Великая Отечественная война глазами солдата

                Шуркин Иван Наумович (1918 – 1997 г.г.)
                «Моим внукам и правнукам посвящаю»

                Великая Отечественная война
                глазами солдата.
                (воспоминания о былом)

                Москва, 2013 г
               

ПРОЛОГ

     Как-то раз, разбирая бумаги моего приемного отца, умершего в 1997 году, я наткнулся на большой, пожелтевший от времени конверт, в котором оказались старые тетради, испещренные мелким убористым почерком. Вчитавшись в текст, я понял, что речь шла о давно минувших днях – о Великой Отечественной Войне 1941-1945 годов, в которой отец был непосредственным участником и свидетелем тех событий.
     У него было всего лишь несколько боевых наград (медаль «За отвагу», медаль «За оборону Сталинграда», орден «Красная Звезда» и орден «Отечественная Война» 2 степени), которые  он получил за оборону города Сталинграда и Сталинградского тракторного завода, чем он очень гордился.  Будучи, по своей натуре, весьма скромным и непритязательным, он никогда, и ни перед кем, своих заслуг не  выставлял. И меня всегда этому учил, зачастую приговаривая: «Награда сама найдет героя по его заслугам, и народ сам оценит его заслуги. Только не надо этому мешать!». 
     Под таким девизом он и прожил всю свою честную и добропорядочную жизнь. За это, многие,  особенно дети, его любили и уважали, ласково называя «дядя Ваня», а взрослые просто - «Наумыч». Его и по сей день помнят, о чем свидетельствуют цветы на его могиле. 
     Со своими записками о войне отец не раз обращался в редакции некоторых военных изданий, но какого-либо интереса к ним нигде не проявляли, находя те или иные отговорки. Это его очень огорчало! Он часто говорил мне: «Вот вырастешь и выучишься, а меня уже не станет, то постарайся напечатать мои воспоминания в виде брошюрки, как память внукам и правнукам об их боевом предке, и напоминание о той страшной войне, которой не было равной. Пусть теперь они берегут и защищают свою родную Отчизну».
     Более пристально вчитавшись в текст рукописей, некоторые из описываемых событий, я нашел весьма интересными, и, даже, увлекательными. Однако, вплотную заняться  подготовкой их к публикации,  мне помешала перестройка, безденежье и еще ряд объективных обстоятельств. Но, я всегда помнил о пожелании отца.
     И вот, я уже на пенсии! Так, что теперь появилось достаточно свободного времени заняться отложенным некогда делом. Однако, вскоре, мне понадобилась посторонняя помощь, поскольку у меня от сахарного диабета сильно «село» зрение и мелкого текста, даже с сильной лупой, я уже не мог  разобрать.
     Как нельзя кстати, помощь пришла от моего родного младшего брата Леонида Ивановича Шуркина, кандидата наук из г. Акмолы. Брат знал о существовании записок отца, и предложил опубликовать их в виде небольшой брошюры, в чем он сможет оказать посильное содействие. Он с большим энтузиазмом взялся за работу, и, в скором времени, передал мне печатный текст рукописей, над которым я, в данный момент, и тружусь.
     Изложение текста, конечно, далеко от литературного совершенства. Однако, мои некоторые писательские и редакторские навыки (я то же, в прошлом, научный работник) вновь проснулись во мне, что позволило в максимальной степени сохранить авторское повествование, хронологию и последовательность событий, их реалистичность и правдивость, а также картографическую точностью. Всему этому способствовала моя, еще не совсем утраченная память, в которой сохранились яркие детские и юношеские впечатления от рассказов отца о войне. Ко всему прочему,  сохранились и некоторые немые свидетели тех военных лет. Спасибо им за это! В итоге, мы с братом, постарались, в меру своих возможностей, осуществить мечту отца.
                В.И. Шуркин

Предисловие автора         

    Шел 1975 год. Страна готовилась отметить 30-летие Победы над гитлеровской Германией. Будучи уже на пенсии, мы с супругой Антониной Васильевной смотрели вечерние передачи по телевизору. В это время шла передача с участием известного поэта и писателя Константина Симонова, который рассказывал эпизоды из фронтовой жизни, читал свои фронтовые стихи о Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г., о героизме советских солдат, проявленном в борьбе с гитлеровскими захватчиками. 
    Он призывал фронтовиков, участников Великой Отечественной войны и других военных конфликтов, включиться в патриотическую работу среди населения, особенно, среди молодежи. В своем выступлении он сказал, что за тридцать лет много написано книг и рассказов о Великой Отечественной Войне, но предстоит написать еще немало. И это должны сделать мы, ветераны. Ведь, нас ветеранов, с каждым годом становиться все меньше и меньше, а о войне еще многое недосказано. Надо торопиться, чтобы не остался без внимания ни один, даже маленький подвиг, ни одно маленькое сражение, поражение или победа. Все эти материалы должны быть достоянием народа и последующих поколений. Наши предки будут читать, и изучать события тех грозных и тяжелых лет, а некоторые будут собирать материалы для написания книг о войне.
     Послушав призыв К. Симонова, я задался вопросом - почему бы мне, непосредственному участнику и очевидцу тех событий, не написать о поколении сверстников, родившихся в начале двадцатого столетия, прошедших горнило Великой Отечественной войны?

1.Великая Отечественная война 1941-1945 г.г.

На пороге войны

     Незаметно пролетело беззаботное, голоштанное детство; затем семилетка  сельской школы. Наступило отрочество, юношество, учеба в техникуме. Казалось бы, ни что не предвещало беды.
     Между тем, обстановка на международной арене накалялась. Причиной сему явились милитаристские амбиции фашистской Германии. Запахло войной.
     Отчетливо осознавая это, и понимая, что войны с фашистской Германией не избежать, наша Коммунистическая партия и правительство  принимали все возможные меры, чтобы оттянуть начало войны и использовать оставшееся время на перевооружение Красной Армии новейшей техникой для усиления обороноспособности страны.
     И этот момент настал. 23 августа 1939 году между СССР и Германией был подписан договор о ненападении, более известный как пакт Молотова-Риббентропа. Этот значимый для СССР документ широко и всесторонне обсуждался в печати и населением нашей страны. Советский народ с воодушевлением принял его, и, со спокойной душой продолжал мирно трудиться, успешно выполняя планы текущей пятилетки. Международная напряженность, на первый взгляд, смягчилась. Но, несмотря на это,  угроза войны все же неумолимо надвигалась.

Призыв в ряды Красной Армии

     Шел 1939 год. В то время я, студент 3-го курса горно-металлургического техникума г. Щучинска, Кокчетавской области, Казахской ССР, проходил производственную практику в г. Пласт, Челябинской области. В первых числах августа 1939 года меня и моих товарищей вызвали в военкомат, где мы прошли медкомиссию, а 7 сентября, нас призывников, отправили в областной г. Челябинск.
     В городе нас привели в баню, где мы помылись, привели себя в порядок, побрились и постирали свое белье. Затем, новобранцев собрали на привокзальной площади, где военком зачитал приказ Наркома обороны СССР, Маршала Советского Союза, К.Е. Ворошилова о призыве юношей, достигших призывного возраста, в ряды Советской Красной Армии. Так меня и моих товарищей-однокурсников прямо со студенческой скамьи призвали в ряды Красной Армии.
     Нас тогда собралось со всего города, и прилегающей сельской местности человек 250. Поздравив с этим замечательным событием, военком отдал команду своим подчиненным построить нас по взводам, после чего последовала команда «По вагонам!». Нас развели по вагонам товарного состава поезда и отправили в воинские части. Куда – нам было неизвестно.
     Провожающих на вокзале было мало. Никто не ожидал столь спешных сборов, но отнеслись к этому с пониманием. Время было такое – тревожное! Многие новобранцы тогда не успели толком собраться в дорогу и даже попрощаться со своими родными. С этого момента мы находились в подчинении сопровождающего нас командира.

К месту армейской службы - г. Ленинск

     Наш поезд возглавлял видавший виды, закопченный и промасленный патриарх-паровоз. Вскоре, свисток локомотива возвестил округу, что он готов к отправлению. Затем, показав седые бакенбарды пара по бокам парового котла, и выпустив облако угольно-черного дыма над трубой, паровоз басовито и протяжно прогудел, сообщив, что поезд отправляется. В заключение, сделав пробуксовку огромными чугунными колесами по рельсам, наш ветеран рванул вперед! Загремела вагонная сцепка, состав судорожно дрогнул, и, поезд тронулся с места. Медленно набирая скорость, он, точь-точь по расписанию отбыл в пункт назначения - г. Ленинск, Еврейской автономной области, что расположен на Амуре.
     Поезд шел мучительно медленно, подолгу останавливаясь на многочисленных промежуточных станциях, полустанках и остановках, пропуская впереди себя более срочные грузы – составы крытых брезентом вагонов с вооружением, под покровом секретности, направлявшихся к нашим западным границам. Но, об этом, мы могли только догадываться. Однако, «имеющий уши, да слышит; имеющий глаза, да видит!». Вот они, весьма доверительные и достоверные источники наших догадок. 
     Уйма нашего времени на вынужденных остановках уходила на приготовление и прием пищи, санитарно-гигиенические мероприятия и, что самое насущное для нас, на поиск средств и материалов для  обогрева наших, насквозь промерзших душ. Полагающиеся в вагоны печку и топливо, очевидно, утащили более нуждающиеся «товарищи»; либо другие, не менее расторопные «товарищи» из числа снабженцев, успели вовремя реализовать этот столь ходовой товар «на сторону». «И, так сойдет, авось, не замерзнут!» -  рассчитывали они.

Прибытие

     На станцию «Ленинск», наш поезд прибыл поздним вечером, спустя 18 суток! Наконец-то, наши страдания, закончились. Но, не тут-то было! Ночевать нам пришлось все в тех же неотапливаемых, насквозь продуваемых ветром, «столыпинских» вагонах! В добавок, со стороны Амура повеяло холодным, довольно сильным, пронизывающим ветром. Мало кому из нас в ту ночь удалось согреться и  поспать! Однако, хоть не на долго, но нам удавалось согреваться за счет физических упражнений.
     Настало долгожданное, многообещающее утро! Насквозь промерзшие, так и не сумевшие заснуть новобранцы, продолжали «согреваться» в ожидании дальнейших распоряжений. Наиболее расторопные и предприимчивые, разожгли костер из деревянных ящиков, найденных в ближайшей округе. Этим и грелись всю ночь.
     «Посмотри, на кого мы похожи!»: - воскликнул мой сосед, выйдя из вагона и оглядевшись вокруг. И, правда, зрелище было удручающим и смешным! Одеты мы были - хуже не придумаешь! У многих одежда была не по сезону, к тому же вся помятая. У кого-то на голове красовалась зимняя шапка-ушанка с ушами в разные стороны, кто-то вышагивал в кепке, одетой задом-наперед; кто-то щеголял в фетровой шляпе «по городскому», а некоторые и вовсе были без головного убора! Кому-то удалось собрать свои нехитрые пожитки в фибровый чемоданчик, кто-то уложил их в наспех изготовленную котомку, а кто-то запихнул их в самодельный бабушкин сундучок. Заросшие по уши, небритые! Вся эта разношерстная братия напоминала компанию нищих на базарной площади. Да, видимо, внезапный военный сбор застал наших ребят врасплох – в спешке хватали кто, что успел и кому, что под руку попалось!

«Покупатели»

     В скором времени, на станцию «Ленинск» стали подтягиваться командиры подразделений из разных воинских частей, так называемые, «покупатели», за новым пополнением.
     Вдруг, мой бывший сосед по вагону, обратил мое внимание: «Смотри-ка, вон те, двое военных, верно, за нами идут!». И, правда, оба подошли к нам, и представились. Один, коренастый, рыжеволосый «боровичок», был старшиной артиллерийской батареи (имел четыре треугольника в петличках); другой, высокий, подтянутый брюнет, оказался старшим лейтенантом (имел три квадрата в петличках), командиром этой батареи. По правде говоря, воинских знаков различия мы в то время толком еще не знали. Но это ни их – «покупателей», ни нас – «товар», ни сколько не смутило! После непродолжительной беседы, нас, новобранцев со средним техническим образованием, «купили» и разместили по вагонам №38 и №39.
     Спустя, примерно, 30 минут, последовала команда: «38 и 39 вагоны, выходи строиться!». Все сразу оживились и загудели, как пчелы в улье. С трудом старшине удалось нас угомонить, построить и сделать перекличку. Затем он объявил: «Сейчас перед вами будет поставлена нелегкая задача - совершить 10-ти километровый марш в расположение нашей воинской части». Потом распорядился: «Личный багаж погрузить в машину! Двое остаются для сопровождения багажа!  Остальные, на право! За мной - шагом марш!».

«Царица поля боя - артиллерия!»

     Некто, из строя, спросил: «Товарищ старшина, а какой у нас будет род войск?». «Царица поля боя - артиллерия!» - не без гордости ответил тот.
     Двигались мы ускоренным маршем, дабы совсем не окоченеть от холода, успеть к ужину, да и вовремя лечь спать. Как на зло, беспрестанно моросил мелкий дождь, дул холодный порывистый ветер, пробирая до «мозга костей». Однако, благодаря смекалке, мы быстро приспособились. Прямо на ходу стали меняться местами. Те, кто шел с ветреной стороны через некоторое время перемещались в середину строя, где ветер не так доставал и было потеплее. На их место, тотчас становились другие. И, наоборот. Так, совершая нехитрые маневры в строю, мы незаметно пришли в расположение части, где под бравурные звуки марша «Прощание славянки», нас встречал духовой оркестр.
     После кратковременного  отдыха и перекура, нас, первым делом, повели в баню. Наш рыжий «боровичок» старшина распорядился снять гражданскую одежду, сложить ее, перевязать бечевкой, прикрепить бирку с указанием Ф.И.О., домашнего адреса и сдать  командиру отделения Глухих. Последний пояснил нам, что одежда будет храниться в воинской части в течение 6 месяцев, после чего ее отправят на наш домашний адрес, нашим родным.
     Перед помывкой нас всех подстригли наголо - под «Котовского», а затем выдали новенькое обмундирование. Помытые, одетые и обутые уже по-военному, из бани мы выходили одухотворенные, радостные, друг друга не узнавали. Да, и как было нас теперь узнать после той, «гражданской-то» одежды, в которую мы были облачены изначально! Все были обуты в яловые сапоги, в диагоналевых брюках, суконных гимнастерках; одеты в длинные артиллерийские шинели, при кожаных ремнях, а на головах - буденовки! Все одинаковые, как  33 богатыря, и все, как на подбор - красавцы удалые!
     Подбежав ко мне, мой бывший сосед по вагону радостно воскликнул: «Как же мы все неузнаваемо изменились, возмужали, стали настоящими красноармейцами!». В последствии, я с этим парнем сдружился. Он оказался не только отличным товарищем, но и отличным боевым другом. Звали его Алексей Мартьянов. Родом он был из г. Пласт, Челябинской области, где я проходил свою производственную практику. Алексей успел получить профессию авто-слесаря еще до призыва в армию.
    Кстати, за все время следования до места назначения, никто из новобранцев не заболел! Видимо, в борьбе за выживание болеть было просто некогда!

Начало армейской жизни. Карантин

    После бани, наше молодое пополнение накормили ужином, правда, почему-то в летней столовой, после чего, старшина объявил построение. Перед строем нам представили командира полка, майора Тищенко и комиссара полка, капитана Ворошилова. Комиссар, вкратце, изложил нам исторический путь полка. Затем, строго предупредил о том, что, будучи на границе с китайской провинцией Маньчжурией, оккупированной войсками милитаристской Японии, мы должны находиться начеку и быть бдительными в любое время года и суток, даже во сне! «Враг не дремлет! Болтун – находка для шпиона! - вот основополагающие принципы молодого защитника Родины», - заключил комиссар. В качестве подтверждения этого, привел ряд примеров нерадивого отношения к службе некоторых солдат, приведшего  к их гибели.
     Далее, командир полка объявил, что с сегодняшнего дня мы находимся на карантине. Представил нам наше руководство - начальника карантина капитана Боброва, командиров взводов и отделений. Вскоре, церемониал знакомства завершился, и нас, измученных и уставших, расположили для сна в клубе полка. Спали на двухъярусных кроватях (нарах), на голых матрацах, прямо в одежде, поскольку в нашей общей спальне было так же «тепло», как и снаружи! С этого дня началась наша, по-настоящему, армейская жизнь!

«Не умеешь – научим! Не хочешь – заставим!»
 
     За время карантина командир отделения обучил нас подшивать подворотнички, складывать обмундирование, заправлять постель, наматывать портянки, скатывать шинель в «скатку» и много еще чему другому,  так необходимому в солдатской жизни. Все шло, как по расписанию, в строгом соответствии с распорядком дня.
     Конечно, нам, молодым, без достаточного жизненного опыта, было очень трудно после гражданской жизни привыкать к армейскому укладу. Здесь все делается по команде, и, в соответствии с основным воинским документом - общевойсковым Уставом Красной Армии, в котором все наши действия были расписаны «от и до».  Но, как говорят в армии, «Не умеешь – научим! Не хочешь – заставим!». Вот этим-то, в основном, на протяжении всех 10 дней мы и занимались -  нас перевоспитывали на военный лад.
     Мы ежедневно постигали премудрости армейской жизни – изучали Устав, строевую подготовку, материальную часть артиллерийских орудий и личного оружия, как Красной Армии, так и вероятного противника;  проводили стрельбы из личного оружия, учились разбирать и собирать его, выполняли физические упражнения на гимнастических снарядах и т.п.
    С подачи начальника карантина капитана Боброва, мы  разучили строевую песню «По долинам и по взгорьям»), которую он так любил. Каждый раз он требовал от нас, чтобы мы пели строевую песню в соответствии с ритмом строевого шага. Он часто с задором повторял: «Споем на страх врагам, на радость большевикам!», и первый запевал песню. Если же мы пели не в соответствии с его требованиями, то он нас «муштровал» до тех пор, пока мы не падали с ног. Но, своего, добивался! Так, за упорными занятиями незаметно пролетели 10 дней карантина.

Я - курсант полковой школы артиллеристов. Командир артрасчета

     На следующий, после окончания карантина, день, нас построили перед начальником карантина Бобровым и начальником школы артиллеристов капитаном Егоровым. Бобров объявил: «Кто желает обучаться в полковой школе артиллеристов, пять шагов вперед!». Желающих не оказалось. Тогда Бобров достал поименный список личного состава, и стал каждого вызывать по фамилии.   
     Дошла очередь до физически наиболее крепкого, богатырского телосложения новобранца Иванова. Бобров, как бы в шутку, проронил: «Таких бы Ивановых, да побольше! Они бы сами на себе могли бы возить гаубицу!». В строю раздался ехидный смешок. А Иванов, нисколько не смутившись, дал свое согласие стать курсантом школы.
     В  полковую школу артиллеристов, вместе с остальными, дал свое согласие и я. С этого же дня, мы стали полноправными курсантами артиллерийского училища г. Ленинск, а еще через 10 месяцев – сержантами, командирами (!) орудийного артрасчета  145 Гвардии Артиллерийского Полка, 34 Стрелковой Дивизии,15 Армии. Нам доверили мощное орудие - 152 мм гаубицу и приписали к ее обслуживанию личный состав из шестерых молодых красноармейцев. Уже мы, старшие по званию, в свою очередь, должны были обучить личный состав орудийного артрасчета всему тому, чему обучили и нас. И, мы этим гордились, но не задавались.

Подготовка личного состава артрасчета

      Полевые  занятия, личный состав артрасчета, всегда проводил с полной выкладкой, в любую погоду,  в любое время года, ночью и днем. Нам часто приходилось вручную перекатывать тяжелую 152 мм гаубицу на небольшие, 50-100 м, расстояния с обязательным оборудованием окопа для нее. «Вот, где бы пригодилась недюженная сила богатыря Иванова!» - не раз вспоминали мы. В выходные дни проводили кросс на дистанцию 10 км с полной выкладкой или соревнования в гонках на лыжах. Командир полка Тимошенко требовал, чтобы на занятия и с занятий мы передвигались только бегом. За данным распоряжением строго следил сам, и требовал того же от дежурного по воинской части.
     Каждую субботу личный состав нашего артрасчета пищу должен был приготавливать самостоятельно. Для этого мероприятия старшина батареи выдавал на каждого  бойца расчета брикеты пищевого концентрата, хлеб и выводил их за пределы  расположения воинской части. Затем давал задание в течение 1-го часа успеть разжечь костер, приготовить себе пищу, принять ее, привести себя в порядок, помыть посуду, и доложить о выполнении задания. Все это проводилось с целью научить солдат выживать в экстремальных условиях военного времени.
     Занятия в полевых условиях показали, что приготовить себе пищу, мог не каждый солдат. И, таких, оказалось не мало! Это были, в основном, городские жители, которые ничего не умели делать по хозяйству, и не приобрели элементарных знаний и навыков жизнедеятельности даже в обычной обстановке. Их беспомощность, обнаружилась в первые же дни, когда они тайком от всех, ели сухие концентраты. Вскоре, это им, кажется, надоело, и они постепенно научились самостоятельно разжигать костер и готовить себе горячую пищу. Голод не тетка - всему научит! Некоторым из «неумех» до того это понравилось, что в дальнейшем они стали отличными поварами.
     В тоже время, боевую технику, эти ребята осваивали гораздо быстрее и лучше, чем те, кто с малолетства умел варить кашу. Зато сельские ребята, выгодно отличались от городских своей природной интуицией, врожденной смекалкой и находчивостью.
     Но, когда Родина-мать в лихую годину оказывается в опасности, для каждого ее защитника, независимо от его происхождения, становится жизненно необходимым иметь универсальные знания и навыки, основанные на многовековом опыте поколений разных народов нашей страны. Поэтому, так важно, чтобы каждый военнообязанный, независимо от его положения в воинской иерархии, владел этими знаниями, и мог передать их другому. Каждого солдата следует обучать всему тому, что может пригодиться на войне. Большую и полезную работу, в этом направлении, вели  наши отцы-командиры.

«Тяжело в учении – легко в бою»

     «Да, очень трудно привыкать к такой нагрузке и такому ритму армейской жизни, особенно, в первые месяцы учебы!» - сокрушался по этому поводу солдат  моего расчета Морозов.  И, действительно, некоторые учения проходили на протяжении свыше суток. У многих солдат глаза слипались от недосыпания. Хотелось есть. Было холодно, а иногда и очень холодно.
     Часто приходилось неподвижно сидеть в засаде, обогреваясь лишь только за счет собственного тепла. Чтобы укрыться от непогоды и согреться, приходилось оборудовать временные окопы и различные укрытия. Мои ребята безропотно переносили все невзгоды, которые им приходилось испытывать.
      И, как показали реальные события Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, наши старания оказались не напрасны. Многие из бойцов нашей батареи показали чудеса смекалки, изобретательности и находчивости, проявленные в тяжелых боях под Москвой, Сталинградом и на других участках фронта. Особенно этим отличались выходцы из Сибири и Дальнего Востока!

Финский конфликт. Печальные итоги

      В период с ноября 1939 по март 1940 годы Советский Союз  вынужден был вступить в военный конфликт с Финляндией. Финская война вскрыла некоторые существенные недостатки, как в подготовке личного состава, так и в тактико-технических характеристиках имеющегося у нас вооружения.
      К ведению войны в суровых зимних условиях Финляндии наша армия не была готова и  несла большие потери! Особенно сказалось отсутствие теплого обмундирования, неумение личного состава в полевых условиях приготовить горячую пищу, неумение приспособиться к условиям окружающей среды, использовать подручные материалы и т.д.   
     8 мая 1940 года Наркомом обороны СССР был назначен маршал Советского Союза С.К. Тимошенко. Своими первыми  приказами он обозначил пути и направления к радикальному исправлению создавшегося положения во всех родах войск, провозгласив красной линией тезис: «Необходимо учиться всему тому, что будет необходимо на войне». Войска Дальнего Востока так же приступили к выполнению этих директив, в том числе и наша 15 Армия.

Начало Великой Отечественной Войны
 
     Международная обстановка весной 1941 года с каждым днем осложнялась, о чем нас, на политзанятиях, информировал комиссар. Да мы и сами об этом узнавали из газет. О том, что фашистская Германия сосредотачивает на западной границе войска и готовится напасть на СССР, мы не знали. Наша задача - изучать военную дисциплину и быть всегда в боевой готовности. 
    В конце мая 1941 года, наш 145 артиллерийский полк,15 Армии,  перебазировался в летние лагеря, в 500 метрах от наших зимних квартир. В ночь с 21 на 22 июня 1941 г., я был ответственным дежурным по лагерю. Ночь прошла без происшествий. В 7 часов утра горнист, как обычно, протрубил традиционную побудку «Подъем!». Далее все шло своим чередом, в соответствии с распорядком дня. После завтрака, личный состав во главе с командирами подразделений, направился на стадион, где проводилась сдача норм ГТО и другие спортивные мероприятия.

«Секретное» известие

     Перед обедом ко мне в палатку забежал полковой радист, дежуривший круглосуточно на радиостанции, сообщил: «Товарищ сержант, сообщаю вам неприятную новость…». Меня бросило в жар, и я подумал: «Что такое?! Неужели, за период моего дежурства, в полку произошло ЧП, о чем я по своему долгу службы обязан знать?».
     Осмотревшись вокруг, и убедившись, что поблизости нет посторонних, радист украдкой сообщает мне: «Только что, по рации, я услышал, что немецкие войска перешли нашу границу и ведут бои на  территории СССР. Уже бомбят Одессу, Киев, Минск и другие города!». «Да не может этого быть! Ведь, они нарушили наш договор!» - воскликнул я. «Да тише ты! До поры, до времени, никому ничего об этом не говори. Ладно? Возможно, это ложные сведения, и меня могут посчитать за провокатора!» - осадил меня радист.
      Вскоре его сведения подтвердились официально. Так, я, одним из первых в нашей воинской части, узнал о начале Великой Отечественной Войны Советского Союза с гитлеровской Германией!

