Два сюжета о чекистах

В.  МОТОВИЛОВ


















ДВА   СЮЖЕТА  О  ЧЕКИСТАХ































2008 г.













Два сюжета раскрывают  события, происходившие  в 1926 – 1932  годах в Седельниковском и Калачинском районах Омской области,  и участие сибиряков-омичей  в Великой Отечественной войне. Большая часть повествования  даётся  через восприятие бывшего секретаря  Калачинского  райкома  комсомола  Георгия Морозкина. Самопожертвование  во имя  Родины  -  вот главное  для героев-чекистов  этих повестей. Читателю предоставляется возможность ознакомиться с интересным краеведческим материалом.





































ЧЕКИСТ    РУБЛЕВСКИЙ

Вступление


Здесь пойдет речь о человеке, о его работе в период 30-х годов прошлого века. За последние годы на них, на чекистов, навешали всех собак. Вроде бы не было честных и чистых душой, а только существовали маньяки, которые знали одно: арестовать и посадить, придумывая к арестованному  виновность  в том, что он враг народа, не предъявляя ему никаких  доказательств.
Тот, кто творит  "грязные" дела,  в  душе опустошённый. Таких примеров в  истории множество.    
 Не о подленьких лицах пойдёт речь, а о людях чистых  и честных душой и сердцем. Нельзя рубить тот сук, на котором  сидишь.
В 30-х годах шло развитие экономики, укрепление оборонной мощи страны, многое делалось для повышения благосостояния людей. И чекисты были призваны защищать государственные устои, интересы народных масс. Мы спокойно жили и не ставили решетки на окна, не имели железных дверей:  в деревнях избы не знали запоров, не расширяли кладбища и не заполняли мгновенно их могилами. Можно еще более широко развивать тему, но мы, живя в «новом» обществе, чтобы не потерять свое лицо, свое национальное достоинство, должны знать свою историю, борьбу предков за державу. Наши чекисты обеспечили то, что в труднейшие годы Великой Отечественной войны в Советском Союзе не появилась пятая колонна, которая могла дополнительно  к фашистским трупам добавить миллионы жертв. Им, чекистам, за это надо низко поклониться. Ни одна  группировка  на Западе, выступая в предвоенный период против СССР,  в войну,  видя, как  гитлеровцы уничтожают созданные  народом  блага,  как  деспоты губят людей   -  счёт шёл на миллионы,  -   не  дала  в Европе такой отпор фашистам,  находясь   в их  тылу,  как это сделали русские, белорусские, украинские и  другой национальности  бойцы, которые превратили  партизанскую  борьбу  во  всенародную войну. О какой они, наши хулители, тогда кричали  свободе?  Патриот  - тот патриот, кто не на словах, а  в делах  верен Родине.


ОТВЕТЗАДАНИЕ


Крестьянская дорога – по ней редко ездили – пролегала через увалы, поросшие березняком. С вершины бугров на запад проглядывали блюдца озер и болот, берега которых обросли молодой зеленью.  С восточной стороны березы подступали прямо к дороге, их ветки с листвой, облепленные капельками росы, переливались изумрудами, освещённые  утренними  солнечными лучами, нависая над проезжей частью. Дуга задевала ветку с бисером серебра, и сверкающие на солнце капельки падали на круп пегой кобылы, на выцветший картуз и серый брезентовый плащ  ямщика, сидящего на облучке, долетали даже до телеги, обрызгивая блестящие хромовые сапоги, диагоналевые галифе, несколько капель лопнули на  гимнастерке, защитного цвета. Кузьма  лежал на свежескошенном разнотравье. Одна капля попала ему на губу. "Никакого вкуса, - подумал он, - а как удивительно  прозрачны! Почему люди не могут быть так чисты, как капли росы?". Как бы в такт его мыслям голова, уложенная на его шинель в изголовье, покачивалась вперёд и назад.  С  правой  стороны  от него лежал на траве пистолет в кобуре на широком ремне. Тут же лежала фуражка с голубым верхом.
Кузя ехал выполнять ответственное задание,  данное ему в областном управлении ОГПУ. И пытался сосредоточить свои мысли, устремив взгляд своих серых глаз в  бирюзовое небо, высвеченное лучами утреннего солнца. На голубом просторе ни облачка – одна синь, лишь коршуны плавно кружат, распластав крылья, высматривая добычу на земле. Уже несколько дней телега пылила по грунтовой дороге, проезжая мимо сёл и деревень, останавливаясь на отдых в населённом пункте, чтобы лошадь подкормилась и отдохнула.  Телега  обязательно стояла в обед,  тогда на вольные  травы   отпускали  лошадь, водили её поить и кормили овсом, чтобы она  могла пробежать ещё  200  километров. Путь к  северному селению долгий, и для людей утомительный. Кузьма, лёжа на траве, покачиваемый постоянно,  крепился, чтобы не задремать, а поразмышлять о задачах, которые поставил перед ним его непосредственный руководитель, но покачивающаяся спина ямщика, его голова, кивающая  картузом, убаюкивала, и веки Кузьмы опустились, хотя в голове гудели слова: "Задание, задание, задание…". Сквозь дрёму услышал песенное мурлыканье, старался понять, что это, напрягся и услышал:
От  росы   все берёзы в серебре.
Ясно  вижу   Кузю на бугре
С  левольвертом в кобуре.
Эх! Мать честная, берегись!
Открыл глаза. "Э-э, да это ямщик напевает – совсем не сон".
- Что-что? – не выдержал Кузя и оборвал напев. – Про меня, Степан, поёшь? Сочиняешь на ходу?  Ловок ты!
- Да так, - неохотно отозвался Степан и, видимо, посчитав свое пение за оплошность, стегнул кнутом лошадь по заду,  и крикнул ей:  -  Но-о-о! Уснула, пегуха?  Поехали!
Кобыла понеслась вскачь. Телега затряслась.
- Лошадь здесь не при чем, Степан.
- И  то  правда, - согласился ямщик и обратился к кобылке: - Ти-ш-ше! Успокойся. Ещё напрыгаешься. – И заговорил с Кузьмой:  - Дорога-то длинная, вот и лезет в голову всякая блажь. Твой левольверт  не  вылазит из ума. Начнёшь думать о чём, а он тут как тут.
- Нравится?
- Не так уж левольверт, как кобура. Энту бы  кожу  да сапогам на подмётки -  износу не было бы ей, а её вон куды. Мои сапожки бы ею подбить, отбил бы я дроби – всех  девок с ума бы свёл. Люблю плясать! Режь меня, жги меня, а я всё равно на круг выйду, словно во мне цыганская кровь играет. Женат, уже двое детей, но я ни одну  гулянку  не пропущу, в соседнюю деревню хожу, когда там праздник. А ее, кожу-то, в кобуру!  И не жалко?
- Приходится.
- Но здесь-то тихо.
- Где здесь? – спросил его Кузя.
- Да тут. Как подъезжаем к березовому колку, так сороки затрещат – значит, кроме нас, никого нет. Мимо них никто не проскочит – ни человек, ни зверь. Можно ехать спокойно. Вот стрекочут над нами и провожают, перелетают с вершины на вершину до тех пор, пока их соседи-сородичи не подхватят. Так и в деревне от дома к дому слухи передают. Покидаешь конец улицы, а о тебе уже знают. Вот и мы едем, и о нас молва пойдет. Толковали бы про хорошее, а они несут всё,  что на язык попадёт. А ещё много нечисти по  земле ходит. Надо бы от нее избавляться.
- Прав, Степан, - согласился с ним Кузя.
- В Кыштовке да в Седельниково банды  появились. С чего  разбойничать надумали? Жили бы спокойно. А то  потрошат  крестьян. Будь моя воля, я бы с ними чикаться не стал.
- Их надо обезвредить, я тоже  так думаю, -  согласился с ним  чекист.
Накануне Кузьму  Рублевского,  оперативника  Омского управления ОГПУ, вызвал к себе в просторный кабинет начальник оперсектора Клейнберг. Посадил за стол напротив себя и заявил:
- Придется, товарищ Рублевский, заняться ликвидацией банды в Кыштовке. Дело не терпит проволочек. Есть опасения:  кыштовские бандиты могут соединиться с седельниковскими. Хлопот для нас тогда прибавится. До сего времени в Седельниково не выловили Зеленина. Бродит по урману. Нельзя допустить, чтобы к нему пришло пополнение.
- О Зеленине я знаю – сам из тех мест, - вставил реплику Рублевский. – О кыштовской  впервые слышу.
- Поедешь в Барабинск, там получишь оперативные сведения. Они в курсе. Это их промашка. Завершишь дела в Кыштовке, прибудешь в Рагозино, там тебя  будет ожидать наш сотрудник Андрей Васильевич Шамарин. С ним всё решайте. Помни:  по Кыштовке – ответственное задание. Извини, в помощь никого не могу дать – все в работе, все перегружены. Ты молод, уже год у нас в управлении, кое-что освоил. Смекалка у тебя есть, напористости достаточно. Действуй, по своему усмотрению, четко, по-чекистски оперативно. Желаю успеха, Кузьма Андреевич!
Такое ответственное  задание получил чекист, который  распочал третий десяток лет. В Омское управление ОГПУ его направили на работу, прервав учёбу в советско-партийной школе,  =  острая была нужда в кадрах. Ему заявили, что образование он продолжит заочно, что в армии отслужил, поэтому быстро освоится на новой работе. Никогда не думал и не гадал Кузьма Рублевский, что ему придётся работать в Омске, тем боле6е в органе безопасности…


КЫШТОВСКАЯ   БАНДА


Пассажирский поезд Челябинск-Чита доставил Кузьму в Барабинск. От вокзала он легко разыскал районный  отдел милиции, в здании которого размещался и городской отдел ОГПУ. Кабинет начальника горотдела небольшой. В узкие окна деревянного помещения мало пробивалось дневного света. В кабинете стояли стол без бумаг и четыре венских стула. На столе - телефон, чернильница-непроливайка. Беседуя с начальником местного ЧК, Кузьма  Рублевский получил  сведения о случившемся ЧП  полгода назад.
Десять осужденных за контрреволюционные дела в конце 1930 года, приговоренные к высшей мере наказания – расстрелу, бежали из камеры предварительного заключения Барабинского городского отдела ОГПУ. Их арестовали в середине 1930 года. Следственные и судебные процессы затянулись. Арестантов всё это время  содержали в одноэтажном  помещении с печным отоплением. Была лишь внутренняя охрана у этой КПЗ. За продолжительный срок пребывания в ней задержанные познакомились друг с другом и детально разработали возможность побега, так как хорошо познали время смены караула, усекли, что  милицейская охрана ночами беспечно спит. Дождались, когда суд осудил последнего задержанного, ночью за сутки перед отправкой в Новосибирск, обреченные на смерть разобрали печную трубу, выбрались на чердак и бесшумно исчезли.
Убежавшие как в воду канули – ни от кого не поступило никаких сведений об их местонахождении. Пока стояли холода, беженцы не проявляли себя – затаились. С приходом тепла обозначились в Кыштовском районе. Двое из сбежавших, Бармин и Сторожев, - родом из этих мест, видимо, уговорили всех обосноваться вдали от крупных населенных пунктов. По оперативным данным, расположились они в нескольких километрах от Кыштовки  в  болотисто-лесистой местности. Ограбили несколько колхозов. Из хозяйств увели лошадей, забрали телеги, сбрую. Банду возглавил бежавший из КПЗ осуждённый Бармин.
- Со всем уважением к тебе, Кузьма Андреевич, но помочь тебе людьми не могу, - заявил начальник горотдела, - в штате  у нас всего трое. Двое в командировке. Провожу тебя, и  сам в район поеду. У отдела милиции тоже мало сотрудников, а дел много. В Кыштовке работает уполномоченный ОГПУ по району Александр Петров (фамилия изменена – авт.). Он недавно из рядов РККА. Сотрудник смелый, толковый, сообразительный. Он тебе поможет.
"Да-а, - размышлял, лёжа на траве в телеге, Кузьма  Рублевский, - барабинцы не обрадовали. Придётся всё на себя брать. Но с чего начать?" Сколько прикидывал в уме вариантов-планов Кузьма  -  трудно сосчитать!  Однако сам себя не мог убедить  в верном подходе в том или другом  случаях. Единственное, в чем он утвердился, - это создание в  райцентре отряда по обезвреживанию бандитов. Но получится ли? Как отнесётся к этому местная власть?  Выполнит он  задание? Это его неотступно беспокоило, всё время будоражило его воображение:  как подступиться к банде?  Как избавить людей от грабежа?
Рысцой вбежала  пегуха  в  Кыштовку. Широкая улица из деревянных домов с тесовыми крышами, воротами и заборами, у которых на солнцепёке лежали, жмурясь, собаки. Дворняги, не проявили интерес к проезжающим. Ни одна из них не оторвала голову от земли и не взлаяла. "Обленились", - такой  вывод сделал для себя Рублевский.
- Собаки-то, - обернувшись к Кузьме, поделился своими наблюдениями Степан, - думаешь,  так просто лежат?  Они понимают:  свои едут. Вот и молчат. Появись злой человек, уже бы вокруг него целая стая крутилась. Собаки очень разборчивы в людях  -  зря  гавкать не станут. Умнее их никого на свете нет. Это точно.  -  Поговорив о собаках, Степан указал кнутом на дома:  -  Посмотри, Кузьма: окна-то у изб  как  задраны  –  не заглянешь. Зайдёшь в избу, и никакого дела до тебя с улицы нет. Мудрецы.
- Много намудрили:  ходят по райцентру бандиты, и собаки их не трогают,  -  свои; жители не видят чужих на улице   -  окна в небо смотрят.
- Это  поклёп  на всех, Кузьма,   -  возразил ему ямщик.  -  Сам убедишься, что я прав. Людей хороших здесь много. Ходили по райцентру бандиты. Это правда. А  ноне где они? К болотам подались. А почему? Потому, что кыштовцев испугались.
- Рад буду, Степан, если твои слова подтвердятся.
- Так и будет. Не стоит сомневаться.
С Александром Петровым, уполномоченным ОГПУ по району, Кузьма  Рублевский встретился в здании районного отделения милиции. Перед ним предстал белокурый парень, даже ресницы белесые, гимнастерка застегнута на все пуговицы и туго затянута широким ремнем, брюки-галифе отглажены, и яловые сапоги начищены до блеска. Когда  Рублевский представился, поздоровались крепким пожатием ладоней, Петров предложил:
- Пройдём ко мне. У меня есть уголок.
Сидя за небольшим столом, на котором были лишь обычная чернильница-непроливайка с воткнутой в нее ручкой и чистый листок бумаги.
- Обворовали колхозы, - сообщил он. – Мы все учли, что взяли. Из селян кое-кого попотрошили, но деревенские пока терпимо к нам относятся, но где бандиты расположились, указали. Угрожали деревенским активистам. Учительнице так  и заявили: "К августу не уберёшься, скрутим голову". Пока смертных случаев не было.
- Какое оружие у бандитов и сколько их?
- Их десять. Возглавляет банду Бармин. Он привел в банду свою жену. Из старожилов никто к ним не пошел – не хотят быть заодно с  расстрельными. Точных сведений об оружии нет. Видели у них винтовку и два охотничьих ружья. Но они, бандиты, не дремлют:  ищут оружие. Возможно, кое-что приобрели – с фронтов еще в  германскую  сюда много чего завезли. Есть кое у кого и гранаты, может, и пулемет где запрятан. Когда население не трогали, то вовсе молчали. Сейчас же у некоторых забрали овец, куриц, яйца, муку. Начинают потихоньку говорить.
- Да, - подытожил Кузьма, - обширных сведений нет. Следует многое уточнять. Есть возможность подослать к ним  своего?  Пытались?
- Пока банда в таком составе, кого-либо заслать в их ряды сложно, очень уж они осторожничают. Многих местных Бармин знает. Главное, к ним нет доверия у большинства жителей.
- Это хорошо, что к ним никто не примкнул. Предстоит подумать, как с ними покончить


ОТРЯД     ЧОНОВЦЕВ


  К беседе двух чекистов присоединился начальник милиции Иван Савельев. (Фамилия изменена. Авт.).  Он был  старше Рублевского. Мужчина высокого роста, чернявый, блеск карих глаз раскрывал его решительность.
- Я согласен, - заявил Иван Савельев, - надо создавать отряд.
- Не только создать, но и обучить бойцов, - уточнил Кузьма Рублевский. – Поэтому требуется разработать план операции во всех деталях.
- Думаю, что райком партии и РИК нам помогут. Они понимают:  как только банда окрепнет, начнётся охота на активистов, - подытожил Александр Петров.
Троица при свете керосиновой лампы до глубокой ночи сидела над бумагами: писали, зачеркивали, перечеркивали, снова переписывали, составляя план действий. Утром все трое пошли в райком партии. Вскоре туда явились работники исполкома. В отряд направили из районной части особого назначения (ЧОН) 19 коммунистов и комсомольцев. Все молодые, крепкие сибиряки. Среди них были и те, кто побывал в боях и владел боевым оружием.
- Получится нормальный отряд, - заявил начальник милиции. – Замечательно то, что все вооружены: имеем 13 винтовок, 6 ружей и 3 пистолета.
- Вы с нами? – спросил Рублевский Савельева.
-  А как же? Милиция всегда готова помочь чекистам. С тремя милиционерами я разве справлюсь с бандой? Кого шайка в первую очередь захочет ухлопать? Милицию, разумеется. Сбор отряда назначим сегодня вечером и завтра начнём его  подготовку. 
Вечером, когда Кузьма явился в дом на ночлег, к нему с претензией обратился ямщик Степан:
- В дорогу меня занарядили в Барабинске, а в отряде я не нужен? Так дело не пойдет.
- Для тебя, - спокойно  пояснил ему чекист, - и оружия нет.
- Выходит, я здесь буду   прохлаждаться? Оружие мне и не нужно: я их, бандюгов, своими ручищами душить буду. Ночью, как задрыхают, подползу и, как котят, всех передушу,  передавлю.
- Какой ты, оказывается, храбрый! Не желаешь отсиживаться!
- Не хочу. Нечисть надо убирать, нечего с ними чикаться.
- Что ж, вступай в отряд. Будешь отвечать за лошадей.
- Такое по мне.
Каждым ранним утром, еще до восхода солнца, скрытно от населения за рекой Тарой, в сосняке, собирались чоновцы. У всех оружие у ноги. Лишь Степан стоял, держа руки по швам. Перекличка. Отсутствующих не оказывалось. "У них же дома хозяйство, да и в колхозе работа есть, - думал Рублевский. – Оставили свою заботу дома и пришли сюда. Молодцы! Их дисциплина настраивает на успех дела".
После небольшой разминки начинались стрельбы в овраге – это еще с километр от райцентра. Сибиряки владели меткостью полевой стрельбы – многие из них ежегодно охотились на пушного зверя. Затем шла практическая подготовка: ползали по-пластунски, подбирались к "секретам»", учились мастерству маскировки в лесу, кустарнике, на болоте и открытой местности. Добрые советы давали молодежи бывшие фронтовики. Они обучили всех быстро окапываться, владеть штыковым боем. Проводились учения, приближая их к боевым вылазкам. Отряд делили надвое. Одни уходили в лес, другие через час шли их отыскивать. Сноровистым оказался Степан. Он по еле заметным приметам быстро находил  "противника".
- Чтобы в лесу вести розыск, надо не по сторонам глядеть,  -   поучал  назидательно чоновцев Степан,  -  а под ноги смотреть. Следопыт должен иметь собачий  нюх.
К месту расположения банды высылали верховых разведчиков. Поздними вечерами, оседлав лошадей, выезжали неоднократно в деревни Рублевский, Петров, Савельев, чтобы получить от крестьян сведения  о   шайке. Выяснили, что банда заимела уже  три  трёхлинейки, 4 охотничьих ружья, узнали от подростков, что бандиты  настойчиво ведут поиск оружия, выспрашивают, у кого могут быть гранаты. В каждом населённом пункте появились связные чекистов. Важно было  для Кузьмы то, что установлен контакт с населением.
Обучение отряда нередко шло весь день  до изнурения. Но желание у всех одно: быть всесторонне подготовленным к отражению любых бандитских происков. Через три недели  решили выступать с отрядом. С вечера подготовили девять подвод. Еще днем Степан проверил каждую телегу, смачно смазал все втулки колес дегтем. На телеги сгрузили провиант, патроны. На двух соорудили что-то вроде пулеметов типа "Максим" для обмана и накрыли домотканым рядном. Все чоновцы разместились на матрацах, набитых сухой травой. Обоз сопровождали двое верховых с винтовками за плечами.
Перед выездом – общее построение. Перед строем Кузьма Андреевич Рублевский без особого пафоса в голосе сказал всем:
- Что ж, мужики – дорогие бойцы, постоим за нашу власть!
Бойцы молча вскинули вверх оружие.
В полночь, когда улицы райцентра опустели, когда последние молодые гулеваны ушли домой ночевать, девять подвод отряда двинулись в путь. Ставилась задача: скрытно к утру подойти к бандитам. Однако проскочить незаметно мимо населенных пунктов, чтобы никто не смог оповестить бандитов, не удалось. Не везде можно было объехать деревни – то овраги мешали, то болота, а кое-где деревни были обнесены изгородями, а объездной дороги не было. Стоило только въехать отряду в улицу, как селяне, заспанные, отрывались от крепкого сна после трудового дня, поднимались к окнам, выходили на улицу, чтобы узнать, кто проезжает.
Утром, как начался рассвет, двое верховых разведчиков выехали вперёд, Через полчаса верховой Егор Прокушев  доложил:
- У колодца, где базировалась банда,  никого  нет   -  пусто. Следы через дорогу ведут в лес. По  натоптанной траве определили:  у них 12 лошадей, пара запряжена в бричку. С ними две коровы и бычок.
- Успели предупредить, -  проворчал  сердито Иван Савельев.  -  Всё  у них на первый случай есть.
- Займем территорию у колодца, - предложил К. Рублевский, когда втроём осмотрели местность.
.

ЗАСАДА

Колодец в той местности, где обосновались отряд,  – единственный  источник для нормального питья. Другой возможности напиться нет. В болоте мутная пахучая  жидкость с множеством мелких букашек. Изучив все возможные подходы бандитов к колодцу, отряд  расположился  около источника воды, в леске. Выставили дозорных. Устроили засаду из шести человек в кустарнике недалеко от основного лагеря. К ним всегда могла подбежать помощь. Лошадей с подводами, чтобы не иметь обузы и быть неприметными, отправили в райцентр. Верховых лошадей увели для сохранности в ближайший колхоз.
Три пары разведчиков обследовали ближайшую местность. Но бандиты не раскрыли себя, притаились. И каждый раз, как шли в разведку, беспокойство не покидало Рублевского, и он облегчённо вздыхал, когда разведчики возвращались к биваку, -  все живы,  бандиты их не подстерегли.
- Опять безрезультатно? – допытывался Кузьма у вернувшихся из разведки. – Далеко ходили?
- Долго без колодца они не протянут, - уверял Савельев. – Тухлой водой не напьешься, к тому же, тёплая водица  - она жажду не утолит. Жара допекает, духота  угнетает  -  всё не в их пользу.
Однако спокойно и безмятежно бойцам отряда в засаде не приходилось сидеть – к вечеру, ночью, утром на них налетали  полчища  комаров – прелесть урмана, тучами они нападали на людей, а с наступлением дня одни кровопийцы сменялись другими – наваливались оводы, пауты и слепни. Казалось, что вся крылатая   рать того и ждала, чтобы с жадностью наброситься на людей и напиться их крови. Любители насыщаться чужой кровью не отступали даже у костра. Огонь обжигал лицо, а сзади, где только можно добраться до кожи, орудовали маленькие летающие паразитики. "Мы здесь на службе маемся, - подумал Кузьма, глядя на сидящих у костра бойцов-чоновцев. – Им за что приходится страдать?"
- Не успеешь сунуть ложку в рот, - бурчал сибиряк, - у которого уже пробились небольшие волоски усов и бороды, а в ней уже два-три комарика.
- А ты их выплевывай, - советовал ему смуглолицый чоновец. – Нельзя же гадость глотать. Они такие холодненькие…
- А я что делаю? Надоело плеваться. Прут и прут. Откуда берутся?
- Из болота, - со всей серьезностью заявил молодой паренек. – Всю весну тебя ждали, а ты только летом явился и не запылился. Смотри, не потолстей!
- Съедают, подлюки. – И хлопнул себя по шее.
- Не щелкай! Услышат бандюги и всадят в тебя  жаган – он  похлеще  комара жалит, - едко донимал его чернявый. -  Огромная  детина махонького испугалась. Тоже мне сибиряк! Первый раз в поле?  Чё ли?
- Да их вон сколько! Числом берут. Вроде никогда столько не нападало.
- Ты же комсомолец, должен терпеть. Бери с нас пример: не юзгаемся, хлебаем похлебку и хлебаем. Совсем парень извёлся, язви его. Правда, товарищ комиссар? – обратился боец к Рублевскому, назвав его комиссаром, глядя на его голубую фуражку.
- Шутите? Шутите, - успокоил их Кузьма. – Время быстрее пройдёт.
Всю ночь Рублевский ворочался с боку на бок – допекало комарьё, да и думы одолевали – не давали уснуть. Что предпринять? Просторы огромные. Дождемся ли их? Вдруг вздумают бандиты уйти в  Седельниково? С такими мыслями, будоражащими его, уснул  он лишь под утро.
Спал Кузьма мало. Встал, когда огненно-красный край солнца ещё только выползал из-за горизонта. У костра сидели, как и вечером, бойцы ЧОН и хлебали из чашки деревянными ложками. Ему показалось, что они всю ночь не прерывали своего занятия  -  ели и ели. Улыбнулся им  и спросил у них:
- Еды хватает? Наедаетесь?
- Не беспокойтесь,  Кузьма Андреевич. От пуза  едим,  - за  всех ответил  Егор Прокушев.
- Гнус донимает  -  нет никого терпенья ни ночью, ни днём, -  пожаловался Григорий, самый молодой чоновец. - Терпи, парень. Все страдают. Иного выхода нет,  -  посетовал Рублевский.
- Не съели тебя за ночь, Гриш? – спросил  смуглолицый   у  редкоусого.
- Озверели! Сколько здесь сидеть?
- А им, шарамыжникам,  в болоте, тоже не скушно, - хмыкнул  усатенький, - забавляются писком комариным. Такое веселье   развесёлое   справляют.
- До  морковкиного  заговенья будут прятаться, -  подхватил  молодой  чоновец.  -  Загрызёт комариная стая.
- Не горюй, Гриш, они у тебя  поганую  кровь пьют. Вон как твое лицо взбодрилось: подрумянилось, поправился за ночь, - хлебая из чашки ложкой,  подмигнув товарищам, продолжал подтрунивать над ним  чернявый.
Кузьма отказался от завтрака и подошел к  Петрову и Савельеву. Они сидели на траве под разлапистой ёлкой.
- Что предпримем сегодня? – спросил Рублевского Александр, он полулежал, опираясь локтем на травяной ковер.
- Ждать и ожидать. Набираться терпения, - заявил Иван. - Никуда они не денутся.
- Посидят-посидят да и направят стопы свои к Зеленину. Что на это скажете? – спросил у них Рублевский.
- Леший их знает! Могут. Свою шкуру им надо спасать,  -  согласился Петров.
- Беспокоимся:  улизнут  к Зеленину. Может быть, им о нем ничего неизвестно? Знали бы, улепетнули бы давно к нему, - выдал предположение начальник милиции.
- Вполне возможно. Но где гарантия, что они не узнают? – на вопросы Савельева задал вопрос Петров.
- Чёрт их знает, до чего они могут додуматься?!
После этих слов начальника милиции из-за кустов показался Степан.
- Знаю, где они засели! – громогласно провозгласил он. – Километров восемь отсюда.
- Кто тебя туда посылал? Говори! – сразу же пошёл в наступление на Степана   Рублевский. – Одного направить неизвестно куда?
- Никто. Сам пошел – надо же выведать их стоянку.
- Разведчики могли принять тебя за бандита и пристрелить. – Лицо у  Кузьмы  побагро-
вело. -  Своевольничаешь, Степан.
- С ними я договорился.
- Партизанщину, Степан, занялся? Наряд тебе: день и ночь поддерживать огонь костра, - приказал ямщику Рублевский.  -  Не сумасбродничать надо, а соблюдать дисциплину требуется.
- Все будет в порядке, - заверил Степан, шагнул в сторону и обернулся: - Где бандиты, хотите знать?
- Уж валяй! Сведение ценное, -  подобрел чекист.
- Близко к ним, даже ночью, - начал свой рассказ Степан, - очень трудно подобраться. Устроились на  куртине, на возвышенном месте,  кругом  -  болото, идти бесшумно нельзя, так как грязь чавкает под ногами. Я подходил к ним там, где лошади пасутся. От них видна дорога на Седельниково. Один бандит  ходил в деревню. Под утро вернулся с двумя курицами в руках. Болото хоть и топкое, но проходимое. Вода в том  месте солёная. Лошади, коровы пьют, а как бандюги без питья обходятся, не понял.                               
- Из  деревни приносят?  - поставил перед всеми вопрос Иван.
- Не-е,  -  отмахнулся от вопроса начальника милиции Степан.  -  В деревню ходил один и, кроме куриц, ничего не нёс, да и ведра  воды на всех мало.
- Неужели солёной водой утоляют жажду?  -  удивился Кузьма.
- Пить-то, они её пьют, только вряд ли ею можно утолить желание напиться,  - высказал своё соображение  Саша.
- Может, колодец выкопали?   -  подал предположение Кузьма.
- Не-е,  -  опять отверг его  Степан, в колодце ещё больше будет солоней вода  -  она там, в земле, годами скапливается и не разбавляется вешними водами. Терпят чертяги. Варят картошку, мясо. Хлёбало не так  солено, как просто вода. Этим и сбивают жажду.
- Ты, Степан, как  учёный, всё знаешь,  -  заметил ему со всей серьёзностью чекист. -  Скажи, как к ним подобраться?   Поразмысли,  ты же охотник и ямщик  -  тебе всё известно.
- Думаешь, товарищ  Рублевский, я не задумывался над этим вопросом?  -  со всей озабоченностью заговорил Степан.  -  Очень трудно к ним подойти незаметно  -  вода, грязь выдадут, а они без шума сняться могут  -  кругом простор широкий.
- Вот тебе  загогулина!  Пойдём на приступ?   –   всем задал вопрос Петров.
- Надо брать их,   -  согласился  Рублевский  с  оперуполномоченным ОГПУ, но чтобы не было потерь в отряде, чтобы можно было бы без боли смотреть в глаза  родственникам.
- Какой выход? – спросил  Савельев  у  омского чекиста.
- Надо думать. Самым серьёзным образом всё требуется  проанализировать. Может, создадим конный отряд, чтобы напасть неожиданно? Пока же свернём операцию. Хватит тут сидеть.  Все согласны?  Степан, иди  и выполняй наряд, да больше не своевольничай.
- Кузьма Андреевич, сегодня в деревне три свадьбы. Можно мне сходить поплясать?
- Ни в коем случае. 
Степан отошел от них. Черный дятел сел на ствол ели, на лапках пробежал вверх, затем уперся в свой хвост и начал стучать по стволу.
- Долбит-долбит, - заметил Иван, глядя, как чётко долбец  работает клювом,  -  и доберется до червячка. Мы же сидим и ждем, когда черви сами вылезут.
- Ожидание опасно, - согласился с ним Кузьма. -  Бандиты не будут ждать, когда  мы нападём на них.  Обязательно попытаются скрыться. Просторы огромные   -  тогда ищи иголку в стоге сена. Ворочался всю ночь, и  план у меня созрел, - сказал Рублевский и присел на зелень травы, -  как только высветилось в уме, на чём их можно купить, сразу замертво уснул.
- Рассказывай, что надумал,  Кузьма Андреевич,  -  обрадовался  сообщению Иван Савельев.
- Сидячее положение  осточертело. Не мы, а они бы нас не  прихлопнули. Им терять нечего,  -  подогревал разговор Петров.  -  Могут предпринять нападение на отряд, чтобы захватить оружие.
- Верно, Саша. Выкладывай, Кузя. Нельзя уподобиться куропаткам. Выберут бандиты удобный момент и начнут нас по одному отстреливать.
- План у меня простенький, - сообщил Кузьма. К нему притиснулись Александр и Иван. –  Не стал говорить о нём при Степане, хочу услышать ваше мнение. Бить их в лоб нельзя  -  у них же водная гладь, у нас будут потери. Такое допускать нельзя. Надо взять их хитростью, неожиданной для них. Обе стороны в ожидании пока находятся. Мы не должны их спугнуть, нельзя позволить им перебраться в Седельниковский район.
- Они там, на болоте, тоже что-то  кумекают.
- Саша, помолчи, пусть Кузя говорит.
- Третий день сидим. Что толку?  Сегодня пошлем в райцентр за подводами. Часть отряда вернётся в Кыштовку. С ними поедет Иван – его хорошо знают в районе. Пусть из деревни доложат бандитам, что отряд уехал вместе с начальником милиции. Другая половина отряда останется с Александром и будет скрытно сидеть в засаде. Я сажусь на подводу и со  Степаном еду в Рагозино. Бандитам передадут: отряд выехал, и чекист убрался – можно им выходить из болота. Жажда их крепко одолевает, поэтому не в деревню, а до неё, чтобы добраться, надо километров 8-9  преодолеть, они устремятся к колодцу. Нам это на руку  -    выйдут  на открытое                место.
- Ничего себе, простенький  план! Кузьма Андреевич, да бандиты тебя сразу ухлопают! Менять чекиста на бандитов? Не выйдет!
- Риск есть, Саша, - успокаивал Петрова Рублевский. – Но смысл какой? Покончим с бандой. Если даже убьют меня, ты их, Саша, прикончишь   –   они  выйдут из болота  и выдадут  себя. Понял?
- Удастся, в лоб будешь их, Саша, хлестать! Дорога на Седельниково для них  закроется.  Тебе большое дело поручается, - успокаивал его Савельев.  -  Орден можешь получить.
- Не до шуток, товарищи. Кузьму Андреевича послали провести операцию по ликвидации банды, а мы его бандитам отдаём. В управлении за это не похвалят. Скажут, чем вы думали? Сейчас Кузьма Андреевич сидит с нами…  Нет, товарищи, жертвовать им мы не имеем право. Бандиты с куртины снимут его из винтовки и спрячутся в глуши урмана.  –  Лицо у Петрова раскраснелось, чётко  выделились его белёсые брови.
- Согласен,  -  заявил Савельев, нахмурив чёрные брови и устава на Александра  пронзительный взгляд карих глаз,  -  что  риск большой. Будем точны: с куртины двигающуюся цель из винтовки трудно  снять  -  очень далеко. Я эти места хорошо знаю. В бинокль рассмотреть,  кто едет, можно. Выказать всю шайку из-за одного рискнут бандиты?  У плана Рублевского много плюсов. Мы можем разбить банду, и Зеленин не получит подкрепление. Надо рисковать.
- Мы на ответственном фронте. И должны обеспечить людям спокойствие, поэтому приходится идти на риск, -  спокойным тоном, чтобы утихомирить товарища, сказал Кузьма.
- Нельзя жертвовать человеком,  -  упорствовал Александр.
План Кузьмы Андреевича  Рублевского  всё-таки был принят.



СЕДЕЛЬНИКОВСКИЕ    ДЕЛА


Конная дорога на Седельниково петляла между болотами  и редколесьем. Кузьма Рублевский сидел в телеге на мягкой травяной подстилке. Пистолет, вынув из кобуры, положил под правую ногу, чтобы успеть его моментально выдернуть. Фуражку с голубым верхом специально надел на голову. Степан на облучке, чуть натянув вожжи, давал возможность пегухе бежать торопливой рысцой. Ямщик остался довольным, что ему вооружили на дорогу трёхлинейкой с пятью патронами. Он положил её в кошёвку под траву так, чтобы обернуться, нагнуться и в миг выхватить винтовку.
Рублевский не смотрел по сторонам, чтобы не выдавать  беспокойство. Однако всё время размышлял, как главарь шайки отнесётся к его поездке. Клюнет на  наживку его удочки или выдвинет что-то своё?  Первоначально Кузьма всматривался в каждый приближающийся кустик, затем успокаивал себя тем, что бандитам  не известно было время  его выезда  и следить за ним они не могут. Если будут нападать, то это случится, скорее всего, неожиданно.
Застрекотали с вершины берез сороки. "Выходит, - подумал Кузьма, - здесь  бандитов 
нет. Где же они? Километров десять уже проехали. Молодцы сороки-белобоки, никого не пропустят, не предупредив лесных жителей. Природные сторожа".
Опасность угнетала. Ко сну не тянуло, хотя телега все время потряхивала,  убаюкивала. Мысли Кузьмы об одном:  как отряд проведёт операцию, получится ли? Не должны подвести  -  чалдоны сообразительные люди.
Въехали в ельник. Телега застучала по еловым корневищам. Кузьма снял с головы фуражку и положил ее рядом с собой на траву. Всей  пятернёй  пальцев закинул упрямые русые волосы на затылок. Достал узелок, спрятанный в траве, развязал его. Холщовая тряпица, распластавшись на коленях, преподнесла две  краюхи  ржаного хлеба и два шматка сала с мясной прожилкой. Кузя улыбнулся, вспомнив, как его жена похохатывает, что в его родной Денисовке ребенку  вместо  жёвки, завернутую в тряпицу, дают в рот сосать солёное свиное сало.
- Держи свой пай, Степан, - обратился к ямщику Кузьма,  -  пора перекусить.
Широкая спина ямщика в сером брезентовом плаще развернулась, и Степан, увидев  хлеб и сало,  восторженно отозвался:
- Ого! Сколько зараз! После такой закуси можно целый день не есть. – А потом негромко доверительно спросил: - Пронесло?
- Повезло, - ответил Кузьма. – В рубашке родились. Пусть лошадка идёт шагом.
Кузьма, поев с аппетитом, выпил из фляжки деревенского кваса, настоянного на ячмённом солоде, улёгся на траву, уложив  голову на шинель, лежащую в изголовье. Расстегнул ремень и отодвинул его в сторону вместе с кобурой. Закрыл глаза, но стрекот сорок не давал покоя   -  нервы всё ещё были напряжены.  К  тому же, в мыслях витала и  беспокоила операция отряда в Кыштовке, ее исход. Тут же в голову лезло другое напряжение: как подобраться к Зеленину, который натворил много грязных дел, их ему  нельзя   ни за что простить.
Еще мальчонкой Кузя, когда жил в отцовском доме в деревне Денисовке, познал красных партизан. Заходили они к ним и по одному, и по несколько человек. С мороза отряхивали куржак с шапок, с воротников полушубков. Пили чай и вели разговоры. Пока отец уходил к соседям, мерили силу рук: кто сможет уложить руку на стол. Тщательно чистили винтовки и ружья; налив на тряпочку масло, аккуратно протирали оружие. Отец приносил продукты, собранные бедняками. Иногда он уносил в лес печеный хлеб и сало.
Какое приподнятое настроение, радость и гордость за партизан появились  у отца, когда он узнал, что партизаны Артема Избышева подняли всю Седельниковскую волость и дошли до Иртыша, захватив село Екатерининское, а начинали с малого: во время спектакля в с. Седельниково захватили оружие у белогвардейской милиции.
Видел Кузя неоднократно и красного командира партизан – Артема Избышева. Разденется, гимнастерка влипла в грудь, вырисовывая мускулы. Подбросит Кузю к потолку, смеясь, посадит на полати. Так и врезались в память его серо-голубые глаза и белокурые усики.
Налетели каратели. Вышел из избы отец, когда узнал о гибели Артема, о расправе над партизанами и седельниковскими крестьянами. Тогда отец сказал Кузе: "Помнишь, что сказал тебе Артем Иванович? Его слова и у меня в памяти: "Расти молодцом, будущий защитник народа!". Запомнил, сынок?"  Этот наказ красного командира засел крепко в душу Кузи, и он неотступно следовал этому завету  всю жизнь.
Не запомнил Кузя, бывал ли с партизанами в их доме Зеленин, но, работая в Седельниковском райисполкоме, а после службы в армии был председателем райисполкома, знал его. Зеленин за партизанские заслуги пользовался уважением. Его можно было увидеть в президиумах собраний, ему одному из первых предоставляли возможность выступить.
Вместе с мужиками Зеленин соорудил водяную мельницу и стал ее хозяином. Повезли крестьяне на мельницу на размол зерно. Размол муки всегда дает хороший доход, даже если берётся только  гарнцевый сбор, и то прибыль хорошая, а Зеленин  за размол зерна требовал особую плату, так что неплохие деньги заимел мельник.
Но пришли другие времена: НЭП, ушло в прошлое, когда можно было  оживить частный капитал, упор стали делать на общественную собственность. Предложили бывшему красному партизану, владельцу мельницы, передать предприятие государству. На это не пошел Зеленин. Через некоторое время снова зашла в исполкоме  речь об этом же, ему предложили:  предприятие  -  в  госсобственность, а он – директор мельницы. И с этим предложением Зеленин   не согласился. Власть не спешила решить вопрос по зеленинскому предприятию, считая, что партизан одумается. Мельница продолжала работать, Зеленин не шёл добровольно на контакт с исполкомом. Тогда местная власть экспроприировала мельницу у Зеленина – надежды, что красному партизану будут льготы, у Зеленина рухнули.
Он, посчитав, что его незаслуженно обидели и поступили с ним несправедливо, решил бороться с местной властью, которую завоевывал и создавал в Седельниково. Подобрав небольшую группку  из жителей, не довольных политикой власти, решил уйти в урман и обосноваться там. В районе не придали этому особого значения:  дескать, поплутают-поплутают в таёжных местах и вернутся, без поддержки извне в урмане долго продержаться трудно – так неприхотливо жить могут только остяки, да и то они выходят из тайги, чтобы обменять пушнину, рыбу на патроны, одежду и продукты.
Первоначально зеленинская группка  использовала помощь родственников, знакомых, сочувствующих им. Могли ли все эти доброхоты содержать  нахлебников  долго? Нужно было бы им приступить к работе: заняться охотой, ловлей рыбы, заготовкой леса. Но не для этого они ушли в лес, чтобы самим обеспечивать себя. Легче всего продукты можно взять у местных жителей – их избы, амбары не знали запоров. Еще проще  поживиться в колхозах, где нет  сторожей. Так группка отшельников от  попрошайничества   перешла к грабежу, стала бандой, угрозой для населения.
За них взялась милиция. Но не так просто было справиться с лесными жителями, занимающимися разбоем. Как только милиционеры с активистами появлялись в тех деревнях, в которых селяне пострадали от воровства, зеленинские бандиты скрывались в урмане. Не дали результатов прочесывания окрестностей, милиция – в лес, а бандиты уходили в глубь чащобы. Все места Зеленину знакомы, и он умело уводил лесных разбойников  от облавы. Милиция участила выезды для поимки бандитов, труднее им стало прятаться в лесу у райцентра.
Чтобы избежать столкновений с милицией, Зеленин переместил своих подельников на территорию Кейзесского сельсовета, на восток от Седельниково. Расположилась банда недалеко от села Саратовки. Однако здесь  спокойно заниматься  бандитизмом им  не удалось. Жители враждебно встретили грабителей. Особенно активно действовал председатель Саратовского сельского Совета Григорий Иванович Рагозин. Он организовал в каждой деревне дозоры, боевые отряды. Стоило чужаку появиться в населённом пункте, как нарочный доставлял весточку в сельский Совет. Зеленин понял, что может оказаться в руках поселенцев, которые обходятся без поддержки милиции. "Вольница" для бандитов кончилась. Из Саратовки удобнее всего уходить  в глухой лес. Но разве от  кейзесских  крестьян-охотиков далеко уйдёшь? Уже неоднократно сталкивались бандиты с отрядами чоновцев. Для них опасно стало появляться в населенных пунктах даже ночью. Глава шайки разбойников посчитал, что им вершить воровские дела не даёт председатель сельсовета   Григорий  Рагозин. Он энергично создаёт  колхозы. Убедил молодых руководителей хозяйств, и они  поставили сторожей в конюшнях, на животноводческих фермах, токах, у амбаров, где хранится зерно. Большим препятствием для разбоя стали созданные отряды по охране деревень. Чоновцы  не только патрулировали по улицам, но и устраивали засады. Уже несколько раз бандиты чуть не оказывались в западне.
Зеленин решил убрать председателя сельсовета, чтобы безраздельно  хозяйничать в этих местах.  Он подговорил свершить злодеяние родственников Григория Ивановича. Племянник Рагозина, скрываясь от уплаты налогов, примкнул банде. Договорился  с дядей Григория Ивановича  сотворить "мокрое дело". В темноте пробрались к  дому, который стоял на горе при  выезде на Седельниково.  Ранним утром  в  рагозинских сенях раздался зловещий выстрел из обреза. В упор стреляли. С разбитым черепом Григорий Иванович Рагозин,  намертво   сражённый, упал на пол. Убив председателя Саратовского сельского Совета, родственники-бандиты заскочили в дом и застрелили жену Григория Ивановича  -  она давно не вставала с постели, прикованная к кровати тяжёлой болезнью. Трагедия произошла  в 1931 году. Одни утверждают, что это случилось в июле, другие  -  осенью. Убийцы скрывались в урмане, потом перебрались на Васюганское болото. Возмездие достигло их: они были убиты в феврале 1932 года в деревне Мугутаево при разгроме банды. Нежелание выполнять твёрдое задание по хлебу привело их в банду, стали убийцами  и свою жизнь оборвали.
Смерть Григория  Ивановича  Рагозина, первого председателя Саратовского сельсовета, твёрдо, со всей энергией выполнявшего  долг избранника крестьян,  взбудоражила всех в районе. Полные негодования, седельниковцы не могли простить Зеленину такого варварства:  руку поднял на уважаемого многими человека, к тому же,  на искалеченную колчаковцами жертву, на бывшего верного помощника партизан, можно сказать, товарища по оружию.
Во время гражданской войны, когда Артем Избышев широко развернул в Седельниковской волости партизанское сопротивление, Григорий Рагозин активно сотрудничал с партизанами. Он организовал поставку партизанам продовольствия, патронов, винтовок и ружей, через него шла связь с кыштовскими и муромцевскими партизанами. Летом 1919 года в Кейзес явились колчаковские каратели  (дважды проводились  такие налёты в этой волости). Рыская по деревням, они  зверски расправлялись не только с партизанами и их семьями, но и с лицами,  сочувствующими новой власти. В селе Рагозино каратели  выпороли плетьми многих жителей, не щадили женщин и стариков. С поля приводили крестьян для избиения. Схватили  и повели пятерых без всякого допроса и следствия за околицу на расстрел.
 Когда вывели крестьян за околицу,  не смолчал,  идя на расстрел, Григорий Рагозин:
- Изверги, буржуйские палачи расправу учинили над крестьянами. За что хотят нас расстрелять?
Офицер-каратель, шедший сзади узников, услышал негодование Рагозина, выхватил саблю из ножен и рубанул Григория по шее, по лицу и телу несколько раз.  Рагозин, от множества ран, недвижимый, упал на землю. Обезумев от крови, палач-офицер заорал:
- Рубите красных  сволочей!
Каратели саблями  исполосовали  крестьян. Почти в двух   километрах от села  остались лежать окровавленные изрубленные палачами  трупы.
 Глубокой ночью очнулся Рогозин  -  живой он один из всех зарубленных карателями мужиков. Рядом с ним лежит окровавленный брат Лаврентий.  Григорий  попытался встать, но голова не держалась на плечах. Он двумя руками обхватил голову. Придерживая ее руками, встал и, напрягая последние усилия, шатаясь на ногах из-за большой потери крови,  побрёл к  селу. Упал вскоре, пополз  -  надо добраться до людей. Уже метров сто отделяло от растерзанных мужиков. Ужасная боль в голове и по всему телу. Из последних сил ползёт Гриша и теряет сознание, истекая кровью. В бессознательном состоянии нашли  Григория Ивановича рагозинцы у берёзового околка. Принесли его  в   крайнюю избу, перевязали и доставили домой.  Долго пришлось ему  отлёживаться.  Помогли настои урманских  трав.  Без врача  залечила жена его  глубокие раны.  Затянулись  шрамы на лице и на теле,  рубцом, ближе  к черепу, осталась сабельная памятка карателя. Молодой организм пересилил смерть. Жил Григорий  с  перекошенной шеей, она у него не поворачивалась. Крестьяне верили ему и уважали Григория Ивановича в  борьбе за справедливость, поэтому избрали его председателем Совета.  Злобствующие на власть, на колхозы, в их числе и бандиты, звали  председателя сельсовета Недорубком. Темная злость кипела в душе у Зеленина, или он совсем озверел, что не пожалел калеку. Сабля карателя  не смогла сгубить сильного человека, пуля бандита настигла его. /  Сын Григория Ивановича, Иван, прожил достойно. В Великую Отечественную войну Иван Григорьевич Рагозин погиб, защищая Родину.  Прим. авт.\
"Такого разбойника, - рассуждал про себя Кузьма Рублевский,  проезжая по темному бору к селу Рагозино, - оставлять на свободе нельзя:  ни перед чем не остановится, у него нет ни капли жалости к людям. Хватит ему глумиться над крестьянами".
В урманском селе Рагозино лиственницы, сосны, ели, пихты окружали все огороды. Из-за густого леса населённый пункт,  всегда не продуваемый  для ветра и летом и зимой.  Кузьму Рублевского встретил начальник контрразведывательного управления ОГПУ Андрей Васильевич Шамарин, коренастый и плотный мужчина средних лет. Вместе с ним прибыл в Рагозино местный чекист Егор Морозкин, среднего роста, но сразу заметна его живость, подвижность молодого мужчины, которому не было ещё и тридцати лет. Он недавно приступил к службе. До этого работал в райкомах комсомола и партии, учительствовал в Калачинском районе. Недолго заведовал Седельниковским районным отделом народного образования. Морозкин  к  приезду    Шамарина  и   Рублевского  в Рагозино  узнал  от жителей и охотников   о  банде.   
- Бандиты перессорились и покинули Зеленина, -  сообщил  чекистам  Морозкин, - избегая уголовного наказания, скрылись. Поняли, что им долго в урмане не продержаться, а придти с повинной не решились.
- При таких обстоятельствах, - подытожил Рублевский, - шайка Бармина была бы для Зеленина  кстати.  Они  были  бы обоюдно рады    встретиться,  ибо  у  сбежавших  от  расстрела  нет  обратной  дороги, а это на руку  Зеленину.  Куда направился вожак шайки?
- Со слов деревенских, Зеленин ушел на Васюганские болота – это за сотню километров от этих мест. Организовать отряд и начать поиски бандита на огромнейшем пространстве, не зная его местонахождения, не имеет, на мой взгляд, никакого смысла, равносильно тому, что искать иголку в стоге сена,  -  подвёл  итог контрразведчик Шамарин.
Создавшееся положение Алексей Васильевич Шамарин и Кузьма Андреевич  Рублевский обсуждали в Седельниково вместе с начальником районного отдела ОГПУ Василием Ивановичем Паниным,  оперуполномоченным отдела ОГПУ Георгием Семеновичем Морозкиным.
- Определить точно, где остановился на зимовку Зеленин, и только тогда действовать, - поставил задачу перед чекистами Алексей Шамарин.
Начальник отдела Василий Панин, очень решительный человек, готов сразу же идти на поиски бандита  -  под его руководством часть банд ликвидировали в районе, выловлены некоторые бандиты. Но его предостерег контрразведчик:
- Не спеши Василий Иванович. Спугнете, так Зеленин уйдет к сосланным кулакам и найдет там поддержку. Надо знать его стойбище, чтобы выловить его.
- Охотники должны знать, где он находится. Свяжитесь с ними, - предложил Кузьма  Рублевский  седельниковским чекистам.
- С  охотниками, - пояснил Георгий Морозкин, - контакт  у нас был. Русские добытчики  пушнины в  Васюганье не ведут промысел зверя. Разговаривал с остяками. Улыбаются да пожимают плечами: дескать, им ничего неизвестно.
- Ищите  зацепку,  -  предложил чекистам Кузьма, - найдете  подход  к охотникам,  поясните: он ничего плохого пока им не сделал, так ещё успеет совершить. Коренные сибиряки знают, где находится Зеленин, и должны сказать вам, где он укрылся на зиму.
Так и решили:  искать убежище Зеленина.


УЛОВКА   УДАЛАСЬ


С тревогой на сердце возвращался Кузьма Рублевский в Омск. Сидя на палубной скамейке парохода, он не замечал бурно бегущих от кормы речных волн, не обращал внимания на живописные берега Иртыша. Какое может быть настроение, если первое ответственное задание сорвано? В голове – сумбур. Подумать только:  Кыштовка повисла в воздухе – неизвестно, что там произошло, Зеленин бродит по урману…  О чём может он доложить?  Лучше бы ему, казалось Рублевскому, начать розыск  Зеленина  и не появляться в управлении.
Еще больше забурлило в душе у Кузьмы, когда он после командировки поднимался на второй этаж по широкой управленческой лестнице. "Как встретят?" -  клокотало в голове. Однако первый встреченный на лестнице сотрудник ОГПУ, увидев его, восторженно воскликнул:
- Рублевский! Поздравляю тебя с ликвидацией банды! Ловко ты с ней разделался!
  Все прояснилось для Рублевского, когда он   допросил жену Бармина, главаря кыштовский шайки, - он проводил операцию, ему и поручили ее завершать. Еще не вернулся Кузьма в Омск, а Александр Петров и Иван Савельев доставили ее в управление ОГПУ.
- Мы видели, - заявила сожительница Бармина на допросе, - как  ехали по дороге – голубая фуражка приметна издалека. Нет охраны. Бармин сразу заерепенился: "Хлопнем  этого чертого чекиста!". Сторожев его осадил: "Не рыпайся. Чекист – это приманка. Схватим его – выдадим себя, а сзади отряд идет и всех нас  прикончит". Сторожева поддержали другие бандиты.
Побоялась шайка расправиться  с  Рублевским.  Из деревни банде сигнализировали:  отряд вернулся в Кыштовку. Проверили: у колодца отряда нет, кругом лишь помятая трава. Первым делом члены шайки бросились к источнику питья. Достали из колодца полное ведро воды. Окружили ведёрко с кружками. Жадно пили  студёную  воду. Подходили к ведру по несколько раз. Насытили жажду  досыта. Напоили лошадей и, стреножив их,  пустили  на пастбище.
Сутолоки много: кто хворост тащит, кто костер разводит, кто чистит картошку для похлебки. Ответственные за лошадей развесили на березы сбруи для просушки. Бойцы выжидали, когда все соберутся у костра на обед. Уже стали разливать по чашкам похлёбку из котла. Не заметили чоновцы,  когда Сторожев пошел на пастбище посмотреть лошадей.
Уселись разбойники у костра. Хлебают похлебку. Рядом с ними в пирамиде – ружья.
- Выбрать каждому бандита, - негромким голосом приказывает Александр Петров   - 
Стрелять   наверняка,   женщину на прицел не брать. Взмах моей руки, и – залп!
Торопливо хлебают ложками из чашек бандиты. И вот Петров взмахнул рукой. Оглушительный групповой выстрел, и повалились у костра бандиты, опрокинув чашки и котелки, разлетелись по сторонам ложки. Женщина вскочила на  ноги и оторопело смотрела на костер, на лежащих около неё мужиков. Все убиты, раненых нет.
Куда девать трупы? Схватили  чоновцы  мертвецов за ноги, за головы и потащили к колодцу. Туда и сбросили  убитых бандитов.
- Там вам и могила! – сказал А. Петров.
Хватились, а трупов  всего девять.
- Где десятый? – спросил  оперуполномоченный  ОГПУ  у женщины.
- Пошел проведать лошадей, - ответила она.
Сторожев, как услышал ружейный залп, понял, что его напарники в западне. Вскочил на  коня, на  котором была уздечка, и скрылся…
На допросе Бармина, жена главаря, (так ее назовем, хотя не знаем точно, была ли она его законной женой) ничего не скрывала, подробно и откровенно обо всем рассказала. После допроса Кузьма  Андреевич Рублевский освободил ее из-под ареста.






