Философия Страсти 2009 год. Глава 4

Глава 4
Секс. Шутник. Философия.
 
    Любовь. Секс. Всё это как-то приелось уже. Хотя мало книг существует, где прямым текстом говорится о сексе. В основном, ЭТО описывают вокруг. Чего можно бояться? Одно дело бояться, другое – слов не хватает, или некоторые считают секс делом личным и не терпят его описаний. (Я даже знаю парочку таких).
    Ресторан «Lovers’ Shelter» только с виду маленький, а как зайдёшь, натыкаешься на большие столы. Ступая по красному ковру и оглядывая яркие бра на стенах, увешанных картинами местных авторов, невольно задумываешься о реальности: а не тут ли она заканчивается? Ярчайший свет, обстановка, примесь эротики…и Мишель.
    Он сидел, освещенный тысячами свечей и околдованный тысячами звуков, и мысли, мысли витали вокруг. Он был во всем белом: немного расстёгнутая шелковая сорочка, кожаные брюки, а на спинке стула висел столь же белый пиджак. И неизменная буква «М» на бортиках пиджака. Люблю, когда мужчина обладает вкусом.
    Увидев меня, он встал.
    — Как и подобает джентльмену, - сказал он, сел за стол следом за мной. И только сейчас, внимательно меня разглядев, он сказал, не отрывая от меня своих больших черных глаз:
    — Ты божественна, у меня просто нет слов.
    Он был восхищен. С забвением и трепетом рассматривал каждый дюйм моего платья, и подчеркивал, насколько я ему нравлюсь или нечто подобное. Но этот мужчина – практически не имеющий недостатков – любит меня, такую несовершенную, но, безусловно стремящуюся к совершенству. Он спросил меня.
    — Тебе понравилось? – И шутник заискрился в его очах.
    — Да, - кротко сказала я и опустила глаза. Тогда он взял мою руку в свою и добавил: - Знаешь, я никогда ничего подобного не испытывал. Может быть, просто не любил так сильно…
    Шутник прыгал в его взгляде, искрясь и заливаясь смехом. Мишелю хотелось поцелуя настолько горячего и чувственного, насколько это было возможно. Но мы сидели в ресторане, а не у себя дома, поэтому движения и теплота рук выдавали его желания.
     — Ты сексуально выглядишь, - заметила я, мельком взглянув на него со стороны абсолютно моей и совершенно субъективной. Он смущенно посмотрел на меня — и стало неловко. – Прости, не надо было.
    — Это совсем не смертельный грех – говорить то, что думаешь.
    — Все равно, - не унималась я.
    — Не имеет значения. Не проси прощения за саму себя. Давай не будем больше о внешнем виде, традициях и прочем. Давай лучше обсудим наше общее дело.
    Пока он говорил о деле, я немного замечталась. Он заметил это и сжал мою руку.
    — Ты еще здесь? – улыбнулся он.
   — Я представила, что будет в обществе, когда все узнают о тебе и обо мне.
    — Ничего не будет. Они не поймут ни тебя, ни меня. И я бы не хотел, чтобы ты расстраивалась из-за их мнений. Все равно кто-то, смотря на нас через камеру, может быть, подумает нечто хорошее и пожелает нам счастья. Но мы, к сожалению, узнаем лишь о предрассудках и клевете. Такова проза жизни. И снова, — к сожалению. Это как история о двух птицах. И это действительно грустно.
    — Я бы о многом хотела узнать от тебя, но не знаю, как сформулировать. Мне кажется иногда, что я глупышка; есть люди, слушая которых, понимаешь – ты еще так мал, чтобы осознать суть их слов.
    — Ваш заказ, сэр, – сказал официант. Он принес чай.
    — Почему именно зеленый и с жасмином?
    Мишеля удивил мой вопрос. Он ответил:
    — Ты же его пила в L’Orangery. Или я не прав? – И он отхлебнул из своей чашки.