Официальное сообщение о начале войны

     К вечеру, о начале войны стало известно командиру полка, который немедленно собрал весь командный состав в клуб полка и зачитал меморандум Наркома иностранных дел В.М. Молотова о начале Великой Отечественной войны.
     Чуть позже, по лагерю прошла команда: «Дежурный по лагерю, к командиру полка!», и я побежал в штабную палатку. В ней уже находился командир полка Ворошилов, который приказал мне построить весь личный состав на митинг. Я быстро построил полк, о чем ему доложил.
     Он начал свое выступление словами: «Война с фашистской Германией будет ожесточенной, очень напряженной, тяжелой и длительной. Советские войска мужественно  ведут бои с превосходящими силами противника. Наша задача, находиться здесь, на границе с Маньчжурией, быть бдительными и находится в полной боевой готовности. Сегодня по радио ожидается экстренное правительственное сообщение. Будет выступать Нарком иностранных дел В.М. Молотов».
     Мы с нетерпением ждали этого выступления. В своем меморандуме В.М. Молотов отметил, что это неслыханное вероломное нападение на нашу страну, является беспримерным в истории цивилизации народов актом агрессии, и, что Советский народ теперь, как никогда, должен быть сплоченным.
     Узнав о вероломном нападении на нашу страну, многие красноармейцы расстроились и впали в депрессию, особенно те, кто готовился осенью демобилизоваться домой. Личный состав полка всю ночь не смог уснуть, а утром по боевой тревоге выехал к месту своего основного сосредоточения.
     Заняв заранее подготовленные позиции в окопах, направили орудия в сторону границы с Маньчжурией. Началась работа и учеба, максимально приближенная к боевым условиям. Все окопы, погребки для снарядов, землянки, красный уголок, баню, наши канониры оборудовали по всем правилам военно-инженерного искусства. Это был тяжелый изнурительный ручной труд.
     Работали и днем и ночью. Сотни кубометров земли было переброшено, большое количество леса было вырублено. Все это мы делали ради защиты боевой техники и личного состава. Землеройной техники в то время не было. Питание и отдых  осуществляли в полевых условиях, к чему нам уже было не привыкать. Комиссар ежедневно информировал личный состав войсковых подразделений о положении наших войск на действующих фронтах – о наших поражениях и победах.

«Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

     3 июля 1941 года с обращением по радио к Советскому народу выступил И.В. Сталин: «Товарищи, граждане, братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К Вам обращаюсь Я, друзья мои!». В этих словах, выражались тревога и надежда. Они не могли оставить ни одного Советского человека равнодушным и глубоко запали в душу каждого гражданина Советского Союза. Слушали их, затаив дыхание и напрягая слух. В заключении Сталин произнес сакраментальную фразу: «гитлеровская Германия будет разгромлена, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
     Со страниц газет и журналов мы узнавали об отдельных неудачах нашей армии и сдаче некоторых наших рубежей под напором противника. Это нас огорчало! Но приходили и радостные вести о победах наших войск на тех или иных участках фронта или направлениях. Однако враг был силен и рвался вперед, захватывая все новые и новые города. К ноябрю 1941 года, враг подошел к сердцу нашей Родины - Москве.
     Партия, правительство и Советские вооруженные силы делали все возможное и невозможное, чтобы кардинально переломить ход войны, остановить наступление врага и выиграть время для наращивания новых сил с целью перехода в решительное контрнаступление.
     В эти тяжелые времена, наша страна не изменила существующей традиции и, как всегда, 7 ноября, провела парад войск на Красной площади. Перед войсками и Советским народом выступил Верховный главнокомандующий вооруженными силами СССР, Маршал Советского Союза И.В. Сталин: «На нас смотрит весь мир, как на силу способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На нас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на нашу долю. Будьте же достойны этой миссии. Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков. – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит Вас победоносное знамя великого Ленина! Под знаменем Ленина вперед к победе!».
     Войска, прямо с парада, уходили на фронт. 6 декабря 1941 года, под командованием генерала армии Г.К. Жукова, войска Западного фронта нанесли по врагу сокрушительный удар. Немцы, не выдержав натиска Советских войск, отступили от Москвы на 150-200 км, понеся большие потери в живой силе и технике. Этим был окончательно развенчан миф о непобедимости армии гитлеровской Германии. В это время, соотношение сил было не в нашу пользу.

На западный фронт!

    В августе 1941 года воинские формирования Дальне-восточного военного округа стали готовить для  передислокации на Запад, в тылы действующей армии.   
    В начале января 1942 г. старшина батареи Н.И. Тимофеев вызвал меня, и еще пятерых сержантов из строя, и приказал готовиться к отправке на Западное направление. Нам надлежало получить теплое белье, укомплектовать вещмешки и быть готовыми к маршу на железнодорожную станцию г. Ленинск.
     Сердце взволнованно забилось - «Что там впереди? Куда нас командируют? Что нас ожидает?». На меня внезапно напала грусть - было жаль расставаться с товарищами. Да еще, как это ни кстати, пришло письмо из дома, в котором сообщалось о смерти моего отца. Я совсем было расстроился, затосковал по родным, захлестнула волна воспоминаний о доме. Но, что поделать?! Моему душевному состоянию в данный момент никто помочь уже не мог!
     После обеда, нас - 25 сержантов из личного состава артиллерийского полка построили. Командир полка Ворошилов зачитал приказ, дал нам свое отцовское напутствие на дальнейшую службу и, попрощавшись, пожелал доброго пути.
     На железнодорожную станцию г. Ленинск нас сопровождал командир батареи лейтенант Бессмертный. Дул холодный, захватывающий дух ветер. Мела снежная пурга. Во многих местах дороги, поземка намела большие сугробы, затруднявшие наше движение. Красноармейцы, в распущенных шапках-ушанках, с вещевыми мешками за плечами, с трудом преодолевая эти препятствия, продолжали путь. Кроме нас, к станции, небольшими колоннами продвигались почти все рода войск, необходимые на фронте.
     К вечеру мороз усилился, и крепко щипал то за нос, то за щеки. Лейтенант Бессмертный, приказал нам следить за состоянием кожи лица друг у друга для своевременного обнаружения обморожения. Но, несмотря на эти предосторожности, кое-кто все же получил легкие обморожения щек.

Перед отправкой на фронт

     На вокзале г. Ленинск, нас уже встречали начальник эшелона капитан Быков и командир роты капитан Лось. Они, вдвоем, быстро принимали и распределяли по вагонам новое пополнение солдат, назначали старших по вагонам, которые осуществляли посадку личного состава в вагоны.
     На этот раз вагоны были оборудованы почти по всем правилам - двух-ярусные койки без матрасов, печка-«буржуйка», фонарь под потолком и небольшая кучка смерзшегося каменного угля. Однако, до боли знакомая картина! Внутренние стены вагона от мороза были покрыты белым инеем, а сквозь незастекленные окна и многочисленные щели в стенах вагона гулял сквозняк. Вот в таких вагонах приходилось перевозить военнослужащих!
    Мы, как дети, с шумом и гамом занимали места на койках. Не обошлось и без скандалов в борьбе за лучшее место.  Всем хотелось расположиться поближе к печке и не мерзнуть у сырых стен.
     «Тише разбойники, кончайте базар! Занимайте места, согласно купленным билетам!» - в шутку крикнул старший по  вагону сержант Л.А. Иванов. Шум, тем не менее, продолжался, и чтобы перепалка не переросла в драку, Иванов стал распределять места сам. Разбушевавшихся брал за шиворот (а он, как нам уже известно, был богатырски силен!) и клал их у промерзших стен в назидание другим дебоширам. Он предупредил нас, что путь предстоит  дальний, нас много, а печка  одна, и ее задача постараться обогреть всех нас.
     Поначалу, в вагоне было тесно, но разместившись по своим местам, стало просторней. В проходе оставался только дневальный, который следил за печью. Вскоре была подана команда, что бы старшие вагонов получили на всех сухой паек на три дня.
    Все понимали, что угля мало, его давали «в обрез» и необходимо было раздобыть дополнительное топливо, чтобы не замерзнуть в пути. Старший по вагону дал команду. Нашлись смельчаки, которые быстро сориентировались в обстановке пошли и разобрали забор на огороде местного жителя.
    Все были рады, но радость была преждевременной. Прибыл пожилой мужчина с огромным металлическим крюком, и стал жаловаться командиру. Неожиданно, раздался гудок паровоза, и состав тронулся. Это-то и спасло нас от неминуемого наказания.

«До свидания, Дальний Восток! Да здравствует, Запад!»

     «До свидания, Дальний Восток! Да здравствует, Запад!» - крикнул кто-то из солдат. «Закройте дверь, а то очень холодно!» - закричали солдаты из дальних углов вагона. Дверь закрыли, немного постояли молча, как перед дальней дорогой, а затем, каждый занялся своим, не  терпящим отлагательства, делом.
     Инициативный и предприимчивый во всех отношениях, ефрейтор Морозов предложил сделать из досок бывшего забора скамейки и расположить их вокруг печки, так, чтобы можно было посидеть, обогреться, покурить и поболтать. Пока сооружали скамейки, дневальный шуровал железной кочергой печь-буржуйку. Последняя вскоре была так раскалена, что тепло стало доходить и до дальних уголков вагона. Все обрадовались теплу, оживились. Стены, стали оттаивать от инея, становясь сначала мокрыми, а затем и вовсе стали сухими. Только наш трудяга - паровоз, врезаясь в снежную стену пурги, выбрасывая клубы дыма и пара, пыхтя, продолжал сосредоточенно набирать скорость.
    Сержант Л.А. Иванов (тот же самый, богатырь), сидя на верхней койке, раздавал сухой паек, выкрикивая солдат по фамилии. Эта сложившаяся традиция продолжилась и на фронте.
     Вскоре, все пайки были разобраны и уложены в вещмешки. Это был НЗ - неприкосновенный запас, который без разрешения не подлежал употреблению. На новенькой скамейке по очереди сидели солдаты и грелись, покуривая самокрутку из махорки, которая так же по нормативу выдавалась вместе с пайком. Махорочку, солдаты расходовали весьма экономно! Самокрутку делили на двоих, а «бычок» выбрасывали, лишь в том случае, когда он начинал  обжигать кончики пальцев и губы.
    Наш паровоз, набрав скорость, мчался и мчался без остановок - лишь в щель  приоткрытой двери вагона было видно мелькание станций, полустанков и огней городов. По всему пути следования нашему составу, была открыта «зеленая улица». Останавливались только в крупных городах и узловых станциях, где, как правило, находились продовольственные пункты и где нас кормили в столовых. Одновременно с этим, меняли наш локомотив на другой, более «свежий», меняли и бригаду уставших машинистов на «свежие» силы.
     Война напоминала о себе во всех сферах человеческой жизни. По всему пути следования ощущалась острая нехватка хлеба, мыла, соли, сахара. Население меняло кое-какие свои пожитки на продукты, чтобы прокормить свою семью, особенно, детей. Подростки вынуждены были бросить учебу в школах и ходить среди воинских эшелонов, выпрашивая у солдат продукты - кто что даст. Везде просматривались большие очереди у магазинов, где отоваривали продуктовые карточки.
     Нескончаемый поток эшелонов двигался на Запад - везли боевую технику, личный состав и продовольствие. «Все для фронта, все для победы!». В обратном направлении - на Восток - везли оборудование с эвакуированных заводов, рабочих с их семьями, раненых. Время летело быстро, позади остались Улан - Удэ, Красноярск, Новосибирск.
     А мы все едем и едем, благо в вагонах тепло, тогда как снаружи лютые морозы. Дверь всегда оставалась закрытой - экономили тепло - угля стали выдавать еще меньше, чем раньше. Истопник-дневальный берег каждую калорию тепла, дверь открывали только тогда, когда это требовалось по острой нужде.

Политпросветработа в пути, и прочее

     Комиссар поезда получал на станциях газеты,  а солдат-почтальон разносил их по вагонам. В каждом вагоне был свой заместитель по политической части, который проводил с нами политинформацию - доводил до нас обстановку на фронтах. Заместитель по политической части прочитывал поступившую газету с первой до последней страницы.
     Из газет мы узнавали о положении на фронте, о боевых сражениях, много спорили по поводу военных действий и каждый раз приходили к общему выводу, что не было еще ни одной чужеземной армии, которую бы русский солдат не победил. Так уже было и с немцами на чудском озере в 1242, и со шведами в 1709 году, и с Наполеоном в 1812 году, так будет и с фашисткой армией! Раз уж немцев разгромили под Москвой, и гонят его на Запад, значит, победа будет за нами, мы победим! У каждого из нас была какая-то внутренняя убежденность в предстоящей победе.
     Постепенно страсти утихали, и каждый занимался своим делом, по своему усмотрению. Писали письма - кто домой, кто девушке.  Спали, сколько хотели. Иногда,  кто-либо запевал песню, и все подхватывали ее. Сидели у печи и делились воспоминаниями о своих приключениях  из армейской и гражданской жизни. Особенно весело было, когда рассказывали анекдоты, а их у каждого из нас было не мало. Каждый рассказанный анекдот вызывал у слушателей гром смеха. Такая обстановка длилась часами по всему пути следования.
    Проехали уральские горы, а нас все везут и везут. «Да будет ли конец этому пути?» - раздраженно воскликнул один из солдат, вылезая из дальнего угла вагона. И, стуча зубами от холода, набросился на дневального: «Ты, почему плохо топишь?! «Ведь, можно замерзнуть, так и не добравшись до фронта!». «Уголь кончился, черт побери! Печку топить стало нечем!»  - буркнул дневальный. 
      В этот момент раздался гудок паровоза, и он резко затормозил - вагоны дрогнули, заскрипели колодки тормозов, и эшелон остановился. Сидевшие у печки солдаты, чертыхаясь на машиниста, попадали с коек, получив при этом легкие ушибы  - кто лба, кто рук, кто других участков тела. Когда открыли дверь, перед нами была разгрузочная площадка. У проходящего железнодорожника спросили, что это за станция. Это был г. Белебей, Башкирской автономной области.

В казарме

    Начальник эшелона объявил, кто желает «до ветру», может выйти из вагона, но далеко от него не отходить, ждать команду. «Товарищ капитан, а через сколько времени будем выгружаться?» - спросил сержант Иванов. «Пока неизвестно! Все зависит от того, когда придут «покупатели»» - ответил капитан Быков. «Можно сходить на вокзал, но только ненадолго!».
     Пошли на вокзал и мы с ефрейтором Ермаковым. На вокзале были в основном мешочники и военные. Купив газеты, возвратились к вагонам. У вагонов были офицеры пехотинцы, артиллеристы, связисты. Это были, как выяснилось позже, «покупатели», среди которых были и наши начальник эшелона и комиссар.
      Вскоре раздалась команда: «Взять вещмешки и выходи строиться!». Через несколько минут все стояли в строю. Офицеры-«покупатели», стали вызывать по списку тех военных специалистов, за которыми прибыли.
     Майор, отобрав из общего строя артиллеристов, приказал своему старшине построить нас и вести в село Знаменское, находящееся от города в 18 км от г. Белебей. Январские морозы и пурга, встретили нас и на Башкирской земле.   
     Заснеженная дорога затрудняла движение,  предоставляя нам много хлопот по преодолению сугробов. Колонна растянулась, появились отстающие, кто то обморозился или натер ноги. Старшина нервничал и принимал меры, что бы построение не растягивалось, и шло более компактно. Он несколько раз останавливал идущих в авангарде с тем, что бы подтянулись отставшие.
     С горем пополам, мы добрались до казармы. Зайдя в нее, все пали от усталости на пол, в надежде отдохнуть минут 30. Но, старшина подал команду взять вещмешки, и выходить строиться на ужин. Тяжело поднявшись, уставшие от тяжелого перехода, солдаты, зашевелились быстрее, так как нестерпимо хотелось есть, да и горячей пищи давно не принимали. После ужина солдаты, не дожидаясь отбоя, разлеглись отдохнуть пораньше.

Старшина-«лекарь»

     В казарме было прохладно, несмотря на то, что топились две печки. Койки были без матрасов, холодные, поэтому ложились спать не раздеваясь. Мы с ефрейтором Ермаковым, одну шинель на двоих постелили под голову, а другой укрылись и спали прекрасно вплоть до побудки. Нас, Дальневосточников, такие условия не пугали, так как службу мы проходили не в тепличных условиях. Только теперь мы осознали, как своевременны были учения приближенные к боевым. Как нас учили растапливать костер, и как согреваться под открытым небом.
     Утром старшина распределил всех по работам – на благоустройство жилья, заготовку топлива, подготовку складов под продукты, конюшен для лошадей. Выделил  старшина людей и  для мытья полов, растапливания печей. Затем нам выдали постельные принадлежности, и повели в баню.
     Почти весь личный состав отнесся к порученным работам добросовестно. Однако были и не довольные. Они хитрили, притворялись больными и под всякими предлогами, отлынивали от работы. Старшина, оказался опытным «лекарем»! У него, на этот случай, был свой секрет. Таких «заболевших», он мог быстро раскусить и «вылечить» их. Лечение старшины сразу же, дало результат. Через пару дней «больных» в подразделении больше не было!

Первое назначение на военную должность

     После ужина личный состав дивизиона был построен в теплой и уютной казарме. Перед строем появился командир дивизии, майор Ткачук, на гимнастерке которого красовались орден «Красного знамени», в сопровождении ряда офицеров. Старшина доложил командиру дивизии, что  личный состав вверенного ему подразделения построен.
      Майор Ткачук представил всему личному составу своих заместителей, командиров батарей и взводов, которые только что окончили Ленинградское артиллерийское училище. Офицеры, с которыми нам предстояло в скором будущем пойти в бой, по возрасту были молоды и еще не имели боевого опыта. Завершая свою речь, майор пожелал «любить и жаловать своих командиров». 
     Молодые офицеры быстро распределили нас по батареям, взводам и расчетам. Командиром нашего взвода был назначен  лейтенант Носов, командиром 2-й батареи лейтенант Баринов.
     Я был назначен командиром 1-го орудийного расчета, моим наводчиком стал ефрейтор Ермаков. В мой расчет было приписано шесть человек солдат-новобранцев. Впереди нас опять ждала учеба, караульная и внутренняя служба.

Деревянные пушки. Взрослые «игры» в войну

     Но, как же нам учиться, если в дивизии нет ни одного боевого орудия, ни снарядов к ним, ни личного оружия! Через пару дней старшина  с  сержантом Мухаметдиновым, оружейным мастером батареи, из гарнизона г. Белебей привезли шесть карабинов и несколько томиков  воинского Устава.
     Наш орудийный расчет был многонационален. Здесь были русские, украинцы, казахи, башкиры и др. По своим боевым и физическим качествам расчет был подготовлен не однородно.
     Передо мной стояла задача обучить личный состав, сплотить коллектив расчета, обеспечить взаимозаменяемость членов его коллектива. Однако, этим делом негде было заниматься и не на чем. Вскоре, командир дивизиона приказал всему личному составу приступить к изготовлению макетов орудий из подобранных в округе деревянных обломков.
     Основанием такого игрового орудия служил «передок» конной повозки. На нем укрепляли деревянный щит, и 3-х метровое бревно, которое служило стволом. Таким образом, мы подготовили учебные макеты орудий, каждое из которых  было снабжено стерео-трубой «панорама». К вечеру дивизион был «до зубов» вооружен.
     Вероятно, читатель посмеивается, но в то время было не до смеха. Имевшийся резерв боевого оружия целиком отправлялся в районы боевых действий – «Все для фронта! Все для победы!». Поэтому-то Командование училища и не могло обеспечить учебный процесс всем необходимым.
     Вооружив расчет макетом пушки, мы в течении трех месяцев, с утра до поздней ночи, проводили тактические занятия в полевых условиях, отрабатывая приемы обороны и наступления в тесном взаимодействии подразделений пехоты, которая также, как и мы, была «вооружена» деревянным стрелковым оружием. Весь этот «маскарад» напоминал детские игры «в войну».
     В снегу, толщина снежного покрова которого доходила до одного метра, нам приходилось рыть коммуникационные и фортификационные инженерные сооружения, такие как траншеи,  окопы для орудий, наблюдательный пункт и т.п. Связисты же в это время прокладывали кабель связи, а артиллеристы отражали атаки условного противника.
     Проводимые учения как могли, старались приблизить к условиям реального боя. Приходилось вновь и вновь передислоцироваться с места на место, и вновь все обустройство на новой позиции начинали заново, тем самым повторяя знаменитое высказывание А.В. Суворова: «Тяжело в учении – легко в бою!».
     Командир дивизиона, совместно с младшими командирами, достаточно большое количество времени посвящали обучению личного состава, используя при этом свой личный авторитет, высокую теоретическую подготовку, знания и опыт, полученные в ходе реальных боевых действий.
     Как показали дальнейшие события военных лет,  вся проделанная нами работа по обучению личного состава не прошла даром.

 «Учебная» тревога

     Ранним апрельским утром, когда все спали, в казарму вошел командир дивизиона. У дверей, сидя на стуле, сидел и дремал дневальный, рядовой Ахметов - казах по национальности, мой земляк. Услышав шаги и приоткрыв глаза, он увидел перед собой майора. Ахметов в растерянности вскочил со стула и во все горло закричал «Встать, смирно!». «Тише, тише!» - успокоил его майор и добавил: «А вот теперь, кричи - Подъем! Тревога!». Ахметов от неожиданности все перепутал и прокричал: «Отбой! Тревога!»
     Отдыхавший дежурный, сержант Еремеев, услышав команду «Встать! Смирно!» не понял  что это, сон или это на самом деле происходит. Вскочил и подбежал к выходу, где стоял майор.
     Майор не стал принимать рапорт от дежурных. Однако, поставив их по стойке «Смирно!», объявил дежурному сержанту 3 суток, а дневальному - 5 суток гауптвахты за халатное отношение к своим служебным обязанностям. Затем он потребовал, что бы провинившиеся, подняли по тревоге весь личный состав и организовали вызов всего командного состава.

Рязань. Вручение боевого знамени 145 артполку

     Спустя 30 минут, все были в сборе, и, как один, стояли в строю со своим солдатским скарбом, в любую минуту готовые в поход. Спустя еще 3 часа, мы прибыли на железно-дорожную станцию Белебей, где нас уже ожидал воинский эшелон. Мы в организованном порядке погрузились в эшелон и опять двинулись на запад. Позади остались Уфа, Казань, река Волга, а колеса все стучат и стучат, приближая нас к намеченному пункту дислокации, городу Рязань.
     Не успели мы, как следует, устроиться на новом месте как к нам стала поступать новая техника, личное оружие и моторизованная часть артиллерии. В первых числах мая дивизиону в торжественной обстановке было вручено боевое знамя части, а личному составу боевое оружие с материальной частью. На торжественном построении присутствовали командир батальона полковник С.Ф. Горохов и начальник политотдела полковник Греков, которые в последствии дослужились до звания генерала.
     Порядок вручения полкового боевого знамени был таков: личный состав был построен развернутым строем, перед которым знаменосцы пронесли знамя. Затем полковник С.Ф. Горохов вручил его майору Ткачук. Майор, встав на колено и поцеловав полотнище знамени, торжественно произнес воинскую клятву.
     Получив оружие, солдаты клятвенно заверяли весь советский народ, партию и правительство в том, что  данное оружие находится в надежных руках и будет бить фашистского зверя до полного его уничтожения и оно ни при каких обстоятельствах не будет оставлено врагу, после чего, преклонив колено целовали полотнище знамени. Весь этот церемониал завершался гимном Советского Союза.
     Командир дивизии поставил всему личному составу задачу в кратчайшие сроки изучить материальную часть оружия и овладеть им в совершенстве, а также приступить к формированию орудийных расчетов исходя из принципа их взаимозаменяемости.

Приказ №227 – «Ни шагу назад!»

     Стоял май месяц 1942 года. Если там, в Знаменске зимой мы занимались в условиях пересеченной ландшафтной местности, то  здесь, в Рязани, занятия проходили в теплое время года и уже на специализированном полигоне. 
    Отрабатывали различные упражнения со стрельбой из личного оружия, пулеметов, с участием орудийных расчетов. Оттачивали технику стрельбы прямой наводкой по макетам танков, а также стрельбы из закрытых окопов. Особое внимание уделяли взаимозаменяемости членов орудийного расчета. Это значило, что каждый член этого малого артиллерийского подразделения обязан был в совершенстве владеть стерео - биноклем «панорама», орудийным прицелом, определять координаты цели и выполнять другие работы.
     В конце июля наш дивизион инспектировала комиссия из штаба бригады. Проверяли уровень боевой и политической подготовки, качество стрельбы боевыми снарядами. Комиссия обратила внимание нашего командования на то, что не все расчеты показали хорошую стрельбу из личного оружия и артиллерийских орудий. Однако, в целом, дивизия заслуживает  хорошей оценки, которую, она и получила!
     В дальнейшем нам было рекомендовано не успокаиваться на достигнутых результатах, а нацелиться на дальнейшее совершенствование боевой и политической подготовки. Мы понимали сложность положения на фронте, чувствовали скорую отправку в действующую армию, поэтому продолжали усиленно проводить учебно-тактические занятия в поле и на полигоне, поднимались по тревоге и совершали длительные марш-броски с полной выкладкой.
     В июне 1942 года, немецкая армия на южном направлении сосредоточила огромные силы и  перешла в решительное наступление по направлению на Кавказ и Сталинград. Развернулись ожесточенные бои. Имея численное превосходство в живой силе и технике, враг неуклонно продвигался вперед, шаг за шагом занимая все большую и большую площадь территории нашей Родины.
     Во второй половине августа в войска поступил приказ Сталина №227 «Ни шагу назад!», который сыграл огромную роль в судьбе нашей Родины. Мы же, курсанты училища, с нетерпением ждали того дня, когда окажемся в действующей армии и примем непосредственное активное участие в защите нашей Родины от ненавистного врага – фашизма гитлеровской Германии, и ее союзников.

Дезертир

     Народная пословица гласит: «В большой семье, да не без урода!» Был такой «урод» и в соседнем с нами батальоне, человек, который не счел нужным ехать на фронт и честно защищать Родину от  вражеских посягательств.
     В одно прекрасное утро он сбежал из места расположения своей воинской части. Поиски в близ лежащих населенных пунктах результатов не дали. Тогда полковник С.Ф. Горохов послал в командировку на его родину, в Башкирию, трех  наших военнослужащих. Там-то, в Башкирии, дезертира и задержали! Его этапировали в расположение батальона, но не как солдата Советской армии, а как изменника Родины, дезертира и труса, нарушившего воинскую присягу. В присяге, между тем, есть слова, которые говорят, что «…если я нарушу военную присягу, то пусть меня покарают по всей строгости закона военного времени…».
     Решение командования батальона последовало незамедлительно. Командир бригады приказал всему личному составу совершить 15 километровый марш бросок. В лесу на небольшой поляне построили личный состав  в форме «карэ». Под охраной  в середину строя был выведен дезертир в шинели, наброшенной на плечи. Он стоял, опустив голову, стараясь не смотреть в глаза своим товарищам по оружию.
     Первым перед строем выступил начальник политотдела полковник Греков. Он вкратце охарактеризовал тяжелую обстановку на фронте и в тылу нашей Родины. Так же он отметил, что весь советский народ и Красная Армия прилагают все усилия для быстрейшего разгрома гитлеровской Германии. Еще раз напомнил личному составу, что защита Отечества есть священный долг каждого гражданина Советского Союза и кто его нарушит, того ждет суровая кара Советского Закона.
     Все выступившие солдаты и командиры потребовали сурового наказания дезертира, который посрамил высокое звание Советского воина, испугался трудностей и хотел за счет других спасти свою шкуру. Дали слово самому дезертиру, стоящему перед строем. Он словно окаменел, и был не в состоянии произнести ни одного слова, не в силах был, под конец, даже попросить прощения и пощады у своих товарищей.