ПОГОНЯ   ЗА   БАНДИТОМ


Что же с Зелениным? Какова же судьба и участь его?
Сотрудники Седельниковского  районного отдела  ОГПУ  учли совет К. А. Рублевского об установлении контакта с коренными сибиряками. Не сразу пошли они на откровенные разговоры. Подтвердили, что русские охотники не бывают на Васюганских болотах. Внимательно слушали  чекистов остяки, прищурив глаза, в знак согласия с чекистами добродушно кивали им головами, однако на вопрос о Зеленине обычно отвечали:
- Не знаю, паря, такого.
- Не видел его в урмане.
- Не встресял его.
- Знал бы, где зывёт, сказал бы.
Такие разговоры могли продолжаться до бесконечности. Знали остяки, где расположился Зеленин на зиму, но,  проявляя чрезвычайную честность, не пожелали его выдавать, считая, что он ничего им плохого не сделал  -  пусть живёт  в лесу, урман его прокормит. С доброжелательностью остяков чай не попьёшь. Зеленин оставался занозой для чекистов, да и в  управлении ОГПУ  не довольны,  что долго мылятся с бандитом. Однако повезло:  чекистам отыскать Зеленина помог сам Зеленин.
В дальние урочища осенью, когда еще не начался снегопад, таежники-промысловики доставляют  заранее для себя зимний запас: спички, патроны, кое-что из одежды и на первый случай продукты. Спирт, водку тоже несут, но до зимника не доносят. Зимой кружат вокруг  своих припасов, в зимник приносят пушнину, мясо косуль, лося. Для охоты у них все в достатке, не надо проделывать многокилометровые расстояния в походе за припасами.
Из зимних заготовок любой, кто окажется в беде, может взять себе все, что необходимо, но обязательно должен оставить что-то свое или сообщить  хозяину, что взял. В урмане может случиться всякое с каждым – надо выручать. Такие небольшие клады счастливая находка для попавшего в беду. Обычно охотники в чужие угодья не заходят, охотятся только на своей территории, поэтому для них редкий случай, когда кто-то прикоснется к зимнему запасу охотника.
Зеленин попрал традиции охотников-сибиряков, он стал опустошать их зимники – зачем трудиться, если можно взять из запасов, и никто не узнает. Но охотники даже по чернотропу определили, кто побывал в их угодьях и обворовал зимники.
И тогда несколько охотников-остяков сами пришли в районный отдел ОГПУ.
- Паря-товарис, беда. Беда с Зелениным, - заявили они начальнику Василию Панину.
- В чем дело, дорогие? – чутьем понимая, что у них  важные сведения, спросил их Василий Иванович Панин.
- Как охотиться? Целый год голодным ходить?
- На следусий год не с сем идти…
- Семья с голоду умрёт.
- Все зимние запасы забрал этот Зеленин.
- Вырусяй, насяльник.
- Надо, паря, охотиться, а сюда из урмана присли. Сего добудем?
- Помоги, товарис. Убрать надо, паря, Зеленина.
- Помощь окажем, - заверил охотников Панин. – Вы знаете, где он находится? Дорогу укажете?
- Знаем. Указым, паря-насяльник. Такого целовека нельзя дерзать в урмане.
В дальнюю  урманскую чащобу с двумя охотниками-остяками отравились  оперуполномоченный отдела ОГПУ Георгий Семёнович Морозкин и трое милиционеров. В густом хвойном лесу, несмотря на прошедшие сорокаградусные морозы, снег оставался рыхлым. Широкие охотничьи лыжи утопали в снежном пухе, ноги бороздили снежную перину. Идти по такому снегу трудно. Пар валит от лыжника. Два охотника впереди, за ними – сотрудник ОГПУ и трое милиционеров. Крепок Гоша Морозкин, ему 28 лет, но за охотниками  не угнаться – идут легко, чуть размахивая руками, узелок на их спине им не помеха –  могут сутками шагать. А тут шинель похлестывает по ногам. Надеть ее, а не полушубок, Морозкину посоветовал охотник.
- Удобна.  Легка, паря, и не  горит сенелка  от  костра.
"В полушубке бы в конец  запарился", - подумал чекист. От таежной ходьбы пар валит изо рта и застилает глаза, пот заливает лицо. Заденешь ствол сосны, снежная пыль всего засыпает, приходится вытирать лицо, стряхивать снег с одежды, поэтому охотники – знатоки леса  обходят деревья. ( Не зря он добрые навыки приобрёл в васюганском походе.  Вспомнил о нём, когда  в  марте 1942  года скрытно прошёл на лыжах  с отрядом по оккупированной белорусской земле  700  километров, имея за  плечами  груз  весом 30  килограммов  и автомат.)
Смеркается. Нахмурились хвойные деревья, опушенные рыхлым снегом. Стоит полная тишина. Слышны лишь лёгкие поскрипывания лыж
- Однако мороз усиливается, - замечает охотник, останавливаясь в  ожидании  Морозкина. – Не пора  ли, паря, на нослег, пока тепло.  -  Морозик стоял под 35  градусов. Он пальцами снял льдинки с чахлых усов.
Охотники приставили лыжи к ветвистой ели, разгребли снег ногами для костра. Один пошел за хворостом, другой руками наломал сухих веточек с ближайшего ствола сосны. Сложил в кучку хворостинки в центре очищенной от снега полянки и зажёг спичку; откуда-то появилась берёста (запасливый охотник), запылала огоньком. Второй охотник принёс к костру валежину, сухой ствол упавшего дерева. Чекист и милиционеры, сняв шапки, вытирали носовыми платками пот с лица и головы. Затем они пошли в лес и притащили четыре сухих ствола.
- Засем, паря, столько дров? – с удивлением спросил охотник. – Год целый проводить будем? Сяй согреть – много веток не надо.
Георгий спал неспокойно. Ворочались и милиционеры. Охотники, как улеглись на небольшую шкурку у костра, так мёртво лежали всю ночь. Надоело  чекисту  отогревать один   бок, потом  -   другой, ноги в сапогах стали  коченеть, он  встал, положил на костер  валёжины и стал отогреваться  у высокого пламени. Скоро к костру пристроились милиционеры. Перед самым рассветом заворочались и встали охотники.
- Однако тепло носью было, - заметил промысловик помладше.
- Паря, да ты все дрова консил?! – удивленно с упреком заявил старший охотник.
- В урмане мало сухостоя? – с иронией в голосе спросил Морозкин.
- Сильный огонь зверя пугает.
- Но мы же не на охоте.
- Мы нет. Другому  промысловику помесаем.  Зверь  убезыт  далеко. Не добудет он его.
Многодневное хождение с непривычки изматывало. Ноги к концу дня еле двигались. Никакая сила не могла оторвать их от снежного покрова. Завтра снова в путь. Но охотники бежали споро, как будто только что встали на лыжи. Каждый день казалось, что белому покрывалу, ветвистым деревьям не будет конца. На седьмой день молодой охотник остановился, когда солнце, окруженное морозным ореолом, на небе подходило к полудню, выбросил вперед трехпалую рукавицу и спокойным голосом сообщил:
- Вон его зимовье виднеется.
- Это оно, паря, - подтвердил старший. – Да оно курится!
Чуть виден дымок из трубы, тянется он чуть вверх и загибается к низу.
- Сяй готовит, - предположил старший охотник.  -  Нас в гости ждёт.
- Незваных гостей не ожидают.
- Завтра снег повалит. Больсой пойдёт  -  дым клюкой валит. Посли!
Лыжники ускорили шаг, пробежали метров триста, и опытный охотник зашептал:
- Вот он, паря,  -  прикрывая рот  рукавицей,  в  полголоса прошептал старина, глядя на отстающих лыжников.
- Чего шептать, кто услышит?   -   Но охотник указал на зимовьё, на фоне которого появился силуэт. Вышедший из зимовья приложил ко лбу ладонь   и увидел  идущих на лыжах. Фигура выхватила воткнутые в сугроб  лыжи, вставила  в них ноги и быстро начала  удаляться.
- Уходит, паря, однако!
- Твоя  правда, паря, - подтвердил молодой. – Надо догонять.
- Неужели Зеленин понял, что за ним пришли? – спросил Морозкин, переводя дыхание, у старшего охотника.
- Волк нюхом всё узнает, - ответил ему опытный промысловик.
Как ни старались лыжники ускорить темп бега, удаляющийся от них, располагая свежими силами, на виду уменьшался  –  верный признак, что бежит быстрее их.
- Прёт, однако, быстро,  -   тяжело  дыша, произнёс старший.
Но стоп! Беглец остановился. Держит перед собой лыжу, возится с ней. Преследователи ускорили бег. Разрыв уменьшился, но до цели еще далеко. Но вот он  опустил лыжу на снег и побежал, но заметно медленнее, хотя все равно бежит быстрее измотанных  преследователей.
- Стой! – на весь урман закричал впереди бегущий молодой охотник.
- Остановись! Стрелять будем! – громко вторит ему другой охотник. 
Беглец не остановился, даже не оглянулся, ибо понимал, что у него достаточно сил, чтобы скрыться в урмане -  была у него уверенность, что не  настигнут его.
- Стреляй, иначе уйдет! – во всю мощь голоса прокричал охотникам Морозкин. Он выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил вверх   -  предупреждение для преследуемого.
Молодой охотник, бегущий впереди, скинул с плеча винтовку, остановился, прицелился, и – раздался выстрел. Остяк бьёт всегда без промаха, даже по бегущему вдали оленю. Тот, в кого стрелял остяк, рухнул на снег. Подбежали лыжники   к  лежавшему на снегу, повернули на спину и убедились:  да, это Зеленин. Из полуоткрытого рта с выпихнутым наружу языком  ещё шёл парок
- Э-э! Да у него хомутик на лызе лопнул! – заметил старший промысловик, выдёргивая лыжу с ноги  бандита.  -  Ты, паря, нехоросый  селовек, однако:  хотел зыть только для себя.
- Нам его тащить в Седельниково?! – с тревогой спросил один из милиционеров.
Георгий Морозкин посмотрел на милиционера   и ничего ему не ответил. Потом попросил молодого охотника:
- Перевернём его на живот. Посмотрим, куда  ты   влепил  ему  пулю.
Повернули труп. Ниже левого плеча на полушубке, сшитом из белой овчины, зияла маленькая дырочка.
- Ловко ты его  -  прямо в сердце.  Ворошиловский  стрелок!  Это тебе, Зеленин, месть за Рагозина и всех погубленных тобою.


ЗОЛОТО   ДЛЯ   ИНДУСТРИИ


В 30-е годы ХХ века стране требовалось сделать рывок, чтобы преодолеть отставание в 50-100 лет от передовых капиталистических стран Европы и Америки за 10-15 лет, превратив аграрную страну в аграрно-индустриальную, иначе не быть государству. На западе и на востоке агрессоры точили зубы, наращивали военную мощь, чтобы задушить страну Советов. Тысячи белогвардейцев, проигравшие гражданскую войну, готовы были начать поход на СССР. Срочно надо было сооружать новые заводы и фабрики, создать новые отрасли промышленности, каких не было в царской России. Ускоренные темпы развития индустрии находили поддержку в широких массах народа. Но на одном патриотическом энтузиазме проблему не решишь. Нужны новейшие станки, передовое оборудование. Все было, но за границей. Нужны средства, чтобы их закупить. Где их взять? Ни одна страна не давала займы Советскому Союзу. И все же можно было купить у капиталистов, но только за золото. Советское правительство тратило на это золото, уменьшая Золотой  запас, который  крепко был разграблен в период гражданской войны. Что имели,  хранили в стране. Золото тогда мы не сохраняли ни в США, ни в Германии, ни в Швейцарии, а тратили на индустрию. Приходилось расставаться с ценностями из Эрмитажа, чтобы спасти  людей от голода, чтобы заработали фабрики и заводы.
Но этих средств было недостаточно. Только из-за внешней угрозы (медлить было нельзя), в быстром темпе провели коллективизацию в селе. На американских «Фордзонах» сельское хозяйство скоро не поднимешь, нужны современные тракторы новейших марок (так мы сейчас говорим) и автомобили. Городу и селу требовались огромные средства, чтобы вырваться из разрухи, многолетнего застоя промышленности и сельского хозяйства.
Золото было в стране, но оно хранилось у частных лиц, у бывших господствующих классов. В гражданскую войну их пограбили, часть их золотишка перешла к ворам, спекулянтам, мошенникам Ограблению подвергались в смутные времена государственные и частные банки. И тогда руководство страны пошло на изъятие золота у частных лиц, чтобы отрасли страны выпускали трактора, станки, автомобили, корабли, подводные лодки и крейсеры, самолеты и паровозы, турбины и шахтное оборудование, чтобы ими управляли свои инженеры, техники и ученые.
И правительство выдало директиву об изъятии золотого запаса у частных лиц. Предстояло взять часть собственности у богатых, у тех, кто нечестным путём заимел драгоценности.
Омское областное управление ОГПУ, получив правительственную директиву об изъятии золота у частных лиц, доверило проведение этой операции Кузьме Андреевичу Рублевскому.
С чего начать? Как приступить к делу? С ареста? Вдруг у подозреваемого ничего нет? Тогда сам на его место сядешь. Надо иметь достоверные данные, чтобы не ошибиться.  Кузьма  Рублевский начал с оперативной работы по изысканию золота у бывших богатых и у обогатившихся проныр нечестным путем. И такие данные у него появились.
Хранитель драгметалла приглашается на беседу. Разговор затягивается. Может хозяин золота вот так просто расстаться с ним? Изворачивается, доказывает, что он гол, как сокол, что он готов пожертвовать, но у него ничего нет.
- Что ж, уважаемый гражданин, - обращается к нему  Рублевский, даю вам время подумать в камере предварительного заключения. Надумаете говорить, вызовите меня,  в любое время суток может продолжиться наш разговор. Я жду.
 КПЗ  ОГПУ переполнено, смрад и духота там. Только по принуждению можно находиться в ней. Ежедневно чекист  проводит беседы с задержанным гражданином.  Однако результат  -  нулевой.  Встречи повторяются. В конце  концов,   Рублевский  предлагает:
- Отдайте хотя бы часть из своих тайников. Нам  известно, что они есть  -  сведенья очень точные. И вы  в этом не сомневаетесь. Представьте, уважаемый гражданин, мы получаем разрешение на обыск. Что произойдёт в ваших комнатах с нашим приходом? Полы сорвём, простучим  стены  -  полетит  штукатурка, перевернём всё в ограде и на чердаке  -  после нас у вас будет полный   кавардак.  Что подумают соседи о вас?  "У них был обыск!"  -  начнут  тараторить сплетницы.  Напишите записку жене, отдадите золото, и всё мирно разрешится.               
Задержанный гражданин мнётся – нет у него никакого желания расставаться с золотым капиталом. После долгих обдумываний и переживаний соглашается. Пишет жене записку.
- Только не указывайте место клада, - предупреждает  допрашиваемый.  –  Всякое бывает. Не нужно, чтобы кто-то узнал тайну и сумел  бы воспользоваться. Устно скажите, где находится клад, и достаточно.
Записка передается жене. Сверток с золотом – у чекистов. Снова разговор с  задержанным.
- Скажите, гражданин, из какого места у вас в доме взято золото? Вы указывали одно, а ваша жена взяла сверток из другого места.
Приходится называть третий клад. Как только задержанный передавал все свои  клады с золотом,  его выпускали из КПЗ. Примерно такая методика по изъятию золота проделывалась и с другими. Заставил Рублевский и врача  -   она обслуживала сотрудников ОГПУ  -  передать стране золотые слитки. Побывала  в камере. Отдала золото и продолжала работать на прежнем месте. Родной брат жены   Рублевского,  Адриан, рассказывал:
- Когда шло изъятие золота, Кузьма  Андреевич редко бывал дома. Не было у него выходных дней. Как-то иду по улице в Омске – я тогда был на полугодовых курсах агробиологов – подбегает ко мне  Кузьма Андреевич и говорит:  "Снимай,  Адриан, пиджак". Отдает мне гимнастерку. Взял у меня кепку и сел на извозчика. "Что-то тяжела гимнастерка", - подумал я. В боковом кармане оказалась золотая пластинка. Наверное, килограмм она весила.
- С этим золотишком, -  рассказывала  Евдокия Федоровна, жена Рублевского, а мне родная тётя,  -  у  Кузи много канители было. Ни днем, ни ночью покоя не знал. Прибежит на обед, выложит в комнате на стол  из карманов, а сам на кухню – быстрее перекусить. Пока он ест, я разглядываю безделушки. Впервые увидела ожерелье из жемчуга. Повидала различные колечки, перстни, браслеты с камушками. Золотые слитки – сияют, даже в руки взять их  боязно.
- Леля (так мы звали родную тетю), у вас перебывало столько драгоценностей, а у вас даже золотого кольца нет. Неужели ничего нельзя было взять?
- Что ты! – ответила она со всей искренностью – Разве можно? Все ценности – для страны и народа. Брали у меньшинства для блага большинства. Разве можно брать у государства? Узнай Кузя, что я такое сотворила, не знаю, что бы он со мной сделал? Наверное, застрелил бы. Он мне доверял. За всю жизнь пальцем не тронул меня. Но за такое, за воровство, никогда бы не простил.
Ничего примечательного в квартире Рублевских не имелось. Мебель – обычная, какую продавали в магазинах райпотребсоюза  в  послевоенное время, ни хрустальной посуды, ни люстр не было,  не украшали их комнаты персидские ковры  -  есть самое необходимое, о дорогих вещах   не думали: жила бы страна богато…
Сколько  золота и драгоценностей изъял в фонд индустрии Рублевский,   не допытаешься у него. Молчит, не раскрывает тайну.
- Вы же не только у  частных лиц изымали золото, Кузьма Андреевич?
- У  кого ещё?  -  ответил он вопросом на мой вопрос.
Уклонился от ответа по золоту  и  Георгий Семёнович Морозкин, знавший Рублевского по совместной службе, но сказал о нём:
- Кузьма Андреевич Рублевский  -  боевой чекист. Его ценили в Омском управлении.  По золотым делам высоко был поощрён:  стал Почётным чекистом   ОГПУ. Тогда немногие имели высшую чекистскую  награду. Почётный чекист мог без доклада заходить в кабинет наркома.


1937-й


Действительно о себе, о своей работе Кузьма Андреевич ничего никогда не рассказывал – видимо, сказалась специфика его работы, наложив печать на его поведение  на  всю его жизнь. Мы, его родственники, не допекали  его  расспросами  – действовал плакат времен Великой Отечественной войны с лаконичной надписью: «Болтун – находка для врага!». Это в данное время, не раскрыв преступление, сообщают об источнике, от которого получена информация, давая возможность или спрятать концы в воду, или воздействовать на информатора. Нас беспокоила деятельность Рублевского в 1937 году – столько грязи на всех вылито! Глядя на Кузьму, думалось: такой службист, у которого без вины  виноват.
Решения ХХ съезда партии обсуждались  на закрытых пленумах. Но до нас дошла информация, что в г. Исилькуле, г. Тобольске, где пришлось работать  Рублевскому, в его адрес на заседаниях серьезных обвинений не возникло. Поэтому я решил, что можно спросить у него о 1937-м годе, тем более что прошло много времени – шла вторая половина 60-х годов, да и неизвестное должно же  проясниться.
Уйдя на пенсию, К. А. Рублевский приехал на постоянно место жительства в Г. Апшеронск Краснодарского края. Будучи на отдыхе, в гостях у Рублевского, изъявил желание помочь ему перекрыть крышу сарая алюминиевым шифером. Занятые этой работой, когда уже приближался конец дела, решил задать ему вопрос, беспокоивший нас, родственников:
- Кузьма Андреевич, вы пережили 1937-й год, работали в органах в то время. Скажите, многих приходилось сажать за решетку?
Он не сразу ответил, помолчал, а потом повел разговор.
- Думают, что в 1937-м году многие дела органы решали своевольно: пришел, арестовал, добился желаемого признания и отдал его на рассмотрение  тройки. Не всегда так было. Требовались факты, доказательства. Считают, что произвол никто не ограничивал – дескать, чем больше арестуешь, тем больше тебе почета. Все-таки не по числу арестованных, а по раскрытию дел оценивали работу.
Он замолк, мы оставили работу. Уселись на крышу перекрываемого сарая, свесив ноги  вниз.
- Время было непростое. Была ли контрреволюция в стране? Имелась. Недоброжелатели Советской власти не дремали, не жили в ожидании перемен, а группировались, выискивая удобные моменты, чтобы захватить власть. Утверждение, что все арестованные в 1937-м году невиновны, не верно. Спросите любого заключенного, за что он в колонии, ответит: "Ни за что". Самые  мерзкие  рецидивисты  так говорят, пытаясь оправдать,  обелить себя.
Вот один пример, который говорит, что враждебные персоны были. В город Тару прислали директора рыбного треста. После разоблачения троцкистской группировки его выслали из  Москвы в Астрахань, затем перебросили его в Тару. С чего начал он, заступив на  должность директора?  Трест имел  два рыболовных сейнера. Один из них директор треста оборудовал под клуб. Это забота об увеличении добычи рыбы? Были у него знакомства в Москве, то есть свои сподвижники, он добился, чтобы в Тару из Астрахани перевели тысячу сосланных кулаков. Надёжных мужиков  подобрали, чтобы не подвели его.
Праздник или узкий круг заседания всегда проводили на сейнере, оборудованном под клуб. Его люди в охране, прибывшие  из Астрахани  никого из посторонних на этот сейнер не пропускали – конспирация чёткая. Жену его сослали в Барнаул. Ей высылали троцкистскую литературу. Посылки она переправляла в Тару, будучи уверенной, что ими не заинтересуются органы. Троцкистская оппозиция не дремала, нити связей из своих рук старалась не выпускать. Под новый 1934-1935-й год собралась тарская троцкистская оппозиция. Директор треста  поднял бокал. "Мой тост, - провозгласил он, - за выстрел Николаева. Это нам сигнал к действию". Откровенное  признание.  Как  надо его понимать? Многие в стране переживали, что 2 декабря 1934 года  потеряли видного политика и организатора, для троцкистов  -  сигнал к действию. Что хотели совершить оппозиционеры? Директора Тарского рыбного треста вызвали в Москву. Рассматривалась его апелляция по восстановлению в партии. Находясь в своей московской квартире, глядя на кремлевскую тюрьму, со злобой сказал: "Все равно вы умоетесь кровью". Оппозиция считала, что делает всё тайно,  скрытно, а нам известны были   их намерения. Как не знать, если  разглагольствуют  о кровавых делах? Разрабатывал этого директора треста (сейчас можно об этом сказать) Георгий Морозкин. Он тогда работал в городе Таре.  Как к этому должны были относиться правительство, их охранительные органы? Готовили переворот. Сидеть и ожидать его? Не народ, а отдельные личности хотели захватить власть. Они не считались с простыми людьми, меньше всего думали о стране.
Снова пауза. Сидим на крыше сарая и молчим. Чтобы разрядить обстановку и не быть навязчивым, я, показывая рукой на два новых двухэтажных дома, второй этаж которых опоясывали лоджии, спросил:
- Сколько квартир в этих домах?
- Две.
- Как две? Самой малое в них должно быть шестнадцать. Кто в них живёт?
- В первом – его строил директор треста для себя и сына, но райком не разрешил вселиться его сыну – живут директор треста и главный инженер. Второй заселёны семьями директора  и секретаря парткома другого предприятия.
- Роскошно живут, - не успокаивался я. – Тридцать две квартиры отдали четырём  семьям.
- Молча взирают на это начальник милиции и прокурор, - добавил Кузьма Андреевич. –
Во второй половине 60-х годов  вытворяют, создавая для себя блага. 
- При Сталине могло такое быть?
- Нет, конечно.
- Кузьма Андреевич, в 1937-м году вы в Тобольске работали? – задал я вопрос, чтобы продолжить нашу беседу.
- Да, в Тобольске. В 1934 году меня перевели из Омска в Исилькуль на работу начальником райотдела. Через год с небольшим назначили заместителем начальника отдела Тобольского округа. В наших рядах было немало честных и стойких чекистов. Они работали, не жалея себя, выполняя долг перед народом, перед революцией. В годы Великой Отечественной войны части НКВД защищали Москву, Севастополь, Тамбов, Воронеж. Многие чекисты стали разведчиками, сражались в тылу врага, уходили в партизаны. Как и все, достойно принимали смерть.  -   Кузьма Андреевич задумался, вспоминая, видимо, прошлые годы. – Находились и  подонки  в наших рядах. Пролазили в органы, чтобы вредить, сделать себе карьеру,  - он глубоко вздохнул, морщины сбежались на лбу.
Помолчав, снова заговорил:
- Начальник НКВД Алтайского края три состава крайкома посадил. Получил два ордена Ленина. С повышением его перевели на Украину, к Хрущеву. Оба рубали крепко. Понял после пленума ЦК украинский начальник, что ему несдобровать, сдаст его Хрущев. Пустился в бега, ушел в подполье. Пытался на юге перейти границу. Не удалось – очень бдительными оказались пограничники:  даже наркома внутренних дел Украины  не пустили за рубеж. Он рванулся к границе в Прибалтике. И там осечка. Арестовали его в 1939 году в городе Миассе  Оренбургской области.
Что замышлял ретивый начальник? На покалеченных людских судьбах  строил себе карьеру. Думаешь, у него не было тайной поддержки в Москве? Были. А винят одного. Подковёрные  интриганы действовали тайно. Пришлось и им отвечать за антигосударственную деятельность.
Став во главе партии и государства, Хрущев дал указание изъять из архивов все кровавые дела, связанные с его именем. Об этом знает Семичастный – он на пленке зафиксировал все документы.
Знай, Володя, чистку начинали не органы. Нередко указание проводить репрессии исходили из партийных аппаратов. Обкомы высылали в Москву зловещие цифры: сколько человек в области арестовать, сослать, расстрелять. Из Омска тоже такая бумага поступила в Москву из обкома. Кажется, тогда секретарем был…  Не буду его называть, чтобы не ошибиться. Пришлось Ежову снижать запросы обкомов. Такое манипулирование жизнями людей позволяло кое-кому освобождаться не от врагов, а от неугодных,  ершистых  работников. В тройку,  вершивших судьбы людей, обязательно входили секретари обкомов. Натворят, потом сами и расплачивались жизнью своей. Особенно жесток был секретарь Западносибирского крайкома Эйхе. И его объявили врагом народа.
Снова продолжительная пауза. Кузьма Андреевич  думает, видимо, как ему раскрыть эти сложные и противоречивые годы.
- Тебе хочется узнать, Володя, что я делал в 1937 году? Не все гладко шло у меня тогда. – Кузьма Андреевич нахмурился, лицо его посуровело. – Вот накроем на сарай три листа шифера, расскажу и о себе. Скажу, что за 1937 год у меня нет ни одного поощрения.
На самом верху закрыт  конёк крыши.  Мы с высоты сарая смотрим на апшеронские подворья. Заборы, сараи прикрывают гроздья винограда, развесистые ветви рослых яблонь и груш, густота вишневых деревьев. Не видно, что под кронами деревьев, на самой земле.
Кузьма Андреевич начал неожиданно, даже не положив на крышу молоток для порядка:
- В 1934 году меня перевели из Омска в Исилькуль начальником райотдела. Через год с небольшим назначили заместителем начальника Тобольского окружного отдела НКВД. В Тобольске и захватил меня 1937-й год.
Служба шла своим чередом – обычная оперативная работа. Вдруг узнаем: нашего начальника областного управления арестовали. Мы его считали честным, принципиальным человеком – как никак коммунист с 1905 года. И вдруг такое!
Прибыл новый начальник – его перевели из Крыма. Он в троцкистской оппозиции числился. Со слов сотрудников, суровый, придирчивый, неразговорчивый новый руководитель. Вызывает к себе в управление моего начальника и меня. В беседе с ним докладываем: обстановка в округе нормальная. Он нахмурился и говорит: "А по оперативным данным управления совершенно другая картина: в ряды партийного и советского аппарата в Тобольске пробрались и орудуют враги народа. Что скажете?".
Мы онемели. В управлении есть данные, а у нас ни одной информации о враждебной деятельности кого-либо. Он спрашивает: "Почему молчите? – Его лицо  побагровело,  и он окриком вопрошает: - Почему до сего времени никого не арестовали? Что за оперативная у вас работа? С врагами заодно? Ваш прежний начальник сидит. Его директиву выполняете? Даю вам две недели. Никого не разоблачите, не арестуете – самих посажу, рядом, где сидит ваш бывший начальник, камера пока пуста.  Свободны!".
Не дал я затянуться паузе на самом кульминационном месте, спросил:
- И что же? Какова была реакция на приказ начальника? Начались аресты?
- Хоть и были мы в недоумении, - продолжил Рублевский, - решили со всей скрупулезностью ко всему отнестись. Пересмотрели личные дела всех партийных и советских работников, со многими побеседовали. Все, что могли, проверили  -   врагов нет.
- И дали вам  трёпку  в управлении?
- Никакой  нахлобучки  не было. Через полмесяца вызвали  двоих в Омск. Начальника окружного отдела сразу арестовали. Меня посадили в управлении за стол, определили писарем. Полгода, пока шли допросы, мне не дали ни одной бумажки. Сижу за пустым столом и переживаю. Ежедневно ждал, что скажет обо мне мой начальник. Мужественный  человек  не пошел ни на какие  провокации, все выдержал.
- Что же потом произошло? Вы же до ухода на пенсию всё время в органах  работали?  -  поспешил я задать вопрос  Кузьме Андреевичу, так как показалось,  что он,  хмуря брови,  хочет отставить в сторону эту  тему.
- Да, служил до конца. Дальше продолжим? – переспросил  Рублевский. – Прошёл пленум ЦК партии. Стали разбираться в делах. Присланного из Крыма в Омск начальника арестовали. Враг или нет – посуди сам. Его обвинили в пособничестве троцкистам. В обыске на его квартире участвовал Георгий Морозкин. Он рассказывал, что изъяли несколько альбомов, а в них фотографии всего Черноморского военно-морского флота. Для чего он притащил из Крыма совершенно секретную информацию,  такую обширную и в иллюстрациях? Хотел передать за рубеж? Троцкому? Он же понимал, с чем имеет дело.
Нашего прежнего начальника освободили из-под ареста, сразу же отправили на курорт. Выпустили и начальника Тобольского окружного отдела НКВД. Мне дали путевку в южный санаторий. Нервы были на пределе, у меня выпадали волосы из головы пучками, образуя плешины.
Улыбнулся Кузьма Андреевич и сказал:
- В 1937 году в санатории со мной казус произошел. Каждый раз, когда в санаторном кинотеатре демонстрировали кино, я не пропускал ни одного сеанса – навёрстывал упущенное. И всякий раз кино не досмотришь до конца – у киномеханика поломка за поломкой. С жалобой на киномеханика я пошел к главврачу санатория. Прихожу и говорю ему: "У вас киномеханик – враг народа". Объяснил ему, он меня выслушал и говорит: "Я продлю вам санаторный отдых еще на один сезон – у вас нервы не в порядке".


БЕССРЕБРЕННИКИ
               
До сей поры меня удивляет  невостребованность  моих героев-чекистов того поколения к своему быту, домашнему очагу. Что есть, тому и положено быть. Заехали в квартиру, расставили  мебель, что  ещё потребовалось  для новоселья, купили тут же. Загляни через 10-20 лет  -   
всё без изменения. Что было, то и осталось  -  ни  новшеств, ни каких-либо   украшений не появится больше. Регулярно проводили  текущий ремонт и только.
Взять хотя бы  квартиру Кузьмы Андреевича Рублевского. У самого личных вещей самое малое:   костюм, пальто, плащ, шапка, шляпа  -  всё в одном экземпляре. У его жены, Евдокии Фёдоровны, и того нет. После её смерти даже доброго платья не осталось. В их квартире ничего особенного не заметишь  -  обычная мебель, продаваемая в магазинах райпотребсоюза  в послевоенное время. Сами Рублевские дорожили только полутороаместной  кроватью с панцирной  сеткой   -  удобная  вещь для перевозки, а чекисты в ту пору не засиживались долго на одном месте. Сетка сворачивалась в узел. Называли кровать варшавской. Путешествовала эта варшавская кровать вместе с ними, побывав  в Тобольске, Омске, Орле, Тамбове, Апшеронске.  В 1941 году его жена эвакуировалась из Орла в Исилькульский район, из всех вещей захватила только варшавскую кровать. До самой смерти они с ней е расставались,  хотя  панцирная сетка, когда укладывались в  кровать, доставала пол. Не бывало в их квартирах   фарфоровой и хрустальной посуды, шикарной мебели. Обстановка их комнат, надо признаться, выглядела бедновато. Зато книг, журналов, газет полно. Всегда в свободные минуты за  чтением сам хозяин и сын  Виктор  -  любители шахматной игры.               
В жизни Кузьма Андреевич считал главным:  честность, порядочность и соблюдение законности. Никогда не брал бесплатно для себя ничего  государственного,  ни колхозного. Перед уходом на пенсию работал в райцентре. Село Долгое  -  захолустный район в Тамбовской области. Через станцию по железной дороге в сутки проходили в одном и другом направлении по одному товарному и одному пассажирскому поезду. Обычно к приходу пассажирского   поезда на перрон стекалось много жителей райцентра   -   поглазеть,  кто приехал. Просто тихая гавань. Здесь Рублевский занимал должность начальника райотдела. Он не шёл ни на какие сделки по нарушению законов, не признавал телефонного права, поэтому не сработался с  1-м секретарём райкома партии  и районным прокурором. Чтобы сместить с должности неподкупного начальника, пошли жалобы  на  Рублевского в область и в Москву. Только столичные комиссии не менее трёх раз  в  году  делали проверки,  придираясь   к  большим и малым делам. Взвешивали до килограмма  фураж для лошадей. Но всё с блеском проваливалось:  кони сытые и овёс на месте. Уезжали  проверяющие, каждый раз давая оценку письму:  жалоба не подтвердилась.              
Уйдя на пенсию по выслуге лет, решил Рублевский поработать директором лесоторговой базы в  селе Долгом. Кто из такого местечка к себе домой не тянет?  Так размышлял кое-кто в райцентре. Решили выждать и схватить  несговорчивого чекиста   за  руку. А тут ещё директор базы решил построить себе дом. У него два сына. Квартира из двух комнат. Старший сын женился. Родилась внучка. Шестерым квартирная  площадь мала. Вот и решил строить домик  Кузьма Андреевич. Кухня и три комнаты его вполне  удовлетворяли. Обрадовались чиновники райцентра: "Влип   Рублевский! Мы ему ужо…"  Начали проверять. Оказалось, что у  Кузьмы Андреевича  есть специальное разрешение от руководства областной лесоторговой базы на приобретение брёвен, пиломатериалов для строительства дома. В специальной папке подшиты и договора с рабочими, и ведомости на оплату за работу, и квитанции по приобретению гвоздей, щебня, алебастры, цемента  и прочее  -  ничего не взято с базы  даром. Членам комиссии просто пришлось умыть руки
Чекисты-пенсионеры, его друзья, уговаривали переехать на юг. Не пожелал остановиться в Краснодаре, выбрал в крае город Апшеронск. И здесь его попросили возглавить лесоторговую базу. Претензий к его работе не было. Строительством для себя не занимался, так как получил квартиру в новом доме.
Его отец, Андрей,  -  природный крестьянин. То, что запало в детстве Кузи, осталось на всю жизнь:  будучи пенсионером, решил повозиться с землёй. Получив разрешение горсовета, разработал участок под окнами  своей квартиры первого этажа. Сам убрал строительный мусор:  щебень, камни  -  всё свёз на тачке. Посадил черенки винограда. Через три года виноградные гроздья порадовали его. Сосед, проживающий над его квартирой, сожалел, что не помог осваивать участок.
Укладывая шифер на сарай, Кузьма Андреевич спросил меня:
- Вино пить будешь?
- А вы?
- Я его ненавижу,  -  ответил, и лицо его передёрнулось, как будто он хлебнул стакан  вонючей самогонки.
- Тогда зачем готовите вино?
- Для гостей. В подвале гроздья сохраняются до нового урожая. Торговать на рынке не могу, Дуню  под дулом пистолета не заставишь заниматься торговлей.
Стою над горловиной погреба и вдыхаю букет винного аромата, словно нахожусь на шоколадной фабрике. Там, внизу,  Кузьма Андреевич наливает в стеклянный графин янтарный напиток,  вкус которого чудеснейший, без преувеличения скажу: лучше "Букета Абхазии". Оказывается, и в этом преуспел чекист.
Сидим на кухне за столом, на котором графин с красным вином производства Кузьмы и одна рюмка. Я поинтересовался у Кузьмы Андреевича:
- У вас персональная пенсия?
- Есть и такие?  -  задумался, что-то припоминая, и заявил: - Они, эти персональные,
не для нас. Я получаю 85 рублей в месяц.
Вот здорово! Отдать всего себя службе, быть неоднократно на волосок от смерти и столько получать под старость лет?! Неужели, развенчивая "культ личности", отбросили на-
задворки чекистов?
- Вы, Кузьма Андреевич,  -  говорю я  Рублевскому,  -  взяли  в Тобольске у монашки столько драгоценностей, тайно переданных ей царской семьёй, что если их продать на мировом
 рынке, то  хватило бы денег, чтобы обеспечить высокой пенсией не менее, наверное, ста пенсионеров до конца жизни. Понятно,  что царь оставлял для сына Алексея, который оставался в Тобольске из-за болезни, не безделушки, а высокохудожественные изделия, выполненные мастерами  мирового класса. Вы, Кузьма Андреевич, майор КГБ  в отставке, знаю, что звания в органах считается выше армейского. Военные пенсионеры получают больше, чем вы. Почему  у вас  маленькая пенсия? Не стал комментировать  Рублевский  моё  высказывание,  только сказал:
- Не знаю. - Вы много лет проработали на ответственных должностях, награждены орденами  Ленина,  Боевого Красного Знамени, Красной Звезды;  вам, Кузьма Андреевич, как минимум, положено получать республиканскую пенсию,  -  пытаюсь убедить его.
- Не придавал этому значения,  -  ответил он мне.  -  Хорошо,  я узнаю обо всём в Апшеронском горкоме партии.
Через год он сообщил в письме: "Ты был прав:  теперь у меня пенсия республиканского значения. Получаю каждый месяц 135  рублей".
Ещё один вопрос интересовал меня тогда, и я, когда мы сидели на крыше сарая, задал его:
У вас, Кузьма Андреевич, персональный пистолет, подаренный  Западносибирским  отделом  ОГПУ.  Где он сейчас?
- Как где?  -  удивился чекист. -  Пошёл на пенсию и сдал в отдел.   
Сплошная простота во всём, но порядок соблюдает неукоснительно.
Если брать моих героев Морозкина и Панина, то их отношения к бытовым вопросам точно такое, как и  у  Рублевского: та же  невостребность   к семейному  быту.
Работая в центральном аппарате  КГБ,  занимая должность заме начальника управления
Центрального аппарата,   Георгий Семёнович получил великолепную  трёхкомнатную квартиру в 1952 году в центре Москвы. Я побывал в ней через  20 лет. И что же?  Сыновья женились  и заняли  две комнаты. Дружно жили, но стеснённо.  О том,  что  ему, полковнику КГБ  в отставке,  бывшему  начальнику  управления   МГБ   Белорусской  ССР,  награжденному  орденами Боевого  Красного  Знамени, Отечественной  войны  1-й  степени,  Красной Звезды  (дважды), медалями "Партизану  Великой Отечественной войны 1-й степени",  " За отвагу",  ещё  рядом медалей,  имеющему  награды  дружественной  страны, необходимо  улучшить  жилищные условия, Георгий Семёнович  не заводил об этом  речь, никуда по этому вопросу  не обращался. Он считал, что в своё время получил  ордер на  квартиру  и проблема полностью исчерпана.
Жилищные дела Василия Ивановича Панина, бывшего начальника  Седельниковского районного отдела ОГПУ,  -  большая   закавыка.  Его,  проживающего в Омске, отыскал мой отец, большой любитель  поговорить  с  земляками о минувших годах. Василий Иванович и его жена занимали квартиру в бараке. Как туда вселилась семья чекиста, установить теперь трудно. Порядочные люди,  ранее проживавшие  в бараке, давно покинули это жилище. Их квартиры заняли  семьи, среди которых оказались алкоголики, бывшие зэки, буйные по своему характеру. С ними и пришлось  обитать  Василию Ивановичу. Жильцы барака не только допекали Паниных шумными   разгульями   допоздна, но и оскорбляли постоянно Василия Ивановича,  угрожали ему расправой за службу в  органах. Утром жена уходит на работу, Василий Иванович закрывает дверь на крючок, держит около себя топор на всякий случай. Целый день он опасается выйти на улицу.
Мой отец, когда  лично убедился, в каких условиях живёт бывший начальник Седельниковского районного отдела  ОГПУ,  разволновался  -  в беде земляк, направил письмо на имя начальника  Омского областного управления  КГБ. В нём  описал  подробно  обо  всём, что сам увидел. Получил ответ:  его  благодарили за заботу о чекисте. Начальник областного управления  КГБ  генерал М. А. Лякишев  добился быстрого разрешения этого непростого вопроса  -  Василий Иванович Панин получил в областном центре благоустроенную квартиру. Возможно, в связи с этим  инцидентом  в  то время  в отделы КГБ  районов поступило из областного управления указание: узнать и доложить, кто из пенсионеров-чекистов нуждается в улучшении жилищных условий.
Мог же сам Василий Панин обратиться в областное  управление  КГБ   по разрешению своей жилищной проблемы, но, видимо, посчитал, что  один раз получал ордер на квартиру, и этим государство свой долг исполнило полностью.
Что можно поделать было с ними, такими  непритязательными?!

Октябрь 2007 г.









































ПУТИ   ПРОЙДЕННЫЕ,  НЕЗАБЫВАЕМЫЕ


Посвящаю калачинским комсомольцам


 ВЕЧНО  В  ПОИСКЕ


С чего начать? Как объединить коллектив, насчитывающий более  70-ти учителей и  более 1200 учащихся? Есть классы  А,  Б, В, Г и Е. Второй год школа в новом типовом зда¬нии. Ученики пришли из разных школ. Нелегкая задача встала  по сплочению всех в единый коллектив.  Задумались над этим  учителя и ученический актив средней школы №2  г. Калачинска  Омской области.
В стране широко действовало патриотическое движение. Красные следопыты вели поиски материалов  прошлого, чтобы прививать любовь к Родине, к родному краю. Но как? С чего начать? Че¬рез два года –   50 лет  комсомолу. Надо по-особому отметить этот юбилей. В не¬большом городке Калачинске – затишье. Появились маленькие проблески поисковой ра¬боты в районном Доме  пионеров. Отыскали несколько первых пионеров и вожатых. В школах краеведческая  тема не поднимается, да и райкомы комсомола и партии помалкивают, будто бы их это не касается.      
Все же, как встретить комсомольский юбилей? Таким вопросом озадачились коллек¬тив учителей и учащихся школы. Нашли простое решение: каждый класс, начиная с 1-го по 11-й, берет патриотическую тему  или героя, собирает материал,  изучает  соб¬ранные документы. Шаг за шагом, постепенно патриотические дела увлекли ребят. Они отыскали много   фактов, не известных им, они, многие документы,  их заинтересовали.   
Особенно увлеклись поиском первых калачинских комсомольцев ученики  9 А  класса. Они  на лыжах, без сопровождения старших, побывали в  окрестных селах и деревнях. Красных следопытов заинтересовала судьба одного из первых комсомольцев, сражен¬ного кулацкой пулей, Противоречий в  собранных материалах, в записанных рассказах старожил  было много. Пришлось мне, как директору школы, обратиться к документам, которые  хранятся в Омском  областном партийном  архиве, Да, Смирнов Михаил Мартынович вступил в ком¬сомол в 1919 году в Омске. В 1920 году семья переехала в Калачинск. С этих пор он являлся на общественных началах политорганизатором Калачинского уездного комитета РКСМ, Шестнадцатилетним стал кандидатом партии, учился в Омской совпартшколе. Ра¬ботал в райкоме ВКП (б). Посланец партии  возглавлял в селе  Куликово партячейку, являясь обществоведом в Куликовской школе крестьянской молодежи,   
С большим интересом  девятиклассники продолжали поиск  материалов по истории калачинской  комсо¬молии.  В  Омске они отыскали первую девушку комсомолку Раи¬су Годисову. На их просьбу  откликнулась из Ленинграда первая пионерская вожатая  Калачинска.
Анастасия  Белинская. Нашли адрес сестры Смирнова – Евдокии. Ребята горели поиском. Энтузиастами дел красных следопытов стали в этом   9 А  классе секретарь комитета  ВЛКСМ  школы Света Антошкина, член комитета, редактор общешкольной газеты Люба Кузнецова, секретарь бюро класса Люда  Царинина, член культмассового сектора бюро Света Вирлова. Зимой у них  -  поиск,  не успокоились,  занялись поисковыми делами  и летом. Решили провести поход по родному краю. К нему готовились заранее и тщательно: собирали метал¬лолом, зарабатывая деньги, – 5 тонн собранного металла сдали в фонд сооружения памятника Герою Советского Союза, нашего земляка Петра  Ермолаевича  Осминина. Девочки трудились  на ткацкой фабрике - сами отыскали для себя работу, сами договорились с начальником цеха и работали во внеурочное время. Всем классом  взялись подготовить  фундамент   сушилки  для  столярной  мастерской  под  руководством  учителя  по  труду  Ивана Эдуардовича Холмана.
- Зачем,-  говорю мальчикам, работающим в траншее, -  так углубились: нужно полметра, а вы на метр ушли вглубь.
- Под любое строение требуется прочная основа  -  фундамент, -  со всей серьёзностью отвечает Боря Киселёв. -  Мы всё делаем на совесть.
- Вот и заливайте эту глубину бетонным раствором.
- Завезём щебёнку и зальём фундамент, - заверил Коля  Малых. -  Не беспокойтесь.
Учащиеся заработали деньги для похода, Девочки для себя сами сшили однотипные купальники.  Побывали в школь¬ном спортивно-трудовом  лагере – премия за первое место по сбору металлолома. В лагере  учащиеся  поставили палатки, сами готовили себе еду на костре, добросовестно работали на колхозном поле, пропалывая свёклу, организовывали  себе отдых. Тихенькие, но энергичные в делах Тома Дьякова, Валя Иванова, Нина Федоренко, Рая Ишменёва, Тома Афанасьева, Света Светлая, Наташа  Моренко, Надя Трутнева.    Девочки  -  опора классного коллектива.
Вместе с классным руководителем  Ниной Степановной Мотовиловой и учительни¬цей Ниной  Сергеевной Рублевой ребята совершили турне по партизанским тропам в Седельников¬ском районе, пройдя пешком от села Екатериненского до деревни  Сухимки и обратно. В походе ученики проявляли инициативу во всём: их не нужно было просить устанавливать палатки, заготавливать валежник, готовить на костре еду, Люба Кузнецова, став уже ученицей 10-го   А   класса, свой восторг от похода вылила в свое сочинение и отослала его на конкурс, который проводила редакция газеты «Комсомольская правда». Из Москвы она получила положительный отзыв, Поиск повлиял   на  выбор профессии. Любовь Кузнецова поступила на факультет журналистики Томского  университета, работала в областной газете, сейчас выпускает свою газету. Из этого класса  позднее стали учителями Светлана Антошкина, Анатолий Брунчуков, Светлана Вир¬лова, Владимир Воронов, Владимир Воронцов, Александр Жиленков, Людмила Царинина. Многие юноши выполнили свой долг перед Родиной – служили в армии.   
 Дружба у выпускников этого класса не  иссякла  до сих  пор. Каждые 5 лет они встречаются в родной школе. На сорокале¬тие выпуска прибыло 20 человек из 28 выпускников. На память   о встрече у них ос¬тался фильм и множество фотографий.    
Все поисковые материалы учащиеся сосредотачивали в школьном музее, который разместили на запасной клетке – другого места не нашлось, так как было перегружено здание.
 Много сил и старания приложили для оформления и размещения  экспонатов   му¬зея Толя и. Валя  Головановы, Володя Дьяков, классным руководителем у них была Тамара Михайловна Абашина, умело организовавшая их поисковую работу. В её классе деятельными следопытами стали Саша Назаров, Валя Грушина, Света Филева и другие. Возглавляли музей учащиеся:  ди¬ректор А. Голованов (потом инженер омского завода),  его заместитель – В. Дьяков (ныне полковник Генерального штаба в запасе). Ученики-гиды проводили экскурсии в музее не только для своих учащихся, но и для гостей. Много сделали  по организации краеведческой работы  классные руководители Галина Николаевна  Возякова,  Нина Степановна  Мотови¬лова, Лидия Лаврентьевна  Новолодская, Клавдия Филипповна  Безметная, Фаина Нау¬мовна Бондарева, Анастасия Афанасьевна  Варушина, старшая вожатая Зинаида Иванова. Ходила в походы с учениками пионервожатая Людмила Бессонова. Благодаря ее заботе в школе сосредоточился материал о Герое Советского Союза Петре Ильичеве.
За активную работу по патриотическому  воспитанию учащихся горком комсомола  при подведении итогов соревнования  школ города присудил коллективу школы  №2 первое место и присвоил  имя  Михаила Смирнова комсомольской организации,   вручив памятное  знамя. Городской Совет народных депутатов переименовал улицу Загородную в улицу имени Михаила Смирнова, на которой расположена  средняя школа №2.
           Краеведческая работа  способствовала   повышению успеваемости учащихся. У Клавдии Филипповны Безметной из 42-х учеников на 4 и 5 успевали 39. Хорошисты со¬ставляли от всего коллектива более 40 процентов. Укрепилась дисциплина. В школьной мастерской, обеспеченные добротным пиломатериалом и станками, учащиеся изготавливали ценные вещи. Комоды, табуретки в местном магазине – нарасхват, так как дешевы и добротно сделаны. Развернув соревнование, школьники собрали 180 тонн металлолома. Отдыхали в школьном спортивно-трудовом лагере. Пололи в колхозе свеклу. Заработали ученики рублей больше  тысячи, и себя кормили, находясь в лагере. Деньгами  школьников распоряжались комсомольский и родительский комитеты. Имея деньги и учителей-организаторов, широко развернули художественную самодеятельность, спорт, работали различные кружки, проводились интересные вечера отдыха. Каждый класс имел дело, которое увлекало ребят.
Появилась возможность совершать туристические походы и экскурсии. Полезные дела сплотили коллектив, влияли на их учёбу. Ребята поступали учиться в престижные вузы и техникумы. Учащиеся гордились родной школой. К комсомольскому юбилею коллектив продолжал  готовиться.  Ребята с нетерпением ожидали  юбилейную дату.
Договорились,  50-летие ВЛКСМ отметить широко, пригласив на него комсомольцев 20-х годов. Разослали пригласительные во все уголки страны. Беспокоились:  приедут ли? Первая ласточка: из Ленинграда: выехала Анастасия Ивановна Белинская. Она едет через Москву, к нам из столицы  –  поездом "Россия", но у этого экспресса нет остановки на станции Калачинской, выходить придётся на станции Омск. Здесь Анастасия Ивановна  встретила Евдокию Мартыновну, сестру Смирнова, прибывшую из Ставропольского края по приглашению школьников. Юность Насти и Дуси  прошла в  Калачинске. Комсомолки  работали в коммуне "Путь Ильича", возглавляемой отцом Белинской. Они не виделись много лет – для них после долгой разлуки радость безмерна. Комсомольско-молодежный коллектив поезда «Россия», узнав, что их пассажиры едут на 50-летний юбилей, заверили, что для старейших комсомольцев  на небольшой станции скорый сделает остановку. С ними едет и Евдокия Мартыновна Смирнова! Когда на станции Калачинской поезд двинулся на восток, проводники и пассажиры из окон и тамбуров вагонов махали им руками, прощаясь с комсомольцами 20-х годов, прибывшими на юбилей, на землю молодости.
Знали,  что много  комсомольцев 20-х приедут к нам в Калачинск вечерней электричкой. Чтобы быстрее собрать гостей, построили на привокзальной площадке 8 горнистов. Мимо их спешит поток людей к автовокзалу, чтобы успеть взять билеты на межрайонные автобусные рейсы. По радио сообщили, где ожидают гостей, прибывающих на юбилей. В это время загудели 8 горнов. От неожиданных необычных  звуков бегущая людская лента к автовокзалу отпрянула, как по команде, от горнистов на два метра, вильнув  змейкой. Женщина   спешила,  она бежала  вместе с толпой, от громких звуков горнов отпрянула в сторону и  остановилась, глянула на пионеров, махнула рукой и пошла к автовокзалу шагом – бежать она уже не могла. Это была наша оплошность, зато гости быстро подошли к горнистам. На юбилейный вечер прибыло более ста старейших комсомольцев: и первая девушка комсомолка Раиса Годисова, и первая вожатая пионеров Анастасия Белинская, и  первая пионерка Мария Горская, и много бывших учеников Михаила Мартыновича…
29 октября, в день рождения комсомола, в 20 часов в районном  Доме культуры – начало юбилейного праздника. В зале свободных мест нет, кое-кто стоит – на юбилейный вечер пришли школьники и взрослые. Присутствуют выпускники  10 А  класса  -   зачинатели поисковой работы не могли пропустить это мероприятие. Торжественно вносятся знамёна комсомольской организации  имени  Михаила  Смирнова и пионерской организации имени Петра Ильичева. Зал бурыми аплодисментами встречает знаменосцев. Выступлений много – каждому хочется поделиться воспоминаниями, донести до молодежи то, что выстрадали годами. Торжество продолжается более двух с половиной часов,  но в зале тишина, внимательно все слушают ораторов – впитывают идущие от сердца  к ним искренние слова. Предлагается возложить гирлянду цветов на братскую могилу борцов революции.   
Длинная процессия с цветами шествует к скверу, расположенному напротив районного Дома культуры. Возлагаются цветы к памятнику В.И. Ленину, и гирлянду – на братскую могилу, где покоится  прах Михаила Смирнова. Слезы льются по щекам Евдокии Мартыновны – через 44 года она пришла  с цветами  к брату, горячо любимому.
Дождевые капельки   ложатся на лица, но никто не уходит. Закладывается капсула комсомольцам 2018 года в памятник на братской могиле. Все молча стоят. Неожиданно начинается импровизированный митинг, который завершился пением «Интернационала». 12-й час ночи. Неохотно все уходят из сквера. Юбилейное торжество, посвящённое  50-летию ВКСМ, остается у многих в памяти навсегда. 
   Процесс воспитания любви к Родине и родному краю на этом не закончился. Он продолжился с новой яркой силой. На другой день после юбилея комсомольцы 20-х годов провели беседы в каждом классе. Очень интересные и увлекательные были эти встречи. Частыми гостями школы стали ученики Смирнова: ПавелТимофеевич Акулиничев, Иван Иванович Давыдов, Ксения Лукьяновна  Семиренко и другие. Юные следопыты, продолжая традиции 10  А  класса, с Ниной Степановной Мотовиловой и Надеждой Александровной Парыгиной в зимнею стужу съездили в Ленинград, где удостоились теплоты и внимания от Анастасии Ивановны Белинской. Общения с комсомольцами прошлых лет продолжались. Деятельная краеведческая работа учащихся средней школы №2 способствовала открытию местного музея. Красные следопыты большую часть поискового материала передали в районный историко-краеведческий музей. Много статей о комсомольцах и о Михаиле Смирнове публиковалось в районной газете "Сибиряк". Краеведческие музеи, уголки возникли  в школах сел Лагушино,  Куликово,  Ивановки и в других сёлах. После большого перерыва снова стал действовать небольшой музей в школе №2.
Перейдя из средней школы №2 в  8-летнею школу №3, став  заместителем   директора по учебно-воспитательной работе ,  А. А. Варушина организовала там поисковую работу. В школе появился краеведческий уголок, рассказывающий о подвиге П. Е. Осминина, о деятельности первого председателя Калачинского уездного исполкома Якова  Мартыновича Калнина. Школьники побывали в Литве и Латвии. Хорошо, что начинание  средней школы  №2 получило продолжение в других школах - поисковая работа стала делом юных.   
Краеведческую работу, начатую в школе №2 , я  не бросил,  продолжал интересоваться краеведением, находясь на другой работе.
. Однажды при встрече со мной А. Варушина  -  она занималась краеведением - сообщила:
- Мы переписываемся с секретарем райкома комсомола Морозкиным. Он работал в Калачинске в 1927 году. Сейчас живет в Москве.            
Что можно было  ей ответить? Что в том плохого, что найден человек, который может многое рассказать о нашем прошлом?  Сказала она, подчеркнув голосом, что  заинтересовались комсомольцами  20-х годов не только школа №2 , но и коллектив семилетки. "Хорошо,  -  подумал я тогда,  -  что  поиск будут вести два ученических коллектива".
Прошло несколько лет, однако никаких материалов о Морозкине не появилось ни в школе, ни в районной газете. Жаль, что упустили из внимания человека, который, наверное, мог
После того разговора с А. Варушиной прошло три года. Я учусь в Москве в ВПШ при ЦК КПСС. Появилась возможность отыскать Морозкина. Попросил адрес у Анастасии Афанасьевны. Она несколько поколебалась с ответом, а потом заявила:
- Он прислал всего одно письмо. В нем сообщил, что он и его жена сильно  болеют, поэтому  не могут в письмах поделиться  воспоминаниями. 
. Вот так «переписка»! Чувствую:  она не благосклонна к моей просьбе. Все же сказал ей:
- Писать – одно. Может быть, больные не в силах  заниматься  перепиской. Но есть возможность встретиться с ними и поговорить.  Пожалуйста, дайте адрес Морозкиных.
- Поищу дома, - был ее ответ.
Проходят мои каникулы, а телефонного звонка от краеведа нет. Снова встречаюсь с ней.
- Еще не нашла.
Не отступаю от задуманного. Говорю спокойно ей:
- Найдёте, то, пожалуйста, передайте моим детям – они учатся  в вашей школе.
Бежит время, а адреса у меня нет. Понял: ждать бесполезно. Решил начать розыск
 человека, который меня заинтересовал.
         Взял поисковый бланк в Мосгорсправке. Вписал в него фамилию. Но имя? У меня в записной книжке только буква «Г». Как звать его? Григорий? Герасим? Гавриил? Гаврила? Геннадий? Глеб? Георгий? Сколько их – все в ходу на Руси. Рассуждаю: после 1917 года многие Егоры стали Георгиями. Остановился на Георгии. Какое отчество подобрать? Много имен начинается с буквы «С»: Савва, Савелий, Семён, Степан,  Софрон, Сидор,  Серафим, Силантий. Чаще всего мне встречались имена: Степан и Семён. В нашем роду не было ни Семёна, ни Степана. Сидор – мой двоюродный дедушка,  Георгиевский кавалер. Какое же отчество взять? Беру наобум и записываю: «Семёнович». Беспокоюсь: без указания года рождения будут искать адрес? Сомнения одолевают: молодого ищу или старого - обязательно спросят. В голове мелькают лица, известные в начале ХХ века. Александр Фадеев родился в 1901 году. Николай Островский, Аркадий Гайдар с 1904 года рождения, да и Михаил Смирнов тоже в этом году  родился   –   славные сыны Отчизны, яркие с молодости. Заманил 1904-й год. Ставлю его в бланк. Вышло: Морозкин  Георгий Семёнович, год рождения 1904-й. Придумывать место рождения не стал – все-таки обращаюсь в серьезное государственное предприятие, мои премудрости им не нужны.
 Несу  заполненный бланк в киоск "Мосгорсправка", благо идти: недалеко: он у станции метро "Новослободская". Подаю бумажку в окошечко и говорю:
- Нужен адрес, но у меня нет точных данных…
Женщина-киоскёрша сразу же перебивает меня:
- Если неточные. Искать не будем. Сколько таких фамилий в Москве!
Зачем брякнул? Тоже мне, правдоискатель. Лучше бы промолчал.
- Поищите, пожалуйста, по этим данным. Очень прушу. 
Согласилась она:
- Хорошо. Платите  20  копеек, и через 20 минут будет ответ.
Рад до безумия, что моя просьба удовлетворена. Далеко от киоска не отхожу. Волнуюсь: что ждет меня? Неужели конец моему поиску? Прошли 20 минут. С трепетом подхожу к киоску. Женщина доброжелательно смотрит  в окошечко на меня и подает  бланк с адресом.  Благодарю ее и, не отходя от киоска, читаю: «Москва, Крымская набережная, дом 12, квартира 8.  Морозкин  Георгий Семёнович». Чудеса! Есть такой в столице!
Спешу от станции "Новослободская " в общежитие ВПШ. Навстречу мне спешат люди, но я  не  обращаю  на  них   внимания, обгоняю идущих впереди – одна мысль беспокоит: меня: тот ли, кого я искал. Адрес есть – можно узнать.
Захожу в комнату общежития, где я проживаю, и сразу же сажусь за  стол писать письмо. В нем я прошу Георгия Семеновича откликнуться, если он работал в Калачинске. Уверен:   московская почта должна быстро доставить  письмо. Моя сестра из Ташкента отправила сыну без марки письмо-треугольничек  в  Москву, где он проходил армейскую службу (треугольнички, вместо обычных четырехугольных конвертов, в войну были в ходу). За сутки  письмо дошло до адресата. Вся казарма с восторгом шумела: "Юра! Тебе письмо с фронта!".
Прошло два дня. Третий на исходе…Видно, не того нашел. После 11 часов вечера вернулся из Ленинской библиотеки. Мой напарник по комнате говорит:
- Тебе звонил пенсионер. Оставил номер телефона.
Ликую! "Оставил номер", да не оставил, а сообщил, но это - мелочи. Главное: можно установить контакт. Немедленно позвоню. Поздно – не всякий до полночи не спит. Пережду до утра каких-то 10 часов.
.В 9 часов набираю номер телефона. Только услышал, что телефонная трубка снята с рычага на другом конце, нетерпеливо спрашиваю:
- Это квартира Морозкина?
- Да,- отвечает чистый мужской голос.
Спешу задать следующий вопрос:
- Георгий Семёнович?
- Он самый,- слышу ответ.
- Доброе утро, Георгий Семёнович! Вы работали в Калачинске?
- Здравствуйте! Приходилось,- сообщает спокойным тоном.
- Я из Калачинска. Вы можете рассказать о калачинских комсомольцах?
- Был секретарем  Калачинского райкома комсомола. Знаю комсомольские дела не
 понаслышке.
- Мне нужно с вами встретиться. Очень.
- Не возражаю,- заявляет Георгий Семёнович.
Мы договорились, что наша встреча состоится в тот же день в 16 часов. Можно было и раньше повстречаться, но, подумал, нельзя так с бухты-барахты – человеку надо и подготовиться, собраться с мыслями.
- Мой адрес найдете? – поинтересовался Морозкин.
- Ваш дом рядом со зданием  Генерального штаба Советской Армии.
- Ориентир верный.
Я уже заранее  побывал на Крымской набережной, но об этом ему не сказал
В душе теплилась надежда:  расскажет о калачинских комсомольцах. Разве плохо, если узнаешь, какой путь прошёл комсомольский секретарь  из  Калачиска, кем стал? 


