, оно и лучше…
Подготовка к тому, чтобы оставить родное гнездо требовала немалой сосредоточенности – следовало оформить уйму документов, подобрать вещи, привести в норму внутренне состояние. С последним было хуже всего. С приближением «светлой даты» отъезда Ленка чувствовала себя всё хуже и хуже. Ещё недавно возможность изучать азы театрального искусства в легендарном актерском колледже привела бы её в восторг, теперь же она просто не представляла, что будет там делать. Без Жоры. Это выглядело дико, смешно, несуразно. Скорее всего, он не сразу бы вспомнил её при встрече – с учетом обстоятельств предыдущих свиданий. Но здесь, на родине, можно было парить невидимым призраком по его слабому следу в масс-медиа, нанизывать бисер мгновений его жизни на свою нитку, караулить у входа в подъезд, переодевшись в тинэйджера, отираться рядом в шумных клубах. Он был рядом ВСЮДУ – лишь руку протяни, а ТАМ… Через год он даже не вспомнит девушку из клуба с банановой кожурой на каблуке, а внучку известного писателя – и подавно. День выезда на Туманный Альбион приближался, круг отчаянья смыкался. Ленка почти перестала есть, спать и говорить. Все силы уходили на запудривание мозгов родителям. Она изображала радостное возбуждение, на самом деле борясь с настойчивым желанием разрыдаться и сказать правду. О том, что никакая заграница ей не нужна, что вряд ли из неё выйдет хороший режиссер, если она не может собственную жизнь направить по угодному ей руслу – человек, в книгу которого она влюбилась, разбивает её глупое сердце, ничего не зная о мучениях запутавшейся в собственных снах девчёнки.
Ленка таскалась за ним повсюду, проявляя невероятную фантазию в вопросах перевоплощения. Спросить её, зачем она этим занималась? Ждала момента. Подходящего момента - когда он, наконец, останется один и заметит её, Ленку, свою тень. Но он всегда был с кем-то, в основном – с девушками. Однажды Ленка поняла, что женский эскорт был частью его имиджа, не больше. Среди девушек можно было выделить «основной состав»  и массовку. К первой категории можно было отнести преданную своему идолу упрямую пятерку, терпеливо переносящую его капризы и безразличие. Подавляющее большинство Жорыных спутниц имели непостоянный характер, иногда Ленке даже казалось, что ему просто лень их прогонять, так и ходят все вместе. То ли от присущей творческим людям рассеянности, толи от высокомерия и нежелания замечать «простых смертных» Жора не замечал «хвост» в Ленкином лице.
Когда до отъезда осталось шесть дней, произошел забавный случай. Было время обеда. Ленка шпионила за Жорой, обедавшим почти каждый день в шумной забегаловке  «Порто» из разряда так называемых «ресторанов быстрого питания» и не имеющей ничего общего ни с рестораном, ни с быстротой, ни с питанием. Дело было в разгар дня, с объектом Ленкиного внимания очень оживленно спорил пожилой джентльмен, похожий на волшебника – его старая фетровая шляпа лежала на столе. По приходу он снял её, обнажив сияющую лысину, и бережно положил на стол рядом с собою. Было людно и потому шумно, до Ленки долетали только обрывки разговора. Жора очень активно отказывался, а дедок – уговаривал его:
- Не будь ослом, Жорик – соглашайся! Ведь не убудет же тебя!
- Отстань, Гена, не хочу я фигней заниматься, тошнит меня от этого… Эта …, - тут  за соседним столом завизжала девочка и Ленка не услышала концовки фразы. Что-то типа «дура» или «халтура».
Они допили пиво и, продолжая оживленно беседовать, вышли. На столике осталась ключница, которую Жора поначалу теребил, а в разгар спора нервно отбросил в сторону. Ленка не стала терять времени, поднялась с места и подхватила ключницу по пути к выходу. Никому не было до этого дела. Авантюра нарисовалась сразу, чтобы не потерять смелость, Ленка приступила к осуществлению задуманного без промедления. Она заказала копии всех ключей – двух больших и одного поменьше. Операция заняла меньше двадцати минут времени. Ключи следовало вернуть на место, что и было сделано. Столик, за которым сидел Жора и его спутник, к счастью, пустовал. Даже пивные бокалы оставались на прежних местах. Ленка примостила ключи на прежнее место, взяла со стола какую-то рекламку и ретировалась. Когда он заметит пропажу надо быть в миле отсюда – не ближе.
