О чём в изгнании мечтал поэт? Ссылки Пушкина

Так называемая «южная ссылка» Пушкина стала следствием его слишком вольных стихов, распространявшихся в Петербурге в 1817-1819 гг. (например, ода «Вольность»). Однако формально никакой ссылки не было, Пушкина направили на новое место службы. 6 мая 1820 года он выехал из Петербурга на юг, в Екатеринослав (ныне Днепропетровск), с назначением в канцелярию генерала-лейтенанта И.Н.Инзова Инзову одновременно было направлено специальное письмо, в котором  излагались факты виновности поэта.

Письмо, однако, возымело обратное действие. Инзов отличался человеколюбием (даже имел орден Почётного легиона за гуманное обращение с пленными французами),  был человеком современных взглядов (увлекался модными тогда масонскими идеями), поэтому письмо об опальном поэте оказалось для него хорошей рекомендацией. Инзов сразу взял Пушкина под свою опеку.

          Дорога, оторвав от суеты столичной жизни, дала Пушкину возможность осмотреться, спокойно осмыслить события последних лет. Итоги были такие: в Петербурге Пушкин стал поэтом, причём не только в собственных глазах, но и в глазах общества. Период ученичества, начавшийся еще в Лицее, где в 1813 году поэт написал своё первое стихотворение, был окончен, теперь уже не наставники по литературе (В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, В.Л.Пушкин и др.), а он сам должен определять судьбу своего творчества. Как жить дальше? Как писать? Эти мысли и вопросы изменили настроение и психологический облик Пушкина. Вместо взрывного и страстного автора «Вольности», восклицавшего «Тираны мира, трепещите!», теперь мы видим другого Пушкина — он стал сдержаннее, ответственнее. Ему пришло ясное понимание того, что отныне его жизнь неразрывно связана с поэзией, за каждое слово в стихе он несёт ответственность, его стихи влияют на его судьбу — ведь именно из-за стихов он оказался на пути в «южную ссылку». Это новое настроение Пушкина по сути дела было романтическим мироощущением «жизнь и поэзия — одно» . Именно это мироощущение стало для Пушкина в период «южной ссылки» точкой опоры, в этот период он создаст «не только совершенно неповторимое искусство слова, но и совершенно неповторимое искусство жизни»


Ссылка в Михайловское  (август 1824 – сентябрь 1826).

В одном из писем Пушкин иронически отозвался о религии. Письмо перехватили. Предлог был найден. В Петербург полетели доносы. Император исключил Пушкина “за недостойное поведение” из списка чиновников министерства иностранных дел и выслал под надзор местных властей в село Михайловское.

Пушкину едва минуло 25. Он только что начал узнавать, что такое слава. Он был влюблён в жизнь, в стихи, в женщин. А сейчас – грубо оторван от всего этого.

Скука – главное слово первых писем из Михайловского. «Бешенство скуки» - основное состояние поэта.

К тому же осложнились отношения с отцом: Сергей Львович стал официальным надзирателем сына.

 «… спаси меня хоть крепостию, хоть Соловецким монастырём…  Спаси меня.» (В. А. Жуковскому)

В эти годы Пушкин по-прежнему изгнанник, хотя его статус существенно изменился. Михайловское – это настоящая, ничем не закамуфлированная ссылка.

Таким образом, будущая слава русской поэзии, подвергалась при жизни репрессиям и гонениям, поэтому далее предлагаю зарифмованные мысли об участи поэта в России.


В каком столетьи жить мечтал поэт?

Я не открою истину для Вас,
Когда скажу, что в наше время,
Поэзии рифмующийся глас
Не впечатляет нынешнее племя.

И думают, наверное, пииты,
Тщеславием,по доброму томясь,
Что равнодушьем не были прибиты,
Те, так любимые сейчас.

Вот "оттепель", поэт в огромных залах,
Куда, как на футбол, идет народ,
Читает строки, споры принимая,
И лирик с физиком ему сдают зачёт!

Признанье масс и зависть власти,
Поэт под плотным колпаком,
И всюду разные напасти
Вдруг поджидают за углом.

И далеко не каждый мастер слова
До публики допущен в зал,
Кого власть слышать не готова,
Под сильным прессом, уезжал.

Поэт "серебрянного" века,
Писал красивые стихи,
Но нет печальней человека,
Той двух веков трагической черты.

Так, может, в 19-ом столетьи,
Писалось быстро и легко?
Там у французов обучались дети,
С трудом по-русски изъясняясь "комильфо".

Тогда основы русской речи,
Позия в себя брала.
Поэты зажигали свечи,
И сочиняли до утра.

В те дни монарх читал поэтов,
Стихи слагать не каждый мог,
Но даже дворянин при этом,
За них мог угодить в острог.

"Тиранам мира! Трепещите!"
Поэт Великий написал,
И Александр - "повелитель",
В Молдавию его услал.

Из "южной" в "северную" ссылку,
Поэта отправляет царь,
Подальше от столицы пылкой,
Спокойней будет государь.

Отец поэта недоволен,
И уезжает в Петербург,
В имении сын будет волен,
И скоротает свой досуг.

А мир вокруг бурлив и шумен,
И жить торопится стремглав,
Но только в суматохе буден,
Возник и творческий "анклав".

Об этом маленький этюд,
Как горек был поэта труд.
Почти один, кругом снега,
А за окном поёт пурга.

И здесь, в Михайловской глуши
В барском доме две души.
Вечерами вместе, днями ,
Сам поэт и его няня.

И не гасла там свеча ,
Тень отбрасывая в вечность,
И неспешность бытия ,
Уходила в бесконечность.

Возле теплого камина,
Радионовна Арина
Задремала с доброй кружкой,
Неразлучницей-подружкой.

На столе стихов стопа,
Перьев множество, чернила.
Мысль поэта уносила
Из глуши, из мрака в даль.

Он мечтает: "Вот бы в старь,
Мне бы в век Екатерины,
Да с Державиным начать
Стих Российский прославлять".

Но вернёмся же к началу.
Обозначен был вопрос,
Где писать бы лучше стало,
На поэзию где спрос?

Если Вы всё прочитали,
Ясен, думаю ответ.
Что бы мы, не написали,
Хорошо там, где нас нет!

К ВаМ.