ВСТРЕЧА


В назначенное время стою у квартиры №8. Что ждет меня? Что откроет мне эта дверь? Нажимаю на кнопку дверного    звонка. Передо мной предстает пожилой мужчина среднего роста, бодрый на вид. Темные волосы с проседью  зачесаны назад. Коричневатый костюм плотно облегает его тело. Живые серые глаза светятся добротой. Мне показалось, что он своим взглядом прощупывает незнакомца.   
- Прибыл к вам…
- Проходите, - не дает он закончить фразу и добавляет: - Ожидали.
Идем по длинному коридору. Слева - коридорный придаток на кухню. Справа проходим мимо двух дверей. Указывая на них, Морозкин поясняет:
- Здесь живут семьями мои сыновья. В торце коридора – наша обитель. В ней обитаю я с женой, Евгенией Васильевной. Прошу к нам, - завершил сообщение, открыл дверь, вежливо пропуская меня вперед.
Сразу догадываюсь: большая комната разделена пополам – на небольшую гостиную и, видимо, на спальную. Так, наверное, разрешен семейный квартирный вопрос. В маленькой горнице справа от входной двери стоит миниатюрный столик. На нем -  пишущая машинка. Столик придвинут к малогабаритному шкафу под стеклом – видны книги и посуда. Правее центра комнаты, ближе к большому окну, приставлен стол, около него три стула. На полу, у самого окна, тянется к свету невысокая пальма. На большом окне – тюлевая штора. Стою против окна и рассматриваю московский пейзаж: слева - ажурный  Крымский мост, по нему  беспрерывно, вереницей, несколькими рядами, в обе стороны, движутся автомобили, напротив – замерзшая Москва-река, на противоположном  ее берегу играет бесчисленными огнями парк  культуры и отдыха имени Горького. Центр столицы.
- Садитесь, - пригласил меня хозяин квартиры. Сам сел за стол у окна, я - напротив его.      
Первоначально разговор строился так: вопрос – ответ.
- Вы помните Калачинск?
- Разумеется, помню.
- Вы работали только в райкоме комсомола?
- Нет, не только.
Мне показалось, что Георгий Семёнович пытается понять, с какой целью я пришел
и ожидает, что об этом скажу
- Вы, Георгий Семёнович, знали Михаила Смирнова?
- Мишу,- сразу оживился Морозкин,- я знал хорошо. Наш активист. Очень боевой и инициативный товарищ. Немало дел пришлось с ним совершить.
- Мы долго собирали о  Смирнове  материал. Узнали, когда он вступил в комсомол, в партию… 
Останавливая меня,  Георгий Семёнович задаёт вопрос:
- Знаете, кто выследил убийц?
- Нет, -  ответил я ему.- У нас есть репортаж из зала суда, опубликованный в областной газете "Рабочий путь", а как удалось задержать преступников –  отца и сына,- нам неизвестно. Интересно узнать, как нашли убийцу. Вы знаете?
- Весь сельский актив пытался обнаружить злодеев. Трое суток сидели в засаде в доме Волошина, где квартировал Смирнов, бедняк Иван Журавлёв, я  и  оперуполномоченный ОГПУ Шишов. Тогда мы потеряли талантливого молодого человека, подававшего большие надежды. Он был отличен во многом: и как учитель-обществовед, и как воспитатель, умеющий организовать ребят на добрые дела,  и как глубоко разбирающийся  в самых сложных вопросах  в качестве секретаря партийной ячейки. Не зря же его гроб несли на руках  от   Куликово  до Калачинска – это же 8 километров. В райцентре провели митинг. Все выступали горячо, с болью говоря о невосполнимой утрате. Михаила похоронили в братской могиле, в центре Калачинска
Разговорился Георгий Семенович. Чтобы  поддержать его рассказ, показал  ему несколько газет "Сибиряка"; в которых были опубликованы материалы о Михаиле Смирнове.
- Почитаете на досуге?
- Обязательно.
Обсудив  еще  несколько  тем, поговорив  о  текущей политике, собрался  уходить; так как  понял, что  Морозкин  устал:   его пальцы  стали   выбивать мелкую дробь – сильно задрожали. Встал со стула, сделал шаг назад и стал прощаться.
- Может, чайку попьем? – предложил Георгий Семенович, тоже поднимаясь со стула.  Чтобы не выдавать дрожание рук, он прижал их к своим бокам.   
Представил сразу, как он дрожащими руками понесет  по длинному коридору чашечки с горячим чаем. Благодарю. Спешу, дескать, - есть дела. Шагаю к двери. В это время из спаленки приоткрывается  дверь (вижу часть кровати), выходит старушка. На ней белое платье с цветочками. На голове – светлый платок, из-под которого выбилась небольшая прядь черных и седых волос. Рот ее скошен вправо. Внимательно смотрит на меня – впечатляет  чистый взгляд ее глаз-смородинок.
- Моя жена – Евгения Васильевна.- Она кивком головы здоровается.- У нее тяжелая форма диабета, поэтому рот перекошен вправо.
Уже держусь за ручку двери. Георгий Семенович, будто расстаемся навсегда, спешит дать последние советы:
- Если писать о коллективизации, то много интересного найдется в Калачинске. Где организовали в Сибири первую МТС? В Калачинске. Если же брать революционные события, то в Седельниково – богатейший материал.
- Живу в Калачинске, а  родился я  в Седельникове,- встреваю в его разговор.
- Да? – удивленно вопрошает Морозкин. – Чей же ты будешь?
Евгения Васильевна встрепенулась и воскликнула:
- Как ты на отца своего похож!
Я поражен: как она, пожилая женщина, через 37 лет смогла вспомнить какие-то сходные черты – великолепная память. Возникшую паузу прерывает хозяин:
- Тогда пьем чай, без всяких отговорок.
Он вышел на кухню. Разговор продолжила Евгения Васильевна:
- Мы думали, что нас разыскивает детдомовец – я работал в детском доме, а вышло другое. Я с твоим отцом ездила по деревням в Седельниковском районе. Нас, учителей, уполномочили довести до  крестьянских хозяйств  план посева зерновых культур. Отправили в самые глухие восточные  деревни. Все их объехали. Заходили в каждый двор единоличника. В последний день сильно перемёрзли – зуб на зуб не попадал. Работу выполнили, но ночью побоялись ехать назад, потому что были  зажиточные  крестьяне, которые  косо смотрела на власть. Остановились ночевать у крепкого хозяина. Утром, когда еще не рассвело, повез он нас в Седельниково. Только проехали с километр пути, как над деревней, в которой мы ночевали, полыхнуло зарево. Стало светло, как днем. Возчик не стал возвращаться. Потом узнали: сгорела школа, а также бревна,  приготовленные для строительства новой школы и крестьянский дом, в котором мы провели ночь. Мстили   нам  и  совершили поджог? Мы же, учителя, доводили план посева. Сильно я тогда переволновалась, но ничего не рассказала Георгию Семеновичу. Ответственные задания  в те годы давал райисполком учителям.
Чай на столе, и мы чаевничаем.
 - Я тебе рюмочку коньячка поднесу, - забеспокоился Морозкин,- а мне нельзя – три инфаркта перенес.
Сидя за чашкой чая, я спросил Георгия Семеновича:
- Как вы попали из Калачинского района в Седельниково?
- Меня туда перевели на работу заведующим районо. Недолго я руководил народным образованием – райком партии направил работать в ОГПУ. Районный отдел  в то время возглавлял боевой начальник – Василий Иванович Панин. Ничего не боялся, лихой чекист. Никак не могли выловить одного бандита – скрывался в отдаленных деревнях, урмане. Василий Иванович пробрался на чердак его дома – лаз туда был из сеней - и трое суток в зимнюю стужу караулил его. Появился. Панин прыгнул на него сверху и скрутил здоровяка. От Седельниково пошла моя служба в органах безопасности.
- Вы, Георгий Семенович, ушли на пенсию из органов?
- Да.
- Какой у вас чин?
- Полковник КГБ  в отставке.
Чувствовалось, что он гордится этим званием.
Я остался доволен знакомством с Морозкиными. Поиски мои увенчались успехом. Есть с  чем поработать   в  Ленинке – мы же поднимали много тем, кое-что надо было уточнить по коллективизации.
Такие задушевные беседы повторялись. Взгляды у нас по многим проблемам совпадали. Например, наши отношения  к Сталину, Хрущеву оказались одинаковыми. Это еще больше сблизило. Попросил  Морозкина  написать   значительное, на его взгляд,  из  своей жизни. Он доверительно сообщил:
- Уже кое-что напечатал на машинке.
Дал мне почитать рукопись. Прочитав ее, откровенно сказал ему:
- Материал интересный, но написан протокольно, нет живого разговорного языка, упоминаются сезоны года, а пейзажа нет. Суховат текст.
С моими замечаниями Морозкин  согласился, лишь заметил:
- Где ты раньше был?
Однажды Георгий Семенович заговорил о Великой Отечественной войне. Сообщил несколько эпизодов из боевых действий партизан, в которых и он принимал участие. Я заметил ему:
- Совсем недавно я прочитал о том, что вы рассказывали.
- Не может быть,- уверенно и настойчиво возразил он.- Это было только с нами, с нашим отрядом.
- Вспомнил. Могу, Георгий Семёнович, уточнить: три дня назад купил мемуары и начал их читать. Там описывается то, о чем вы только что рассказали. Забыл  автора –  необычная фамилия, и название не удержалось в голове. Принесу   вам  книгу.
- Хорошо,-  согласился он.- Посмотрим, что там написано. Серьезно заявляю: такое совершил в тылу врага наш отряд.
Я принес ему мемуары.
- Вот,- говорю,- книга Ваупшасова "На тревожных перекрестках", недавно издана.
- Станислав Алексеевич Ваупшасов! – восторженно воскликнул Морозкин. –  Это же наш командир! Он в 1942 году провел нас, наш спецотряд, по оккупированной фашистами территории от Калининского фронта под Минск. На лыжах шли. Откройте книгу – там моя фотография.
Находим в мемуарах фотоснимок. На нас смотрит волевой мужчина. Энергии у него через край. В петлицах гимнастерки – ромбы капитана. Под фотографией надпись: "Георгий Семенович Морозкин – первый комиссар спецотряда Градова. Снимок 1941 г.". Георгий Семенович оставляет на книге о партизанской войне в тылу врага  автограф: "Владимиру Андриановичу Мотовилову на добрую память от сибиряка-омича. Полковник в отставке Г. С. Морозкин. 27 марта 1972 года". Эта надпись на мемуарах  мне очень дорога, ибо подтверждает успех моего поиска. Все шло по интуиции и удачно: повезло с поиском адреса; Морозкины знают моего отца, что расположило их ко мне; случайно купленные воспоминания Ваупшасова явились крепким гвоздем, соединяющие наши отношения, которые напоминают близкие родственные связи.
Закончив учебу в ВПШ, работая в Калачинске, постоянно держал контакт с Георгием Семеновичем с помощью писем и телефона. Он отвечал мне взаимностью. Прислал мне несколько страниц рукописей, отпечатанных им на машинке. Часть его мемуаров опубликована на страницах  Оконешниковской  районной газеты "За урожай".
После окончания учебы в Москве, проработав год, получил отпуск и сразу же устремился в столицу,  чтобы встретиться с Почетным чекистом, который может рассказать много интересного. В письме он сообщал, что завершил рукопись, которая освещала события, начиная с седельниковской поры, и закончилась предвоенными  годами. Как не съездить, если нужно?! Затраты на поездку  требуются  небольшие,  вполне для меня посильные,  при моей невысокой зарплате:  до Москвы  самолетом  –  42 рубля, в пассажирском поезде  (теперь таковых нет – только скорые,  хотя ускорения не произошло,  лишь возросла резко стоимость проезда) плацкартное место  –  18  рублей,  купейное  –  25.
Прилетев в Москву, в тот же вечер позвонил уважаемому чекисту в отставке. По телефону я не услышал его голос – трубку взял его сын, Евгений Георгиевич. Узнав, что я хочу встретиться с его отцом, он сказал:
-  Отец сегодня прибыл из госпиталя и тяжело болен. Поэтому мы никого не принимаем. Но для вас сделаем исключение. Приходите.
Опять я у двери квартиры №8. Меня встретила Евгения Васильевна, провела в комнатку.
- Знаете, не обрадую вас: сегодня ночью Георгия Семёновича  на "скорой" снова увезли в госпиталь.
Ее сообщение обескуражило меня: за 3 тысячи  километров стремиться к встрече и получить нулевой результат. Печально. Но что поделаешь? Такова жизнь.
- Вы знаете,- повела разговор Евгения Васильевна,- Георгий Семенович частенько вспоминал вас – сошлись вы с ним по взглядам на жизнь. Импонировали вы ему по многим проблемам. Не терпит он несправедливость. Доказывая и отстаивая упорно, добивается, чтобы восторжествовала правота. Просто беда с ним, если зацепится за  что-то неладное. На Хрущева три жалобы писал. Приходили  работники   ЦК, убеждали  его, а  он  на  своем стоял, отстаивал свои  взгляды. Из-за его болезни старались, чтобы у него было поменьше встреч -  нельзя ему возбуждаться, волноваться. Уйдут, а у него сердечный приступ начинается. Даже самых дорогих гостей не задерживали у себя больше двадцати минут.
Когда вы пришли к нам первый раз, разговор ваш затянулся; я вышла из спальни, чтобы прервать вашу беседу – боялась, что вечером у него может случиться криз. До ночлега с ним все было благополучно. Утром смотрю: Георгий Семёнович встает, умывается и садится к пишущей машинке. Просто удивительно! Вы благотворно воздействовали на него, поэтому я ваши встречи не ограничивала, какими  продолжительными бы не были. После каждого вашего посещения он оставался бодрым. 
Не удалось мне больше встретиться с Морозкиным.  Жаль. Печально, что его рукопись, отправленная в Минск для рецензирования, затерялась. Жаль, что пропал бесследно      ценный  материал.               




КОМАНДИР     ПАРТИЗАН

 
 Меня заинтересовали боевые партизанские дела Морозкина. Он меня так прямо и спросил:
- Хочешь знать, как я воевал? Так и быть, расскажу. Описать сам не смогу, не успею, наверное,  -  жизнь моя может завершиться неожиданно быстро. Сейчас бьюсь над седельниковскими событиями, описываю дореволюционный быт сибиряков. До второй мировой войны еще далеко. Надо дойти.  Поведаю тебе о партизанах.  Слушай, можешь записывать. Всё, возможно, я не успею осветить, но главное, постараюсь, выдать. Долго буду рассказывать. Несколько  встреч потребуется.  Хватит терпения?
Понятно, что я готов был слушать его бесконечно, вернее, столько времени, сколько хватит у него сил для ведения повествования
- С чего начнем?
- Лучше с самого начала.
- Задача крепкая,- Георгий Семенович задумался, а потом начал свой рассказ: - Из Седельниково меня перевели в Тарский окружной отдел  ОГПУ. ( Видимо, это посчитал чекист началом). Затем – служба в Омске, в областном управлении НКВД. В сентябре 1939 года меня вызвали в Москву и направили на работу в Минск. Там нужны были кадры чекистов в связи с тем, что после освободительного похода Красной Армии Западная Белоруссия вошла в состав Белорусской Республики. Белорусы, много лет притесняемые поляками в западной окраине, вновь вернулись в своё Отечество. Против СССР работали многие спецслужбы капиталистических стран. Представляешь, сколько дряни они, эти спецслужбы, напихали в Западную Белоруссию, чтобы вредить нам. Появилась возможность их резидентам легализоваться и действовать против нас. Работы чекистам было достаточно.
Находясь на службе в Минске, приходилось часто выезжать в западные области Белоруссии. Обстановка в то время складывалась там напряженная, прямо сказать, предвоенная. Вылавливали шпионов, и диверсантов, и нарушителей границы. Германия и Япония усиленно готовились к войне. Да и другие страны точили зуб на нашу страну. Шли на провокации, чтобы толкнуть Германию к развязыванию военных действий против СССР. Наше правительство прилагало много усилий, чтобы предотвратить войну.
Мы, чекисты, на местах, как и в Москве, ощущали подготовку Германии к войне с нами – напряженность на границе в 41-м возрастала с каждым месяцем. Находились страны, которые толкали Гитлера к войне с Советским Союзом, требовалось предотвратить её, чтобы лучше укрепить оборону страны. Все делали, чтобы не спровоцировать нацистов к развязыванию военных действий. Ожидали войну, и все же нападение гитлеровцев оказалось неожиданным,  не удавалось сдержать их, извергов.
 В ночь с 21-го на 22-е июня 1941-го года я возвращался из командировки в Минск пассажирским поездом. Паровозы на каждой станции набирали воду, поэтому стоянки были продолжительными. Стояла теплая безоблачная ночь. Звезды сияли на небе. Тишина и спокойствие кругом. Не спалось. Думал, как я с семьей проведу воскресный день. Мечтал:  отдохнём в лесу, у речки. Подспудно что-то тревожило, волновало.
Вдруг грохот, взрывы. Поезд резко затормозил. Мы попали под фашистскую бомбежку. Пришлось добираться мне до  Минска на чем придется. Столицу Республики уже неоднократно бомбили. Красивые улицы не узнать: разрушены дома, воронки на шоссе и тротуарах, груды кирпича и штукатурки разбитой. Дым от домов идёт – тушат пожары. Мечутся люди с узлами.
Семью я дома не застал. Где жена и сыновья - неизвестно. Узнал позднее, что их спешно эвакуировали - побеспокоились товарищи. Дети уехали поездом, а жена - на грузовом автомобиле. Судьба их меня очень тревожила – враг быстро наступал, а фашисты, как нам было известно,  не щадили родственников чекистов, членов их семей. Все понимали, что идут воевать за правое дело.
Гитлеровские войска стремительно шли вглубь нашей страны. В управлении мне поручили: в срочном порядке  сформировать партизанский отряд. Быстро создавался отряд  из оперативников НКГБ, сотрудников НКВД и милиции. 26 июня я отрапортовал своему руководству: "Отряд под командованием старшего оперуполномоченного НКГБ  Белорусской ССР Георгия Морозкина готов вступить в схватку с фашистами!"
 Дали направление: идти в Брожевские леса и там обосноваться. Это бобруйское направление, где гитлеровские войска при поддержке танковой группы Гудариана вели наступательные бои. Мы понимали, что нашему отряду придется ввязаться в смертельную схватку с немецко-фашистскими войсками. Посуровели лица у моих оружейников. У каждого в душе кипит злоба на фашистов и не покидают думы о семье. Понимали, что идут на смертный бой и готовы были  отдать жизнь за  Отчизну. Все члены отряда молодые парни, бравые чекисты. У меня, как у командира, полная уверенность в их стойкости.
Наш отряд от Минска двинулся на юг Белоруссии. Мы пересекаем тучные поля ржи. Колосья её уже побурели, наливается восковая спелость. Льняная  синь под ногами –  кто уберёт хлеб,  кто соткёт белоснежные холсты? К Бобруйску уже нельзя продвигаться спокойно: левый берег Березены почти весь под оккупантами. Приходится смотреть в оба, чтобы не нарваться на врага. Разведчики приводят лазутчика.
- Вот этот шнырял по берегу,- заявил командир разведки.
На мужике  гражданская одежда. Задаю ему вопрос – молчит.
- Кто ты такой? – спрашиваю вторично я его и подставляю пистолет к его горлу.
- Их  ферштее нихт.
"О! – думаю, -  гусь залётный из фатерланда. Не успел выучить русский язык – зачем его знать в молниеносной войне?".
- Вэр ист ду? – задал я ему вопрос вторично на этот раз по-немецки. 
У него нашли словарик "Русско-немецкий разговорник". С помощью его узнали цель его вылазки:  немцы искали удобное место для переправы через реку Березину. Мы на облюбованном ими берегу для переправы заложили мины. Сталкивались с немецкой разведкой, ликвидировали диверсионную группу. Как только наши воинские части отходили, мы минировали переправы, шоссе, взрывали мосты, чтобы сдержать натиск врага. Отряд  все время продвигались на юг. Выбрали место для дислокации. Стали обустраиваться: копаем окопы, сооружаем блиндажи.
Вдруг подбегает командир разведчиков и докладывает:
- Мы обнаружены! По шоссе движется  мотомеханизированная колонна и окружает  отряд!
Подаю команду:
- К бою готовьсь!
Залегли мои партизаны, еще не обстрелянные немцами. Численное превосходство противника чрезвычайное –  надо биться до конца.
- Товарищи! – обращаюсь я к бойцам-партизанам. – Предстоит неравный бой. Не сложим оружие, будем биться до последнего патрона. Пусть враг узнает нашу стойкость! Все, как один,  умрем за Родину! 
Бойцы вскинули вверх оружие.
В бинокль вижу: немцы, прячась  за бронемашины, направляются к лесу, где мы укрылись. По шоссе 5  броневиков обходят нас слева. Несколько десятков мотоциклов, у которых на люльках установлены ручные пулемёты,  заезжают к нам с тыла. Не давая близко подойти оккупантам,  открываем пулеметный и ружейный огонь Немцы залегли. Перебежками продвигаются к отряду. Наш огонь сдерживает их. Бухают пушки броневиков,  вражеские перекрёстные пулемётные очереди не дают нам подняться. Еще две- три минуты, и  зверьё набросится на нас.
Нам повезло. Мы услышали справа громогласное русское ура. Мои партизаны, воодушевленные атакой соседей, поднимаются и идут на врага, стреляя на ходу. 
Мы не знали, что на этот час по приказу Москвы, чтобы сдержать вражеское наступление на Смоленск, наносится по гитлеровским войскам три удара. Один из ударов – на город  Бобруйск. Осуществить его приказано 63-му армейскому корпусу. При поддержке соседнего соединения корпус под командованием генерала Петровского наносит контрудар немецко-фашистским войскам в районе городов Бобруйск – Рогачев – Жлобин -  Речица. Наш отряд вместе с красноармейцами генерала Леонида  Петровского ведут бой. Фашисты не выдержали мощной атаки и отошли. Мы избежали окружения. Гитлеровцы не смирились с поражениями, продолжали контратаковать.
Генерал Петровский умело руководил боем:   разумно  и смело маневрировал ротами, имея с ними постоянную связь, организовывал атаки, не давая опомниться врагу. Там, где особенно  напирали немцы, появлялся генерал корпуса. Это означало: надо выстоять. Бойцы 63-го корпуса, воодушевленные командиром, самоотверженно сражались. Несколько дней шли жаркие бои. Враг вынужден был отступить. Для меня эти события в жаркой битве с фашистами послужили хорошим уроком, фронтовым обучением. Они пригодились в будущем. При ведении боя  важна не только решительность, но и умение находить уязвимые места противника, так наносить ему удар, чтобы вызвать у него паническое бегство. 
  Георгий Семёнович прервал рассказ. Посмотрел на меня и спросил:
  - Знаешь Григория Ивановича Петровского – видного деятеля партии и государства? – я кивнул ему головой, и он продолжил: - Леонид Григорьевич Петровский – его сын. Соратник Владимира Ильича Ленина воспитал замечательного патриота, отважного воина, талантливого огневого командира. Очень жаль, что в августе 43-го,  сражаясь в окружении, командир 63-го корпуса, генерал Петровский погиб. Его смерть – огромнейшая потеря для армии. Так считали многие командиры и военные специалисты.
Морозкин сходил на кухню, принёс оттуда две чашечки с чаем. Прихлёбывает легонько  чай и  продолжает рассказывать:
            - Мы  решили всё-таки обосноваться в Брожевских лесах, где можно укрыться, соорудить  надёжную базу и нападать на гитлеровцев. Поняли, что поспешность, совершённая нами до этого, могла привести к гибели отряда. Предстояло найти такое место, к которому оккупанты не смогут мгновенно подобраться.
Наш отряд двинулся вверх по реке  Березине,  на другом берегу уже расположились
оккупанты. Разведчики, идущие впереди отряда, постоянно докладывали обстановку. Приходилось сталкиваться с немецкой разведкой. Наши чекисты расправлялись с ними на месте, не давая им  донести сведения об отсутствии воинских частей на данном плацдарме. Появляется начальник разведки с необычным сообщением:
- На реке Березене  -  моряки Днепровской флотилии. Пристали к берегу монитор  и
 два бронекатера. Командир монитора хочет встретиться с вами.
Я пошел к реке. Причалив к берегу, стояли монитор, устремив стволы пушек в противоположный берег, и бронированные катера. Командир монитора,  в форме морского офицера, увидев меня, бодро проскочил по трапу, приложив правую руку к козырьку фуражки, отдав честь, обратился ко мне:
- Командир, выручи по-братски, окажи помощь. У нас нет автоматчиков. Как только мы появляемся на виду у противника, нас сразу обливают пулемётным и автоматным огнём – не дают громить их из пушек. Пусть твои партизаны станут заслоном.
Я удовлетворил просьбу командира монитора. Небольшая флотилия стала успешно совершать рейды. Суда неожиданно появлялись перед противником. Партизаны, находясь за бронированными бортами, открывали огонь, монитор и катера из пушек громили гитлеровцев, не давая им открыть ответную стрельбу. В районе городка Таричи моряки и партизаны перебили всю вражескую охрану моста. Монитор из двух пушек разбил переправу через реку.  Мы сдерживали переправу фашистских войск. 
Оказав помощь речникам, отряд двинулся своим маршрутом на юг. Мы разбили на правом берегу  Березены  высадившийся немецкий десант. У одной деревни нам встретился усиленный сапёрный батальон нашей армии. В его  боевую задачу входило разрушение железнодорожной магистрали. По их просьбе наш отряд тоже включился в  разрушительную работу, чтобы врагу не достались железнодорожные сооружения, чтобы  были ему  серьёзные препятствия  в продвижении.
Немцы решили разбить батальон. Против него бросили силу до двух полков. Батальон вместе с нашим отрядом принял бой. Сражение было жарким. Взяв  в полукольцо, прижав к топкому болоту, враг поливал нас огнём из автоматов и пулемётов. Пробиться через окружение мы не могли – не хватало сил. Выручили сумерки. В отряде нашлись знатоки местности, сумевшие  провести нас через болото. Пробрались к линии нашего фронта не только отряд, но и  батальон. Вынесли на руках всех раненых.
Знаю, в битве с оккупантами мы были не одиноки. Вместе с нашими войсками с фашистами сражались и партизаны. / Так тогда и было. В это время воевал с гитлеровцами в этой местности партизанский отряд, которым руководил лейтенант госбезопасности Залогин. Павел Судоплатов сообщает об этих событиях: "К нам поступали данные о том, что под Бобруйском успешные действия партизан на коммуникациях немцев привели к значительным их потерям. Взрывы мостов, железнодорожных путей  -  всё это сбивало наступление гитлеровцев, значительно затрудняло их продвижение". Прим. авт.\   
               

ПОДГОТОВКА   К   ПОХОДУ

- Известно теперь, -  продолжил рассказ Морозкин в следующий раз, -  что с первых дней войны на оккупированной фашистами территории росло сопротивление нашего народа. Партийные, советские, комсомольские органы, военкоматы при приближении фронта формировали подполье, партизанские группы, отряды. Армейские штабы засылали за линию фронта разведывательные и диверсионные отряды. Органы госбезопасности вплотную занимались созданием во вражеском тылу очагов сопротивления. Считали борьбу патриотов на тыловых коммуникациях немецко-фашистских войск особым фронтом. Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, будучи членом военного совета Западного фронта, обратился с письмом непосредственно к Сталину о создании единого штаба по руководству и развёртыванию подпольного и партизанского движения, по координации их действий – он хорошо был осведомлён о положении  на оккупированной территории.
( Павел  Судоплатов  так  написал  о  боевых  действиях  чекистах  в  первые  месяцы  войны:   "К 8 июля 1941 года в Пинской области было создано 15 партизанских отрядов, в 12 из них командовали работники НКВД; одним партизанским отрядом руководил Василий Захарович Корж, партизанивший в 20-х годах. Он участвовал в боевых действиях во время гражданской войны в Испании.  Василий Корж в первый год войны удостоен высокой награды  Родины – стал  Героем  Советского  Союза").
- Находясь  на советском фронте, в рапорте  Управлению НКГБ я подробно изложил,  -  продолжил повествование  Г. Морозкин, -  о действиях вверенного мне партизанского отряда. Сообщил, что  нахожусь в войсках Центрального фронта,  в Гомеле. Вскоре получил указание из Москвы: срочно явиться в столицу. Оказалось, что Управлению нужны чекисты, которые уже знакомы с партизанской войной.
В Москве формировался специальный отряд для проведения диверсий в фашистском тылу.  Подбирали бойцы для отряда. Как попасть в число диверсантов. Стоило только на работе заикнуться об этом, как сразу разъяснили:  для того и вызвали в Москву, партизанил – такой воин нужен. Командиром спецотряда назначили майора НКГБ Станислава Алексеевича  Ваупшасова. Сам он из рабочих,  по национальности - литовец. У него был богатейший опыт подпольщика и партизана. Его служебные ступеньки очень ярки:  молодой рабочий с первых дней Октября – красногвардеец Петрограда, красноармеец на Западном фронте, подпольщик и партизан в Западной Белоруссии. Он всё время на острие событий:  испанский народ поднялся на борьбу – там уже чекист, в финскую войну командует батальоном, в начале Великой Отечественной войны вернулся из заграничной командировки  и сразу же, в первый день возвращения, включился в работу.
Я искренне желал стать бойцом особого фронта, так как понимал, сколько вреда, ущерба можно нанести врагу, Осознавал, что подпольщики и партизаны ждут ощутимую поддержку Большой земли. Спецотряд формировался у стадиона "Динамо". Лучших лыжников страны  зачисляли в отряд. Началось обучение бойцов. Каждый должен знать устройство мин, уметь комплектовать взрывчатку, научиться подрывать рельсы, мосты. За короткий срок  отряд из 80-ти бойцов подготовился к переходу линии фронта, но майору Ваупшасову заявили:
-  Переброска отряда в тыл врага откладывается  до особого распоряжения – необходимо усилить фронт.
Критическое положение сложилось под Москвой осенью 1941 года  –  враг рвался к столице, его войска уже подошли к окраинам главного города страны. По приказу Ставки создаётся отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД. Спецотряд вошёл в состав этой бригады, руководство штабом было поручено мне. Желание участвовать в партизанском движении не покидало меня, и я сказал Ваупшасову:
- Будете формировать отряд вновь, не забудьте меня.
7 ноября ранним утром отдельную мотострелковую бригаду НКВД (сокращенно называли ОМБОН НКВД) подняли по тревоге. На плацу – вся бригада. Почему тревога, куда пойдём, в военное время не спрашивают. Колонной движемся к центру столицы. Неосвещённые улицы пустынны. Облачность сгущает темноту. Лёгкие пушистые снежинки, кружась в воздухе, нежно ложатся на наши шапки и полушубки. К семи часам утра батальон подошёл к Красной площади. В голове витают мысли: подошли, чтобы защищать  Красную площадь, Кремль? Фашисты в двух десятках километрах от столицы. Неужели будут бои в самой Москве? Лёгкий морозец. Но нам не холодно – мы тепло одеты: стоим в полушубках, ноги в валенках обмотаны портянками.
Громко подаётся команда:
- Шагом арш!
Командиры рот бойко приказывают:
- Подравняйсь!
Неужели прошагаем по Красной площади? Идём. Вьются думы в голове: "Это парад? Не может быть! Для чего тогда здесь?" Шёпотом передают команду по рядам:
- К параду готовьсь!
Сердце учащённо забилось. Ноги стали легки, словно невесомые. Москва, значит, всегда будет наша. Сталин не допустит врага в столицу. Кремлёвские куранты отбивают восемь раз. Батальон ровняет ряды. С величайшим торжеством  на душе шагаем по брусчатке Красной площади. Валенки бесшумно печатают шаг. Вот и Мавзолей. Голову держу прямо, но глаза косят на ленинскую усыпальницу: там, на Мавзолее,  -  Сталин! Вождь – в Москве! Мы победим! Воодушевлён я до бесконечности.
Крепко сжимаю автомат…
 Прямо с парада батальон ушёл на фронт. Сражались за Москву, за Родину. Враг не выдержал жестокую схватку и отступил. Батальон перебросили под Воронеж. Наши лыжники-физкультурники ходили в разведку,  приносили ценные сведения, совершали диверсии во вражеском тылу.
Два отряда лыжников побывали с задание в глубоком тылу противника.
  С Юго-Западного фронта Станислава Ваупшасова вызвали в Москву. Генерал в Управлении сказал ему:
- Наступила твоя пора, Станислав Алексеевич. Создавай мобильный отряд из 30-ти бойцов – нам срочно нужна связь с партизанскими отрядами и подпольем в оккупированных городах.
Ваупшасов не забыл меня. Я снова в столице.
- Не раздумал партизанить? – хитро прищурив глаза, спросил меня Станислав Алексеевич.
- Какие могут быть сомнения? – ответил я ему. – Просил же не забывать.
- Приказом по Управлению ты назначен моим заместителем,  -  сообщил командир отряда особого назначения новость для меня.
- Выходит, буду комиссаром?
- Правильно понял, - подтвердил он. – У тебя высшее образование, в психологии людей разбираешься – комсомольская закваска сибиряка. Предстоит многое сделать за короткий срок. Прежде всего -  конспирация. Никто не должен знать, сколько нас, куда и с каким заданием идём. Немцы, если узнают, что к ним проникли чекисты, не пожалеют сил, чтоб уничтожить отряд. Пронюхают про нас, будут отыскивать родственников на оккупированной территории, попытаются найти родных и внутри страны. Отряд специального назначения  должен оставаться тайной для фашистов. Теперь я для тебя, как и для других, - майор Градов. Какой ты себе возьмёшь псевдоним, Егор?
-Уже выбран, товарищ майор, - Егор.
- Пойдёт. Ни отчества, ни фамилии – Егор и всё.  Свой парень для всех. Кого будем брать в отряд? Молодых?
- Но обстрелянных войной,  кто уже понюхал пороха, - дополнил я командира.
- Прицел верный. Думаю, надо брать пограничников из офицерского состава – они хорошо ориентируются на местности и при критической ситуации самостоятельно принимают решения, не ожидая указаний. Хорошая традиция. Для нас такие люди ценны.
Поселился я в гостинице "Москва" в одном номере с командиром. Всё у нас общее. Трудились с утра и до утра – полные сутки в заботах.  Не было времени заняться семьёй. Лишь узнал, что жена находится в Омске, а два сына в детских домах, где – неизвестно. Много времени уходило на комплектование отряда. Требовались разведчики, минёры, связисты, знатоки той местности, где придётся нам базироваться и устанавливать контакт с партизанами. В отряде должны быть такие бойцы, которые при необходимости могли бы стать во главе партизанского отряда. Потребовалось много усилий, чтобы найти таких людей,  увериться в их стойкости и самоотверженности.
Как-то стоит Ваупшасов в окружении трёх богатырей и подзывает меня к себе.
- Посмотри, -  говорит, -  каких я мужиков взял в отряд.
Глянул я на мощное трио и говорю командиру:
- Любого из них под кустом не спрячешь.
- Им, может быть, и прятаться не придётся. Знакомься: Алексей Лось (сразу же мелькнуло в голове: настоящий сохатый, ничего другого не придумаешь - махина) – начальник штаба. Он участник гражданской войны, дальневосточный пограничник, большой любитель охоты.
Надо же столько у одного нужных качеств, необходимых за линией фронта. Умеет Станислав Алексеевич выискивать самородок.
- Охотники нужны,  -  поддерживаю я командира и пожимаю руку Алексею. – Следопыты очень ценны для отряда, да и пограничник, одновременно и охотник, не заведёт в дебри.
Удивился не менее следующей рекомендации Ваупшасова.
- Карл Антонович Дуб – переводчик. Из рабочих товарищ, жил в Австрии. Повадки немцев хорошо знает.
Пожимаю руку Карлу Антоновичу и отмечаю: рост и вес его тела соответствуют его кличке, зато такой переводчик, что и профессионала не надо.
- Александр Пик – наш радист, - знакомлюсь с третьим бойцом. – Воентехник второго ранга.  Имеет высшее образование, прошёл специальную  разведывательную  подготовку.
- Где ты (мы договорись не выкать друг другу) нашел его –  радисты сейчас нарасхват?
- Уступили – у нас ответственейшее задание.
Умеет командир ладить с людьми любого ранга, умело подбирает бойцов в отряд.
- Замечательные кадры к  нам прибывают, - констатирую и  добавляю:  - Посмотри, Станислав Алексеевич, у двери стоит старший лейтенант. Это – Дмитрий Александрович Меньшиков. На дальневосточной погранзаставе заслужил орден Боевого Красного Знамени. Рекомендую на должность начальника разведки и особого отдела.
- Тоже не мал  ростом, высок.
- Зато мужчина – кровь с молоком, шустрый.
В состав спецотряда вошли военфельдшер, недавно прибывший из госпиталя, ещё один радист. Основной костяк отряда составляли офицеры-пограничники. Из них – два политрука. Зачислены были в отряд двое старшин и два сержанта. Специально подобрали семь уроженцев Минской области – туда предстояло прибыть отряду.
Наряду с комплектованием отряда шла углублённая подготовка его членов к походу: изучали оружие, мины врага, которые уже действовали на войне. Обучали подрывников. Совершили несколько лыжных переходов с ночёвками в лесу. В феврале 1942 года стояли ещё крепкие морозы в Подмосковье. Приходилось ночевать у костра и без огня.  Однажды во время  тренировочного похода долго  вёл отряд командир. Вперёд его на лыжах выехал Алексей Лось и заявил:
- Долгое время идущего во главе цепочки, положено подменять.
Встал перед Градовым и повёл цепочку лыжников. На привалах Алексей не только пересказывал охотничьи байки, но и учил бойцов понимать лес, раскрывал им таёжные секреты.
Костяк отряда составляли в основном 25-летние. По возрасту за командиром шёл Дуб. Он, из семьи революционеров,  участвовал в 1934 году в баррикадных боях в Вене, ему пришлось эмигрировать в  СССР. Год-два не доходило до сорока лет Лосю, Пику, Меньшикову и мне. Молодость настраивала на боевитость. Командир не упускал ни одной мелочи, был строг во всём. За короткий срок сплотил всех – отряд слился в одну боевую семью. Сам майор  Градов, имея огромнейший опыт подпольщика и партизана, стремился познать все тонкости необычного в этой войне. Он встретился с командиром брянских партизан Дмитрием Николаевичем Медведевым. Узнал от  него  все хитрости и коварства, проявляемые фашистами. Нам он рассказывал, какие зверства совершают гитлеровцы над советскими людьми.
Получив последний инструктаж на Лубянке, командир дал два дня отдыха. В частности, я и командир после сложной работы непробудно спали двое суток. Ранним утром нас уже ожидали в отряде. Проверили снаряжение каждого – ноша у любого до 30-ти килограммов, не считая автомата, или винтовки, или ручного пулемётов, маузеров, или пистолетов, ручных и противотанковых гранат. Радисты несли на себе две рации и питание к ним. Распределили между бойцами и взрывчатку. Военфельдшер Иван Лаврик, несмотря на своё недавнее излечение в госпитале, нагрузил так рюкзак, что он без усилий не застёгивался.
- Не к тёще идём, - оправдывался он.
О нас хорошо позаботились. Обеспечили не только полным комплектом боевого снаряжения, но и добротным обмундированием.  Бойцы получили  тёплое  бельё,  командирскую  форму, свитера,  куртки, телогрейки, фуфайки, сапоги, тёплые  шерстяные  носки, шапки-ушанки, полушубки  белые масхалаты.  Выдали в запас летнее обмундирование. Обеспечили добротным питанием:  взяли с собой сухой паёк и консервы. Командиру  спецотряда передали немецкие марки.
Утром грузовики доставили отряд из 30-ти человек на Красную площадь. Тихо постояли у кремлёвской стены. Каждый обдумывал своё, что было не душе у каждого. Я с беспокойством поразмышлял о семье: как там жена, что с сыновьями? Вспомнились тихие минские улицы в мирное время и пожарища домов в первые дни войны. Припомнился парад на Красной площади 7 ноября 1941 года. Крепко сжал автомат: спуску врагу не дам за наши лишения. Не покидала уверенность, что вернусь в Москву после разгрома фашистов, что мы снова заживём полной жизнью, будем радоваться в семье, которой до этого не хватало времени
Мы готовы к трудному и ответственному походу. Мы идём, чтобы в тылу врага развернуть беспощадную народную войну,  отстаивая интересы всех народов, их свободу и независимость от фашистов, мстя им за смерть советских людей, за поруганную нашу родную землю, идём, чтобы оккупанты были подавлены морально  -  им не будет покоя ни днём, ни ночью в ожидании русской пули, народного гнева.
Грузовые автомашины везли нас к Калининскому фронту. Проезжали мимо разрушенных селений – ещё недавно наши войска здесь сражались насмерть. Выгрузился отряд в городе Торопце. Дымили дома горожан после недавней бомбёжки. Кругом руины, ямы, битый кирпич. Встали на лыжи и двинулись к линии фронта. Была тихая лунная ночь. На небе сверкали звёзды. Когда мы прибыли в расположение 227-го сибирского лыжного батальона. Сибиряки посоветовали нам  дождаться непогоды, чтобы незаметно пересечь фронтовую линию. Спецотряд пробыл в расположении батальона ночь и день. Вечером полетел лёгкий снежок, ветерок  кружил снежную пелену – можно, не выявляя своих следов, перейти фронт.
- Погода благоприятствует вам пройти незаметно,- с удовлетворение сообщил командир батальона – ему строго наказали обеспечить скрытный переход отряда. Он  некоторое время сопровождал нас. Затем поручил вести нас двум разведчикам-сибирякам. Мы договорились с ним, что его два бойца пойдут с нами, чтобы в полной мере обеспечивалась конспирация нашего похода. В тыл противника двинулся спецотряд в количестве 32-х бойцов.



НОЧНОЙ      МАРШРУТ
               
               
Отряд специального назначения для установления связи с подпольщиками и партизанами должен прибыть под Минск. Разработан маршрут: двигаться не прямо на запад, а севернее, что позволяло иметь более безопасный переход. Как высчитал начальник штаба Алексей Лось, предстояло пройти более 700 километров. Нам предстояло прорваться через так называемые  Суражские ворота. Их называют ещё Витибскими. Здесь у противника была слабая оборона. Ею пользовались для прохода во вражеский тыл.
/ В  Холмско-Троицкой  контрнаступательной  операции войска  3-й и 4-й ударных армий произвели у противника разрыв линии фронта Велиж-Усвяты. Город Торопец  - в Калининской области, Велиж - на севере Смоленской, Усвяты – на юго-западе Псковской. По масштабам страны расстояние небольшое. У советских войск не хватило сил для продолжения наступления, а немецко-фашистские войска не могли со всей строгостью охранять занимаемую территорию. Этим и воспользовался спецотряд Градова.
В справке секретарей ЦК КП(б) Белоруссии В. Малинина и Н. Авхимовича  2 июня 1942 года сообщается, что "с начала войны на территорию Белоруссии направлены в тыл противника 4560 человек; организаторов партизанского движения – 718 человек, диверсионных групп – 508, численностью 2627 человек. В средине 1942 года в Белоруссии, по их сообщению, действовало 200 партизанских отрядов,  в рядах которых было более 20 тысяч партизан". Прим. авт.\
-  Итак, -  продолжил свой рассказ Г. С. Морозкин, - соблюдая строгую секретность, начали проходить Суражские ворота. Старались не заходить в населённые пункты. Продвигались только ночью по глухим местам. Шли в основном лесами, куда немцы боялись сунуть нос. Несколько километров впереди отряда идут разведчики. Гуськом шагают остальные бойцы, так что не определишь по следу, сколько прошло человек. За ночь  преодолеваем  50-70 километров. Чуть начинает светать – привал. В трёх-пяти километрах  выставляем дозоры. Ими распоряжается  начальник штаба. Он посылает разведчиков за разведданными и намечает маршрут ночного следования. Таково его утреннее дежурство. Следующая очередь – моя. Провожу беседы, принимаю сведения от разведчиков. В отдалении от привала  разводим костёр и готовим горячий ужин. Правда, горячее питание не всегда получалось – чаще всего из-за близости населённых пунктов  -  опасались, что заметят отряд.  Завершает  дежурство командир. Главное для него – изучить  маршрут, внимательно проанализировать весь предстоящий путь  и обсудить его с начальником штаба. Перед вечером он составляет радиосводку. Связываемся с Москвой ежедневно. Передаём важные сведения, добытые  разведчиками. Запеленговать нашу рацию враг не может, так как после работы радиста мы немедленно отправляемся в путь. Хотя разведчики выходили к шоссе, железной дороге,  так как не ступали в столкновения с врагом,  чтобы не рассекретить поход, из-за этого не совершали диверсий,  чтобы враг не разыскивал диверсантов. Отряд избегал столкновений с немцами, обходя стороной крупные населённые пункты, магистральные шоссе.
У отряда  осложнений не было в походе – никто не натёр ноги, никто не заболел. Трудно было Лаврику нести медикаменты, потому что он не окреп после госпиталя, - мы его разгрузили. Сложнее всех пришлось переводчику Дубу. В смешанном лесу  нет твёрдого наста, который мог бы удержать лыжника,  в ельнике вообще пушистый снег. Лыжи от тяжести  хорошо нагружённого великана зарывались в  снег, приходилось ему прилагать немало усилий, чтобы не отстать от товарищей. Как не  бороздить снежную перину? Карл Антонович пытался приделать к лыжным креплениям развороты из консервных банок, но из этого ничего у него не вышло - с лыжами он по-прежнему утопал в сугроб. Однако Карл Дуб стойко переносил  трудности из-за своей грузной фигуры  и не отставал от отряда. Его упорству можно было только позавидовать.
Весна не спешила с теплом. Даже днём  морозы не отступали. Обитать постоянно в лесу мы не могли – требовалось обсушиться, обогреться, выспаться по-человечески. Обычно разведчики выведывали всё о населенном пункте, расположенном вдали от главных дорог, давали нам сигнал, и мы заходили смело в глухую деревеньку. Первоначально считали, что жители, завидев звёздочки на наших шапках, обрадуются нашему приходу. Однако всё случилось не так, как мы думали. Спокойно смотрят на нас в деревне  старушки и старички и ничего не говорят. Захожу в избушку. Старик плетёт лапти. Здороваюсь. Спокойно посмотрел на меня и, не выражая никаких эмоций, продолжает плести лапти. Говорю ему:
- Красные пришли!
- Ну и чего ж? – гэкнул и продёргивает лыко в лаптёжную клетку.
- Мы из Москвы. Вот газета "Правда". Почитай.
- У меня тож газета "Правда",- поднимает газету, свернутую в рулон у его ноги.
Оказывается, побывали эсэсовцы в форме красноармейцев и подсунули фальшивую "Правду". Поэтому и относятся жители к нам с недоверием, боясь нарваться на провокацию. В любом населённом  пункте, куда мы заходили, собирали жителей в клубе, или в школе, или в большой избе и рассказывали людям, что немецко-фашистские войска разбиты под Москвой, что сражаются ленинградцы, голодают, но город не сдают, что победа будет за нами. Убеждали людей, что надо создавать партизанские отряды, помогать всем, чем могут, партизанам. Беседы, московские газеты воодушевляли людей. 
Какие трудности мы преодолевали в походе, об этом хорошо написал Ваупшасов в своих мемуарах "На тревожных перекрёстках". Сам прочитаешь. Я расскажу  тебе о некоторых людях, которые вошли в отряд по пути нашего следования.
Командир старался никого не брать в отряд. Желающих пойти с нами было достаточно. Просились в отряд и местные жители, и окруженцы  -   наши воины, оказавшиеся невольно в тылу врага. Не брали их  в отряд не только потому, что мы их плохо знали, а потому, что громоздкий отряд мог обнаружить враг. Наша главная задача – дойти и установить с партизанами связь, которая была чрезвычайно необходима Центру для координации действий. В этом и заключалась наша первейшая задача, которую нам предстояло выполнить.
Однако находились люди, которым  никак нельзя было отказать в приёме в отряд. Повстречался нам окруженец  Иван Любимов. Старший лейтенант сильно переживал, что он оторвался от своей воинской части. Уроженец Урала подробно рассказал нам о себе. Он ни на шаг не отходил от Градова,   умолял   его  зачислить в отряд. Командир посоветовался со мной, с начальником  особого отдела Меньшиковым и  решил: принять Ивана Любимова в отряд. Мы не ошиблись: старший лейтенант храбро сражался, замечательным был подрывником. Смелый и решительный боец в бою.
Гавриил Мацкевич сам отыскал наш отряд. Кадровый политрук, чтобы избежать плена, скрывался у родителей. Узнал, что появился отряд, бросился в населённый пункт, но мы оттуда уже ушли. Вместе с отцом разыскивал отряд в лесу. Напали на след. Мы не могли ему отказать. Незаменимый разведчик, связной с минским подпольем, который всё узнает и найдёт – таким в отряде был Григорий Мицкевич. Метеор парень!  Ему в отряде поручались очень ответственные задания.
Другой пример. В селе встретился нам политработник. Бежал из плена, но до фронта не добрался. Он сразу же бесцеремонно заявил:
- Пойду с вами. Хочу бить гадов и буду воевать, пока бьётся сердце.
Я пояснил ему, что отряд имеет особое задание, не может принять всех, кто оторвался от своей части. Готов сражаться,  вот и воюй здесь.
  - Но как? С вилами? У них-то автоматы.
- Надёжные люди в селе есть?
- Найдутся.
Собралось с десяток пожилых сельчан. Среди них – три женщины. Побеседовал с ними. Единодушно заявили, что к ним придут ещё люди, и у кое-кого есть оружие. Тут же подросток лет пятнадцати заявил:
- Примете в отряд, пустой не приду,  -  принесу ручной пулемёт и гранату.
- Вот вам,  -   говорю я им,  -  первый партизан. Замечательный связной из него получится. Найдите укромное место в лесу, а оружие, на первый раз,  займите у полицаев.
Градов легонько похлопал мальчонка по шапке и спокойно с нежностью в голосе произнёс:
- Белорусы очень отзывчивые, свою землю любят и никогда не подведут.
Так мы каждый раз наставляли всех, кто просился в наш отряд.
               
