N

Молнии мелькали ослепительными снарядами небесных пельтастов над моей головой. Дождь ниспадал на землю стройными прозрачными шторами, а затем разбивался о твердую поверхность крыш и асфальта в городе N. Разбивался и разбивал, разделялся на тысячи, миллионы маленьких капель, вбивая в землю противную теплую городскую пыль. Безумный, как грайи, но абсолютно слепой, он рвал с деревьев зеленые мокрые листья, а с людей – одежду. Рваными, черными, острыми, как тысячи клинков, тучами заволокло бездонную синюю гладь неба. Гром сотрясал каждую частичку этого мира, вибрация блаженного и сакрально-безумного могущества раздавалась волнами в воздухе, даря аромат аниса и озона.

Это был, пожалуй, первый и единственный мой поступок, которым я вправе гордиться. Что бы кто ни говорил, понадобилась неведомая сила духа и воли, чтобы довести дело до конца, не сдаться и не отступить. Как это ни странно, но многие считают таких, как я, малодушными людьми, но они в корне ошибаются. Вряд ли у малодушного хватит сил совершить такое. Сокрушить самое свое естество, ту оболочку, за которую так трясутся в наш век материи и заботы о физической составляющей личности. Осмысленное завершение начатого не тобой, без твоего согласия и ведома – суть поступка, и решение, принятое мною, лишь мною и может быть осужденным.

На асфальте в городе N под звуки дождя и сверкание молний, под покровом рваных отвратительных туч, лежало мое разбитое тело. То самое, за что так трясутся нынешние диктаторы морали и общепринятых ценностей. Тело, которое не являлось прекрасным при жизни, не отличалось шармом и после смерти: пустые глаза извечного покоя рвали взглядом тучи, в которых нет-нет, да проскочит стремительная, как смерть, молния; Лицо было бледным, его облизывали лишь капли дождя, да частый отблеск разрядов, руки были подвернуты под себя, а ноги застыли в положении бегущего от жизни человека.
Дождь уже унес с собой то небольшое количество крови, что я потерял, когда ударился о землю, и теперь казалось, что я просто прилег отдохнуть. Вряд ли тело найдут пока не кончится этот дождь. Сделать шаг с крыши дома было не страшно, но тяжело. Держала надежда. Надежда всегда мешает, туманит взгляд на истинную суть вещей. Если каждый осознает, что он один, кто бы не окружал его в данный момент и насколько близким бы этот кто-то ни казался, если каждый примет и усвоит мысль о том, что ценности, греющие душу мимолетны и закончатся так же мгновенно, как и появились, то, поверьте, самоубийц стало бы гораздо больше. К чему тратить свое время и нервы, если все равно исход один? Да просто есть надежда, что все будет Иначе. Мы пишем свои судьбы на берегу во время отлива, надеясь на то, что прилива не будет. Мы строим свои дома на зыбучих песках, в надежде на то, что строение будет стоять если не вечно, то уж точно очень долго. Мы слишком много надеемся. Почему ушел я? Да просто мне пора. Кстати, за мной пришли, прощайте.

Я ухожу, а тело так и останется лежать под потоками вечного дождя, в блеске нескончаемых молний, под похоронные литавры грома и слепую ярость ветра.

На асфальте.

В тысячах городов под названием N.