Книга мертвого Часть 2 Глава 16

     Я готовился к последнему экзамену, когда в комнату вошла мама и предложила съездить на новоселье к родственнице. Двоюродная сестра получила квартиру на окраине города, с видом на бескрайние поля и немногочисленные деревянные дома, оставшиеся от некогда исчезнувшей деревни. Время было подобрано как нельзя лучше: мне требовался отдых, чтобы проветрить мозги, а тут и повод подвернулся. Как-никак, моя сестра дождалась счастливого момента, о котором мечтала пятнадцать лет.



 
    Из светлых комнат ее новой и чистой квартиры, где мы вскоре оказались, еще не улетучился запах ремонта. Евростиль, компактность и удобство, электронные часы на столе. На их дисплее зеленоватый люминесцентный свет менял цифры в строгой математической последовательности, соотнося свою геометрию с горизонтальными прямыми потолка и вертикальными очертаниями стен. В комбинациях знаков повторялся прямоугольный схематизм висящей картины на стене и телевизора в углу. А когда-то на этом месте стоял деревянный дом, с запахом чулана и парного молока. На стене висели часы с кукушкой, у которых маятник вычерчивал линии Лобачевского, а стрелки в своем движении повторяли изгибы бревен в стенах. Утром маятник двигался быстрее, подпитываемый теплыми парами земли, а вечером замедлял ход, засмотревшись в окно на холодную луну. С заходом солнца, когда шелест листьев проникал в дом, человеческая рука подпирала минутную стрелку от падения вниз, натяжением гирь поддерживая время. Теперь я стоял на шестом этаже многоэтажки, и электронные секунды бежали вслед учащенному пульсу человека. Часам с кукушкой здесь было не место. 

    Каково же ощущать время по кварцевым часам? Я никогда не мог ориентироваться по механизмам с цифровой индикацией. В них маленькие палочки чисел смахивали на кости мертвого человека, ожившего и двигавшегося зомби. Ноль – как череп, а единица – как кости ноги. Человек ложился спать, когда видел четыре черепа, или рентгеновский снимок двух лебедей, за которыми наблюдали два котелка. А когда он просыпался, то два черепка всматривались в виселицу, или в лучшем случае, если пробуждался в выходной день – в две костлявые фотомодели, которые стоят в профиль. Так пропадало ощущение времени. Если я смотрел на обычный циферблат, то видел себя частью циклического процесса, некоего таинства и вечного повторения. В этом измерении две стрелки в полночь обнимались в своем пике, и глашатай вещал о начале нового этапа.

    Я встал из-за праздничного стола, и с сигаретой направился к балкону на кухне. Уже стемнело, скоро уезжать, а я не знаю время. Сколько сейчас? На холодильнике стояли электронные часы. На них гимнасты изображали пантомиму, сложив из гибких тел число. Их головоломку я перевел в уме на циферблат, и лишь потом время стало понятным для меня, ощутимым. Ко мне подошел дядя.
 
 - Как тебе новая квартира? – спросил он.
 - Хорошая планировка, уютная. О чем теперь еще грезить, когда сбылась главная мечта человека?
 - Моя дочь заслужила ее. Ведь свобода человека начинается там, где появляется личное пространство.
 - Согласен.
 - Ты заметил, какой вид из окна? Смотришь на чистое поле, а представляешь море. Жаль, но скоро территорию застроят и превратят в муравейник, а халупы снесут.
 - Только это море можно ощущать по ночам при свете луны, как сейчас. Она очень яркая сегодня.
 
    Ветер шумел сквозняком, а вдалеке, на горизонте, мерцали слабые огоньки звездных фонарей, привязанных к корабельным мачтам. Поле действительно могло показаться бездонным океаном, если бы не луна. Она не отражалась серебристой лентой на глади волн, а охватывала все пространство, поглощаемое до горизонта черным слоем земли. Луна притягивала меня, тащила за собой, и я бы вышел ей навстречу, точно вышел, если почувствовал звук морского прибоя.

    Мы попрощались с хозяевами, и оказались на улице. Слегка покачиваясь, я плелся ровным шагом, но глаза постепенно застилала пелена. Добрались до остановки, к которой должен был подъехать последний ночной автобус. Мои ноги вкопались в асфальт, а телом стали управлять приливные волны океана. Они накатывали откуда-то снизу, и пеной растворялись в ушах. Появившуюся заговорщицкую ухмылку уже нельзя было стереть с моего лица. Подошел автобус, и я занял место у окна. Когда гул двигателя стал нарастать, во мне забурлил водоворот. Тихо, украдкой, губы начали нашептывать песню об океанах, и через несколько строк уже весь салон содрогался от моих хрипов. Мама сидела напротив и тщетно пыталась успокоить меня, в то время как дядя за спиной наморщился и осунулся. Покраснев, она отвернулась. Дядя решился мне подпевать, стараясь сгладить неловкую ситуацию, словно мы договорились завершить гулянку традиционным народным хитом. В этом не было ничего предосудительного, скорее больше приятного ощутить, что вечер удался. Но он не знал ни английского языка, ни тем более песни. Глотал невнятные слоги, заменяя их звуками. Вскоре его голос перешел в фоновое гудение, а непонятная смесь из двух языков звучала уже для него самого. Потом дядя затих, не в силах справиться с моим безумием.
   