 
                ЮНОСТЬ   КОМСОМОЛЬСКАЯ


Мартовские дни не февральские – световой день большой. Улягутся бойцы группками под елями да соснами и, хотя устали, не спят. Мысли их тяжёлые одолевают: видели, как за связь с партизанами каратели сжигали деревни – стоят почерневшие остовы печей, как зловещие памятники, посреди улицы  -  виселицы с трупами, видели, а ничего сделать не могли. Обида, злость берёт, а мы проходим мимо, ибо не можем допустить, чтобы обнаружили нас  -  гитлеровцы предпримут всё для уничтожения отряда чекистов. Не могут заснуть на привале бойцы, гложут их тревожные думы. Как-то старший лейтенант Иван Любимов обратился ко мне:   
- Товарищ комиссар, расскажите нам про гражданку – хочется дом вспомнить.
- Только о бандитах и шпионах не надо,- заявил лейтенант Константин Усольцев.
И пошли дополнения:
- О  фашистах тоже. Ну, их!  -   категорично заявляет Кузьма  Борисёнок
- Сами всё видим, - говорит  Михаил Гуринович.
- О чём же вам рассказать? – задумался я.
Сразу же несколько человек подсказывают:
- О своей жизни…
- Нам такое, деревенское.
- Чтоб на время фрицы из головы вылетели, -  подсказывает Николай Кухарёнок.
- Видим мы картины страшные. Не люди, а зверьё навалилось на нашу землю. Всё  время думаешь и размышляешь, в какое несчастье ввергнут наш народ, -  добавил политрук  Алексей Николаев
- Хорошо,- согласился я с ними.- О своей жизни  рассказывать, так о своей. Час слушаете, а потом  -  крепко спать.
- Мы согласны,- ответил за всех политрук Константин Сермяжко.
Парни молодые, им 5-6 часов вздремнуть и уже бодрые. Не любят разлёживаться.
- О деревне просили рассказать, -  начал я, -   по правде сказать, ни в детстве, ни в юности я никакого представления о  деревенской жизни не имел, ни одного раза не был на селе. Сирота. Скитался по Астрахани. Сердобольные люди кормили и одевали. Подрос, пристанищем для меня стал базар. Собралась ватага мальчишек. Договорились, чтобы не потерять своё прибежище, ни у кого не воровать, а помогать всем: кому подтащить поклажу, другой раз подвезти тележку. Бывало, и выпросишь поесть. На рынке нас знали и за нашу честность не гнали вон. Сознаюсь, в голодном 21-м году не выжил бы. Выручила грамота. С мальчишками научился читать. Гонялись за книжками. Особенно нравились приключения. Везёшь с базара тележку и спрашиваешь у хозяина:
- У вас книги есть?
Устроился я дворником подметать площадку у рыбного учреждения. Как-то мету, проходит начальник и мимоходом спрашивает:
- Махаешь метлой?
- Приходится,- говорю ему.- Только скоро, наверно, отмахаюсь.
- Что так? – удивился начальник и остановился.
- Ночью ограбят это учреждение и подожгут.
- Что-что? Заходи ко мне в кабинет. Расскажешь, о чём ты тут толкуешь.
Утром я побывал, по привычке, на рынке и случайно услышал, как урки, то есть воры, договариваются, как им лучше ограбить контору. Думаю: "Они же талдычат о той конторе, где я дворником работаю". Об этом я и рассказал в кабинете.  Бандитов выловили. Начальник на другой день утром  похвалил меня и спрашивает:
- Ты читать умеешь?
- Умею,- отвечаю ему.
- Пойдём со мной.
Выдал мне руководитель рыбного учреждения направление на учёбу в конторское училище. Было такое учебное заведение в Астраханской губернии.9 месяцев проучился и стал советским чиновником. В самые трудные голодные года проработал счетоводом. Это и спасло меня от голода  -  хоть маленькая, но зарплата была  -  на хлебушек хватало.
В августе 1924 года подался в Сибирь искать более высокий заработок. Прибыв в Омск, обратился к коллегам-финансистам. Почти год проработал инспектором госдоходов. Зарплата и работа меня не удовлетворяли. Устроился котельщиком в Омские железнодорожные мастерские.
Стал посещать кружок политграмоты. С нами занимался  Зарниченко, старый партиец, член Омско-Ленинского райкома партии. Разбирали многие вопросы текущей политики. Молодёжь задавала вопросы и отдельные из них оспаривала. Не думал, что нас, молодых, заметит руководитель кружка. Однажды Зарниченко говорит мне: 
- Вас приглашают в райком партии.
"Зачем, -  думаю, -   вроде бы ничего такого не делал, чтобы мною заинтересовались в райкоме". Пришёл в райком партии. В приёмной мне указали, в какой кабинет зайти. Секретарь райкома партии вежливо повёл со мной беседу: спросил о работе, о занятии в кружке политграмоты, о том, как отдыхает молодёжь, а под конец разговора говорит:
- Бюро райкома приняло решение: мобилизовать вас в счёт тысячи коммунистов-рабочих от станка на работу в деревню.
"Вот тебе раз! Влип, так влип. На что я гожусь в деревне!?" Задаю вопрос партийному начальнику:
- Что я там буду делать? Только из окна вагона видел, как мужики пашут.
Секретарь райкома партии, улыбаясь,  успокаивает меня:
- Не пахать посылаем тебя в деревню, а на пропагандистскую работу направляем, чтобы в сёлах правильно понимали политику партии.
- Физическую работу могу выполнять, а в политике я не силён, да и грамота у меня не ахти какая. Только что комсомолец…
- Не надо беспокоиться о политической подкованности – направляем вас  на областные  агитпропкурсы. Главное – у рабочего нет тяги к обогащению. Комсомол тебя поддержит, рекомендация Зарниченко у тебя есть, еще подыщешь коммунистов. Вступишь в партию. Будут все основания, чтобы заняться политикой
9 месяцев длилась учёба. В свободное время ходил в читальный зал областной библиотеки, смотрел кинофильмы в кинотеатре "Гигант", нравилось ходить смотреть пьесы в драматическом театре, залюбуешься, как играли артисты. Выучился играть в волейбол, футбол,   освоил кувырки на турнике. Много полезного узнал, находясь на курсах.
В октябре 1926 года я прибыл на разъезд   Валерино. Это более 80-ти километров на восток от Омска. Недалеко от разъезда пристроились десятка два крестьянских домов. Моя должность – заведующий партийно-комсомольской школой-передвижкой.
Георгий Семёнович посмотрел на меня и спросил:
- Не утомил? На сегодня достаточно. Разговор продолжим в следующую встречу.
На чём остановился, то и продолжил он в другой раз.
- Переживал, как пойдут занятия у меня. Мужики, особенно молодые парни, оказались покладистыми людьми. Политикой они заинтересовались. Внимательно слушали мои пояснения, задавали вопросы. Но самое интересное то, что они делились своими знаниями по сельскохозяйственному производству, в чём я был полный  профан.  Например, пояснили, причём старательно, со всеми подробностями растолковывали, почему при неблагоприятной погоде богатые крестьяне всё равно бывают с хлебом.
- Все полевые работы надо проводить в срок  –  это самое главное условие в полевых делах, -   пояснял мне Михаил Гнусков. –  У  середнячка  одна- две  лошади. Сошёл снег, подсохла пашня - он мозгует, как ему поспешить, чтобы  завершить пахоту, сев. Торопится с делами, а весенние деньки быстро летят – не хватает у него  силёнок  в лучшие сроки уложиться, поэтому и урожай у него похуже, чем у сноровистого мужика. У богатенького хозяина все дела спорятся:  тягловой силы достаточно и батраки под рукой. Вовремя управляется с полевыми работами. Посев проведёт по увальчикам и низинкам. Если засуха – низины выручат; дождливая погода – по буграм соберёт хороший урожай. Вот и с хлебом он.
- Только батракам от богатого урожая,  -  добавляет к рассказу Гнускова  Василий Безметный,  -  не легче: получает от хозяина за изнурительную работу гроши. Нужно мужику купить лошадь - он должен пробатрачить три-четыре года, ничего не тратя из своего заработка. Женщинам на покупку коня придётся гнуть спину четыре-пять лет, если не больше. Заимел лошадёнку - к ней нужна телега, сани, сбруя, плуг, бороны. Вот и выдерни себя из бедняцкой жизни. Богач же, не задумываясь, каждую осень может купить рысака, не одного даже, а двух, хотя ни одного дня в поле не потел. Мы пошли в партизаны, чтобы  восторжествовала справедливость.
Из Валерино я перебрался на несколько километров южнее, в деревню Кочковатое, где более оживлённо проходили  мои  политкурсы. Старшие, имея за плечами подполье и партизанскую войну, задавали тон. К их спору прислушивалась молодёжь. Активно участвовали в обсуждении вопросов Безметный, Пашко, Дашевский и 11 комсомольцев.
- Я в поле,- начинал разговор Дашевский,-  с одной лошадью. Днём пашу, вечером забороню вспаханное поле.    
- Если я подъеду на лошади? Ты пашешь, я бороню  –   влага из почвы не улетучится. Потом можно поменять  лошадей:  мою – в  плуг, твою – в  борону. Больше сделаем? – вступил в разговор  Пашко.
- Лучше всё же, если добавить ещё пару коней,- заявил Безметный. -  За один раз дерево не срубишь.
- Понятно, лошади тогда могут отдыхать,  -  соглашается с ним Пашко, - Я посчитал:   в полтора раза сделаешь  больше, чем  вразброд.
- Коллективно можно горы своротить,  -  подтвердил  их  доводы Василий  Безметный.
В результате споров, пересудов, обсуждений пришли к общему выводу:  надо создать товарищество по совместной обработке земли. Однако с созданием ТОЗа  получилась заминка. Пашко и Безметный направили письмо в земельный отдел, чтобы для товарищества выделили землю. Они получили ответ:  близ райцентра нет свободных земельных участков. С коллективным заявлением в земотдел поехал Пашко. В нем просили около села Глуховки урезать посевную площадь у Богатырёва для выделения участка  ТОЗу. В обработке у Богатырёва  находилось 1000  га пашни. Крестьяне знали, какими правдами и неправдами стал  он пользоваться такой обширной площадью. Об этом они были хорошо осведомлены. В его дворе находились десятки лошадей и рабочих быков. Для сельскохозяйственных работ имел лобогрейки, сноповязалки, чистодающие молотилки, работала маслобойка, которая за определенную мзду била сметану крестьянам на масло. Знали крестьяне, что Богатырёв укрывает зерно, предназначенное для продажи государству.  Батраков землепользователь держал в чёрном теле, платя за сезон всего 9 рублей – за зиму одного себя не прокормишь, женщинам выдавал  половину мужского заработка, оправдывая низкую плату тем, что они его  харч  едят.
- Платит батракам  пустяк, а  денежки  зажимает в своём кулаке,  -  отозвался о Богатырёве Безметный, -  Каждый  год покупает рабочую лошадь и выездного коня, да и свои кобылы приплод приносят. Батрак же осенью, понурив голову, с пустой сумкой от него уходит.
Фёдор Пашко вернулся из райцентра злой, клял заведующего земельным отделом Дубину на чём свет стоит:
- Дубина есть настоящая дубина. Отказал, чёрт его возьми! Говорит, Богатырёв -- культурный хозяин, дескать, таких крестьян ущемлять нельзя. Этот "культурный"  нахапал  земли, мордует батраков, а для Дубины он хорош!
- Сколько его сынок обрюхатил батрачек! - в унисон Пашко вторит Гнусков  -  С пузом их вышвыривают за ворота! В родной дом не пускают – позор несёт. На работу никто не берёт. Приходится бедняжкам нищенствовать.
- Зато Богатырёв – "культурный", - не унимается Пашко. 
- Придётся обратиться в райком партии, - предложил Василий Безметный, - пусть нас с этим деятелем  рассудят.
          ТОЗ,  в конце концов, получил земельный надел.
Не с распростёртыми объятьями и при новой власти принимала жизнь  бедняков и середняков. Я же горд, что политическую закалку получил от русских мужиков-крестьян.


НЕМНОГО   ИСТОРИИ
            

В Калачинский район я прибыл кандидатом в члены партии. Через год, это случилось в апреле, меня приняли в члены партии. Рекомендацию для вступления мне опять же давал Зарниченко. Он работал  заведующим организационным отделом Калачинского райкома ВКП(б ). В том же 1927 году, в мае, избрали секретарём Калачинского райкома ВЛКСМ. 
Что представлял  райцентр Калачинск, в котором мне предстояло работать? В начале ХХ  века Калачинск прозывали городом, когда толчком к развитию послужила прокладка Сибирской железнодорожной магистрали. Однако при районировании Калачинск на город не потянул и оставался большим селом. Видимо, поэтому не прижилось имя   -  Калачинское, а осталось за поселением наименование – Калачинск. Это – большое село в 79  километрах по железной дороге на восток от Омска. Несколько купеческих двухэтажных домов  –  первый этаж строили каменный, второй  -  из брёвен, остальные – одноэтажные домики, покрытые в основном дерном. Немало было и землянок  -   небольших земляных сооружений для жилья. 132  года прошло с основания поселения, однако развитие его затянулось. Проживало в 1927  году  4343 человека. В это время в области уже были города, хотя и небольшие по размеру. Почему юг Западной Сибири развивался медленно?
Дело, наверное, в том, что русские стали осваивать обширнейший сибирский край не с юга, а с севера. Огромнейшая территория до прихода русских была малозаселённой –  к ХУ веку проживало от Урала до Чукотки всего,  как подсчитали учёные,  примерно 250 тысяч человек. Столько  людей занимали  четверть Азии.
Не было бы военного похода Ермака 1 сентября 1581 года в  Сибирь, -  продолжал я
рассказывать бойцам,  -  если бы Кучум, сибирский хан,  владевший землями от Урала до Барабинских степей, то есть до реки Оби,  не совершал опустошительные набеги на русские поселения  Приуралья.  Он таким образом хотел обогатить себя и присоединившихся к нему кочевых приспешников,  которых ненавидели коренные татары, зачисленные пришельцами в разряд "чёрных людей". Через 10 лет от начала  похода Ермака русские воины добрались до Барабинских степей и полностью разбили войско Кучума. Западная Сибирь отошла под власть Русского государства.
Ермак начал поход со срединной части Сибири. Больше военных походов в глубь Сибири из русских земель не было.   Из Великого Устюга  пошли  в сибирские края отважные первопроходцы:   Дежнёв,  Хабаров  и другие. Почему не начали прокладывать путь в Сибирь с юга? Опасались кочевников? Но в то время воинственными были лишь джунгары, но они  располагались далеко от срединного течения Иртыша. Опасались разбоев ногайских кочевников? Не пускали в Сибирь хазары, держа  под охраной створ между Каспийским  морем и Уралом?  Боялись засухи, разразившейся в ХУ1 веке?  История об этом умалчивает. Знаем, что  Владимирский князь Ярослав, отец Александра Невского, рискнул и  проследовал через юг Западной Сибири в Монголию, чтобы получить ярлык на княжество от хана Золотой Орды. Что мешало русским  проникать в обширный и благодатный край?  Молчит  история. Её  не повернёшь вспять. Что было, то быльём поросло
Только во втором десятилетии ХУ111 века русские двинулись на юг Западной  Сиби- 
ри и основали в устье реки Оми, впадающей в Иртыш, крепость. Омская крепость находи-
лась вдали от Моковско-Сибирского тракта. Когда встал вопрос о спрямлении магистральной дороги, то выяснили, что по правому берегу Оми на восток от Омска на сотни вёрст есть всего два поселения  - деревня Зотино и форпост Тартакский, а на левой стороне реки нет ни одного жилья.
На территории  Калачинского  района впервые крестьяне обосновались в Куликовском поселении на высоком правом берегу Оми. Вскоре, в 1795 году, куликовские  мужики основали на левом берегу Оми, у озера Калач, деревню Калачики. Прирост населения в ней шёл  очень медленно – глухое место: в отдалении от Московско-Сибирского тракта,    влияло отрицательно на  демографию деревеньки. Через 21 год после основания деревни в ней проживало, как записано в документах тех лет, всего 18 мужских душ. Жители Калачиков занимались хлебопашеством и по большим праздникам ходили пешком в Омск помолиться в церкви. Появилась речная переправа на  село  Юрьево.  Моисей Годисов  завёл   ямщину. Его обозы с товарами доезжали до Кяхты, то есть до самой Монголии.  Небольшой   базарчик  даже по воскресным дням был не многолюден. Открылись лавочки с минимум товаров. Селяне жили в основном натуральным хозяйством      
Железная дорога, вступившая в строй в 1996 году, вдохнула оживление в жизнь кала-
чинцев.   Выстроили кирпичные,  на берегу реки,   водонасосную станцию и на вокзале водонапорную  башню для обеспечения водой паровозов. Между ними проложили водопровод, уложив деревянные трубы, которые оказались долговечнее чугунных труб. По двум  "чугункам", на запад и восток, со станции отправлялось пудов до  тысячи груза. Возросла товарность сельхозпродуктов. Заработали две паровые мельницы.
Долгое время село Калачинское не было административным центром. Волость –  в Куликово, уездный центр –  в  Тюкале. Призывникам  для службы в армию приходилось шагать около двухсот  вёрст, чтобы добраться до уездного сборного пункта. Когда проложили железную дорогу, то призывники доезжали поездом до станции Драгунской, а потом топали 50  вёрст   пешком. Примерно в конце февраля или в начале марта 1918 года в Калачинске прошёл съезд Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, который избрал  исполнительный уездный комитет. С этого времени Калачинск стал уездным селом.  В августе 1918 года село Калачинское. Омское временное правительство признало  уездным центром. Менялись правительства, а село Калачинское оставалось уездным поселением. В сравнении с другими населёнными пунктами село крупное  - не зря его долгое время называли городом. В 1924 году власть приступила к ликвидации  уездов.  В этом же году появился председатель райисполкома с небольшим аппаратом.  В конце сентября вышло постановление Сибревкома о создании Калачинского района. Калачинцы  хорошо помнили, как проходил  первый районный съезд Советов 19 ноября  в 1924  году. Председателем райисполкома избрали товарища  Барабанова. В 1925 году уже действовал Калачинский район с собственным бюджетом. Хотя произошло разукрупнение,  всё  же  район занимал обширную площадь – с севера на юг и с востока на запад, считай, по 150  километров будет. Райисполком выделял для райкомов партии и комсомола одну подводу, так что приходилось надеться лишь на собственные ноги.
       К моему прибытию калачинцы занимались  кустарно-ремесленническим делом  и сельским хозяйством. Селяне  райцентра засевали 2026 гектаров пашни. В  Калачинске                работали больница, амбулатория при одном враче,  медпункт при железнодорожной станции. Население обслуживали телефонная станция, почтовая контора, электростанция, районное потребительское общество. Работали ветлечебница, две школы, библиотека, молодёжный клуб и клуб железнодорожников.  Район  имел  Ивановское почтовое агенство, 15 потребительских обществ, амбулатория, 82 школы 1-й ступени, одна семилетка, школа крестьянской молодёжи, два детских дома. Район располагал развитым сельскохозяйственным производством. Действовали несколько коммун и товариществ по совместной обработке земли. Высевали в основном пшеницу и овёс. В единоличных хозяйствах содержали мясомолочный скот, свиней. В каждом сельсовете появились небольшие маслозаводы, единоличники приобрели сепараторы и центрифуги. Действовали мельницы различного типа.
Руководящими органами в районе были райком и райисполком. Райком комсомола работал под руководством райкома партии, поэтому я познал  работу райкома, знал всех  сотрудников аппарата. Со временем меня, как секретаря райкома комсомола, избрали членом райкома партии, депутатом райсовета и членом президиума райисполкома. Секретарь райкома партии  Сергей Васильевич  Жиляев и заворг Зарниченко часто беседовали со мной, интересуясь делами молодёжи. От них я получил  добрые советы, помогали  они разобраться в сложных вопросах. Мнений в стране по отдельным проблемам бытовало много, их нужно было понимать. Так, существовавшая оппозиция в стране на собраниях, митингах, в прессе доказывала  вредность приёма в комсомол юношей и девушек из середняцких семей, так как они могут принести в комсомол мелкобуржуазную идеологию. Мы же посчитали, что оппозиция хочет оторвать комсомол от основной молодёжной массы, и принимали в комсомол не по социальному положению, а по делам, по поведению каждого, тем самым укрепляли союз рабочего класса с крестьянством. Запомнил выступление оппозиционера на комсомольской окружной конференции. Он сообщил ряд фактов кулацкого саботажа и сопротивления и на основе этих примеров пытался убедить делегатов в том, что контрреволюционно всё крестьянство. Делегаты, не сговариваясь, дали ему отпор. Особенно доказательным было  выступление члена бюро окружкома партии Махарадзе. Он под конец своего выступления высмеял оппозиционера: "На трибуну конференции выскочил, как боевой петух, а покинул её мокрой курицей:  никто не поддержал его левацкий загиб". Под свист и улюлюканье делегатов молодой оппозиционер сбежал из зала.
В1927 году Жиляева и Зарниченко окружком перевёл в другой район, секретарём стал
Николай Лебедев, заворготделом –  Степан  Харлампьевич  Удут. С конца 1929 года секретарил Романюк. Он часто  болел, и мне приходилось его замещать – в то время я был членом бюро райкома партии и работал заведующим агитационно-пропагандистским  и просветительным отделом райкома. Меня называли так:  завАППО. Из трёх секретарей, на мой взгляд, более энергичным, теоретически подготовленным, знающим  экономику был Лебедев. Работать с ним было одно удовольствие:  объяснит, как лучше сделать, подскажет, как разрешить ту или иную проблему, поделится своим опытом, поддержит твое доброе предложение. Он беспокоился о молодёжных делах. Сам работал в полную силу.  При Романюке мы не смогли преодолеть навязанную нам крайкомом партии  поспешность в проведении коллективизации.
 За ускоренную коллективизацию ратовали Сырцов, Эйхе. Мы, выполняя партийные директивы, не осознали тогда, что быстрота в  решении сложных социальных и экономических  дел могут вызвать протесты основной массы крестьян. Может быть, ускорением коллективизации  оппозиция пыталась расшатать строй и придти к власти? На местах мы в ответе за проводимую политику и были биты за серьёзные промахи.
В бесправном положении на селе находилась женщина. С  домостроевских времён   поговаривали:  "Курица не птица, баба не человек". Какой человек, если при делении общинной земли её не принимали в расчет, не наделяли земельным паем. В семье, на сходках все вопросы решали только мужики. Говорили: "Волос – долог, ум - короток". К обсуждению любого  вопроса женщин не допускали. Без разрешения родителей   девушка не могла выйти замуж  -   дескать, стерпится  –  слюбится. При  домостроевском режиме очень трудно увлечь девушку комсомолом.    
Раскрепостить женщину, сделать её общественницей  –  такую задачу предстояло разрешить женщинам-организаторам, их называли сокращённо женоргами. Они работали при райкоме партии. Коммунисты  Мария Григорьевна  Николаева, Калашникова, латышка Елизавета Григорьевна Гибет взвалили на себя тяжкий груз. Немало тропинок протоптали они к сердцам крестьянок, чтобы вызволить их энергию из неволи и приобщить их к общественным делам. В  Калачинске активистами женского движения стали П. Карбина, А. Бухтиярова.
В деревне Ковалево  произошёл такой случай:  женщины обрушались на учителя.
-Где это видано, чтобы учитель в трусах с учениками бегал!?
- Завтра он нагишом появится! Нужен нам такой учитель?
За честь учителя заступились комсомольцы, им помогли делегатки женского движения. Они разъяснили женщинам, что в футбол давно в больших городах играют и за просмотр игры даже деньги платят, а трусы – это спортивная форма, чтобы легче было бегать.
Оживил физкультурную работу  в районе Саша Коцеров, инструктор райкома комсомола по спорту.  Он в деревнях организовывал спортивные праздники. Обычно в лапту играли  мальчики-подростки и мужчины. У Коцерова заиграли и девочки. Нравилось девчушкам участвовать в построении физкультурных пирамид. От спорта шли юноши и девушки к  комсомолу.
Очень многих молодых людей привлекала художественная самодеятельность. Клубы вечером всегда забиты людьми. Песни, пляски весь вечер. В Калачинске  популярными были драматический, струнный и хоровой коллективы. Много  было гармонистов и исполнителей частушек. Тон в художественной самодеятельности задавали комсомольцы. Без них не проходило ни одно клубное мероприятие. Мне  рассказывал комсомолец Шура Гринцов:
- Лет семь назад я приходил и с удовольствием наблюдал, как проходят репетиции  драматических артистов. На моих глазах парни  и  девушки преображались  до неузнаваемости невероятной. Наши парни  и  вдруг становились героями или злодеями. Удивительно было мне. Говорят:  "Шура, попробуй сыграть". С  той поры не могу оторвать себя от художественной самодеятельности. Поэтому и стал комсомольцем, потому что комсомольцы  -  зачинатели клубных дел.
В клубе железнодорожников всех притягивал  к себе радиоприёмник. Послушать радиостанцию РВ-49  приходили стар и мал. Первые песни, прозвучавшие в эфире, тут же подхватывались певцами и гармонистами. Идут поздним вечером из клуба девушки и юноши и на весь  Калачинск новую песню поют. Между прочим, выезд с концертами на колхозные поля  комсомольцы начали с  1929 года. В эти годы открываются национальные школы, много было изб-читален, библиотек, народных домов. В селе Сорочино активистами славились Сорочинский, Алёша Кривошеев, братья Иван и Пётр Семиренко. Петя, что познает в ШКМ, обязательно летом на селе осуществит.
Летом в селе  Андреевке проводится ярмарка, очень обширная, масштабная для района. На неё съезжались крестьяне из Черлака, из Новосибирской, Павлодарской областей и из других  мест – приезжали все, кому надо продать товары, и те, кому надо приобрести обновку, обзавестись хорошей лошадью, рысаком, племенной коровой, бугаём. Калачинцы тут первенствуют -  у  них много товаров. Особенно шумно, где идёт продажа лошадей. Покупает крестьянин коня не для форса, а для работы в поле, поэтому разглядывает покупку тщательно:  посмотрит и зубы, и копыта, и гриву,  заглянет и под хвост. Долго торгуется, прицениваясь, чтобы не прогадать. Хлопают по рукам – сделка состоялась: обе стороны, продавец и покупатель, сошлись в цене.
Ярмарка – радость для молодёжи. Длится она всю неделю. Встречаются друзья, заводятся новые знакомства. Парни высматривают невест, девушки надеются встретить суженого. Комсомольцы разворачивают свою работу. Им целыми днями  - некогда.  Выступает художественная самодеятельность: привольно разносятся песни, задорные частушки  идут с приплясом,  десяток гармонистов, каждый - мастер, все пытаются переиграть друг друга,  показывают удаль плясуны, звучат стихи, юморески. Конкурсы певцов, плясунов, гармонистов, балалаечников  - от них не оторвёшь зрителей. Комсомольский актив, имея в своих рядах заводил, деревенских верховодов, разворачивается во всю на празднике. Показывают своё умение. Организуются массовые игрища, которые группируют, сплачивают молодёжь. Приковывают физкультурные праздники: кто ловок в борьбе, силён в поднятии гири – никто по силе не хочет уступить друг другу.  Появляется комсомольский вожак со стенгазетой.  Сразу же вокруг стенной газеты собирается толпа. Её читают вслух. Смеются, плюются, ругаются и грозят. Взрослые, глядя на молодых, только покачивают головами – молодцы!  Проводятся комсомольские встречи. Создаются новые ячейки. У активистов всю неделю нет свободного времени  –  зато праздник надолго всем запомнится, будут о нём говорить до следующей ярмарки.
Комсомольские ячейки были созданы  в основном близ райцентра. Приходилось шагать многие километры, чтобы и в отдалённой  деревеньке была комсомольская организация. Число комсомольцев возрастало. В 31-й ячейке в 1928 году  активно работали 471 комсомолец и 21 кандидат. Многих комсомольцев провожали в армию, давали им направление на учебу в рабфак, на курсы, в вузы. Был такой учебник "Рабфак" – пособие для самоподготовки. Александр Коцеров, Иван Акулиничев  проштудировали его, получив комсомольские путёвки для поступления в медицинский институт, успешно окончили  вуз. / Доцент Александр Иванович Коцеров работал в Омском медицинском институте. Всего двое в нашей стране награждены международной   золотой медалью "За дальность гуманитарной связи". Такой чести удостоины первый космонавт  СССР  Юрий Алексеевич Гагарин и доктор медицинских наук  Иван Михайлович Акулиничев, выпускник Куликовской ШКМ. Иван Тимофеевич готовил к космическим полётам  Юрия Гагарина и  Германа Титова. Степан  Бондырев тоже окончил   Куликовскую  ШКМ, в коммуне " Заря любви" был секретарём комсомольской организации, работал в Кормиловке заведующим  клубом, возглавлял Кормиловский райком комсомола. Поступить  в сельскохозяйственный институт ему помог учебник " Рабфак". Много лет Степан Никитич работал секретарём (отвечал  за  сельское  хозяйство) Рязансккого обкома КПСС.  Путь Семёна Белозёрова  от батрака   -  к вершинам науки. Родители его были неграмотными. В 1912  году Семён пошёл учиться в 1-й класс  в Куликовское начальное училище. Проучился  три  года, и  его  приняли   без  экзаменов  в  Куликовское двуклассное  сельское  училище.  Экзамены за курс сельского училища  сдавал весной 1917 года. Отец  хотел, чтобы сын учился дальше, но,  хотя  царя  свергли, для бедняков учиться  дороги не было. Пришлось Семёну работать в своём хозяйстве  и подённо батрачить у богатых. В 1918 году в Куликово открыли высшее начальное училище. Он идёт снова учиться. На уроке закона божьего священник спросил его:  " Чей ты сын?"  Семён ответил:  "Ефимов ". Поп злобно сквозь зубы процедил:  " А-а… большевика". На другой день его вызвал директор и предложил не ходить в училище. Так закончилась его недельная учёба. В  ноябре в селе  установили вновь советскую власть. Его отец,  Ефим Иванович Белозеров, Еким  Данилович Варлаков и другие мужики создали партячейку. Коммунисты помогли организовать ячейку комсомола. Председателем избрали  ученика Петра  Тужина, заместителем  -   Михаила Сорочинского. Вскоре в селе заработали волостные комитеты партии и комсомола. В этих органах стал работать Семён  Белозёров. В  1920 году по инициативе  Ефима Белозёрова организуется сельскохозяйственная коммуна " Новый мир". В неё вошли несколько бедняцких крестьянских хозяйств. В коммуне Семён работает секретарём. В 1922 году Семёна Белозёрова коммуна направляет учиться  в Омский рабфак. После его окончания получил направление на учёбу в Саратовский университет. Там учился в аспирантуре, работал в университете ассистентом, исполнял обязанности доцента. В 1938 году Семён Ефимович направлен работать ректором Ростовского университета. В этой должности его сменил   в 1954 году по воле Хрущёва Юрий  Жданов. Семёна Ефимовича направляют работать советником  министра  высшего образования  Румынской Народной Республики. После окончания заграничной командировки Семён Ефимович  заведует  кафедрой высшей математики в Ростовском университете. В 1939 году Семён Ефимович защитил кандидатскую диссертацию,  и он  стал  кандидатом  физико-математических  наук.  Семён Ефимович Белозёров  опубликовал ряд  книг и статей по высшей математике. Избирался делегатом на Х1Х съезд партии.
Калачинские парни из крестьян стали известными людьми в стране. Прим. авт. \.

      
ДЕРЕВЕНСКИЕ   СВОЕВОЛИЯ

Работая в комсомоле, будучи секретарём партячейки села  Куликово, я окунулся в атмосферу деревенской жизни. Взять хотя бы село Куликово. Старинный населённый пункт на высоком правом берегу Оми. Кругом его берёзовые колки, ивы склонились к реке – красиво.  С  возвышенности далеко видишь дальние речные берега, Потанинские выселки, село Потанино. Просто залюбуешься окрестностью.  До   Калачинска рукой подать  –  8 километров. Долгое время в старину Куликово считалось волостным селом – административным центром на большую округу. Теперь в селе  был сельский Совет, в состав которого входят несколько деревень.  В селе  -  школа крестьянской молодёжи,  самое первое учебное заведение в уезде, детский дом и великолепный каменный православный собор. В селе  -   420 дворов. Проживают  27 зажиточных крестьян. Есть середняки, достаточно и бедняков. Много добрых и отзывчивых людей, по-сибирски хлебосольных. Находились и своеобразные крестьяне, которые считали себя пупом земли.
Проживал в селе Яков Самойлов. Огромный мужик. Рост -  190  сантиметров. Весил более 150 килограммов.  Держал крепкое хозяйство, нанимая сезонных и круглогодичных батраков.
Однажды пригнали по Оми плот брёвен сосны и лиственниц,  заготовленные   артелью. Разделили брёвна  по количеству печных  труб: сколько печей  в хозяйстве – столько и возов леса получишь. Так настояли зажиточные крестьяне. Яков запряг самого крепкого коня, чтобы прихватить больше брёвен. Воз получился у него громадный. Не учёл Яков, что берег крут – не  может лошадь вытянуть телегу наверх. Стегает коня кнутом – только воз ни с места.  Выпряг Самойлов коня.  Пристроил к оглоблям сбрую, вставил голову в хомут, упёрся в него грудью и потянул воз брёвен в гору.  Вытащил телегу на крутой берег!  Запрягая коня,  забурчал Яков себе под нос: "Зря я тебя,  Карька, кнутом хлестал – сам еле воз вытянул".
Жестоко расправлялся  Самойлов со своими работниками. В селе считали, что он их ненавидит. Рассказывали, в 1916 году у него батрачил австрийский военнопленный  – правительство разрешало брать пленных на работу в хозяйство.  Молотили горох.  Яков заподозрил австрийца в воровстве – якобы, он стащил мешок гороха. Это была самая настоящая чушь, так как пленный жил и питался у  Самойловых, в уборку  никто из крестьян не нуждался в горохе, тем более, что он краденый, а в селе на краденое  не податливы,  но, видимо, были у хозяина другие причины, одна из них:   за работу пленного он платил государству больше, чем деревенским батракам.  Самойлов ни с чем разбираться не стал.  Свалил работника и сильно избил его. Сельчан поразило самойловское  зверство - до смерти забил австрийца.  Умер пленный  –  Самолову  не надо оплачивать его труд.
Якову  предстояло тогда продать государству энное количество зерна, но он отказался поставлять его. За укрытие хлеба по статье 107 Уголовного кодекса РФСР  у него отобрали дом. Свой день рождения  Яков справлял в доме сына, где он проживал. На семейном торжестве за столом собралась его родня: сам  Яков с женой, сын, сноха, дочь, зять и мать.  Надо же было в это время в дом явиться бывшему  батраку  Якова Самойлова.  Его усадили за стол, подали стакан самогона. Он выпил и стал закусывать. Старушка, отобедав, вылезла из-за стола и начала креститься на иконы. Пришедший парень возьми и скажи в шутку:
- Бабушка, что ты на деревяшки крестишься?
От этих слов лицо у Якова побагровело, закипела в нём злость, стиснув зубы, пробурчал сыну и зятю:
- А ну-ка, дадим ему дёгтю!
Вытащили парня на крыльцо и зверски избили. Пришлось изувеченного срочно везти в больницу. Когда он вернулся в село из Калачинска, смотреть на него без содрогания нельзя было – на опухшем лице сплошные кровоподтёки. На суде  Самойлов отделался лёгким испугом.  Любой спор Яков разрешал своим увесистым кулаком, считая себя царём и богом на селе. 
Жестоко относились к батракам, кроме  Самойлова, Иван Чёрненький, Беликов, Глубоковский. Никто, даже из середняков, не отзывался о них добрым словом.  В засушливый  1922 году   сгорели почти все посевы на  полях.  Народным бедствием воспользовался  Иван Чёрненький.  За воз соломы он брал пуд муки. Бедняк стоял перед выбором:  отнесешь последнею мучку  –  потеряешь детей, не сменяешь на солому – лишишься  лошади. Отдавал мироеду свой хлебный запасик, считая, что жена ещё народит детей, а без коня жизни не будет всей семье.
В тот голодный год многие крестьянки отнесли на погост своих малюток. Матери теряли грудное молоко, а в доме нет даже крошки хлеба, чтобы дать ребёнку хотя бы хлебную жёвку. Много слёз пролили матери. Никто им тогда не помог. Из-за мировой и гражданской войн страна разорена, государство не имело запаса зерна, чтобы поддержать крестьян. Зато для Чёрненького крестьянское горе обернулось новым шатровым домом под  железной крышей, да новыми тесовыми воротами, да множеством новых амбаров во дворе.
Большая ненависть таилась в душе у середняков и бедняков к сельчанам-душителям, которые не дают им возможности развернуться, спокойно жить. Утиного зоба, говаривали мужики, не накормишь, богатому карман не наполнишь.  Радовались, что нет возврата к старому. Начнёшь беседовать с крестьянами, они сразу же претензии к власти предъявляют:
- Почему Самойлову всё дозволяется? Не кулаком, так кнутом   огреет,  так что кожа кроваво-синим рубцом вспухнет. На чужом хребте ему легко работать
 Это была не просто злоба на односельчанина, а злились  на   всех   богатых.  Когда проходила коллективизация, то  середняки и бедняки  не защитили  богатеньких.  Они  проголосовали за их выселение.
 
 




БОРЬБА  ЗА   ХЛЕБ


- Вот другая тема для беседы.  Действительно, - спрашивал я у бойцов спецотряда,  - тот, кто имел запас зерна, скрывал его от государства? Или это газетная шумиха?
Молчат бойцы. Лишь Виктор Розум  заметил:
- Кто его знает!
- Знайте,- говорю я им, - всё происходило на самом деле. Я непосредственный свидетель этому. Вы тогда были подростками, могли и не быть в курсе тех событий.
Стране требовалось возродить экономику, поднять промышленность, создать новые отрасли. Надо спешить, времени у государства нет – на западе и востоке вооружаются агрессоры. Промедление в развитии экономики  для страны – смерти подобно. Мало у правительства денежных средств. Займов, благосклонности от капиталистов не дождёшься.  А тут ещё нехватка хлеба, хотя число рабочих, горожан возрастает с каждым годом. Где взять хлеб?  Он есть в стране, но находятся такие крестьяне, которые, чтобы подорвать власть, не хотят продавать зерно государству, прячут его, сокращают посевы зерновых культур. Принимаются жёсткие законы, наказывающие укрывателей и саботажников. Выращивай больше хлеба, но живи в согласии с законом.
С необычным явлением я столкнулся в селе Куликово. Подошли  ко мне кузнец Лукьянов и бедняк Жиляев. Хотят что сказать, но мнутся:  топчутся и молчат.
- Зачем пришли, говорите.
Насмелился кузнец:
- Кажется,  Ваня Чёрненький  смикитил  чёрное дело
- Долго возился на краю поля у берёзового колка, - разъясняет  Жиляев.
- Мы  порешили:  он там хлеб спрятал. Надо проверить, - решительно заявляет  Лукьянов.
Лукьянов запряг в телегу свою кобылу-пегуху,  прихватив председателя Куликовского сельсовета Родиона Яковлевича Маслакова, вчетвером поехали к лесу.   Привязали коня к берёзе, а сами   стали осматривать поле. Стерня выбита. Ложбинка есть. Вроде здесь  на спине лошадь каталась. Маслаков пхнул носком сапога почву  –  твёрдая.  Выходит, её, земельку-то,  не копали.  Напраслину   возводят  мужики на Ивана.
- Подождите, я лопату привезу, - забеспокоился кузнец.
Вскоре он привёз две лопаты. Жиляев и Лукьянов копнули землю на штык лопаты, показалась солома.
- Смотрите, - предупреждающе проговорил кузнец, - Ваня едет.
Мы спрятались за берёзы, но  Чёрненький  увидел нас, повернул коня и скрылся за лесом. Развернули солому, а там отборная пшеница  -  зерно к зёрну.
- Пакостник что  вытворяет. Пойдут дожди, загорится зерно и сгниёт,- сокрушался бедняк Жиляев. -  Провеянную   пашеничку  не  пожалел.  Чистёхинькое  зерно в землю закопал подлец. Ни себе и никому.
- Сам  не   хам,  но  и  людям не дам, -  только и высказался  Маслаков.  -  Вороне соколом не быть.
Поехали к Ивану. На вопрос председателя сельсовета, для чего он ссыпал  зерно в яму, Чёрненький  заегозился:
- Ничего я не знаю, ничего не прятал я. Не верите?    Могу перекреститься. Не  затаривал в яму пшеничку,  -   затараторил   Ваня и насупил брови.  –   Чё   на мне креста нет?
- Откуда ты,  Ваня, знаешь, что там пшеница была?   -   прижал его вопросом кузнец  Лукьянов.  -  Лукавишь, братец.
- А ну вас к лешему! Пристали к мужику, как банный лист… -  повернулся и ушёл.
- Чёрного кобеля не домоешь до бела, подвёл итог председатель сельсовета.
Зерно вытащили из ямы. Сельсовет выполнил план по хлебу. Остаток пшеницы из ямы раздали  тем, у кого не хватало семян на посев.
Нередко райисполком давал мне поручения по заготовке хлеба. Я должен был добиваться, чтобы должник поставил государству  для продажи зерно, как предусматривалось ему планом. Работа канительная, но приходилось выполнять, не отрываясь от комсомольских дел.
  В деревне Миргородке я столкнулся с единоличником Ковригой. Ему предстояло засеять зерновые на площади 30  га и продать государству  900 пудов зерна. План по посеву он выполнил. Часть зерна продал государству, но по продаже за ним оставался долг. Учитывая среднею урожайность зерновых культур по району, с каждой десятины он должен был получить самое малое 60  пудов зерна. Со всей площади он взял, при грубом подсчёте, 1800 пудов пшеницы и овса. Коврига продал государству только  600 пудов зерна нового урожая. Ранее он сообщил в сельсовете,  что оставил  350 пудов  семян, на продовольствие  - 650 пудов зерна  и больше у него хлеба нет,  и отказался  рассчитаться полностью с государством.
Вместе с председателем сельсовета поговорил с крестьянами. Они в один голос уверовали нас:
- Хлеб у Ковриги есть и хранит его в клуне,  в  крытом помещении, где молотят снопы и хранят зерно.
Пригласил Ковригу в сельский Совет. Явился крепкий коренастый мужичок. Сел на стул, как заправский артист, положил ногу на ногу  и смотрит доверительно на меня. Я его вежливо спрашиваю:
-Уважаемый гражданин, почему до сего времени не рассчитались с государством? За вами 300 пудов зерна Страна очень нуждается в хлебе…
Не успел я закончить агитационную речь, как он бросился в рёв, текут по щекам его неподдельные слёзы. На ломаном украинском говоре, всхлипывая, бубнил:
- Чи я вурдалак, чи бис якый? Усэ  разумию, но нэма хлиба у мэнэ!
Разговоры с Ковригой ничего не дали.
-  Будем делать обыск? - спросил я председателя сельсовета.
Он, подумав, сказал:
- А если ничего не найдём? Допустим беззаконие. Будем наказаны по полной катушке.
Я в растерянности. Собрался уже покинуть деревню, вдруг узнаю, что к Ковриге приехал судебный исполнитель. Суд обязал Ковригу по исполнительному листу выдать 30 пудов зерна бывшей батрачке, которая родила от сына хозяина ребёнка.
- Якый   унук! – кричал Коврига.- Бисов вин! Геть-геть из хаты!   
- Что думаешь предпринять? – спросил я молодого судебного исполнителя.
- Опишу кое-что из имущества и дело с концом.
- Давай воспользуемся исполнительным листом и проведём обыск – 30 пудов зерна всё равно найдём.
Пригласили к Ковриге потерпевшую истицу.  Я её спрашиваю:
- Как тебя угораздило забеременеть? Любовь довела?
- Какая любовь,  –  отвечает она тихо, опустив глаза. - Хозяин  летом устроил для меня ночлег в клуне.  Ночью его сынок  туда пролез и надругался надо мной.
- Может, Коврига готовил тебя для себя?
- Кто его знает? – простодушно ответила она.- Он такой же нахал, как и сын его.
- Дома тебя приняли?
- Какой приняли!  Тятя   отстегал вожжами и выгнал из дома. Спасибо, тётя приняла, а то хоть вешайся. Она и в суде за меня хлопотала.
- Как звать тебя?
- Лиза – я.
- Пойдём, Елизавета, искать в клуне твои алименты.
В клуне пусто, лишь ворох половы посредине. Где же зерно? Неужели попали впросак?
- Куда он запрятал? Ищи, Лиза. - Чё его искать!? – воскликнула Лиза.- Вот он хлеб!  –  Она развернула руками по-
лову, и мы увидели не провеянное хозяином зерно.
Председатель сельсовета собрал несколько человек, отыскал веялки. Обычно такая работа выполнялась без особого энтузиазма – много пыли, но на этот раз никто не отказывался от этого дела: молодой женщине выдадут 30 пудов чистого зерна, государство получит долг, зерном оплатят  выполненную работу  и часть конфискованного зерна  распределят между бедняками, как предусматривает статья 107 Уголовного кодекса.
Не укладывалось в моей голове, почему Коврига пожалел родному внуку маленькую толику – в результате лишился почти тысячи пудов зерна? На другой день из окна сельсовета я увидел  незадачливого хозяина, стоящего у ворот своего дома. Сгорая от любопытства, подошёл к нему и задал ему интересующий меня вопрос. На ломаном украинском диалекте он ответил мне со всей откровенностью:
- Хиба  сучьи   диты могуть мать дидов? Унукы  будуть, колы сын прывыдэ нывистку в хату.- При этом он нецензурно выругался, задумался и добавил: - Уихал бы с Мыргородкы – вражьи  диты нэ дають життя, но жальчей всего шатрову хату под тэсовой крышей.   
  Не только с этим   связана моя память о Миргородке. Мне мила живописная  простенькая сибирская деревушка, окружённая берёзками, - здесь я встретил шустренькую чернявую девушку с горящими, как угольки, чёрненькими глазками. Милая Женечка! Евгения Васильевна работала учительницей. Всегда она с деревенскими детьми. Лихо они  вытанцовывали "Метелицу"! Сколько я стёр подошв своих сапог, чтобы встретиться с милой Женечкой! Вскоре Евгения Васильевна стала моей женой.
Большое село  Крестики расположилось на юго-востоке  -  окраина  района. По широким улицам расположилось не менее  500  домов. С востока село подпирает большое озеро  -   лафа для домашних гусей. Ими усыпан весь берег, будто  нанесло ветром снега. Плещутся беспрерывно дикие утки и гуси, перекликаясь между собой.  На водной глади красуются величавые белые лебеди.
          Сюда, в отдалённые Крестики, направили меня,  молодого человека, ещё не обдутого жизненным ветром,  на заготовку зерна. Не осенью, когда идёт уборка урожая, закупать хлеб,  а в конце весны, когда израсходованы семена  -  пародокс!
Председатель Крестинского сельского Совета – высокий тощий мужчина, бывший батрак. Он всегда с покоряющей улыбкой на лице. Внимательно выслушал моё сообщение, что надо заготовить 10 тысяч  пудов зерна, улыбнулся и сказал:
- Посмотрим, что скажет народ. 
Меня беспокоило проведение этого мероприятия:  не сезон заготовки хлеба, осталось ли зерно у крестьян после сева – вот главное. Созвали собрание бедноты и актива. На нём я предложил наметить план заготовки зерна в количестве 10 тысяч пудов. Сидят мужики, молчат и посмеиваются. Один, правда, спросил:
- Почему предлагается такое маленькое задание?
Со всей серьёзностью пояснил, на новый урожай будет другой план.
- Раз такое дело, - заявил бедняк, сидящий на собрании, - утвердим ему план и разойдёмся по домам – к сенокосу надо готовиться.
Все с ним согласились. Я был доволен:  всё так просто разрешилось. На сельском сходе приняли конкретное решение: кто и сколько продаст зерна государству – без задиринок прошёл сход. Это меня  удивило и обрадовало, так как выполнение решения схода – закон, выполнение его обязательно для всех.
Председатель сельсовета, поддерживая контакт с батраками и бедняками, уточнял, у кого  -  какие запасы. Я же с товарищами ходил по дворам и разъяснял, что рабочим, создающим индустрию, нужен хлеб. Бедняки в пояснении данной политики сыграли решающую роль: они просто, на своём языке, говорили о необходимости данного мероприятия – за неделю крестинские крестьяне продали государству 9,5 тысячи пудов зерна.
В конце концов я понял, почему в спокойной обстановке прошла продажа зерна государству. Во-первых, вовремя проводилось мероприятие, опередив перекупщиков, которые забирали хлеб по низким ценам;  во-вторых,  крестьяне  провели  сев  и  знали,  сколько  осталось  в амбарах  зерна,  в-третьих, они  уже  предугадывали,  глядя на погоду, каков  будет  урожай в будущем сезоне,  а  в деньгах нуждались все,  везти  же  продавать хлеб за сотни  километров не  каждый мог,  да  и  те,  кто имел  возможность  поехать на рынок, отрывались от  хозяйства  на  несколько дней,  свершится  ли  продажа,  да  и  по какой цене –  это ещё бабушка надвое сказала. Тут же всё на месте разрешалось:  хлеб покупали по твёрдой государственной цене, которая устраивала крестьян,  деньги они  получали без проволочек, то есть на месте рассчитывали их.
Всё  же  в  Крестиках  произошло происшествие,  из-за которого пришлось сильно поволноваться. Нам сообщили, что один зажиточный мужик, не рассчитавшийся по хлебозаготовкам, ночью перевёз свой хлеб тестю-середняку и спрятал его в овчарне.
- Яма там обширная, -  уверяли  крестинцы, -  пудов  восемьсот зерна там, если засыпана до верха.
"Пусть лучше сгниёт, чем отдавать коммунистам",  -   поделился он с соседями.
800 пудов зерна! Сколько же можно накормить людей!? Вспомнил испытанный мною в 20-х годах голод в Поволжье.  Нет ужаснее  картины, как  видеть  умирающих  от недоедания:  глаза навыкате, под ними синё, бледная  кожа обтягивает  кости  лица и  тела. Голодный ничего не просит – нет сил, только жалобно смотрит на тебя. Зло кипело во мне  на тех, кто,  имея еду,  не хотел даже за деньги поделиться с родным народом.
- Кроме зерна, -  заявили бедняки,  -  он укрывает скот, чтобы не платить налог. 30 голов крупного рогатого скота  отогнал на летнее пастбище в Казахстан.
- Жеребца орловской породы держит у родственника в соседнем Оконешниковском сельсовете. Племенной жеребец  даёт ему большой доход  –  кобыл ведут к орловскому рысаку за сотни километров, так как каждому  хочется заполучить доброе потомство.
- Прибыль, что даёт рысак,  он   укрывает   и налог с прибыли не платит. Хитроумный мужик.
Как быть? "Если, -  размышлял я, - не найду хлеб, то налицо грубейшее нарушение закона: обыск у крестьянина-середняка – искажение линии партии. Тогда выкладывай партбилет и не рассчитывай на апелляцию даже в ЦК партии. Отыщу  - можно за нарушение закона  хлеб и скот  конфисковать  –  выгода государству, наука для мужика, который живёт, не соблюдая законы.
Что делать? Переговорил с приятелем председателя  сельсовета. Он тоже подтвердил, что есть у него   хлеб и назвал людей, которые могут это засвидетельствовать. Они, правда, с неохотой, но сообщили, что возил зерно ночью и ссыпал в овчарне. Делал мужик перевозки скрытно, однако соседи   доглядели. Беседы с другими людьми ещё больше утвердили во мне правоту задуманного. Взяв свидетелей, пошли проводить обыск.
Перерыли в овчарне всё, но не нашли ни зёрнышка.
- Вот так дела! – говорю председателю сельсовета. – Влипли  по самую макушку!
С захолонувшим  сердцем направился я в дом, чтобы написать протокол обыска, а точнее, как думалось мне, зафиксировать на себя  обвинение. Рядом со мной, опустив голову, согнув свою  длинную фигуру, шагал председатель  сельсовета  - не шуточное дело сотворили. Сколько людей заявляло, что спрятан хлеб, а его нет в овчарне.  Видимо, один сказал другому, и пошла молва гулять по селу, а нам  за это придётся отвечать.
Только стали мы подниматься на крыльцо сеней, как старуха-хозяйка раскинула передо мной руки и заявила
- Не пущу в дом!
- Составим протокол, дорогая, и уйдём.
Она сразу же выпалила:
- Никакого протокола вашего нам не нужно!
Сообразив в чём дело, переглянулся с председателем. Он даже улыбнулся. "Неужели, - думаю, - повезло!?"
- Мамаша! - радостно воскликнул я. – Как ты обрадовала нас! Дай я тебя поцелую!
- Поцелуй козу под хвост, - парировала она  мне. -  Ишь, сынок нашёлся!
Пока я изъяснялся с хозяйкой, председатель сельсовета ужом проскользнул в проём двери, и из сеней послышался восторженный его зык:
- Есть!!
Я вошёл в сени и увидел, что он вынимает руку из   плетёного короба, наполненного до отказа зерном пшеницы.
- Вот здорово!  Сколько людей накормим!
Сени пополам делила цветная ситцевая  ширма. Стоило нам шагнуть к занавеске, как старушка с криком запротестовала:
- Куда лезете?! Там невестка спит!
  - Мы твою невестку не съедим, - отвечает ей спокойно председатель сельисполкома. – А что ещё прячете, посмотрим.
Он оказался прав. За ситцевой занавеской стоял железный  короб, снятый с печки-голандки,  Он до самого верха был наполнен пшеницей. За печным коробом стояли мешки с зерном и мукой. В доме мы заметили большой чёрный сундук. Хотели сдвинуть его с места, но не подался нам, даже   не шелохнулся. Появился хозяин  избы. Председатель сельсовета вежливо попросил его:
- Откройте, пожалуйста, сундук.
Без всякого беспокойства он ответил:
- Ключей нет – они у зятя.
Принесли ключи. Хозяин дома согласился стать понятым.  Продолжили обыск. Сундук хранил не менее  тридцати пудов яровой пшеницы и кое-какие вещи хитроумного мужичка. На кухне открыли подпол. Он был полностью заполнен зерном. Сверху лежала для коня наборная сбруя большого размера.
- Что-то я у тебя, отец, не видел богатырского коня, - спросил я у хозяина дома.
- Да зятя нашего, зятя, сынок, - выпалила старушка-хозяйка, напуганная обыском, раскрытием   спрятанного  хлеба.   
У этого  мужичка,  который пытался утаить хлеб,  взяли 850 пудов зерна и передали государству. Я удивлялся, с какой точностью беднота учитывала, сколько хлеба у каждого. Не понимал, почему крестьянин, не враждующий с властью, прячет хлеб. Позднее понял, что,  имея натуральное хозяйство, крестьяне  могут обходиться без денег, а хлеб оставляют на всякий случай –  не  беспокоясь о нуждах страны, не проявляя к запросам государства никакого интереса.
Пришлось разбираться у этого укрывателя и со скотом. Поехал на телеге я с батраком Иваном Рощиным в Казахстан. Проехали километров  60,  началась бескрайняя степь. Ни жилых строений, ни казахских юрт не видать. Пасутся  отары овец, табуны лошадей, стада крупного рогатого скота. Чья скотина – узнать невозможно. Спросишь у пастуха, чей скот пасёт, отвечает:
- Бельмей. – На их языке означает: не понимаю.
Начинаешь растолковывать ему:
- Кто хозяин скота? Кто тебе платит за работу? Собственность хозяина?
Молчит, а  затем,  в конце концов, скажет:
- Опчий, - весь ответ – ничего нельзя  от него добиться, как будто здесь одни только колхозы – всё общее.
- Где живёшь, дорогой?
- Там, - махнёт кнутом на юг,  на  бесконечную степь – ищи его дом.
Для многочисленных пастухов  постелью служит их родная степь, покрывалом - необъятное небо.
Кое-как добрались до строений. Стоят десятка полтора землянушек с плоскими крышами, обмазанные белой глиной. На степном просторе расположились 4 войлочные юрты в отдалении от землянок. У юрт горит костёр, обхватывая пламенем котёл. Женщина  одета в длиннополый   халат, на голову намотан цветной платок. Она мешает в котле поварёшкой. Увидев нас, подъезжающих к ней, стремительно, не оглядываясь, скрывается в юрте.  Кругом ни души. Подъезжаем к юртам. Батрак Иван Рощин уточняет:
- В юртах четыре жены  бая живут.
У костра горкой лежат сухие лепёшки - коровий помёт. Это единственное в степи костровое топливо. Уже метров двести нашу подводу сопровождают  отчаянным лаем истощенные злые собаки, стремящие   цапнуть   нас. Иван, перекрывая  собачий  брёх, кричит:
- Есть кто живой?! Выйдите! – Только с вигом усиливается лай дворняг.- Рощин не успокаивается: - Собаки загрызли!  Откликнитесь!
Высовывается  из юрты голова с намотанным платком. Во всю мощь голоса вопрошаю, боясь, что скроется женская головка за пологом юрты:
- Где сельсовет?!  Скажите, пожалуйста!
- Там! – махнула рукой в сторону землянок,  и исчезло женское личико.
- Поедем искать "там", - говорит Иван,  натягивает вожжи и направляет лошадь в сторону жилищ. Объезжаем землянки, поставленные вкруговую – из первой можно попасть и последнею, не выходя на улицу. Плетни, частоколы, берёзовые жерди, стены землянок, а входа в жильё не видать, есть только жердевые ворота для скота. Мы не можем слезть с телеги - назойливые собаки, не прекращая лаять, не отступают от нас. Несколько  ребятишек  играют на полянке, но, увидев нас, убегают во двор.
- Вон, - говорю Ивану, - казах пошёл с чайником в степь, давай к нему.
- Ага, - ворчит Иван, - подъедем, а он усядется, подмываться ещё станет. Смотри, старик с ведром пошёл, наверное, к колодцу  направился.
Подъехали к нему. Не старик – несколько волосинок торчат на бороде, понятно, ещё не оперился, одет он тепло, хотя лето в разгаре:   на нём кожаные сапоги с высокими  голяшками, из-под  которых виднеется войлочный потник, плотный засаленный пиджак, на голове – малахай, та же шапка-ушанка, но есть четвёртое  "ухо", прикрывающее шею.
Здравствуй, дорогой! Где сельсовет?
- Аман. Бельмей.
Опять то же самое мы слышим в ответ.  Не выдерживает Рощин:

 Смотрит старичок на нас, прищурив глаза, и на наш вопрос отвечает тем же словом:
- Бельмей. Наберно, уехал.
- Сельсовет ездит?  –  удивляюсь и возмущаюсь я.
- Наберно, - слышу снова в ответ.
- Дорогой, ты бедный или богатый? – задаю ему вопрос, чтобы подъехать с другой стороны и узнать про власть.
- Лошадь есть, короба, бычок, четыре обечки и один баран. Лошади  нет  -  беда.
- Середняк, выходит.
- Да-да. Середина на полобина.
- Как нам найти власть? Где сельский Совет?
- Зачем приехал?
- Мы по скоту…
- Покупать? Так бы сразу сказал. Купи у меня барана. Сельсобет бон стоит!
- Почему сразу не назвался?
Он спокойно отвечает:
- Кто знает, зачем приехал? Может, налог брать, может, скот отбирать. Кто знает?! Много ездят. Политику понимаем – я кандидат бэкапебе.
Пояснили кандидату, зачем приехали. Он заявил:
- Помогу. Скота много гонят сюда. Трабу топчут.  Корма меньше стало. Кандидат найдёт скот. Поехали.
Спрашиваю у кандидата партии, когда мы проезжали плоские землянухи:
- Народ весь умещается в землянки?
- Зачем бесь?  У кого дома нет, летом в степи жибёт, на зиму копает яму, стабит юрту.
- Замёрзнут зимой!  - вырвалось у меня.
- Так шуба есть.
Уже обратной дорогой, когда ехали назад, в Крестики,  Рощин рассуждал:
- Кандидат, предсельсовета, а букву вэ выговорить не может, всё у него –  бэ  -  не зря с баранами всю жизнь, бэ-э – э.
- Хорошо, что кандидат помог скот найти.
К Крестикам подъехали рано утром. Над озером туман, словно большой котёл на костре стоит,  -  парит. Слышны кряканье уток да резкий выкрик выпи. В этом селе и провели торги, которыми командовал председатель потребкооперации. Продажа скота прошла в спокойной обстановке. Но когда зашла речь о рысаке, хозяин его заволновался:  он вскочил на телегу и обратился с мольбой к односельчанам:
- Милые граждане, умоляю вас всех:  не покупайте коня, оставьте его мне.  Прошу вас: будьте сердобольными. В ноги вам кланяюсь, сжальтесь. Не берите грех на душу.
Но торг есть торг – орловский рысак был продан. Укрыватель был крепко наказан. Но и я чуть ли не получил по  полной.  В то время, когда запрашивалась цена на  жеребца, сзади ко мне подкрался отец злополучного хозяина породистого коня и замахнулся на меня железной тростью. Удар был бы увесистым, мог бы быть смертельным.  Успел  схватить его за правую руку председатель сельсовета. Не зря райком партии запретил уполномоченным бывать на торгах.  Видимо, такие случаи бывали в районе.
Моё пребывание в  Крестиках затянулось. Задержали здесь меня  дела.
Жил в  Крестиках богатый купец. Имел он двухэтажный дом с просторным  полуподвалом  –  редкость  для отдалённого лесостепного уголка. Цены ставил на свой лад, зная, что не поедут за сотню вёрст на быках за более дешёвым товаром. Торговля шла бойко. 16  рубленных амбаров никогда не бывали у него пустыми. Выражая   недовольство властью, купчик свернул торговлю.  Помещение под магазин сдал в аренду  Крестинской потребительской кооперации.
 Я узнал, что  за аренду купец ежегодно получает  2000 рублей с потребкооперации. Видимо, это  его устраивало.  Раньше он занимался посевом зерновых культур, теперь же от посева отказался, хотя ему был доведён план:  продать государству 80 пудов зерна,   он  и не думал его выполнять.
Я пригласил торгаша в сельский Совет. Пришёл мужчина с окладистой бородкой и пышными усами. Возраст его -  лет под пятьдесят. На лице румянец играет. Одет  опрятно, но не шикарно. Я ему говорю тактично:
- Уважаемый гражданин, вам доводился план  посева зерновых культур и план  по продажи 80-ти пудов зерна  государству. Почему вы просрочили выполнения государственного задания?
Он язвительно посмотрел на меня, видимо, мой внешний вид не располагал  его к серьёзному разговору:  на мне старенькие брюки, видевший виды пиджачок, кое-где заштопанный, да и молод. Он мне сразу ответил напрямик:
- Не сеял и ничего сдавать не собираюсь.
Сказано уверенно, будто бы у него есть основательная поддержка со стороны. Я понимал, что его не растрогаешь трудным положением  в стране, поэтому со всей откровенностью говорю ему:
- Шутить с вами, гражданин, я не собираюсь. В течение трёх дней не поставите хлеб – стоимость 80-ти пудов зерна взыщем по рыночной цене  в  десятикратном размере.
Встал, повернулся к нам  спиной и ушёл, хлопнув дверью, демонстрируя к нам полное пренебрежение. Мы поняли, что торгаш не хочет выполнять закон.    
- Надо подумать, как нам быть. Может, пустить с аукциона его имущество и освободить Крестинскую кооперацию от нелёгкой дани? – выдвинул я проблему перед председателем сельсовета.
-Надо подождать три дня, -  ответил он.- Но кто купит такой дом? За него надо отдать рублей 700-800. Такие деньги  вряд ли у кого есть. Для мужиков  дом большой, что им телиться в нём?
- Пусть Крестинская кооперация и купит его – за аренду находят деньги. Освободятся от кабалы.
- Это дельно. Завтра проведём правление кооператива. Не перебил бы кто на аукционе…
- Думайте  да  не  провороньте  добро.
Подошёл третий день. Купчик не появился в сельсовете. Послали председателя кооперации съездить к коллегам-соседям  и  договориться об аукционе, сообщив им, что будет предоставлен в  Крестиках ночлег и питание – пусть поддержат крестинских пайщиков.
К исходу третьего дня торгаш не пришёл  в сельсовет. Председатель вечером провёл заседание исполкома сельского  Совета. На нём решили провести торги. Утром, за два часа до начала аукциона, собрались кооператоры.  Я им  сообщил:
- Мнение сельисполкома таково: дом оценён кругленькой суммой – 800 рублей. Торги начнутся с 500 рублей. Последнею цифру  - 800 назовёт крестинский председатель. Есть другие мнения?
Все безоговорочно согласились с такими доводами.
  Торги проводил депутат сельского  Совета, он же член исполкома, батрак  Иван Рощин - праведный мужик на селе. Он открыл торги без всякого  вступительного рассуждения:
- Селяне! Мне поручил исполком сельсовета провести  в  селе торги.  Во исполнение статьи 107-й  Уголовного кодекса Российской Социалистической Федеративной Советской Республики проводится аукцион по продаже двухэтажного дома с полуподвалом  и пристройками.  Половина дома - из кирпича, второй этаж – из брёвен. Дом под железной крышей. На дворе  - 16  бревенчатых амбаров. Добротные постройки. Тот, кто выиграет  аукцион, через час представляет деньги. Первоначальная цена строений  -  500 рублей. Начинаем торг! Внимание! -  Воцарилась тишина.  -  500 рублей – раз! –  После паузы:  -  500 рублей  - два!
- 550!  –  выкрикивает председатель  Оконешниковского  потребсоюза.
Мужчины и женщины молча следят за ходом торгов. Появляется хозяин дома,  говорит о чём-то с крестьянами. Хочет спутать карты? Однако не решается  он вступить в торг, а мог бы, наверное. Рощин уверенно называет следующую сумму:
- 700  рублей!!  Один…
  - 750!  – заявка председателя Андреевской потребительской кооперации.
Подходят к роковой цифре – 800.
- 800 рублей!  - провозглашает Иван Рощин. 800 рублей  –  один!  800…
- Беру, Иван! – кричит председатель  Крестинской кооперации.
- Два! – продолжает  Рощин. – 800 рулей три!! – Воцарилась тишина.  -   800 рублей три!! Продано!!!
Крестинская потребительская кооперация освободилась от зависимости богача. Государство вместо хлеба получило деньги. Я предложил купцу немедленно освободить дом и временно переселиться в амбар.
  Вечером, окончив работу, я решил проверить, перешёл ли торгаш в амбар. Зайдя во двор бывшего купеческого дома, я увидел  мужичка с окладистой бородой и пышными усами, стоящим с внучкой на крыльце амбара. Он   расфрантился-нарядился:  на нём  -  лакированные хромовые сапожки, голяшки  -  в гармошку, чёрные шерстяные брюки, отглаженные в стрелку, под серой жилеткой белая шёлковая сорочка. На животе сияла увесистая золотая цепочка от часов. Прямой пробор  чёрных масляных волос на голове, словно все купцы договорились  носить такую причёску. На внучке  - шёлковая кремовая кофточка, тёмно-синяя шерстяная гофрированная юбочка, на шёлковые светло-жёлтые чулочки надеты туфельки цвета кукурузного початка. На её плече  -  русая коса с белым бантом. Спрашиваю его:
- По какому случаю разоделись?
С усмешкой лукавой улыбкой глаголет:
- Тебе показаться,  чтоб увидел, как наш брат может облачаться, а потому я и людей мог одевать. Про вас одно скажешь:  большой начальник,  да штаны латаны.
На следующий день за бывшим торгашом с внучкой приехал сын и увёз его в Омск.  Скорее всего, бывалый купчик надеялся, что родной сын выручит – он работал прокурором в соседнем районе, но сын не стал ввязываться в отцовские дела.  В  Омске бывший торговец купил дом.  В Крестиках он больше не появлялся.
Вернулся в  Калачинск. Думаете, меня похвалили?  Сразу же пригласили на беседу в комиссию, которая проводила чистку партии, то есть освобождались от членов партии, которые  запятнали  себя недостойным поведением. В комиссии мне указали на неполное выполнении задания в других населенных пунктах, хотя надо было отыскать всего  200 или 100 пудов зерна. Не посмотрели, что молодой  –   страна  нуждалась в хлебе, строго спрашивали за выполнение поручений, послаблений никому не делали,  в партии была железная дисциплина.
Несмотря на усилия  райкома партии, райисполкома, посевные площади  сократились. Зажиточные крестьяне пытались посеять меньше, чем в предыдущем сезоне.  В 1927 году зерновые культуры размещались на площади 62055 га, через год пашня под зерновыми  уменьшилась на  4462  гектара. Правда,  товарного зерна стали получать в районе больше, так как возрос валовой сбор зерна:  в  районе в 1927 году собрали 25093 тонны зерна, в 1928 – 54728 тонн. Несмотря на саботаж отдельных единоличных хозяйств, район перевыполнял планы по закупке зерновых культур. Большую часть товарного зерна стали давать  возникшие ТОЗы, сельхозкооперативы, коммуны, колхозы, да и середняцкие хозяйства окрепли. Страна готовилась к приёму большого хлеба. В 1927 году  в Калачинске вступил в строй деревянный элеватор самотёчного типа на 1 тысячу тон зерна. В первый год первой пятилетки сооружён деревянный силосный корпус, вмещающий 4,5 тысячи тонн зерна. Это было самое крупное предприятие в районе.   
 

НЕ   ВСЁ   ГЛАДКО

          
- Вот вы, бойцы, спецотряда, - обращаюсь я на привале к тем, кто меня окружает в лесу, - выросли в основном в деревне, деревенские. Добровольно пошли в тыл врага, чтобы отстоять независимость родной Отчизны. Деревня не только нас кормит, но и даёт богатырей, готовых разгромить врага. Деревня  - это наш корень, от которого идёт ствол, появляются плоды на ветках. Подгниёт корень, упадёт всё дерево. Сохранить начало, основу нашего русского рода – вот задача. На нас всё держится. Гитлеровцы хотят уничтожить всех  русских, ибо они составляют главную мощь, встали преградой на пути "арийцев" к мировому господству. Мы разобьём врага, так как у народа единый порыв – бить фашистов до победы. Город обеспечил нас вооружением, деревня  -  продуктами.  Фронт  имеет всё необходимое.  В 20-х годах, когда я начинал работать, и экономика, и общество по-иному выглядели, и настрой   у  некоторых  был  иной, чем сейчас. Нас ругали за поспешность. Спешили, чтоб наш народ не попал в рабство. Как бы мы сейчас выглядели, если  бы страна не располагала мощной индустрии, развитым  сельским хозяйством? Кое-кто мыкает, что не будь революции, гитлеровцы не начали бы с нами войну. Ещё бы раньше начали,  если бы не крепили свою оборону   –   посмотрите, сколько капиталистических государств за короткое время покорила  Германия, а на нашей стране фашисты зуб сломали!
Не зря мы трудились упорно с 20-х годов. Не всё мы тогда понимали, но старались сделать лучше, чем было, убеждали людей в правоте дела, когда не выходило, принуждали, ибо не было у нас времени на раскачку.  Не просто было говорить с крестьянами. У них – натуральное хозяйство. Поэтому у некоторых не было думки, заботы о стране. Кое-кто  иронически рассуждал:  "В городе одни  дармоеды,  лодыри болтаются. Пахать, сеять не умеют, а хлеб досыта едят. А как его выращивают, не знают". Находились такие мужики, что и от налогов отлынивали, хлеб прятали и гноили, чтоб государству не достался – я уже об этом рассказывал, -  скрывали свои доходы, чтобы небольшой налог иметь. Живя в стране, можно ли от неё прятаться?
Приведу такой пример. Идёт по морю груженый пароход. Заходит в порт, чтобы товар продать – обещали весь раскупить. Вдруг капитану, у которого всё рассчитано – тютелька в тютельку, говорят:  "Подожди с товаром  –  нет денег, появятся - купим". В другой порт податься - горючего нет. Матросы без продуктов и зарплаты. Покупатель страдает, и продавец из-за такой клиентуры бедствует.
Так и в государстве. Плановое или неплановое  хозяйство, а порядок обязателен. Без него – кавардак в стране, хаос приводит к кризису в экономической и социальной жизни. Спросите мужика, планирует ли что  он в своём хозяйстве? Расписывает  день по минутам, да и наперёд загадывает. Только дурак  живёт без плана, но и  он маракует:  где бы ему пожрать. Любое государство  без плана, что без штанов  -  ни одежды, ни карманов.
Понимая противоречивую психологию крестьянина, при проведении любых мероприятий,  мы старались  убедить его  в том, что без порядка не может существовать государство. Иногда у чиновников не хватало терпения, смекалки, чтобы доказать  крестьянам  правоту  государства, и тогда он  становился у них посмешищем. Сообщу вам один случай. Послушайте.
Встречаю заместителя председателя райисполкома Дубину, того самого, что заведовал районным земельным отделом, и удивляюсь:
- Что случилось с тобой? Почему ходишь нараскорячку?
Он хитро улыбается и отвечает:   
- Если бы я был Пушкиным, то написал бы "Стародубкиаду".
Райисполком послал Дубину в  Стародубку, чтобы он там взыскал с крестьян недоимку. Расположенная недалеко от райцентра (зимой напрямик через речку ездили – рукой подать)  Стародубка, основанная незадолго до прокладки железной в 1893 году, считалась спокойным поселением.  Дубина не стал,  готовить  собрание:  не   посоветовался с активом, не  провёл  среди  крестьян  разъяснительную  работу,  не  узнал их настроение, а  сразу  назначил  сельский  сход  -  ему казалось, что дело простое:  закрой  недоимку и  -  баста.  Не продумал,
На сходе граждан деревни перед людьми за стол уселись заместитель председателя райисполкома и секретарь сельского  Совета. Ни тот и ни другой не придали значения,  что на сход явились только женщины – кворум, посчитали они, есть, больше, чем достаточно, и были довольны многочисленным приходом граждан. Не догадывались они, что крестьяне заранее узнали, какой вопрос будет обсуждаться, и надумали преподнести уполномоченному неожиданный "подарок". По наущению зажиточной верхушки деревни  решили:  мужикам на сход не ходить, а  идти жёнам   –   за срыв мероприятия им ничего не будет, если и станут привязываться, то всё равно с женщин спрос не велик.
Секретарь сельсовета открыл сход. Без запинки приняли повестку дня. Председательствующий на сходе предоставил слово заместителю председателя исполкома райсовета. Дубина кратко  сказал, что  налоги  надо платить  вовремя,  и стал зачитывать, какому  единоличному хозяйству и сколько предстоит заплатить, чтобы избавиться от недоимки. Назвал несколько фамилий, у которых была небольшая недоплата. Это сообщение восприняли спокойно. Но  стоило ему огласить сумму долга и фамилию злостного неплательщика – хозяина крепкого хозяйства, налог которому начислен индивидуально, то есть более высокий, чем другим, и заявить:
- С таким хозяином церемониться не стану:  сегодня деньги не будут внесены, завтра приступлю к описи имущества.  -    Прошёл шумок среди сидящих на  сходе.
Вдруг со скамейки сидящая впереди женщина, по росту под стать  Дубине (так сантиметров 190), белолицая, с румянцем на щеках, одета в нарядную кремовую кофточку с рюшечками, на ней тёмная юбка, из-под которой внизу выглядывали белые зубчатые кружева, поднялась со скамейки и сделала два широких решительных шага к столу президиума. Она зычным голосом зачастила:
- Люды добри! Чего вин гутарыть! Ходы хоть щас пышы! Нэ забудь запысать моих хлопяток, запыхай тоди и грязны пэлэнкы!
Другая  поднялась с отчаянным  криком:
- Куплять надумалы коня, а нам пышуть недоймычку!  Вроде во двори тры кобылы!
Шумит перед носом Дубины  эычная  бабёнка в кофточке с рюшечками.
:- Тилькы подумайтэ:  пьять карбованцив отнэсла, воны требують щэ 30 рублыков!
Громогласно поддержала их третья крестьянка:
- У нашему кутку тилькы бык рабочий, а мы в лошадни попалы.
Где  тут правда, где кривда, уже не разберёшь – галдят  многие. Русская речь перемешана с малороссийским наречием, но никто на это не обращает внимание. Почти все поднялись со скамеек, встав на ноги. Шумят, друг друга не слушают.   
- Шо с нымы дилать, с крохоборамы?!
Высокая женщина в кремовой кофточке, стоящая у стола президиума, мощным голосом перекрыла всех, поворачиваясь лицом к разбушевавшейся  толпе:
- Шо вы, бабы, смотритэ на нёго, чёрного?
- Чёрный – цыган, пошёл на обман!
- Чёрный?!
Дубина во весь голос успокаивает:
-Товарищи женщины! Угомонитесь!
Секретарь сельсовета взывает к ним:
- Бабы! К порядку! Не срывайте сход!
Куда там! Никто не утихомирился. Раздаётся крики:
- Нэ слухайтэ  ёго!
- Будэ нас дурачить дурочек!
- А шо на нёго глядэть?
- Тащи его сюды!
Несколько женщин  подскочили к Дубине, обхватили его руками, тычут кулачками ему в лицо. Другие тащат  на средину уполномоченного.
- Подмоченный!
- Где?! Сзади? Спереди?
- Чёрный?!  А ну-ка, я его дёрну!
Ничего не стоило громадному мужчине смахнуть с себя всех женщин, прилипших к нему, но он почувствовал, как  расстегивают ремень на поясе, и обеими руками ухватился за брюки. Шустрая   деваха  подскочила сзади, пятернёй вцепилась в его  грачиного цвета волосы на голове и, свершив чистый бабий приём, повалила уполномоченного на пол.
- Посмотрим,  бабёхи, что есть у ентого мочёного!
Резкая боль пронзила низ Дубины. Он взвыл отчаянно. Подняв над головой табуретки,  к разъярённым женщинам спешат две крестьянки,  сопровождаемые  женскими  криками и визгом.  Быть бы  Дубине растерзанным, если бы вовремя не опомнился секретарь. Он выхватил у женщины поднятую  вверх табуретку и во всю мощь своего голоса заорал:
- Бабы!!! В стороны, иначе головы размозжу!!!
Отхлынули крестьянки от  Дубины и в одно мгновение покинули помещение, оставив уполномоченного лежащим с расстёгнутыми брюками.
Потешались в райцентре  над Дубиной. Официального разбора не проводили, зная, что и крестьянки переживают, опасаясь последствий. Недоимки быстро у всех исчезли. Стихийный бунт в Стародубке  принес всем нам,  работникам райцентра, хороший урок.
Иду я по пыльной дороге в село  Царицыно. Догоняет меня на лошади районный заготовитель скота. Подсаживаюсь к нему в телегу –  рад, что часть пути не топать пешком.  Навстречу на доброй лошади, снаряженной в наборную сбрую,   отделанную медными бляшками, едет царицынский крестьянин. Сзади телеги на поводке бычок двухгодовалый. Он,  увидев знакомого, останавливает лошадь – надо поговорить. После взаимных приветствий заготовитель спрашивает крестьянина:
- Куда, дружок, двинулся с быком?
Мужик ждал этого вопроса, усмехаясь, восклицает
- Та разве цэ бык?!  –  иронически вопрошает он. – То ж злышкы.
- А мешок с зерном на базар везёшь? – задаёт ему следующий вопрос заготовитель.
Рад и этому вопрос царицынский житель и спешит сообщить:
- Да ни ж, нэ на базар, а в опэрацию, а то дуже товарышы  отошалэ.   
Без – злобы говорит, но сарказм в иронии звучит крепкий. Однако не всегда  можно раскусить мужика.  Внешне выглядит добрым, копни – не обрадуешься.
Будучи секретарём партийной ячейки, иду с председателем сельсовета Родионом Яковлевичем Маслаковым по улице села Куликово, нам навстречу по противоположной уличной стороне приближается здешний богач Картавцев. С него можно писать иконы, потому что благолепный вид у него:  высокая худощавая фигура, узкая  седая борода опустилась до пояса, опрятно одет –  на нём, наверное, любая одежда была бы кстати. Идёт стройно – осанка смирёной величавости. Кто его не знал близко, видели в его облике отрешённость от грешного мира. Сумел поставить себя так, что на селе звали его не иначе, как Андрей Аникеевич – умел держаться с достоинством.
Мы поравнялись с ним. Маслаков кричит ему через улицу:
- Здравствуй, Андрей Аникеевич! – Я приподнял кепку, приветствуя встречного.
- Здравствуй, Родинька! – приподнял картуз и он.
- Чё же, Андрей Аникеевич, - меняя тон голоса, спрашивает  председатель сельсовета, - налог-то не несёшь? – Картавцев промолчал, Маслаков же продолжал:  - Смотри, Андрей Аникеевич, я тебе в сусек насрал, приду и в шкатулку насеру.
Что имел в виду председатель сельсовета, оба хорошо понимали:  в прошлом году Маслаков опустошил  его сусек, конфисковав 1000 пудов зерна, хитро упрятанного от продажи государству. На предупреждение Картавцев сладострастно отозвался:   
  - Знаю, Родинька, что насерешь. Деньги  ужо   принесу.
Я уже собрался выговорить Маслакову за нетактичные выражения в адрес вежливого сельчанина, но обернулся и увидел:  Картавцев нагнулся, поднял камень с земли и метнул его в пробегающую мимо собаку, та, получив сильный удар камнем, громко  взвизгнула от боли, стремглав пустилась бежать от него.
- Спереди лижет, а сзади грызёт, - заметил Маслаков.  -  От волка овца не родится.
Было и такое, когда мужики подсказывали, а чиновники их замечания во внимание не принимали.
Оскомину набили разговоры о речной переправе. Райцентр расположился на левой стороне реки Оми, а множество населённых пунктов на другом берегу. Среди них такие крупные сёла, как Потанино, Куликово, Стародубка, Воскресенка, Сорочино, Локти и множество небольших деревень. Переправа у села  Куликово не удовлетворяла:  нужно к ней ехать 8 километров и ожидать, когда перевезут через реку. Решили построить мост.
Радовались калачинцы:  без проблем будут перебираться на левый берег. Старушки уверовали:
- На Петров день пешком уйдём в Воскресенку и вволю помолимся в Покровской церкви.
Привезли к месту строительства моста брёвна, пиломатериал. Когда стали ставить опоры на реке, собрались мужики на берегу и диву дивятся:  деревянные опоры-столбы ставят, не забивая  бабой.
- Чё  вы строите,  чё попало?  - говорят они строителям. – Уплывёт ваш мост! Вы же его, как стол, ставите.  А надо сваи забивать, милые.
Рабочие, строящие мост, с ними согласились, заметили при этом:
- Говорили, но начальство нас не поняло – посчитало, что мы ничего не смыслим в мостовом строительстве. Вон стоит прораб лихой, скажите ему.
Прораб им с усердием пояснил:
- Смотрите, какие толстые брёвна на опоры пустили. Они своей тяжестью продавят ил, да ещё настил моста  надавит, так что будет стоять, как миленький.
Выстроили мост. Решили торжественно открыть его. Прибыло к мосту районное  ру-
ководство. Разрезали поперечную ленточку. Первыми по мосту пустили пожарных:  конные подводы с бочками и  восседающими на них  в сияющих медных касках  пожарные. Загромыхали колёса по настилу моста. Зазвенел пожарный колокол. Захлопали в ладоши  -  желание иметь переправу через реку  у Калачинска осуществилась.
Две подводы проехали, и затрещал мост. Кони  пустились вскачь по настилу. Только последние упряжи проскочили, треск и скрип усилился. Опоры под мостом наклонились по направлению течения реки. Мост накренился, грохнулся в реку и поплыл.
Пришлось пожарникам, стоящим в недоумении на правом берегу Оми, ехать в Куликово, чтобы попасть в Калачинск. 
               
ПОМОЩЬ   КРЕСТЬЯН


На восток от Калачинска есть такое село  Локти. Стоит на правом  высоком берегу Оми. Земли плодородные.  Берут осенью с каждого гектара по 100 пудов зерна – хорош урожай  по сибирским меркам. Сенокосных угодий множество – коси,  не ленись.  Село окружили  берёзовые   околочки. В конце лета в них пропасть груздей – в солёном виде добрая закуска, да и с варёной картошкой идут за милую душу. О других грибах и говорить нечего – не выбирают их. Осенью собирают в лесу костянику, мочат ей – в погребах долго сохраняется. В средине лета, перед самым сенокосом, берут на полянах клубнику, вёдрами несут домой. Вкусна клубничка с молоком да сметаной. Сушат её. Полмешка ягодок хватает и на кисели, и на начинку пирожков. Дети  с удовольствием едят  её сушёной. В реке для любителей рыбной ловли водятся щуки, язи, подъязки, чебаки, плотичка и другая рыба. У берега  сотнями мечется пескарь. В реке обитают раки. В период постов много ловят рыбы. По речке ходят катера, сплавляют плотами хвойный лес.
Жить можно. Но на селе идут распри между богатыми и бедными. Неравенство заметно по постройкам.  Центр села выделяется добротными строениями:  дома под тесовыми крышами,  высокие и большие, все,  как и амбары,  рубленые,  ворота и заборы из досок. Громадная, в сравнении с другими, изба Усольцева. 8 окон внушительно смотрят на улицу, как бы подзадоривая крестьян. На концах села избушки неказистые, перекошенные, словно в них никто не живёт. Сараи и заборы низенькие, сооруженные из плетня. В насмешку прозвали один край улицы  Вшивкой, противоположный -  Голопёрдовкой.
В это село направили меня, как члена президиума райисполкома, организовать распространение первого государственного крестьянского займа. В стране велась большая стройка, а денег на её проведение не хватало. Правительство обратилось за помощью к крестьянам,  выпустив государственный  крестьянский займ. Механизм его  таков:   сельские жители  ссужают государство деньгами, покупая облигации займа,  со временем   получат свои деньги назад, вернув облигации.
Руководители района понятия не имели, как в селе отнесутся к займу. Им известно было, что часть крестьян неохотно рассчитывается  за налоги – дескать, нет денег, некоторые, скрывая свои доходы, уклонялись от налогов.  Их  беспокоило – можно же завалить правительственную акцию. Чтобы организованно прошло распространение займа, в села и деревни направили районный актив, которому предстояло разъяснить суть государственного мероприятия.
Пришёл я в село  Локти. "С чего, - думаю,  -  начну? Излупят, как Дубину в Стародубке, - позор для секретаря райкома". Про себя рассуждаю:  "Не допущу такого". Решил посоветоваться с комсомольцами. Их четверо в селе. Собрались вечером на улице Вшивка. К нам подошли шестеро парней и двое девчат. Из ни двоих приняли в комсомол. Сообщил им о цели своего пребывания в селе. Они меня обнадёжили:  облигации можно распространить. Ваня Сапожников так прямо и сказал:
- Облигации купить под силу одному Усольцеву  –  ни сколько не пострадает, так что,  Егор, не беспокойся:  все  понемногу  купят. Задание по распространению облигаций в Локтях небольшое – можно его перевыполнить.
Договорились, что присутствующие  проведут беседы с жителями.
Агитацию я начал  с собрания бедноты. Кто считался бедным?  В первую очередь -  пастухи. Оберегая собственность других, порой немалую, они получали за сезон мизерную плату, так что с трудом с семьёй перебьются зиму, хорошо, если есть угол, а то по чужим домам приходится  ютиться. С ранней весны до поздней осени в поле находятся – выпавший снег прекращал пастьбу скота. Холод, жару, ливневые дожди, особенно коченеющие осенью, неожиданные снегопады  -  всё приходится переносить. За пастухами по бедности идут батраки, чаще всего не имеющие тягла. Редко кто из них к концу жизни выбивался в середняки. Это  –  рабочие руки для нанимателей. Их батрацкую  силу покупают на сезон или на год, не торгуясь с ними.
.Сели вечером вокруг меня батраки и батрачки в  неказистой  избёнке, и начали мы толковать.  Первоначально я изложил суть своего приезда.  Сказал, что в стране идёт небывалая стройка.  Путиловский завод уже выпускает трактора, строятся Челябинский и Харьковский тракторные заводы.  Необходимо облегчить труд крестьянина. В стране возводится много других объектов.  Чтобы строящие заводы быстрее вступили в строй, нужны деньги. В этих целях правительство выпустило облигации государственного крестьянского займа. Тот, кто покупает облигации, даёт деньги взаймы государству.  Построив заводы, правительство вернёт крестьянам деньги. Назвал сумму, на которую желательно в селе распространить облигации. Моё выступление  восприняли с пониманием.  Да и кто из крестьян не хочет, чтобы землю пахал трактор?!  Бедняки заявили, что сумма денег, предполагаемая для выкупа облигаций, вполне приемлема для села, её можно осилить.
Такое же собрание провели с сельским активом. Подошли и бедняки. Комсомолец из середняцкой семьи,  Ваня  Сапожников, предложил:
- Необходимо сделать  намётку:    кто именно, и на  какую  сумму сможет приобрести облигации. Считаю, дело стоящее  -  надо помочь государству.
Сделали  прикидку   подворно:  сколько каждому двору  придётся   выложить  денег, чтобы приобрести облигации.  Так, Усольцову  записали выкупить четверть облигаций, предназначенных для продажи в селе.  Его соседи, что живут в центре улицы, выкупят ещё 30 процентов.  Остальные 45 процентов от общей  стоимости всех облигаций, распространяемых на селе, предстоит выкупить другим жителям Локтей, но строго в добровольном порядке, без нажима.
На общем собрании   крестьяне с пониманием отнеслись к распространению облигаций.  Не возражал против займа и Усольцев. Однако, узнав, на какую сумму придётся ему выкупать облигации, зашубутился.
- Ого-го! Это чё ж такое, граждане? – обратился он к односельчанам, - Грабёж?  Полный разор? Государство обманывать нельзя – мне записали вон сколько! А где я столько деньжонок возьму? Коль нам предстоит взять облигации, так давайте, разделим сумму по справедливости. Разбросаем по хозяйствам или по душам…
- Чё-чё?!  - вскочил с места, заливая всё лицо краской,  вскипел мужик с проседью в пышной бороде. -  Прошлой весной  чё   ты  толковал?  Вспомнил?  Пригнали по реке к селу артельный плот – брёвна для строительства, так ты же предложил делёж по трубам. Твои дружки и кумовья тебя поддержали. Поделили плот по трубам. У тебя в доме три печи да в летней кухне, в бане и на хуторе есть. У меня же одна печка. В баню хожу к соседу. Тебе шесть долей досталось, а мне – одна, хотя в урмане я два месяца загибался. Справедливо делили?
- Сейчас тоже по трубам поделим, – подержал предыдущего выступающего высокий мужчина лет под сорок. – Можно по окнам делить – у кого сколько, столько и плати. У меня в избе два окна – больше нет. У тебя, Усольцев, только в улицу 8 смотрят. Я свой пай в три дни выплачу, коль государству деньги нужны, хотя грошей у меня кот наплакал. Надо поддержать решение бедноты – они справедливо раскинули.
- Мало Усольцеву наметили, - взъярился худенький старичок, у которого бородка клинышком выпихивалась вперёд и кивала всякий раз в знак согласия с хозяином. – Усольцев завсегда с вывертом  в свою пользу. Большой любитель под себя грести. Летом поймает чужую лошадь и прячет её у себе – в потраве, говорит, была. Отдашь рубь – отпустит, а куда денешься – надо работать. За лето 15-20 лошадей поймает да столько же телят…
- Не распускай скотину! – огрызнулся Усольцев.
- А в потраве была? - бородка выставилась вперёд. – Ты ж её на лугах ловишь. За лето за выдуманные тобой штрафы нового коня приобретаешь. Ишь  какой!  На чужом  хребте легко  работать. Товарищ уполномоченный, (это он обратился ко мне) добавь Усольцеву ещё облигаций за доход с потравы.
Общее собрание граждан села  Локти по распространению первого государственного крестьянского займа поддержало решения бедноты и актива. Усольцев, да и все жители Локтей выкупили  облигации крестьянского займа, как и намечали в районе. Позднее узнал:  перевыполнили намеченное задание.


БЕДНЫЕ  И  БОГАТЫЕ


- Бедные и богатые – односельчане.  Как же уживались, говоря нашим языком, эксплуатируемые и эксплуататоры?  У них, у каждого, свои взгляды на жизнь, своя мораль. Так я начал раскрывать бойцам самую жгучую тему жизни.
Как-то я сказал Якову Самойлову из села Куликово, что он крепко зажимает земляков, в гроб их вгоняет. Так  я услышал от  него такую  исповедь, что диву  дался, его исповедальня врезалась  в  память, остекленела  –  могу передать слово в слово, будто сегодня услышал.
- Эх, паря! –  начал он. –  Не веришь ты мне – дескать, на обмане живу, мироедом меня считаешь, а ведь я бедноту кормлю. Без моей помощи они бы давно ноги протянули. Когда кончится хлеб у вдовы Журавлёвой да сведёт  у неё живот с голодухи, она ко мне придёт просить полпуда муки – у тебя же ничего нет и дать ей ничего не сможешь. Я же её с пустыми руками не отпущу.
Вы твердите:  бедняк-бедняк, чуть не молитесь на него, а ведь это  лодырь, потому и бедный. Не так ли?
Я же всякую весну встаю до солнышка. По утренней прохладе запрягу моего Карьку и поеду по полям, посмотрю, все ли мои должники появились на пашне. Не буду грех таить:  кого припугну, кое-кому, бывает такое, врежу, и  –  пойдёт работа на славу. Так я хозяйским взглядом, пока солнышко поднимается, всё осмотрю и домой уеду. Заберусь в погребок от жары, там квасок попиваю. Начнёт жара спадать, я опять в тележку и – на поле. Погляжу, кто сколько вспахал. Приму меры, чтобы не ленились. Начнёт солнце садиться,  я отпущу всех с пашни, чтобы с восходом солнышка они опять на работе были.
Вроде я ничего не делаю через силу, а заработаю за один день много больше, чем бедняк за всю весну. Вот так-то.
Частенько на социальные темы я беседовал с Родионом Яковлевичем Маслаковым. Это был степенный мужик высокого роста. Всегда выслушает тебя и даст добрый совет. У куликовцев, у большинства  -   я имею  в виду  -  к нему уважительное отношение, и  он  ко многим  внимателен, не проходил мимо их забот. У  председателя сельсовета до 25-го года хозяйство еле теплилось. Обычно к масленице запасы хлеба для семьи иссякали. 
- Худ обед, когда хлеба нет,  -   сокрушался Родион, вспоминая трудное время.
К концу марта заканчивался у него и  корм для скота.  Весной его скотина ложилась в сарае и не вставала – от бессилия не удерживала себя на ногах. Чтобы бок у коровы или бычка не примёрз, не появились бы  отёки, не заболели бы от холодной постилки, он скотину подвешивал, иначе нельзя – сутками и более скотина не вставала на ноги. От бескормицы скот худел, полуживой еле дотягивал до весны. Чуть появятся проталины на поляне, гонит туда Родион  Яковлевич  лошадь и корову с молодняком.
Как выходил из такого положения, Маслаков сам поведал мне о своём  житье-бытье.
- Пусто на столе. Скотина в сарае  с  голодухи  ревёт. Горюй, не горюй, а надо в поиски пускаться. Обращусь к середнячку, а он мне: 
- Яковлевич, сам ума не придам, как перезимую. Горюшко  -  эх, русское горе.
Другой примерно такое же ответ даёт. Направляюсь к Беликову – вроде он не так уж зловредный. Не пойти нельзя – без скотины останешься, а без лошади  вовсе пропадёшь.
- Хлебушка я тебе дам, -  говорит мне сладострастно Беликов, - да и как не дать - у тебя же куча ребятишек, и один  одного меньше. Соломку лошадке и коровушке возьмёшь?
- Давай, - обрадовано говорю я ему. – Что я должен буду?
- Какой долг с тебя, Яковлевич! Весной мне клинышек землицы вспаши – вот и расчет весь.  Согласен?
Рад тому, что получил.
- Да, чуть не забыл, Родинька,- напоследок выкладывает Беликов, - у тебя десятинка, а быть может, больше, залежи есть. Та, что возле берёзового колочка, где ещё волка убили. Ты на своей лошадёнке всё равно эту пустошь не подымешь – по ней уже ковыль, не под силу тебе. Я же в помощь тебе своего коня дам. Глядишь, ты за  два-три  денька  управишься. Недельку у меня поробишь и – с богом:  на свою пашенку переедешь. Твоя лошадка день – два подкормится, и, глядишь, со своим посевом управишься. – Удивляюсь только, как он умудряется узнавать, где и что у меня есть.
Придёт весна, а я печалюсь:  не на себя, а на Беликова придётся гнуть спину. За три пуда муки, за воз сена да за воз овсяной соломы закабалил он меня на красные денёчки. Больше недели я на этого Беликова роблю, а  весенний день, в народе говорят, год кормит. В весну вошёл мой  Бурчик худым. С чужой  работёнки и вовсе кости, обтянутые кожей, выперли. Прежде, чем снова пахать, надо его подкормить, иначе  он  сдохнет. Овса нет. Не давал  скупердяй  овсеца и тогда, когда на него ишачили. На четыре дня пускаю Бурчика пастись на свеженькую  молоденькую травушку, только что проклюнувшуюся из земли. Мало лошадке этих деньков:  мослы как выпирали, так и выпирают - у молоденькой травинке ещё духу нет, не набрала пока силёнок от землицы да от солнышка. Даю ещё три дня любимому коню полакомиться зеленью.  Он травушку щиплет, а я его мослы поглаживаю.
С невесёлыми думками выезжаю в поле. У Беликова на ниве уже всходы, дружно они ощетинились, а на  моей – травка зеленеет. Лошадь медленно прокладывает борозду. Пашем, а пот с нас льёт, будто в речке искупались. Многие уже отсеялись. Я же с Бурчиком-другом допахиваю свою делянку.
Вовремя все полевые работы не успел сделать. Почва на моём поле пересохла – влага улетучилась, так как допускал разрыв большой между пахотой и боронованием. Всходы вышли неравномерными. Их стал глушить сорняк. Мог я ускорить полевые работы?  Мог бы, если бы не робил на Беликова да было бы у меня пуда три овса для лошади. Несколько другая была бы картина  -  разумеется, к лучшему.
  У Беликова на моей землице – она же, родненькая, отдохнула, вовремя её вспахали и заборонили,  влага в почве, моим   потом  пропитана, сохранилась, в тёплые денёчки пшеничку да овёс посеяли  -  дурят, бушуют  в рост.  Радостно на них смотреть.  Урожай он получил более ста пудов зерна с отдохнувшей десятины. Мне за это, думаешь, почёт? Нет! Иначе, как размазнёй и  лодырём, не назовут. Верно  люди говорят:  "Свались только, а за  тычками  дело не станет". Сколько лет  Беликов на моей деляне меня с Бурчиком запрягал?!  А?  У богатого мужика все в долгу. Трудись век, едва заработаешь на хлеб.
Ближе к осени боишься на свои поля  съездить и поглядеть, так как там, знаю заранее, одно моё горе растёт.   Действительно, колос от колоса ни слышно голоса. Осенью у меня мешков пять-шесть пшеницы да чуть меньше овса. Кладу мешки на кровать и сам себя тешу:  вот какой я богатенький.
В батраки пойти не могу, так как работник лишь сам себя кормит, а у меня семья – всё же поле кое-что даёт,  от голода не подыхаем. Живу и не унываю. Зато к другому лету у меня  новый парнишка. Как год – так боб. Жаль только не все в живых остаются  -  хворь   на них нападает.
Про хитрости  Беликова оповестил я тебя, а бери Самойлова. Редкий середняк как должник не побывал у него в лапах. Так закрутит, что не вырваться  из его пасти. Всем на уши нашепчет, что он добрый и заботится о других. Мужик попросил у него лошадь привезти из леса хворост. Дал лошадку. Наложил возок и едет довольный с женой.  Повстречался им  Яков. " Что за   воз  у вас?  -  спрашивает он.  -  Заворачивай коня  назад в лес". Помог Самойлов  хворост подносить к телеге. Огромный воз получился. " Теперь езжай домой,  -   сказал он.  -  Не для того я тебе лошадь давал, чтобы ты три хворостинки домой привёз". Понимал Яша, что они расскажут в селе о   его доброте. Если бы крестьянин вёз большой воз  сушняка?  Повстречался бы им Самойлов и обязательно бы  спросил:  " Чужого коня не жалко?". Понятно одно:  попросит этого мужика что-либо сделать, он ему не откажет. В выгоде от этой доброты окажется  один Яша. Умеет он уловить момент. Только почему все на его работе стонут? И такая молва по селу о нём бродит?  Так закабалит человека, что и  не отстанешь от   него. Очень хитрый и злобный Яков  -  возьмёшь у него рогожу, а отдашь свою кожу. 
Как же я не похвалю власть? Милая позаботилась о бедноте. Власть не допускает ограбления. Хочешь на ноги встать   –  бери кредит в банке.  Налоги налагают меньше на тех, кто не держит  батраков.  Конечно, я   -  партиец, поэтому так рассуждаю. Но разве по-другому думают бедняки? Помалкивают некоторые –  не хотят дразнить тех, кто живёт чужим трудом. Всё время думаю: почему богатые не ощущают, что большинство их не поддерживает? 
На мой взгляд, философски подходил к социальному вопросу батрак Шеин.
- Убеждали нас, если мужик крепкий, сильный, то обязательно поднимет хозяйство. Всё это враки,  -  утверждал батрак.- Кто, думаешь, на селе самый крепкий, словом, самый сильный? Самойлов? Нет! Твой хозяин, у которого квартируешь, - Яков Волошин. Мы очень долго не знали про его силу. Парнем был,  кто бы на него не наскочил, сумеет отвернуться. Худого слова я никогда от него не слышал, Помочь – поможет, а к земле никогда не придавит
О его необыкновенной силе мы узнали, когда молотили снопы у попа, у отца Павла. Окончили работу. Нужно молотилку перевезти к дьякону. Молотилка на колёсах, а вот привод  надо уложить на телегу, он тяжелый – пудов 18 потянет. Зять отца Павла возьми и подтруни над нами:
- Кто смелый, чтоб положить привод на телегу?
Все промолчали, а Яков Волошин отозвался:
- Ставь бутылку водки  –  укладу.
Разразился смех:  молчун решил хвастануть.
- Две поставлю, если сумеешь, -  со смешком заявил зятёк.
Яков спокойно подошёл к приводу и на глазах у всех без натуги положил его на телегу. Вот и тихий парень,  возьми  его за рубль двадцать
Сравни двух Яковов. Если про Волошина каждый скажет, что с ним братство милее богатства, то с Самойловым дружись, а за топор держись – не ровен час, и убить может. Нет злосчастнее всего -  отрабатывать ему, Самойлову, долг. Нипочём с пашни тебя не отпустит, привалится к тебе, как свинья к корыту – хоть с голоду подыхай. Раньше 24 мая,  как мы говорим, до святого Ивана, с поля не уйдёшь. Немало батраков его кнута попробовали, походили с кровавыми рубцами.
Богатырская сила у Якова Волошина, а хозяйство слабенькое, потому что честно живёт, не хочет  обжуливать  крестьян.
               