По пути домой Ленка почти бежала. Как хорошо она придумала! Надо только дождаться темноты. Идея, конечно, попахивает уголовщиной, но… Так романтично! Ленка так увлеклась своими мечтами, что момент стремительного падения в неожиданную траншею её даже не испугал. Ничего себе! Удача с ключами так анастезировала Ленку, что боли от падения в метровую яму она не ощутила – только досаду оттого, что замедлилось движение к цели.
Увидев себя в огромное домашнее зеркало, Ленка засмеялась. Точь-в-точь беспризорница: одежда вся в грязи, скула припухла, на коленке – ссадина. А, ерунда! «Теперь меня не остановить!» - фурией носилась она по дому, приплясывая и напевая песни на только что выдуманном языке. К чёрту Англию! Ленка знает, что действительно ей нужно. Для начала – не сидеть взаперти и немного выпить для смелости. На столик у входной двери легла наспех нацарапанная записка – и Ленка вырвалась на свободу вместе с артиллерийским залпом двери. Весь вечер она блуждала по городу, не чувствуя усталости, и потягивала коньяк из отцовской серебряной фляги. Ударенная скула ныла всё сильнее, отражение в маленьком зеркальце смутило Ленку, но не напугало. Эта деталь добавит правдоподобия её легенде.
- Всё получится, не может не получится, - бубнила она. Безумная улыбка, стеклянный взгляд – она вся была там, в своей новой роли.
Когда наматывать километры надоело, и закончился коньяк, Ленка спряталась в неосвещённой части парка и улеглась на скамейку. Какое сегодня невероятное небо, от звёзд в глазах рябит – будто кто-то насверлил в чёрном куполе неба бесчисленное множество дырочек. «Оттуда, из массы свежих отверстий, сочится свет другой цивилизации. Нас разделяет только тёмное небо»,- засыпая, думала Ленка.
Проснулась от ночной прохлады. Мерзкий вкус во рту напомнил о коньяке.
- Блин! Быстрее! – было три часа ночи, надо было поторапливаться.
До дома Жоры было рукой подать. Ленка быстро добралась до места, но уже в подъезде оробела. А если он просто вышвырнет её? Нет, не просто вышвырнет, а окажется не один – что тогда?
- Собственно это можно выяснить, только попав в квартиру, - решительно прекратила колебания Ленка.
Перед дверью задержалась. Вдохнула глубоко. Она быстро разобралась с ключами – дверь бесшумно распахнулась, будто только её и ждала.
- Милости просим, - одними губами произнесла взломщица и переступила порог. Прислушалась. Характерный скрип кровати молниеносно разбил в прах дерзкие Ленкины мечты. Конечно, Жора не один, мало того – она здесь лишняя… Не соображая, что делает, Ленка вместо того чтобы вернуться и покончить со своей хулиганской проделкой, пошла по коридору и оказалась перед очередной дверью. Дверную ручку призывно освещал лунный луч.
- Давай, рискуй, - подначивал он Ленку.
Дверь поддалась не сразу. В комнате было светло – лунный блин улыбался из оконного проема. Она сразу заметила Жору, сердце из пропасти отчаянья взлетело и поцеловало луну в светящуюся щеку. Он спал на диване, закутавшись в простыню. Без никого. Скрип за стеной усилился и вызвал улыбку на лице Ленки. Она на цыпочках подкралась и обошла стоявший в центре комнаты диван вокруг. Этот Буратино хорошеет на глазах… Или Ленка втрескивается всё больше… Не пытаясь докопаться до истины, она робко присела на краешек рядом со спящим. Диван даже не скрипнул, Жора спал и просыпаться не собирался.
Ленка устала ждать своего счастья – сомневаться, угадывать, ускользать незамеченной. Сомненья к черту! Стараясь не шуметь, она положила на журнальный стол связку ключей, собралась с духом, улеглась рядом с Жорой на диван и толкнула его в плечо. Быстро развернулась спиной и… стала громко икать.
Самое большее, через минуту, фокус удался. Буратино проснулся, и – не странно! – удивился подкидышу. Ленка продолжала имитировать глубокий, похмельный сон. Видимо, довольно натурально, потому, что он поверил и возмутился. Ленка мысленно поздравила себя с победой на актерском поприще и продолжила валять Ваньку. Несмотря на все опасения, Жора поверил её сомнительному рассказу о том, что до него она снимала эту квартиру. Что теперь её отлупил бой-френд, и она сбежала – сюда, потому что больше некуда. Он разрешил остаться – ненадолго, всего «на денек»… Она знала, что Жора ленив и не станет так уж сопротивляться. И не ошиблась. Назвалась Евой – и, как ни странно, он сразу запомнил это имя.
