Ниир Ашми

«Здравствуй, незнакомец, который сумел добраться до этого послания. До того, как ты приступишь к прочтению, постарайся понять: я не сумасшедший. Ну, не настолько, чтобы ты не отнесся к написанному ниже всерьез. То, о чем я собираюсь рассказать, может… нет, наверняка покажется тебе невероятным, выходящим за все рамки возможного, но ты должен прочитать это очень внимательно, после чего донести о данном сообщении государственным органам. Если они у вас есть, конечно же. Если нет, то просто оповести о нем как можно больше людей. Кстати, меня зовут Чаан’Крин».

Третий день путешествия близился к полудню. Оранжевый шарик Солнца, не зная стыда и милосердия, бессовестно жег бесчисленные барханы Великой Пустыни, нагревая каждую песчинку до, казалось, немыслимых температур. Широкое каменное колесо маас’мука поднимало в воздух высокие клубы песка и, по обыкновению, оставляло после себя ни с чем не сравнимый след на бесконечно длинном песчаном ковре. Небо было чистейшим, как и многие десятки лет до этого: никому ни разу не удавалось видеть облака над Великой Пустыней. Подумать только, ни одного облачка, даже самого маленького. Словно вся испарившаяся влага просто исчезает, игнорируя круговорот воды в природе. О, Великая Пустыня получила свое название не случайно: она занимает самую крупную площадь абсолютной пустоты. Сотни, если не тысячи миль – и ничего, кроме песка и вездесущих людей. Что только не говорят об этом месте: кто рассказывает о несметных богатствах, спрятанный в самом центе Пустыни, а кто с ужасом рассказывает о стадах ужасных людоедов, забирающих к себе в холодные пещеры и пожирающих каждого забредшего в их таинственные и жуткие угодья. Не все эти слухи – ложь, но и далеко не все – правда.

На поверхности Великой Пустыни живет народ. Люди. Много людей, они никогда не умели жить друг с другом в мире, а потому расползались по разным клочкам Ниир’Рахш, где жили в своих жалких поселеньицах. Эти люди коварно воровали воду, камень и древесину из затаенных под песком храмов Ниир’Рахш, охотились на пустынных сусликов и лис и воевали, постоянно воевали между собой. За всю свою жизнь они не видели ничего, кроме Великой Пустыни и войн, а потому не могли даже мечтать о другой жизни. Не могли даже представить, что жизнь может быть другой.

Но вернемся к широкому каменному колесу маас’мука, одиноко бороздившего Пустыню. Оно жадно вгрызалось в священную толщу песка и изменяло идеальный узор барханов, через которые ему приходилось проезжать. Сидевший на изгибе деревянного корпуса направляемого им маас’мука человек зажимал ладонью свободной руки рану: сквозь уже покрасневшую льняную повязку едва пробивалась кровь. От песка тело человека защищал тонкий бурый плащ, а на лице была тканевая повязка и круглые стеклянные очки. О деревянный корпус маас’мука периодически несильно бились три глиняных горшка, ручки которых были привязаны к нему. Человек тяжело дышал. Он щурился в попытках разглядеть пейзаж перед ним, но солнечные лучи навязчиво лезли ему в глаза.

Вскоре перед человеком показалась верхушка высокой обзорной вышки. Маас’мук с трудом забрался на верх бархана, и взору предстало все остальное. Это было небольшое поселение с парой дюжин жавшихся друг к другу жилых хибарок, палаткой торговца, а также двухэтажным выложенным из камня зданием, которое было принято с гордостью называть ратушей. Где-то на краю поселения стоял чахлый храм Ниир’Ашми.

С трудом опустив рычаг, человек остановил свой маас’мук, отвязал от него глиняные горшки и, перекинув их через правое плечо, направился в сторону ратуши. Немногие люди, что проходили мимо него, украдкой оглядывались, стараясь не встречаться взглядом с незнакомцем. Стиснув зубы, человек старался не выказывать своей боли и не привлекать внимание людей. Державшая рану ладонь правой руки уже полностью покрылась слоем липкой запекшейся крови, левая же рука держала веревку с волочившимися по земле кувшинами.

Ввалившийся в здание ратуши человек, открывший здоровым плечом тяжелую деревянную парадную дверь, незамедлительно привлек внимание сидевшего за стойкой юноши. Спустя две минуты и тройку сгоряча отпущенных нецензурных слов мужчина сидел на полу парадной, прислонившись к стене, а его плечо перебинтовывал доктор – молодая девушка в светло-сером халате. Спустя еще мгновение в комнату вальяжно ввалился пожилой мужчина. Голова его была совершенно лысая, нельзя даже утверждать наверняка, что в его носу был хоть один волосок. Первое, чем он, должно быть, сразу же выделялся из любой толпы – это блестящие на свету черные туфли из кожи степного волка. О, тяжело же было достать такие!
– Ну что, снова ты? - мужчина лениво посмотрел на человека с забинтованным плечом. – А я ведь как знал, что ты вернешься! Ну вот не мог ты действительно исчезнуть, не мог!