    На следующей остановке мы вышли. Дяде удалось поймать такси и уговорить меня побыстрее отправиться домой. Он попрощался, глядя на мою маму с сожалением и какой-то беспомощностью. Я же стоял к нему спиной и ловил лунные лучи света.
 
    Сели в такси. В моей бессвязной речи появился агрессивный тон, приправленный пугающим хохотом. Надежда меня угомонить еще не покинула маму.
 
 - Рома, прекрати ругаться, как тебе не стыдно, - она постаралась образумить меня.
 - Заткнись, - рявкнул я. 
 - Куда едем? – спросил шофер.
 - Довезите нас до…, - мама попыталась сказать адрес.
 - Сука, я же сказал тебе заткнуться, - вспышкой гнева я перебил ее.
 - Рома, как ты можешь, ведь я твоя мама, - умоляюще прошептала она.
 - Вот именно, ты всего лишь моя мать, инкубатор для рождения. На этом твоя роль закончена.

    Всю оставшуюся дорогу мы молчали. Мама силилась сдерживать себя, и от напряжения ее морщинистое лицо покрылось влажными разводами. Когда машина наскакивала на кочку, на поверхности ее хрустальных глаз можно было заметить маленькие волны. Так и доехали, на пару разбавляя тишину сопением и застывшей ухмылкой.
 
    Я первым вошел в квартиру, снял кроссовки, сделал несколько шагов и остановился посередине зала. За мной следовала мама. Было темно, мы не успели еще включить свет, только тусклая лампочка в коридоре придавала предметам очертания. Передо мной зияла открытая дверь в комнату, в которой я не видел ничего. Полная темнота. Я развернулся.
 
 - Мама, - тихо произнес я. 
 - Иди спать.
 - Что-то во мне, вот здесь, хочет убить тебя, - я показал пальцем на сердце, затем ладонью сделал круговые движения, словно массируя его.
 
    Она не ответила. Посмотрела мне в глаза, и увидела два черных зрачка. Все поняла без лишних слов. Стремительно повернулась и бросилась к выходу. Я вцепился ей в юбку. «Ты куда?» - играючи спросил я. Мама ударила меня по запястью и резко дернулась, вырвавшись из тисков. Без промедления побежала к спасительной двери. У меня же в ладони остался крупный кусок ткани. «Все равно не убежишь!» - подавляя смех, крикнул ей вслед. Я шел за ней, а она уже стучалась в дверь к соседям. Тогда я подбежал сзади и схватил одной рукой за блузку, целясь второй взять шею в замок. Дверь открылась, и мы ввалились внутрь. Оказалось, соседи забыли закрыть ее на ночь. Мама дергалась в моих объятиях, как тонущий человек, а я с трудом сдерживал смех. В коридор вбежал хозяин квартиры, и оторопело посмотрел на нас. «Ты что, охренел?» - опешил он. Схватил меня за шкирку и с трудом оттащил в сторону. Я встал, отряхнулся. Как ни в чем не бывало, сказал, что иду спать. Развернулся и просто вышел, без оправданий и объяснений. Мама уставилась на меня и не могла ничего произнести, она не в состоянии была это сделать. Только дышала прерывисто, вцепившись ногтями в обои. В тот вечер мама так и не решилась вернуться домой, переночевав у соседей. Я дошел до кровати и отключился.
 
   Проснувшись следующим утром, зашел в зал. Мама не обратила на меня внимания, как будто я отсутствовал. Она сидела на диване в привычной для себя позе и смотрела телевизор. Было заметно, что игнорирование стоило ей больших усилий. В моей памяти остались обрывки воспоминаний прошлого вечера, и темное пятно истории требовало восполнения пробела. «Что произошло?» - спросил я. Мама продолжала отмалчиваться, но я настаивал на разговоре. В конце концов, ей пришлось рассказать все. «Я боюсь теперь засыпать рядом с тобой», - завершила она тему. Мне следовало что-нибудь ответить, найти какие-нибудь слова извинений, и для этого достаточно было одного «прости». Но как бы оно выглядело? Как отговорка, или издевка. Я сидел в кресле напротив, и в течение пяти минут, проведенных в поисках слова, вариант так и не нашел. Мне пора было бежать в институт.

 ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ РОМАНА - ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ - ВЫЙДЕТ В АВГУСТЕ.