Домой Ленка не вернулась. Сейчас, на пороге счастья, ни о какой Англии не могло быть и речи. Она перестала ходить в институт, сменила симку в телефоне, и устроилась в ночной клуб на растанцовку. Было приятно маниакально разделываться с остатками своего прошлого – походы в театр заменить кино, ярко разрисовываться и носить каблуки невероятной высоты. Перевоплощение завораживало. «Куда там маме до меня! Моя жизнь – постоянная игра, не то, что тройка вшивых спектаклей в неделю», - самовлюбленно думала Ленка. Жора перестал напоминать ей о переезде, и во взглядах в её сторону появился намек на нежность. Он поверил легенде, привык к лакомству жареной картошкой по ночам, общение приобретало всё больший эротизм. Ленка чувствовала, что идет верной дорогой, и решила рискнуть. Она пропала на трое суток, а потом вернулась почти под утро.
Это была невероятная встреча! Она оставила его сомневающимся мальчишкой, а нашла повзрослевшим мужчиной, знающим, чего он хочет. Без маски самонадеянности, готового трубить о своей любви на весь мир. Казавшаяся недосягаемой, светлая стружка его волос теперь принадлежала ей, как, впрочем, и весь остальной Жора. 
И тут умерла мама. Почти на сцене. Сердце, скорая приехала слишком поздно… Ленка узнала от знакомой во время прогулки. Похороны потрясли её. Молодая, красивая, только немножко бледная мама лежала посреди гостиной в гробу, дом кишел чужими, безразличными людьми, бездарно играющими в сочувствие. Ленка отупела от слез, и, всё же, хотелось не видеть этих всех лицемеров, пусть бы только они втроем – она, папа и мама. Было понятно, что Ленкино исчезновение сыграло не последнюю роль в смерти матери. Это было невыносимо. После поминок она сама завела разговор о реванше неудавшейся поездки в Англию. Отец ни в чем не укорял:
- Нет ничего невозможного, - ответил он и возобновил хлопоты о поездке. Сборы вспоминались, как в тумане. Сознание блеснуло, когда она села в самолет. «Он забудет меня и будет сто раз прав», - Ленка обязательно бы заплакала, но жалеть её было некому – и не стала.
В первую же ночь на чужбине они с Жорой встретились. Может показаться абсурдом, но во сне их отношения были менее экстремальными, чем в реальности. Никаких клубов, девок и ганжубаса - только балкон с гипсовыми истуканами, спокойные разговоры при луне, похожие на разговоры с отцом, и мечты о будущем. Ленка оканчивала институт и готовилась к съемкам фильма по Жорыному сценарию. Потом была сиеста в парке – трещали цикады, земля плавилась от жары, и на газоне дремал Жора. И мерзкая старушенция с растолстевшей  до неузнаваемости Жаки на поводке. Ленка не сразу узнала её, но вовремя спохватилась. Жаки лаяла звонко и тревожно:
- Выручай, хозяйка! Эта карга меня подманила пирожным, потом заставила съесть их не меньше десятка и теперь волочит меня на убой! Посмотри – ей же меня на один зуб, этой жирной ведьме!
Ленка глянула на Жору, ожидая получить поддержку. Но он так красиво и сладко спал, что рука не поднялась его тревожить. Она решительно подошла к похитительнице собачек и вступила в неравный бой. Старуха упрямо твердила, что собачка – её собственная, и грозилась позвать милицию.
- Да хоть в ООН звоните, - не унималась Ленка. Она не питала к Жаки большой любви, но и отдавать её на съедение ведьме не собиралась. В самый разгар баталии какой-то женский голос окликнул Ленку. Уже зная, какую новость ей сейчас сообщат, она попыталась сделать вид, что не слышит окрика и всецело увлечена спором. Растянуть время неведения – ещё немного, самую малость!… Но навязчивая незнакомка, облаченная в черное, упорно зовет её, теряет терпение и сообщает, что идет на похороны Ленкиной матери. Грозящая Жаки беда сразу позабылась, Ленка закричала громко, отчаянно, и проснулась от собственного крика, вся в жару.