Мужчина перевел взгляд на лежавшие на полу горшки, веревку, тянувшуюся от которых, все еще сжимал человек.

– Это то, что я думаю? Кстати, мы так и не решили вопрос с платой за лечение.

– Я думаю, мы прекрасно друг друга поняли, – проговорил человек хриплым голосом.

– О, а ведь верно! – мужчина указал пальцем на горшки, стоявший за стойкой юноша подошел к ним, отвязал один, взял его и вернулся на свое место.

– Я рад, что ты вернулся! Удачного времяпрепровождения, Крин, – мужчина усмехнулся и вернулся в свой кабинет.

Лежавший на полу Чаан’Крин проводил его отнюдь не дружелюбным взглядом. Того человека звали Чаан'Кхаш. Он был управляющим этого захолустья, расположенного, должно быть, на краю самой Великой Пустыни.

Выйдя из ратуши, Крин отправился к обширной палатке торговца, имущество которого было запечатано в тяжелые деревянные ящики, большая часть которых была накрыта широким куском толстой синеватой ткани. Владелец же лавки, торговец лет шестидесяти, худой и поседевший, сидел на маленьком ящичке, уткнувшись в какую-то потрепанную книжку. Крин, опустив вежливость, обратился к нему:

– Воду покупаешь? – указал на кувшины, что держал в руках.

– А, что? Воду? – старик с недоумением взглянул на него. В силу возраста реакция оставляла желать лучшего.

– Два кувшина, – спокойно ответил Крин.

– Но воду нам обычно привозит караван Чаан’Нука. Ты от него? Откуда у тебя столько воды? – старик с недоверием взглянул сначала на лицо незнакомца, большая часть которого была закрыта, а потом на кувшины, в которых однозначно что-то плескалось.

Торговцы всегда недоверчиво относились к незнакомым продавцам воды, особенно если те переносили ее в толстых глиняных кувшинах, сквозь которые не проходит солнечный свет. Один кувшин считался самостоятельной единицей измерения, а потому, чтобы получать куда большие деньги за меньший объем воды, некоторые мелкие аферисты использовали сосуды специфического содержания. Например, с утяжеленным или более высоким дном. Рассказывали даже о людях, которые смешивали воду со своей слюной и даже незначительным количеством песка. Такое редко заканчивалось успешно. Стоит ли говорить о том, что умирали подобные хитрецы привязанными к столбам, изнывающими от жары и вынужденными пить свой собственный пот, который им подносили на ржавых блюдцах. Проблема Крина была в том, что один из кувшинов был на треть наполнен разного размера камнями. Взвешивая в руках имевшиеся у него сосуды, он не мог определить, какой именно: они оба были примерно одного веса.

– Дай мне попробовать своей воды. Я должен оценить ее качество.

Крин начал неуверенно поднимать один из сосудов и, когда он убедился, что в том точно ничего нет, с уверенностью протянул его старику. Тот подумал, перевел взгляд с кувшина на взволнованного мужчину и, хитро прищурив глаза, сказал:

– Знаю я вас, проходимцы и жулики! Давай сюда другой!

В этот момент сердце в груди Крина сжалось. Напряженный и неспособный мыслить объективно, он был уверен в трудности своего положения, однако спустя мгновение старый торговец уже держал у себя в руках тяжелый глиняный кувшин. Он налил оттуда воды в маленькое прозрачное блюдце, которое то крутил в руках, то выставлял на Солнце, то пробовал его содержимое, довольно ухмыляясь после каждого глотка. И, только молодому Чаан'Крину пришло в голову, что буря прошла мимо, старик начал изучать сам кувшин. Когда он взял его в руки, то первым делом заглянул внутрь. Потом взял средней длины тонкую ветку с несколькими вырубленными делениями, предназначенную, видимо, для измерения глубины. Брал кувшин и тряс его у уха, пытаясь уловить звук биения о стенки сосуда потусторонних объектов. После всех этих манипуляций он отложил кувшин и попросил другой. Проделав с ним те же действия, обреченно посмотрел на наблюдавшего за всем этим мужчину, готового в тот момент, кажется, броситься ему в колени и начать слезно молить о пощаде.

– Ну и столько ты хочешь за них?