    Наступила пауза. Каждый углубился в свои переживания. Мишель думал о птицах и крыльях. Не знаю, почему он думал и размышлял именно о птицах и крыльях, но внезапно он сказал, пристально всматриваясь в дно белой фарфоровой чашки.
    — Знаешь, я всегда думал, что у меня оторваны крылья. Эта мысль посещала меня часто, и столь же часто я придумывал, искал ей объяснения. Но, словно лабиринты, мысли натыкались на высокие стены, заросшие плющом.
    Его слова падали вниз, точно камни с обрыва. И на этот раз это не было похоже на песню соловья. Скорее на полет мысли к свету солнца. И я рассказала ему сон, который снится мне с семнадцати лет почти каждую ночь.
    — Я прихожу в какие-то развалины. Похоже, что раньше там стояла церковь. Посредине —  колодец. Над ним висит некая женщина. Я в панике рассказываю ей о том, что там дальше в развалинах дети убивают друг друга из револьвера. Она не верит мне, спрашивая, не наркоманка ли я. Я пытаюсь объяснить ей, что там на самом деле скоро будет настоящая кровавая бойня. Когда понимаю, что бесполезно, бросаю это дело и бегу туда, где дети убивают друг друга. Смотрю и вижу: какой-то темнокожий мальчуган пытается задушить другого белого, но в центре этого действа группа мальчишек держит другого белого мальчика. И он сносит голову тому темнокожему. Причем все это я вижу четко, ясно, будто фильм смотрю, и кровь вижу и …
    Я замолчала, закрыв лицо руками. Мишель не говорил ни слова. Потом только, когда мы уже уходили из кафе, он сказал:
    — Теперь я понял, почему ты не любишь спать по ночам: ты делаешь все, чтобы не уснуть, потому что боишься, — сказав это, он добавил, пробуя сменить тему на более приятную: — Я знаю, что ты любишь танцевать. Вернее, я это понял, когда прочел о крыльях. Ведь его подруга танцевала, не так ли?
    Я кивнула.
    — Танец – это такое же соприкосновение душ и тел в урагане музыки, ощущений, любви; он похож на заряд, проходящий между телами во время любовного акта, когда обоим приятны прикосновения друг друга, когда они уже готовы к восхождению на вершину; он похож на диффузию, он – это непонятная игра семи чувств. Он – воплощение существа приближающегося к концу, стоя в начале. Единственная вещь во Вселенной человека, вызывающая подлинную страсть, доводящая до безумия, до вихря в разуме…
    Он молчал, слушая каждую эмоцию в моем голосе. Потом уже, когда мы стояли на пороге отеля, он сказал:
    — Останься сегодня со мной. Я не дам тебе спать одной этой ночью. Я просто не могу.
  Мы не занимались любовью. Я рассказала, как приехала сюда и с кем познакомилась, про Марселя. А он спросил меня почему.
    — Не знаю, почему. Понятия не имею…
    — О чем ты думаешь, E.Q.? – спросил Мишель, увидев, что я смотрю в одну точку, не отрывая глаз.
    — Не важно.
    И мы заснули, словно дети.
    Наступило утро. И, как обычно происходит в больших городах около восьми утра, люди спешат на работу. Цветочник, за которым я наблюдаю уже вторую неделю, раскладывает свои новые красочные изобретения, девушка опаздывает на трамвай, какой-то мальчуган подшутил над старым человеком и бежит от полицейского…. Странный город, думаю я.
    Войдя в спальную комнату, я увидела распластавшегося по постели Мишеля, зачитывающегося какой-то книгой. Наблюдая за ним и за сменой выражения его лица, мне вдруг захотелось пережить это вместе с ним.
    — Что ты так увлеченно читаешь?
    — Твою книгу. Она очень интересная, по-моему.
    — Да?
   —  А чему ты удивляешься? Да. По крайней мере, я с этим в жизни сталкивался.