Два года пребывания в Англии, прошитые едва заметными стежками снов с Жорой в главной роли, вспоминались бессистемно и сбивчиво. Тоска по брошенной на родине любви, отцу, непривычная мысль, что матери больше нет, и уже никогда не будет, смазали обучение, сделав его менее ярким, каким могло бы оно стать при ином раскладе. Ленка принимала всё, как таблетки, с механическим пофигизмом. Вина в смерти матери только на её совести – с этой мыслью она не расставалась даже во сне. Жора очень поддержал её на чужбине, ума не приложить, что бы сталось, если бы не он. Это была параллельная, счастливая жизнь, наполненная любовью и покоем. В интернете Ленка прочитала новую книгу Жоры. Плевалась с первых страниц. Складывалось впечатление, что это принадлежит не перу автора гениального «Колодца», а какому-то косноязычному любителю банальностей. Пессимистический перегар в конце. Привычка чувствовать себя виноватой во всех бедах человечества проявилась и тут – Ленка придумала, что её внезапное бегство в неизвестном направлении, без писем, напоминаний любого бы привело к творческому кризису. Тех, кого так беспечно оставляет она, даже вроде бы ненадолго, всегда ждет беда. Маму сразил инфаркт, любимый человек переживает литературную кому. В то, что это смерть, Ленка не верила. Она вернется и всё наладит.
 Время обучения подходило к концу, и всё было нормально, пока Ленка не наткнулась в Интернете на откровенную фотосессию Парканова в обнимку с темноволосой красавицей. Прикрепленное здесь же интервью снабдило расстроенную Ленку недостающими подробностями. Похоже, он недолго тосковал, нашел ей замену. Сама виновата, могла бы хоть намекнуть о том, что жива… Она рыдала неделю, потом устала и впала в заторможенное, полусонное состояние…
По возвращении в аэропорту Ленку встречал отец. Они виделись всего полгода назад,  в Англии, но даже это небольшое время очень изменило его. Он хорохорился, бодрился – позже стало ясно отчего. Дома ждал сюрприз: беременная от отца Ленкина сверстница. Что ж, это жизнь… Глупо было бы ожидать чего-то другого. Глядя, как они воркуют, Ленка ерзала. Она была явно не готова к такой мачехе, да ещё и братик намечается… Ей рассказали, что пропала Жаки: отец не нашел её у входа в магазин, где оставил всего на пять минут. Отвязалась сама или помог кто – неизвестно. Искали её почти два месяца, потом перестали…
 Домашние новости опустошили Ленку, хотелось только спать и ни о чем не думать. Она извинилась и ушла к себе. В комнате ничего не изменилось, было очень чисто, и только по разросшемуся фикусу было видно, как давно она здесь не бывала. Из незашторенного окна на Ленку смотрела безразличная луна, сегодня ей было не интересно, не то, что в ночь игры во взломщицу Жорыной квартиры. Ленка из последних сил задернула шторы, получилось не до конца, но луна уже не докучала. Постель приятно пахла, и Ленка почувствовала благодарность к мачехе – в душу не лезет, ведет себя сдержанно, заботится о ближнем. Надо привыкать жить под одной крышей, или… Когда Жора узнает, что она жива – конечно же, бросит всех и вся, и они снова будут вместе, и он напишет новый роман, о невероятной, великой любви…
Прозвенел звонок, и Ленка вышла из аудитории… Сегодня это случится, иначе просто не может быть. Путь от института до фастфуда не долог, да и утомила уже эта охота. Она заметила его издалека и выпрямила и без того прямую спину, добавила высокомерия во взгляде – немного, чтоб не переборщить. Её прическа сегодня совершенна, костюм продуман, на душе – триумфальные марши. Два года жизни на далеком, чужом острове отшлифовали Ленку, добавили лоска и женственности. Она вошла в кафе, не дрогнув ни единым мускулом лица, само самообладание и соблазнительность. Тряхнула соломенными локонами. Звякнули колокольчики у двери, символически захлопнулась ловушка.
Ленка сделала заказ, присела за столик и достала «Колодец». Она знала, что ему не устоять, ждала и боялась того, что это может и не произойти. Дожевала салат, захлопнула книгу и удалилась. Его взгляд жег затылок, приятное тепло растекалось по телу. Как прекрасно предвкушение! Не стоит торопиться. Как истинный гурман, она наслаждалась последними, неповторимыми мгновениями начала любви – вспышками надежд и разочарований. Теперь уже совсем скоро, они будут вместе, в жизни или во сне – неважно…
15.01.2011