«Убить или не убить?»

     Полковник задал вопрос: «Кто желает расстрелять изменника Родины? Пять шагов вперед!». От этих слов у нас по коже пробежали мурашки. Мы колебались. Ведь нам было предложено убить живого человека! Хоть и изменника, но все же человека! Как можно убить божье создание, у которого, как и у всех нас есть любящие мать, отец, сестра, брат, любимая девушка?
     Но муки совести и душевная борьба «Убить или не убить?» продолжались не долго. Они были нейтрализованы не патологической жаждой крови, а лишь одним чувством лютой ненависти к таким вот «Иудам», которые предали не только своих родных, но и дорогих каждому из нас людей. Практически вся бригада двинулась вперед, так было велико негодование бойцов! «Убить!» Этим каждый выразил желание собственноручно расстрелять изменника, что бы другим было неповадно!
     Напряжение сняла команда полковника: «Отставить!». Все отступили, подумав, что полковник изменил свое решение. Но этого не случилось! Из строя было вызвано 10 человек с автоматами. Они построились в шеренгу, изменника поставили лицом к автоматчикам в 10 шагах от них. Затем, автоматчикам была отдана команда «наизготовку». Потом, в напряженной до звона в ушах тишине, раздалась команда: «По изменнику Родины, огонь!». Все невольно закрыли глаза.
     Прогремели автоматные очереди. И, глубокая тишина! Открыв глаза, мы увидели, как перерезанное пополам тело повалилось на землю. Его тут же уложили в выкопанную солдатами могилу и закопали растерзанное автоматными очередями окровавленное человеческое тело,  сровняв могильный холмик вровень с землей, чтобы никому ничего не напоминало об изменнике Родины.
     Расстреляв изменника, бригада, понурив головы от тягостных мыслей, возвратилась в расположение воинской части и продолжила свою боевую подготовку.
     После этого печального случая, командир бригады издал приказ, в котором личному составу запрещалось отлучаться из расположения бригады, а самовольная отлучка расценивалась как дезертирство. Командирам всех уровней было рекомендовано усилить воспитательную работу, повысить боевую готовность и всячески пресекать паникеров и провокаторов.

Торжественный смотр. Передислокация на Юг

    В сводках Советского информационного бюро сообщалось, что в направлениях Кавказа и Сталинграда идут ожесточенные бои. Враг продолжает упорно продвигаться вперед. Во второй половине августа 1942 года наш дивизион был поднят по тревоге и выстроен вместе с бригадой на боевой смотр.
     На смотр прибыл командующий Московским военным округом генерал-лейте-нант Артемов с группой офицеров, которые проверили укомплектованность бригады личным составом, его экипировку, оснащенность личным оружием, а также наличие гужевого транспорта, предназначенного для перемещения артиллерийских орудий.
     После смотра, личный состав бригады прошел торжественным маршем перед трибуной, где находился командующий Московским военным округом и командующий нашей бригады. Бригада показала хорошую боевую выучку и была полностью готова к боевым действиям. На следующий день часть нашей бригады погрузили в вагоны и  отправили на передовую линию фронта.
    Через два дня настал черед грузиться и нашему дивизиону. Мне поручили грузить и закреплять на платформе пушку. Лошадей заводили в крытые вагоны с завязанными глазами, так как они от испуга вырывались, упирались и не желали заходить в вагон.
    Дежурный по вагону офицер Самусевич, суетливо бегал то взад, то  вперед подгоняя нас быстрее грузиться, организовывал охрану эшелона по пути следования. Старшина тем временем по очереди кормил личный состав, одновременно выдавая сухой паек на два последующих дня.
     Подошедший незаметно помощник командира предупредил личный состав и командиров, что через 10-15 мин эшелон отправляется. В назначенное время последовала команда: «По вагонам!». К составу подцепили паровоз, который дал протяжный гудок, и постепенно набирая скорость, тронулся в путь от ст. Рязань по направлению на Юг.

г. Баскунчак

     По пути следования, партийная и комсомольская организация  проводили разъяснительную работу среди личного состава по  приказу №227 «Ни шагу назад!», где основной упор делался на  добросовестном выполнении присяги, взаимной выручке в бою памятуя поговорку: «Сам погибай, а товарища выручай!».
     Позади остался Мичуринск, Тамбов. Солдаты догадывались, что нас везут на юг. На станции Баскунчак, Астраханской области, эшелон остановился. Мы с Ермаковым вышли на станционную платформу, и перед нами открылась необъятная равнина, изрезанная балками с низким кустарником, а, в дали, как на ладони, виднелись деревушки. На станции, как обнаженные раны, открывались следы разрушений от недавней бомбежки вражеской авиации. Помещение вокзала и привокзальная площадь были заполонены толпами беженцев, которые напоминали разворошенный муравейник.
     Майор Ткачук дал команду быстро приступить к выгрузке. Выгруженную технику надлежало немедленно отправить в укрытие и замаскировать, подальше от глаз вражеской авиации. Все было выполнено, как нельзя, в срок. У походной кухни, звеня солдатскими алюминиевыми котелками, толпились бойцы, давно не получавшие в пути горячей пищи.
     Невысокий, толстый «как батон» повар, не спеша наливал в котелок вкусный гороховый суп, а в его крышку накладывал ароматную гречневую кашу. Заполнив котелок и крышку пищей, солдаты здесь же брали два сухаря и отходили в сторону. Некоторые из солдат группами или в одиночку присаживались на пожелтевшую траву и с большим аппетитом съедали содержимое своей посуды, изредка и с опаской поглядывая на небо, откуда доносились отголоски пулеметных очередей. За горизонтом шел воздушный бой.
     Прибежал посыльный и передал устный приказ готовить батарею к маршу. Через сорок минут батарея в составе дивизиона двигалась по проселочной дороге в направлении, откуда слышались раскаты взрывов снарядов и бомб, оставляя за собой клубы дыма и пыли. Навстречу нам, на Восток, по направлению к глубокому тылу, непрерывным потоком двигались сотни людей - стариков, женщин с детьми. Беженцы! Война заставила их покинуть родные обжитые места, прихватив с собой небольшие пожитки.

Провидец

    На одном из привалов, к нам подошел старичок с седой бородой, котомкой за плечами и палочкой в руке.  Старичку на вид было лет 70-75,. Он поздоровался, и обратился к нам с такими словами: «Благословляю вас, дети мои, на битву грозную! Бейте супостата, растерзавшего нашу землю. Немец - исконный враг России. Его бивал Александр Невский в 1242, бивали в 1914 году и сейчас бейте его. Победа будет за нами! Желаю вам успеха в ратном бою. Да поможет вам Бог! Аминь!». Затем, седовласый старичок перекрестил нас, попрощался, и, в мгновение ока, бесследно исчез, будто растворился в воздухе! Вот такие, братцы, дела!
     И, ведь, прав оказался старец – Мы победили!  До сих пор не возьму в толк, кто был этот провидец? Не уж-то, сам Сергий Радонежский, покровитель войска русского?! Подобного старца на протяжении всей войны я встречал не однократно, о чем рассказываю ниже. И, это было не случайно. Благодаря ему, моему Ангелу-Хранителю, и его помощи, я всегда выпутывался из самых сложных ситуаций, не получил серьезных ранений и остался жив! Как тут не стать верующим в Бога?!

г. Сталинград

       Конец августа 1942 года. Смеркалось. На горизонте виднелись горящие руины Сталинграда. Колонны солдат и бронетехники подходили к левому берегу Волги-матушки реки, по которой некогда разгуливал на челне казачий атаман Степан Разин.   
    Давно это было, много воды утекло, да и сражения были не те и город не такой. «Все течет, все изменяется!» говорил один древний философ. Лишь одна река Волга, кажется, не подвластна этому. Как была труженицей, так до сих пор ей и остается, являясь жизненно важной транспортной артерией для России. Она, как солдат на страже, находится на вечном воинском посту. И в лихую годину Великой Отечественной Войны 1941-1945 годов, как любящая мать берегла и защищала сынов России, не обращая  внимания на свою собственную невыносимую боль от разрывов вражески снарядов и авиабомб в глубине ее тела, от обжигающего пламени горящих на ее поверхности разливов нефти. Из всех своих материнских сил она помогала перевозить на своих хрупких плечах тысячи тонн грузов, десятки тысяч советских солдат, десятки тысячи единиц оружия и боеприпасов, тысячи единиц военной и транспортной техники. И, на это была способна лишь любящая мать! Израненная и искалеченная, отчаянно сопротивляясь врагу, она, как и сотни и тысячи лет назад, безмолвно течет  и течет, омывая водами слез свои окровавленные берега. Волга-мать! С глубокой печалью несет она седому Каспию свой скорбный дар - павших в бою сыновей, пряча их под траурным покровом потемневших волн,  как некогда спрятала княжну Степана Разина.
     Наша колонна двигалась ускоренным шагом, что бы вовремя успеть на переправу №2, расположенную в южной части города Сталинграда. К этому времени враг прорвал нашу оборону, и 23 августа 1942 года вышел к берегам Волги, захватив рабочие поселки Рынок, Спартановка и Лотошино, расположенные на 1,5-2 км. севернее тракторного завода, а в южной части города захватил населенный пункт Купоросное.
     Переправа нашей батареи на правый берег реки началась с приходом сумерек. Несмотря на то, что паромная переправа находилась под постоянным обстрелом противника, на противоположный берег, нам удалось без каких-либо потерь переправить пушки, личный состав, лошадей, и быстро отправить их к месту расположения.

Страшный лик войны

     В разных частях города слышались разрывы снарядов, мин и треск пулеметных и автоматных очередей. Над передним краем обороны города вспыхивали огни осветительных ракет, а на его горизонте, непрерывные вспышки от разрывов снарядов и бомб. Шли ожесточенные бои. Вот она, война! Здесь-то мы с товарищами впервые воочию увидели жуткую картину войны!
     Вокруг - обгорелые остовы многоэтажных домов с черными глазницами окон, огромные воронки от авиабомб, а неподалеку от домов замерли подбитые танки Т-43. Рядом валялись куски искореженных трамваев, из-под которых торчали изогнутые в бараний рог рельсы. То тут, то там лежали убитые солдаты и разорванные в клочья туши лошадей, от которых шел трупный смрад. Здесь же валялись наши разбитые 45 мм пушки («сорокапятки»). Всюду были видны чудовищные следы войны. Город, казалось, был мертв.
     Нам стало не по себе. Ненависть к фашистским варварам вперемешку с охватившим нас ужасом и жутким страхом возрастали с каждой минутой! Мысленно мы задавали вопрос: «Боже! За что такое наказание? В чем наша вина? Неужели на такое способен человек, которого Ты создал по Твоему образу и Твоему подобию? Как Ты мог это допустить?». И это были мысли, юных, но уже зрелых атеистов. Мы испугались!
     Осуществив успешно переправу, наша батарея в составе дивизиона двинулась по улицам горящего Сталинграда. Ехали долго, и, вдруг – остановка! Из  уст в уста, в полголоса, вдоль колонны передавалась команда всем съехать на обочину, рассредоточиться и ждать дальнейших распоряжений. Ожидание длилось примерно часа полтора.

Загадочный старец
 
     Недалеко от дороги находилась небольшая, покосившаяся от времени, избенка, из которой, прихрамывая, вышел седовласый старичок лет 70-75. Он подошел к нам и попросил закурить. Мы охотно его угостили махоркой, да и сами закурили.
     По ходу нашей с ним беседы, старичок, покуривая свою «козью ножку», как бы невзначай, посоветовал нам при курении соблюдать меры предосторожности - маскировать огоньки самокруток, прикрывая их ладонями, дабы не быть замеченными противником. Этот, казалось бы, небольшой, но весьма ценный совет тут же распространился по всей колонне, приняв форму негласного распоряжения командования! В подтверждение значимости своего совета старец рассказал нам такой случай.
    Время близилось к позднему вечеру. Шла воинская часть, солдаты которой, не маскируясь, открыто прикуривали и курили, как говорится, у всех на виду. Вражеские разведчики еще издалека заметили необычные мерцающие огоньки, и догадались  - то были солдаты противника! Сведения о перемещении нашей войсковой части тут же были переданы по инстанции. И, спустя всего лишь несколько минут, над головами наших солдат, как гром среди ясного неба, нежданно-негаданно, появились два военных самолета с крестами на крыльях. Повесив на парашютах осветительные ракеты, стали поливать пулеметным огнем дорогу. Многие бойцы той воинской части тогда были убиты или ранены, так и не дойдя до места предстоящего боя, который они только что так бездарно проиграли.
    «Так, что на фронте и курить нужно с опаской!» - заключил свой рассказ старичок, и … исчез. Как сквозь землю провалился! Да, и в избе, его тоже не оказалось! Неужели, это был тот же самый старец, так похожий на Сергия Радонежского?!
     Многие бойцы в последствии сказали «Спасибо!» (производное от «спаси Бог!») этому, ни кому неизвестному старичку драгоценный совет, не раз спасавший их жизни и жизни их товарищей по оружию. 

Тракторный Завод. «Северная группа»  полковника С.Ф. Горохова

     В это время к нам на «виллисе» подъехали  генералы с охраной. Один из генералов спросил, куда движется артиллерия и где командир? Я доложил, что это артиллерийский дивизион 124 стрелковой бригады, а командир отбыл для получения задания и я его временно замещаю. Выслушав мой доклад, генерал сел в машину и уехал. Вскоре  с головы колонны последовала команда: «По местам. Колонна, шагом марш!».
     К рассвету 27 августа 1942 года наш дивизион прибыл в район Сталинградского тракторного завода. Рассредоточив и замаскировав в сквере завода материальную часть и лошадей, мы без всякой опаски бродили по территории сквера.
    На нашем пути не было ни одной живой гражданской души, кроме патрулей из охраны Сталинградского тракторного завода с нашивками «НКВД» в петлицах. «Вы, что? Только что прибыли?», спросил один из солдат патруля, вероятно, старший этой группы. «Так точно!» ответил я. Подойдя к нам и поздоровавшись, патрульный предупредил меня, что, немец находится в двух километрах от завода, и сквер обстреливается, без надобности не ходите, спрячьтесь в укрытия и ждите дальнейших распоряжений. Многие послушались, а менее дисциплинированные солдаты продолжали активно передвигаться по скверу и даже по территории завода.
     Завод же, несмотря на активные боевые действия вокруг его территории, продолжал работать – выпускал танки Т-34 и трактора НАТИ-5 для фронта. Все для фронта! Все для Победы!
     28 августа командованием фронта была сформирована «Северная группа» под командованием полковника С.Ф. Горохова. В группу вошли 124 - 149 стрелковые бригады, 282 стрелковый полк, 10 дивизион НКВД и ополченцы со Сталинградского тракторного завода. «Северная группа» заняла исходное положение северо-западней тракторного завода - вдоль реки Мокрой Мечетки.
     29 августа в 10.00 утра, после короткой артподготовки, группа полковника С.Ф. Горохова атаковала позиции немцев, занявших еще 23 августа рабочие поселки Рынок, Спартановку и Лотошино на правом берегу Волги. Завязались тяжелые кровопролитные бои, в результате которых немецкая оборона, наконец-то, была прорвана.
     Немцы, понеся большие потери в живой силе и технике, отступили на расстояние 8 километров от тракторного завода. Наши войсковые части продвигались, освобождая рабочие поселки Рынок и Спартановку до высот Лотошино и реки Мокрой Мечетки у птицефермы. Немцы неоднократно пытались контратаковать наши позиции, стремясь выйти к берегам Волги. Но все их попытки не увенчались успехом. Наша оборона была непреодолима. Ее стойко и мужественно, до последнего дня Сталинградской битвы держали наши поистине героические войска.
 
Боевое «крещение»

     Наша батарея занимала опорный пункт на площади против заводоуправления, и, к 10.00 утра 29 августа 1942 года, была готова к открытию огня. По команде командира батареи Баринова: «По обороне противника, угол 54.30, упреждение 30.00, прицел 88, взрывной фугасный, первому орудию - Огонь! Прицел 92, второму орудию - Огонь! Батарея, левее 10, прицел 90, беглый – Огонь!» -  мы открыли огонь. И, в  таком вот темпе, лишь с короткими перерывами для перенацеливания орудий по наиболее значимым объектам противника, и велся артобстрел обороны противника до самого вечера.
     Погода в это время была теплая, расчеты работали в одних майках, обливаясь потом. Особенно трудно было с доставкой боеприпасов, которые находились в ящиках весом до 15 кг и на расстоянии от орудий до 40 метров. Однако, расчеты не жаловались, работали слаженно, с большой отдачей, сознавая, что это уже не учебные полевые занятия, а настоящая стрельба по противнику. «Настал и наш черед бить фашистов!» - воскликнул солдат Чистяков. «Что верно, то верно!» - подтвердил наводчик Ермаков.
     Результатов своей адской работы мы не видели, так как стреляли с закрытых позиций. За нашей работой наблюдал и оценивал ее результаты лишь командир батареи, который передавал итоги старшему лейтенанту Самусевич: «Уничтожено до роты пехоты, один наблюдательный пункт, одна пулеметная огневая точка и отбито две контратаки противника!».
     За этот бой командир дивизии объявил личному составу нашей батареи благодарность. Благодарность командира дивизии усилила нашу веру в себя и в орудие, которое в наших руках било противника наверняка. Этот, первый день нашего участия в боевых действиях, запомнился нам на долгие послевоенные годы. Это было наше первое боевое крещение!

Перед авианалетом

     Противник засек нашу батарею и стал методично ее обстреливать. Нам пришлось срочно менять позицию своего опорного пункта. Новый опорный пункт оборудовали в 250 метрах от четырехэтажного здания школы, которая,  потом, стала носить имя генерала Желудева. Справа от нее виднелось куполообразное здание цирка и несколько еще не разрушенных жилых дома, в подвалах которых, находились гражданские люди.
     Во время оборудования позиций, над нами нет-нет, да и просвистят то пули, то с треском разорвется снаряд, не долетевший до своей цели. Случайная пуля попала наводчику Ермакову в большой палец правой руки. Большого вреда она не причинила, но факт ранения уже имел место. Пострадавший, несмотря на ранение, продолжал работать. Работа по оборудованию опорного пункта к тому часу была уже завершена и личный состав, дымя самокрутками, приводил оружие в порядок.
    Обед нам доставили с большим запозданием – лишь к вечеру. «Товарищ старшина!» - обратился заряжающий Исаев - любитель пошутить и посмеяться – «После такой тяжелой работы, не грех бы и выпить по 100 грамм!». «Так в чем же дело? Давай кружку, да побольше!» - все засмеялись. Вон, мол, чего захотел! «Давай, давай!» - настаивал старшина, похлопывая по фляжке, висевшей на ремне и весело подтрунивая над ним. «Хватит шутить, есть хочется!» - буркнул обиженный Исаев, как бы нехотя доставая кружку из вещевого мешка. Повар раздавал обед, а старшина тем временем, впервые с начала военных действий, разливал по нашим кружкам 100 г. «наркомовских». Обед прошел в приподнятом настроении! Кое-кто из солдат, даже, запел: «Идет война народная, священная война!». Вскоре все затихли, усталые и разморенные солдаты погрузились в сон. Только часовые несли боевую вахту по охране батареи.
     Наступила ночь, во многих местах  было видно пламя пожаров - город горел. В небе, над передним краем, то и дело зависали яркие фонари осветительных ракет противника, высвечивая наши позиции. Ни на минуту не прекращался разнокалиберный треск автоматных и пулеметных очередей. Вдалеке слышались разрывы бомб и снарядов.

Вражеская бомбардировка

     Чу! Послышался усиливающийся монотонный гул моторов. Самолеты? Но чьи?! По гулу моторов мы тогда еще не могли различить - свой?  чужой? Это только потом мы научились на слух различать самолеты. Часовые, сельские парни, впервые увидев фонари осветительных ракет противника, удивляясь такому чуду разинули рты и  выпученными глазами смотрели на эти рукотворные светила, совсем позабыв подать команду всем спуститься в укрытие.
    Лишь только опытный командир батареи Самусевич, выбежав из землянки, не растерялся и вывел часовых из оцепенения громогласной командой: «Всем в укрытие!». Мы, спросонья, тоже было растерялись, когда впервые увидели несколько «искусственных солнц», которые освещали всю округу. Было светло, как днем – хоть иголки собирай! «Вот чертов фриц!» - воскликнул некто. Над искусственными светилами летели черные чудовища, похожие на драконов – самолеты противника, из-под крыла которых падали вниз мощные бомбовые снаряды, несущие вокруг разрушение и смерть всему живому. Все это вселяло в нас страх и ужас.
    Повинуясь инстинкту самосохранения, мы  прыгали в окопы, и, прижавшись к его дну, слушали, как от разрывов авиабомб вздрагивала земля и со страшным свистом над нами пролетали осколки артиллерийских снарядов. Нас несколько раз засыпало, отвалившейся от стенок окопов землей.
     Сбросившие свой смертельный груз самолеты, давно уже улетели. Только мы все еще лежали на дне окопа, и, как бы вросли в землю. Каждый  из нас не хотел умирать понапрасну. «К орудиям!» - прозвучала команда. В считанные минуты мы были уже у орудий и вели огонь по целям. В короткие промежутки затишья, бойцы  делились между собой впечатлениями и переживаниями от ночной бомбежки, задавая друг другу вопросы.
      «Страшно ли быть под бомбежкой?» - задал вопрос командир взвода Носов солдату Ахметову.
     «Еще как! Мая тела вся дрожала! Ну, думаю: «Пришел каюк!». Да еще мало - мало земля присыпал. Но это не беда, все пройдет!» - ответил тот.
     «Ко всему можно привыкнуть! Не так страшен черт, как его малюют!» - заключил Ермаков.
     Справа горело здание цирка, разбитое прямым попаданием бомбы. Из хозяйственного отдела, задыхаясь на ходу, прибежал связной. Он сообщил, что в их расположении разорвались две бомбы, убиты командир отделения и два солдата, есть раненые. Разбито несколько повозок и погибли все лошади.
     Утром, состоялись похороны погибших во время вражеского авианалета наших боевых друзей и товарищей по оружию. Похоронили их со всеми воинскими почестями.
     Легко раненые, были переправлены в пересылочный пункт для оказания необходимой медицинской помощи, более тяжело-раненые для сортировки и дальнейшего направления по назначению – кому в тыловой госпиталь, кому в полковую  медсанчасть, кому - куда.
     О боевых потерях личного состава, техники и лошадей было доложено командиру бригады полковнику С.Ф. Горохову. Взамен погибших лошадей, в наше распоряжение, прямиком  с тракторного завода, прикомандировали трактора НАТИ-5, только что сошедшие с конвейера.

Паромная переправа. Доморощенные «корабеллы»

     В начале сентября 1942 г. на Сталинградском направлении фронта, на всех его участках, в том числе и в районе сосредоточения 62 Армии, шли ожесточенные бои. Враг, не считаясь со своими большими потерями, неистово стремился овладеть Сталинградом.
    Наша артбатарея почти ежедневно меняла свое расположение, дабы не быть обнаруженными и не подвергнуться прицельному огню противника. По оперативным данным войсковой разведки, немецкое командование планировало нанести массированный авиационный и артиллерийский удары по тракторному заводу и ближайшим к нему рабочим поселкам.
     В сложившейся обстановке, для укрепления обороны подступов к тракторному заводу, нам предстояло переправить батарею на середину реки Волги - остров Зайцевский. В связи с этим, 11 сентября 1942 года, командир нашей артбатареи Баринов приказал лейтенанту Носову подготовить из подручных материалов плавсредства для переправы на остров орудийных расчетов батареи.
     Незамедлительно была сформирована команда «корабеллов» в составе десяти человек личного состава батареи во главе с лейтенантом Носовым. Взяв с собой необходимый для построения речного флагмана инструмент, команда отправилась готовить переправу. Остальные оставались в расположении опорного пункта батареи, продолжая оборудовать его и одновременно вести огонь по противнику. О ходе строительства судна и его испытаниях мне потом со всеми подробностями рассказывал красноармеец  Чистяков из моего орудийного расчета.

Самодельный  паром

    «За свои 35 лет жизни я выполнял разные работы - был плотником, рыбаком и даже молотобойцем. Но такую работу как устройство средства переправы в виде плота из подручных материалов, мне пришлось выполнять впервые!» - начал свой рассказ Чистяков.
     Шагали мы к будущей переправе по развороченной снарядами и бомбами дороге почти два километра. То и дело приходилось то ложиться, то вставать и бежать от укрытия к укрытию, опасаясь поражения осколками от снарядов и бомб. Двигаться было тяжело, так как на себе несли личное оружие, шанцевый инструмент и вещевые мешки с продуктами и разной мелочью. Подойдя к месту предстоящих работ, перед нами предстало следующее зрелище.
    До войны здесь уже была паромная переправа, которая связывала  правый берег Волги с островом Зайцевский, расположенным на середине реки. Но она была разрушена, почти уцелели только разгрузочная площадка да  причал, от которого был протянут морской канат на остров. Концы каната были хорошо закреплены с обеих сторон – на правом берегу Волги и на острове Зайцевский.
     Вокруг валялись как целые, так и разбитые железные бочки, разбросанные по берегу разрывами бомб. Лежали груды обгоревших досок, бревен, уцелевших от пожара. Из этого подручного материала - обгоревших досок и бревен,  нам и предстояло подготовить переправу и водное средство перемещения грузов.
     Под козырьком крутого обрыва берега Волги мы немного отдохнули, сложили вещевые мешки и поставили в «пирамиду» личное оружие. Лейтенант Носов распределил между нами обязанности - кто и что должен делать.
      Мне было приказано сделать деревянный каркас, к которому будут крепиться железные бочки, а за одно, исполнять обязанности  старшего при строительстве плота. Вот нашли кораблестроителя! Красноармейцу Ахметову надлежало нарубить из проволоки гвоздей для сколачивания деревянного настила. Козлову и Колосову нужно было найти проволоку для связки железных бочек.
     В конце распределения работ лейтенант дал команду: «Приступить к работе, время не ждет!» и  первый, а за ним и все остальные, стал подтаскивать бревна, доски, подкатывать бочки к месту сборки плота.
     Кто-то из наших корабле-строителей, истошным голосом закричал: «Ложись!», и все, в мгновение ока, как подкошенные, плашмя упали на землю. Над головами со свистом пролетели, и, прямо на острове, разорвались вражеские снаряды. Так, с небольшими «техническими перерывами» на пережидание артобстрела, работа закипела. Работали слаженно, дружно. А с появлением самолетов противника, все также дружно бежали в укрытие - под крутой берег Волги. В ожидании конца бомбежки, ефрейтор Козлов, балагур и весельчак, тем временем рассказывал смешные анекдоты. Все смеялись, забыв обо всем на свете.
     Вдруг, над нашими головами, раздался оглушительный грохот. Козырек обрыва берега пошатнулся, и, нас присыпало землей, обвалившейся с козырька. На этот раз, нам несказанно повезло - все обошлось благополучно! Как говорится, пронесло! Только вот рассказчику анекдотов не повезло - ему досталось больше всех - полностью засыпало землей. Пришлось нам его откапывать лопатами - ведь, каждую минуту он мог  задохнуться! Но он ни толику не пострадал, а отделался, как он сам признался, легким испугом. И, по-прежнему, оставался неистощимым весельчаком и балагуром.