ЗЛОВЕЩИЕ   ВЫСТРЕЛЫ


Те крестьяне, которые считали,  что не смогут поднять своё хозяйство,  чтобы обеспечить себя и свою семью самым необходимым,  считали, что разумнее будет,  если идти к новой жизни через объединения единоличников. Находились энтузиасты, которые горячо брались, несмотря на трудности,  переделать жизнь. Первыми за новое дело взялись комсомольцы села Куликово.
На собрании комсомольской ячейки в январе 1920 года сельские  комсомолята создали коммуну и назвали  её "Юный пахарь". Крестьянская молодёжь посчитала, что их  новинку встретят с объятиями. Сунулись в уезд, совчиновники приветствуют доброе дело, но разводят руками – нет денег, помочь ничем не могут. Но комсомольцы не отчаялись:  обошли все организации, побывали во многих уголках обширного уезда. Достали лошадей, бродящих после гражданской войны, собрали сельхозинвентарь, покинутый сбежавшими хозяевами. Дело у них завертелось.
Весной  на  23-х десятинах произвели посев. Пашня не подвела – собрали хороший урожай. Комсомольцы рассчитались с продразвёрсткой за 1920 год. На этом они не успокоились:  проводят беспартийную конференцию. На ней призывают молодёжь вступить в их коммуну. Коммунаров стало не 20, а  - 50. Обратились в уезд о расширении посевной площади для коммуны. Просьбу  их удовлетворили!  Коммуне "Юный пахарь"  на юге уезда выделили 700 гектаров пашни на землях богатенького, сбежавшего с белыми в 1919 году.
Осенью коммунары улучшенными семенами посеяли рожь. Весной заняли посевную площадь пшеницей, корнеплодами, кормовыми травами. Осень их порадовала неплохим урожаем:  с каждого гектара получили по 70 пудов зерна – это на 30 пудов больше, чем в соседних единоличных хозяйствах.
Коммунары мечтали о тракторе, который бы проложил борозду на целине и обогатил бы их хозяйство. О своих планах они рассказали в письме  Надежде  Константиновне  Крупской. Вскоре в коммуну прибыл трактор. Коммунары дали новое имя своему хозяйству -  стала действовать коммуна имени  Крупской. 
В бытность моей работы в Калачинском  районе коммуна имени  Крупской в 1927 году располагала тремя тракторами и всем необходимым сельхозинвентарём. Задорные ребята там работали, большие энтузиасты своего задуманного дела, упорно к цели шли. Всё решали сообща.  О чём договорятся, обязательно выполнят. За короткий срок многое сумели свершить. В коммуне работала мельница, созданная руками коммунаров. За сутки размалывали  100 пудов зерна. Соорудили кузню, слесарную и токарную мастерские, что позволяло оказывать крестьянам техническую помощь.  Своими силами коммунары соорудили кирпичный завод и стали производить обожженный кирпич. Располагая собственным кирпичом, выстроили зернохранилище, в которое засыпали пудов до тысячи  зерна. Построили добротные животноводческие помещения. От коровы за год коммунары получали 200 пудов молока (3200 килограммов). В единоличных хозяйствах за год надаивали в среднем по 60 пудов молока от коровы. У Ивана Чёрненького в селе  Куликово четыре коровы летом давали 8 ведер молока за день. Односельчане завидовали:  высокоудойных коров  Иван держит  -   сколько молока получает!
Коммуна образцовой работой удивляла и привлекала к себе крестьян. Стали коммунарами 400 человек. Коммуна имени  Крупской считалась образцовой не только в области, но и в   Союзе – являлась хорошим примером для всех. Таков итог работы комсомольцев.
В селе Куликово в 1920 году Ефим Иванович Белозёров  с несколькими крестьянами создаёт коммуну " Новый мир". Горячо взялись за дело. Однако засуха 1922 года подкосила их хозяйство. У государства  в тот период не было сил, чтобы поддержать крестьянское объдинение, поэтому вместо коммуны опять стали действовать единоличные хозяйства.
В начале 1921 года в Калачинском уезде на Потанинских выселках, недалеко от села Потанино, Никита Бондарев организовал коммуну "Заря любви". Коммунары не задержались на выселках. Чтобы им никто не мешал  работать, переехали на новое облюбованное ими место жительства. Поселились они в устье реки Тарбуги, впадающей в реку  Омь.  Работа у них  спорилась. Кто-то  позавидовал, что  коммунары  ежегодно получают высокие урожаи зерновых культур, завели  добротных  коней,  коров  семментальской  породы.  Первоначально украли в мастерской  слесарные,  столярные  и  кузнечные  инструменты, а  осенью, когда  на  току  скопилось  значительное  количество зерна  и  не  обмолоченных  снопов, подожгли  скирду  со снопами, устроив большой пожар на току. Не зря в коммуне имени Крупской, чтобы избежать нападения налётчиков, создали дружину для охраны коммунарской собственности. Были ещё злобствующие силы, которые враждебно относились к созданным коллективным хозяйствам. Но коммунары не сдались. Они подняли хозяйство. Продолжали оказывать шефскую помощь Потанинской начальной школе, обеспечивали всех коммунарских ребят, обучавшихся в Куликовской школе крестьянской молодёжи, питанием и одеждой гораздо лучше, чем  зажиточные крестьяне содержали своих детей. Хозяйство вовремя рассчитывалось по налогам, хотя взыскивали с коммуны налогов столько же, сколько платили богатые хозяйства. Коммуна "Заря любви" успешно развивалось вплоть до 1930 года, то есть дожила спокойно до сплошной коллективизации в стране. 
Работал в Калачинске заведующим АППО райкома ВКП (б) Михаил Мартынович Смирнов, очень активный и инициативный товарищ. В 1924 году он окончил  Омскую советско-партийную школу. Немного работал в Тюкалинске, потом вернулся в  Калачинск.  Был заведующим агитационно-пропагандистским  и просветительным отделом Калачинского райкома  ВКП(б). 
Смирнов в Калачинске – свой парень. В 1920 году отца Смирнова,  Мартына Игнатьевича, Губмука  направила в уездный центр восстанавливать мельницы. Сюда он переезжает с семьёй. Миша вступил в комсомол  сразу же после освобождения Омска от  колчаковщины, в 1919 году. В Калачинске он сразу включился в общественную работу, став на общественных началах политорганизатором уездного комитета РКСМ. Создавая комсомольские  ячейки,  Смирнов побывал во многих селах и деревнях уезда. Его можно было увидеть там, где собиралась молодёжь.  Активист художественной самодеятельности:  играет на гитаре и поёт, мастерски декламирует стихи, им восхищаются зрители, когда играет в пьесе. Благодаря таким энтузиастам, как Миша, молодёжный клуб вечерами всегда переполнен.
Работая в райкоме партии, Михаил не прерывал связей с молодёжью. Он участник всех комсомольских пленумов, съездов, молодёжных диспутов. Он всегда  среди людей, когда они обсуждают или спорят на политические темы.
- Пошлите меня в деревню   –   там сейчас накал борьбы, - обращается Смирнов к бюро райкома партии. В 1926 году бюро райкома удовлетворило просьбу коммуниста. Его направили в  Куликово. Коммунисты села избрали его секретарём партийной ячейки. В школе Михаил Мартынович  - обществовед. Умел Михаил контачить с людьми, всегда беспокоился  о  них. Приступив к учительской работе, Смирнов уже через несколько дней докладывал на бюро  райкома комсомола  о работе Куликовской ШКМ, делясь с товарищами своими планами  о связях  с крестьянской молодёжью. Вскоре он выступает с докладом  " Об участии ячейки  в школьном строительстве" на пленуме райкома ВЛКСМ  и  3-ей районной комсомольской конференции, на которой комсомольцы  задали ему 12 вопросов. Он дважды выступал в прениях. Со всей откровенностью  Михаил высказался о промахах комсомольцев:  " Неправильный взгляд есть у некоторых ячеек на приём в комсомол. В анкете вступающий в комсомол написал, что   желает   учиться. Ячейка воздерживается  от приёма:  мол, в школу хочет". На другом расширенном комсомольском заседании Смирнов предлагает  создать сельскохозяйственные  и военные кружки, организовать  среди взрослых воспитательную работу, чтобы родители не навязывали молодёжи  вредные привычки и взгляды. Многие жизненные проблемы он охватывает. Его слова не расходятся с делом. 
Начну хотя бы со школы.  Что он сделал для неё?  На сессии райсовета поставил вопрос о выделении денег для школьной электростанции и  ремонте  движка мощностью 18 лошадиных сил. Эту  малогабаритную электростанцию обслуживали ученики. Не было случайных поломок, остановок. Утром и вечером окна зданий школы и общежития залиты электросветом. А как влиял  свет от электрической  лампочки на население, он притягивал  их в школу!  На любом  мероприятии, проводимом школой, всегда много жителей села. Убедил, и райисполком выделил 960 рублей на ремонт мельницы. Из муки, размолотой на школьной мельнице, пекли  хлеб для детского дома, для небольшого   школьного интерната  и учащихся, которые  квартировали у крестьян  -  не всегда своевременно родители доставляли им продукты. Добился  Смирнов, и дом богача, сбежавшего с белыми (в  нём колчаковские  каратели допрашивали и истязали крестьян),  передали детскому дому. В школе работали столярная и слесарная мастерские. О многом приходилось заботиться заместителю  заведующего  ШКМ Михаилу Мартыновичу Смирнову. 
Оживилась в школе работа комсомольской и пионерской организаций. Школьники проводили  в селе социологические исследования, обходя по многим вопросам каждый двор. Выпуск стенгазет, содержание которых знали все жители, организация художественной самодеятельности, выезд в деревни на школьной лошади с концертами и агитацией – всё взвалил на свои плечи Михаил Мартынович. Дети не отходили от него, всегда за ним гурьбой.  Для них он непререкаемый авторитет. Обучал учащихся стрелять из мелкокалиберной винтовки. Ваня Давыдов без разрешения учителя выстрелил в ворону и попал в церковный крест. Михаил Мартынович не поругал его за своеволие, не пожурил за проступок, только сказал ему несколько слов, которые запомнились ему на всю жизнь:
- Так не обращаются, Ваня, с оружием.
Периодически  надо доставлять учащихся с одного берега на другой  - село одно, но разделённое рекой. В школе лодки нет. Приходилось искать перевозчика, чтобы на каникулах дети побывали дома. Известное дело: у крестьянина вечно полно работы, его не допросишься, не до перевоза ему.
- Купили для школы в Омске шлюпку, а как её доставить  -  вот проблема:  по воде плыть  - больше недели потребуется, придётся на лошадях везти, -  сетует заведующий ШКМ  Владимиров. (Александр  Владимирович   Владимиров  прибыл  в село  Куликово в 1919 году,  когда  освобождали  Сибирь  от  колчаковцев.  Учителей демобилизуют из армии в первую очередь  -  нужно учить детей. Александр Владимиров стал заведующим Куликовской  ШКМ. Прим. авт.)
- Лодку   -   на лошадях? Смешно, Александр  Владимирович. Я вам её за двое суток доставлю, - с горячностью уверяет Смирнов.
-  Не надо бахвалиться, Михаил Мартынович. По железной дороге до Омска  -  70 километров. По руслу реки этот же путь в два раза длиннее. 50 километров против течения за день не проедешь.
- Держим пари, Александр Владимирович? Сейчас вечер. В моём распоряжении ночь на оргвопросы. На третье утро я буду сов  Куликово. Требуется  секундант. Спорим?
- Я сам поеду получать шлюпку.
Ещё только брезжил рассвет третьего обещанного утра, а Смирнов уже стучал в окно спящего  дома, где проживал заведующий ШКМ.
- Александр Владимирович, примите, пожалуйста, шлюпку. 
Можно только позавидовать, с каким упорством Михаил брался за дело. После восьми часов утра, получив лодку, Владимиров и Смирнов  спустили шлюпку на воду Иртыша. Смирнов один поплыл вниз по  течению. У учхоза на берегу его ожидали четыре студента. Сумел он их мгновенно заразить романтикой путешествия. Двое гребут, один  -  у руля, двое отдыхают. Поочерёдно меняют друг друга. В напряжённой работе два дня и две ночи, в полудремоте, гребя вёслами против течения,  достигли  своей цели. За 43 часа доплыли до  Куликово.
 Благодаря Смирнову заработало сельпо. Ежедневный оборот  -  100 рублей  -  приличная сумма для того времени. Все бедняки стали пайщиками потребительской кооперации. Вывели из  правления сельпо,  по настоянию Смирнова,  самогонщика  Ивана Глубоковского. С ним  у Михаила Мартыновича часто бывали столкновения.
Иван Митрофанович Глубоковский в свои  48 лет  не мог жить спокойно. Знали односельчане его буйный характер. Умел вывернуться из любого положения, поэтому старались не связываться с ним. До революции Иван занимался доставкой водки из Омска в Куликово и Калачинск. Содержал в селе своё хозяйство.  Его  родная  сестра,  Мария  Новолоцкая,  держала  в Куликово кабак. Был  доволен  колчаковским режимом. Имел дом в Куликово и заимку, где  содержал скот. Жил безбедно, хотя в семье было шестеро детей. Круглый год у него в хозяйстве работали батраки,  и держал  он их  "в чёрном теле", платил мало, шли к нему в работники с неохотой, но вынуждала нужда идти к Ивану, ибо некуда податься.
Но пришли красные, и Иван перекрасился:  стал  эаявлять, что он защитник народа, втёр-
ся в доверие и в  1919 году, по утверждению куликовцев,  вступил в партию. Через 3 года его выбросили из партийных рядов как чуждого элемента. Такие байки ходили  о нём по селу. /О том, что  Иван Глубоковский  3 года был в партии,  значится и в следственных материалах по делу об убийстве.  Но  записано там  со слов Ивана Глубоковского.   Об этом он  и  бахвалился  сам на селе.  Но вот список коммунистов села, составленный 19 февраля 1922 года (хранится он в архиве): Агарков  Гаврил  Борисович,  Белозёров  Ефим  Иванович,  Варлаков  Еким  Данилович,  Виноградов  Пантелей  Васильевич  -  секретарь партбюро,  Дьякова  Александра  Герасимовна,  Кипреев  Гаврил  Степанович,  Матвиенко  Георгий  Васильевич,  Умрихин  Влас  Афанасьевич,  Филиппов  Василий Андрианович,  Чухломин  Иван  Михайлович  и  Ясаков  Степан  Семёнович. Глубоковского  в  списке  нет. Возможно, его и  не принимали в партию?   Не было ли это  -  даже временное пребывание  в партии  -   лишь для него  прикрытием? Не понимал он, что исключение из партии в то время  -  позор. Об этом бывшие члены партии обычно умалчивали.   С 1920 года  Иван  Глубоковский  постоянно  имел  столкновения  с  властью. На 1 год суд  отстраняет его от общества за самогоноварение,   штрафует  за неуплату  налогов,    лишает  его избирательных прав за систематическое нарушение законов. Но Глубоковский не успокаивается и продолжает  перегонять хлеб на самогон тихо и спокойно на своей заимке. Делает вид,  что он занимается только своим хозяйством, а сам  поручает доставку домашнего спиртного  изделия     в Омск  сыну  Дмитрию, которому шёл 21-й год,  и  он, сын его,  понимал,   в какие незаконные дела втягивает его отец,  и, знал,  кто мешает им обогащаться. Чтобы быть неуловимым,  Иван развернул подпольную торговлю самогоном в областном  центре.
Не по нраву  был им секретарь партячейки Смирнов. Глубоковский изворачивался от самообложения, партийный секретарь настоял, чтобы не обходили без внимания его дом и заимку. Злоба кипела в нём, когда дом сестры Марии Новолоцкой, кабатчицы, был конфискован за неуплату налогов и за отказ  выполнять твёрдое задание по продаже  хлеба государству. Её дом Ивану не достался, хотя он предъявлял иск через суд. Стоило начать  своевольничать Глубоковскому, как  на пути его вставал Смирнов, который не проявлял никакой жалости к нарушителям закона. Иван Глубоковский неоднократно наказывался сельским Советом за неуплату налогов и укрытие излишков хлеба по статье 107 Уголовного кодекса РСФСР. Немало было разговоров у Смирнова и Маслакова с Иваном по заключению договоров с батраками.
 Михаил Мартынович уговорил  батраков приступать к работе только после заключения договоров  с хозяевами  о найме. Многим помог с помощью сельского Совета составить и заключить такие договоры.  О жизни крестьян он писал в областные газеты " Рабочий путь" -  орган Омского  обкома ВКП (б)  и  в краевую комсомольскую газету "Новая деревня".  Селькору  до всего есть интерес: публикует материалы о  выращенном урожае, о жизни бедняков, сообщал об укрывателях хлеба, злостных неплательщиках налогов. Важную победу одержали активисты села при избрании председателя сельсовета. Зажиточная часть сельчан подобрала свою кандидатуру. У них бы получилось, так как многие крестьяне находились в экономической зависимости от них. Но не вышло: секретарь партийной ячейки привёл на собрание учеников.
- Сопляки пришли! – шумели в зале. Требовали их совершеннолетие подтвердить документами.
Учащиеся держались стойко, им было уже по 18 лет –   тогда такие великовозрастные учились в ШКМ. Ученики  гордились возможностью доказать своё равноправие и поддержали Смирнова. Во главе сельсовета стал бедняк Родион Маслаков, неподкупный человек, который  не боялся ни голода, ни холода, так как каждый год  с этим не расставался, зато знал,  чем дышит и что на уме у  каждого  куликовского жителя. Иван Глубоковский  на сходках, на собраниях, хотя не имел  избирательных прав,  вёл себя буйно:  перебивал выступающих, баламутил людей, кричал, что он три года бал в партии,  и знает,  как себя вести. Приходилось штрафовать  и удалять  его  с собрания  за   бузатёрство.  Как-то он пристал к Смирнову:
- Ты, парень, откуда взялся?  Ко всему у тебя дело. Верховодить у нас вздумал? Зачем мужиков смущаешь? Не будоражь  крестьян. Мы здесь привыкли жить просто и никому не спустим, кто  поперёк встанет.  В селе   меня  кажный  боится, а ты нарожон   лезешь. Чё тебе надо? Гуртом за тобой молодняк скачет. Жужжишь им на уши? Смотри не сдобровать тебе!
 Опираясь на активистов, Смирнов и Маслаков отыскивали спрятанный хлеб, убедительно доказывали возможность каждого рассчитываться за налоги своевременно. Явным неплательщикам не давали покоя.  Не всегда ровно шло с заготовками хлеба, за это и было вынесено партийное взыскание Смирнову, хотя Михаил с Родионом  многое делали для  выполнения плана хлебозаготовок.
Михаил  Смирнов после ХУ съезда партии, который  взял курс на коллективизацию, со всей серьёзностью заговорил о создании колхозов. По своей инициативе он, не дожидаясь директивы,  проводит сход граждан села Куликово на левом берегу Оми. Секретарь  партийной  ячейки обстоятельно объяснил, для чего создаётся колхоз, какую  пользу он даст  для большинства  крестьян,  и призвал их к  организации коллективного хозяйства. Поднялся гвалд сельчан:  шумели, кто поддерживал выдвинутую Михаилом идею и кто в категорической форме был против неё. Несколько мужиков, подняв кулаки, пошли на Смирнова, чтобы отбутузить его за предложение по созданию колхоза. Они рассуждали так:  убери организатора, и пламя потухнет. Не нашлось на сходе того, кто встал бы против мужицкой ярости. Мог  разыграться  худший Стародубский  инциндент.  Но Михаил не растерялся:  он вскочил на стол, выхватил из кармана брюк пистолет и поднял его над головой -  тогда секретарям для их безопасности выдавали личное оружие.
Случившееся в Куликово разбирали в райкоме партии и пришли к выводу, что Смирнов поступил опрометчиво с проведением серьёзного мероприятия, не зная настроения большинства крестьян, поставил неожиданно для них жизненно важный  вопрос – собрание надо было хорошо подготовить. Крестьяне восприняли его идею по организации колхоза по-своему:  трудности остались позади,  а тут  необходимо расстаться  со своим хозяйством, созданным с таким трудом в течение многих лет, отдать с горем нажитое – лошадь, плуг, борону,   –   как можно на это решиться. Для них колхоз – дело тёмное. Понемногу перебиваются в своём хозяйстве, а что даст колхоз, им неизвестно. Обещают поставить трактора. А где они? Будут ли? Смирнов с пониманием  отнёсся к замечаниям старших товарищей. От агитации за колхоз он не отказался, но проводил её уже вместе с председателем сельсовета Родионом Маслаковым, который умел подойти к мужикам и разбирался в их  поведении. 
Доверительное общение с людьми удавалось  Смирнову.  Но кое-кто точил на Михаила зуб. Находились в Куликово, кто открыто угрожал Михаилу. Сын церковного старосты Иван Волошин  вечерней порой схватил  Смирнова "за грудки",  грозили зятья Самойлова и попа.  В Смирнова  стреляли ночью из винтовки. Однажды Михаил шёл домой логом. Уже сумерки, благодаря свежевыпавшему снежку  можно всё разглядеть. Видит  Миша, как  навстречу  по логу махом мчится большая собака, за ней  -  другая. Он рванулся наверх, чтобы не перебивать  им путь. Услышал свист. Собаки  -   на   него. Смирнов выхватил пистолет из кармана брюк и двумя меткими выстрелами уложил озверелых собак.
Через несколько дней, возвращаясь домой глубоким вечером, услышал Михаил вкрадчивый голосок:
- Бога благодари, что у тебя пистолет, а то бы на живодёрню попал.
Михаил Мартынович бросился на голос, но шептун,  оказывается, стоял за плетнём и успел скрыться за постройками сараев. Были и такие жители в Куликово, которые считали, что если   убрать Смирнова, то не будет председателем сельсовета и Маслаков.
14 апреля 1928 года, в страстную субботу, Михаил Мартынович проводил в школе антирелигиозный  вечер. Собралось много взрослых и школьников. Разнообразную программу художественной самодеятельности зрители воспринимали с теплотой и одобрением. Актёрским талантом блистал на сцене учитель - обществовед  неоднократно Михаил Мартынович говорил:  "Буду актёром или философом". Наверное, он смог бы постичь любую из этих  профессий  -  эрудиции и таланта ему не занимать. Вместе с учащимися Михаил  Мартынович играл в пьесе. Его актёрское перевоплощение воспринималось с восторгом. Пел под гитару, читал стихи  -  всё давалось ему с эстетическим блеском. Вечер в  ШКМ  прошел успешно. Уже перед рассветом Михаил Мартынович, удовлетворённый проведённым мероприятием, возвращался вместе с учащимися домой, к себе на квартиру. Лёгкий туман, наполненный весенним ароматом, освежал, снимал усталость. Пошутив с учениками,  учитель,  как сворачивать к себе, простился с ними:
- Доброй вам ночи, ребята!  Скорее  -  доброго утра вам!  -  И свернул за угол.
В доме, где он квартировал, на кухне, светилось окно  -  горела керосиновая лампа. 
 Миша легко заскочил на невысокое крыльцо. Вошёл в избу. Хозяйка, Нонна Михайловна Волошина, уже возилась у русской печки  - крестьянки всегда рано встают утром.
- Где супруг? – спросил у неё Михаил про Якова. 
- Ушёл в церковь куличи святить, - ответила она ему.
- Эх, Яша, - не переломишь его, - сказал Смирнов и прошёл из кухни в горницу.
Николай  вернулся со  школьного праздника раньше брата и уже раздевался, чтобы лечь спать, когда в комнату вошёл Михаил Мартынович. 
- Миша, - обратился к брату Коля, лёжа в постели, -  какие-то две фигуры маячили  перед домом, когда я шёл. Следили за мной. Ты бы поостерёгся.
Старший брат глянул на младшего, сел на сундук  и, расшнуровывая ботинок, хотел что-то сказать Коле… Вдруг  -   резкий хлопок и звон разбитого оконного стекла!
- Миша!!!- испуганно крикнул Коля.
Лицо Михаила Мартыновича быстро становилось  матово-белым. Он свалился на сундук.
Это произошло ранним утром 15 апреля 1928 года. Утрата большая – погиб талантливый молодой человек, ему шел лишь 28-ой  год. Пуля из винтовочного обреза пронзила грудь между вторым и третьим ребром. Хоронить Михаила Мартыновича Смирнова пришли люди из села и ближайших деревень. Гроб с его прахом несли до Калачинска, в знак большого уважения к нему и невосполнимой потери, на руках. Состоялся митинг. Все выступающие выражали боль  и скорбь по поводу гибели товарища-активиста. Похоронили Михаила Смирнова на центральной площади райцентра в братской могиле.
- Отыскали убийцу?  -  понимая, что я  хочу замолчать эту тему, спросил меня Яков Воробьёв,  старшина спецотряда, когда мы на привале  лежали на снегу под соснами, крепко прижавшись  к  друг  другу, чтобы было теплее.
- Но вы  просили, товарищи  бойцы, о бандитах не рассказывать.
- Здесь шла речь об односельчанах, -  заметил политрук Николай Кухаренко.  -  Смирнов не коров у них воровал, а  крестьянских  детей учил. Что же так с ним поступили?
- Спать не будем, если  до конца трагическую историю не услышим, -  предупреждая меня, заявил Николай Вайделович.-  Поймали убийцу?
- Уговорили, -  согласился я.  -  Продолжу. Хотите знать подробности?  Слушайте.
Трагическое событие волновало многих в селе. Кто посмел? Подозрение пало на Глубоковских:  во-первых, отец и сын исчезли из села, обычно знают, кто куда идёт или едет и с какой целью, а тут незаметно удалились; во-вторых,  Глубоковские угрожали Смирнову;  в-третьих, нашли под окном пыж  -   это был клочок розовой корочки ученической тетради, значит, надо искать тетрадь в том доме, в котором дети учатся в школе, а у  Ивана  шестеро детей, младшие ещё учились. Поэтому сделали обыск в доме Глубоковских. Нашли тетрадь с разорванной розовой корочкой. Развернули пыж  -  полное совпадение с тетрадной корочкой.
Три ночи члены партийной ячейки дежурили в условленных местах,  установили наблюдение за домом Глубоковского. Сидели поочерёдно в засаде в избе Якова Яковлевича Волошина, где квартировала моя семья,  я, батрак Журавлёв, Иван Яковлевич Волошин, Родион Яковлевич Маслаков и оперуполномоченный оперсектора  ОГПУ  Шишов. У меня и у Шишова были наганы. Выследил Митьку Глубоковского батрак Журавлёв. Он жил  рядом с их избой. Когда Митька ночью, крадучись, пришёл домой за едой, Журавлёв сообщил о появлении Митьки, и  группа в полном  составе явилась в дом Глубоковского. Так был   арестован  Дмитрий. Его отца,  Ивана Глубоковского,  задержали в Омске.
Я спросил тогда  Журавлева:
- Не побоялся выдать бандита?  Его же поддерживают и другие сельские головорезы.
Он мне спокойно и обстоятельно  объяснил:
- Вы, наверное, думаете, что мы не понимаем, почему убили учителя Смирнова? Хотели нас запугать -  вот в чём соль, добивались, чтобы от бедняков отвернулось всё село, отошли бы, как вы их называете, и середняки от нас. Богатенькие злые на середнячков, потому что их хозяйства поднимаются, перестали обращаться к ним за  помощью. Кое-кого такое сильно терзает. Испокон веков говаривали старики:  "Завистливое око видит далёко;  завидущие глаза не знают стыда". Каждый простой крестьянин совестлив, а у богача нет ни чести, ни совести.
- Ты прав, Иван. Кто меня с семьёй пустил на квартиру?  Яков  Волошин. У него и Смирнов жил. Не испугался Яша. Ни Нонна Михайловна, ни Яков Яковлевич и не подумали нам отказать,  хотя в их доме совершилось убийство. Относятся к нам, как к родным.
- Я так,  -  продолжал поучительно рассуждать Журавлёв, -  полагаю:  коли Митька получит по заслугам, то богатеи и их  прихлебатели  присмиреют; останется  Митька на воле, ещё кровь прольётся. Кто знает, чья кровинка потечёт?! Может быть,  моя ? На селе не один Митька дерзкий. У Самойлова сынок по злости несколько Митек стоит. Сынок старосты грозился убить Смирнова. Не с руки оставлять Митьку на свободе.
   Глубоковских судил 23 и 24 ноября 1928 года  Омский окружной суд. Свидетелей было много. Иван доказывал, что он ничего не знал, так как находился в Омске, уверял, что возил самогон  -  наговаривал на  себя, лишь бы не оказаться соучастником преступления. Митька уверял суд, что совершил убийство на любовной почве, ревнуя Смирнова к одной из учениц. Вина их на суде  была полностью доказана. Суд отверг все доводы Глубоковских и признал, что убийство совершено по политическим мотивам. Злодеяние организовал Иван Митрофанович, а исполнителем был его сын Дмитрий.  На основании статьи  58 - 8 Уголовного кодекса  РСФСР  Дмитрию Глубоковскому суд вынес высшею меру наказания  -  расстрел.
Так я завершил рассказ о трагическом событии в Куликово.  Но это был не единственный случай в районе, поэтому решил рассказать бойцам на следующем привале  о террористических актах  в других населённых пунктах.   
Деревенька Макаркино и село Медвежья Грива, что  на востоке района,  расположились рядом. В первой имелись такие мужики, которые занимались не только хлебопашеством, но и разбоем на дорогах. В другой деревне заселились крестьяне из Симбирской губернии. Многие медвежьегривские мужики хвалились, что встречались с Ильёй Николаевичем  Ульяновым, потому ревностно следили за всеми выступлениями и делами его сына – Владимира Ильича. Таким любознательным симбирцем был  Никандр  Прошлецов. Но грамоты - пустяк: читал по слогам только текст, напечатанный крупными  буквами, свою фамилию выкорябывал лишь наполовину, знал два первых действия арифметики, но хорошо понимал десятичные дроби,  деньги умел считать. Решил Никандр  не позорить своих земляков в  Россее и одновременно обхитрить мужиков Медвежьей Гривы. Пошёл сынок Филя в первый класс, и сел с ним Никандр выполнять  домашние  задания. " Каждый делает уроки отдельно,  -  предложил  отец Филе. -   Кто грамоте  горазд, тому не пропасть". Вместе над букварём букали, писали палочки, выводили первые буквы и цифры. Считать на палочках не разрешил – устный счёт должен быть в почёте. Три года Никандр упорно делал  всё  сам, что задавали  в школе сыну на дом. Выполнять контрольные работы приходил  в школу – всё чин чином, будто его учёба у кого-то на контроле. Сын Филипп  успешно окончил с отцом три класса – у них лучшая успеваемость по школе. Никандр стал выписывать  газету "Рабочий путь", читал он её всю, читал   и рассказывал мужикам содержание газетных статей.
Был у Никандра  Ефимовича напарник по взглядам – Иван Давыдович Ортнер. Жил он в деревне  Макаркино. Отслужил в Красной Армии. Женился. Справным хозяйством не обзавёлся, но в батраки не пошёл. Вместе с Прошлецовым  Ортнер дискуссировал, как устроить новую жизнь, как улучшить жизнь крестьян. Оба в двух поселениях прослыли как стойкие мужики во всех сельских делах, когда касалось справедливости. В редкие свободные минуты от работы, от  своих дел они философствовали:
- Человек любит преобразовывать мир, - начинал Ортнер.
- Всегда стремится  к лучшему, совершенному, - добавит Прошлецов.
И хотя прослыли в народе чудаками, люди их уважали и, прежде всего, за искренность, честность  и  разумность в суждениях. Двух приятелей,  в знак доверия к ним,  избрали депутатами  Медвежьегривского сельсовета. Никандра  Ефимовича выбрали председателем Совета, Ивана Давыдовича – членом  сельисполкома. Люди считали, что для сельской местности у них высокие должности.
- Что ж, Иван Давыдович, начнём преобразовывать мир? –  с  гордостью в душе заявил Прощлецов.
- Не возражаю,  -  ответил ему радостно Ортнер,  -  приступим к благородному делу.
Прощлецов в Медвежьей Гриве,  Ортнер в Макркино побеседовали с каждым крестьянином, узнали их позиции, их настрой к объединению. Никандр создал два ТОЗа в селе Медвежья Грива,  Иван организовал ТОЗ в Макаркино. На  период проведения полевых работ в товариществах соединяли в единое хозяйство  всю тягловую силу,  все орудия труда: телеги, плуги, бороны, сенокосилки, жатки. Трудились сообща. Ежедневно каждому члену товарищества определяли объём работы. Действовала взаимовыручка. Людям нравилось работать сообща. С песнями ехали в поле с песнями возвращались домой. Посчитали, что объединённые усилия дали более высокий результат,  чем работа в  одиночку. На другое лето два  ТОЗа  Медвежьей  Гривы, насчитывающие 40 дворов, объединились в коммуну, дав ей имя – "Рабочий путь" в честь любимой газеты Никандра  Прошлецова. В Макаркино тоже преобразовали  ТОЗ в. коммуну  имени 111 Интернационала  -  Ортнер питал большую надежду на мировую революцию, когда все люди станут братьями.
  Сразу  же с первыми объединениями новые земледельцы увеличили площадь под зерновыми культурами, сеяли больше, чем  когда-то все единоличные хозяйства, входящие в данный момент в коммуну. На работу в поле коммунары ездили  с песнями. О них с завистью заговорили сельчане:
- Смотри, у коллективистов хлеб удался, да и молока за удой  сдают по сто пудов.
  Однако, как оказалось позднее,  Прошлецов и Ортнер поспешили с коммунами: надо было от ТОЗов перейти к колхозам. Правда,  при создании коммун не обобществляли коров, мелкий скот и птицу, а из района приказывали:  обобществлять, но этому противился Прошлецов. На одном из множества собраний   поддержал председателя уполномоченный  райкома партии  Гаврил Тимофеевич Чащин – опытный коммунист, разбиравшийся в сложившейся обстановке. Поэтому в коммуне "Рабочий путь" не гнали в общее стадо коров, молодняк крупного рогатого скота, овец.  Оставляли дома, в своём хозяйстве, и птиц. Прошлецов  и  Чащин встали на защиту интересов крестьян.
- От коммун к колхозам, -  рассудил Никандр Прошлецов, когда в районе  стали переводить коммуны в колхозы,  -  идти  -   ничего плохого в этом нет. Правда, ущемлены  будут многосемейные  –  мы делили доход по едокам, а теперь – по трудодням.  Хорошо поработаешь, много и получишь. Со временем и многодетным поможем. Осенью планируем каждому работающему выдать по 25 центнеров зерна. Такого количества хлеба батрак даже в высокоурожайные годы не получал.
Преобразование коммун в колхозы коммунары отнеслись с пониманием. Трудового энтузиазма у них не убавилось. Наоборот, коллективная работа набирала такие обороты, которых в единоличных  хозяйствах не выдавали. Колхозники сельхозартели имени  111 Интернационала решили на свой лад отметить Первомай  1930 года – выйти на вспашку зяби и ударно поработать.
Однако кое-кто из сельчан злобствовал, что колхозы набирают темпы в работе и добиваются неплохих результатов. Решили запугать колхозников. Выдумывали про них всякую злостную чепуху, высмеивали, но труженики стойко отбивались от  деревенских сплетен выпуском  стенгазет, "молний". Не удалось запугиванием разогнать колхозы, перешли к вредительству и террору. Колхоз "Рабочий путь" приобрёл племенного жеребца. У колхозного табуна появились макаркинские бандиты, скрывающиеся в местных лесах. Они решили забрать рысака, но запротестовал пастух, знающий их в лицо. Бандиты плетями избили пастуха, увели  иноходца, наказав караульщику табуна, чтобы помалкивал. Медвежьегривский крестьянин-середняк увидел у бандитов на пастбище колхозного жеребца, привёл его в село и передал  в колхоз. Вскоре этот середняк, не боясь бандитских угроз, вступил в  сельхозартель "Рабочий путь". Не успокоились лесные бандиты, поставив себе цель - разогнать колхозы. Нелёгким днём был  Первомай для председателя колхоза имени  111 Интернационала Ивана Давыдовича Ортнера. Он целый день не вылезал из борозды  –  пахал вместе с колхозниками,  до-
поздна заседал в исполкоме сельсовета. Из  Медвежьей Гривы выехал домой уже ночью, захватив с собой депутата-учительницу из Макаркино. Уже светало. Но усталости Иван Давыдович не почувствовал  -  радовался успеху общего дела. В праздничный день колхозники работали от души: много вспахали и всю вспаханную площадь заборонили. Солнце к закату, а они  решили допахать оставшийся клинышек пашни, хотя на следующий день на работу им  рано вставать.
Иван  Ортнер в доме на кухне зажёг керосиновую лампу, чтобы перекусить после трудового дня. Раздался выстрел – погиб Иван Давыдович, первый председатель коммуны деревни Макаркино. - Не разбежитесь из колхоза, осенью второго председателя кончим, - угрожали бандиты членам сельхозартели.
Не успокоились изверги, даже мёртвому председателю мстили. Когда жена Ортнера работала на колхозном поле, бандиты подожгли дом. Во время пожара погибла единственная малолетняя дочка  Ивана Давыдовича. Его жена тяжело переживала постигшие её трагедии и сошла с ума.
6 августа колхозники колхоза "Рабочий путь" приступили к косовице  ржи. Председатель колхоза Никандр Ефимович  Прошлецов весь день был в хлопотах  – сделал всё, чтобы первый день уборки урожая прошёл ударно. Вернулся домой поздно вечером. Сел за стол ужинать. В дверь постучали.
- Кому ещё, мать, -  сказал он жене, -  ещё не спится? -  И пошёл к двери.
Раздался бандитский выстрел. Председатель  Медвежьегривского сельского Совета крестьянских депутатов, первый председатель колхоза "Рабочий путь" Никандр Ефимович Прошлецов был смертельно ранен. На траурном митинге колхозники поклялись отстоять колхоз. Несмотря на бандитские угрозы, никто из членов сельхозартелей не вышел из  колхозов, потому что коллективное хозяйство материально обеспечивало  уже лучше, чем середняцкое.
Был председателем исполкома Потанинского сельского Совета Иван Кузьмич Свичкарь. Его избрали председателем колхоза "Красное поле". Ему приглянулась небольшая деревушка, плотно окруженная берёзовым лесом. Тихо и спокойно поживали здесь люди. Никто из них не высказывался враждебно против колхозов. Тишь и благодать в деревне  Красное Поле.
Свичкаря направили на курсы в Калачинск, чтобы председатель колхоза  быстрее вошел в курс хозяйственных дел. В воскресный день, когда нет занятий,  Иван Кузьмич решил побывать дома.  Попались знакомые мужички, согласились его подвезти. Только Иван Кузьмич не появился ни в Красном Поле, ни в Калачинске. Искали его по заснеженным лесам, но нигде не обнаружили его. Тело Ивана Свичкаря нашли в мае за несколько десятков километров от Калачинска в реке Оми. Так отмстили потанинские мужики  бывшему председателю Потанинского сельсовета за его активность при раскулачивании крестьян.
Новое упорно шагало вперёд. Но за эти шаги приходилось расплачиваться и жизнью. Не просто приходилось расставаться с прошлым.  Александр Емельянович  Гринцов рассказывал: - Мой отец не сразу вступил в колхоз  -  долго раздумывал. Помню, лошадей вели на водопой. К нам во двор забежал наш конь, но он уже не наш, а колхозный. Заржал тревожно. Отец подошёл к нему, обхватил за шею коня и залился горькими слезами.



ОБЪЕДИНЕНИЕ    ОБЪЕДИНЕНИЮ   -   РОЗНЬ
               
Объединениям, создаваемым бедняками и середняками,  власть оказывала денежную помощь.  Кое-кто смекнул:  на этом можно преумножить свой капитал. С таким явлением я столкнулся в  Павловке, занимаясь там  партийными делами. 
Мне рассказали, что два очень крепких по хозяйству мужика зарегистрировали крестьянское объединение – машинное товарищество "Образец". В него включили четырёх батраков. За деньги, взятые в кредит у кредитной кооперации, купили трактор. Двоих батраков, включённых для формальности  в  артель,   чтобы при оформлении не придирались чиновники, прогнали. Понятно, что  уволенные работники, ставя свои подписи  в договорных документах, никакого понятия о кредите не имели, не знали, что и на них падает кредитная доля – работали и получали мизер. Это в полной мере относилось и к двум оставшимся батракам, которые считали, что работали на хозяев и не претендовали на более высокую оплату труда.
Сын одного из хозяев освоил трактор. Он подключил от тракторного мотора   ремённый привод к молотилке и начал обмолачивать снопы. Выполнив работу  в своих  двух хозяйствах, приступили к обмолоту снопов односельчан. Цены за обмолот установили сами. Никаких договоров на выполнение работ не составляли. Следовательно, налог за дополнительный доход не платили. Обычно у крестьян  мало наличных денег, а то и вовсе их нет, поэтому крестьяне платили за обмолот снопов не только деньгами, но и зерном. Те, кто получил небольшой урожай, соглашались отработать на полях "товарищества" в весенне-летний период, так как у  них не было денег и достаточного количества зерна для оплаты за обмолот снопов. Некоторые за выполненную работу передали  "товариществу" часть своего земельного пая. Обмолотив снопы односельчан, руководители "товарищества" стали перевозить молотилку и трактор в соседние населённые пункты, повысив там плату за выполненную работу.
С этим  "товариществом"  я разбирался до конца. В это время созывался съезд районной кредитной кооперации. Новый избранный секретарь райкома партии Николай Лебедев ещё не вошёл в курс всех дел и поручил мне проведение районного съезда кредитной кооперации. Разобраться в деятельности  кооперации не простое дело. Оппозиция в стране трещала везде и всюду о поддержке крепких крестьянских хозяйств. Нередко такое мнение выдавала на своих страницах газета "Правда". ЦК партии делал упор на поддержку середняков и бедняков – эти хозяйства поставляли большую часть зерна стране.
Приступая к анализу дел кредитной кооперации, я поставил перед собой задачу:  узнать, как кооперация помогает крестьянам стать на ноги и как кредиты способствуют росту производства зерна, в том числе товарного. Выяснил, что кредиты выдаются без внимания на социальное положение клиента, без заботы, на что тратятся государственные деньги. Своё мнение я решил довести до сведения делегатов съезда.
-Товарищи! Для чего государство  выдаёт денежные кредиты? – обратился я к делегатам районного съезда кредитной кооперации. – Вы знаете,  выделяют деньги для того, чтобы было  меньше  бедняков и чтобы  возросла заготовка товарного хлеба. Из отчётного доклада председателя правления кооперации мы узнали, сколько в районе выдано денег в кредит. Но докладчик не сообщил, возросло ли производство товарного зерна    от  денежной поддержки государства. Сообщаю вам официально:  такого роста не произошло.  Приведу пример из Павловки, где два хозяина, приобщив четырёх батраков, создали машинное товарищество "Образец", которое не стало образцом для других. Купив трактор за счёт кредита, это товарищество продало государству зерна  меньше, чем в прошлом сезоне поставили государству два хозяйства,  которые сейчас входят в эту артель. У товарищества достаточно для продажи зерна, но его придерживают, скорее всего, укрывают. Так объединение из Павловки отблагодарило государство. Это объединение, товарищи, не товарищество, а лжетоварищество!
После таких моих слов по залу прошёл шумок. Раздались выкрики:
- За трактор павловские уже рассчитались!
- Деньги выдавали беднякам, а они их профукали!
- На конфетки и прянички растранжирили!    
. - Деньги  голопупым  давать, так можно на ветер пустить кооперацию и остаться у разбитого корыта,  -  последняя реплика прозвучала со сцены от  делегата, сидящего в президиуме районного съезда.
  Внутри у меня всё клокотало, но я сдержал себя и совершенно спокойно спросил делегатов съезда:
- Вы хотите, чтобы в селе появился помещик, на которого будут все горбатиться? Заимели  трактор, установили высокую плату за обмолот и обдирают крестьян. Ограбили в своём селе да ещё соседние деревни прихватили. Пройдёт год-два вся земля и все в селе будет в их руках. Государство даёт кредиты, чтобы закабалить крестьян?
Есть ли выход? – спросил я у делегатов и ответил им:  - Имеется. Выбирайте в правление кооперации достойных людей, честных, болеющих за народ. Кого избрать – вы лучше меня  знаете.
Выступающие в прениях делегаты  остро критиковали правление районной  кооперации за непродуманную работу и приводили примеры, как неразумно раздавались кредиты. В правление выбрали в основном середняков и бедняков – честных людей из сёл. Решением съезда павловское  машинное  товарищество "Образец" прикрыли.
Первоначально крестьянские объединения складывались стихийно, то есть без указаний и приказа сверху, снизу шла инициатива. Я уже вам говорил  об устойчивой работе созданных до 1929 года коммун имени Крупской, "Заря любви", "Рабочий путь", имени  111 Интернационала. Возникает коммуна "Огонёк" в Киберспасске. Женорги помогали женщинам объединяться. В селе Куликово возникло льняное товарищество "Коллектевист". Председателем избрали учительницу, члена партии  Евгению Васильевну Карбановскую, мою жену. Товарищество приобрело, взяв кредит, льномялку. Самую трудную работу в льноводстве выполняла машина. Доброе начинание женщин приветствовалось. О нём говорили на учительской конференции, на совещаниях в райцентре. Женщины села активно заработали в товариществе:  на куделю был спрос – закупало государство, в каждом доме был ткацкий  станок, а холст -  нарасхват, цена ему   -  высокая, да и себе из холста шили одежду. Выгодно было иметь куделю и холст.                Зашевелились женщины села. Они организовали яично-птичью артель. Командовала ею Нонна Михайловна Волошина.  –  супруга Якова, который никак не мог выбиться в середняки. Артель взяла кредит, купила инкубатор и заключила договор с заготовительным кооперативом по поставке яиц и мяса птицы, что оказалась очень удобным для каждой женщины  -  не требовалось тащится на базар  с  поклажей.
Товарищество "Коллективист" и яично-птичья артель быстро рассчитались по взятому кредиту. В 1928  году в  Куликово создали колхоз, как бы подтвердив мечту и старания Михаила Смирнова, немало сил и усердия приложил к этому Родион Маслаков.
Шёл перелом в сознании крестьянства:  можно работать в своём хозяйстве, но можно приложить свои силы в колхозе.



ПЕРВАЯ   В   СИБИРИ


В мае  1929 года меня утвердили заведующим АППО  райкома ВКП (б ). В районе полным ходом шла коллективизация села. Особых инструкций, указаний,  как преобразовать деревню не было. Знали, что планируют завершить коллективизацию у нас к весне 1931 года. Эти сроки руководителей района устраивали. Вся работа проводилась, как рекомендовал экономист Чаянов –  от простых объединений переходить к более сложным образованиям, но строго добровольно. Так и поступали. Большую часть товарного зерна в районе к 1929 году поставляли такие объединения, как  ТОЗы, коммуны, колхозы, мелкие артели, которые наряду с производством зерна выпускали и промышленные и продовольственные товары. С    ТОЗов в основном и начинали проводить объединения  крестьянских  хозяйств. Но создавали не колхозы, а коммуны, чтобы быстрее освободить крестьян от частной собственности. Когда в коммуну вступали бедняки, никаких  проволочек  не было, но начали вступать середняки, сразу дело с коллективизацией застопорилось. Часть крестьян ещё не освободилась от экономической зависимости  от зажиточной верхушки, которая  заявляла на собраниях:
- Пусть вступает  голытьба, а мы посмотрим, как лодыри похозяйничают.    Настойчиво распространяли слух:
- Трактора – это большевистский брёх. Не видать деревне тракторов. Мы разъясняли крестьянам, что трактора будут –  страна готовится к приёму урожая. Выстроен элеватор в Калачинске. Сооружается элеватор в селе Ивановке. Не с  бухты  барахты ведётся  политика коллективизации, а продумывается каждый шаг. Изучается опыт использования  тракторов в крупных парках, создаются энергетические  центры на селе. Так, совхоз имени Шевченко  Берёзовского округа,  Одесской области,  располагая большим количеством техники, создал колонну из десяти тракторов, вспахал пашню у себя и  соседнему колхозу помогли. Увидев, какая помощь приходит, крестьяне стали объединяться, ибо поняли, что на лоскутной ниве трактору не развернуться. В совхозе действует для помощи другим хозяйствам колонна из 14-ти тракторов. В нашей Омской области  энергетическими центрами стали коммуны имени Крупской (Черлакский район)  и "Интернационал" (Андреевский район). Эти хозяйства  провели пахоту у себя и помогли соседним объединениям. Сила? Техническая мощь и к нам придет.
Надеялись и одновременно сомневались:  у нас низкий процент коллективизации – по району всего 14 процентов – в каждое  объединение в среднем из 50 хозяйств, располагая какими-то 560-ю гектарами посевной площади. При таких показателях получит район трактора?
Вдруг срочно созывается актив района:  к нам едет представитель из Москвы, который поведёт разговор о тракторах. Зал полон, заняты все проходы – 300 человек собралось. С нетерпением ожидаем, что скажет нам москвич; возможно, он сообщит, когда в район поступят трактора – это же важнейшая нам поддержка при проведении  коллективизации в деревне. Узнаем:  командированный из Москвы – выпускник Института красной профессуры. Наше любопытство разгорается ещё больше.
И вот секретарь райкома партии Николай Лебедев объявляет:
- Слово имеет представитель Совета Труда и Обороны СССР  товарищ Коваленко.
Зал встречает  его аплодисментами. За трибуной высокий мужчина. Его густые чёрные волосы прилежно зачёсаны назад. У него огненный взгляд.
- Товарищи! –  начал своё выступление с традиционного обращения выпускник Института красной профессуры. -  Разрешите от имени Совета Труда и Обороны нашей страны поприветствовать сибиряков-калачинцев -  замечательных тружеников полей, которые  успешно перевыполнили план по заготовкам хлеба в 1928 году!
Снова – бурные аплодисменты.
- Хлебная проблема и на сегодня остаётся важнейшей для страны. Я и приехал к вам разрешать этот вопрос. Вы ждёте от меня необычного. Хотите знать о тракторах.  Довожу до вашего сведения: трактора в объединённые хозяйства поступать не будут.
Мы, все собравшиеся в зале, были  ошарашены. Наши надежды лопнули?  Мы обманывали крестьян, обещая им с приходом тракторов зажиточную жизнь.
- Все тракторы будут поступать в машинно-тракторные станции  -  МТС. Поясню, чтобы было всем ясно. МТС  -  государственное предприятие, создаваемое по инициативе правительства. Предназначение её, этой станции, одно:  совершить переворот в аграрном секторе экономики. При обработке почвы и уборке урожая лошадей заменят машины. В МТС сосредоточатся трактора, комбайны и другие  сложные  машины  для проведения самых трудоёмких работ в хозяйствах. Вот что такое  -  машинно-тракторная станция.
Могут спросить, почему государство не поставляет  трактора крестьянам, а оставляет
 их в своей собственности? Поясняю. В стране  20 миллионов крестьянских хозяйств. Чтобы обеспечить каждое хозяйство тракторами, надо произвести  30 миллионов тракторов. Не менее.  На это потребуется 25-30 лет.  Можем такое допустить? Нет пока у государства для этого сил, чтобы обеспечить коллективные объединения комплексом машин. Время торопит: поднимайтесь на ноги, иначе поздно будет. Поэтому принято решение:  весь технический потенциал сосредоточить в одном центре. Государство берёт на себя хранение, содержание и обслуживание самой техники, подготовку кадров. Кто поведёт трактор  в единоличном хозяйстве? Хватит средств у крестьянина, чтобы обучить механизатора, техника?  Государство  за 5-6 месяцев подготовит кадры механизаторов. Их обучать будут инженеры и техники. Они же будут оказывать им техническую помощь в поле.   
Уже  осенью и будущей весной на полях загудят моторы. Они разбудят деревню. Трудоёмкую  работу проделает МТС,  оплату за работу производит хозяйство натурой, то есть зерном  -  не надо искать покупателя, деньги. Государство берёт на себя обязательство:  ежемесячно авансировать работников МТС.
В дореволюционной России товарное зерно поставляли в основном   имения помещиков. Доходы от продажи зерна не шли на модернизацию сельскохозяйственного производства, маленькая толика от них попадала в государственную казну, большую часть крестьянского труда дворянство транжирили в Питере да в Париже. Веками наш крестьянин обеспечивал Европу. За счёт России благоденствовал  Запад, шиковал при российской поддержке.  Теперь они заявляют, что наша страна отсталая  - не умеем работать,  лодырей  много у нас. Кто больше нашего крестьянина гнул спину, не зная выходных?
Революция сбросила на свалку истории помещиков. Колхозы в союзе с МТС  окрепнут и вытащат из нужды крестьян. 
Пояснял Коваленко просто, доходчиво - анализировал хорошо сложившуюся обстановку. А дальше что?  Что нас ожидает? В энергичном темпе продолжил своё выступление Коваленко:
- Перехожу к основному  -  к цели своего приезда к вам. Москва интересуется:  можно
   ли организовать в Калачинске МТС?  Для её образования нужно иметь ряд условий.  Мне предстоит определить, выгодно ли для государства создавать у вас первую МТС в Сибири?
  Мы затаили дыхание, что скажет  посланец Москвы о создании у нас МТС.  Будет ли в  Калачинске мощный энергетический центр?  Он бы вдохнул новую жизнь всему району!  Вместо лошади  -  трактор!  Это же здорово!
- Одно из условий для создания  МТС есть в районе. ( "Какое же?  –   подумал я про себя.).  Побывал я в сёлах и деревнях, побеседовал с крестьянами. Рассудительные люди, ратуют за механизацию сельского хозяйства, крепкий партийный актив у вас -  хорошая опора на селе.
Следующее требование. Технику  в первую очередь надо использовать на плодородных землях.  По обе стороны реки у вас добротные пашни.  Засушливые сезоны бывают редко, да и не такие, как в  Поволжье. Выходит, и по этому условию район подходит.
Близость к транспортным сообщениям  -  искать ничего не надо:  железная дорога рядом, к выстроенному элеватору подведены железнодорожные пути.  Лучшего желать не надо!  В районе высокая товарность зерна.  Это большой плюс  -  страна остро нуждается в хлебе.
Так я и доложу в Москве:  Калачинск по всем условиям и требованиям подходит для основания в райцентре МТС.
Зал снова взрывается аплодисментами. Они долго не смолкают
- Хорошо,  -  заявил  Коваленко, что вы меня поняли. Благодарю вас.
Своё продолжительное выступление  ответственный товарищ из Совета Труда и Обороны Советского Союза завершил с подъёмом в голосе:
- Товарищи, нам предстоит за очень короткий срок сделать переворот, революцию в деревне, чтобы вырвать миллионы крестьян из нужды и страха перед голодом.  Владимир Ильич определил сроки социалистического переустройства аграрного сектора страны   -  10-20 лет. В 10 лет мы не укладываемся, но сделаем  намеченное  вождём раньше двадцатилетнего срока. Мы идём по пути, указанному Лениным!
Районный актив проходил в мае 1929 года. Несмотря на занятость с проведением сева яровых культур, готовили документацию для организации МТС.
5 июня 1929  года  Совет  Труда и  Обороны Союза принял постановление об организации в стране в  1929-1930 годах ста двух машинотракторных станций. В распоряжение  МТС передавались  5000 тракторов.  Их мощность  -  100 тысяч лошадиных сил. Такого объёма помощи аграрии не получали за всю историю Российского  государства. 100  МТС  обосновывались в  Европейской части СССР, одна  -  на Алтае и одна   -  в Сибири.   
В районе старались делать  всё, чтобы в  Калачинске закрепилась МТС.  Райком партии создаёт штаб во главе с Илларионом Коваленко. В помощь  районному штабу организуются штабы в Калачинском,  Куликовском, Тургеневском, Воскресенском сельсоветах. Им предстояло разрешить все организационные вопросы по МТС, создавать и укреплять  колхозы в  зоне,  которые войдут под опеку  машинно-тракторной станции, постоянно разъяснять крестьянам необходимость колхозов.
Неугомонный Илларион Коваленко  оказался  неутомим агитатором.  Весь световой день он  -  в сёлах.  На собраниях, при встрече с группой крестьян или с одиночками  -  всем пропагандировал преимущество крупного хозяйства. Любой вопрос, сложный или простой, растолковывал терпеливо, раскрывая суть. Обычно он начинал разговор с риторического вопроса:
- Вы спрашиваете, что такое  -   машинно-тракторная станция?  Идёт реконструкция сельскохозяйственного производства, по-вашему,  переделка. Сидит  мужичок  на седёлочке трактора и рулит, а сзади его ложится  ровная  глубокая борозда.  Он сделает за 8 часов работы в 4-5 раз больше, чем мужик с лошадью за весь световой день, и так не обессилит, как пахарь. Самые тяжёлые работы возлагаются на машины. Только благодаря знатокам машинного дела получим больше зерна, молока, мяса, шерсти и другой сельскохозяйственной продукции.  Тогда жизнь станет благодатной. Деревня заимеет своих агрономов, инженеров, механиков, учителей, врачей. Труд пахаря, сельского труженика будут почётными. Разве можно от этого отказываться?  Всем будет приятно жить,  осознавать себя нужным человеком.
Мы учились у Коваленко логическому мышлению, умению доказывать истину.
15 августа 1929 года президиум Омского окружного исполкома рассмотрел и  утвердил  все подготовленные документы для "Трактороцентра" по созданию в  Калачинске МТС. Коваленко со всеми бумагами укатил в Москву. С чем он вернётся? А может там останется?  Это волновало многих.
25 сентября  1929 года все служащие, крестьяне райцентра и окрестных деревень собрались у железнодорожного вокзала  -  получили сообщение, что на станцию прибывают трактора. Радостных разговоров много, словно приезжают дорогие гости. Все возбуждены и горят желанием увидеть новенькие машины.
Вспомнили появление в  Калачинске первого "Фордзона".  Стоит на  платформе вагона  вроде бы небольшой, а тяжёлый. Как к нему подступиться, не знают.
- На платформу  в городе краном ставили, а как здесь сниму  -  не знаю, - ворчит  собственник прибывшего груза. – В Калачинске ничего нет, чтоб тяжесть снимать.  Может, на катках?
- Что ты, сразу на бок съедет!
Думали-думали и ничего не придумали. Пришлось обращаться в Омск. Приехал американец. На нём - лёгкая светлая шляпа, коричневые в белую клетку брюки и такая же по цвету жилетка, одетая на белую шёлковую сорочку. Идёт и помахивает тростью.
- Грузчика прислали! - от этих слов мужики, приглашенные помочь снять трактор, смехом подавились.
Американец, помахивая тросточкой, смело подходит к платформе, указывает на плахи, лежащие рядом с трактором,  и чисто по-русски говорит:
- Клади доски. Заводи мотор и спускай  "Фордзон" вниз.
Повернулся и ушёл, а за вызов пришлось золотом платить. Бывают чудеса, если, кроме коня, ничего на свете не видал.
Встречающие вдалеке увидели чёрные клубы паровоза.
- Идёт! Идёт!  -  послышался радостный крик.
Перрон забит народом. Приближается товарный поезд. Клубящийся пар не даёт разглядеть груз. Вагонный состав замедляет ход. Скрип тормозов. Паровоз последним своим дыханием так обдаёт стоящих на  перроне людей  паром, что не видно друг друга. Рассеивается лёгкое облако.  Восторженный громкий возглас:
- Ого, сколько!
На платформах стоят, сверкая вороновым цветом,  25  новеньких колёсных тракторов.
Тут же появляется  Илларион Коваленко.
- Вот вам трактора и директор МТС, -  говорит он,   заливаясь  радостным смехом.
Технику выгрузили, но не отправили на приготовленный для них машинный двор,
 расположенный на западной окраине райцентра. Все трактора выстроили в линейку на привокзальной площади. Целую неделю не отходил от свежевыкрашенной  техники  любопытный народ. Крестьяне, приехав в райцентр на рынок, спешили к вокзалу, чтобы посмотреть на диковинки. Среди домотканой одежды выделялась высокая фигура в чёрной шляпе и кожаном пальто. Это Коваленко разъясняет  крестьянам достоинства прибывших машин.
- Потянет  ли двухлемешный плуг? – ставит он вопрос, чтобы заитересовать народ. Смешно  говорить  -   у него свой плуг. Цепляй и паши на глубину 20  сантиметров.
- Так уж двадцать?
- Не меньше  -  агроном проверит. Будет не та глубина, заставит перепахать. Сомнева-
ешься  в  силе трактора? Смотри, какие зубья на колёсах! Может  где-нибудь  он  застрять?
Уже  20 сентября по проблемам МТС  прошло заседание представителей деревень и уполномоченных райисполкома. Присутствовало 302 человека. Совещание  рекомендовало:  в первый год МТС  сосредоточить всю работу в Калачинском,  Куликовском,  Архангельском, Стародубском, Тургеневском и Воскресенском сельсоветах.  Совещание поддержало мнение председателя Куликовского сельского Совета Родиона Яковлевича Маслакова, который заявил в своём выступлении:
- Я приветствую организацию  МТС  в нашем районе как глубокую поддержку правительством  всех деревень. Нужно проводить работу среди населения. Начинать надо с актива. Буду всех агитировать, чтобы вступали в колхоз. Нам широко открыли двери в новый мир. Хватит прозябать, надо действовать. В  населённых пунктах надо выпустить стенгазеты.
Районное совещание рекомендовало:  в первый год сосредоточить все силы в  Калачинском, Куликовском,  Архангельском, Тургеневском и Воскресенском сельских Советах. В сёлах прошли собрания актива, бедняков и середняков.
10 октября исполком райсовета провёл расширенное заседание об оказании помощи машинно-тракторной станции. Обсудив вопрос, исполком создаёт комиссию, чтобы разрешить все организационные проблемы, связанные с работой МТС. Комиссию возглавил заведующий земельным отделом Г. Бунчук - опытный аграрник, членами комиссии утвердили от райзо Никиту Долгих, от райкома партии меня, вошли в комиссию и другие. Комиссии  предстояло  ускорить завершение  землеустройства  в  связи  с образованием  коллективных объединений, провести заключение  договоров  между  колхозами  и  МТС, организовать  подготовку  новых  кадров  для  сельского хозяйства. С учёбой кадров пришлось немало поработать. Получать новую специальность приезжали малограмотные и неграмотные крестьяне. Пришлось для них открывать вечерние школы, чтобы подтянуть их грамоту для  освоения новой профессии. Школы возглавили в Калачинске Никита Алексеевич Долгих, в Тургеневке  Иван Иванович Предит,  в Куликово Щитов. Такие школы прозвали в народе колхозными университетами. Народная мудрость не ошибается:  решались многопрофильные задачи:  повышали общую грамотность и выпускали трактористов, механиков, ремонтников машин, бухгалтеров и счетоводов. Для обучения крестьян привлекли опытных учителей и инженеров из Омска из своего района. Слушатель народного университета Иван Костин позднее стал секретарём Калачинского райкома партии, многим такие колхозные университеты открыли возможность, работая над собой, получить специальное среднее  и высшее образование, стать мастерами аграрного дела.
План, намеченный комиссией  в поддержку МТС, выполнен был с честью. МТС  по
договорам  первоначально обслуживала 6 колхозов. Зона  обслуживания расширялась, охватив 15 населённых пунктов. В  её  распоряжении   - 30 тракторов " Интернационал", два колхозных  " Фордзона" и  794 рабочих лошадей. Появление тракторов у МТС приостановило отлив из колхозов,  происходивший в начале 1930 года, а  в зоне обслуживания МТС  всего несколько семей покинули колхозы. К началу сева вошли в объединения ещё 928 единоличных хозяйств.
Весной  1930  года  с помощью тракторов  МТС  трактористы провели сев на площади более 10-ти тысячах га. Лишь на 2 036 гектарах  сеяли с помощью конных сеялок и вручную. Обычно осенние уборочные работы крестьяне затягивали до той поры, пока их с полей не выгонял снегопад. В 1930 году колхозы зоны МТС   завершили   уборку урожая зерновых культур 5 октября. Валовой сбор зерна в сравнении с 1927 годом превышал на 41371 тонну -  большую прибавку в увеличении производства зерна дали созданные коллективные хозяйства. Колхозам крепко  помогла  техника машинно-тракторной станции, что позволило сблизить интересы крестьян и правительства.   