Отходя от палатки торговца и пересчитывая свежезаработанную прибыль, Чаан’Крин начал вспоминать, что спасло его неостроумную аферу от краха. Отразившиеся в памяти за последние несколько часов образы приобретали более четкие очертания и начали складываться в общую картину. Проанализировав случившееся, Крин понял, почему ему так крупно повезло. «Но это же так очевидно!» – пронеслось в его голове.

Дело в том, что, во-первых, внешне все три горшка выглядели одинаково, то есть, на первый взгляд выделить отличия между ними не представлялось возможным. И сам Крин не был в состоянии сделать это, а уж тем более со своим подбитым плечом. Во-вторых, когда он вваливался в ратушу, никого, само собой, не заботило то, как звучат горшки. Куда больше интересовал человек, способный окрасить в красный пол и пару близлежащих стен благодаря своей кровоточащей ране. Третье, и главное, заключается в том, что выбиравший и отвязывавший горшок юноша, то ли по неопытности, то ли от взволнованности и страха, никак не проверял ни форму и состояние, ни содержимое сосуда. Бедняжка просто отвязал кувшин, предназначенный для обмана недальновидных торговцев. Ох, и досталось же ему, наверное! В итоге, как говорилось в одной притче Ниир’Ашми, разбойникам достался только шмат отравленного мяса.

Чаан’Крин прекрасно понимал, что его еще не окрепший после ранения организм не выдержит очередной затяжной трип по Ниир’Рахш, а потому решил переночевать в выкупленной на ночь комнатушке одного из тех немногочисленных жилых домишек. Помещение, что, наверное, и очевидно, не представляло из себя великих хором самого Ашми, но было наделено всеми так необходимыми в тот момент Крину удобствами. Точнее, удобством. В самом темном углу вяло обставленной комнаты виднелась широкая подстилка из лисьих шкур, засаленная и, мягко говоря, неприятно пахнувшая, но все же такая теплая и мягкая. Оставив свою кожаную сумку с вещами на крепком деревянном столе, измотанный путник без боя сдался великому Ниир’Кхан, повелителю снов.

Шум. Навязчивый, стучащий и брюзжащий, штопором вгрызался в кору головного мозга и громким эхом проносившийся сквозь каждую извилину, каждый нерв и капилляр, сплетавшиеся в единый организм спавшего… нет, уже не спавшего Чаан’Крина. Такой шум не могли создавать ночные москиты, даже если их было бы достаточно для мгновенного полного обезвоживания человеческого тела. «Тогда кто же это был?» – вполне справедливый вопрос, охвативший разбуженного приключенца в тот момент, когда он приближался к крохотному оконцу, являвшемуся единственным источником света во всей комнате. Увиденное заставило его сначала недоуменно протереть глаза, потом влепить себе добротную пощечину в сиюминутной мечте о том, что он продолжал спать. На улице, составляя неровную толпу и, размахивая кто кривыми вилами, кто жировыми факелами, стояли люди. Сложно было определить на первых взгляд, сколько их было. Масса тел, движущаяся, переваливающаяся с ноги на ногу, шипящая и скворчащая, словно жерло вулкана, напоминала широкого, растекающегося по песку, монстра. Чудовище, пропитанное бессмысленной и беспощадной ненавистью ко всему сущему. По самым неоптимистичным прогнозам Крина, тварь сожрала человек этак сорок, и сейчас все те несчастные стояли напротив дома, где он так мирно спал. Нет, наивность его души, конечно, могла предположить, что этим милым людям нужен кто-то другой, живущий в совсем другом доме, но их взгляды, направленные прямиком на тот самый дом и, казалось, смотревшие прямо на Крина, не оставляли места столь беззаботным теориям.

Было очевидно, что эту огромную человекоподобную тварь не пристало обделять вниманием, а потому, неслабо перед этим испугавшись, путник, которого так удачно застали врасплох. Он огляделся: в комнате не было альтернативных выходов, а пробраться незамеченным, пройдя через единственную дверь, не представлялось возможным. Отсиживаться внутри тоже было не лучшей идеей, так как толпа наверняка стала бы выжидать. Они и сейчас, казалось, рвались с цепи, желая уже ворваться к Крину и наказать его за какие-то неизвестные проступки... «Точно!» – подумал он. «Что я мог сделать всем этим людям? Наверняка они просто ошиблись, я смогу без проблем с ними договориться!» Ни для кого не секрет, что даже знаменитого в узких кругах афериста и сорвиголову в критических ситуациях охватывают приступы слабоумия.