Испытания парома на плаву

     К вечеру, как по щучьему веленью, наш плот был полностью готов! Но нас подспудно обуревали сомнения - выдержит ли он такой груз, как трактор ЗИС-42?
     «Ну, будь, что будет! Лиха беда - начало!» - сказал лейтенант Носов. «Вначале погрузим пушку, которая намного легче трактора, и узнаем как плот будет себя вести».
     С этими мыслями мы пошли в расположение батареи, а по пути, заодно, более тщательно разведали маршрут  движения к переправе. Лейтенант Носов доложил старшему офицеру батареи Самусевич, а он по инстанции командиру батареи Баринову, что переправа полностью подготовлена к эксплуатации. Баринов отдал команду сниматься с места по расчетам. Ответственным за всю переправу он назначил лейтенанта Носова, а за каждое из орудий - их командиров.
     В ночь с 12 на 13 августа 1942 года первый орудийный расчет прибыл к переправе. Погода была дождливая и ветреная. В кромешной темноте, и без освещения, по дороге, изрытой воронками, передвигаться приходилось медленно, почти на ощупь. Командир орудия шел впереди трактора, указывая направление движения. Расчету предстояла трудная задача - первому испытать плавучесть плота и его грузоподъемность.
     Вот и переправа! У берега, на приколе у причала во всей красе наша надежда - наш самодельный плот, который впервые должен был принять на себя  всю тяжесть пушки. И, принял-таки! Вопреки нашим сомнениям, наш «сухогруз» с пушкой на плечах,  уверенно держался на плаву! Это несказанно порадовало и воодушевило не только всех красноармейцев, но и даже самого «конструктора-самоучку» этого плавсредства -  лейтенанта Носова.

Переправа на о. Зайцевский

     «Время не ждет, нужно поторапливаться!» - сказал лейтенант Носов. Личный состав орудийного расчета, взяв в руки канат, и перехватывая его руками,  стал тянуть плот к острову Зайцевский.
     Наши руки! Это была наша основная тяговая сила. Подтянув плот к причалу, расчет выкатил пушку на берег и отправился в обратный путь за трактором.
     Пока грузили трактор, к переправе прибыл второй расчет. Плот, под тяжестью трактора, погрузился в воду почти «по уши» - до уровня деревянного настила. Лейтенант Носов все время поторапливал, «Быстрее, быстрее! Время не ждет! Впереди еще много работы!». «Взять канат!» - крикнул старшина, и потянули его на себя. Но трактор - не пушка! Тащить его было тяжело, двигались медленно. «Взяли, взяли, еще раз взяли, еще немного!» - в полголоса выкрикивала команда «бурлаков» расчета, подбадривая  саму себя. «Ну, вот и причал! Слава Богу – дотянули!» - выдохнул солдат Пухов.
     «Заводи!». Трактор затарахтел и медленно сошел с плота на островной причал. «Цепляй!» - командовал солдат Пухов. Подцепив пушку, трактор утащил ее в лес. Плот возвратился обратно к правому берегу Волги и, по-человечески, до самого рассвета добросовестно трудился, переправляя на остров хозяйство батареи. После этого наше плавучее создание завоевало непререкаемый авторитет и уважение, а вместе с ним и его конструктор – лейтенант Носов.
     Забрезжило раннее утро. Последним должен быть переправлен  мой расчет. Лейтенант Носов все это время находился на переправе, периодически покрикивая на новоявленных «бурлаков», поторапливая их, дабы успеть еще до рассвета управиться со всеми делами. Работали на пределе сил и возможностей, практически без перерыва – до изнеможения.

ЧП на паромной переправе. Неуправляемый паром
 
     Когда последний расчет оказался на плоту, то уже я стал давать распоряжения своим  «бурлакам»: «Взять канат, поехали!». До причала  добрались благополучно. Тракторист завел трактор, и съехал на берег. Плот, с нами на борту, тем временем, возвращался обратно.
     Прибыв к месту отправки, и быстро погрузив пушку, мы двинулись в обратный путь.  Уже светало! Усилился ветер, поднялась волна. На плоту с нами вместе находился начальник штаба Тимошкин.
     Половину пути прошли без приключений. А вот, дальше! Все пошло наперекосяк! Неожиданно, в 30 метрах от борта, разорвался вражеский снаряд. Волной поднятого столба воды, канат резко отбросило в сторону, вырвав его из солдатских рук! Конец каната тут же скрылся под водой и утонул. Мы растерялись! И, вдруг, вслед за канатом в воду во всем обмундировании прыгнул красноармеец Козлов, но каната выловить так и не смог. Вслед за ним в воду последовал  второй красноармеец, но и его постигла неудача! 
     Пока мы втаскивали на плот насквозь промокших солдат, наш  труженик, как бы почувствовав свободу, устремился   вниз по течению. Его относило прямо в просматриваемую и обстреливаемую противником зону! Что же делать?!
     Светало. Все вокруг четко просматривалось. Нас, конечно, заметили! Противник, из дальнобойных орудий, прямой наводкой, начал интенсивный обстрел «новейшего» вражеского оружия – плота с пушкой на борту! Авиация противника, тем временем, от артиллерии не отставала – ведь цель-то такая лакомая, и легко доступная!
    Волны, образующиеся от взрывов, бросали наш плот как спичечный коробок, сшибая с ног стоящих на палубе людей. Плот, того и гляди, перевернется,  и освободившись от тягостного груза, ввергнет нас – зловредных людишек вместе со своей злосчастной пушкой в пучину волжских вод. Но, мы не пали духом, и не растерялись, приняв единственно разумное и правильное решение – поскорее уйти в недосягаемую для противника зону.
     Чуть было не потерпевшие кораблекрушение пассажиры, во имя спасения, изо всех сил гребли вдоль берега, помогая руками, досками, оторванными от настила, кто чем мог, пока нашего беглеца вместе с нами, не отнесло вниз по течению на 400-500 метров и не  прибило к правому берегу.

Управление паромом снова в наших руках

    Обстрел прекратился! Когда до берега оставалось метров 20-30, капитан Тимошкин приказал выложить документы, снять шинели и оставить их на плоту. Всем было приказано прыгать в воду, для того, чтобы вновь прикрепить плот к канату.
     Все зашушукались, искоса посматривая на капитана, всем своим видом, при этом, давая знать - посмотри мол, на нас! Мы, все до ниточки мокрые, замерзшие, а тут еще прыгать в воду! Пропадем, ведь, как мухи! Однако, перед нами стоял такой же, как и остальные, весь промокший и озябший капитан. Но, на то он и командир! Ответственный за всех нас и боевое оружие. И его приказ для нас – закон! И подвести его – значит предать и его, и себя, Родину предать! Сомнения позади, и мы - в водной стихии.
     Когда оказались по горло в воде, мы сразу почувствовали, что в воде-то теплее, чем на плоту, даже настроение приподнялось. Но толкать плот с орудием против течения и разрезать 1,5-2 см слой нефти на поверхности воды?! Это требовало от солдат довольно больших усилий. Мокрое обмундирование сковывало движения, двигались медленно, устали, хотелось есть.
     Вопреки трудностям мы упорно и молча толкали плот. Добравшись до каната, капитан разрешил отдохнуть. Но мокрым и голодным солдатам было не до отдыха! Для них было важнее как можно скорее перевезти пушку на остров, привести себя в порядок, поесть и немного отдохнуть, если будет такая возможность, а, затем, присоединиться к батарее и вместе вести огонь по атакующему противнику.
     «Раз нет желающих отдохнуть, тогда поехали!» - сказал капитан. На этот раз все обошлось без приключений, переправились удачно. Трактор подцепил пушку и увез ее в лес.
     Добравшись до леса и раздобыв два ведра бензина, прополоскали, испачканное нефтью обмундирование и нижнее белье, отжали их, и  надели обратно на себя. Вот таким образом мы сушили личные вещи.
     От нас шел резкий запах бензина и нефти. Пары  испаряющегося бензина от  случайной искры могли превратить  нас  в пылающий факел. Поэтому курить и разводить костер строго-настрого было запрещено. Итак, 13 сентября 1942 года, как и планировалось, завершилась переброска хозяйства батареи на остров Зайцевский.
         
Остров Зайцевский

     Об острове Зайцевский нам как-то рассказывал красноармеец Петухов, который пришел к нам в батарею из сталинградского ополчения, в качестве нового пополнение вместо выбывших солдат.
    Остров до недавнего времени был хорошим местом отдыха сотен сталинградцев. На острове располагались хорошие песчаные пляжи, где можно было искупаться и позагорать, удобные места для любителей рыбалки. В разгар отдыха сюда выезжал буфет, играл духовой оркестр, проводились массовые спортивные состязания и различные игры.
     Когда у подступов к Сталинграду развернулись ожесточенные бои, остров превратился в грозный боевой плацдарм. На нем размещались десятки артиллерийских батарей, которые своим огнем помогали нашим пехотинцам отбивать и уничтожать атакующего противника, как в городской черте, так и в окрестностях Сталинграда. Сюда перебазировалась и наша артбатарея.
     Мы заняли опорный пункт в северной части острова и в течении двух месяцев вели  артиллерийский огонь по противнику, тем самым помогая группе войск полковника  С.Ф. Горохова удерживать занятые рубежи.

«Это был настоящий АД!»

    «… В этот период шли ожесточенные бои по всему фронту 62 армии. Особенно ожесточенные и кровопролитные бои  были 13-14-15 сентября 1942 года. Сотни «юнкерсов» и румынских «крабов» бомбили передний край обороны наших войск и промышленные объекты города. Все вокруг рушилось, горело, стонало, дым и пыль заволакивали солнце, и день превращался в ночь. Ни на минуту не прекращалась пулеметная и автоматная стрельба - ни на земле, ни в воздухе. Стоял сплошной гул от разрывов бомб, снарядов, мин и сирен пикирующих вражеских бомбардировщиков. Сталинград был не просто фронтом, ведь, на фронте бывают передышки. Сражения под Сталинградом длились непрерывно днем и ночью  все 200 дней обороны. Это был настоящий АД!»
     В своей книге «Воспоминания и размышления» Маршал Советского Союза Г.К. Жуков пишет, что: «13-14 и 15 сентября были тяжелыми, слишком тяжелыми днями. Противник, не считаясь ни с чем, шаг за шагом прорывался все ближе и ближе к берегам Волги. Казалось, вот- вот не выдержат люди, но стоило врагу броситься вперед, как наши славные бойцы 62-64 армий в упор расстреливали его».
     Вот в таком аду, стояли и выжили советские солдаты, изматывая и уничтожая противника, памятуя приказ Сталина №227 «Ни шагу назад!». Солдаты и офицеры проявляли массовый героизм в борьбе с врагом. Вот один из примеров.
     В течение месяца, враг, изо дня в день, бомбил, обрабатывал артиллерийским огнем, атаковал танками с пехотой высоту 977, которую обороняли бойцы первого батальона 124 стрелковой бригады под командованием капитана Цыбулина. И, безрезультатно! Все атаки были отражены с большими потерями для врага. За личную отвагу и умелое командование батальоном, капитан был первый в Советской Армии награжден орденом Александра Невского».

«Чертова дюжина». Наша пушка вышла из строя

     Не зря в народе говорят, что число «13» обозначает «чертову дюжину» - несчастливое число. Да, таковым оно дважды оказалось для моего расчета.
     Первое. Когда 13.09.1942 г. не по нашей вине плот отнесло от каната вниз по течению в зону видимости противника и попали под обстрел противника, чудом уцелели и еле - еле возвратились на остров.
     Второе. В этот же день, 13.09.1942 г. при выезде из  леса для постановки орудия на опорный пункт, тракторист не заметил как орудийное колесо зацепилось за дерево и вместе с осью развернулось на 90°. Это чрезвычайное происшествие было тяжелым ударом для всего расчета. Все были расстроены и не знали, что делать. Об этом ЧП было доложено командиру бригады полковнику Горохову. Лейтенант Носов приказал заняться оборудованием опорного пункта и укрытия для личного состава расчета, а с пушкой ни чего не делать до приезда комиссии.
     Вечерело. С  правого берега от полковника С.Ф. Горохова на лодке приплыл наш заместитель по политической части батареи старший лейтенант Юрьев. С ним еще один старший лейтенант, которого видели впервые. Последний тут же ушел в землянку лейтенанта Самусевич, а старший лейтенант Юрьев стал расспрашивать у меня,  как все случилось? И, отчитав меня, как положено, добавил: «Пойдем, посмотрим пушку». «Сейчас ничего не видно, лучше завтра утром» - ответил я. Он, внимательно посмотрел на меня, и, ничего не ответив, спустился в землянку.
     К оборудованию опорного пункта и укрытия, мы приступили лишь поздно ночью. К утру 14 сентября опорный пункт был готов.

Ремонт пушки своими силами               

     Позавтракав и закурив, мы пошли к орудию. У орудия уже находились офицеры батареи, о чем - то спорили и бранились. Среди спорящих, был и орудийный мастер - сержант Мухитдинов. «Закончить  ремонт к полудню!». Дав указание Мухитдинову, офицеры удалились в землянку.
     Мы подошли к Мухитдинову и стали помогать ему. Я выделил Мухитдинову в помощь двух солдат, которые принесли необходимый инструмент и приступили к его починке. К 20.00 орудие должно было быть в исправном состоянии. Все мы переживали за орудие, особенно тракторист - это по его вине орудие вышло из строя. Возвращаясь с инструментом, Мухитдинов передал, что меня вызывает в землянку Самусевич какой - то старший лейтенант.
     Когда я зашел в землянку и представился старшему лейтенанту, над батареей послышались разрывы бризантных снарядов и голос телефониста: «Цель номер 4. Беглый огонь!». «К орудиям, -  закричал лейтенант Самусевич - По пехоте осколочными! 10 слева! Беглый Огонь!». Расчет, несмотря на обстрел батареи противником, работал быстро, четко, слажено, не чувствуя усталости.

Разговор с «особистом»

    Старший лейтенант потребовал: «Доложите вкратце свою биографию, товарищ сержант».
     «Я, Шуркин Иван Наумович, 1918 года рождения, родился в Северо - Казахстанской области, из крестьян, в армии с 1939 года».
     «Хорошо, - резюмировал старший лейтенант - А при каких обстоятельствах была выведена из строя пушка?».
    «Я не видел, но об этом может рассказать наводчик - ефрейтор Ермаков, который в это время присутствовал там и все видел». Так продолжалось довольно долго, а затем он мне сказал: «Ты знаешь, чем это пахнет?! Тебя, за халатное отношение к своим служебным обязанностям, могут отдать под военный трибунал! В такое тяжелое положение на фронте, где каждый патрон на строжайшем учете! А вы пушку исковеркали!». Я молчу. А старлей уж не на шутку разошелся, стал разговаривать на повышенных тонах: «К 20.00 14 сентября пушка должна бить немца!», и бросил на стол ручку.
     Немного помолчав, старлей успокоился, и, глядя на меня, спросил: «Куришь?». Я же, стоя мокрый от пота, ответил: «Да, курю. Но у меня сейчас нет с собой курева». «Давай, закурим мои! Угощайся!» - и, протянул пачку «Казбека». Выкурив по папироске, старлей спокойным голосом сказал: «Все, можете идти! Пришлите ко мне Ермакова и Грязнова». «Слушаюсь!» - ответил я и вышел.
     Выйдя из землянки, меня охватила дрожь. «Почему до этого, я никогда не видел и не встречал этого старшего лейтенанта?» - подумал я. Как оказалось, он является начальником особого отдела бригады! Был послан полковником С.Ф. Гороховым для выяснения причин ЧП с нашей пушкой. Выглядел он средних лет, подтянут, суровый взгляд, разговаривал официально, сухо, как и положено по должности.
    Идя к орудию, я был полностью поглощен мыслью о том, что старший лейтенант был, безусловно, прав. В такое тяжелое для страны время мы обязаны поддерживать полную боеготовность, как личного состава, так техники, и, ни коим образом, не допускать разгильдяйства! Ведь, это же можно приравнять к предательству! Эта мысль глубоко засела в мое сознание. Отныне я твердо решил, что такого в моей жизни не повторится.   

Пушка снова в строю?

     Подойдя к пушке, лейтенант Ермаков спросил: «Ну как там дела?». Я ничего не ответил. «Вот, мы с Грязновым сейчас пойдем туда, и узнаем как там дела!». И они с Грязновым тут же ушли к старшему лейтенанту. Пушка была разобрана, вычищена, ее остов напоминал хоккейную клюшку.
     К нам подошли старший лейтенант Юрьев и младший лейтенант Носов,  вместе с нами закурили.  «Что будем делать с осью? Отправлять в мастерские или будем здесь исправлять?» - спросил старший лейтенант Юрьев оружейного мастера Мухитдинова. В ответ наступила гробовая тишина. Никто не отважился вымолвить хоть слово. Все, по-прежнему, молчали.
     Тогда, я предложил ремонтировать пушку на месте, мотивируя это тем, что мастерские были за Волгой, добраться до них было очень сложно, да и дорога туда займет много времени. А время не ждет, так как нам приказано привести в боевую готовность пушку к 20.00 и вести огонь по противнику.
   «Так, что будем делать?» - спросил Мухитдинов. Старший лейтенант Юрьев немного подумал и махнул рукой, как бы давая согласие на ремонт пушки на месте, и ушел на наблюдательный пункт.
    Не долго думая, мы натаскали хворосту, дров, пней, бревен: принесли ведро солярки, положили в будущий костер ось от пушки и подожгли его. Мы знали, что костры на острове разжигать строго-настрого запрещалось, чтобы не демаскировать войска. Но, тем не менее, рискнули! И, это была наша третья мистическая оплошность в день «чертовой дюжины»!
     В момент розжига костра от солярки повалили клубы черного дыма! Мы этого никак не ожидали. Противник, тем временем, был начеку - заметил дым и стал обстреливать наши позиции. Мы разбежались в стороны, и спрятались под кронами больших деревьев,  ожидая прекращения огня.
     Вскоре, костер разгорелся, и дым от солярки исчез. Мы, по одному стали подходить к костру, что бы погреться и просушить намокшее от лежанки на мокрой земле обмундирование.
     Откуда ни возьмись, над нами снова стали рваться снаряды. От осколков у некоторых солдат в шинелях появились дыры, а у Ахмедова осколком сшибло шапку и оторвало кусок правого уха. Он схватился за голову и закричал: «Ой, Шайтан! Немец хотел моя голова атрезат!».
    Через час сорок минут ось накалилась добела. Мы вытащили ее из костра и положили на пень, который был неподалеку и служил вместо наковальни. Мухитдинов указывал молотобойцу куда надо бить кувалдой, и поворачивал ось с боку на бок. Через 15 минут ось была выпрямлена. Воодушевленные быстрой удачей, мы дружно понесли ось к орудию и приступили к сборке пушки.

«Некачественный» ремонт

     Орудие мы быстро собрали, я дал команду развести станины. Однако, они не раздвигались! «Что делать? Неужели еще раз придется разбирать пушку?» - зароптали до смерти усталые ребята. «Да, видимо, придется, - сказал Мухитдинов - где то ось имеет дефект!».
     Мокрые и усталые, но не озлобленные, ребята  стали вторично разбирать пушку, вытащили ось и понесли ее к костру. К счастью, костер полностью не погас, а наоборот, в нем было много раскаленного угля! Ось быстро накалилась, и обнаруженный дефект был быстро устранен.
     Во время повторной сборки подошел старший лейтенант Юрьев, и видя, что орудие почти готово, спросил: «Как дела? Наверное,  устали от холода и голода?». «Ничего, скоро закончим, тогда и отдохнем, а заодно и пообедаем!». Через час орудие было собрано и готово к проверке. Все облегченно вздохнули. От усталости, закурили, немного отдохнули. Подцепили пушку к трактору, и вывезли ее на опорный пункт.
     Начальнику особого отдела оставалось только одно - возвратиться в штаб дивизии и доложить о том, что пушка бьет фашистов, как и прежде. На этом была поставлена точка.
    Старшина хорошо нас накормил, и не забыл выдать по 100 граммов «наркомовских».

Оборона тракторного завода
 
     Жизнь  личного состава батареи шла своим чередом, продолжалось укрепление землянок, укрытий и их маскировка. Над орудием натягивали парашюты наподобие тента, которые надежно укрывали батарею от глаз воздушного наблюдения.
     По команде «К орудию!» расчет бросал все работы и бежал занимать свои позиции, согласно расчета, и открывал огонь согласно схеме командира батареи. И так продолжалось каждый день и ночь - то работа, то стрельба. Расчет настолько уставал, что валился с ног и засыпал, не обращая внимания на выстрелы и взрывы.
     Во второй половине дня 29 сентября враг бросил на бомбардировку территории тракторного завода несколько сот самолетов, так, что вся она была охвачена пожаром, дымом и пылью.
     Маршал Чуйков В.И. вспоминал в своей книге. «В этот день на территорию завода противник произвел более семисот самолето-вылетов и сбросил 600 тонн бомб. Немцы считали, что после такой бомбежки от русских, как говорится, живого места не останется. Но стоило немцам лишь только шевельнуться, как наши бойцы, ощетинившись,  не давали противнику поднять головы. Бывали дни, в период обороны Сталинграда, немцы совершали от 100 до 250 самолето-вылетов. В такие дни шли ожесточенные воздушные бои, где принимали участие наши истребители, от которых немецкие асы несли большие потери. Так было и 23 августа - за один день боев было сбито более 100 самолетов».
     Третьего октября 1942 года враг, подтянув резервы, попытался в очередной раз прорваться на территорию тракторного завода, но, как и прежде, встретил яростный отпор защитников Сталинграда. Сталинградский тракторный завод стойко обороняли бойцы полковника С.Ф. Горохова.
    14 октября 1942 года развернулись кровопролитные бои за Сталинградский тракторный завод, а так же за высоту 102, железнодорожный вокзал и элеватор. В направлении Сталинградского тракторного завода враг сосредоточил три пехотные дивизии и две танковые. В наступлении участвовали более 250 танков, сопровождаемых артиллерией и авиацией. Врагу удалось прорвать нашу оборону и выйти к Волге на фронте 2,5 километра, захватив Сталинградский тракторный завод. Этим самым враг отрезал 62 армию и северную группу С.Ф. Горохова, которая более  месяца находилась в окружении с трех сторон прижатая к Волге, но продолжала стойко обороняться. Вторжение врага в заводские поселки, и захват высоты 107, 5 обошлись дорого врагу. За считанные часы было уничтожено более 50 танков «Тигр» и 2000 солдат. В течении 17 октября 1942 года части 62  армии продолжали вести упорные бои на всех участках. Особенно упорные бои шли в районе поселка Рынок и севернее тракторного завода, где оборонялась северная группировка полковника С.Ф. Горохова.
     В этом районе противник предпринял пять жесточайших контратак пехоты, поддерживаемых артиллерией, танками и сотнями самолетов. В ходе первых атак противник вклинился в поселок Рынок, но к исходу дня он был уничтожен контратаками советских подразделений из состава полковника Горохова. За два дня кровопролитных боев северная группировка полковника Горохова подбила и сожгла 58 танков «Тигр» и уничтожила около 2000 солдат и офицеров противника.
     Не сумев развить  прорыв по берегу Волги в сторону завода «Баррикады», противник предпринял  попытку продвинуться на север от тракторного завода - к поселку Спартановка. Но и здесь гитлеровцы были остановлены дерущимися в окружении солдатами северной группировки полковника С.Ф. Горохова, оборонявшей территорию площадью 8 км;».

Первая боевая награда - Медаль «За отвагу»

     Второго ноября 1942 года сражение возобновилось с новой силой. Гитлеровцы попытались подавить сопротивление северной группировки полковника С.Ф. Горохова мощью своего огня. В семь часов утра, после остервенелого налета артиллерии и минометов, началась авиа - бомбардировка, которая продолжалась 10 часов подряд. В этот день от прямого попадания бомбы в блиндаж погиб командир 149 стрелковой бригады полковник Балвинов В.А.
     В 17 часов этого же дня, гитлеровцы предприняли атаку танками. Наши огневые средства встретили их мощным огнем артиллерии, и атака была отбита.  Одну из решающих ролей в отражении танковой атаки сыграла наша артиллерия, стоящая на левом берегу Волги и на острове Зайцевский.
     В такие напряженные дни для северной группировки полковника С.Ф. Горохова, расчеты орудий работали с утроенной энергией - днем и ночью в любую погоду в одних гимнастерках, пропитанных потом, кровью и грязью. Стрельба велась с такой интенсивностью и энергией, что вместо одного заряжающего необходимо было два. Пламя огня не успевало вылетать из ствола, как орудие было заряжено вновь для очередного залпа. Ствол орудия накалялся так, что на нем воспламенялась краска. У орудия находилось три человека: наводчик и два заряжающих, остальные подносили из укрытия снаряды, которых за сутки боев выпускалось несколько сот.
     За эти бои 8 человек из нашей батареи были награждены медалями «За отвагу», в том числе и я.
     Находясь, на острове мы не были гарантированы от обстрела артиллерии противника, так как каждая из враждующих сторон стремилась обнаружить по звуку выстрела  или по вспышкам огня, и уничтожить противостоящую сторону. С обеих сторон между артиллеристами постоянно велась, так называемая, контрбатарейная борьба - кто кого вперед уничтожит. Поэтому, нам приходилось часто менять позиции. Контрбатарейную борьбу с артиллерией противника обычно вела корпусная артиллерия, стоящая за Волгой. У нас же была своя задача - уничтожать огневые точки противника, его наблюдательные пункты, скопление пехоты, отражать атаки вражеских танков в полосе обороны северной группировки полковника С.Ф. Горохова.
     Однажды, противник засек и нашу батарею, что заставило нас немного переместить ее в сторону. Чтобы держать нас постоянно в напряжении, нашу батарею немцы постоянно обстреливали  пулеметным огнем – нет-нет, да пройдут по нам пулеметной очередью!