РАСКУЛАЧИВАНИЕ


1929-1930 годы полностью связаны с проведением сплошной коллективизации в дере-
вне. Были перекосы в большом деле. Суровые меры принимались к тем, кто не соблюдал законы. Так, у злостных неплательщиков налогов, укрывателей хлеба, не желающих выполнять задание  по продаже государству, конфисковывали орудия труда, скот и даже избы, что вызывало у них озлобление на власть.
В  Куликово  в конце 1928 года  создали колхоз (от коммуны отказались). Сельхозар-
теле  передали чистодающую молотилку, отобранную у Беликова за невыполнение обязательства по продажи хлеба государству. Беликов с помощью своих подручных попытался вывести молотилку из строя. В сноп вставили железный стержень. Заработала молотилка, и из барабана вылетели несколько зубьев. Беликов распустил по селу слух:
- В колхозе нет людей, знающих устройство молотилки. Поломаются машины, и
 колхознички ни с чем останутся.
Волнения крестьян происходили. В Исилькульском районе будоражились в сёлах. Про
тест был и в Калачинском  районе. В деревне Архиповке  на собрании, которое  проводил агроном Никита  Алексеевич. Долгих, отвергли создание колхоза. Прищли  на собрание, как когда-то в  Стародубке, только женщины.  Шуму было очень много, но без разборки и драки.  Через три дня он провёл собрание по организации колхоза уже в спокойной обстановке -  перевес в обсуждении взяло сообщение, что хозяйство будут обслуживать трактора  МТС.  В Ишимском районе возник настоящий крестьянский бунт. О нём  было известно калачинцам. Мне  хотелось узнать, как к ишимскому событию относятся бедняки. Спросил об этом  батрака  Ивана Журавлёва.  Он, не задумываясь, ответил мне:   
- Забузили,  заартачились   богатенькие.  Кого они подняли против власти?  Бедноту?  Кукиш с маслом не видели? Пригласили  притихшее   офицерьё.  Знаю, как нашего брата всякие   Сердюки да полковники Вайцешко шомполами да нагайками учили. Богатеи запугать нас вздумали. Калачинцы поехали добровольцами усмирять их. Узнать бы, кто из батраков к ним примкнул? Не получилось восстание.  Ничего у них и не выйдет, потому что простой народ за ними не идёт.
Разобраться в той сложной обстановке, которая в то время сложилась в стране, было
трудно:  не поймёшь порой, что лучше, что хуже. Бухарин стоял на позиции защиты кулака. Вдруг  "Правда" 19 февраля 1930 года утверждает, что с кулаком надо разговаривать языком свинца. Западносибирский крайком партии нажимает:  коллективизацию завершить к началу сева 1930 года. Мы считали, что у нас в запасе больше года, а оказалось, что надо спешить, быстрее поторапливаться. Особенно настаивал на быстрейшем завершении коллективизации 1-й секретарь крайкома партии. Мы понимали, что поспешность в большом деле вызовет недовольство у людей. Как быть? Но директивы надо выполнять. Возможно, Сырцов и Эйхе, руководители Западносибирского края,  этого добивались? Шатания в стране на гране бунта,  можно  и  заявить, что  взятая  линия на развитие страны не понята народом. Но их позиция по ускоренной коллективизации не прошла. Позднее Сырцов и Эйхе оказались в лагере оппозиции..
2 марта 1930 года газета "Правда" опубликовала статью Сталина "Головокружение от
 успехов".  Она, эта статья, явилась для нас,  как снег на голову в летний день. По утверждению Сталина, мы на местах довольны, что  поворот деревни к социализму обеспечен. Удовлетворён и он быстрой коллективизацией. Но Сталин резко критиковал действия властей на местах за то, что нарушали принцип добровольности при вступлении в колхоз. Вместо колхозов внедряли коммуны, обобществляли приусадебные участки, жилые постройки, молочный и мелкий скот, птицу.
Недостатки, отмеченные Сталиным в статье, бытовали и у нас в районе в  полной мере.
 К 1920 году в районе действовали  72 коммуны. Считали, что коммуна по своей форме ближе к социализму, чем колхоз. Чётких разъяснений по этому поводу у нас не было.
2 апреля того же года "Правда" напечатала вторую статью Сталина  под заголовком
"Ответ товарищам колхозникам". Он   в  более  резкой форме  говорил об  ошибках  при проведении  коллективизации, критиковал  за   допущенные  насилия  в области хозяйственных отношений с середняком. Того, кто такое допустил, Сталин отнёс к категории уклонистов- загибщиков, левых загибщиков.
После двух выступлений товарища Сталина в газете "Правда" начались выходы из
колхозов. Не хочу сказать, что они были повальными, но всё-таки были. Удивляло нас, что Сталину известны наши недостатки в работе. Наш район крепко выручила МТС:   в её зоне почти не было выбытия крестьян из колхозов. Машинно-тракторная станция стала нашим знаменем в укреплении связей с деревней. К весне МТС уже имела 49 тракторов. Осенью приток крестьян в колхозы возрос -  влились в сельхозартели  900 единоличных хозяйств. Созданные коммуны преобразовывали в колхозы. Когда перед коммунарами ставили этот вопрос, они единогласно голосовали за колхоз, ибо хорошо познали, на  себе прочувствовали коллективный труд  без  принуждения  и  насилия.
Сильно переживали перевод коммуны в колхоз коммунары коммуны " Заря любви". В 
течение многолетнего труда небольшой коллектив сплотился. Жили как одна родная семья. Несмотря на то, что ежегодно переизбирали председателя правления коммуны, хозяйство их крепло год от года. Никак не могли понять коммунары: чем же  они не угодили кому-то  в районе? Налоги аккуратно платят. Зерно поставляют государству своевременно. Но коммуна стала притчей   во  языцах  -  никак не хотят иметь её в районе, чтобы в сводках   не маячило слово "коммуна". Согласились коммунары перейти в колхоз,  создав  свою сельхозартель, то  есть они лишь за переименование. Чиновник из райзо понял, что никакого колхоза у них не получится  -  все равно  будут  жить коммуной,  поэтому выдвинул им довод: 
- Земельные площади у вас небольшие, трактору на них не развернуться, так  что иди-
те в потанинский колхоз. Это твёрдое указание из района.
Коммуна "Заря любви" ни  в    какой  колхоз не влилась  - просто через 9 лет успеш-   
ной работы    (даже в трудные голодные годы выжила)  её не стало. Основатель коммуны Никита Бондырев перебрался  с семьей в село Георгиевку, в соседний Кормиловский район, несколько коммунаров стали жить в Потанино, многие выехали работать в образованные совхозы  области.
После статей товарища Сталина начались разборки. Калачинскому райкому партии
досталось на всю катушку. Бюро Омского окружкома партии осудила методы проведения коллективизации в нашем районе  -  вон  сколько коммун настряпали! Распущено  полностью бюро райкома партии. Были освобождены от  своих обязанностей  секретарь райкома Романюк, предрик Корнев, заведующий райзо Бунчук, председатель райколхоза  Колеух. Убрали и меня с должности заведующего АППО райкома партии
По раскулачиванию  ко мне претензий не было, хотя других крепко  потрясли. Собрания  по  раскулачиванию я  проводил в  селе  Куликово  вместе  с  председателем  сельсовета  Родионом  Яковлевичем  Маслаковым. Я тогда  был  там   секретарём  сельской  партийной ячейки. Из 420 домохозяев предстояло рассмотреть положение 27 зажиточных крестьян.
Такие собрания в селе Куликово вёл председатель сельсовета Родион Маслаков. Процедура ведения собрания проста:  называют фамилию сельчанина крепкого хозяйства, даётся характеристика  его хозяйского двора, проводят обсуждение и решают:  выселять или нет его из села. Думал, что на таких сборищах канители не оберёшься  - всё-таки решается судьба односельчанина, с которым  жил  много  лет  бок  о  бок, но у граждан села  на этот счёт своё суждение, своё отношение к обсуждаемому на собрании вопросу.
Родион Яковлевич  степенно объявляет собранию:
- Иван Сидорович Чёрненький. Знаете такого?
Из общей массы раздаются выкрики:
- Знаем!
- Известен!
- Говори о нём.
Маслаков читает по бумажке:
- Чёрненький  засевает 80 десятин пашни. Владеет шестью лошадьми. Добрые кони у Ивана  -  каждый  мечтает таких заиметь, -  комментирует Родион. -  Во дворе  -  4 коровы. Летом дают по 8 ведер молока  - породистые коровушки. Каждый год у него  - 12 овец. Сейчас пущены в зиму три полуторагодичных бычка, нетель и два телёнка. Гусей, уток, куриц много – птичье мясо едят зимой и летом. У него работают круглый год три батрака и батрачка. На весенне-летний  и  осенний  сезоны нанимает ещё четырёх работников. У меня всё, - заключает  Маслаков.  -  Ничё не упустил?
- Всё так!
- Известно, чё у него есть.
- Какие вопросы будут к Ивану Чёрненькому?  - спрашивает председательствующий.
Роковое молчание.
- Чё молчите? Може, кто хочет сказать?
Опять из зала ни звука. Что за народ? Выйдут на улицу, начнут косточки перемывать   -  не остановишь. Не успокаивается  Маслаков:
- Може, кто вспомнит 22-й год? -  И после паузы добавляет:  -  Помогал же.
- Чё помогал?! –  вскакивает с места и кричит вдова Журавлёва, -  Просила тогда полведра гречки, чтоб сыночка сохранить. Отработаю, говорю. Не поделился. Сказал тогда: "Помрёт, ещё родишь". Вот какая гадюка жадная!
- Да чё о нём толковать?   -  Поднялся старик на ноги и с запалом говорит, словно сухую картошку глотает. -  Дарья просила нонче четыре доски на гроб отцу. За деньги, а не так. Не продал. Говорит:  "Власть тебя обеспечит. Иди к Маслакову". Чё молчишь, Дарья?
- Аль не знаете его?  Чёрненький он,   и  дела у него чёрненькие.  Кто о  нём доброе словечко замолвит? Кто?  -  выпалила  Дарья  стоя, села и добавила:  -  Бабы вспомните своих  деток, как вы их умывали слезами. Тогда просила отдать мне, что заработала у него. Чё, думаете, он мне ответил?  "Ты, Дарьюшка, не знаешь, что суховей весь урожай  сожрал?" А у самого в амбарах зерно лежит, своё и крестьянское. Потеряла я в тот год мужа и детей. Пусть же съезжает с села с моим долгом. Прощаю ему, бедненькому.
 - Права Дарья. Сволочной он. Три мешка овса у него заработал. Лошадь не дал, чтоб домой увезти  -  надо коней  в табун гнать. Через три дня захожу, а он егозит, глазки прищурил, злые такие:  "Ты у меня давеча  овёс забрал!"  Ещё и перекрестился. Вот  какая  нехристь! Три года на него горбатился, а стал уходить,  три мешочка слямзил.
Поднялся со скамейки Иван Яковлевич Волошин и громко заявил:
- Я Ивану не должен, и он мне. Без него обхожусь. Пусть катится из села. Плакать не будем.  Только я замечу:  не стало в Куликово Ваньки и Митьки Глубоковских, и исчез красный петух. Поля осенью не горят, и амбары целы. Уедет Беленький, и молотилки без поломок будут работать. Самое страшное для  них, наверное, то, что мы без них лучше жить будем. Не хочу загадывать, однако точно знаю:  побираться по дворам не станем.
Думал я, сейчас поднимутся  Картавцев или  Беленький и скажут:  "Вы, мужики, что одну грязь льёте?" Да ещё уверять будут, сколько лет и сколько людей около них кормились. Молчат зажиточные, словно в рот воды набрали. Сидит Иван Чёрненький, опустив низко голову, молчит. Встал бы, да и повинился. Не догадывается? Или гордость не позволяет? Не привык голову склонять?  А зал накаляется.
- Нечего с ним шашкаться!
- Мироедствовал всю жизнь!
- Выселить его!
- Голосуй, Родион за высылку! Чего молчишь? Мало он у тебя крови попил?   
- Сколько  он хлеба сгноил, чтоб  государству  не досталось!
- И батракам хорошо не платит!
- Родион, ставь на голосование. Вон   его  из села!
Слушает Маслаков выкрики и спокойно к ним относится, зная, что ни один богатенький, нажившийся за счёт односельчан, не промолвит слово.  Если скажет одно-два  словечка, то ещё больше зашумят собравшиеся:  припомнят ему все злыдни, что он наворочил в селе.
Наконец заговорил Маслаков. Спокойным тоном он сообщает:
- Поступило предложение:  Ивана Чёрненького выселить.  Есть другие мнения?
Зал затих. Родион Яковлевич выжидает.
- Есть одно мнение.  Других предложений у меня нет.
Иван Чёрненький, склонив голову к коленям, закрыл лицо руками.
- Приступаем к голосованию. Варлаков,  Шеин, Лукьянов,  помогите мне посчитать голоса. Будьте внимательны  -  речь идёт о выселении всей семьи. -  Будто Маслаков уже жалеет Чёрненького.  -  Голосуем. Кто за то, чтобы выселить семью Ивана Чёрненького, прошу поднять руки.
Проголосовали:  238  -  за  выселение,  25  -  против.
Стали собираться в дальнюю дорогу семьи Самойловых, Беликовых, Картавцевых, Чёрненького и других. Им разрешили взять с собой две лошади, корову на одну семью и по 30 пудов груза на каждого члена семьи. Одни брали с собой плуг, борону, другие, на свой лад, ценнее для них домашняя  утварь;  другие  упаковывали холст, куделю, тулупы, кожьё, сыромятные ремни,  бельё,   -  всё пригодится на новом месте. Иван Чёрненький, кроме барахла,  набил два больших кованных сундука солёным свиным салом.
Через несколько лет мне пришлось по особому заданию побывать в так называемом Нарымском крае. Там я повстречал  выселенных  из села.  Никакого враждебного отношения ко мне не проявили, даже, как показалось мне, были  рады встрече  -  всё-таки из родных мест человек, не выражали никаких обид, ни злости на меня, хотя  я  непосредственно участвовал в проведении собраний по раскулачиванию. Обо всём и обо всех расспрашивали, кто проживает в Куликово, как работают в колхозе,  и поведали мне свою печаль:
- Нас всех обобрал здесь Ваня Чёрненький.
На поселении у сосланных  произошло непредвиденное. Приступили они весной к раскорчёвке леса, чтобы подготовить пашню, да и брёвна нужны для строительства жилья. К этому времени у многих продукты кончились. Об обеспечении питанием ссыльных никто из чиновников и не подумывал. На тяжёлой работе голодным не поработаешь. Не побеспокоишься сам о продуктах  в тёплое время, зимой нагрянет голодная смерть. Что предпринять? Пришлось идти на поклон к Ивану Чёрненькому. За  шмоток сала ему отдавали всё:  швейные машинки, сепараторы, холсты. Короче говоря, к  Чёрненькому перешло всё, что прихватили с собой при переезде. Полностью он их обобрал, ни с чем их оставил
Поселения сосланных первоначально управлялись комендатурами, которые управляли общественной и хозяйственной деятельностью поселенцев. Административная  власть тоже  находилась в руках комендатур. Сосланные  пошли со своим горем к коменданту.
- Ваня Чёрненький забрал у нас всё, -  пожаловались они коменданту. -  Надо его раскулачить.
Комендант оказался не бумажным бюрократом  - он сообразил быстро, о чём речь.
- Не так просто разрешить ваш вопрос -  личная собственность охраняется законом. Нельзя придти к нему в дом и забрать у него бывшие ваши вещи, так как он  их не воровал, а вы их сами ему отдали.
- Выходит, ему нас разорять можно.
- Первоначально вы говорили о раскулачивании. Тут есть кое-какая зацепка. Соберите собрание, создайте колхоз и рассмотрите вопрос о выселении  Чёрненького  -  тогда ваши вещи вернутся к вам.
Так они и сделали:  на собрании создали колхоз, решили дораскулачить Чёрненького и выселить его, как рекомендовал им комендант. Свои вещи они забрали у него и без разрешения комендатуры проучили Ванюшу:  сделали ему "тёмную"  -  хорошенько поколотили.
Кстати сказать, в 1937 году, когда стала действовать новая конституция, комендатуры ликвидировали. Бывшие кулаки обрели полные политические права граждан Советского Союза.
   


 
ВСТРЕЧА  С  ПАРТИЗАНАМИ


Вот такие беседы я вёл с бойцами спецотряда под белорусскими ёлочками, сосёнками,
 берёзками. Минут 20-30 спорим, обсуждая услышанное, бойцы приводят множество примеров, которые случались в их деревнях. После сна все заняты минным делом:  разбирают  и учатся устанавливать  их  -  пригодится каждому.
Весна не спешит с теплом. Вышли мы 2 марта, уже 8 апреля, а приходится  ещё идти на лыжах.  Корка наста уже пропитывается влагой, но снег пока бурно не тает  -  нет луж. Лыжи плохо скользят, а  до места предполагаемого базирования надо пройти ещё километров 120-150. Перед рассветом преодолеваем непролазный лес. Нам преграждают путь толстенные стволы дубов и молодая поросль берёз. То лыжа упёрлась в ствол, то застряла она между двух тонких берёзок. Это от усталости ноги плохо подчиняются, стремятся двинуться в сторону, не хотят скользить по накатанной лыжне.
Цепочку отряда возглавляет командир Градов. Я в этот раз  -  замыкающий. Ничто в такой глухомани не предвещало встречи с людьми, и вдруг слышу разговор, что из ряда вон выходящее по нашим правилам. Цепочка остановилась. Обхожу бойцов и иду вперёд. Вижу:  Градова обступили несколько человек. Оказывается, начальник разведки Дмитрий Меньшиков и его  помощник  Фёдор Назаров натолкнулись на двух партизанских разведчиков и привели их сюда.
- Знакомьтесь:  это наш комиссар Егор, а это разведчики  Тимофей  Ясюченя и  Григорий  Лозобеев, -  представил командир.
Крепко пожимаю руки партизанским разведчикам. У них радостные лица  -  встретили своих, да и  мы довольны  -  шли же к  партизанам,  для нас это очень важно.
         - Пойдёмте с нами в отряд, -  предлагает Тимофей Ясюченя.  -  километров 30 до нас.
  Понятно, мы не отказываемся от приглашения  -  нам надо установить связь с отрядом.  Командир даёт согласие  посетить отряд. Решили идти днём, не дожидаясь темноты.
- В каком мы районе?  -  спрашиваю я  у партизан.
- Богомельский, -  сразу же отвечает словоохотливый Тимофей.  -  Это  -  Бегомельский лес.
- Оккупанты сюда нос не суют  -  страшатся глухомани,  -  заявляет  Лозобеев.
- Их надо ожидать везде,  -  замечает ему командир.  -  Они же захватчики  -  хотят навести всюду свой порядок.
Идём уже три часа. Ночной и дневной переходы навалились усталостью. Командир  отдаёт приказ:  на лесной полянке сделать привал. Сквозь деревья видны вдалеке строения.  Спрашиваю у разведчиков:
- Как прозывается  деревушка?
- Уборки,  -  тут же отвечает  Тимофей.
- Сплошная глушь,  - добавляет Григорий.  -  Немцы сюда не заходят.
- Оккупантов, уверяете,  в ней нет?  - строго спрашивает Градов  -  он почувствовал, что партизаны, не зная обстановки, уверенно  отвечают  -  могут и ошибиться.
- Чем чёрт не шутит!  -  замечает Алексей Лось, наш начальник штаба. – Надо проверить.
Меньшиков с разведчиками скрытно пробирается к деревне.  Мы следим за ними. Перелеском подходят к строениям. Подают сигнал:  враг в деревне!
- Вот тебе и никого нет!  -  укоряет командир Лозобеева.  -  Надо быть бдительными. Видимо, немецкий дозор заметил наших разведчиков, поднял тревогу. Оккупанты, посчитав,  что партизанский отряд малочисленный, решили разгромить его. До роты чёрных мундиров двинулись к опушке, скрывающей нас. Командир спецотряда приказывает:
- Залечь на краю опушки! Без моей команды огонь не открывать!   
Залегли бойцы. Это первый бой спецотряда с гитлеровцами. До этого была небольшая стычка с полицаями в деревне Замошье  Лепельского  района. Лёгкое ранение получил боец Розум  -  рана у него зажила в походе. Тогда на нас не нападали, а мы окружили дом и выдворяли из него полицейских. Сейчас в наступление шли эсэсовцы. Идут в полный рост. Впереди всех  – тонкий, как жердь, эсэсовский офицер, размахивая руками, кричит.  Слышны их возгласы:
- Рус ставайс!
- Бандит  -  капут!
Замерли бойцы. Уже видны нашивки на чёрных шинелях, очертания их злобных лиц. Эсэсоцы залегли. Поднимается фашистский офицер и кричит.  По приказу Градова автоматчик короткой очередью сразил вражеского офицера. К офицерскому трупу  пристраивается пулемётчик, и он убит автоматчиком. У партизан мало оружия  -  стреляет один. Бросаются снова в атаку. Уже близки раскрасневшиеся от бега  рожи.
- Огонь! -  раздаётся приказ командира.
Фашисты, зная, что партизаны плохо вооружены, ошарашены ливневым огнём  из ручных пулемётов, автоматов и винтовок.  Тут же  удирают с поля боя.  Забегают  в деревню, забирают у крестьян подводы и убираются в город Борисов, выкрикивая  напоследок:
- Десант!  Десант!
Через некоторое время после бегства карателей спецотряд  вошёл в деревню  Уборки. Жители были рады нашему приходу:  мы спасли их от убийц и поджигателей. Встречая бойцов, старик сказал нам: 
- Мы рады нашим воинам. Верили:  придут и отхлещут оккупантов. Вы бы видели, как фашисты драпали из деревни!  Зверьё умчалось. "Десант, десант!"  -  кричат.
В деревне мы расстались с лыжами. Облачились в  летнее обмундирование и двинулись к партизанскому отряду. Идти по болоту без лыж ни сколько не легче:  то скользишь с кочки, то  ногой на неё натыкаешься.
На партизанской стоянке  -  тёплая дружественная встреча бойцов-москвичей с партизанами-белорусами. Принимают как родных.  Приятное впечатление оставляет командир партизан Сергей Долганов, стройный,  по-военному подтянутый. Лейтенант попал в окружение, к  своим пробиться не смог, создал небольшой партизанский отряд, который постоянно проводит диверсии. Больше всего обрадовало Градова и меня то, что в отряде находится бывший секретарь  Смолевичского райкома партии Иван Иосифович  Ясинович. Он прибыл в партизанский край, перейдя линию фронта, по заданию компартии Белоруссии.
Сразу же  вчетвером, Градов, я, Долганов  и  Ясинович, обсудили создавшуюся обстановку. Иван Иосифович , побывав в каждом партизанском отряде Бегомльского района, пояснил подробно о положении дел у партизан. В заключении он сказал нам:
- В районе действуют 7 отрядов. Вооружены  слабовато, но бьют оккупантов. Правда, на мой взгляд, наносят фашистам слабые удары.
- В чём дело, Иван Иосифович? -  спросил его Градов.
- У вас, товарищ Ясинович, большие партийные полномочия.  Действуйте. Не только уговаривать надо, но приказывать  -  война идёт. Вам не нужно напоминать, что речь ведём о жизни Родины. Пассивность не приведёт к победе.
- Общими усилиями поведём партизанскую войну.  Верно заметил комиссар,  -  найдя зацепку, продолжил командир спецотряда.  -  Доверять и строго спрашивать. Страна ждёт ощутимых ударов в тылу по врагу. Политическая ответственность и героическая стойкость должны проявляться во всём.
- Иван Иосифович, я очень рад встрече с вами: не чекисты, а вы возьмёте в сои руки все идейно-политические дела. Не возражаете?  -  предложил я Ясиновичу.
- Какие могут быть возражения?!  Для этого я и послан сюда.
Установлен контакт, доброжелательный и необходимый, и Градов задаёт вопрос командиру партизан:
- Каково положение вашего отряда, товарищ Долганов?
Лейтенант Долганов начал чётко пояснять:
- Наш отряд  малочислен. Но вооружены все. Есть ручной пулемёт. Автоматов, правда , маловато.
Его перебивает Градов:
- Что же немцы не поставляют вам автоматы?
-  Ежедневно делаем вылазки, -  в оправдание отвечает командир отряда партизан.
- Нужно всех хорошо вооружить.  Добыть оружие, взрывчатку  -  первейшая задача, -  говорит командир спецотряда и задаёт вопрос  Долганову:  - Можете разбить гарнизон в соседнем селе?
- Силёнок маловато, но можно попробовать.
- А  если двумя-тремя отрядами?
- Эффект, безусловно, будет другой.
- Необходимо срочно объединять силы,-  заявил Иван Ясинович.
- Сегодня пошлю связных во все отряды. Надо собраться здесь.   
- С полуслова нас понимаете, Сергей Николаевич. У вас запасная база есть?
- Нет.
- Как же так? -  удивился Градов.
- Можем укрыться в глухой деревне.
- Это же прямой объект для немцев. Это одно. Второе:  нельзя подставлять под удар жителей. Сожгут село и расстреляют всех  -  не возьмёте же вы с сбой немощных стариков и больных. Далее. В деревне долго не отсидитесь. В населённом пункте не будет никакой манёвренности -  все дороги  идут  к жилью  -  немцы в один миг подкатят туда  и притянут такие силы, какие им нужны. Запасную базу необходимо иметь.  Вот там вы можете отсидеться некоторое время. К битве с врагом надо готовиться основательно.
Разговор получился продолжительный, но очень полезный. Попутно я задал вопрос  Градову:
- Вы, Станислав Алексеевич, партизан с большим стажем, с самой гражданской. Как оцениваете  лагерь Долганова?
Командир нашего отряда со всей  резкостью заявил:
- Никуда не годен. С самолёта сразу вычислят. По кострам узнают. Маскировки нет.  Не  землянки соорудили, а норы вырыли. Пришёл партизан с задания, должен почувствовать себя дома, а не во временном лагере. Ему умыться надо и в баньку сходить нужно. С дозорными у вас порядок  -  ничего не скажешь. Но быт устроен плохо. Пока связные собирают партизан, сделаем всё  по всем партизанским правилам, чтобы наглядным примером для всех быть.
Всю неделю бойцы двух отрядов валили лес, распиливали брёвна на доски, занимались земляными работами. Соорудили просторные землянки и блиндажи, вырыли окопы. Появилась кухня, столовая и баня. Всё сделано с учётом маскировки, чтобы не засекли лагерь с воздуха.
. Вечерами Градов делился с партизанами своим боевым опытом.
  - Вот село, -  говорит он сидящим рядом с ним партизанам и ставит на стол спичечный коробок. -  С юга к нему подступает лес. -  Рассыпает спички перед коробком. -  С севера  -  равнина, чистое место. В километре от неё -  шоссе,  от которой к селу пролегает грунтовая дорога. -  Выкладывает спичками шоссе и дорогу. -  С  какой  стороны лучше проникнуть в населенный пункт, занятый врагом?
- Ясно, из леса безопаснее войти в село, -  спешит сказать самый молодой знаток
- Лес к самым огородам подходит? -  уточняет пожилой партизан.
- Да. Почти…
- Тогда, понятно, лучше из леса идти в село,  -  соглашается второй с суждением первого.
Градов, прищурив глаза, скрывает усмешку и терпеливо поясняет им:
- Наверное, как и вы, так будут рассуждать и немцы -  партизаны полезут из леса. Поэтому с южной стороны села поставят усиленные дозоры, пикеты. Враг посчитает, что по чистому простору побоятся идти. Вот и  используй эту брешь. По дороге не иди и в первый дом не заходи  -  там может быть засада. -  Далее напутствует:  - Прямиком в населённый пункт не заходи  -  бережёного кто бережёт? То-то. Обследуй всё, изучи местность, продумай свой заход детально. Прояви смекалку, партизанское чутьё. Знаешь, что немцев там нет, не верь себе  -  проверь ещё раз. Напоролся на засаду, не трусь, иначе уничтожат, действуй смело, решительно.
Идёт группа, впереди всегда должны быть разведчики, даже в самом безопасном месте.  Бдительность - основа партизанской жизни. Точных рецептов дать не могу  -  обстоятельства могут  возникнуть самые невероятные, так что проявляй во всём партизанскую находчивость, изворотливость.
В лагерь из  Бегомльских лесов пришли партизаны из отрядов и групп. Внимательным взором осмотрели долгановский  лагерь  - понравился. Перед ними выступил Ясинович. Он обстоятельно осветил обстановку на фронте, положение в партизанских лесах и заявил:
- Мы пошли в партизаны не для того, чтобы отсиживаться в лесах, а чтобы бить беспощадно врага. Что может сделать партизанский отряд. Какой урон он нанесёт врагу, если отряд из  пяти-пятнадцати человек. Этому будут рады только немцы. Они всегда смогут такой малочисленный отряд задушить, уничтожить. Хватит чирикать в лесу. Надо стать грозой для гитлеровцев. Это под силу только крупному, хорошо вооруженному отряду.
Ясиновича поддержал командир спецотряда майор Градов:
- Это не просто пожелание уполномоченного Минского обкома партии, а приказ Центра. Дан приказ:  прервать доставку грузов, армейское пополнение к фашистскому фронту. Что может совершить отряд из пяти человек?  За десятиднёвку пустит под откос 3-4 вагона и  -  всё. Вспомните мощный отряд Щорса, его бригада беспощадно громила немцев и контру. Отряд  должен быть крепким кулаком, чтобы бить врага. Родина ждёт от вас боевых действий.
Ряд отрядов и групп сразу же влились в отряд  Долганова. Но нашлись  такие командиры,  которые посчитали, что  создали отряд и другому командиру подчиняться не будут,                хотя отряд очень малочислен и  ущерба врагу  нанести  не сможет. Соединениям партизан,  в том числе и отряду Долганова,  дали задание: свершить диверсии и доложить Ясиновичу. Те отряды, в которые  влились  другие отряды, чтобы воевать, быстро выполнили задания. Две группы не явились.  Их отыскали и,  как не способные  вести боевые  действия,  были распущены. Некоторые партизаны из этих групп вошли в отряд Долганова.   
Пока шло строительство в лагере, собирались представители партизан, начальник нашего штаба  Алексей Лось обучил подрывников и спустил под откос два фашистских эшелона. Он создал в отряде Долганова диверсионную группу. Нам в проводники командир отряда дал партизана  Тимофея  Ясюченю, который облазил все места и мог провести спецотряд к Минску без столкновений с гитлеровцами. Отряд  Долганова, получивший имя  -  "Борьба"  окреп духовно и  пополнил свои ряды. Об этом мы доложили по рации в Центр. Первый шаг  к выполнению своей задачи    -   установили связь с партизанами  Богомльского района  -  спецотряд сделал, не имея в своих рядах потерь.


К   ОПОРНОЙ    БАЗЕ


Сможет  ли спецотряд успешно подойти к  Минску, чтобы связаться с городским подпольем и партизанами  для оказания им  помощи? Это волновало нас ежедневно, начиная от командира и кончая любым бойцом. Не менее беспокоился о нас и Центр. Требуя ежедневных сообщений. Под вечер каждый раз Градов, Лось, Ясюченя  тщательно анализировали дальнейший путь следования.
Наш проводник Тимофей  Ясюченя быстро сошёлся с начальником штаба. Они  всегда следовали друг за другом. На привалах Тимофей рассказывал об особенностях белорусского леса, о тайнах многочисленных болот,  Алексей описывал красоты дальневосточной тайги, её флоры и заманчивых для охоты зверей.
Нам предстояло пересечь магистральное шоссе и железнодорожный путь. Разведчики доложили:  в каждом населённом пункте  полно немецких вояк. Следовательно, мы могли проживать  только в лесу. Нас  это  не  страшило  -  обогревала весна.
Ясюченя верно указал место для перехода шоссе. Ночью, не поднимая шума, спецотряд уже в составе около 50-ти  бойцов благополучно пересёк шоссе и скрылся в лесу.
Железнодорожную магистраль  гитлеровцы усиленно охраняли. У разъездов и переездов выкопали окопы, соорудили блиндажи. По железнодорожному полотну шастали патрули беспрерывно.  По стальным рельсам   курсирует дрезина с автоматчиками. По сигналу о помощи с любого места к ним подскочит вооруженная поддержка с двух сторон. Гитлеровцы тщательно оберегали главную артерию, питающую фронт.
План для перехода пути  прост:  разведчики  выскакивают  на  железнодорожную  насыпь, и под их охраной отряд переходит железнодорожные линии.  Ночная тьма позволит преодолеть насыпное полотно незаметно. Разведчики во главе с начальником разведки  Дмитрием  Меньшиковым подбираются к железной дороге.  Отряд движется следом за разведчиками и готов к броску. Но немецкие  патрульные заметили разведчиков и открывают стрельбу. К ним на помощь бежит охрана с переезда. К  разведке командир посылает группу автоматчиков во главе с политруком-порграничником  Алексеем  Николаевым. Группа вступает в бой, отвлекает противника и даёт им возможность проскочить железнодоржные пути.  Спецотряд идёт в атаку, чтобы, пока не заняли оборону охранники, прорваться на другую сторону насыпи. В это время командиру докладывают о тяжёлом ранении Дуба.
- Может идти? -  спрашивает Градов.
- Нет!
Командир моментально принимает решение:  атаке  -  отбой и углубиться в лес. Действительно, переход  через  железнодорожное полотно с раненым на руках  -  хорошая мишень для  фашистов,   можно потерять бойцов. Спецотряд углубляется в пущу. Охранники не решились на преследование, не зная намерение отряда. В лесу Иван Лаврик осмотрел Дуба:  ранен в ногу и прострелена грудь. Перевязывает переводчика. Сооружаем носилки для него. Чтобы избежать  фашистской погони, уходим дальше в лес. Отряд нагоняет группа автоматчиков с Алексеем  Николаевым, посланная на помощь разведчикам  - встречи у них с бойцами Меньшикова  не произошло.  Судьба разведчиков  неизвестна. Они не прибыли в отряд.  Что случилось с ними?
Подойдя к границе Логойского района, отряд в глуши леса обнаружил дом лесника. Командир сообщает нам своё решение:
- Карла Антоновича оставим у лесника  -  тяжелораненому нужен покой. Так рекомендует  наш доктор Лаврик.
Но протестует лесник.
- Что вы, что вы!  Здесь бывают немцы. Ему и мне  -  смерть.
- Мы тоже будем  бывать здесь  -   проведывать товарища, - заявил я хранителю леса.  - Гора с горой не сходятся, а человек человека всегда найдёт.
 Не выдержал нашего напора лесник и согласился упрятать раненого в  глубине леса.
- Никому ни слова о нём, в том числе и семье,  -  предупредил его командир.-     Вот тебе марки. Будешь покупать для него продукты в деревне. Под землёй найду и уничтожу как последнего гада, если  не сбережёшь нашего товарища, -  заявил напоследок леснику Станислав Алексеевич.
Как сейчас вижу поднятую вверх руку Карла Антоновича, сжатую в кулаке.
- Рот  фронт!  -  говорит он нам напоследок.
Встретимся ли? Надёжным окажется  лесник?
Жизнь не улыбалась Карлу Антоновичу. Он из семьи революционеров.  Став коммунистом, в том же  1934 году сражался на баррикадах во время Венского восстания рабочих. Пришлось ему эмигрировать в Союз и сменить фамилию. Работал на автозаводе. Началась Великая Отечественная война, идёт  добровольцем в армию. Ясно, что встречаться с фашистами он не мог. Не зря заявил нам:
- Я живым не дамся!  -  твёрдо заявил он и положил гранату в изголовье под подушку.
Снова в ночном походе. Пересекли железнодорожную дорогу без  единого выстрела. Под ногами постоянно хлюпает вода. Чем-чем, а водичкой богата Белоруссия. Снега и вода  -  её стихия. Нас идёт уже  52. Нашлись, кто преодолел  упорство командира.
Отлучился из отряда начальник штаба Алексей Лось с пятью бойцами. С ними ушел и Тимофей  Ясюченя. Им поручил командир отыскать место  для базирования всего отряда. Перед уходом  Тимофей сказал:
- Знаю такое местечко  -  залюбуешься. Ругать не станете  - всё под рукой. Копни  два  метра, и воды не вычерпать. Дороги далеко, а  Минск  -  10-12 километров. Туда  прямо поведу.
Вернулась поисковая группа через три дня. Начальник штаба заявил:
- Место Тимофей  выбрал замечательное. Кругом обошли  -  придраться  не к чему. Один ночной  переход  совершим и будем на месте.
И вот отряд пришёл  к  намеченному  местечку  -  Олешниковсий лес Логойского
района. Командир  спецотряда несколько часов обходил облюбованное местечко. Вернулся Градов  к тому месту, где под  елями и набухающими почками  дубами  улеглись на поляне прикурнуть бойцы спецотряда, увидел  лежавшего под ёлкой Ячюсеню. Он не спал и следил  глазами за командиром  спецотряда. Станислав  Алексеевич  поманил к себе пальцем Тимофея. Он встал, подошёл и выпрямился перед ним.
- Молодец! -  сказал  Градов и пожал ему руку.  -  Хорошее место выбрал для  лагеря.
            В походе договорились, что предстоит сделать в первый день прибытия на место.
Алексей Лось займётся отправкой на связь с партизанами бойцов-белорусов, он же ответственный за ближайшие дозоры. Дмитрий Меньшиков расставит дальние дозоры и разведует окружающую местность до Минска, где свели гнездо гитлеровцы. Мне поручалась вместе с Градовым подготовка к засылке связных в  Минск. На меня возложили приём партизанских представителей и подготовка к Первомаю. Командир спецотряда  взялся за оборудование  лагеря и аэродромной площадки, хотя он вникал в это время во многие другие дела, которых было достаточно много. Уже в обед Градов заявил:
- Объявляю для всех трехдневный выходной! Все, кто не имеет специального задания, через час выходит оборудовать лагерь. Командует  майор Градов. Вопросы есть? Вопросов нет. Ясно? Разойдись!  -  После длительного похода сооружение лагеря  -  действительно был своеобразным выходным днём  для бойцов  нашего  отряда.












ЦЕНТР   ПАРТИЗАН


Данные наших разведчиков, свои наблюдения основательно убедили, что в Минской зоне с июня 1941 года, то есть с самого начала войны, действует партизанское движение и подполье. Из всех небольших населённых пунктов партизаны выбили гитлеровские гарнизоны. Оккупанты окопались в крупных сёлах и  городах, соорудив там для своей безопасности окопы, блиндажи и доты, Введя круглосуточное патрулирование. Не принимали белорусы захватчиков, постоянно держа их в страхе.
В лагере полным ходом велось строительство круглосуточно. Работали по 12-15  часов. Никто не заставлял бойцов неимоверно удлинять рабочий день. Им нужно было перестроить свой режим дня. Многие не могли спать всю ночь. Просыпались, брали в руки топор и работали. Тяга к делу  -   привычка с детства быть занятым  физическим трудом не давала  спокойно лежать в шалаше. Какой сон, если можно махать топором, вдыхая смолистый лесной аромат и,  не обращая внимания на гудящий над тобой рой комаров, работать так, чтобы щепки летели от бревна, превращая его в четырёхгранный брус. Лихо идёт плотницкое дело, если спешишь перегнать соперника, работающего рядом с тобой. Нет покоя  Градову,  он с бойцами ранним утром спешит  к выбранному месту вдали от лагеря, где сооружается   аэродромная площадка. Начать приёмку самолётов с Большой земли  - его заветная мечта, поэтому сам трудится до упада, занимаясь валкой деревьев и выкорчёвкой пней, не отстают от него и бойцы, так что не  поймёшь, кто кого ухайдакивает.
Начальник лагеря докладывает командиру о готовности связистов. Спецотрядовцы уходят  отыскивать партизан  в северо-восточной Минской зоне.  В Червенский и Смолевический районы направились  Денисевич и Розум, в Заславльский  -  Вайделович, в Руденскй  -   Борисёнок, в Пуховичский  -  Ларченко. Какого результата они добьются? От них многое зависит, чтобы мы выполнили свою главную задачу, поставленную перед нами в Москве.
Меня терзала мысль о проведении первомайского праздника. Хотелось, чтобы торжество с нами разделили и жители. Приметил я весёлого, вечно неугомонного, всегда с шуткою старшину Якова Воробьёва и пригласил его к себе.
- Товарищ старшина, приближается 1-ое мая. Будем отмечать?
- Обязательно, товарищ комиссар!
- Хочется, чтобы с нами и селяне порадовались празднику. Тебе задание, товарищ старшина:  сходи в деревню Олешники в разведку и узнай, можно ли у них провести торжество.
Облачили его в полицейскую форму  - заимствовали её у разведчиков, которые успели разоружить полицейских в трёх деревнях.
- Другого наряда не нашли? -  возмутился Воробьёв. -  Я  со старостой в красноармейской форме лучше бы поговорил. 
Вернулся Яков  Воробьёв из деревни в приподнятом настроении, кратко доложил:
- Встретил меня староста, как полагается встречать стража порядка. Удивился и обрадовался, что я боец  Красной Армии. В деревне можно проводить праздник  -  немцы редко к ним заглядывают. Ждут нас.
1 мая под красным флагом к Олешникам стройной колонной идут бойцы спецотряда. Все жители деревни, выражая радость и восторг, высыпали  на улицу  -  в домах не осталось ни единой души. Все возбуждены. Как комиссар открыл митинг и приветствовал жителей и бойцов, собравшихся на уличной лужайке. Рассказал им, как разгромили фашистов под Москвой, как партизаны не дают покою оккупантам.
- Будем бить гадов, не уставая, до тех пор, пока не освободим нашу землю от нечести! Все на борьбу с фашистами!  -  так закончил я первомайскую речь.
Растроганные и возбуждённые торжеством, женщины принесли молоко и варёную картошку и принялись угощать бойцов.
- Бульбочки и молочко  -  вам!  -  улыбались  старушки
- Не увела немчура коровушек?
- Ни!  Ховаем у  леси.
- Родненькый, думалы помрэ и не побачим вас.
Дружно пели песни, советские и народные. Не забыли и "Катюшу", "Лявониху". Пус-
тились впляс. До полночи веселились, не признавая власть оккупантов. Весело было всем. Кружились женщины с бойцами, размахивая душистыми белоснежными букетами  черёмухи. Вспомнили стихи, заученные в школах наизусть. Читали их вдохновенно, с большим подъёмом. Радостные лица у деревенских жителей и у наших бойцов
Праздник -  праздником, а боевое дело  - делом. Начальник штаба ежедневно от разведчиков получал сообщения, составлял общую сводку для передачи в Москву. Диверсанты отряда пустили под откос вражеский эшелон.  Шло оборудование опорной базы. Вернулись потерянные нами разведчики, которые оторвались от отряда при переходе железной дороги.  Дмитрий Меньшиков рассказал, что они долго ходили по лесам, отыскивая  свой отряд. Натолкнулись на партизанский отряд, которым командовал бывший секретарь Минского обкома партии Иван Леонович  Сацункевич. Партизаны на боевых вылазках проверили  москвичей, и они вошли к ним в доверие. Меньшиков познакомился с рядом командиров партизанских отрядов. На совещании  командиров трёх районов решили установить связь с московским отрядом, в котором находится уполномоченный Минского подпольного комитета Иван Иосифович Ясинович. Так начальник разведки с пятью бойцами, располагая сведениями о партизанах трёх районов, вернулся в спецотряд.
Воротились от партизан связные Борисёнок, Денисевич, Ларченко. Иван Викторович Розум  попал в переплёт, который чуть не стоил ему жизни. Зная местность, он быстро отыскал отряд  Сацункевича. Установив связь, отправился в обратный путь, решив заодно побывать у родственников. С ними Иван встретился. Радостей много!  Молва о его приходе пошла по деревне и дошла до полицейских. Они его схватили. Чтобы выслужиться перед фашистами, продажные ублюдки, даже не предполагали, какими ценными сведениями для оккупантов обладает боец, решили повесить его на глазах у всех жителей деревни  и приступили к сооружению виселицы.  Понятно, что пришлось пережить Ивану Розуму, ожидающему смерть в запертом сарайчике. Деревенские связные сообщили в отряд  Сацункевича о предстоящем злодействе. Когда Ивана Викторовича вели к эшафоту, партизаны открыли стрельбу. Для полицаев это  -  непредвиденная неожиданность. Так, бойца, проявившего неосторожность, партизаны освободили от казни.
Не вернулся с задания Николай Фёдорович Вайделович. На поиски его послали  в Заславльские леса группу бойцов  под командованием старшины Воробьёва.  Оказалось, там произошла трагедия.
Николай Вайделович  в заданном месте, не найдя партизанских отрядов, организовал отряд и подорвал два немецких поезда. Прибывшие бойцы во главе с  Яковом Ворбьёвым      передали взрывчатку и договорились, что Ворюбьёв с бойцами возвратится в отряд, а отряд Вайделовича перейдёт в  Налибокскую пущу, где лучше можно укрыться.
Неожиданно с трёх сторон наступают на отряд каратели. Партизаны по болоту уходят вглубь леса. Свистят пули. Сражён  Николай Фёдорович Войделович. Командование отрядом берёт на себя Яков Воробьёв.
- Гранаты -  вход!  - приказывает новый командир.  -  И  отходим!
К карателям полетели гранаты. Фашисты залегли, притихли. Основная часть отряда оторвалась от преследования. Лейтенант Любимов, находившийся в группе Воробьёва,  рассказывал:
- Ещё бросок, и скроет нас лес. Но разрывная пуля разворотила  бок  Воробьёву. Он упал на траву. Понял Яков, что тяжело  ранен и скомандовал: "Уходите!  Я вас прикрою!  Это приказ!" Я видел, как отстреливался старшина. Потом  замолк   -   видимо, кончились у него патроны. К нему подбежали два гитлеровца. Склонились над ним, и взрывом подбросило вверх двух карателей.
Первыми в эти  дни в лагере появились партизаны отряда Василия Трофимовича Воронянского. С бойцами спецотряда  и партизанами чуть не произошла стычка  -  вот что означало отсутствие  связи. Разобрались и  познакомились с начальником разведки Владимиром Романовым и начальником особого отдела Воронковым. Вскоре прибыли к нам командир Воронянский и комиссар Тимчук. Это были два опытных товарища в борьбе с фашистами. Майор Василий Воронянский, попав в окружение, не растерялся:  создал отряд и стал воевать в тылу врага. Иван  Матвеевич оставлен в подполье. В первый месяц войны создал в  Минске подпольную группу и  в лесу   -   небольшой  партизанский отряд.  Затем стал комиссаром в отряде "Дядя Вася"  у Воронянского. Позднее он возглавлял одновременно  и  Логойский райком партии. Градов заметил Воронянскому:
-  Василий Трофимович, отряд дяди Васи  -  мягкое название, вроде к тёще на блины идёте. У Долганова  - "Борьба". Звучит?  Может, назовём "Мститель"? У вас самый крупный отряд в нашей зоне  -  150  партизан.
Командир и комиссар   с ним согласились.
Расшифровали радиошифровку из  Москвы:  какая радость! К нам летит  самолёт!  Сообщили в Центр:   принять его  готовы!  Взяв  надвое  суток питания  и боеприпасов, выслав вперёд разведчиков, группа в составе сорок человек, обходя стороной населённые пункты,  двигалась к аэродрому. С самолёта на зажжённые костры выбросили груз на парашютах.  Центр щедро нас одарил, прислав ручные пулемёты, автоматы, коробки с патронами, диски к автоматам, 150 килограммов тола, гранаты, пистолеты, для двух раций питание, агитационную литературу, свежие газеты.
- Богатый груз,  -  заметил майор Воронянский.
- Доставили всё, что нужно партизанам,  -  подтвердил Тимчук.  -  Заботится Москва.
Не успели до конца восхититься присланным грузом, как новое сообщение:  принимайте второй самолёт. Встречать его с нашими бойцами пошли  и партизаны отряда "Борьба" во главе с  Долгановым и Ясиновичем. Регулярно нам  сбрасывали груз  с Большой земли. Если появлялись раненые или пленные, самолёт садился и забирал их. У нас  всегда бала  связь с Москвой.


ЕСТЬ    КОНТАКТ!


Переговорив с руководителями ряда партизанских соединений, решили провести партизанскую конференцию, хотя против такого мероприятия Москва возражала. Там утверждали, что не время проводить совещания, а надо действовать приказом. Градов был противником такого метода воздействия на партизан. Партизанское движение не фронт, где всё взаимосвязано, где соблюдается   субординация  и  за  деревьями  не  спрятаться. Он хотел, чтобы взаимоотношения строились на добровольных началах, чтобы крепче сложилась взаимосвязь с отрядами для проведения общих действий, да и необходимо было поделиться опытом проведения боевых действий,  разузнать слабые стороны врага, выявленные партизанами. Открыть новое, особенное могло только простое человеческое общение.
Конференцию наметили на 17 июня. Прибыли представители от десяти отрядов, в основном командиры, заместители. Одеты они пестро  -  кто во что горазд, но духом бодрые, настроение боевое. На головных уборах  -  звёздочки или красные ленточки. Самым крупным соединением к этому времени стал  отряд  Николая Прокофьевича  Покровского, насчитывающий  к этому времени 200 партизан.
Первую лесную конференцию партизан открыл Иван Иосифович  Ясинович. Он поприветствовал партизан и по обмену опытом дал слово командирам отрядов. Выступили Иван Сацункевич, Сергей Долганов. Иван Тимчук, Николай Покровский  и другие. Внимательно слушали командира спецотряда Станислава Градова. Партизаны получили полную информацию о положении на фронте и в тылу  - отсутствие сообщений по радио (у них не было радиоприёмников), не поступали к ним газеты  -   это беспокоило их, здесь они получили полные сведения о сражениях на фронтах войны.  Договорились  о предстоящих главных ударах по опорным пунктам, особенно по железнодорожной и шоссейной магистралям. Согласились,  не объединять отряды, а быстрее их пополнить.  В отряде "Борьба"  быстро шёл численный рост  -  80 человек у них в строю.
Но главный  успех конференции  -  создание единого командования Минской северо-восточной зоны.  Это  -  военный совет.  Председателем стал  Станислав Градов, заместителем  -  Василий Воронянский, членами совета  -  Иван Ясинович,  Иван  Тимчук,  Сергей Долганов. Теперь, как потребуется, можно объединенными силами ударить по врагу,  оказать помощь, выручить. Все сведения о боевых действиях в тот же день направляются в военный совет и немедленно передаются в Центр, которому теперь известен каждый  отряд и его место расположения. Разведывательные данные от партизанских отрядов  сосредотачивались в едином центре.
   Гордостью  для  жителей  Белоруссии  зазвучали   наименования  отрядов:  отряд Покровского  -  "Белорусь", Дербана  -  "Большевик", Дерябина  -  "Искра", Бережного  -  "Комсомолец", Деруги  -  "Коммунист", Кускова  -  "Непобедимый", Иваненко  -  "Правда", Сацункевича -  "Разгром". Примером для них послужили новые   имена у отрядов  Долганова и Воронянского.
Алексей Лось организовал обучение партизан взрывному делу. Он показал,  как пользоваться бикфордовым шнуром, ознакомил их с минами, толовыми шашками, взрывателями. Каждый отряд получил целый комплект  взрывчатки. Чтобы знать тропы к партизанским лагерям, представителей отрядов сопровождали  наши чекисты. Дмитрий Меньшиков ушёл с партизанами, чтобы в отрядах подготовить диверсантов.
Военный совет северо-восточной зоны стал получать регулярно сообщения о боевых действиях партизан. Вот всего несколько примеров. Отряд "Непобедимый" разгромил полицейский  гарнизон в деревне Турин. Отряд "Борьба" пустил под откос немецкий эшелон  -  разбились паровоз и  девять вагонов с офицерами и солдатами, едущими на фронт.
Активизировали боевые действия бойцы спецотряда. По сути дела наш лагерь днём и  ночью пустовал  -  все в делах. Чекисты подорвали 4 эшелона, уничтожив перевозимых по железной дороге несколько самолётов. 450 фашистов не доехали до фронта. Крепко взялся за подрывное дело старший лейтенант Иван Любимов.  С группой бойцов ликвидировал два состава поездов с живой силой и техникой. Отличился большой активностью в боевом деле  политрук Гавриил  Мацкевич. Он подорвал 8 эшелонов. Везде успевал Гавриил. Чётко выполнял  обязанности заместителя командира роты, руководил несколькими политкружками. Мацкевич отыскал лесника и привёл в отряд  Карла Антоновича  Дуба. В отряде Гавриил  -    незаменимый связной, разведчик. Что требуется  -  всё достанет.                               
Вторую партизанскую конференцию наметили на 14 июля 1942 года  -  требовалось
подвести итоги, обменяться опытом, наметить стратегические задачи.  Четыре дня подряд перед конференцией спецотряд  принимал с самолётов грузы, так необходимые для партизанской войны. Численный состав партизан возрос, увеличилось и число отрядов. На конференцию прибыли делегаты от 23-х отрядов, в рядах которых находились 3,5 тысячи партизан.
Партизанскую конференцию открыл председатель военного совета майор Градов. Он приготовил делегатам сюрприз.
- Товарищи делегаты! От имени военного совета Минской северо-восточной зоны поздравляю вас с благополучным прибытием на нашу опорную базу, в наш партизанский центр!
На зелёной лужайке  - дружные рукоплескания.
- Довожу до сведения делегатов приятное и очень важное сообщение:  решением  Центрального Комитета партии и  Государственного Комитета Обороны нашей страны  29 мая 1942 года  создан  Центральный штаб партизанского движения  при Ставке  Верховного Главнокомандования!
Не аплодисменты, а громовое   ура залпом вылетело с поляны. Мы не ожидали, что это известие воспримется партизанами с таким бурным  восторгом. Начальник штаба спецотряда вскочил, взмахивая руками.
- Тише!  -  вырвалось у него.
- Кто возглавляет  Центральный штаб партизанского движения?  - продолжал председатель военного совета.  -  Приказом  Верховного Главнокомандующего страны начальником Центрального штаба партизанских действий назначен  Пантелеймон  Кондратьевич Пономаренко!
Оглушительно  громоподобным  ура взорвалась зелёная полянка. Начальник штаба Алексей Лось вскочил на ноги. Безнадёжно взмахнул  руками и пошёл назначать дополнительные дозоры. Несмолкаемое   ура неслось по лесу  -  уважали  Пантелеймона Пономаренко в Белоруссии сильно.
На конференции и мне предоставили слово. Раскрывая   значение массовой агитации в тылу врага, я сказал под конец своей речи:
- Бьёте врага неплохо. Умейте так агитировать,  чтобы росли ваши ряды  за счёт  истин-
ных  патриотов  Белоруссии!  Вот вам на пропагандистскую закуску.  -  И поставил на стол мешок с газетами, доставленными самолётом из Москвы.
Восторгу не было предела. Пришлось Градову делать перерыв. Делегаты конференции моментально разобрали газеты и принялись их читать.
Командиры отрядов разработали планы  по  проведению военных операций. Перед несколькими отрядами поставили задачу:  выбить фашистов из ряда крупных сёл. Другим отрядам предложено сосредоточить все силы  на проведение диверсий на железной дороге и  асфальтных шоссе. Командиры отрядов с пониманием отнеслись ко всем требованиям военного совета.
К приходу нашего отряда в белорусские леса партизаны отнеслись со всей осторожностью. Груз, доставленный самолётами, развеял все сомнения. Последнее событие это подтвердило. Ещё не все делегаты ушли из нашего лагеря, как налетели каратели. Пришлось принимать бой, скрываться в лесах. Оказали нам поддержку другие отряды, и мы освободились от преследователей.
С появлением в Минской северо-восточной зоне спецотряда партизанское движение возросло. Немцы забеспокоились. 13 мая 1942  года немецкий комендант Белоруссии  генерал-майор Чамера-Остен созвал совещание, на котором присутствовали все фашистские коменданты Белоруссии, офицеры бригады полиции безопасности, ответственные работники управления, руководитель СС и полиции Белоруссии  Ценнер с начальниками полиции безопасности. На это сборище прибыл  сам  Вельгельм  фон Кубе   -  верховный правитель оккупированной Белоруссии. У них шёл обстоятельный разговор в одном плане:  как разбить партизан. Сделали вывод:  справиться с лесными бандитами даже крупными силами  невозможно, так как лесные отряды  быстро распознают расположение войск и скрываются в лесах. Признав своё бессилие,  решили развернуть   агентурную  и разведывательную деяния, чтобы подорвать партизанское движение изнутри. Однако поймать партизан на агентурную удочку им не удавалось, так как бойцы сопротивления понимали, что немцы, пытаясь их разгромить, будут использовать  самые изощрённые формы провокаций. Поэтому тщательно проверяли каждого человека, появившегося в отряде. Пытался провокатор проникнуть в спецотряд. В течение какого-то часа его вычислили и избавились от него.
Уже в мае  гитлеровцы почувствовали усиление сопротивления партизан и с тревогой сообщают об этом в  Берлин.  В сводке 5 июня   1942  года  уже звучат панические ноты:  "Уже сообщалось о партизанском вопросе и  указывалось на серьёзные постановки, которые нельзя недооценить. Настроения и последствия, вызванные действиями партизан, становятся с каждым днём всё хуже. В районах, где 9 месяцев было спокойно, господствуют партизаны".    
    : 