Накрыв себя тонким черным плащом, закрывавшим тело и лицо, и накинув на плечо свою сумку, Чаан'Крин, приоткрыв дверь, высунул голову на улицу. Он попытался что-то сказать, но толпа заглушила его своими яростными криками. Тогда Крин попытался прокрасться, слившись с ночным пейзажем, но многочисленные факелы, как оказалось, отлично освещали его: толпа побежала, перегородив ему вожделенный путь к отступлению и начала медленно сокращать расстояние с причиной своей ночной ярости. Поняв, что медлить нельзя, ставший жертвой странник резко развернулся, побежав в обратном направлении в попытке завернуть за дом. Он понял, что его план уладить все миром с треском провалился и надеялся скрыться от людей в узеньких промежутках, что оставляют при строительстве между жилыми домами. Крин бежал, петляя в этом крошечном лабиринте, пытаясь окончательно запутать следующую за ним тварь, явно жаждущую его крови. Вскоре шум толпы начал становиться громче, и, бросая свет на каменные стены, засверкали факелы. Как оказалось, на этот раз коллективный разум оказался умнее, и людям пришло в голову искать, разделившись на группы. Впереди показался сначала один человек, потом двое, трое... Друг за другом, они выходили, теснясь в узеньких коридорах. Крин тенью метнулся в обратном направлении и укрылся за углом. Он не был уверен, заметили ли его. Начал медленно двигаться, вжавшись с стену и надеясь на то, что его не услышат.

Завернув за очередной угол этого, казалось, бесконечного хитросплетения крошечных коридоров, загнанный, словно степной волк, путник наткнулся на ряд идущих вперед людей. Видимо, это была другая группа. Теперь не оставалось надежды уйти незамеченным. Отбежал назад. Понял, что все это время за ним неустанно следовала и первая группа. Теперь обе части снова слились в единую, ужасающую тварь, напоминавшую теперь огромную змею, шипящую, воющую и вытягивающую вперед свой длинный пламенный язык. В груди Крина, казалось бы, несколько часов назад считавшего себя бесстрашным повелителем своей судьбы, все сжалось в один давящий тугой комок. Больше всего пугало то, что толпа была близко, ближе, чем когда-либо. Очередная попытка сбежать казалась довольно тщетной затеей. Беглец понимал, что, если когда и надо вступать в переговоры, то именно сейчас. Обернувшись к разъяренным людям, он начал говорить, не переставая медленным шагом отступать от них, но любые вырывающиеся из его уст слова заглушались сильнейшим гулом. Топот ног, скрежет металла, шипение огня, шум толпы – все сливалось в ужаснейшую какофонию, вставить свое слово в которую значило лишь стать ее частью.

Крин отступал от сближающихся людей. Он не мог оторвать от них взгляд. Казалось, что, если он отвернется, гигантская тварь, Гидра о сорока головах, схватит его и тотчас же сожрет, растащив на сотни мелких ошметков. Шаг, еще один. Спиной Крин почувствовал прикосновение чего-то прохладного и крепкого. Это тупик. Загнанный волк упирался в стену огораживавшую его от, казалось, малейшего шанса на спасение. Толпа приближалась. В тот миг она напоминала крупную банду мифических людоедов, чьи омерзительные морды расплывались в неописуемом экстазе, а наполненные слюной рты искривлялись в злой ухмылке. Никто не видел этих тварей, но тогда казалось, что они выглядят именно так.

Раздался шум, похожий одновременно на взрыв и дребезг. Люди тотчас замолчали и начали расступаться. Когда ряд стоявших в первом ряду нехотя разомкнулся, Чаан'Крин узрел спровоцировавшего резкий звук человека. Сквозь толпу чинно проходил, спокойно улыбаясь и опираясь на трость человек, чью тучную фигуру сложно было спутать. Никаких сомнений, это был Чаан'Кхаш. Выйдя вперед толпы, он с довольным видом бросил на прижимавшегося к стене взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

– Вот мы и встретились, Чаан'Крин, знаменитый вор, жулик, охотник за головами и расхититель святынь. Человек, от которого отрекся даже всепрощающий Ниир'Ашми, – толпа заревела. Несомненно, она получала удовольствие от происходящего. – Теперь, наконец-то, мы узнали о твоих ужасных грехах, и тебе не уйти от нашей справедливой длани. Да пребудет правосудие, во славу Ниир'Ашми! – градус напряжения среди людей неумолимо нарастал, и Крин понимал, что шансы на выживание еще не покинули его.

– Есть ли, что сказать тебе, о, жалкий богохульник, пред своей заслуженной казнью?

Крин медлил, обдумывая, что могло бы переломить на его сторону такой мощный, но в то же время тупой источник силы, как разъяренный народ. Опьяненный властью над готовыми рвать и метать по его указанию людьми, Чаан'Кхаш был уверен, что победа над столь сильным соперником достанется ему чересчур просто. Готовый спустить с цепи жаждущую крови Гидру, он уже начал возносить указующий перст и выпустить желающую творить то, что они называют правосудием, толпу. Прервал его начавший неожиданно говорить Чаан'Крин.