Артобстрел

     Утром, 5 ноября 1942 года, в минуту затишья, командир взвода лейтенант Носов сказал перед строем «Братцы кролики!» - это любимое его выражение, на которое мало кто обращал внимания и принимали ее за шутку – «Сегодня, в канун праздника Великого Октября всем подстричься под «Котовского» и побриться! Советский солдат должен быть в любой обстановке выглядеть аккуратно одетым и чисто выбритым!» Рядовому Ахметову было дано распоряжение взять у старшины парикмахерскую машинку и подстричь всех бойцов, а Чистякову побрить всех у кого появилась растительность на лице. Пухову Александру приказано принести ящик из-под снарядов для импровизированного парикмахерского кресла, остальным - по расположению артбатареи не болтаться.  Лейтенант Носов первым сел на ящик-кресло для подстрижки.
     Я же в это время пошел к орудию, которое находилось в 40 метрах от землянки. Солдат Колосов, дежуривший у орудия, сидел на станине и чистил карабин. Присел и я. «Разрешите закурить?» - спросил он, зная о том, что многие солдаты, в том числе и я, получили кисеты с табаком, присланным из тыла. Мы, закурили и стали вспоминать о доме, семье и т.д. С табаком в батареи было бедновато из-за трудностей в снабжении, поэтому, иной раз, приходилось одну сигарету или самокрутку делить на весь расчет - по 2-3 затяжки на каждого.
     Вдруг, мы услышали свист снаряда, который разорвался впереди батареи, второй разорвался сзади нее. «Проклятый немчура, берет нас в вилку!» - подумал я и приказал Колосову спрятаться в ров. Он нехотя встал и пошел к щели, а я побежал в землянку.

Первое боевое  ранение

     По пути в укрытие, меня настигли вспышки и грохот беглого огня снарядов противника, которые уже рвались в расположении батареи. Один из снарядов разорвался на бугре, в пяти метрах от меня. Я находился в лощине, поэтому, основная масса осколков прошла выше моей головы. Меня оглушило и отбросило взрывной волной, и, вдобавок, засыпало комьями земли, летевшими откуда-то сверху, нанося ощутимые удары. Лежу, прижатый к земле, а в голове одна мысль: «Надо проверить, целы ли ноги, руки?». Напрягая все свои силы, я попытался пошевелить руками и ногами – как будто, шевелятся! Значит все в порядке?! Только вот, что-то горячее течет по лицу. Однако встать не могу! Да и поблизости ни кого нет! Тогда я своим телом стал расшатывать лежавший на мне грунт, который постепенно рассыпался и я с трудом вылез из-под навалившегося на меня грунта. Проведя ладонью по лицу, я обнаружил, что она вся в крови.
     Оглядевшись вокруг, я увидел, что над батареей стоит черный дым от разорвавшихся снарядов. Я, перебежками добрался до землянки, где находились связисты, которые и сделали мне перевязку. В последствии, выяснилось, что мой лоб «пропахал» маленький  - с горошину – осколочек от снаряда и застрял глубоко под кожей. Он и по сей день живет со мною, напоминая о грозных сражениях за Сталинград.

Результаты вражеского артобстрела

      Личный состав моего расчета в момент обстрела был в укрытии. В десяти метрах от входа в землянку разорвался снаряд, и его осколками был ранен командир взвода лейтенант Носов.
      Когда, мы вместе с санинструктором оказывали первую медицинскую помощь лейтенанту Носову, ко мне подошел наводчик Ермаков и хриплым голосом сообщил: «Товарищ старшина, наша землянка разбита прямым попаданием снаряда. В ней находились люди. Быстрее берите лопаты и давайте откапывать тех, кто погребен в землянке!», а сам побежал к землянке, где в разброс, огромными ежами торчали бревна и доски. Прибежавшие солдаты быстро стали раскидывать лопатами грунт и разбирать остатки бревен.
     Вскоре, из под завалов, показалась чья-то шинель. Стали ее тянуть, послышался стон - значит человек еще жив, надо спешить! Когда его вытащили, то это оказался тракторист Гринев. Кости руки у него были сломаны и висели как плети. Одна нога переломлена в бедре, в ступне другой торчал, с ладонь величиной, осколок. Ему немедленно оказали первую медицинскую помощь и уложили внутрь уцелевшей от бомбежки землянки.
     Пока мы вызволяли из земляного плена остальных солдат, от орудия прибежал весь окровавленный солдат Колосов, с которым я несколько минут назад курил и разговаривал. Колосов стонал и  одной рукой держал вторую руку, у которой был виден обширный дефект мышечной ткани, из которого обильно сочилась алая кровь. Оказывая Колосову первую медицинскую помощь, к санинструктору подошли еще двое солдат, которых ребята откопали в землянке. У них ранения оказались не столь значительные. Одному бревном ударило по ноге, которая немного припухла - ее смазали йодом и сделали перевязку. У второго была разбита и вывихнута коленная чашечка. Санинструктор быстро оказал и ему  необходимую медицинскую помощь.
     Из материальной части было выведено из строя одно  орудие, у которого осколком повредило откатное устройство. Над расположением батареи стояло, как туман, облако дыма и чувствовался неприятный запах тротила.
     Вечером, всех раненых отправили на перевязку. Кто мог идти, тот шел в санитарную часть самостоятельно, кто не мог, тех несли на носилках. На переправе творилось, что то непостижимое. Скопились сотни раненых, которые поступали туда день и ночь. Однако помещений для их размещения не было, было холодно, всюду слышался стон больных. Переправа работала только ночью, днем немец регулярно ее обстреливал, обслуживающего медперсонала не хватало. Но, несмотря на все трудности, медперсонал делал все возможное и невозможное для оказания  медицинской помощи и облегчения страданий раненым бойцам.
     Мы сдали раненых в медсанбат, пожелали им скорейшего выздоровления, попрощались и отправились обратно на батарею. Из личного состава расчета заболел мой наводчик Ермаков - он потерял голос и его мучил радикулит после вынужденного купания в холодной воде Волги. Лечили его горячим песком и другими народными средствами,  но ничего не помогало, а в госпиталь он идти наотрез отказался. Переживали мы также за нашего взводного лейтенанта  Носова, который был тяжело ранен в грудь двумя осколками навылет. 
     Через пару недель, получили от нашего взводного Носова письмо, из которого узнали, что он находится в госпитале г. Саратова и дело его идет на поправку. Дальнейшая его судьба мне не известна. По приказу командира дивизии, командовать взводом было приказано мне. Эту должность я исполнял в течении трех месяцев уже в звании старшины.
      Тем временем, Северная группировка полковника С.Ф. Горохова ежедневно подвергалась бомбежкам и артиллерийскому обстрелу со стороны противника, Так же подвергались обстрелу левый берега Волги и остров Зайцевский, где продолжали находиться наши огневые позиции.

Солдатский подвиг (из архивов ВОВ)
 
     Все попытки немцев выбить северную группировку полковника С.Ф. Горохова с занимаемых рубежей были безуспешными. Наши войска несли большие потери, Так, в бригадах  124 и 129, оставалось по 500-600 человек. Большую помощь группировки С.Ф. Горохова оказывали корабли волжской речной флотилии. Они обеспечивали переправу войск, боеприпасов и продовольствия на правый берег реки, а так же эвакуировали раненых на ее левый берег - в тыл.
     В течении 68 суток корабли волжской речной флотилии поддерживали артиллерийским огнем северную группировку полковника С.Ф. Горохова. В приказе наркома обороны к 25 годовщине Октябрьской Социалистической революции были такие слова: «Враг уже однажды испытал силу ударов Красной Армии под Ростовом, Москвой и Тихвиным. Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!».
     Из воспоминаний Маршала  И.Н. Крылова (бывшего начальника штаба 62 армии) из книги «Сталинградские рубежи». Он рассказывает: «Бои на фронте 62 армии ни на минуту не прекращались днем и ночью. 14 октября 1942 года выдалось наиболее трудным испытанием солдат и офицеров 62 армии. На фронте шириной четыре километра враг бросил три пехотные и две танковые дивизии. Число вражеских самолето-вылетов достигало  трех тысяч в день! Отдельных разрывов снарядов не было слышно - все слилось в чудовищной силы сплошной гул. Воздух содрогался от грохота разрывов снарядов и бомб, все покрылось гарью, пылью и дымом. На расстоянии 5-ти метров ни чего не было видно!».
     11 ноября 1942 года  в 06.30 утра. На данном участке фронта враг сосредоточил 6 пехотных, и одну танковую дивизии, и обрушил на наши позиции такой мощный артиллерийский и авиационный огонь, что земля под ногами дрожала и ходила ходуном. Эту вражескую армаду сдерживали ослабленные и измотанные непрерывными боями дивизии и бригады 62 армии, которыми руководили Людников, Соколов, Батюк, Гурьев, Горохов и др.
     У немцев на направлении 62 армии было 200 танков, а у нас всего 19! Выручала армию, как и прежде, артиллерия, которая находилась за Волгой и насчитывала более 1.000 орудий. Но, враг, все-таки, прорвался, и вышел к Волге в районе завода Баррикады на фронте до 500 метров. Здесь, у подступов к Сталинграду, героизм проявляли не только отдельные солдаты и офицеры, но и целые отделения, взводы, роты, полки, бригады, дивизии, а, в целом, вся 62 армия. Приведу несколько примеров личного героизма.
      На подступах к Сталинграду бронебойщики Петр Болото и три его товарища, отбили атаку 30 вражеских танков. Из 30 танков вывели из строя 15 танков. За этот подвиг Петра Болото наградили золотой звездой Героя Советского Союза и присвоили звание младшего лейтенанта.
     Бронебойщик 883 саперного полка, моряк Михаил Паникаха. Во время вражеской атаки, у него закончились патроны и гранаты.  В его направлении шло пять танков. Он взял бутылку с зажигательной смесью, и, высунувшись из окопа, приготовился метнуть ее в противника. Но, в этот момент, вражеская пуля пробила бутылку, и она, разбившись в его руках, воспламенилась, обдав героя жарким пламенем, превратив его в живой горящий факел. Превозмогая боль, Михаил поднялся во весь свой рост, и пошел на танк! Метнув в него вторую бутылку, он поджег врага, сгорев, при этом, сам. Одна из улиц Сталинграда названа его именем.
     Бойцы из 1377 полка, 87 саперной роты в количестве 33 человек, заняв оборону на высоте 77,6 метра, в течении дня держали ее оборону,  отбивая атаки 70 танков. Во время ожесточенных боев, они уничтожили 27 танков. Рядовой Семен Калита в этом сражении самостоятельно подбил три танка.
     Отделение сержанта Павлова из 13 роты, отбив у немцев жилой дом, превратил его в неприступную крепость, из которой он сдерживал атаки немцев в течении 58 дней! Этот дом и поныне стоит там, как памятник и так и носит имя героического командира – «дом Павлова».
     Ожесточенные бои шли так же за железнодорожный вокзал и прилегающие к нему жилые кварталы. В этом районе отражала атаки дивизия Родимцева, которая только за 14 - 15 октября 1942 года уничтожила более 50 танков и около 2.000 солдат противника. При этом железнодорожный вокзал много раз переходил из рук в руки.
     Отважно дрались 18 краснофлотцев, которые в течение трех дней удерживали занятую ими высоту. Все шесть атак, предпринятых противником, были отбиты. Когда по телефону спросили у старшего лейтенанта Жукова «Как дела?», он ответил: «Подбито и сожжено 8 танков, а солдат подсчитать сложно!»
     Напряженные бои шли в районе элеватора, где укрылись 40 вражеских воздушных десантников. Противнику удалось ворваться в здание элеватора, где уже в нем самом продолжались кровопролитные  бои. В Сталинградском сражении нередко наблюдались случаи, когда бои происходили внутри зданий, где за обладание каждым этажом, каждой лестничной клеткой, подвалом и чердаком шла борьба между нашими бойцами и силами противника.    
      За один только день, при попытке взять высоту 102 (Мамаев курган), гитлеровцы потеряли 29 танков и 700 солдат! Эта высота много раз переходила из рук в руки. В своей книге «Гвардейцы стояли насмерть!», генерал Родимцев пишет, что на один километр фронта немцами было выпущено до 100. 000 бомб, или 100 единиц на один метр квадратный. На каждый обороняемый погонный метр, по фронту приходилось шестеро солдат, два танка и один самолет немцев. Вот какую силу противника приходилось сдерживать нашим войскам при обороне Сталинграда!
     Подвиг комсомольца Шейнина, помощника начальника штаба полка. Во время очередного боя, танки противника прорвались в район расположения командного пункта полка. Красноармеец Шейнин, взяв в руки противотанковое ружье, подбил пять вражеских танков. Два из них были  уничтожены в непосредственной близости от командного пункта. При этом,  сам он погиб во время авианалета  от разорвавшейся  авиабомбы.
     112 стрелковая дивизия, только за неделю боев, отбила 15 вражеских атак, уничтожила около 3.000 вражеских солдат и 36 танков. Когда дивизию вывели из боя, то оказалось, что из личного состава в одном полку осталось в живых 9 солдат, в другом - 12, в третьем - 26, а всего в дивизии выживших оставалось  - 56!
     Приведенные мною примеры показывают, как стойко и мужественно сражались воины 62 армии, выполняя присягу и приказ № 227 «Ни шагу назад!». Маршал В.И. Чуйков говорил: «Чтобы фашисты смогли взять Сталинград, им надо перебить нас всех до единого!». О стойкости русского солдата в прошлых войнах с завистью признавали гитлеровские генералы. Еще Фридрих Великий сказал о русском солдате, что его нужно два раза застрелить, а  потом, еще раз толкнуть, чтобы он, наконец, упал.
     У стен Сталинграда решалась судьба всего человечества, судьба Лондона, Парижа, Праги, Бухареста. Здесь под Сталинградом закладывался фундамент победы над фашизмом. Это был переломный момент в пользу Красной Армии и всей войны в целом.
     Небезынтересно привести воспоминания маршала Н.Д. Яковлева. В своей книге «Об армии и немного о себе» он пишет, что за оборонительный период в Сталинграде было израсходовано с нашей стороны семь миллионов шестьсот десять тысяч снарядов и мин, сто восемьдесят два миллиона патронов, 2,5 миллионов гранат. Для доставки боеприпасов к фронту потребовалось четыре тысячи семьсот двадцать восемь вагонов или девяносто пять эшелонов.
     Противник совершил свыше семисот атак. За шестьдесят восемь дней обороны города с 12 сентября по 18 ноября 1942 года  было выпущено снарядов и мин около 900.000, авиация совершала ежедневно от 1.500 до 2.500 самолето-вылетов. На каждый квадратный километр противник израсходовал до 76.000 снарядов и авиабомб.
      За это время, наша артиллерия и авиация обрушила на противника свыше 100.000 снарядов, мин и бомб. Стойкость 62 армии поразила весь мир и дала возможность нашему Верховному командованию собрать и сконцентрировать, перейти в контрнаступление и нанести немецким захватчикам сокрушительное поражение. К 19. 11. 1942 года соотношение сил было следующим:

                Соотношение сил СССР и Гитлеровской Германии

№ п/п Наименование вооружения Противоборствующие стороны
СССР Гитл. Германия
1 живая сила, чел. 1 106 100 1 011.500
2 танки, ед. 1 463 675
3 артиллерия, ед. 15 500 10 290
4 самолетов, ед. 1 350 1 260


«Молились Богу о спасении их от огня русской артиллерии!»

     Рано утром в 7-30 19.11.42. грянул залп из 15.500 орудий и минометов всех систем и калибров, в сторону противника летели сотни тонн металла. На вражескую оборону обрушился огромной силы удар, какого немецким войскам не приходилось испытывать за все время ведения войны. Восемьдесят минут бушевала артиллерийская канонада, гул от нее распространялся на несколько километров  на все четыре стороны. По силе удара можно судить по отзывам свидетелей.
     Так, маршал Советского Союза, командующий артиллерии вспоминает: «Я никогда за всю свою жизнь еще не видел такой мощной артиллерийской подготовки, и такой организации артиллерийского огня как сегодня!».
     Командир четвертого артиллерийского дивизиона прорыва генерал Игнатов вспоминает: «Это, что-то ужасное, но в тоже время мощное, сильное, организованное, чего ни кто и ни когда еще не видел!».
     Подполковник Петухов вспоминает: «Земля дрожала, казалось, не было места, где бы ни падал снаряд, и не поражал осколками!».
     Показания пленных солдат и офицеров противника: «Все сотрясается и дрожит так, что никто не в состоянии удержаться на ногах. Огненная волна все нарастает и катится вперед. Вот уже превзойдено все мыслимое. Сознание и чувство отказываются воспринимать происходящее. Огонь артиллерии был настолько силен, что целые батальоны становились на колени и молились Богу о спасении их от огня русской артиллерии! Но она прошла мимо нас. Повезло - родились в рубашке!».

Кандидат в ВКПБ

     В конце октября и весь ноябрь 1942 г., по Волге мела пурга, которая затрудняла продвижение лодок к острову Зайцевский, поэтому снабжение батареи продовольствием и снарядами осуществлялось самолетами («кукурузниками»).
     В это время вся политико-воспитательная работа в батарее проводилась партийной и комсомольской организациями, которую возглавлял командир батареи старший лейтенант Юрьев. В эти грозные дни Сталинградской битвы ноября 1942 года многие комсомольцы батареи, в том числе и я, вступили в кандидаты ВКПБ.

Донской фронт, 62-я Армия

      В начале декабря 1942 г., нас перебросили на Донской фронт, где мы непосредственно участвовали в ликвидации окруженной Красной Армией группировки Паулюса. Второго февраля нам был зачитан приказ  Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина о разгроме окруженной группировки под Сталинградом. Под Сталинградом было разгромлено пять армий (две немецкие, две румынские и одна польская армии), взято в плен 91.000 солдат из них 2.500 офицеров и 24 генерала. Немцы за время боев под Сталинградом потеряли 1. 500. 000 чел. 4. 000 танков, 11. 000 орудий и 75. 000 автомашин.
    В центральных газетах появились сообщения, что Нарком обороны вышел в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством об учреждении специальных медалей для награждения всех участников обороны четырех городов - Ленинграда, Одессы, Севастополя и Сталинграда.
     В Сталинградской битве подчеркивалась особая роль 62 армии, отразившей главный удар противника на город. Отмечались особые заслуги в этой битве командующего армией В.И. Чуйкова, командиров дивизий и бригад Родимцева, Гурьева, Сараева, С.Ф.  Горохова и Болвинова. И нам, рядовым солдатам и офицерам, посчастливилось оказаться в рядах 62 Армии сыгравшей, как теперь выяснилось, главную роль в обороне города. Во время боев за город мы о заслугах не думали, нам было не до того, какую мы роль сыграем в обороне города. Каждый из нас делал свое дело, дрался, что бы сохранить свою жизнь и своих товарищей и не пропустить противника на вверенном  нам участке фронта.
     Через неделю, после завершения разгрома немецкой группировки под Сталинградом, в газете  «Красная Звезда» вышла передовица о 62 Армии. Эту страницу из газеты  «Красная Звезда» читали и перечитывали все, и не было, вероятно бойца или командира, который не стремился бы раздобыть и сохранить ее для себя на память или отослать  ее домой родным и близким.
     Пройдут годы, травой зарастут развороченные снарядами поля сражений. Новые светлые здания вырастут в свободном Сталинграде и ветеран войны с гордостью скажет: «Да, Я сражался под знаменами доблестной 62 Армии!».

«Заяц убил Волка!»

     На всю армию славился один снайпер - моряк Зайцев В., который за время обороны Сталинграда своим метким выстрелом немало вражеских солдат и офицеров поразил. Когда нашей разведке стало известно о прибытии в армию Паулюса знаменитого немецкого снайпера майора Кеннигса - чемпиона довоенной Германии по пулевой стрельбе, командир 284 стрелковой роты, полковник Батюк поставил перед Зайцевым  задачу убрать непрошенного берлинского гостя.
     Охота за  снайпером продолжалось более четырех дней. На четвертый день  Зайцеву и его помощнику  Куликову, наконец-то, повезло! В чистом, заснеженном поле они заметили в бинокли подозрительный металлический лист, под которым могла бы быть оборудована весьма удобная огневая позиция. Решили проверить.   
     Когда Куликов показал над окопом свою шапку, из ячейки раздался выстрел, подтвердивший догадку Зайцева – это была позиция вражеского снайпера. Когда ассистент Зайцева в очередной раз показал свою шапку, из-под металлического листа мелькнул отблеск оптического прицела. Но было  поздно – прозвучал выстрел на опережение! Вражеская цель была поражена!
     Ночью тело убитого немецкого снайпера полковые  разведчики доставили в расположение командного пункта.  «Заяц убил Волка!». Так, бесславно, закончилась «охота» берлинского чемпиона.

Нам песня бить врага помогала

      В победе над врагом, немаловажную роль сыграла хорошая патриотическая песня, которая помогала громить врага. И, это не пустые слова, а ощущения проверенные на собственном опыте. Поэтому считаю, что и в современной жизни песней можно и нужно воспитывать у молодежи чувство патриотизма и любви к Родине. Хорошая, талантливая, умная и содержательная песня помогает развивать чувство любви к родным местам – местам, где вырос, где прошла юность, где впервые полюбил девушку. Хорошая песня помогает воспитывать чувство любви к соотечественникам, старшему поколению и т.д.. Эту тему можно развивать бесконечно!
     Такой песней в Сталинградском сражении была песня неизвестного автора, опубликованная в армейской газете 62 Армии, где была представлена краткая  справка: «Песня сложена защитниками Сталинграда на мотив известной русской песни «Есть на Волге утес». Ее пели солдаты и офицеры - в окопах на переднем крае обороны и в опорных пунктах, в минуты затишья. Пели ее не всю, а те строки, которые наиболее полюбились. Пели ее солдаты всею душой и сердцем, не полным голосом, а бормоча себе под нос. Она вселяла в солдат веру, силу и стойкость в трудную минуту».

Есть на Волге утес, но бронею оброс,
Что на нашей отваге куется.
В мире нет ни кого, кто не знал бы его,
Он у нас Сталинградом зовется.

                Об утес броневой бьется лютый прибой,
                Вьется воронов черная стая.
                Но стоит он стоит, над равниной степной,
                Ни сомнения, ни страха не зная.

На утесе на том, на посту боевом
Встали грудью орлы Сталинградцы.
Воет вражья орда, но врагу никогда
На приволжский утес не взобраться.

                Там снаряды гремят, там пожары дымят
                Волга матушка вся потемнела
                Но стоит Сталинград и герои стоят
                За великое правое дело.

Сколько лет не пройдет, не забудет народ,
Как на Волге мы кровь проливали,
Как десятки ночей не смыкали очей,
Но врагу Сталинград не отдали.

                Как в дыму боевом смерть гуляла кругом,
                Но герои с поста не сходили.
                Кровь смывала порой свежей волжской водой
                И друзей без гробов хоронили.

Ой ты Волга-река, широка, глубока
Ты видала сражений не мало,
Но такой лютый бой ты, впервой
На своих берегах увидала.

                Мы покончим с врагом, мы к победе придем,
                Солнце празднично нам улыбнется.
                Мы на празднике том об утесе споем
                Что стальным Сталинградом зовется.

     Впервые, эта песня была напечатана после войны, в газете «Советская Россия» от 2 февраля 1968 года, в честь 25-летия разгрома немецких войск под Сталинградом.

В действующую 39 Армию

     Утром, 3 февраля 1943 года, наша батарея в составе дивизии, совершала марш на станцию Калач, Воронежской обл. По степи, где недавно проходили ожесточенные бои с армией Паулюса, стояло множество разбитой военной техники и не убранные, смерзшиеся трупы вражеских солдат. Дорога проходила по равнинной местности, покрытой глубоким снегом. Танковым металлическим угольником грейдера, она была расчищена и напоминала траншею шириной в шесть метров с высокими снежными валами по бокам.
    По прибытии на станцию Калач, мы расположились для  отдыха личного состава в уцелевших сараях и других постройках, в которых установили железные печки-буржуйки для обогрева.
     После Сталинграда, как-то странно было - стояла мертвая тишина, не слышно было автоматных очередей и взрывов бомб - как будто и не было войны. Фронт, под ударами Красной Армии откатился далеко на Запад, освободив от фашистской нечисти, многие населенные пункты и города.
     Вскоре, нас погрузили в железнодорожные вагоны-теплушки,  и мы отправились в дальнейший путь. В г. Тамбове мы помылись в бане, надели свежее обмундирование, сменили постельные принадлежности, которые были тщательно продезинфицированы. Это было необходимо делать, так как в течении уже нескольких месяцев мы не меняли белья и не мылись в бане. Во время обороны Сталинграда, мы постоянно находились в одежде. Поэтому у нас стали появляться платяные вши – источник и распространитель сыпного тифа. Для Армии это беда! Паразиты приносили нам много неприятных ощущений, особенно в теплых помещениях. Не зря говорят: «Пар костей не ломит, а вошь тепло любит! Ты спать, а они проклятые, вечерять, либо свои чужую гоняют!».
    После бани - калорийный солдатский ужин, и снова в путь. Под ритмичный стук колес все спали мертвым сном, только дневальный топил «буржуйку», поддерживая тепло в вагоне. Позади Рязань, Москва, Калинин, а мы все еще едем! Во второй половине дня поезд остановился на небольшой станции под названием «Скворцово», Калининской области, где нас выгрузили. Так как в дивизии людей было мало, нас временно разместили по т.н. «квартирам» - крестьянским избам. Здесь дивизион пополнился  личным составом и техникой. Затем, мы расположились в палаточном городке в сосновом бору - на месте, где раньше дислоцировалась убывшая на фронт дивизия. Полмесяца напряженных учебных занятий, и, снова, в путь! Но уже своим ходом - под г. Белый, той же калининской области, в действующую 39 Армию.

