Записки славянской тёщи. Весна в Провансе 13 Оконч

ПОСЛЕДНИЕ  ДЕСЯТЬ  ДНЕЙ. 

БИТВА ТИТАНОВ.

Чем ближе приближался день моего отъезда, тем плотнее спрессовывалось время. Как это всегда бывает в таких случаях, нашлись несделанные дела, места, которые необходимо было увидеть…
Неожиданно, камнем преткновения в моих отношениях с зятем, оказалась поездка на остров «Иф».
Поездку эту, как одну из самых «лакомых» экскурсий, Люка запланировал, ещё в самом начале моего пребывания во Франции. Посещение места заточения легендарного Эдмона Дантеса, должно было стать красивым заключительным аккордом в моём ознакомлении с марсельскими достопримечательностями.
А до этого, Люка, как хороший режиссёр, исподволь подготавливал меня к встрече со всемирно известным - благодаря не менее известному роману Александра Дюма – островом.

Где бы нам не приходилось бывать, будь это вид с площадки возле главного марсельского собора, перспектива главной аллеи природного парка «Пастре» или высшая точка горного перевала, откуда виден весь город с неизбежной панорамой моря вдали – всюду я слышала я это непонятное мне слово: - «Шатодиф».

Когда я всё же спросила Аню, что это означает, то оказалось, таким образом, Люка обращает моё внимание на остров Шато-де-Иф.
Честно говоря, я не видела ничего особенного в этом каменном голом острове с крепостью на его вершине. Если и было в нём что-то интересное, так это то, что своими очертаниями эта скала в море и крепость на ней издали напоминала эсминец, плывущий среди ультрамариновых волн.

До поры до времени, остров Монте-Кристо никак не осложнял мою жизнь в семействе Ш.  Не насторожилась я и тогда, когда на вопрос одного гостя, который пришёл увидеть маленькую дочь своего приятеля: «Что успела посмотреть бабушка маленькой Теи?» - Люка добросовестно перечислил всё увиденное мною. И в конце добавил, что ещё запланировано посещение Шато-де-Иф.

К тому времени я уже знала, что до острова нужно добираться катером. А море в те дни, из-за ветреной и прохладной погоды, всё время штормило. Кроме этого, Люка в будние дни работал, так что поездка могла состояться только в выходные. И если учесть, что это были последние выходные дни перед моим отъездом, то я считала, что их можно провести как-то иначе, нежели лазить по каменному острову, толкая перед собой коляску с грудным младенцем.

Поэтому, когда вечером в среду, Люка неожиданно предложил нам с Аней завтра съездить на Шатодиф, я спросила:
   - А с кем будет Теа?
   - Теа будет с вами, - последовал хладнокровный ответ.
Я посмотрела на зятя, надеясь увидеть тень улыбки в его глазах. Но нет, он был серьёзен, как никогда.

Всё ещё не веря в реальность предложения поехать на продуваемый всеми ветрами остров с полуторамесячным ребёнком на руках, я решила, что на этом злосчастном клочке каменистой суши, возможно, есть какой-нибудь отель, где можно с ребёнком укрыться от непогоды. Но нет – оказалось, что ничего подобного там не имеется.

- Люка! Да зачем же нам ехать туда, да ещё с Теей? К тому же, море штормит. А, если вдруг катер перевернётся?
Мне представилась ужасная картина: я и Аня барахтаемся среди невысоких, но остроконечных волн, пытаясь спасти маленькую Тею.
- Ну, давай подождём денёк. Может, хотя бы ветер утихнет и море успокоится, - пыталась я выиграть время в надежде, что Люка, наконец, поймёт всю абсурдность своей идеи, насчёт обязательного посещения этого злосчастного острова.
Но, видимо, я недооценила упрямый педантизм зятя. Этот человек всегда пытается осуществить задуманное, невзирая ни на какие обстоятельства.

Во всяком случае, в четверг вечером я опять услышала предложение «сплавать» на Шатодиф:
- Ветра уже нет и волн тоже, - напомнил Люка о моих вчерашних доводах против экскурсии.
- Но зато - сегодня сильное солнце - и ребёнок может получить ожог или тепловой удар, - парировала я. Но по реакции Лукаса поняла, что такие «отмазки» - не принимаются.

А в пятницу утром я проснулась с сильной головной болью и слабостью во всём теле. О чём и было сообщено зятю, который собирался идти на работу. По отсутствию всякой реакции с его стороны, я поняла, что в мою скоропостижную болезнь не очень верят. Это было тем обиднее, что я и вправду, чувствовала себя прескверно.

Целый день я ползала, как раненая черепаха. Но к вечеру мне стало лучше, о чём я честно и сказала Люке, когда он поинетересовался моим самочувствием.
- Значит, завтра поедете на Шатодиф с Аней?
Поскольку крыть было нечем, то пришлось пообещать совершить "паломничество" на марсельскую «Мекку».
- Конечно, если не будет плохой погоды, - добавила я почему-то.
Люка посмотрел на меня с торжеством: плохая погода в этих местах довольно редкое явление, тем более, в июне, и, тем более, после недавно прошедших дождей.
Но, видимо, правда была на моей стороне - за меня вступилась сама природа.

На следующее утро небо было затянуто облаками, и временами начинал накрапывать дождь. Я с надеждой ожидала, что при таких обстоятельствах Люка пощадит нас и не погонит на остров Монте-Кристо. Но единственное, на что снизошло милосердие упрямца, так это до того, что он обещал побыть дома с Теей, пока мы с Аней будем совершать нашу экскурсию.