– Неужели я настолько опустился, что меня готов осуждать даже такой убогий диктатор своего крошечного москитного улья, – поначалу голос его дрожал, но потом Крин стал возвращать присущую ему уверенность, привлекая внимание тупо пялившихся на него людей, – способный творить лишь хаос и разруху, провоцирующий только ярость и ненависть, не способный отличить благодеяние от богохульства. – по толпе пошла волна неуверенных перешептываний.

– Да как ты смеешь, бесстыдный клоп? Ты – лишь уродливое бельмо на глазу Ниир’Рахш! Ты что, настолько низок, что не в состоянии даже с честью принять собственную смерть? – Чаан'Кхаш был разгневан настолько, что изо рта его слюны вылетало больше, чем самих слов. Все-таки, несмотря на хитрость и в каком-то роде красноречие, вывести его из себя не представлялось тяжелой задачей.

– О, такие как ты всегда отличались умением кидаться броскими словами, но есть ли в этом смысл сейчас? – Крин перевел взгляд на толпу, внимательно и непонимающе следившую за ним. – Известно ли вам, о, народ, считающий меня последним вором и разбойником, хоть что-нибудь об истинных подвигах столь вами обожаемого Чаан’Кхаша? – не без радости был брошен взгляд на все больше и больше искажающееся от гнева лицо разодетого старика с тростью. – Да, он обвиняет меня в расхищении святынь, но, уж поверьте, я точно не стал бы заимствовать оттуда что-либо без веских на то причин. Однако замечен я там был людьми с немалых размеров бурдюками, наполненными водой. Надо ли объяснять, на кого работали эти люди? – этими словами Крин, довольно ухмыляясь, пустил вторую волну встревоженных перешептываний.

– Прекращай свои жалкие потуги, никчемный жулик, тебе все равно не поверит ни один из этих честных людей, – Чаан’Кхаш понимал, что он начал сдавать позиции, но он не бросал попыток исправить это.

– Не перебивай! – Крин кинул на него недовольный взгляд, как смотрят на провинившихся или сказавших «плохое слово» детей. – Ты говоришь, что я убийца, но приходила ли тебе в голову хоть когда-нибудь мысль о том, что убивал я лишь неугодных Ниир’Ашми людей? А что насчет тебя? Когда я был в этом поселении в последний раз, тут проживало около двухсот человек, среди которых было примерно восемьдесят здоровых мужчин. Теперь предо мною стоят люди, в неровной толпе которых виднеются и женщины, и даже подростки! То есть, сейчас тут проживает около тридцати мужчин. Не мог бы ты рассказать, куда исчезли остальные? На какую войну ты их отправил? Какие идеалы защищали эти мужи, и за каких богов сражались? Скажи же, о, честолюбивый крыс, сколько людей погибло во имя тебя, и сколько смертей можно было бы избежать, не будь ты столь алчным и эгоистичным созданием!

– Не говори о том, о чем не можешь знать наверняка! Эти люди погибли, защищая всех нас!

– Ой, да кого ты пытаешься обмануть? Я видел все своими глазами, люди, вооруженные люди, выезжали отсюда десятками, и никто из них не вернулся! Были ли бы вы все сейчас живы, если те люди действительно отправлялись на вашу защиту? Чаан'Кхаш, а теперь ответь мне на один простой вопрос, справедливы ли твои обвинения в мой адрес, если исходят они от человека, являющегося куда хуже меня?

После этих слов озадаченность толпы достигла своего пика. Растерянные люди не понимали, кого им теперь слушать и на чьей стороне быть. Крин неуверенными шагами направился вперед, прямо в их сторону. Подойдя к первым людям, он понял, что надежды его оправдались: ни один человек даже пальцем не тронул этого странного, казавшегося им удивительным теперь проходимца. Все лишь смотрели на него многозначительным взглядом. Чаан'Кхаш исчез, растворившись в толпе. Людская ярость по отношению к Крину была временно усмирена, но он понимал, что это может продолжаться не так долго, как хотелось бы. Здесь нельзя было оставаться, надо было уходить.

«Для начала, я думаю, стоит немного рассказать об этом мире. Точнее, о том, чем он стал, если когда-то все было иначе. Вся, или большая ее часть, поверхность представляет собой пустошь с толстым слоем песка, под которым располагается слой почвы. Редко встречаются малые по площади скалистые поверхности, в которых с небольшой вероятностью могут образоваться ведущие под землю поверхности. В них велик шанс встретить неизвестным образом выращенные породы подземных деревьев и грибов. Часто они находятся рядом с источниками чистой, пригодной для питья, воды. Также возможно обнаружение рудных пород.