«Позавидовал»
   
      Конец марта 1943 года. Стояла довольно скверная весенняя погода - то мокрый снег сыпал, то лил дождь. Дороги развезло, грязь по колено, машины с пушками то и дело застревают в грязи и буксуют. Мы, как могли, помогали продвижению колонны - рубили хворост в лесу, подкладывали его под колеса и подталкивали  сзади застрявшие автомобили с пушками на прицепе.
     На одной из остановок, наши автомашины застряли, и мы, снова,  их вытаскивали, что есть сил, подталкивая сзади. В это время к нам подошел, усталый и грязный пехотинец, попросил закурить и с обидой высказал: «Завидуем мы вам, артиллеристам! Хоть вы и не меньше нашего работаете, но все же на марше на машине едете! А царица полей пехота - все пешком, да пешком, с полной выкладкой, в любое время года и любую погоду!».
     Война это тяжелое испытание на выносливость, мужество и стойкость, и не терпит слабых. На войне выживает тот, кто силен духом. Слабый погибает. Это закон природы.
    Наш артдивизион, преодолевая трудности во время пути, к месту дислокации прибыл вовремя. Рассредоточив технику и замаскировав ее в лесу, личный состав приступил к благоустройству спального места. На скорую руку соорудили шалаш из плащпалаток, поставили маленькие железные печи, пол застелили еловыми лапами. Через час место для ночлега и отдыха личного состава было готово. В каждом шалаше разместили по 4-5 человек личного состава. Одного из них назначили дневальным, в задачу которого входило поддержание огня в печи и предупреждение пожара, так как в тесноте, многие прислонялись к печи и прожигали шинели, шапки и даже сапоги. В расположении дивизии, мы, продолжая учебу, одновременно успевали обустраивать свои землянки.
     Весенняя распутица отрицательно сказалась на обеспечении дивизиона продовольствием и боеприпасами. По приказу командира дивизии каждый день в ближайший населенный пункт за продовольствием отправлялась пешая команда из 10-15 человек. Так продолжалось несколько дней, пока к дивизиону не была прикомандирована автомашина. Дорога подсохла. Погода постепенно налаживалась.

Направление и сборы в Красноярское артучилище
 
     Утром после завтрака ко мне подошел посыльный со штаба дивизиона и говорит: «Товарищ старшина, вас вызывает начальник штаба!».
     В землянке, где размещался штаб, шла повседневная штабная работа. Я по всей форме доложил начальнику штаба капитану Тимошкину о своем прибытии. Он знал меня еще по Сталинградской битве. Он внимательно выслушал мой доклад, посмотрел на меня, на мою прожженную шинель, обгорелую шапку и сморщенные от жары сапоги, усмехнулся и сказал: «Да какой ты жизни докатился старшина?! Срам смотреть. Я понимаю - в шалаше сыро, холодно, все жмутся к печке. А где был дневальный, куда он смотрел? Ведь, так можно и совсем сгореть!». Я готов был сквозь землю провалиться. Меня от его замечаний бросало то в жар, то в холод! Я мечтал как бы быстрее уйти с глаз его долой!
     Капитан, о чем-то спросил рядом сидящего старшего лейтенанта, а затем, как ни в чем не бывало, поинтересовался у  меня - желаю ли я поехать учиться в артиллерийское училище в г. Красноярск? «Пришла разнарядка со штаба 39 армии, - продолжал он, - направить троих человек на учебу». Я сначала своего согласия не дал, но пообещал подумать и сообщить дополнительно.
     Когда я возвратился во взвод, посыпались вопросы: «Давай, рассказывай, зачем вызывали, и за что снимали стружку?». Ничуть не смущаясь, я ответил на их вопрос прямо, что ни какой стружки не было, а нагоняй получил за внешний вид и что он предложил мне ехать учиться в артиллерийское училище г. Красноярск. Я  не знаю, что мне делать - давать согласие или нет? Все дружно посоветовали дать свое согласие и ехать на учебу. Мой давний товарищ наводчик Ермаков сказал: «Действительно, с таким внешним видом, как у тебя, и на пушечный выстрел к артиллерийскому училищу допускать нельзя!». Командир орудия сержант Тош, обращаясь к взводу предложил: «Давай мы его обновим!» и первый отдал мне свои новые сапоги. Наводчик Ермаков отдал мне свою довольно сохранную шинель, а заряжающий Чистяков презентовал мне свою шапку-ушанку. Переговорив между собой, ребята собрали 300 рублей на дорогу и дали наказ хорошо учиться, и возвращаться только в свой дивизион. Я поблагодарил своих товарищей за все хорошее и пожелал бить врага «по-сталинградски».

Поездка в Москву

     10 апреля 1943 года, я, сержант Симонов и старший сержант Драгунский, тоже отправляющиеся на учебу в Красноярск, расставались со своими боевыми товарищами и друзьями. В напутственном слове капитан Тимошкин произнес: «Где бы вы ни были - в казарме или городе, высоко держите честь и славу Советского воина!», и пожелал нам доброго пути.
     Светило ярко солнце, в голубом небе пели жаворонки, по полям и дорогам журчали ручейки, а мы шли по разбитой танками и автомашинами дороге. Грязь налипала на сапоги, мы еле тащили ноги, все дальше удаляясь от фронта. Прошагав порядка 30-ти километров, мы пришли в штаб фронта. Здесь нам оформили продовольственный аттестат и вручили пакет в училище, опечатанный пятью сургучными гербовыми печатями. Пакет, как старшему по воинскому званию (уже старшина), вручили мне. На армейском складе получили сухой паек и пошагали на станцию «Дно». Калининская обл.
     Только к вечеру мы добрались до станции. Вокзал был разрушен, вместо него стоял в тупике списанный пассажирский вагон. В нем мы и разместились. Утром на Москву шел пассажирский поезд. В купе мы заняли места у окна, и расположившись как у себя дома, ели и беседовали. «Вот приедем в Москву, возьмем билет и поедем в Красноярск, так и не посмотрев Москвы?» - рассуждал сержант Симонов. «Обязательно нужно посмотреть Москву! - прервал я сержанта, - Никто из нас не видел ее, и ни когда в ней не был». Старший сержант Драгунский добавил: «Мы, ведь, фронтовики или нет? И нам должен быть какой-то почет и уважение!». Но на самом деле все оказалось не так-то просто.

«Московские каникулы»

    Прибыв на Рижский вокзал Москвы, мы вышли на привокзальную площадь и направились к трамвайной остановке. Не дойдя до нее, нас задержал патруль,  якобы, за нарушение уставной формы одежды  и неряшливый внешний вид. Мы наперебой стали объяснять, что едем прямо с фронта, имеем направление в артиллерийское училище. Однако, старший патруля, даже и слушать нас не хотел. Мы показали свои документы. В дополнение ко всему, я вытаскиваю из планшета пакет с пятью сургучными гербовыми печатями, и показываю ему. Лейтенант, как завороженный, вытаращив глаза, смотрел то на меня, то на важный пакет в моих руках! Удостоверившись в наших личностях, лейтенант поумерил свой пыл, и с миром отпустил нас, дав, напоследок, напутствие: «Без дела по городу не болтаться! Москва порядок любит!» - заключил он. Оказывается, с 15 апреля 1943 года Московский гарнизон перешел на летнюю форму одежды и новые знаки различия – погоны, о чем нам еще не было дано знать. А, ведь мы-то еще щеголяли в зимней форме и со старыми знаками различия! Вот она, основная причина нашего задержания. Но, большое спасибо нашему «важному» пакету с пятью сургучными гербовыми печатями – выручил!
     Проехав на трамвае несколько остановок, мы сошли на Комсомольской площади. Стоим, и не знаем, куда идти дальше. Кого ни спросим, буркнут себе под нос и бегут по своим делам, того и гляди сшибут с ног. Хорошо, что нам попался один разговорчивый старичок, который привел нас прямо Ярославский вокзал. На вокзале оказалось очень много народу. Мы, с горем пополам, протиснулись до кассы. Заняли очередь за билетами, и стоим. Через некоторое время, протиснулось еще несколько солдат, которые оказались нашими попутчиками. Договорились стоять в очереди посменно, пока остальные в это время могут посмотреть Москву.
      На продпункте, предъявив продовольственный аттестат, мы получили сухой паек, уложили его в вещевой мешок и сдали в камеру хранения. Аттестат, красноармейскую книжку и пакет я всегда носил при себе - в полевой сумке. Ночь простояли в очереди, наступило утро. Очереди продвигалась очень медленно. Один из попутчиков, немного знавший Москву, предложил поехать и посмотреть ее. Согласились шесть человек, в том числе и я.
    Спустившись в метро, мы попали в огромный зал. Стены и потолок зала были отделаны мрамором, украшены мозаикой и позолотой, что напоминало сказочный дворец. В центре зала располагалась платформа, по бокам которой были расположены железнодорожные пути, по которым в противоположных направлениях то и дело сновали голубые вагоны метро-поездов. Мы долго любовались искусством русских мастеров, а потом сели в голубой вагон и поехали. На одной из остановок вышли и поднялись по эскалатору в город. В Москве начинался рабочий день. Сотни и тысячи москвичей, спешили на работу. Город жил своими заботами и работал по своим планам, в своем, особом, ритме, не обращая на нас ни какого внимания! Ему было не до нас!

Московский патруль

     Мы походили часа два по улицам Москвы, посмотрели ее достопримечательности, и возвратились к той станции метро, из которой вышли. В стороне от входа в метро,  метрах в 20-ти, стояли патрульные. Заметив нас, они попросили нас подойти к ним. Я подошел, а остальные, испугавшись, смешались с толпой, проскочили в метро и были таковы! Уехали на вокзал, оставив меня одного на «поругание» патрулю. Все мои объяснения на старшего патруля впечатления не производили. Он твердо стоял на своем – нарушение уставной формы одежды и  приказа от 15 апреля 1943 года о знаках различия. Нас, таких «незнаек», было  задержано в этот день человек 20 разных рангов и возрастов.
     Старший патруля, лейтенант, построил нас и повел в комендатуру Дзержинского района Москвы. Шли довольно долго. Наконец, нас завели в незнакомое помещение с решетками на окнах, и у двери поставили часового. Капитан комендатуры не торопясь, стал  вызывать нас по одному к себе в соседний кабинет на допрос. Здесь, он единолично принимал решение, кому какое и за какую провинность, определить то или иное взыскание.
     В большинстве своем, он отправлял задержанных к заядлым строевикам -  тем служивым, кто всеми фибрами своей душенки боялся попасть на фронт. Они по два часа по садистски усердно, до седьмого пота, муштровали «провинившихся», заставляя их  выполнять наиболее трудные упражнения из строевой подготовки. Было до слез обидно! Особенно, обидно было фронтовикам! «Ну и ну, дает Москва прикурить! Надолго она запомнится! Злейшему врагу не посоветую попадать  в руки московских патрулей.»  - сетовали они друг-другу.
     Меня вызвали последним. Капитан спросил, за что попался. Я ответил, что за нарушение формы одежды. Затем, он спросил, откуда я прибыл и куда направляюсь. Я рассказал и показал ему пакет, где был указан адрес: г. Красноярск, артиллерийское училище. Он внимательно рассмотрел пакет и записал все данные в журнал. Потом, приказал снять с шапки  звездочку. От этого меня в жар бросило! Ну, думаю, прощай учеба, да здравствует гауптвахта! Вот-так посмотрел Москву! А сам внимательно наблюдаю за капитаном. Он нагнулся, засунул руку под стол, пошарил там, достает оттуда пилотку, и подает ее мне, говоря чтобы я прикрепил к ней звездочку и бегом на четырнадцатый трамвай, который довезет меня прямо до железнодорожного вокзала. Ну, думаю: «Бог миловал!». От радости я выскочил из комендатуры, да так, что пилотка слетела с моей головы. Я на бегу поймал ее и надел обратно, но, как оказалось, звездочкой назад! Откуда ни возьмись, снова тот же самый патруль с лейтенантом! «Стой! – кричит, - Откуда бежишь? Почему нарушаешь форму?». Я, весь запыхавшийся, остановился и объясняю, что бегу из комендатуры на трамвай, меня ждут товарищи на вокзале. Лейтенант тянет меня за рукав, мол, пошли-ка в комендатуру, там во всем и разберемся. Я сопротивляюсь и вновь ему объясняю, что, мол, капитан из комендатуры только что дал мне эту пилотку и отпустил, приказав бежать на 14 трамвай и ехать на вокзал. «Ладно, уговорил! Поезжай!», махнул рукой лейтенант.

Поезд Москва – Новосибирск

      И, вот, я вновь на Ярославском вокзале! Пристально вглядевшись в очередь, своих попутчиков нигде не обнаружил. Решил узнать в камере хранения, брали они вещмешки или нет. Если взяли, то их нужно искать на перроне, если нет, то на территории вокзала. На мой вопрос забирали или нет военные свои вещи, пожилая кладовщица камеры хранения, возразила мне - ты что, мол, солдатик, с луны свалился? Разве я могу запомнить, кто, что клал и кто, что брал? Здесь проходят сотни людей!
     В отчаянии, я остановился у входа на посадку пассажиров, и думаю, что мне делать? В это время в рупоре раздался голос диктора, объявлявшего о посадке на поезд Москва - Новосибирск. Я попытался пройти к поезду, надеясь найти там своих попутчиков, но без билета меня не пустили. К моему счастью, на посадку шла группа незнакомых солдат, с ними-то я и проскользнул.
     Я прошелся по всем вагонам поезда, но своих, так и не обнаружил. «Может они заняли верхние полки и лежат, пока идет посадка?» - подумал я. В вагонах народу полным полно, особенно мешочников, все занято, не то, что сесть, стоять тесно! Передо мной встал вопрос, что делать? Сойти, и искать своих, или ехать одному- без них? Решил ехать. Встал у окна и поехал, надеясь, что освободится место. Ведь,  должен же  кто-нибудь да выйти на ближайшей из остановок и освободить место. Вскоре, мои надежды оправдались. На остановке, в городе Александровске, из вагона вышел паренек с третьей полки. Я тут же занял его место, расположился поудобней, и от усталости быстро заснул.

Патруль НКВД

    Сколько времени я проспал, не помню. Но слышу, кто то стучит по сапогу, требуя предъявить билет. Я поднялся, и спросонья говорю:  «Какой такой билет? У меня нет билета!». И, начинаю объяснять ситуацию, которая произошла со мной накануне. «Какие есть документы?» - спросил капитан НКВД. «Красноармейская книжка и пакет в артиллерийское училище» - отвечаю. «Спи покудова, товарищ старшина!» - сказал он, и ушел.
     Я вновь забрался на верхнюю полку, но сон уже не шел, в голове созревали разные мысли: «Что делать? Как быть? Нет ни пищи, ни билета нет! В пути уже вторые сутки не евши! А какая перспектива впереди неизвестно. Будь, что будет, как-нибудь стану добираться до Красноярска. Главное, не падать духом!» - успокаивал я себя.

Подслушанный разговор

     На нижней полке сидели солдаты и вели разговор. Я прислушался. Один из них говорил, что на больших станциях, где имеются рестораны и столовые, столы накрывают заранее, до прихода пассажирских поездов. Пускают в них военнослужащих, у которых есть правительственные награды. За обед платят деньги. Другой ему отвечал, что им это не подходит, потому что у них нет ни того, ни другого - ни наград, ни денег.
     Услышав этот диалог, я подумал: «Как бы мне ухитриться и пообедать?». Я тут же надраил до блеска медаль «За отвагу» и приготовил деньги. Слез с верхней полки, встал у окна и стал ждать. Через некоторое время народ зашевелился и стали собираться к выходу. Значит, подъезжаем, подумал я. Через 10 минут поезд остановился. Это был город Молотов (Пермь).
     Я выскочил из вагона и побежал в ресторан. Меня пропустили без всяких препятствий. Я сел за стол и с аппетитом пообедал. Заплатил деньги. Остаток хлеба прихватил с собой, на всякий пожарный случай. Все получилось так, как говорили солдаты, сидевшие внизу. В киоске взял газету, и возвратился на свое законное место.

Опять патруль, но посерьезней!

     Прочитав информационное сообщение о боевых действиях на фронтах войны, я незаметно задремал, и под стук колес  крепко уснул. А поезд мчится и везет меня на Восток. Спросонья слышу, кто то стягивает с меня сапог. Я отдернул ногу и крикнул: «Куда тащишь сапог?!». В ответ слышу грозный такой голос: «Чего дергаешься? А ну, вставай, забирай свои шмотки, и пошли с нами!». Когда я приподнялся, то увидел перед собой двух солдат с карабинами и давешнего капитана НКВД. «Ну, - думаю, - дело пахнет керосином! Отправят за милую душу в штрафную роту или под военный трибунал подведут, как дезертира!».
     Конвоиры повели меня вдоль поезда, народ смотрит не дружелюбно, наверно, думают, поймали беглеца, сбежал с фронта. Мне самому стало так неудобно, впору провалиться сквозь землю. Ну, а что делать, раз оказался в таком положении? Завели меня в пустой вагон. В отдельном купе сидел майор в форме НКВД, и что то писал. Я доложил. Он из-подлобья посмотрел на меня, затем на табурет у стола, и недоброжелательным голосом сказал: «Садись!» Когда я присел, он спросил откуда и куда я еду, какие есть документы. Я выложил на стол все, что у меня было. Вывернуть карманы и снять сапоги, приказал он. Я и это сделал. «Расскажи все как было?». Когда я рассказывал, он еще раз проверил все мои документы, и даже вытащил из сапог стельки и проверил, нет ли там чего? Верно, шпиона поймал! Он: «Где взял деньги?».  Я: «Ребята собрали на дорогу». Он: «Что в сумке?».  «Кроме полотенца и пакета в артиллерийское училище, ни чего нет» - отвечаю. Он взял пакет, посмотрел-повертел, но распечатывать не решился: «Ну, что старшина? Собирай свои вещи и иди в свой вагон!». И здесь Бог миловал!

Мытарства с продовольственным аттестатом

     После этого происшествия, меня аж до самого Новосибирска никто уже не беспокоил. Зашел в вагон, занял туже полку, лег и стал думать: «Как же мне дальше решать свою продовольственную программу? Еду уже несколько дней, во рту ни маковой росинки, в животе лягушки квакают, а кишка - кишке кукиш показывает!». Между тем, ни на одном продпункте не могу получить сухой паек. И произошло это по своей собственной халатности – не усмотрел, что еще в Москве продовольственный аттестат был выписан не на мою фамилию, а на фамилию Симонова. Надо сказать, для того, чтобы получить паек, каждый раз нужно было предъявлять продовольственный аттестат и красноармейскую книжку на одну фамилию. А, они то у меня были разные! Поэтому-то на мои запросы я каждый раз получал отказ.
     Как-то, поезд остановился на станции Барабинск. Я слез со своей полки, и через окно увидел вывеску «Продпункт». Побежал туда. Народу никого. Подаю продовольственный аттестат в окошко женщине. Она ставит визу «Выдать!», даже не спросив красноармейской книжки, и отправляет меня на «выдачу». Подхожу на выдачу к другой женщине, и думаю: «Сейчас получу продукты и можно ехать без забот до Красноярска». Не успела женщина взвесить продукты и  разложить их по пакетам, слышу гудок паровоза, и, что мой поезд тронулся. Я быстро схватил документы, и бежать, не солоно хлебавши, вслед за поездом. Еле догнал! И, на сей раз, не повезло с отовариванием продуктами. Как говорится, прокатился «мимо сада городского». Так и ехал до Новосибирска натощак!
     По приезду, я сразу же обратился к коменданту, что бы тот разрешил получить паек или талон на обед. Но по той же самой причине (разные фамилии!) получил отказ. Как быть? Решил войти внутрь вокзала в надежде что-нибудь купить съестного. На первом этаже полным-полно народу, а буфета - ни одного! Уставший и голодный, я поднялся на второй этаж. Зал оказался почти пустой, только несколько  военных разместились на диванах. Буфета и здесь не оказалось! Что делать? Решил немного отдохнуть, разместившись на диване и уснул.

Смекалка помогла

     Сплю это я, а во сне вижу, будто, я за столом и кушаю вкусный солдатский обед. От этакого удовольствия, я чуть было даже не проснулся. А сквозь сон слышу, кто-то меня толкает и говорит: «Товарищ старшина!». Открываю глаза - передо мной стоит женщина в белом халате. Она, оказывается, ходила по залу и приглашала раненых солдат к обеду. В число раненых, с ее точки зрения, попал и я. Я встал, осмотрелся вокруг, и вижу - солдаты, кто хромой, кто с перевязанной головой или рукой идут в столовую. Тут я сразу сообразил, - что бы не вызвать подозрения, дай, думаю, схитрю - притворюсь больным и хромым. Почти правдоподобно хромая на правую ногу, я, поплелся за ранеными солдатами в столовую!  Мне было очень совестно, но голод не тетка, да и ноги меня не слушаются - сами несут в столовую.
      За столиками сидело по четыре человека. Официантка, видя, что я свой, из раненых, предложила мне сесть за стол, где принимали пищу три бойца. Один из бойцов возьми, да и спроси меня с какого я фронта. «С калининского, город Белый. Сейчас, по ранению, еду на побывку к родным, на 10 дней» - слукавил я. «Это хорошо!» - одобрили они. Отобедав,  они разошлись. А, я, оставшись в гордом одиночестве, украдкой взял со стола немного хлеба про запас «на черный день», и положил его в вещмешок.
     Вот так, за много дней, проявив солдатскую смекалку, я, наконец-то, поел. Подкрепившись «Чем Бог послал!», я выходил из-за стола, как тот солдат, который «И сыт крупицей, и пьян водицей». Со столовой, в свой зал ожидания, я шел, все также притворно прихрамывая на правую ногу. Доковыляв до места, я по-быстрому оделся и перешел в другой зал, где находились практически здоровые военнослужащие. Раздался голос дежурного коменданта, объявившего по радио, что идет «порожняк» до Красноярска. Кто желает ехать подойти к кассе. У кассы уже собралось человек восемь военнослужащих. Комендант указал состав, мы сели в крытый  вагон и поехали.

Поезд Новосибирск – Красноярск

     Погода была отвратительная, мы все продрогли, а поезд, между тем, идет и идет без остановок. Наступила ночь - в вагоне темно. «Доедем  до ближайшей остановки, там и сойдем!» - предложил кто-то из ребят из темноты. Долго ждать не пришлось, поезд остановился на станции «Тайга». Мы, насквозь промерзшие - «зуб на зуб не попадает!», вышли из вагона, и направились в здание вокзала, где сразу же наткнулись на столовую. Дежурный предупредил, что столовая закрыта, и кормить нечем! Время было позднее. Тем не менее, мы пошли к коменданту. И, он, без каких-либо вопросов, дал указание нас накормить. Мы вернулись в столовую, где с аппетитом поели и согрелись. Оставшиеся куски хлеба, по привычке, я предусмотрительно взял с собой, так как уже был научен горьким опытом.
     Вскоре, подошел пассажирский поезд. Мы забрались в вагон и ехали аж до самого Красноярска без остановок. Поезд на станцию «Красноярск» пришел рано утром. Выйдя из вагона, я наконец-то увидел своих «потерявшихся», вернее, «кинувших» меня товарищей. Они беззаботно шли по перрону в сторону вокзала. Я окрикнул их. Увидев меня, Симонов обрадованно воскликнул: «Вот, черт! Ведь, ехали, оказывается, в одном поезде, а друг друга не видели!». На все их расспросы я отмахнулся, обещав рассказать о моих приключениях, как-нибудь в другой раз. 
     Отыскав комендатуру, мы решили выяснить - как нам добраться до артиллерийского училища. За столом восседал  небольшого роста седовласый старичок-майор в очках, и так внимательно рассматривал какие-то бумаги, что, не подняв даже головы и не дожидаясь нашего вопроса, скрипучим голосом изрек: «Автобус пятнадцать, семь километров!». Он, даже не удосужился поинтересоваться - кто зашел? зачем зашел? По всему было видно - его так достали одним и тем же вопросом «Как добраться  до артучилища?», что он, дабы не сорваться, включил свой мозговой «тормоз».
      Минут через 30, мы уже ехали в военный городок училища. По пути следования я, как и обещал, рассказал своим попутчикам о моих приключениях в поезде Москва-Новосибирск. Слушая меня, они, держась за животы, хохотали до слез. «А вот мы, ехали спокойно, без каких-либо происшествий – ели, да спали!» - похвалился Драгунский Петр. Но, как говорят в народе, «Все, что было, то прошло и быльем поросло!».

Первое  Красноярское Краснознаменное артиллерийское училище им. С.М. Кирова (1ККАУ)

     Прибыв на место, мы, прежде всего, обратились в дежурную часть штаба училища, и, представившись, сдали свои документы. На наше счастье в штабе оказался начальник карантина, который повел нас в столовую, где нас, почему-то, накормили лишь украинскими галушками. Видимо, сам начальник карантина украинец по национальности, и решил порадовать нас национальной кухней; то ли повара, кроме этого блюда, пока еще ничего не умели приготовить (видимо, из новобранцев!).
     Из столовой, нас сопроводили прямиком в общежитие, которое напоминало картофеле-хранилище. Внутри него, в два ряда, как близнецы-братья, стояли лишь «голые» железные  койки. «Вот, здесь и располагайтесь на 10 дней, пока не пройдете карантин» - сообщил провожатый. На вопрос: «Где постельное белье и матрасы с подушками?» - он назидательно и с ехидством ответил, что:  «Солдату вместо матраса и  постельного белья служит шинель, а подушкой его ладонь!», и удалился.
    Выдержав мандатную комиссию и экзамены, мы были зачислены курсантами первого Красноярского Краснознаменного артиллерийского училища имени С.М. Кирова (1ККАУ им. С.М. Кирова). Наш набор состоял в основном из фронтовиков сержантского состава. Учеба давалась нелегко. Трехгодичную программу нужно было пройти за один год. Занятия продолжались «от подъема до отбоя», график был плотным и расписан по минутам и  проходили в полевых условиях, максимально приближенных к боевой обстановке. Питание  курсантам предусматривалось второй категории, которое выдавалось воинским частям, находящимся в тылу. Кормили нас по принципу «не до жиру, быть бы живу». Время бежало незаметно, приближались выпускные экзамены, которые мы успешно сдали.
     В апреле 1944 года перед строем нам был зачитан приказ командующего сибирским военным округом о присвоении нам  воинского звания младший лейтенант, командир арт-взвода. Нам выдали новенькую офицерскую форму и отправили на третий Белорусский фронт. Как сложится судьба каждого из нас, неизвестно. Все еще впереди!

