Выжил

– Гпэбэ, – прошептал Зеленый уже в сотый раз, пробуя свободу на вкус.

Он был пятым Поаэ, завершившим оподж вовремя. Таких здесь называли горги панрир, что означает «вынужденный». Потому что этот нрор был тираном еще в свою бытность вором в Городе Нищих. Воровал войлок. Да, в те струйные времена  войлок был на вес отборного мяса. Лок и другие боги в омерзении отводили взгляд от таких, опорожняясь спрутами снов, свисавших с вершин их башен.

Мальчики зализывали раны, а Зеленый мог часами наблюдать за этим. Ему нравились мальчики. Да, может быть, это и противоречило самой природе равенов, но он читал, что в древности равены только тем и занимались, что любили мальчиков.

Зеленый уважал историю. Перевранную, изошедшую гнойными струпьями в виде нынешних надуманных законов, но такую забавную. Парень умел находить среди откровенно глупых ее притч искры разума или, как их тогда называли, «зерна истины» (ну что за глупость! Всем ведь известно, что зерна лгут), помогавшие ему лучше разбираться в психологии выживших.

И Зеленый, чувствуя власть старых названий, сам нарек себя равеном – высшим саном древних обитателей Сапроса.

А ведь ничто не предвещало беды. Только симбионты-апротенкли устало дышали в глаза, а сапрофаги молча глядели в немытое небо, напоминая самих себя в будущем.

Но были и другие знаки. Итор, бывшая жертва Зеленого, – а теперь глава Равенства – как-то неумело заявил тогда о привыкании к симбионтам. А потом такое началось!

Звук нарастал, забивая мысли осколками бытия. Ярость огня обрушилась на сдерживающие опоры сапрофитовых башен. Грязь и куски реальности всасывались в их в когтистые тела, превращаясь на выходе в воду и песок.

Но те, кто сумел очнуться, уже не были прежними. «Гпэбэ» - доносилось тут и там. Слово, давящее на сознание своим настойчивым вниманием, которое на языки кшоа и вапро переводилось примерно как «выжил».

Удивительным образом выжили приспособленные к этому нроры – каста убийц, презираемая всеми отростками Подножья. Город Нищих пал, переваренный до основания в горниле перемен.

Кшоа успели скрыться пещерах, залитых костью. А вапро слились с богами, утекая наверх по веревкам из снов. Только нроров оставили гнить в неповоротливых теперь телах.

Кто страшится смерти? Только завершивший оподж, «смерть души».  Для ушедших к богам оподж был страшнее любой самой извращенной пытки нроров.

А те лишь тихо посмеивались, ведь нет ничего страшнее для нрора, чем потерять собственный голос во всеобщем хаосе голосов мертвых.