Пустынная поверхность является вполне пригодной для жизни. На ней ютятся малые скопления млекопитающих, в том числе и людей. Человечество проживает в маленьких поселениях, паразитируя на подземных ресурсах и охотясь на животных. Поселения находятся в непрерывном состоянии войны друг с другом. Они не приемлют союзов и перемирий. Человек современный крайне туп, жесток и религиозен. Общество в нынешнем своем состоянии не допускает генерирования благ, но выбирает конфликтный путь их добычи. В результате: постоянное противостояние с целью получения необходимых для жизни ресурсов.

Как и было сказано ранее, современное, если можно так выразиться, общество склонно к религиозности. Вряд ли вы, будучи почти наверняка куда более цивилизованными и развитыми, понимаете, о чем речь, а потому постараюсь объяснить: в Ниир’Рахш, а именно так принято называть землю, на которой мы существуем, широко развита вера в некую высшую силу, творца-создателя. Они называют его Ниир’Ашми. Согласно их вере, Ашми создал то, что мы видим вокруг себя, из собственной плоти, а людей вырастил из песка и крови. Если перевести на ваш язык, то “Ниир’Ашми” значит “Человек Песка”. Для поддержания жизни на Ниир'Рахш и прославления Ашми, как считают люди, необходимо проводить обряд Ниир'Чарк, “Насыщение Песка”. Это значит, что земле надо жертвовать часть человеческой крови, что вложил когда-то в каждого из нас Ашми. Этим и принято оправдывать все те зверства, что здесь происходят. Ведь куда проще сказать, что поступок был совершен “во славу Ниир'Ашми”, чем взять полную за него ответственность. Вам, наверное, безгранично сложно понять этих дикарей. Как же я хотел бы родиться среди вас, настоящих повелителей своей жизни, и не видеть этих уже давно принятых за норму ужасных вещей».

В тот день в Ниир’Рахш была на удивление темная и холодная ночь. Прохладный ветерок обдувал окаменевшую от частых песчаных бурь кожу, а глаза щурились в попытке разглядеть опознавательные знаки среди одинаковых, на первый взгляд, барханов. Все начинающие путешественники считают пустыню бесконечно однотипной, по их мнению, невозможно научиться ориентироваться в этом монотонном наборе из одинаковых куч песка. Но, чем больше они начинали погружаться с головой в это дело, в исследование Ниир’Рахш, они начинали придавать значение мелочам. Люди запоминали целые маршруты по форме и размеру барханов, их положению друг напротив друга и относительно Солнца, как и массе других, куда менее приметных вещей.

Широкое, каменное колесо маас’мука лениво катилось по огромной, просто бессмысленно большой пустыне. Машине из дерева и камня приходилось двигаться против ветра, а потому она была крайне медлительна и неповоротлива. Убирая в сумку опустошенную до половины кожаную фляжку с водой и глядя вдаль, пытаясь совладать с непослушной машиной, Чаан’Крин думал. Он вспоминал человека, которого знал с самого детства, древнего старика. Его звали Чаан’Мукр. Старик был крайне незаурядной личностью, он, что необычно для людей его возраста, полностью отрицал веру в Ниир’Ашми. У него была своя теория, которая заключалась в том, что “поколение Ашми” не является первым среди людей. Иными словами, по его мнению, человечество существовало и до образования Ниир’Рахш. Конечно же, он не видел живших тогда людей. По словам старика, они являлись к нему в многочисленных видениях, где призывали его к началу посвящения общества в мировоззрение, на которое они “открыли ему глаза, сделав единственным во всей Ниир’Рахш, знающим истину пророком”. В детстве Крин любил разговаривать с этим странным человеком, часами слушать его рассказы о совершенно другом, существовавшем в прошлом, мире. Мире, в котором не было ни разрухи, ни войн, а все люди жили в понимании и уважении. Маленькому ребенку все эти россказни казались вполне убедительными, а потому он охотно в них верил. Старик хвастался даже тем, что люди прошлого с горем пополам обучили его своему языку, в общих чертах. Он объяснял Крину, а тот схватывал все налету. Он и сейчас помнит большую часть того, чему его тогда научили. А потом Чаан'Мукр умер. Был убит людьми в бежевых балахонах, приспешниками церкви Ниир'Ашми. Эти узколобые создания не переносят ничего нового и противоречащего их узкому кругозору. Все еще неизвестно, кто мог рассказать им про этого чудаковатого деда: хоть его и принимали за сумасшедшего, но никто, казалось, не желал ему зла.

Чаан'Крин двигался на северо-восток. Он понимал, что за ним следуют. Чувствовал это каждым волоском на теле. Откладывать было нельзя, а потому грузное колесо маас'мука держало курс на северную часть пустыни.