Третий Белорусский фронт. Апрель-июнь 1944 г

     На железнодорожной станции мы погрузились в вагоны-теплушки и отправились в путь, опять на Запад. Сопровождавший нас капитан Волков предупредил, чтобы никто не отлучался. Но мы, фронтовики, хорошо знаем, что такое война, и что такое воинская дисциплина. Ведь, на фронт едем, а не к теще на блины! Однако, не смотря на это, часть новоиспеченных офицеров, в том числе и мы с Комаровым, отважились  отлучиться в «самоволку» и съездить, каждый на свою малую Родину, повидаться с родными. Обратно мы добрались с небольшими приключениями, но об этом расскажу, как-нибудь, в другой раз.
    В начале июня 1943 года мы прибыли на белорусскую железнодорожную станцию «Катань». В пяти километрах от станции, в лесу расположился резерв офицерского состава третьего Белорусского фронта. Они сюда прибывают из госпиталей, артиллерийских училищ, живут в землянках, усиленно занимаются военной подготовкой и ждут назначения в действующую армию.
     Восьмого июня 1943 года к нам прибыл полковник Кий из 43 истребительно-противотанковой бригады резерва главнокомандующего. Из числа офицеров, участвовавших в боях, он отобрал командиров арт-взводов  для бригады резерва, в число которых вошел и я. Затем, полковник приказал погрузиться на машины по шесть человек в кузов, после чего мы поехали по Минскому шоссе в направлении г. Красны.
     В штабе бригады нас распределили по полкам. Я был прикомандирован к 1964 полку, который был вооружен 76 мм пушками ЗИС-42. По прибытии в полк я был направлен во вторую батарею, командиром которой, был двадцатилетний (!) капитан Тарасов. Взводом управления командовал лейтенант Гордиенко. Командиром первого взвода был лейтенант Воинов. Мне же было приказано командовать вторым взводом.
     Двенадцатого июня 1943 года офицеры нашей артбатареи во главе с капитаном Тарасовым поехали на рекогносцировку в район наших будущих опорных пунктов. Проехав 15 километров и свернув в лес, мы остановились и вышли из автомобиля. Начинало светать. Дальше шли пешком. Линия обороны нашей армии шла по болотистой местности, вместо траншеи была построена стена из кусков торфа и щитов из сплетенных прутьев размерами 1,5 х 1,5 метра. Наблюдательные пункты и землянки пехотинцы строили таким же манером. Вдоль фронта размещалась наша пехота. Немецкие окопы были в пятистах метрах на более благоприятной возвышенной твердой местности. Обе стороны вели пристрелку огневых точек, наблюдательных пунктов и других целей, готовясь к решительным боям.

Рекогносцировка

     Мы добрались до одной из таких стен и встретили там командира батальона. Командир – высокий, физически хорошо сложенный офицер, поставил задачу орудийным расчетам, указав цели, по которым в период артиллерийской подготовки предстояло вести огонь. Чтобы выполнить поставленную задачу, нам необходимо было оборудовать опорные пункты, укрытия для личного состава и проложить дорогу по труднопроходимому участку к месту расположения орудийных установок. На труднопроходимом участке, протяженностью 50 метров, каждое  орудие нам приходилось катить вручную. Невольно вспоминается силач Иванов из школы артиллеристов. Вот где пригодилась бы его могучая сила! Но, Иванов где-то там, а мы-то, к сожалению, здесь.
     На следующий день расчеты приступили к оборудованию опорных пунктов, укрытий для личного состава и подъездных путей. Лес, бревна и другие подручные материалы подвозили из разграбленных врагом деревень, расположенных в округе 20 километров. Все работы производились в ночное время при строжайшей секретности и тщательной маскировке. Объем работ был очень большой, а июньские ночи очень короткие. Поэтому личный состав выкладывался по полной форме не покладая рук. Люди не считались ни с отдыхом, ни с едой, находясь постоянно под вражеским обстрелом.
     К 20 июня работы были окончены. В ночь на 22 июня орудия и личный состав были в полной боевой готовности на новой огневой позиции. К рассвету все было тщательно замаскировано и укрыто от неприятельских глаз. Командиры орудий и личный состав еще раз уточнили цели и участки, где необходимо было освободить проходы в минных полях и проволочных заграждениях.

Артподготовка

     Утром в 7.00 часов 23 июня сигналом для артиллерийской подготовки послужил залп артдивизиона «Катюш». Его подхватили тысячи орудий, стоящих на закрытых огневых позициях, и орудия, которые вели обстрел прямой наводкой с открытых позиций. Тысячи тонн смертоносного металла обрушились на оборону противника. На переднем крае образовалась сплошная стена огня и дыма, с помощью которой из укрытий выкорчевывалась живая сила противника. В воздух взлетали  обломки бревен от блиндажей, куски грязи  и фрагменты разбитой вражеской техники. Продолжительность артподготовки составила 120 минут. Наступлением третьего Белорусского фронта командовал генерал армии Черняховский.
     По окончании арт-подготовки, по сигналу ракеты из укрытий поднялась пехота, и, с криками «Ура!», двинулась в направлении переднего края гитлеровцев, а за ними, лязгая гусеницами, двинулись танки Т-34. Преодолевая сопротивление обороны противника, пехота ворвалась в его траншеи, и, вытеснив его, с боями продолжила движение вперед. В это время в небе, волна за волной, по 60-70 самолетов, летела, нанося непрерывный ураган бомбовых ударов по противнику, наша авиация.
     Мой взвод, во время артподготовки, прямой наводкой уничтожил два пулеметных гнезда, проделал два прохода в минных полях и проволочном заграждении, для продолжения атаки нашей пехоты и танков.
     «Товарищ младший лейтенант! - обратился ко мне наводчик орудия Нургалиев, - Неужели, после такой мощной артподготовки, на переднем крае может уцелеть хоть один живой немец или хоть одна огневая точка? Ведь, там не осталось живого места, все изрыто и перепахано снарядами!». «Может! Какой бы интенсивной не была артподготовка, все цели уничтожить невозможно! Их можно морально подавить, оглушить, рассеять, но после некоторого затишья, они оживают и начинают огрызаться» - ответил я, подтвердив сказанное примером. 
     Недавно, немцы обстреляли наши позиции из шести-ствольного миномета. Один из снарядов, разорвавшийся в двадцати метрах от орудийного расчета, но никакого ущерба не причинил. Только всех, как ветром сдуло, обдало воздушной волной, болотной грязью. А если бы снаряд разорвался чуть ближе к орудию, тогда бы и оно, и весь расчет были уничтожены. «Вот такие-то, уцелевшие огневые точки противника, нам нередко приходилось уничтожать» - заключил я.
       Но, как бы не сопротивлялся противник, оборона его была прорвана и войска третьего Белорусского фронта устремились в перед по направлению г. Орша. На отдельных участках фронта, немцы ожесточенно сопротивлялись, нанося большие и ощутимые потери нашим войскам.

Молниеносная атака

      Мы выполнили свое задание, Артподготовка достигла своей цели. Ждали дальнейших указаний. В это время командир второго орудия сержант Кузнецов в кругу солдат с восхищением говорил, что он в такой мощной арт-подготовке еще ни разу не участвовал. И, действительно. Это был настоящий оркестр, только  артиллерийский, состоящий из тысячи таких, как наше орудий, а его музыкантами были хорошо обученные орудийные расчеты. Дирижером же этого гигантского оркестра был командующий артиллерией третьего Белорусского фронта генерал полковник Барсуков.
     Дальнейший разговор был прерван командой прицепить к машинам орудия, и готовиться к маршу. Батарея переправлялась на другой участок - в район деревни Батраки, где шли кровопролитные бои, и была необходима помощь артиллерии.
     Прибыв в деревню Батраки, мы заняли исходное положение и ждали дальнейших указаний. В районе деревни проходил передний край обороны немцев. Он был нашпигован огневыми точками, подступы к ним были тщательно заминированы противопехотными и противотанковыми минами. На левом берегу Днепра на возвышенности находились закопанные в землю и хорошо замаскированные танки противника, которые прямой наводкой расстреливали нашу пехоту и танки идущие к деревне Батраки.
    На опушке леса собралась группа генералов и офицеров третьего Белорусского фронта, наблюдавшая за ходом боя, который не давал желаемого результата. После совещания, командование фронтом пришло в такому решению - взять укрепленный участок фронта противника артиллерийскими стволами. Это значит, что в деревню Батраки  на большой скорости должны ворваться машины с пушками и прямой наводкой расстрелять огневые точки противника. Тем самым создать благоприятные условия для пехоты и овладеть населенным пунктом.
     Такая «честь» выпала на нашу батарею. Получив приказ, капитан Тарасов накоротке провел партийное и комсомольское собрания  и поставил всему личному составу задачу под огнем противника проскочить в населенный пункт и там выполнить боевую задачу. Личный состав, по-видимому, с «большим воодушевлением» приступил к выполнению поставленной задачи. Каждый солдат, сержант и офицер осознавали, что есть большая вероятность попасть в перекрестный огонь орудий, стоящих за Днепром и вкопанных в землю вражеских танков.
     День был на исходе,  надвигались сумерки. Машины с пушками и расчетами на большой скорости с интервалом в три минуты мчались к деревне. Немцы, увидев, что к деревне, вместо ожидаемых, по всем правилам военного искусства, танков на деревню на больших скоростях мчатся машины с пушками! Немцы усилили обстрел, но снаряды не достигали целей. Две машины, однако, проскочили, а третья была подбита и загорелась. Расчет отцепил уцелевшую пушку и укатил ее в безопасное место, а личный состав рассредоточился в кювете.

В «тылу» у противника

     Я ехал на четвертой машине. Пред нами появилась развилка дорог со свежими следами автомашины на них. «Куда ехать?» спросил водитель автомашины. «Жми правее! – сказал я. В это время впереди нас, прямо на дороге разорвался снаряд, и водитель, чтобы не влететь в воронку, машинально вывернул руль налево. И, мы оказались в 25-30 метрах за немецкой траншеей – на стороне противника! Перед машиной, как из-под земли, появился немецкий солдат с растопыренными руками и что-то кричал на своем языке. Он, вероятно, подумал, что это их машина. Тем временем, наш водитель, не понимая в чем дело, вдавил тормоза, и машина остановилась. Сидевший в кузове сержант Кузнецов, оценив ситуацию, автоматной очередью в упор сразил оторопевшего немца. Через несколько секунд попаданием осколка или пули был пробит бензобак автомашины. Машина загорелась. Все попытки сбить пламя не увенчались успехом. Огонь охватил кузов, где находились боеприпасы, которые в любую минуту могли взорваться. Расчет успел оттащить от горящей машины пушку. В кузове машины рвались снаряды. Очередной снаряд разорвался в двадцати метрах от нашего орудия, легко ранив его командира и двух солдат. Я тут же дал команду взять личное оружие и гранаты и занять немецкую траншею, что бы не пострадать от своих собственных снарядов, которые стали один за одним рваться в кузове.
     Когда мы очутились в траншее, по нам стали стрелять и кричать на ломанном русском языке: «Русс Иван, сдавайся!». Мы оказались среди немцев. Завязалась перестрелка. Немцы, то и дело подходили очень близко к нам по извилистой и глубокой траншее. И все кричали: «Русс Иван, сдавайся!». Мы отвечали им автоматными очередями и забрасывали их гранатами. С боеприпасами у нас было не густо и мы вели огонь экономно, по необходимости. Нам повезло, так как нас поддержали наши пехотинцы, которые находились напротив дороги, через которую мы проскочили. С наступлением темноты, немцы оставили свой опорный пункт и отошли на Запад.
    Наши стали его преследовать. Батарея в составе полка получила новую задачу и своим ходом совершила марш в обход города Орши с целью отрезать немцам пути отступления. Марш совершали в ночное время, без освещения, соблюдая интервал 25 метров между расчетами, тщательно соблюдая маскировку. То здесь, то там раздавались звуки орудийных выстрелов. Значит, противник еще сопротивляется. По существу, мы совершали марш по территории, занятой противником. Проселочная дорога петляла по лесу и затрудняла быстрое передвижение колонны.

Заблудились

     Колонна двигалась медленно. Надвигался предрассветный туман, видимость ухудшилась. Шофер и я сидели в кабине, напряженно всматриваясь в дорогу и впереди идущую машину. Расчет, сидевший в кузове, был готов в любую минуту отразить врага. Шофер по национальности армянин, человек пожилой лет 40-45, был дисциплинированным, прекрасно знал и выполнял свою шоферскую профессию. Но и его, бывалого «водилу», измотала проселочная дорога. Он, не выдержав, обратился ко мне: «О, черт! Как же я устал! До смерти хочу курить, а курева не осталось!». «Давай закурим!» - предложил я. Он притормозил, мы закурили и поехали дальше. Но колонну догнать не смогли, хотя на прикуривание и ушло не более одной минуты.
     Что произошло?! Оказывается, пока мы прикуривали, колонна вскоре вышла на асфальт. Почувствовав оперативный простор, колонна, в миг, преодолев по гладкому шоссе трехкилометровую дистанцию, вновь свернула на проселочную дорогу.
     Между тем, туман усилился. Видимость нулевая, вокруг ни души, а мы продолжаем свое продвижение вперед. На подъеме, выехав из тумана, мы вдалеке увидели скопление людей численностью до 400-500 человек. «Немцы?!» - мелькнула мысль. Мы тут же остановили машину и задним ходом въехали обратно в гущу тумана. Я и командир орудия Нургалиев пошли на разведку, что бы выяснить, что за народ и чем занимается? Приблизившись на расстояние, порядка 200-250 метров, увидели в бинокль – действительно, немцы! «Это, кажется, передний край!» - сообщил я Нургалиеву. «Давай фуганем из пушки снарядов десять и узнаем, что там такое?» - предложил Нургалиев. Посмотрев еще раз в бинокль, Нургалиев воскликнул: «Товарищ лейтенант, смотри, смотри, там есть и наши солдаты, их можно отличить по пилоткам!». Когда, мы приблизились на расстояние 100 метров, мы уже четко различали, что это русские солдаты. Они, криками подавали команды построения пленных немецких солдат в колонну.
     На мой вопрос проходили здесь машины с пушками или нет, солдат-конвоир дал отрицательный ответ: «Нет, не проходили!». Мы возвратились к машинам. Туман уже рассеялся и ярко светило солнце. Кто-то из кузова спросил: «Ну, что там за народ и где батарея?».  «Это сборный пункт пленных немцев. Надо продолжать поиски батареи!» -  ответил я.

Все тот же загадочный старец!

     Сели в машину и поехали дальше. Навстречу нам, откуда ни возьмись, идет седовласый старичок с косой за плечами – сено косить. М ы остановились, и я спросил его, не видел ли он колонну наших машин с пушками. Он ответил: «Машины с пушками вон за тем поворотом. Но будьте осторожны! В ближайшей округе прячутся остатки недобитых, вооруженных до зубов, немцев. Они очень ожесточены и не постоят ни перед чем! Да храни вас Господь!». С этими словами он перекрестил нас и … исчез (это вам ничего не напоминает?)!  Мы, так и не успев поблагодарить седовласого косаря, тронулись в путь, повернув в указанном направлении, и выехали на проселочную дорогу.
     Минут через сорок мы нагнали нашу батарею на привале. Я доложил капитану Тарасову о прибытии и, что с  нами по пути следования приключилось. Он выслушал, а затем отчитал меня, как следует, и сказал, что послал разведчиков на наши поиски – мало ли, что могло случиться, ведь, мы находимся на территории еще полностью не освобожденной от гитлеровцев. Вскоре вернулись наши разведчики. Казалось бы, что все обошлось без потерь. Но у меня все время в голове крутилась мысль: «Кто был тот странный старик, предупредивший нас об опасности?».
     В 1500 метрах на железнодорожном пути стоял подбитый нашими танкистами немецкий эшелон с еще дымящимся паровозом «на пару». Немцы бросили его и убежали. Между тем, жители ближайших деревень, узнав, что в эшелоне находятся продукты, водка, советские деньги и другие ценности, стали их растаскивать. Не растерялись и некоторые наши старшины и солдаты. Не отставая от гражданских, военные прихватили достаточное количество продуктов и еще кое-чего про запас. Надо сказать, эти продукты нам вскоре очень пригодились.

Гибель молодого командира

     Наш полк получил новое задание, совершить марш и занять оборону на восточной окраине г. Минска, дабы не дать гитлеровским войскам возможности вырваться из котла окружения, в который они попали. В это время, третьего июля 1943 года, третий Белорусский фронт при содействии второго Белорусского фронта освободили город Минск. В результате было окружено 30 гитлеровских дивизий, которые рвались на Запад для соединения со своими отступающими войсками. Они, пока еще не знали, что Минск уже находится в руках Советских войск.
     Пятого июля 1944 года в 10.00 наша батарея прибыла к месту назначения. Офицеры батареи, по прибытии на место рассредоточения, пошли выбирать опорные пункты для орудий. День был солнечный, а вокруг не было ни одной живой души, только слышалось пение жаворонков и других птиц. И, вдруг, тишину нарушил треск пулемета, замаскированного во ржи. Пули просвистели мимо нас, насмерть сразив командира взвода управления лейтенанта Гордиенко. Грудь лейтенанта пронзили четыре вражеские пули.  Лежа на наших руках, лейтенант, на вид еще мальчишка, открыл глаза, из которых покатились слезы. Глаза говорили: «Мама! Как не хочется умирать?».
     Пулеметчики были задержаны личным составом батареи. Ими оказались местные жители, расположенного неподалеку, белорусского села – отец и двое его сыновей. Взрослого мужчину, без суда и следствия, по неумолимым законам военного времени, тут же пустили в расход, а вот парней, этапировали в штаб бригады, в отдел «Смерш». Чем руководствовались в своем поступке эти люди, так и осталось для нас тайной за семью печатями.

Опять этот загадочный старец?!

     Наш взвод занял немецкий окоп, оборудованный для зениток. Окоп  требовал некоторой доработки и переоборудования. После проведенных работ в него вкатили орудие и тщательно его замаскировали. Впереди нас простиралось ржаное поле, изрезанное ирригационными канавами. Позади поля виднелась небольшая деревенька с несколькими чудом уцелевшими избами.
     К вечеру мы с сержантом Нургалиевым, взяв личное оружие и гранаты, пошли на разведку в деревню. Перед нами стояла задача осмотреть уцелевшие избы и сараи - нет ли там спрятавшихся немцев. У одной из уцелевшей избы нас встретили пожилые женщины, среди которых затерялся седовласый старичок в возрасте 70-75 лет (Опять, этот странный старик?!). Он-то нам и рассказал, что в последнее время, действительно, видели несколько групп немцев, по ночам пробирающихся на Запад. В светлое  время они скрывались в канавах и рытвинах у ржаного поля или в пустующих избах на окраине деревень.
     Командование нас не раз предупреждало, что бывали случаи, когда такие группы немцев натыкались на наши орудийные расчеты, охрана которых была не недолжной высоте, и без шума снимали часовых и вырезали весь расчет. В связи с этим, имеется приказ командующего фронтом об усилении охраны воинских подразделений и повышении бдительности их личного состава.

Захват немецких военнопленных

    После беседы с жителями этой деревни, мы зашли в стоящую на окраине избу. Хозяев не было. Однако, в небольшом закутке, за печкой притаилась небольшая койка, на которой спокойно, в одних трусах спал незваный берлинский гость, о чем мы догадались по форме танкиста лежащей на табуретке, немецкому автомату и противогазу на столе, и укороченным сапогам рядом с койкой. «Хэндэ Хох!» - дико заорал сержант Нургалиев. Немец в испуге вскочил, поднял руки, и, кивая головой, стал что-то бормотать на ломанном русском языке, показывая на сапоги. Из его слов мы смогли разобрать, что он вовсе не танкист, а обыкновенный сапожник и, что он просит его пощадить. «Нам безразлично, кто ты такой! Ты наш враг и пришел покорить Россию, чтобы поработить наш народ!» - услышал он в ответ и безнадежно опустил голову.
     Взяв пленного, мы повели его в расположение батареи. По пути он продолжал, заикаясь, что то невнятно говорить, из чего  мы поняли, что он хочет показать нам место, где прячется еще семеро немецких солдат. Мы решили пленить и их. Но нас остановило осознание того, что они, наверняка, вооружены и без боя, просто так, не сдадутся. «Нужно их обхитрить! Но как?» - сказал сержант Нургалиев. «Бери у танкиста его плащ и пилотку - сказал я -  одевай их поверх своего обмундирования, а я беру в руки немецкий автомат. Ты впереди, я за тобой». На том и порешили. Плененного немца отдали «на поруки» женщинам, а сами пошли на поиски остальных спрятавшихся немцев. Но, где же наш дед?! Он как в воду канул – исчез!
     Мы тихо и незаметно подкрались к притаившимся в ржаном поле немцам на расстояние, примерно, 10-12 метров. Нургалиев дурным голосом завопил свой «Хэндэ-Хох!» и мы сделали молниеносный бросок в сторону противника. Немцы от неожиданности вскочили, и подняли руки вверх. Увидев перед собой человека в форме немецкого танкиста и дуло родного автомата, направленного в их сторону, непрошенные гости пришли в замешательство и от удивления раскрыли рты. Вскоре, опомнившись, один из немцев - рыжий, волосатый верзила, заскулил: «Партизанен! Руссише партизанен!», и хотел, что-то предпринять против нас. Но увидев меня, стоящего левее Нургалиева, с автоматом, направленным в его сторону, сразу же смолк. Я вторично повторил команду «Хэндэ-Хох!». Теперь-то до них дошло, что это вовсе не партизаны, а солдаты регулярной армии. Их-то, солдат регулярной Советской Армии,  на окраине Минска они увидеть ни как не ожидали! Плененный противник, в количестве восьми человек, был разоружен и доставлен нами в расположение батареи. Вечером их отправили в штаб бригады.
     Тогда же, вечером, весь личный состав батареи провожал со всеми воинскими почестями в последний путь командира взвода управления, лейтенанта Годиенко. На его могиле был установлен деревянный памятник с пятиконечной звездой.
     Восьмого июля 1944 года мы, с группой солдат в составе шести человек, отправились прочесывать местность, на предмет обнаружения немцев, которые выходили из окружения на запад, стремясь соединиться со своими регулярными войсками. Немцы двигались в основном в ночное время, группами, и, даже, соединениями, а днем отсиживались в лесу, в ржаных полях и других скрытных местах, надеясь быть незамеченными нашими войсками.

Компромисс

      Однажды, шли мы по ржаному полю, прислушиваясь ко всякому звуку и разговору, который мог бы выдать, место расположения немцев. Как мы не старались соблюдать осторожность и маскировку, немцы нас обнаружили. Началась перестрелка, противник оказал ожесточенное сопротивление. Поскольку их было в несколько раз больше, чем нас, было решено прекратить перестрелку. В плен нами было захвачено лишь пятеро немцев, остальные, продолжая отстреливаться, разбежались и скрылись в своих укрытиях. Мы возвратились в расположение батареи. Лишь только один боец нашей группы получил легкое ранение в плечо. Бог миловал!
     В нашей батарее оказался солдат Хохлов, который немного понимал немецкий язык. Он то и стал внештатным переводчиком у капитана Тарасова. Капитан Тарасов разрешил пленным немцам привести себя в порядок и принять пищу, но с одним условием, что они должны будут пойти к своим, уговорить их сдаться в плен, и привести их в расположение батареи. «За это мы гарантируем всем сохранение жизни» - перевел Хохлов. Пожилой немец, немного подумав, и заговорил на ломаном русском: «Гут, мы пойдем, и будем агитировать сдаться в плен русским. Но нас за агитацию могут расстрелять наши же офицеры!». После минутной паузы он махнул рукой, и произнес по-русски поговорку: «Эх! Двум смертям не бывать, а одной не миновать!».
    После обеда, пожилого немца с двумя его товарищами отпустили на переговоры со своими, а двое раненых остались на батарее. Надвигались сумерки. Вдруг, стоящий у орудия часовой позвал меня и говорит: «Смотри, товарищ лейтенант! Какая-то колонна людей движется справа в направлении нашего орудия». Доложив об этом капитану,  мы оба начали наблюдать за этим шествием в бинокль, дабы определить, что за народ движется, и куда. Капитан приказал всему личному составу быть в боевой готовности. Черт их знает, кто они и что у них на уме? Возьмут, да и откроют огонь! К счастью, этого не произошло. Колонну возглавлял наш знакомый пожилой немец, с которым капитан Тарасов, давеча, вел переговоры об условиях  сдачи в плен. Подойдя к орудию, колонна остановилась, пожилой немец подошел к капитану и, опять-таки, на русском языке доложил, что привел в плен немецких солдат в количестве сорока человек с личным оружием. Среди пленных ни одного младшего командира, ни офицеров не оказалось. Их командиры их бросили, спасая собственные шкуры, в надежде на какое то новое чудо-оружие, обещанное Гитлером. Рядовому солдату война не нужна. Поэтому, они решили, лучше  сдаться в плен, чем умереть неизвестно за что!  Капитан разрешил им привести себя в порядок, принять пищу, оружие сдать старшине, после чего всех отправили на сборный пункт для военнопленных. За успешное проведение этой операции командир бригады полковник Кий всему нашему личному составу объявил благодарность.

Мои боевые трофеи

    Во второй половине дня 9 июля 1944 года наша батарея по тревоге была переброшена в район аэродрома, которому противник угрожал захватом. Окруженная группировка немцев стремилась  силами пехоты и танков овладеть аэродромом. Наша батарея заняла огневые позиции на танко-опасном направлении. Разгорелся ожесточенный бой с пехотой и танками противника, где и нам пришлось принять активное участие. Атака противника, с большими потерями для него, была отбита. Многие сдались в плен.
     С наступлением сумерек, батарея возвращалась на прежние позиции. Но прежде, чем их занять, капитан Тарасов приказал мне произвести разведку - нет ли там немцев? В разведку пошли двое. Шли по кювету, внимательно прислушиваясь, не демаскируют ли немцы, чем- либо себя? Мы их засекли! Они, как  раз, располагались по другую сторону дороги, но их количество установить было невозможно. Но, и они нас обнаружили! Завязалась перестрелка. Когда они оказались совсем близко, в ход пошли гранаты. В темное время суток о прицельном огне не могло быть и речи. Стрельба велась наугад в сторону криков каждого из противников. Нас хорошо укрывал глубокий кювет, поэтому с нашей стороны потерь не было. Бой был скоротечным. Наши боеприпасы уже были на исходе, и мы вскоре отошли в расположение батареи. По возвращении в расположение батареи, я доложил капитану Тарасову об обнаруженных немцах, с которыми пришлось вступить в перестрелку. Капитан решил – на ночью прежние опорные пункты не занимать, а переместить их в другое место  - ближе к дороге Гомель-Минск, орудия привести в боевое положение и выставить усиленную охрану.
     Утром, 10 июля 1944 года, когда стало светать, мы еще раз пошли на разведку, но немцев не обнаружили. В том месте, где ночью была перестрелка, мы обнаружили два трупа, один из которых принадлежал офицеру. В качестве боевого трофея, я позволил себе взять у него бинокль немецкой марки «Карл Цейсс» и наручные часы «Хелиос» швейцарской марки. Вот уже более 50 лет прошло с тех пор, а часы прекрасно идут и служат мне и поныне. В этот день мы узнали, что нашей бригаде за освобождение г. Орша присвоено наименование «Оршанской».