ГЕРОИЗМ  МИНЧАН


С первых  дней пребывания на постоянном месте нашего базирования  мы стремились разрешить важнейшую задачу  -  проникнуть  в Минск. Кроме  явок, предоставленных нам в Москве, у нас ничего не было. Каков там порядок?  Можно ли появиться в городе с советским паспортом?  Какие действуют удостоверения личности, паспорта?  Всё для нас  -  полная неизвестность. Пойти на риск и пробраться в Минск  -  никто не откажется. Знали, что  найдутся отважные смельчаки. На проведение самого рискованного мероприятия от желающих его выполнить не было отбоя. Но мы не  могли поступать с жизнью людей опрометчиво. Но в Минск надо попасть  - 10 месяцев патриоты  борются и ждут помощь от нас.   
Разрешить проблему, связанную с проникновением в Минск, нам помогли руководители и  рядовые партизаны отряда "Мститель", прибывшие к нам на базу. Так, Иван Матвеевич Тимчук в июне 1941 года организовывал в столице Белоруссии подполье.  Правда, связи у него в последнее время оборвались, но  какая там обстановка, он представлял.
Мы знали, что Минск не просто оккупированный город, а   для Германии  -  центр оккупационной зоны на востоке. Через этот город поступали для воюющей армии людские и материальные резервы  из Германии и Прибалтики, я имею в виду Пруссию. Потерять  эту нить  -  провал всему немецко-фашистскому фронту. Поэтому Гитлер поставил к руководству генерального комиссариата  для управления Белоруссией своего близкого друга  Вельгельма фон  Кубе. Этот комиссариат под началом  Кубе  напичкал на оккупационной территории, особенно в Минске, разветвлённую сеть военных и административных учреждений. В Минске полно фашистских комендатур, канцелярий, управ, защищённых многочисленным аппаратом  Абвера, СД  и полиции безопасности, жандармерией, зондеркомандой, охранной полицией из местных жителей  -  достаточно служб, чтобы каждого минчанина можно взять под наблюдение. В городе  много служащих и работников из управления  железных дорог и всяких их служб.  Минск -  главный тыловой пункт армии "Центр".  В  пункте сосредотачиваются людские и материальные резервы, идёт переформирование разбитых на  фронте воинских частей, сосредотачиваются воинские соединения для отправки на фронт. Для разрешения конфликтов  существовал воинский гарнизон.
Об этом сообщили нам  Иван Матвеевич Тимчук  и разведчики из  отрядов, получив-
шие сведения от жителей, проживающих около Минска и побывавших в самом городе. Пройти по  Минску сложно:  днём и ночью  шныряют автомобили, мотоциклы, расхаживают различные патрули. Проводят без всякой причины на улицах облавы на людей, хватают каждого и увозят на допросы,   имеет документы или нет  -   любой  может попасть им в лапы. Проживая в самых тяжёлых оккупационных условиях, патриоты не сдаются, героически борются, несмотря на ежедневные расстрелы, публичные казни.
Градов, я, Воронянский, Тимчук, Меньшиков побеседовали со многими добровольцами, изъявившими желание идти в Минск, и пришли к выводу:  надо посылать старожил. Он  не запутаются в улицах, а так же имеют родственников-горожан.
Таких людей мы нашли. Из отряда "Мститель" взяли начальника особого отдела отряда Максима Воронкова и  боевого  разведчика Владимира Романова. Это они с разведчиками первые обнаружили спецотряд. Володя вовремя сообщил о приближении к лагерю спецотряда карателей. У Воронкова в Минске проживала сестра Анна. У Романова   там много друзей  Иван Тимчук  предложил взять в разведку Настю Богданову. Его поддержал командир Воронянский:
- Шустрая.   В бою не отстаёт от мужчин. Ведёт свой счёт подбитых фрицев. Боевая.
Отваги у неё достаточно.
Пригласили Богданову на беседу.
- Пойду,  -  решительно сказала она.  -  Не побоюсь. У меня и паспорт  с минской
пропиской. Родные в пригороде, в Сторожевке, живут.
От спецотряда направили в Минск парторга  Николая Кухаренко и оперуполномоченного Михаила Гуриновича. Политрук Кухарёнок до войны работал начальником пассажирского поезда. Находился в поездке, когда гитлеровцы захватили Минск. Знакомых в городе у него много, но никто из них не знал, куда он исчез. В городе проживала  его мать в собственном  доме.  У  Гуриновича оставалась в Минске жена, Вера Зайцева.
Мы их снабдили "документами", добытыми разведчиками  бланками  сельской управы,  и направили в неизвестность. На минском шоссе патруль задержал Богданову, но, ничего не заподозрив, отпустил её. Остальные в это время притаились в стороне.  Войдя в город, Николай Кухарёнок убедил всех переночевать у его матери. Задворками довёл Николай товарищей до родного дома. Пришли, а избы нет  -  воронка. Загоревал Кухарёнок. Пришлось всем идти ночевать по своим адресам.
Утром  отыскал мать. Жива. Договорились, что по имеющим у них адресам  с проверкой пойдёт  Богданова.
Настя оказалась бесценной связной в оккупированном Минске.  Девчушка в простенькой одежде не привлекла внимание немцев. Часть явок, адреса которых получили в Москве, не оказалось. Зато Богданова отыскала быстро сестру Воронкова Аню и жену Гуриновича Веру Зайцеву. Женщины дали согласие работать в подполье.
Мы наказывали разведчикам:   отыщите работающих бывших военных и склоните их к работе в подполье. Выбор их пал на инженера вагоноремонтного завода.
Георгий Красницкий был кадровым командиром. Попал в окружение. Оказавшись в Минске, решил работать на заводе  -  немцы  нуждались в специалистах, поэтому приняли его. Присмотрелись к нему  -  подозрений не вызвал.
На встречу с инженером  Красницким направили мать Кухаренко  -  дескать, не вызовет подозрений у немцев и больше доверия к ней будет у инженера. Матушка  не отказалась от  рискованного поручения.  Выполнила его с честью. Затем с Георгием встретилась Настя и организовала ему встречу с Гуриновичем. Михаил Петрович убедил инженера, и на заводе постепенно сложилась диверсионная группа, которая долго действовала в Минске.
Первоначально рабочие вагоноремонтного завода тормозили ремонт искарёженных паровозов, дрезин, вагонов;  поставляли бракованные детали. Красницкий обзавёлся связными, установил контакт со спецотрядом. Подыскал место для хранения взрывчатки. Связные, рискуя жизнью, принесли тол. Доставлял сюда взрывчатку и Гавриил  Мацкевич. Когда на заводе приступили к ремонту танков, подпольщики взорвали  завод и пришли в спецотряд.
Максим  Воронков и Михаил Гуринович разыскали своего приятеля Кузьму  Матузова. Он работал  в управе. Кузьма Лаврентьевич обрадовался друзьям   -   можно снять с себя груз предателя, а мы получили  возможность иметь бланки документов, так необходимые для наших связных. 
Две недели наши связные действовали в Минске. Две недели  мы не знали покоя  -  живы ли? Вернулись благополучно. Связь с подпольщиками  Минска заработала.
Кузьма Борисёнок был направлен  в Руденский  район.  В  столкновении с полицейскими получил ранение. Вылечился у партизан. Минский сельский райком партии выдал ему фальшивый паспорт, и Кузьма Николаевич стал бывать в Минске, доставляя подпольщикам  газеты, листовки, взрывчатку. Он отыскал в городе своих друзей. Пётр Баранов работал на железной дороге вагонным мастером, там же радистами числились Франц Новицкий и Пётр Бачило. Станционная администрация дала распоряжение Петру Бачило провести радио в офицерскую столовую. Выполнять эту  работу пошли Бачило и Борисёнок. Они сделали измерения, чтобы провести провод, и заложили мину в офицерской столовой. В   обед, когда в столовой  битком-битком нацистов, прогремел взрыв.
Борисёнок и  Новицкий  пробрались в паровозное депо. Там прикрепили к паровозу магнитную мину. На маршруте мина  сработала. Ещё 4 локомотива подпольщики вывели из строя. Кузьма Лаврентьевич познакомился  с рабочим электростанции  Иосифом  Буцевичем. Они принесли на электростанцию взрывчатку и взорвали её, оставив немцев надолго без электрического света.
Подпольная группа Борисёнка активно действовала. СД сбилось с ног в поисках подпольщиков  -  не могли отыскать. Выдал их провокатор. Когда командир группы подпольщиков Борисёнок находился вне города, фашисты арестовали  Петра Бачило, Франца Новицкого и Петра Баранова. Под зверскими пытками  они никого не выдали, погибнув в фашистских застенках. Мы строго наказывали разведчикам, связным, подпольщикам:  совершил диверсию  -  молчи, держи язык за зубами, чтобы ничего не мог услышать и узнать провокатор.
Несмотря на аресты, диверсии на железнодорожном транспорте усилились, так как там активно заработала группа подпольщиков.  К паровозам, вагонам, отправляющимся в рейс, подпольщики цепляли мины, и они взрывались на пути следования поездов. Связные доставляли в наш лагерь сообщения о скоплении поездов. По рации мы докладывали в Москву. Прилетали самолёты и устраивали немцам на железнодорожных путях огненный фурор. Перестали на станции скапливать эшелоны, расталкивали их на запасные пути, в тупики, но  и там их находили подпольщики.
Всё время наказывал бойцам невидимого фронта, чтобы присматривались  они  к немецким военным  -  возможно, найдётся среди  них такой, кому ненавистен нацистский режим. Девушки-подпольщицы  приметили доброжелательный взгляд обер-лейтенанта  Ганса Штубе. После нескольких разговоров  Ганс стал передавать небольшие листочки, в которых указывал прибытие и убытие поездов. Теперь наши авиаторы могли ориентироваться, когда им лучше произвести бомбометание.       
Я заинтересовался обер-лейтенантом, встретился со стройным, подтянутым, вежливым немцем. Его настроение удовлетворило меня. Попросил его давать более подробную информацию о подвижном составе. Ганс стал указывать в листочке не только количество прибывающих поездов, но продолжительность их стояки, какой груз везут, когда и на каких стоянках будут заполнять тендеры паровозов водой. Выполнял Ганс ответственное дело аккуратно и по времени точно. Наши лётчики располагали местонахождением  объектов  для их бомбёжки. Обер-лейтенант взаимодействовал с подпольщицами с мая по сентябрь 1942 года.
Удивительной храбростью обладала подпольщица Рита Лозань. Она не могла  смириться с оккупацией родной Белоруссии, но как противостоять захватчикам, с чего начать, не знала. Её близкие подруги выехали, другие девушки притихли, кое-кто просто опасался оказаться в фашистских лапах. Задору у девятнадцатилетней  девушки  много, но выплескнуть свою энергию не могла.
Её отыскал Кузьма Борисёнок. Он увидел в тихом уголке девушку, читающую листовку на заборе. Увидев постороннего,  она отошла, но Кузьма успел спросить:
- Читаешь?  Возьмёшь листовки?
Девушка обернулась и протянула руку. Быстро спрятала листовки на груди под кофточку. Борисёнок успел сказать  ей, когда она  стала тут же отходить от него:
- Завтра на этом месте,  в это же время, когда никого не будет, приходи за листовками. Как звать тебя?
- Рита.
Рита стала разносить листовки и газеты подпольщиков. Я встретился и убедился, что такая желающая бороться,  не подведёт.  Она училась на втором курсе университета, на факультете иностранных языков.
- Немецкий знаешь?-  спросил я её.
- Разговариваю.
  Ей был дан совет:  устроиться на работу к немцам в управление железных дорог.  Придя в контору, Рита разразилась ругательством, что большевики никак не могут успокоиться:  то  стреляют, то взрывают, поэтому надо помочь фронту, чтобы быстрее с ними разделаться и жить спокойно. Немцев удовлетворил "порыв"  русской девушки. Ей поручили подшивать бумаги. Заметили  они, что шустро справляется с работой. Разговорчивая  бранит русских постоянно. Ей поручили доставку маршрутных листов к машинисту паровоза. Патрули присмотрелись к  девушке,  бегавшей по перрону  с бумагами в руке,  с  приветвующей с улыбкой:  " Гутен таг, майн фроинд!". Рита подала нам сигнал:  может прицеплять мины к поездам.
Я вновь повстречался с нашей подпольщицей. Передал ей портфель с двумя отделениями для бумаг и для мины. Рита примелькалась  со своим  портфелем  немцам. Вскоре мы получили от неё сообщение:  мина сработала. Уходили поезда к немецкому фронту с минами Риты. Как-то  офицер решил подвезти Риту к месту работы и поинтересовался, что у неё в портфеле. Не растерялась подпольщица.
_ Бутерброт!  -  воскликнула она и достала из портфеля  завёрнутый  в бумажку тоненький ломтик хлеба, чуть смазанный, так что видны хлебные дырочки, маслом. Немец отказался от угощения и, глядя на кусочек, засмеялся  -  уж очень мал. А там, наверное, подумал он, ещё лежит  белорусская  бульбочка, и  снова захохотал. Так смехом всё и закончилось, потому что  громче оккупанта смеялась девушка. 
Подпольщица запросила разрешение прицеплять к поездам за смену две мины. Ей разрешили ставить две только в ночное время, потому что тяжёлый  портфель может вызвать подозрение. Рита чётко выполняла наши указание. У 7-8 эшелонов, движущихся к фронту, происходили аварии.
Однажды боевая девушка нарушила свой порядок. На перроне у вокзала остановился пассажирский поезд, заполненный офицерами, едущими на фронт. Рита решила преподнести им подарок, несмотря на усиленную охрану. Она с портфелем пошла к голове поезда. Остановилась у двух патрульных, присела и закричала:
- Зеен-зеен, дорт ист дер партизан!  (Смотрите-смотрите, там партизан!)  -   Патрульные нагнулись, чтобы увидеть партизана, а пролезть под вагон пассажирского поезда не просто. Офицер бросился к вагону, чтобы через тамбур  оказаться на противоположной стороне.
-  Эр фортлауфт! (Он убежал!)  -   громко и поспешно с сожалением сообщает девушка.
Осмотрели весь поезд. Ничего подозрительного не нашли.   
- Пока фрицы нагибались и рассматривали  партизана, я  к вагону прицепила две мины. Пусть, думаю, покомандуют в раю
- Ты, Риточка, дороже всех нацистских офицеров. Договаривались, использовать мины дважды только ночью.
- Уже поздний вечер был, товарищ Егор.
- Но не сразу же две!
- Это был подарок от меня и от папы. Была бы третья,  и от мамы получили бы.
  Работу Ганса, минные дела Риты  не смогли раскусить гитлеровские спецслужбы.
Вера Герасимовна Зайцева, жена Михаила Гуриновича, и сестра  Максима Воронкова Анна Яковлевна разносили листовки по городу, умудрялись засунуть их в почтовые ящики домов, где жили оккупанты. Они доставляли  и взрывчатку подпольным диверсантам.
Отличался наш незаменимый связной  Гавриил Мацкевич. Он приносил в Минск и листовки, и взрывчатку, и оружие. Найдёт нужного человека, выведает необходимые данные о любом горожанине и доложит нам. Гавриил безотказно выполнял все наши поручения по связям с подпольем. С каждым днём число подпольщиков росло. Связной  Всеволод  Николаевич Туркин постоянно доставлял подпольщикам взрывчатку, аккуратно выполняя все наши поручения по контактам с подпольем. Надёжными связистами для нас стали Степан Ходыко, сродная сестра  Гуриновича  Василиса Васильевна  Гуринович. Трудностей, опасностей они не боялись.
На рискованные  дела шли минчане. Под носом у немцев они выпускали подпольную газету  "Белорусь" и распространяли её по городу. Мужественный человек  -   редактор Алксандр Демьянович  Сакевич. Он  хорошо знал, что после его ареста, кроме виселицы, его ничто не ждёт. Газета "Белорусь" прочитывалась минчанами полностью и передавалась из руки в руки.
На одном аэродроме под Минском действовала боевая группа подпольных диверсантов. От их мин, подложенных тайком, взрывались в воздухе самолёты, на аэродроме сгорел склад с горючим. Их мужеству, бесстрашию можно только поражаться.
Многое сделали  для организации подпольной работы  секретари подпольного горкома партии  Савелий Константинович  Савельев,  Георгий   Николаевич  Машков. В трудных условиях пришлось им работать. Весной и осенью 1942 года случились провалы городского подпольного комитета.  Пришлось  горкому перебраться  в наш лагерь. Начался выпуск газеты "Минский большевик". Её проносили в город связные.
Фашисты зверствовали. В Минске постоянно проводились облавы. Ежедневно эсэсовцы расстреливали задержанных без выяснения их  вины. Однако гитлеровцы не смогли сломить сопротивление подпольщиков. Это вынужден был признать палач белорусского народа Вельгельм фон  Кубе в донесении  высшему руководству нацистской партии об обстановке  в  Минске:  "Настроение широких народных масс здесь в большинстве, если не на 100 процентов, негативное по отношению к немецкой администрации. На многих предприятиях, особенно на хлебозаводе "Авангард" и обувной фабрике, влияние коммунистов распространено очень широко". Как раз на этих предприятиях действовали разведчики спецотряда, создав там сильные, хорошо законспирированные подпольные группы.
Гитлеровцы пытались с помощью жестоких мер покорить наш народ. Ничего у них не вышло. Чем дольше оставались захватчики на нашей земле, тем шире становилось сопротивление. Жестокость шла во вред нацистам.
/ На зверское отношение к русскому народу  ориентировали нацисты немцев уже перед началом войны.  14 июня 1941 года  Гитлер  в Берлине на  встрече с генералами поучал:  "В войне с Россией речь идёт  о борьбе на уничтожение.  Мы ведём войну не для того, чтобы законсервировать противника, а для того, чтобы уничтожить его".
Партизаны и подпольщики знали, что при  захвате их фашистами пощады не жди. В гитлеровских войсках на оккупированной территории находился циркуляр "Боевое наставление по борьбе с партизанским движением на востоке". В нём чётко прописано, как действовать. Даются только звериные советы:  "Обращение с партизанами и их добровольными помощниками должно быть исключительно суровым. Сентиментальные церемонии в этом решающем вопросе являются безответственностью…
Пленные партизаны после краткого допроса, как правило, расстреливаются на месте. Каждый командир отряда несёт персональную ответственность за то, чтобы все пойманные в результате боя партизаны и гражданские лица (включая и женщин) были расстреляны или лучше повешены…
Лица, предоставляющие партизанам убежище или продовольствие, или знающие, но скрывающие место пребывание партизан, или вообще оказывающие им какую-либо поддержку, подлежат расстрелу…"  Прим. авт. \
Захватили нашу землю, разбойничают на ней, зверствуют  и хотят, чтобы народ молчал. В борьбе с фашистами, чтобы не была порабощена  любимая Родина,  -  вот их смысл жизни. И они боролись.
Героизмом отвечали минчане, как и чекисты, на чудовищные зверства фашистов. Не могли гитлеровцы запугать ни истязаниями в своих застенках, ни расстрелами, ни виселицами.
   
 
УДАР   ПО   КОММУНИКАЦИЯМ


  В 1941 году немецко-фашистские поезда,  автомобили курсировал по дорожным
 магистралям днём и ночью. У партизан тогда не было нужных сил, в том числе необходимого количества взрывчатки, чтобы перекрывать движения фашистам
С ростом партизанского движения, с появлением спецотряда Градова  передвижение по шоссейным и железнодорожным дорогам в Минской северо-восточной зоне для оккупантов стало опасным.  Взрывы участились, горели паровозы, вагоны, автомобили. Немцы усилили охрану как железной дороги, так и шоссе. Стоило произойти взрыву, сразу же к месту аварии с двух сторон по железнодорожному пути или по шоссе спешила вооруженная помощь. Возросло число охранников на переездах, разъездах, в населённых пунктах у дорог. По железнодорожной насыпи курсировали патрули, по путям проезжала дрезина с автоматчиками.
Несмотря на жестокие  репрессии, дорожная опасность для немцев не уменьшилась, а возросла.  Взрывы продолжали греметь. Немецкое командование  оккупационной территории запрещает движение по шоссе ночью, а днём  -  только с конвоем; сократило число ночных маршрутов по железной дороге, на отдельных участках пути поезда проходили с пониженной скоростью. Немцы выгоняли крестьян  на  железнодорожное полотно жечь ночью костры, чтобы безопаснее было патрулям и охранникам. Жгли костры при любой погоде, не принимались во внимание  осенние холодные ливни, зимние пурги и морозы. У костров нередко грелись сами немцы. Они не арестовывали костровых за контакт с партизанами на железнодорожной насыпи, боясь, что некому будет жечь костры. Зато наши диверсанты получали точные сведения о нахождении охранников.
Несмотря на жесткие меры по охране дорог, принимаемые  немцами, число диверсий не
 уменьшилось, а возросло. Военный  совет северо-восточной Минской зоны нацелил все отряды на подрыв немецких коммуникаций. В связи с летним наступлением немецко-фашистских войск в 1942 году на юге страны в направлении на Сталинград и Кавказ  Центральный штаб партизанских действий  потребовал бросить все силы на подрыв железной дороги, чтобы сорвать немцам поступление на восточный фронт людских резервов, техники, боеприпасов и продовольствия. Военный совет решил  взять под партизанский контроль все исходящие  из  Минска  железнодорожные линии, идущие на запад  на Молодечино, на северо-восток к Борисову, на восток на Осиповичи и на юго-восток на  Столбцы. На эти участки каждые сутки выходили диверсанты.
Хотя  спецотряд объединился с отрядом "Непобедимый" (Тимофей Иванович Кусков стал заместителем майора Градова), наш лагерь часто пустовал  -  все на диверсиях. Уходя в разведку с бойцами,  Дмитрий Меньшиков захватывал с собой мины, тол. Вернётся из разведки и  сообщит, как остановил движение автотранспорта, подорвав на шоссе мостик, или как налетел на их мину грузовик с солдатами. Теперь разведчики Меньшикова частенько выходили к железной дороге. Продолжали совершать  диверсионные вылазки к железнодорожным магистралям группы под командованием старшего лейтенанта  Ивана Любимова, политрука Гавриила  Мацкевича. Подготовили группы диверсантов начальник штаба Алексей Григорьевич Лось, командир роты лейтенант Константин Усольцев, они и возглавляли их. Командиром диверсантов стал Карл Антонович  Дуб.
Заметил я, что наш секретарь комсомольской организации политрук Константин Сермяжко при возвращении диверсантов с задания дотошно расспрашивал их о проведённой операции. Смотрю:  с Константином Усольцевым уходит на подрыв рельс и Костантин Сермяжко, хотя его никто не направлял идти с этой группой подрывников. Оказалось, что у Костантинов был свой своеобразный  сговор.
Приглашает  меня  к себе  в шалаш командир Градов  -  стояли тёплые осенние деньки, и он ещё не переселился в землянку, предпочитая спать на свежем воздухе. Захожу в шалаш. Там уже сидят  заместитель командира отряда  Тимофей  Кусков, начальник штаба  Алексей Лось, начальник разведки  Дмитрий Меньшиков и два голубоглазых Константина  -  Сермяжко и  Усольцев.
- Пришли ко мне, -  загадочно сообщает Станислав  Алексеевич, -  белорус и сибиряк и утверждают, что мы не на всю мощь бьём фрицев. Послушаем политрука и лейтенанта? Начинай,  товарищ  Сермяжко.
- Считаем, -  начал комсомольский вожак,  -  что, ведя рельсовую войну, много добра оставляем немцам  -  не весь груз эшелонов уничтожаем.
- Подорвали поезд, -  поддержал товарища Усольцев, -   сделали два три залпа и  -  в кусты, чтобы избежать погони, так как с двух сторон подъезжают охранники. Уничтожить группу подрывников из четырёх-пяти бойцов им ничего не стоит.
- Мы предлагаем, -  продолжает политрук, -  такой способ диверсии, при  выполнении которого уничтожается не только полностью груз эшелона, но и надолго выводится из строя железнодорожный путь.
- Подрывники, -  добавляет  Усольцев, -  будут в полной безопасности и спокойно вернутся в лагерь.
- Интересно, что вы надумали?!  -  не выдержал и спросил начальник штаба. -  Видел,  как вы облазили здесь  всю поляну. Думал, вы землянику ищите.
- Я всё подробно вам доложу, -  заявил Сермяжко,  -  Для проведения операции по нашему плану надо усилить диверсионную группу, разделив её на подрывников и стрелков. Закладываем для поезда не одну мину, а три:  под паровоз, по центру и в хвост. Чтобы не  подскочила подмога,  в километре от основной диверсии с двух сторон взрываем пути. Бросятся фашисты на помощь, а подъехать к основной аварии не могут. Взорвав  три мины под поездом, у подрывников есть время, чтобы крушить всё:  что свалилось под откос и что осталось наверху.
- Постой-постой, -  пытается вникнуть в суть сообщения начальник штаба  Алексей  Лось, -  разворочены рельсы в километре от основного взрыва. Но это расстояние можно преодолеть за 10 минут, так что диверсанты не успеют скрыться, не уйдут далеко.
- Не так-то просто выехать к аварии, -  доказывает ему  Усольцев. -  Как командир роты знаю, для подъёма и построения  маловато пяти минут. Считайте дальше:  им надо  поднять ремонтников, погрузиться в вагоны, проверить, всё ли на месте. Тогда только можно ехать…
- А паровоз ещё не набрал пар, -  поддержал  напарника – диверсанта  Сермяжко. -  По звукам определят, что авария большая. Час, а то и два потребуется им, чтобы тронуться с места. У стрелков будет достаточно времени, чтобы добить оставшихся в живых фашистов, изувечить всю материальную часть и спокойно уйти от места аварии всем  подрывникам.
Командиру спецотряда "Непобедимый" Станиславу Градову понравилась инициатива Сермяжко и Усольцева, и он одобрил её:
- Молодцы!  Действуйте!
- Смекалистые чертенята, -  выходя из шалаша, восхитился ими Дмитрий Меньшиков. -  Почему мы раньше их не додумались?
- Выходит, у них головы лучше варят, чем наши, -  заметил, улыбаясь, Тимофей  Кусков.  -  Стоит переформировать все наши диверсионные группы.
16 диверсантов приступили в этот же день к проведению операции. Тренировку проводили на лесной поляне. Подрывниками командовал Сермяжко, штурмовиками  -  Усольцев. Отрабатывали долго. Всё получилось так, как задумывали. Я решил поучаствовать в этой диверсии. Разведчики доложили о выбранном участке железнодорожного пути, к которому ближе  подходит лес и кустарник  -  оккупанты, опасаясь партизан, заставили вырубить лес вдоль железной дороги.
Ночь безлунная. На небе, переливаясь, мигают звёзды. Подходим к железнодорожному полотну. Залегли  на краю леса. На насыпи горят костры. Около них  -  крестьяне. Патрульных нет. Сермяжко подходит к костровым. Они с пониманием отнеслись к нему. Взмах его руки, и минёры устремились к нему. Шесть бойцов закладывают мины в трёх местах. Укрывают их гравием. Протягивают верёвки от  рельс через кювет к лесу и маскируют их. Лишний гравий относят в корзинах в кювет. Всё подготовлено к взрывам. Минёры залегли в куста в ожидании поезда. Я залёг с группой стрелков. Ими  командует Константин Усольцев,  командир роты.
Позднее рассказали, что без помех заминировали рельсы  Евгений Дудкин и Фёдор Давыдов недалеко от Жодино. Поволноваться пришлось  Павлу Красовскому и  Фёдору Дмитриеву. Когда они подошли к участку железной дороги, где предстояло им  заложить мины, увидели у костра немцев. Залегли и стали выжидать, когда уйдут патрули. Закапал дождь. Прохладно. Однако пятеро немцев не думают уходить:  стоят у костра, греют руки, разговаривают между собой. Можно их легко убрать, но возникнет шум, набегут охранники, и не заложишь мину. Решили подыскать другое место и  провести там минирование. Вдруг патрули ушли. Всё в порядке  -  минёры сделали своё дело
Лежит основная группа в ожидании поезда, а его долго нет. Дождь усиливается. Холодно. Но мы терпеливо ждём. Вдали  появился огонёк  -  светит прожектор паровоза. Минёры приготовились. Ещё несколько тревожных минут до взрыва.
При наезде паровоза на третью мину раздаётся грохот. Паровоз приподняло, и он  боком плюхнулся на гравий. Летят под откос вагоны. С двух сторон в километре от основной катастрофы раздаются ожидаемые взрывы. Усольцев выстрелом из ракетницы пускает в небо красную ракету  -  сигнал дальним минёрам к отходу. Штурмовики во главе с Усольцевым, стреляя  на ходу,  устремились в атаку.
Зарево пожара. Светло, словно день наступил. Пламенем охвачены вагоны. Паровоз скрыт в клубах дыма и пара. Убиты все охранники, сопровождавшие поезд. Уничтожены  паровоз, 9  вагонов и 11 платформ, на которых были нагружены  7 танков и разобранные самолёты. Среди бойцов дерзкой  операции потерь нет, нет и раненых. Несколько дней потребовалось немцам, чтобы возобновилось движение  на этом участке  пути.   
В спецотряде "Непобедимый" заработала школа Сермяжко. Как эффективнее вести рельсовую войну,  учиться к Константину Прокофьевичу шли партизаны из других отрядов. Так стала действовать в спецотряде  школа Сермяжко.
/О нарастании партизанского движения можно проследить по фашистским документам, которые до нас дошли. 1 мая 1942 года из Минска в Берлин идёт сообщение под номером 1:
"Несмотря на наступившее потепление и связанное с ним ухудшение состояния  дорог, партизанское движение в  Белоруссии не уменьшилось. В  Логойском  районе  (там   базировался спецотряд.   Прим.  авт.)  активность  партизан становилась  всё ощутимее. Появившиеся  там группы насчитывали до 60 человек,  большинство из них имело автоматическое оружие.
В последнее время известно много случаев взрывы партизанами мостов, железнодорожных путей и других сооружений германской армии".
Успела немецко-фашистская армия  уже "насооружать". Присвоили  чужое, а думают, 
что они соорудили. Но вернёмся к документам. Народная война началась, в сводке №5  уже бурлит тревога:
"Диверсии на железнодорожной линии  Минск  -  Орша стали такими частыми, что каждую из них не опишешь.  Не проходит и дня, в течение которого не было совершено одна или несколько операций". Хорошую лепту вложил военный совет Минской северо-восточной зоны.
Хронику нарастания партизанской войны даёт 28 июля 1942 года в докладной  Берлину железнодорожная дирекция "Центр":
"В январе-феврале зарегистрировано 11 нападений на железную дорогу, в марте  -  27, в апреле  -  65, в мае  -  145,  в июне  -  262, с 1 по 35 июля  -  З04.  Итого   -  814 нападений. Уничтожено 200 паровозов, повреждены и выведены из строя 773 вагона, рарушено13 440 километров железнодорожного полотна".         
Организаторская роль военного совета, спецотряда, школы Константина  Сермяжко дают результаты и не малые, а большие. К этому приобщите информацию для Берлина, составленную командующим войсками тылового района группы армии "Центр" о событиях с 24 августа по 17 сентября 1942 года:
"В результате диверсий партизан к фронту проследовало только 343 эшелона вместо 672.  Из 181 эшелона с продовольствием до фронта дошло 58.  Войска недополучили 15 составов боеприпасов".
Народная война наносила огромный урон фашистам, оказывая неоценимую помощь советскому фронту. Из зоны действий спецотряда "Непобедимый" даёт  сообщения не партизанские, а вражеские, то есть свои    данные  дирекция  путей сообщения  "Минск":
"В мае нападений на железную дорогу  -  145,  в сентябре  -  695.  Всего за 1942
год  -  3 688. Повреждён  931 паровоз,  3 729 вагонов.  Всего крушений  -  850".
Так  оказывали белорусские партизаны поддержку фронту, когда шла ожесточённая битва за Сталинград.
Каков был результат  рельсовой  войны у спецотряда, оценил  начальник ЦШПД  Пантелеймон Кондратьевич   Пономаренко в предисловии к мемуарам  Станислава Ваупшасова: " За период боевой деятельности спецотряда Ваупшасова  подорвано 187 эшелонов врага с живой силой, техникой и боеприпасами, а в тяжёлых боях уничтожено значительное количество солдат и офицеров противника".  Прим.авт.\


КОМАНДИР  СПЕЦОТРЯДА
 



- Мне повезло, что служба моя в войну проходила под руководством  умного командира, талантливого организатора. Чекист  с большой буквы  -  иначе о нём не скажешь. Он жил не для себя, жил для Родины, для своего народа. Другой жизни себе не представлял. Выполнял сложные ответственные задания во имя счастья людей, во имя справедливости.
Природная народная смекалка,  даровитость ума позволили ему, находясь в тяжёлых условиях подполья, будучи на нелегальном положении за границей, в партизанских соединениях, позволяло Станиславу  Алексеевичу, опираясь на преданных товарищей, всегда находить выход из самого запутанного сложного положения.  Умение с первой минуты знакомства, с первых фраз, произнесённых незнакомцем,  распознавать его внутренний мир говорит о  его знании человеческой психики.  В людях он ценил мужество, преданность делу. С большим уважением относился к героизму Ивана Матвеевича Тимчука, Василия Трофимовича Воронянского, Ивана Леоновича Сацункевича, Константина Фёдоровича  Усольцева, Алексея Григорьевича Лунькова (наш начштаба), Константина Прокофьевича  Сермяжко, Василисы Васильевны Гуринович, Георгия  Николаевича Красницкого и многих других. Товарищей-друзей у него всегда через край.
Литовец по национальности, Станислав Ваупшасов гордился доблестью русских, всегда был внимателен к людям другой нации. Сражались за Родину в спецотряде русские, белорусы, украинцы, поляки. Карл Антонович  -  австриец, Андрей Ларионов  -  удмурд, Аркадий Аганесян  -  армянин, Рахматул Мухамендьяров  -  татарин. Не на национальность смотрели, а на отвагу, на диверсионную смекалку.
К большим и малым делам Станислав Алексеевич подходил со всей серьёзностью.
Позаботился о Карле Антоновиче, и он прибыл в лагерь. Добивался настойчиво от Москвы, и нам прислали полушубки  -  зимой никакого горя не знали. Оборудовал добротный лесной лагерь. Создал в лесу семейный лагерь, где нашли приют и защиту до освобождения Белоруссии от захватчиков 400 женщин и детей подпольщиков и партизан.       
Ваупшасов, если возникали, признавал допущенные свои недочёты и критически к ним относился. В отряд из 80-ти бойцов зачисляли в основном лыжников-спортсменов  - предстояло пройти длинный путь, поэтому надо брать в отряд выносливых. На фронте он присмотрелся к лыжникам и при вторичном наборе в спецотряд сказал мне:
- Идём мы не зайцев догонять. Спортсмен хорош на соревнованиях. Трассу для него флажками обставляют, а в лесу без флажков плохо ориентируется. Потеря одного в незнакомой местности может отразиться на судьбе всего отряда. Кого, Егор, лучше брать в  отряд?
Как думаешь?
Подумал-поразмыслил и говорю ему:
- Без компаса по лесным  дебрям ходят только охотники-таёжники  да пограничники.
- И я так думаю. Совпали наши мысли. Пограничники имеют преимущество перед другими воинами:  находясь на заставе, им не с кем посоветоваться, и они принимают в критический момент самостоятельное решение. Для нас это очень важно.
Правоту принятого решения подтвердила неоднократно партизанская жизнь в тылу врага.  Бесчисленное количество раз приходилось в одиночку или группами перемещаться на большие расстояния, никто не терялся.  Дмитрий Меньшиков с пятью разведчиками, пересекая железнодорожный путь, оторвался от отряда. Нашёл все-таки нас.  Начальник разведки как пограничник принимает сам решение, будучи оторванным от спецотряда:  установить контакт с командирами партизан, что было нам очень необходимо. Кузьма Борисёнок, получив ранение при выполнении задания, выздоровел, но не в отряд вернулся, а  имея возможность,  проникает в Минск и  создаёт там подпольную группу.
Станислав Алексеевич дорожил людьми и берёг их, проявлял заботу и о бойцах других отрядов. При освобождении Виктора Розума от казни ранен был боец отряда Сацункевича. Лечение на месте не помогло ему. Ваупшасов отправил его самолётом в Москву. Ни один боец не скончался в лесу от ран  -  тяжело ранен, его увозит самолёт, чтобы специалисты в лучших условиях помогли ему.
Командир отряда тяжело переживал гибель лейтенанта-пограничника Николая Фёдоровича Вайделовича и старшины Якова Кузьмича Воробьёва. Анализируя этот трагический случай, он одобрял мужественную настойчивость бойцов  по созданию отряда и их решимость по принятию командования.  Он утверждал, что жертв можно было бы избежать, если бы были выполнены два условия:  первое, соблюдать бдительность  (кто-то же донёс о создании отряда); второе, надо было  создавать группы, а не собирать всех в созданный отряд в одном месте, что позволило бы  горстку людей  вывести из-под огня.
Станислав Алексеевич владел множеством видов конспирации. Предупреждал всегда:
- Не записывайте  -  любую головоломку всё равно разгадают. Ваши тайники  -  это ваши головы. Тренируйте память.  -  В его голове умещалась даже мелочь, и в нужный момент всплывала в его памяти.       
Если даёт задание, то посоветует,  как  лучше выполнить, проинструктирует всё до мелочи, попросит повторить, как придётся действовать в сложной обстановке,   выслушает тебя внимательно  и посоветует, на что нужно обратить особое внимание.
- Представь себе,  -  наставлял опытный подпольщик связного или разведчика,  -  что  не за тобой наблюдают, а ты сыщик. Чтобы тебе у тебя бросилось бы в глаза в первую очередь, что у тебя чужое, наигранное? Подумай. Поразмышляешь, легче выполнять задание.  Работа подпольщиков  на аэродроме, на железнодорожном узле, на предприятиях Минска, да и в самом городе требовала большой бдительности, изворотливости, чтобы не попасть в пасть СС, СД. Такого не случилось благодаря прозорливости опытнейшего чекиста. Он внимательно выслушает, уточнит и скажет:
- Стоп! Немедленно твоих родственников переводим в лес. Сам переходишь на нелегальное положение
Многослойной охраной,  высокими заборами забаррикадировал свою резиденцию, опочивальню  Вельгельм фон  Кубе, верховный комиссар  оккупированной Белоруссии  -  не взять, не достать его нельзя. Кровавого диктатора белорусский народ приговорил  к смерти. Возмездие белорусского народа осуществилось  -  любимому другу Гитлеру самолёт доставил в серебрёном  гробу куски мяса от разорванного тела верховного. В изголовье  душителю белорусского народа подложила мину с часовым механизмом  Елена Мазаник. Она работала у Кубе горничной. Тихая девушка, но храбрая душой,  вошла фашистам в доверие и не побоялась пронести мину в логово зверя через многослойную стражу. За безмерную отвагу  по уничтожению палача  Кубе троим было присвоено  звание Героя Советского Союза. В их числе  -  Елена Мазаник, удостоенная высшей наградой  Родины.  Был рад командир, как и все бойцы спецотряда, узнав,  что месть  белорусов осуществилась. Подбирались к  изуверу и разведчики спецотряда. Михаил Гуринович и Максим Воронков  договорились с руководителем минского подполья  Кузьмой Матузовым  об организации взрыва в столовой СД.  Там нацисты готовили большой банкет, на который прибудут высокие должностные лица, в том числе и правитель Белоруссии  Кубе. К операции привлекли шофёра Михаила Иванова  и официанток  Капиталину  Гурьеву и Ульяну Козлову. Иванов привёз тол, жена  Матузова, Дарья Николаевна, передала малогабаритную мину с часовым механизмом.  Официантки уложили в банкетном зале  взрывчатку в перевёрнутую кадушку, на которой стояла кадочка с зелёной пальмой. Столовую перед торжеством проверили работники  СД.  Вечером  в банкетном зале в парадных  мундирах собрался весь цвет нацистов города. За полчаса до взрыва  Капа Гурьева незаметно покинула столовую СД.  От диверсии минских подпольщиков ушли в мир иной  16 нацистов и 32 офицера  безопасности получили ранения. Кубе тогда не достигла  месть
Станислав Алексеевич    был внимательным к предложениям товарищей по оружию. Он беспрекословно поддержал инициативу двух Костантинов  -   Сермяжко и Усольцева  -  о подрыве вражеских эшелонов. Старший лейтенант Дмитрий Меньшиков, отвечающий за разведку, обратился к Градову:
- Товарищ майор, не пора ли нам заиметь конную разведку?  Минск  -  рядом, всего 12 километров, и кружим вокруг него пешком. Лошадей найдём. Главное  -  мобильность возрастёт!
Командиром взвода конной разведки  назначил Градов  лейтенанта Николая Андреевича  Ларченко.20 лихих верховых разведчиков под носом разведывательного центра 
оккупантов доставляли в штаб отряда ценные сведения. От Ларченко долгое время  не отставала Валентина Васильевна.
- Товарищ лейтенант, возьмите  во взвод  -  хочу быть разведчицей
Валя успевала везде:  надо помочь на кухне  -  она там,  идёт с группой Иван Любимов на диверсию  -  Валентина уже в строю  подрывников. Неугомонная, бойкая, а с виду  -  простая, но очень симпатичная девушка.
- Товарищ Ларченко,  -  заметил ему командир отряда,  -  не беспокоишься о росте рядов разведчиков. Какой день за тобой ходит по пятам, а ты отнекиваешься.
- Вы о Вале говорите, товарищ майор? Суёт нос везде!
- Такой и должна быть разведчица!
Валя Васильева как разведчица доставляла в отряд немало нужных сведений, не бросила она и подрывное дело
Связь, взаимодействие  -  в центре внимания командира спецотряда. Председатель военного совета добился, чтобы каждый отряд партизанской зоны располагал рацией. Их доставляли из Москвы  и заимствовали  у немцев. Двинулись каратели, а о них уже знают во всех отрядах. Нужна помощь  -  по рации найдут, к кому надо обратиться. Без принуждения, без приказа свыше, но благодаря тактичности Ваупшасова-Градова все партизанские тропинки сходились к спецотряду.
Никогда не выпячивал себя Станислав Алексеевич, старался быть в тени. Завершилась  2-я партизанская конференция. Ваупшасова на ней избрали председателем военного совета Минской северо-восточной  зоны. Не  все ещё делегаты разошлись по  своим опорным базам,  как вдруг разведчик Романов докладывает:
- Каратели наступают с трёх сторон!   
Вот тут бы и показать себя  -  ведь Градов во главе всех. Но у него другое решение:
- Майор Воронянский, принимай командование!
Военные операции проводил успешно. Если спецотряд совершает нападение, то всё продумывается  до самой мелочи. Обязательно сравнит соотношение сил и найдёт слабое звено, которое обеспечит успех дела. Если наступают неожиданно каратели, то  прежде всего, начиная бой, узнаёт, в каком месте может  отряд безопасно  отойти  -   это главное для него. Имея основную базу, обязательно оборудовали запасную,  в которой было всё необходимое для будущих боёв. Находясь на оккупированной территории, отряд не мог базироваться на одном месте, приходилось с боями перемещаться из Логойского района в  Смолевический, Борисовский, Червенский, Пуховической, Узденский  районы Минской области. И в каждом новом месте оборудовались две базы и обязательно аэродром. Станислав Алексеевич был в военном деле не только находчивым, но и смелым,  решительным. Константину Усольцеву  с небольшой группой бойцов  -  так случилось  -  пришлось с трудом отбиваться от карателей, а в лагере свободных бойцов нет  -  все на заданиях, появляется взвод автоматчиков. Градов берёт автомат и ведёт их,  чтобы выручить чекистов.   В самые критические моменты мы всегда слышали зов командира:  "Чекисты! Вперёд! В атаку!  На прорыв! "  -  И сам шёл в первых  рядах атакующих.   Целеобразность  в партизанском деле для него очень важна. Надо укрепить отряд "Непобедимый" и усилить спецотряд, происходит объединение. Спецотряд принимает имя  -  "Непобедимый". Достаточно большое  пополнение в отряде Градова,  и из спецотряда выделяется партизанский отряд "Непобедимый" во главе с Тимофеем Ивановичем  Кусковым. На день соединения отряда "Непобедимый" с частями Красной Армии в его рядах было 195 партизан,   в спецотряде --  700 бойцов и 400 подпольщиков. Это настоящая партизанская бригада. 
Партизанское сопротивление  выдвинуло из своей среды немало талантливых организаторов народной войны. Среди них по праву считают достойным руководителем партизан и подполья Станислава  Алексеевича Ваупшасова.  В гостинице "Москва", где я в 1942 году перед походом проживал вместе с ним, рассказал мне Станислав Алексеевич о последней встрече  на Лубянке. Беседовали с ним наш генерал из  Управления и два армейских генерала. Один из них тогда сказал ему:
- Доведёшь половину отряда до Минска, будешь Героем.
Настолько была сложная обстановка на фронте и срочно требовалось иметь Центру контакт  с партизанами и подпольщиками, что дорога была каждая  ниточка, которая могла бы увязать фронт с  народными мстителями. Станислав Ваупшасов стал Героем Советского Союза. Высокое звание ему присвоено не только за то, что он в полном составе привёл отряд особого назначения к логову врага, но и за весомый вклад в дело организации народной войны. Он  в полной мере выполнил  ответственейшую задачу, возложенную на него. Малочисленные отряды северо-восточной Минской зоны переросли в полки, бригады, вселяя страх немецко-фашистским захватчикам,  и умело уничтожали врага, обескровливали его, приближая долгожданную Победу. Без стойкого героизма, без примерной преданности Родине, без таких людей, как Станислав Ваупшасов, полностью отдававших себя Победе, мы бы не победили. Среди борцов за достойную  Победу, равной которой нет в мире,  и наш отряд особого назначения внёс свой боевой вклад.
В предисловии "Человек удивительной судьбы" к мемуарам Станислава Ваупшасова  Пантелеймон Кондратьевич Пономоренко, отмечая  боевые  заслуги  спецотряда  Градова, пишет:  "Из 52 крупнейших диверсий, организованных спецотрядом, более 40 были осуществлены подпольщиками в Минске, в том числе такая крупная диверсия, как взрыв в столовой СД". Я горд, что  был в рядах бойцов народной войны. Спецотряд в1944 году насчитывал  700 бойцов. Под руководством Градова действовали 42 подпольные и диверсионные группы. Это была сила, гроза для фашистов.
Георгий Семёнович завершил рассказ о спецотряде. Наверное, ему нелегко дались воспоминания, однако он не закончил разговор.
- Сожалею, что я не был  в спецотряде, когда  шли последние ожесточённые   бои по  освобождению  Белоруссии  от оккупантов.
- Вы были ранены?  -  вырвалось у меня. 
- Нет.  Нашлись другие боевые дела. В конце  декабря 1942 года меня отозвали из отряда в Москву. Я и Николай Кухарёнок двинулись  на лыжах к нашему новому аэродрому.
- Вы, Георгий Семёнович, овладели опытом партизанской войны, знали в лицо многих партизан, подпольщиков, и вдруг вас отрывают от живого дела. Неужели в столице не могли обойтись без вас? 


НОВЫЕ    ЗАДАНИЯ


- Могли обойтись  -  не спорю. Но потребовался такой человек, который бы знал
суть партизанской борьбы и психику фашистов:  их  поведение в быту, отношение к населению, их взаимоотношения между собой, взгляды на войну и прочее, то есть  человек  требовался такой, который бы хорошо знал тыловую жизнь оккупантов.
Георгий Семёнович  потёр пальцами лоб, задумался. Мне показалось, что он размышляет, стоит ли мне  обо всём рассказывать.
- Шла яростная битва за Сталинград. Все  крупные лучшие вооруженные  силы страны сосредоточились на Волге.  В верхних эшелонах власти  уже понимали:  исход Сталинградского  сражения не будет в пользу Германии. Немецко-фашистские войска начнут отступать. Но битва с захватчиками не завершилась. Каковы планы гитлеровцев, какие их намерения, надо  знать. А чтобы знать,  надо в их ряды внедрить своих людей, хорошо подготовленных, обладающих   всеми тонкостями  разведки.
Меня, Карла Антоновича  -  переводчика спецотряда и других стали готовить для засылки в стан  фашистов. Я должен был представлять лицо, обиженное  крепко большевиками. Дубу выпала  роль ярого нациста. В будущем нам пришлось бы действовать совместно. Готовили нас  в Москве продолжительно и основательно. Однако моя учёба сорвалась.
- Что случилось?
- На улице Москвы я  столкнулся  с Пантелеймоном  Кондратьевичем Пономаренко,   начальником Центрального штаба партизанского движения. Он сразу же засыпал меня вопросами:  "Что ты делаешь в Москве?  Почему не в партизанском отряде?"
Как начальник  ЦШПД, он  вправе был задать мне такие вопросы, а я не могу ответить ему, почему нахожусь в столице  -   говорю невнятное что-то ему в ответ.  Пантелеймон Кондратьевич не отступает:  "Мы уже поговариваем о партизанском параде в Минске, а ты тут по улицам Москвы расхаживаешь".
Так и расстались без моего объяснения. Понятно, он не понял, почему я в столице, а не в партизанском отряде. Вскоре меня освободили от подготовки к проникновению во вражеские ряды. Я понял, не обошлось без вмешательства Пономаренко. Он, видимо, позвонил моему начальнику и попросил его не отрывать меня от партизан. Мой руководитель не стал перечить начальнику  Центрального штаба партизанского движения  -  всё же подчиняется непосредственно  Верховному  Главнокомандующему  (попробуй,  возрази!),  и он отстранил меня от учёбы.
Моё передвижение из одного ведомства в другое  позволило  выкроить какое-то время, и я попросил дать мне краткосрочный отпуск для урегулирования семейных дел. В одном из приютов  я отыскал младшего сына Вадима, и он жил со мной в Москве. Нашёл и старшего сына Евгения в другом детдоме. Получив отпуск, я поехал с сыновьями в Омск, чтобы передать их жене.
Приехали. Надо радоваться:  явились потерянные  в военной сутолоке  муж и сыновья, а у моей жены не радостные  -   горестные слёзы.
В разговор вступает Евгения Васильевна:
- Начало войны для нас, гражданских лиц, -  один ужас. Бомбёжки. Сутолока. Беспричинная беготня. Приказ:  семьям чекистов эвакуация  -  в обязательном порядке. Георгия Семёновича нет рядом с нами  -  он в командировке. Детей повезли поездом, а женщин отправили до Смоленска на грузовиках. Добралась  до  Москвы, но в столице не захотела оставаться, поехала к родственникам в Омск  -  всё же знакомый город, где почти пять  лет,  прожили, кое-кто помнил меня там.
В Омске  я устроилась на работу  инспектором в городской отдел народного образования. Встала на партийный учёт. Коммунисты избрали меня секретарём первичной организации гороно. Всё шло, как говорят, ладом. На работе некогда горевать  -  дел полно. Придёшь с работы,  и волнения нахлынут на душу:  что с мужем, где он, как найти детей? Пишу письма, получаю отрицательные ответы. Где мои мальчики?
На работе ко мне, как секретарю  парторганизации, стали обращаться с жалобами сослуживцы. Они сообщали, что  фронтовые подарки, приготовленные  школами,  не доходят до места назначения  -   заведующий  гороно  детские подарки  продаёт и устраивает вечером банкеты для дружков в здании отдела народного образования и ресторанах, а ученики, учителя, родители учащихся считают, что они помогают фронту. Полностью  поддерживала  коллег, которые возмущались вопиющим безобразием:  нередко отдают для фронта последнее, что есть в семье, от себя отрывают   -  лишь бы помочь фронту, а их подарки пускает  руководитель  на увеселение. Позор! Об этом безобразии я рассказала на партийном собрании. Как возмущался  заведующий  -  неправда, клевета!  Другие члены партии  сообщили новые  факты раздачи подарков как гостинцы  неизвестным лицам. Договорились, что проведём проверку в рабочем  порядке и доложим коммунистам на собрании.
Не успели мы подумать о проверке, как явилась комиссия из обкома партии. Мне член  комиссии заявил:  "Мы сами во всём разберёмся". По указанию обкома созывается партийное собрание. Перед его началом мне дают для ознакомления  справку, написанную комиссией. Прочитала её  и  -  о,  ужас!  Оказывается, я клеветница и пыталась опозорить заведующего гороно. Он не только не брал подарки, указывалось в справке, а даже внёс 5 тысяч рублей  в фонд обороны. Уважаемая, в справке слово взято в кавычки,  Евгения Васильевна Карбановская, секретарь первичной организации, передала в фонд обороны только 500 рублей. А где взять больше? Я же фронтовые  подарки не присваивала!  Сколько было денег, столько и отдала фонд обороны. Прочитав справку, я спросила перед собранием сотрудницу гороно, которая на прошлом собрании  резко критиковала  руководителя городского отдела горисполкома:  " Вы, Ирина Степановна, забыли, о чём говорили на собрании? Я заставляла вас выступать?"  Она мне в ответ:  "Что я могла сделать? Пригласили меня в  кабинет заведующего,  и он там вместе с комиссией сидит. Член комиссии задаёт мне вопрос:  "Вы не хотите в гороно работать? Не желаете получать хлебные карточки?" Что я могла им ответить?  У меня двое детей, поэтому под их диктовку написала объяснение   -  ведь там сидел сам и те, кто с ним пропивали фронтовые подарки от детей. Вы простите меня, Евгения Васильевна. Они пришли его защищать. Он остаётся на работе".
На собрании член комиссии зачитал справку проверяющих. Выступили члены комиссии. Все интеллигенты с партбилетами промолчали. Никто не выступил в мою защиту. Партсобрание исключило меня из партии. Уволили с работы. Возбудили уголовное дело. Клеветница!  Я была убита  напрочь. В райкоме партии, где утверждали решение партсобрания о моём  исключении, секретарь мне сказал:  "Проверяли наши товарищи, и мы  им доверяем".  А я ничто? К горкому, обкому не подступись.
Пришлось переходить на иждивение родственников. Хорошо, что в Москве объявился  Георгий  Семёнович, он выслал мне аттестат, и я  смогла обеспечивать себя продуктами питания.
- Мы  там воевали с врагом,   они здесь  подвоёвывали под себя.  Для нас  -  пули, для них  - подарки. Такое в моей голове не укладывается. Проявили заботу о семье фронтовика? Вся урёванная, в слезах встретила нас моя Женечка.
- Сколько я слёз выплакала!  Море!
- Представьте моё положение:  будут держать в органах того, у кого  жену исключили из партии и на неё завели уголовное дело? В письмах Евгения Васильевна только спрашивала о детях, нашлись ли, а то, что  нелады на работе  -  ни строчки. Хотела сама со своей бедой справиться, но  у  неё ничего  не вышло.
- Нигде   не желали меня слушать:  ни в партийных органах, ни в милиции  -  замкнутый круг, -  с горечью замечает Евгения Карбановская.  -  Меня очернили, но под ударом оказался и Георгий Семёнович.
- Нашли выход?  -  спросил я.
- Пришлось заняться  ответственным семейным заданием  - требовалось сломить бюрократическую стену, которая ограждала чиновников от отправки на фронт.   Решалась судьба не одного человека, а целой семьи. В правоте Евгении Васильевны я не сомневался.  Обратился в прокуратуру…
- На партийном собрании   -  уже после ареста зава  -  расставили все точки  над  и:  меня восстановили в партии. Но вышел разрыв в партийном стаже  - посчитали, что пока продолжалась волокита, я  не была  в  партии, не являлась коммунистом.  Сколько не добивалась, непрерывность партстажа  не  восстановили  -  обком был  против этого.   Оставили   мне  метку на всю жизнь, -  с  болью в сердце   заявила Евгения Карбановская.  -  На работе  восстановили.
Знал я по Калачинску этого  заведующего,  осуждённого судом  на 10 лет. Лапа поддерживала его, действительно, очень лохматая. Когда срок заключения у него закончился, и он оказался на свободе, ему предоставили должность, номенклатура которой попадала под опеку райкома партии. И в  другой раз обком предоставил ему должность, но уже в Омске. Без сильной  поддержки такую работу не каждый коммунист мог получить.  / С каких пор шло такое в нашем обкоме?  -  Авт.\ 
Когда  Карбановская  узнала, как они, партработники,  беспокоились о бывшем заключённом, заволновалась и хотела написать жалобу, но  я  отговорил  её не делать этого.
- Он тяжело болен, и дни его сочтены. Стоит ли ворошить прошлое?
  После этого она успокоилась.
-  Калачинский райком  с исключением из партии нередко   кавардак   затевал. Дважды приезжал в  Москву с апелляцией Гаврил Тимофеевич Чащин,  -  сообщает Георгий Семёнович Морозкин.  -  Это тот самый Чащин, который поддержал Никандра Ефимовича Прошлецова  в 1929  году, выступавшего против обобществления коров,  мелкого скота и птицы при организацииии колхоза "Рабочий Путь". Не выполнили они указания райкома партии. Чащин был честным и принципиальным  товарищем. К нему на дом зашёл клиент (в кавычках, разумеется) и предложил Чащину  как директору районной заготконторы взятку, чтобы совершить сделку. Дмитрий схватил валенок и набросился на него. По улице бежал с  пимом, пытаясь догнать взяткодателя и отколотить.
За что  исключали  из партии Чащина?   Первый раз за то, что он, отстаивающий всегда справедливость, не тая ничего плохого в душе, заявил на собрании:
- Не  много ли поездок по всему миру совершает товарищ Хрущёв, тратя огромные народные деньги?
Эта фраза стала для него роковой  -  секретарь райкома усмотрел в ней выпад против линии партии. Второй раз его исключили прямо на пленуме райкома, когда обсуждали решения ХХ съезда партии. Гаврил   Чащин,  имея за плечами подполье, коллективизацию, годы суровой войны,  выступил в защиту Сталина. Он попытался доказать, что Сталин сделал очень много для подъёма страны, под его руководством потерпели поражение немецко-фашистские войска, наша страна и вся Европа освободились от нацистских агрессоров.
 - Надо же, -  заявил секретарь райкома, -  состоя в наших рядах,  осмелился выступить против решений съезда!
Когда рассматривали апелляцию  Чащина в партийной комиссии ЦК КПСС, Александр Шелепин задал риторический вопрос:  "Кого исключать из партии?  Колущинского, Васина или Чащина? Не соблюдены  элементарные  приёмы рассмотрения персонального дела.  Товарищ Чащин на собрании первичной организации не обсуждался, решения  об его исключении нет. Не рассматривалось его дело  и на партийной комиссии  Омского обкома  КПСС. Имеется постановление обкома  об исключении Чащина из партии, но на бюро  его  не пригласили".
Полный бытовал формализм, как и при рассмотрении дела Евгении  Васильевны.   Отпихивали   честных коммунистов. Партийная комиссия  ЦК КПСС и во второй раз восстановила  Гаврила Тимофеевича Чащина в партии, потому что бездушно отнеслись к судьбе коммуниста.  На местах  партчиновников пугала  прямолинейность  Чащина, его открытость суждений. А вдруг другие коммунисты поведут  себя так, как   Чащин?  Им надо, чтобы их слушались, подчинялись им, а тут находится смутьян, который  открыто, не таясь,  высказывает  свои сомнения.
Но меня продолжала  интересовать дальнейшая партизанская судьба  Морозкина, и я спросил его:
- Вы, Георгий Семёнович, больше не были связаны со спецотрядом? 
- Контакта с отрядом не терял  -  близко соприкасался. Вернулся из Омска и в августе 1943  года   ЦШПД  перебросил меня в тыл врага. Руководил спецгруппой НКВД. В этом же месяце проводится  преобразование партизанских сил. Компартия  Белоруссии направляет с южного подполья на север  секретарём Минского подпольного обкома партии Николая  Наумовича  Мачульского. Он же становится командующим партизанских соединений северной  Минской зоны. Меня направляют к нему начальником особого отдела. Фашисты всё время стремились внедрить своих агентов в партизанские ряды, в наше подполье, так что работы было достаточно. Наряду с постоянными боями, которые пришлось вести с оккупантами, штаб Минской зоны вёл укрупнение партизанских отрядов:  создавали из нескольких отрядов полки, бригады,  чтобы наносить более  мощные удары по врагу.  Действовали  7  бригад и 2 отряда, в состав которых входили более 6 тысяч партизан. Число партизанских соединений быстро возрастало  -  ширилась народная война. Не только отдельные крупные сёла, но уже целые районы Белоруссии находились под контролем партизан. Чтобы сдержать натиск народной войны, гитлеровцы вынуждены были снимать с фронта воинские  формирования, задействовать авиацию и танки в борьбе с партизанами. Как огня, боялись фашисты партизан. Огромные силы приходилось им  оттягивать от фронта. Ни днём, ни ночью не давали бойцы сопротивления оккупантам.
Освобождал я от захватчиков  Минск и был участником партизанского парада 16  июля  1944  года  в белорусской столице. С частями Красной Армии только в Минской области соединились  37 партизанских бригад (176 отрядов) и 7 отдельных отрядов в составе более 40 тысяч партизан. Николай Наумович Мачульский завершил партизанскую войну в чине полковника, стал Героем Советского Союза.
- Были ещё какие-то необычные случаи в тылу врага?
- Каждый день происходит что-то особенное  -  идёт война. Было,  однако, одно невероятное сообщения из партизанских отрядов в  1943 году.
- Что же такое?
- Крепко пришлось нам  задуматься:  бригада  СС  по борьбе с партизанами,  состоящая из русских военнопленных  хочет установить контакт с партизанскими отрядами. Что это? Очередная хитроумная провокация СС, СД или Абвера? Хотят переговорить с партизанами не 10 человек, и не 20, и не 100, а хорошо вооруженная бригада, для разгрома  которой мало двух отрядов, надо готовить крупные силы. Всё же надо узнать, какую тонкую игру предлагают  фашистские спецслужбы.  Открыто действуют. Загадка очень серьёзная. Власов предал и не подумывает вернуться обратно, а этим захотелось пообщаться. Наш командующий  Мачульский  высказался прямолинейно:
- Сейчас не 1941 год. Подготовить силы, узнать, что они  хотят, и разбить их  -  нечего с предателями рассусоливать.
- Вы, Георгий Семёнович, побывали  в этой бригаде?
- Как ты думаешь, что в этом случае должен делать контрразведчик? Хочешь знать?
 Заинтересовался? Получил  я  новое задание, очень серьёзное  и  ответственное.  Но об этом я расскажу в следующий раз. Договорились?


Июнь  2008  г.

































СОДЕРЖАНИЕ


ЧЕКИСТ  РУБЛЕВСКИЙ

1. Вступление ………………………………………………. 3 
2. Ответзадание ……………………………………………..3
3.   Кыштовская банда ………………………………………. 5
4.   Отряд  чоновцев ………………………………………….6
5.   Засада …………………………………………………….. 8
6.   Седельниковские дела …………………………………..11           
7.   Уловка удалась  ………………………………………….15
8.   Погоня за бандитом  …………………………………….16
9.   Золото для индустрии  …………………………………..18
    10.   1937-й  …………………………………………………....20
    11.   Бессребреники ………………………………………...23



ПУТИ   ПРОЙДЕННЫЕ,   НЕЗАБЫВАЕМЫЕ

      1.  Вечно в поиске   ……………………………………………27
      2.  Встреча   …………………………………………………… 32
      3.  Командир  партизан   ………………………………………35
      4.  Подготовка  к  походу   …………………………………….38
      5.  Ночной  маршрут   ………………………………………… 42   
      6.  Юность комсомольская   …………………………………...44
      7.  Немного истории   ………………………………………….47.
      8.  Деревенские своеволия   …………………………………...51
      9   Борьба за хлеб   ……………………………………………..53.
    10.  Не всё гладко   ………………………………………………61
    11.  Помощь крестьян  …………………………………………..64
    12.  Бедные и богатые   ………………………………………….66
    13.  Зловещие выстрелы   ……………………………………… 68
    14.  Объединение объединению  -  рознь   …………………….77.
    15.  Первая в Сибири   …………………………………………..79
    16.  Раскулачивание   ……………………………………………83
    17.  Встреча с партизанами   ……………………………………87
    18.  К опорной базе   …………………………………………….91
    19.  Центр партизан   ……………………………………………92
    20.  Есть контакт!   ………………………………………………95
    21.  Героизм минчан   …………………………………………...97.
    22.  Удар по коммуникациям   …………………………………102
    23.  Командир спецотряда   …………………………………….105
    24.  Новые задания   …………………………………………….108
    25.  Содержание………………………………………………….113