Наступал день, ветер совсем стих, Солнце уже взошедшее на свою привычную позицию, пекло со своей нормальной силой. Закрывая от Солнца глаза ладонью, Крин смотрел на прославляемую сотнями фанатиков Великую Пустыню, Ниир'Рахш, и периодически сверяясь с рисованной картой, начерченной куском древесного угля на выделанной коже степного песца. Тело изнывало от пота, а все в глазах размывалось, мутнело. Казалось, путника стали одолевать галлюцинации: не раз ему виделись фигуры в багровых накидках, скрывающиеся от него в песке. Когда он подъехал еще ближе к тому месту, где видел их, то увидел растянутую грязновато-белую сеть, идеально сливавшуюся до этого с пустыней. Она выглядела настолько реалистичной, что Крин чуть было не попытался уклониться от нее, но она оказалась слишком близко. Секунда – и сброшенный с маас'мука Крин лежит на песке, не в силах пошевелиться. Еще секунда – и он совсем немного, всего мгновение ощущает удар чего-то тяжелого по голове.

Старик, Чаан'Мукр, рассказывал о том, что не все было уничтожено и забыто. Помимо языка ему были переданы некоторые сложнейшие технологии, которые он унес с собой в могилу. Но перед смертью он признался, что старику удалось собрать кое-что из подручных материалов. Он нарисовал карту и передал ее Крину, как самое ценное, что у него есть.

Тупая боль, заглушающая все чувства. Размытые силуэты людей и шум, замещающий членораздельную речь. Крин понимал наверняка, что он находится не на поверхности. В помещении или пещере, с каменными стенами и полом. Недалеко от приходившего в сознание стояло три человека, на каждом из которых была багровая накидка. Они были повернуты к нему спиной и рассматривали что-то, периодически обмениваясь короткими и невнятными фразами. Осмотревшись, Крин понял, что сумка его была распотрошена, а изучали люди, вероятно, украденную прямо из рук законного владельца карту, указывающую на местоположение неизвестного памятника древности, изготовленного ныне покойным.

– Да, кажется, мы на месте. Но на каком месте? Что такого может быть тут? – голос одного из похитителей вдруг зазвучал неожиданно громко и разборчиво.

– Сомневаюсь, что мы ошиблись. Наверное, дело все-таки в том предмете, но я даже не догадываюсь, для чего он может быть предназначен.

Чаан’Крин заметил, что кто-то обернулся и посмотрел в его сторону. Теперь он мог разглядеть его. Это был человек лет сорока, с короткими черными волосами, широкоплечий и мускулистый. Ожог на лице, левая глазница прикрыта повязкой.

– Он очнулся, – после этих слов изучавшие до этого карту двое повернулись. Оба были мужчинами, но на сей раз куда менее запоминающейся внешности.

– Это вы – те люди, что следили за мной? – голос Крина дрожал, но он вопрос был произнесен достаточно выразительно, чтобы не расслышать его с первого раза.

– Нет, другие люди. Мы лишь устраивали засаду, – отвечал сутулый худой юноша.

– Кто вы такие? – вопрос прозвучал на удивление громко, третий человек, коротышка неопределенного возраста с круглым лицом, даже вздрогнул от неожиданности.

– Мы – члены ордена Ниир’Квар. Наш орден состоит из группы современников ныне покойного мессии, избранного, которому явилась сама правда, ни крупицы которой были не в силах отыскать все эти твердолобые набожные идиоты. И имя нашему кумиру – Чаан’Мукр. Мы преследуем тебя очень давно, еще с момента смерти мессии, потому что нам известна его привязанность к тебе. Наши догадки подтвердились, и ты действительно знаешь больше, чем достоин знать.

– Известно ли вам, что спрятано в стенах этого скрытого от глаз простых обывателей места? Вы знаете, почему он доверил свою самую сокровенную тайну только мне, перед своей смертью? Сомневаюсь, что ответ будет положительным.

Люди переглянулись. Им было нечего ответить, а потому они предоставили Крину право продолжать говорить. Он встал и поднял свою сумку, закинув в нее все выброшенные вещи.

– Итак, должно быть, вы исследовали это место. Удалось ли вам найти нечто странное, необычное, как бы выходящее за рамки привычного?

– Иди за мной, – широкоплечий мужчина повел Крина по узкому тоннелю. Как и предполагалось, находились они в пещере. К каменным стенам крепились давно угасшие факелы. Освещавший путь мужчина шел большими шагами, так, что поспевать за ним было непросто. Вскоре они оказались у массивной деревянной двери, которая вела в небольшое помещение, обставленное просто массой вещей. Деревянные столы и стулья, загроможденные несметным числом непонятного содержания бумаг, странные механизмы и их детали, грязные глиняные кружки и тарелки, маленький пуховый матрас, лежавший на полу. Кажется, в свое время Чаан’Мукр провел здесь немало времени.