Латвия, г. Шяуляй

     12.07.1944 года, наша батарея в составе бригады перебрасывается на территорию Латвии, где шли кровопролитные бои, а временами противник переходил в контратаки. По прибытии в указанный район, из опроса местного населения мы узнали, что рано утром немцы бежали на запад. Нам было приказано занять огневые позиции на танко-опасном направлении. Машины и орудия поставили в укрытия и замаскировали их. Орудийные расчеты приступили к оборудованию опорных пунктов. Разведчикам было приказано обследовать близ лежащие населенные пункты с целью обнаружения противника. Была почти абсолютная тишина и ни какой угрозы текущая обстановка не предвещала. Только где-то в дали было слышно, что шел бой. Возвратились разведчики и доложили, что противник не обнаружен.

«Изменники» латыши

     Вскоре, кажущаяся тишина была нарушена - грянул выстрел зажигательным снарядом. В это время одна из наших  машин с пушкой выезжала из укрытия для занятия огневой позиции. Машина загорелась, сильно пострадал шофер. Следующие три заряда противник выпустил по ближайшему дому и сараям. Все моментально загорелось, образовалось огромное облако огня, грозившее поглотить остальные машины с пушками. Благодаря оперативности  водителей автомашин и личного состава расчетов, удалось подцепить пушки к машинам и прямо из под огня, быстро вывезти их в безопасное место.
     Стрельба прекратилась. Мы, предполагали, что огонь был открыт из кустов недалеко от деревни, где стоял зарытый в землю, тщательно замаскированный танк. Танк признаков жизни не подавал, но молчаливо следил за всеми нашими действиями. Командиру взвода управления, старшему лейтенанту Венедиктову и его разведчикам крепко досталось от командира батареи капитана Тарасова за недобросовестную разведку местности. Он вновь поставил перед ними задачу повторно произвести разведку местности. Группа разведчиков ушла.
     Из доклада разведчиков, которые побывали на том месте откуда велся огонь, выяснилось, что стреляли не из танка, а из 75 мм. пушки, стоявшей на скрытном опорном пункте в боевом положении. Из расчета пушки на месте ни кого не оказалось. Разведчики сняли с пушки клиновый затвор, прихватив с собой и  стерео-бинокль «панораму» в качестве вещественного доказательства. Капитан подумал и сказал, что из этой пушки, вероятно, стреляли изменники-латыши, которые служили в немецкой армии. Немцы бежали, а они остались вместе с пушкой, что бы  наносить урон нашим войскам. Обстреляв нас, дожидаясь такого же удобного случая. Хорошо, что из строя вывели только одну пушку, а могло быть и хуже. Этот случай еще раз доказал, что разведка глаза и уши командира. Халатное отношение к своим обязанностям приводит к потере личного состава и техники.

Бои за г. Волковышенск

     «Товарищ капитан, вас вызывает Первый!» - крикнул радист. Возвратясь от рации, капитан приказал приготовиться к маршу в район г. Волковышенск. Батарея прибыла в город тогда, когда части нашей бригады вели бои за город. В район Волковышенска двигалась пехота и танки, и другие части. В этом районе немецкие войска крупными силами контратаковали, с целью отбросить наши войска за реку Неман. Это было связано и с тем, что за Неманом была восточная Пруссия - логово зверя. Город несколько раз переходил из рук в руки.
     Батарея заняла опорный пункт на восточной окраине города, и вела огонь с закрытых позиций. Командир батареи, капитан Тарасов, находился в городе со штабом полка. К вечеру немцы обошли город и заняли его. В кольце оказалось много наших войск. К утру кольцо окружения было прорвано, и немцев отбросили от города.
     В районе Шауляя противник сосредоточил большие силы в танках и перешел в контрнаступление, потеснив наши части и захватив город. 43 истребительная батарея перебрасывалась под Шауляй для отражения танков. Бои шли не на жизнь, а на смерть. Заняв опорный пункт на танкоопасном направлении, мы вступили в сражение. В этом бою отличился взвод лейтенанта Обухова Н.П., который поджег несколько танков и был окружен немцами. Он организовал круговую оборону и отбивался от немцев до подхода подкрепления. За этот бой лейтенант Обухов был награжден орденом «Александра Невского». В этом бою бригада понесла большие потери как в личном составе, так и в технике. В следствие этого она была выведена на переформирование. Уцелевшие машины, пушки и личный состав были переданы в другую артиллерийскую часть… .

2. Немного о себе - кто я и откуда
               
Освоение Сибири

     C 1906 по 1917 годы в России проходила реформа крестьянского землевладения, получившая название по имени её инициатора П. А. Столыпина. Реформа крестьянского землевладения решала вопросы выхода из общины на хутора (указ от 9 ноября №1906), укрепления Крестьянского банка, принудительного землеустройство (законы от 14 июня №1910 и 29 мая №1911) и усиления переселенческой политики - перемещения сельского населения центральных районов России на постоянное жительство в малонаселенные окраинные местности Сибири, Дальнего Востока и Степного края как средство внутренней колонизации.
     Реформа крестьянского землевладения была направлена на ликвидацию крестьянского малоземелья, интенсификацию хозяйственной деятельности крестьянства на основе частной собственности на землю, увеличение товарности крестьянского хозяйства. Однако, еще до реформы, отставные младшие офицеры имели право на переселение в необжитые районы Сибири и Дальнего Востока. Одним из таких «счастливчиков» был Наум Леонтьевич, который по завершению службы в чине есаула, вместе с сослуживцами отправились осваивать свободные земли Сибири.

Переселение

     В 1904 году Наум Леонтьевич со своими сослуживцами произвели осмотр места будущего поселения, а в 1905 году начали переселение из Симбирской губернии (позже Ульяновской обл.) в  Омскую губернию (позже Кокчетавскую обл.), Щучинский р-н, где основали новое поселение, названное Ново-Медвежкой (позже переименованное в Ключи - Пашенка).
     Рубили избы, выкорчевывали лес для пашни, разводили скот, лошадей и овец. Вместе c Наумом Леонтьевичем на постоянное место жительство прибыли семьи Яблонских, Прохоренко, Зубовых, Черновых, Герасимовых, Матвиенко, Андрияновых, Малых, Мельник, Бараненко и др. Довольно быстро переселенцы освоились, нашли общий язык с местным населением, наладили с ними торговые отношения. Создали общину для решения наиболее значимых вопросов жизнедеятельности поселения, приобретения сельскохозяйственного инвентаря, строительство амбаров для хранения зерна в станице Щучинск.

На новом месте
 
     После революции, уклад жизни переселенцев ни в чем не изменился, за исключением мобилизации мужиков то в белую, то в Красную армию и конфискации продовольствия и лошадей для проходящих по данной территории армий.
     По завершении Гражданской войны, хозяйственная деятельность переселенцев восстановилась, стали обзаводиться лобогрейками, сенокосилками, комбайном для молотьбы, и, даже, планировали купить в складчину американский трактор «Фордзон».
     В Ново-Медвежке крестьяне жили зажиточно, имели большие запасы зерна, много скота. Бедных семей было всего пять. Некоторые еще не смогли по тем или иным объективным причинам обзавестись хозяйством, другие были обыкновенными «лодырями». Сеяли озимые и яровые. Как говорил мой отец Иван Наумович, -  «Имея свободную землю, не ленись - обрабатывай ее, разводи скот, трудись и можно жить безбедно».
     Земля переселения оказалась благодатной, высокоурожайной. Выращивали пшеницу, ячмень, просо, коноплю и  подсолнечник. Урожайность была такова, что голова всадника, проезжавшего по просяному полю была едва видна.
     В лесах водилось много дичи - волки, лисы, сурки, барсуки, олени, косули, тетерева и косачи, не говоря уже об водоплавающей птице. Сосны  по размерам были в два обхвата и более. В силки за раз попадало от 40 до 60 тетеревов. В лесах изобилие самых разнообразных грибов - белых, груздей, подберезовиков, подосиновиков, маслят, сыроежек – «хоть косой коси»; ягоды – клубника, земляника, костяника, вишня и др.

Мое детство

     Тяжелое и безрадостное было мое детство. Я родился 15 сентября 1918 года в  многодетной крестьянской семье, насчитывающей 12 душ детей, в маленькой сибирской деревушке Ново-Медвежка, Омской губернии (позже, с 1944 г. Кокчетавской области, Казахской ССР). Шла гражданская война, которая не прошла мимо Омской области и нашей семьи. Отец и двое моих старших братьев были призваны в Красную Армию для борьбы с адмиралом Колчаком. Мать Прасковья Георгиевна  осталась одна на хозяйстве с подростками и малышами, и самостоятельно вела небольшое крестьянское хозяйство.
Детская болезнь
     По рассказам матери, в детстве я сильно болел корью, которая дала осложнение на глаза. Я чудом выздоровел и сохранил в целости зрение. На теле и лице появилось множество гнойников, которые очень сильно чесались. Поэтому мать привязывала мои руки к чему-либо или связывала их, чтобы я не царапал ими лицо и глаза. Тем самым она спасла мое зрение, а на моем теле до сих пор остались следы этой страшной болезни.
     Лекарственных средств в то время не было, как не было в деревне и какой-либо медицинской помощи. Все население Ново-Медвежки лечилось самостоятельно - травами и настоями из них, а также другими снадобьями, рецепты которых передавались из поколения в поколение. Либо обращались за помощью к бабке–«знахарке».
      В деревне было много ребятишек разных возрастов. Одевались, как говорят, что бог послал. Вся наша одежда была домашнего производства, пошитая матерями и бабушками. Многие мои сверстники донашивали одежду разных размеров своих старших братьев, сестер и даже отцов. Самым старшим  из нас было по 10 лет. Родители нас не баловали и приучали к разным работам с самых ранних лет.

Ворона

     Мне и моему соседу Коле Тарасюк родители на все лето поручали, пасти и охранять маленьких гусят от хищных птиц. Особенно много хлопот нам доставалось от большой, черной, хитрой и умной вороны. Она незаметно прилетала к месту нашей  пастьбы и охраны гусят, садилась в укромном месте, что бы ее ни кто не видел, и наблюдала за нами и за гусятами. Если мы чуть отвлечемся за своими мальчишескими играми, борьбой или игрой в бабки. она тут же подлетит, схватит гусенка и улетит. Взрослые гуси поднимут шум-гам, однако уже поздно – гусенка нет. Вечером жди ремня от матери, или в выходной день не пустят гулять в ребятами.

Лето

     Воскресенье - законный выходной день для всех ребятишек. Мы собирались всей гурьбой и у нас начинались игры, а бывало и драки. Играли в традиционные деревенские игры – в лапту, чижик, бабки. В жаркие дни шли купаться на соленое озеро, расположенное в трех километрах от поселка. Берег был песчаный и  чистый. Это был прекрасный пляж, на котором мы после купания загорали и играли.  Наши родители на берегу озера расчистили родник, сделали сруб. Поэтому проблем с водой у нас не было. Вода в роднике была очень холодной и кристально чистой. В промежутках между купаниями ходили по березовому колку и собирали ягоды - клубнику, костянику, вишню, а также  разные съедобные грибы. Иногда, на берегу озера, разжигали костер, пекли в нем картофель, поджаривали мясо или грибы.

Зима

     Зимы в наших местах были морозные, снежные и вьюжные. Сугробы наметало высотой в два, и более метров – по самые крыши домов – видны были только дымящиеся печные трубы над бескрайней степной равниной. Бывало, выходить из дома приходилось через отверстие, проделанное в крыше сарая, а двери и окна затем откапывать лопатой. Улиц вообще не было видно.
     Ребятишки и зимой находили себе забавные игры, катались со снежных гор на скамейках, санках и ледяшках, или играли в прятки во дворе. По вечерам в избах зажигали керосиновые лампы. Взрослые занимались  работами по хозяйству. Женщины пряли нитки из шерсти или льна, вязали чулки и другую верхнюю одежду. Мужики чинили инвентарь к весенним полевым работам и ухаживали за скотом. А мы мальчишки длинными зимними вечерами играли в бабки или самодельные шашки. Других развлечений у нас не было. Изредка в деревню привозили немое кино. Радио в избах сельчан не было, редко кто из сельчан мог позволить себе выписывать газеты, а тем более, журналы. Большая часть населения деревни была безграмотная.

Школа-семилетка

     В 1929 году в деревне завершили строительство школы, рассчитанной на 4 класса. Все подростки девочки и мальчики пошли в первый класс. Мне тогда стукнуло 11 лет, поэтому  в 1-ом классе я был самым старшим. Открытие школы в Ново-Медвежке было событием огромной важности. Ребятне выдали буквари, тетради, карандаши и началось наше обучение. Родители детям пошили сумки и сандалии, а мне старший брат Иван изготовил из тоненьких досочек подобие современного «дипломата», которое оказалось лучшим в классе. Все одноклассники мне завидовали.

Наша учительница

 Уму-разуму нас учила Нина Ивановна. Этот человек остался у меня в памяти на всю жизнь. Нина Ивановна была  грамотной и культурной, внимательной и отзывчивой, справедливой и, вместе с тем, очень строгой натурой. К каждому из нас она могла найти индивидуальный подход, могла строго спросить и достойно похвалить. Многому доброму и полезному научила нас Нина Ивановна, поэтому она навечно осталась  в моей памяти. Однако, основное воспитание и трудолюбие нам привили наши родители и отчий дом. Из этого гнезда мы и вошли в повседневную жизнь со всеми ее радостями и горестями.

«Курица на четырех ногах»

     Однажды,  по прошествии около шести месяцев учебы, Нина Ивановна спросила мою соседку по парте Машу Столбову – «Скажи Машенька. Сколько у коровы ног?»  Маша ответила – «Две, а у курицы четыре». Своим ответом она рассмешила весь класс до слез. Возможно, она растерялась или еще, что-либо помешало ей сосредоточиться и ответить правильно. Нина Ивановна, проявив свою тактичность, поправила Машеньку – «Маша, вспомни, как выглядит курочка? Ведь, с четырьмя лапками ей неудобно будет бегать – она в них запутается и упадет. Ты когда-нибудь видела упавшую курочку? А корову, гуляющую по вашему двору на двух ногах, ты видела?». Успокоив класс, она объяснила, что такое может случиться с каждым, и никто от этого не застрахован. Однако, до тех пор, пока Машенька не закончила четырехлетку, за ней закрепилась кличка «Курица на четырех ногах». Я, как самый старший в классе, никогда не употреблял эту кличку и всячески старался оградить Машеньку от нападок одноклассников.

Николай – «Иван»

     На второй год обучения в школе, в наш класс прибыл новый ученик. И когда Нина Ивановна спросила его имя и фамилию, он ответил – «Дробот, Иван», а потом, немного подумав, поправился – «Нет, нет, не Иван, а Николай!». «Почему же ты сразу не назвал свое настоящее имя?».  Он ответил, что сильно волновался и поэтому перепутал свое имя с именем своего младшего брата, который тяжело заболел. Он брата очень любил, и в этот момент он думал о нем.  Нина Ивановна выразила Николаю свое сочувствие, успокоила новичка и класс. Она объяснила всем ученикам, что такое может случиться с каждым, особенно с теми, у кого есть  такие прекрасные человеческие чувства как сострадание и милосердие, так необходимые каждому настоящему человеку. С тех пор, мы в шутку,  стали называть Николая Иваном, вплоть до окончания обучения в Ново-Медвежской школе.

Волки 

     Семилетку я закончил в соседнем селе Дмитриевка, которая находилась в 10 километрах от Ново-Медвежки. Мы, с моим товарищем Николаем Тарасюком, жили у моей сестры - Прохоренко Евдокии. На выходной топали пешком10 километров домой в Ново-Медвежку,  а в понедельник, рано утром - обратно в школу. Однажды, рано утром, я шел со школы села Дмитриевка один. Дорога проходила вдоль леса по «косой дорожке», а в одном месте она пересекала лес. На этом участке я встретился с двумя матерыми волками, которые пересекали мне дорогу.  Метров 150, не доходя до них, я встал и они встали. По мне пробежала дрожь, я сильно перепугался. Что делать? В руках у меня ни чего нет. Волки повернулись в мою сторону и смотрят. Ну, думаю, сейчас набросятся на меня и разорвут. Я замер, стою не шевелясь, и молчу. Они, слышу, рычат. Бежать в лес и залезть на дерево?  Вряд ли успею, мелькнуло в голове. Решил, что будет, то и будет? Буду стоять. И они стоят и рычат. Через 2-3 минуты, смотрю, завиляли хвостами как собаки, а затем, вначале один, потом второй, удалились в глубь леса. Я, как остолбеневший, стоял еще минут 10-15 не шевелясь. Затем решил, что есть духу пробежать этот опасный участок леса. Пробежав его, я остановился. Посмотрел вокруг. Ни кого невидно? Дальше в деревню пошел ускоренным шагом. Видимо, волки были сыты, либо  тощий костлявый мальчишка не вызывал у них аппетита - одно из двух. Бог миловал!

 Коллективизация

     Мирную, безмятежную жизнь переселенцев нарушила политика Советского  государства на всеобщую принудительную, насильственную коллективизацию  крестьянских хозяйств. Тридцатые годы XX-го века вошли в историю как годы демографической катастрофы, сказались трагические последствия сверх-форсированной коллективизации, которые усугубились административным произволом. В эти годы Кокчетав стал отправным пунктом арестованных "врагов народа", которые прибывали из разных городов России. К примеру, в апреле 1932 года уже прибыло более 150 человек, и так каждый месяц. После так называемой "сортировки" эти люди отправлялись под конвоем неведомо куда.
     Тридцатые годы двадцатого столетия ознаменовались страшным голодом,  вызванным насильственной коллективизацией крестьян. Народ, в поисках лучшей доли, перемещался с одного края необъятной России на другой  как, по одиночке, так и целыми семьями. Железная дорога была настолько перегружена, что не успевала перевозить всех желающих, поэтому на вокзалах скапливалось большое количество разношерстого народу с малолетними детьми и разнообразным  скарбом. Вынужденные переселенцы в ожидании поезда и своей очереди для дальнейшего движения, проводили на вокзалах по нескольку недель. Многие из них  даже не знали куда ехать – лишь бы подальше от голода.

«Кулаки»

     Под раскулачивание попала и семья Наум Леонтьевича. Конфисковали все имущество, запасы зерна, скот и выселили всех в г. Верный (ныне Алма-Ата).  Как говорил Иван Наумович, «голытьба из лодырей и бездельников взяла в руки маузер, надела кожаные куртки и стала бегать по дворам и сдирать с баб последние юбки».  После раскулачивания моего отца Наума Леонтьевича, в этом круговороте оказались и мы. Существовать большой семье стало очень сложно и невыносимо трудно, так как нас комиссары оставили в «чем мать родила».  Прокормить такую ораву детей было еще сложнее. Питались съедобной травой, ягодами, грибами, собирали на полях колоски, которые затем  растирали меж ладошек и пекли, так называемый, «хлеб» вместе с мерзлой картошкой.

Малярия

     В Верном жил наш сват - отец Ульяны - жены моего старшего брата Федора,  который присоветовал переезжать к нему, где можно устроиться на работу в овощеводческом совхозе. Работа в овощеводческом совхозе позволит прокормить семью. Оказавшись с горем пополам в Верном, нас постигло очередная напасть мы все заболели очень страшной болезнью - малярией, которая измотала нас до изнеможения. По всей вероятности заболеванию способствовала смена сухого климата на влажный, и до предела ослабленный организм.
     Прожив в Верном шесть месяцев, мы похоронили моего брата Захара и мою мать Прасковью Григорьевну. Оставшись в живых мы продолжали работать в овощеводческом совхозе, собирали помидоры, лук, огурцы, а осенью арбузы и дыни для снабжения жителей города Алма-Аты. Однако болезнь нас не отпускала, мучила и выматывала в конец.
     Чтобы справиться с этой болезнью старший брат Федор, посоветовавшись с отцом, решил возвращаться в родное село Ново-Медвежка, взяв с собой и меня. Возвратившись в Ново-Медвежку, я продолжал воспитываться в их семье с единственной их дочерью Пашей.
     Оставшись один,  Наум Леонтьевич усердно трудился, полагая, что здравый разум возобладает и все вернется на «круги своя». Однако, ни чего подобного не произошло. Началась Великая Отечественная война. На ссыльных увеличили нагрузку - норму выработки, и, физически крепкий Наум Леонтьевич, не выдержав  заболел тифом. Местное начальство посчитало его непригодным для дальнейшей трудовой эксплуатации и безопасным для Советского общества  и в 1942 году освободило его от трудовой повинности. Вскоре он умер.

Техникум

     По окончании семилетки, я  поступил в Горно-металлургический техникум в городе Щучинске, Кокчетавской области. Техникум был организован  в 1935 году для подготовки специалистов в отрасли золотодобычи. По рассказам первых студентов, по инициативе комиссии и преподавателей из бывшей конюшни оборудовали общежитие, в котором жили студенты и сами преподаватели техникума. Силами студентов и преподавателей была благоустроена территория горно-металлургического техникума.
     Завезли каменный уголь для котельной, оборудовали электростанцию для освещения учебных помещений. В это время в городе не было электростанции. Все обитатели студенческого городка работали, учились и культурно отдыхали, участвуя в художественной самодеятельности и различных спортивных  общественных мероприятиях, проводившиеся под звуки духового оркестра. В техникуме работали различные кружки Осавиахим, Красный крест, сдача норм ГТО, проводились соревнования по волейболу, футболу между курсами, в которых активное участие принимали студенты и преподаватели.
     Студенты активно участвовали в политической жизни страны в агитации по выборам  в Советы и другие органы управления страной. По окончании трех курсов, нас послали на производственную практику в г. Пласт, Челябинской области. Работа по моей профессии мне нравилась, относились к нам хорошо. По тем временам нам выплачивали довольно-таки приличную заработную плату, на которую я впервые в своей жизни, купил на базаре костюм, а до этого ходил в брюках и потрепанной толстовке, которую подарил старший брат Иван.
     У нас в семье оказалось два Ивана согласно церковным святцам. В семье нас звали большой или старший Иван и маленький или младший Ванюша. Отработав  всего три месяца меня и моих однокурсников призвали в армию.

Послевоенная жизнь. Женитьба

      По окончании войны, в мае 1945 года, я был направлен для продолжения военной службы в одну из воинских частей Калининского округа близ  г. Вышний Волочек. Там я познакомился и сдружился с однополчанином, капитаном Венедиктовым  Тимофеем Леонтьевичем родом из Муромской области, г. Гусь - Хрустальный.  Однажды, он предложил мне в отпуск заехать по пути в г. Шатуру, где у него живет родная сестра, Евдокия Леонтьевна Шувалова с детьми – Антониной, Ларисой, Лидией и Анатолием, которых он, со времен начала войны, не видел. Я согласился, потому как мне было тоже по пути.
      Там - то и свела меня судьба с моей будущей супругой Антониной Васильевной, статной юной красавицей-медсестрой. Мы сразу же приглянулись друг-другу, и решили пожениться. Не откладывая в долгий ящик, мы расписались в ЗАГС;е, отпраздновали это событие в узком семейном кругу и к себе на Родину, в Казахстан, я ехал уже с моей законной женой. Было это в 1947 году.
     После короткого свадебного путешествия, я с женой возвратился в ту же воинскую часть в г. Вышний Волочек, Калининской области. Как жена офицера, Антонина Васильевна временно не работала и была домохозяйкой.

Приемный сын

     В 1952 году, при очередной побывке у себя на Родине в Казахстане, мы остановились у моего родного брата, тоже Ивана (нареченного так по святцам) Наумовича Шуркина. У него в то время было девять детей.  Один из младшеньких, Витя, был очень болен и мог со дня на день погибнуть, т.к. какой-либо медицинской помощи ждать было не откуда.
     К счастью, Антонина Васильевна была медсестрой, со специализацией по детству и имела красный диплом о медицинском образовании. Она сразу оказалась в теме – установила диагноз, назначила лечение. Взяв ситуацию под свой непосредственный контроль, она выходила ребенка. Витя очень привязался к своей спасительнице и не хотел ее отпускать.
      Тогда на расширенном семейном совете с участием самого старшего брата, Федора Наумовича, решили отдать Витю нам на воспитание, благо оформлять бумаг никаких не было необходимости, т.к. в свидетельстве о рождении отцом был мой абсолютный тезка! А там, поди, разберись, кто из них истинный отец. Надо было только держать язык за зубами. Так в нашей семье появился ребенок - мой родной племянник, который стал мне за родного сына.

г. Шатура

    В 1954 году для дальнейшего прохождения воинской службы я из Вышнего Волочка был направлен в г. Поронайск, Сахалинской обл., откуда в 1955 году и был демобилизован. Мы с женой решили обосноваться в подмосковном г. Шатуре, у тещи, Евдокии Леонтьевны на квартире, т.к. она была одна, и ей одной было тяжело – муж умер в 1953 году, а остальные дети разъехались по стране со своими семьями в поисках лучшей доли.
     Приехав на новое место жительства, на работу сразу устроиться не удалось. Но в скором времени меня, как фронтовика со средним техническим образованием, вызвали в райвоенкомат и предложили работу прораба в местном дорожно-строительном управлении ДСУ №1, где я и проработал вплоть до выхода на заслуженный отдых.
      Антонина Васильевна вплоть до выхода на пенсию в 1979 году, работала заведующей детскими яслями-садом №1 г. Шатуры. Умерла в марте 1986 г. в возрасте 62 лет после тяжелой скоротечной болезни. Похоронена на городском кладбище г. Шатуры, пос. «Винтерова дача». 
     Свободное время я посвящал воспитанию сына Виктора, внуков, вел патриотическую воспитательную работу среди учащихся школ города, состоял в обществе ветеранов ВОВ. Сын стал врачом-офтальмологом, канд. мед. наук, живет в г. Москве, имеет детей - Анастасию, Дарью, Евгения и Дмитрия – моих дорогих внучек и внуков.

ЭПИЛОГ

     На этом, как недопетая песня, обрывается наше повествование. Не успел за жизнью старый солдат! Нелепо оборвалась его жизнь. Перестало биться его сердце. Но, зато, жива его нетленная душа, оставившая неизгладимый след в наших сердцах, нашей памяти, и останется навсегда в памяти наших потомков. Сколько еще было не поведано нам о перепетиях войны! Но, что было – то было, и быльем поросло! А память о герое хранится в его былых делах и поступках.
    Возможно, у старого солдата были еще записи. Но они, к сожалению, не сохранились.
    Его боевой путь завершился в столице Австрии – Вене, где, пройдя дорогами войны через Чехословакию и Венгрию он и встретил долгожданную Победу. Он всегда верил – «Враг будет разбит! Победа будет за нами!». Так оно и случилось.
     Умер И.Н. Шуркин 08.09.1997 г на 79 году жизни от нелепой случайности, не дожив до своего 80-летнего юбилея всего неделю.  Похоронен на городском кладбище г. Шатуры, пос. «Винтерова дача», рядом с покойной супругой.