– Мне надо осмотреть тут все, и я был бы благодарен, если ты не будешь меня беспокоить, – Крин обратился к мужчине, спокойно смотревшего на него и державшего в руке пылающий факел.

– Вот еще! – не задумываясь, кинул в ответ мужчина. – Не хватало, чтобы ты утаил от нас хоть что-нибудь.

Крин пожал плечами и принялся исследовать комнату. На бумагах, что были десятками навалены на столе, были нанесены чертежи замысловатых конструкций и сделанные неразборчивым убористым почерком заметки. Сами механизмы, как и их запчасти, были из преимущественно меди и железа, реже встречались камень и стекло. Позже Крин заметил стоявший в углу предмет. Это была довольно большая полая стеклянная сфера в металлической оправе с небольшой дверцей. Внутри было заметное пятно от гари. К сфере было подведено множество стеклянных трубок и медных проводков, которые уходили внутрь деревянного ящика, на котором она стояла. Крин пригнулся и открыл одну из его стенок, она оказалась не прибита. Он был наполнен различными мелкими деталями: шестеренками, поршнями, склянками со странной густой жидкостью насыщенного синего цвета. Также был замечен среднего размера каменный рычажок и идентичная кнопка. Видимо, ящик служил корпусом для этого механизма. Не сразу Крин обнаружил маленький клочок бумаги, спрятанный у противоположной стенки ящика. Сначала символы на нем казались совершенно бессмысленными и ничего не значащими, но потом стало понятно, что это. В своих руках Крин держал исписанный с обеих сторон листок, буквы на котором были выведены довольно разборчиво. Это был алфавит древних, которому старик обучил его в свое время. Перевести написанное оказалось нетрудной задачей. Когда Крин начал читать, он сначала не мог поверить своим глазам. В привычном своем значении слова значили нечто невозможное, можно было даже подумать, что это какой-то шифр. Но нет, перечитав послание мертвеца еще несколько раз, Крин понял, что эти слова могут значить только то, что они значат. Смяв в комок и отбросив записку, Крин отвернулся от ящика. Сначала его терзали ужасные сомнения, поверить в написанное было непросто, но выбора просто не оставалось. Нашарив в сумке увесистую железную дубинку цилиндрической формы, он подошел к человеку, все это время рассматривавшем языки пламени, что переплетались на факеле. Взмах – и мужчина с грохотом упал на холодный пол, даже не успев понять, что происходит. Дверь заперта.

«Говорят, он был безумен. Да, все принимали его за сумасшедшего, пока он был жив. Немногие верили ему. А ведь только он знал правду. Не поддавался мнению масс до последнего. Он сожалел о том, что не мог отвечать вам, людям, являвшимся в своих видениях, но он клялся, что сумеет изменить это. Кажется, я надеюсь, ему это удалось».

Послышался топот ног, потом стук в дверь. Люди в багровом заметили, что ушедших не было слишком долго, а потом, очевидно, заметили своего друга лежащим без сознания. Но теперь это было уже не важно. Удар, еще один. Было очевидно, дверь протянет еще совсем недолго. Отложив в сторону измазанное в чернилах перо, Крин схватил несколько исписанных размашистым почерком листков бумаги и подошел к сфере. Положил внутрь нее листы. Наклонился, потянул на себя рычаг и надавил на кнопку обеими ладонями. По трубкам к сфере начала приливаться синяя жидкость, провода заискрили. Выбитая из петель дверь с ужасным грохотом упала на деревянный стол, разбив его вдребезги. Вбежавшие в комнату люди были тотчас ослеплены яркой вспышкой. Раздался громкий звук гудения, листы в сфере заполыхали синим пламенем. Чаан'Крин, идейный наследник самого мессии, с ухмылкой посмотрел на лжепоследователей.

«Я не могу знать, зачем вам был нужен мой покойный друг детства. Не могу знать наверняка и то, как жили вы задолго до образования ужасного места, что называется Ниир'Рахш. Но, поймите, нельзя допустить того, чтобы оно появилось. Мне неизвестно, что привело к столь жуткому исходу: природный катаклизм, неудавшийся эксперимент или разразившаяся из-за группы отколовшегося от утопической сути вашего бытия людей война. Что бы то ни было, всеми силами постарайтесь не допустить этого. Вы ни при каких обстоятельствах не должны меняться, будь то привнесение радикальных изменений в свое мировоззрение или образ жизни. Ниир'Рахш не должен появиться, а потому, запомните: что бы ни случилось, вы должны оставаться людьми!»

08.06.2013