Я представила, каково это будет плыть по морю в дождливую погоду, а потом, лазить по голым камням… Бр-р-р…
- Вот если бы пошёл ливень, - мечтала я. – Тогда бы уж Люка оставил свою идею насчёт этой экскурсии.
И, представьте себе – часам к одиннадцати «разверзлись хляби небесные» и пошёл такой ливень, что ни о каком выходе из дома не могло быть и речи.

В душе я торжествовала, а Люка был так расстроен, что мне стало даже жаль его:
- Завтра мы с Аней обязательно съездим на остров! Ведь ты сам говорил, что у вас дожди два дня подряд летом никогда не идут, – била я зятя его же оружием. Хотя в душе меньше всего желала провести последнее французское воскресенье подобным образом. Этот остров я уже, наверное, просто ненавидела…

Но Люка поверил моим заверениям. Тем более, что раз сегодня прошёл такой сильный дождь – то завтра уж точно будет отличная погода.

Ранним воскресным утром на лучезарном небе сияло такое солнце, что стало ясно:  придётся выполнять свои вчерашние обещания. Ведь никаких доводов, против посещения острова у меня не осталось. А такая жалкая отговорка, что мне просто не хочется этого делать, явно не тянула против плана Лукаса завершить мои французские впечатления таким великолепным аккордом. Мне оставалось только покориться неизбежному. Но Бог был милостив ко мне и на этот раз.

Внезапно небо затянулось тучами - и начался настоящий природный катаклизм! Ураганный ветер пригибал к земле и ломал ветви деревьев. При этом хлестал сильнейший дождь с градом. Слышно было, как во внутреннем дворе хлопают ставни и что-то со звоном разбивается…

Да, такого коварства то ли от природы, то ли от меня, Лукас явно не ожидал. Не ожидали ничего подобного и мы с Аней, хотя происшедшее было нам на руку. Нам хотелось провести последнее совместное воскресенье дома, вместе с Теей.

Подозреваю, что после этой истории Люка стал подозревать, что я имею возможность как-то влиять на состояние погоды…
Слава Богу, что французы несуеверны, а то бы я в глазах своего дорогого зятя могла превратиться в колдунью.
Но больше о поездке на остров Монте-Кристо Люка не заикался.

ПЕРЕД  ОТЪЕЗДОМ

Все дни, предшествующие моему отъезду, были наполнены обычными хлопотами, которые сопутствуют присутствию в доме грудного ребёнка. Всё было, как и всегда. Но осознание того, что скоро мне предстоит расстаться с дочерью, зятем, а, главное, с нежно любимой внучкой, вселяло в меня чувство глубокой грусти.

Часто глаза мои наполнялись слезами - и я старалась спрятаться куда-нибудь, чтобы Аня не смогла заметить моего состояния. Зачем её огорчать? Пусть спокойно занимается своей девочкой. В конце концов, я сама жила так, что мои родители могли видеть меня, в лучшем случае, раз в году. А когда мы жили на Дальнем Востоке и на Чукотке, я приезжала в Тамбов с детьми, вообще - один раз в два года. На  более частые поездки не хватало денег. Телефонная же связь была тогда на таком уровне, что о ней даже и речи не возникало.
   .
Сейчас же, совсем иные времена. Аня звонит мне регулярно, и мы разговариваем на любые темы. Она может спросить, как лучше сделать фаршированные перцы? А через некоторое время позвонить и сказать, что перцы гостям очень понравились.
Боже, как быстро происходят перемены в наше времяЮ и настолько сократилась расстояния между людьми!

Утешившись подобными соображениями, я включалась в повседневное течение дел.
У Люки было много работы и он возвращался домой не раньше восьми часов. Так что, все заботы о Тее лежали теперь на наших с Аней плечах. Но для меня это были сладкие хлопоты. Девочка умнела не по дням, а по часам.

В смысле здоровья это был беспроблемный ребёнок. Недаром при рождении она по физическим  параметрам получила десять баллов. Но практически с первых дней у неё обозначился определённый и, кажется, сильный, характер.

Когда она не спеша, открывала вначале один, потом другой глаз и начинала осматриваться вокруг, то вид у неё был серьёзный и даже строгий. Как будто, взрослый значительный человек, внезапно оказался в беспомощном тельце маленького ребёнка.
  - Мама, что она так смотрит? Я её боюсь! – говорила с невольным трепетом Аня.
 Я не отвечала дочери. Мне и самой казалось, что глаза крохи смотрят на нас с упрёком и словно вопрошают:
   - Кто вы такие? Что со мной? Где я нахожусь?
   Невольно приходили мысли о реинкарнации. Иначе, откуда у ребёнка, который недавно появился на свет, такой строгий, пронизывающе-сосредоточенный взгляд?

Кстати, с течением времени, выражение лица у Теи смягчалось, становясь всё более младенческим. И опять это соответствовало идее реинкарнации – значит, уходит память о прошлом воплощении. А в новом, она была просто грудным ребёнком женского пола.

Для прогулок на свежем воздухе нам приходилось выбираться довольно далеко от дома. (Внутренний зелёный двор был нам недоступен, так как находился в частном владении).
Самый близкий для этих целей «оазис» находился минутах в двадцати ходьбы от дома. Причём, идти надо было всё время вверх, минуя многочисленные улицы и перекрёстки. Конечно, проделать такой путь с коляской было не очень легко, но труды того стоили.
Для прогулок с маленьким ребёнком этот парк был просто прекрасен! Цветущие олеандры, вечнозелёные лавры, неизвестные мне южные цветущие кустарники, кипарисы, растущие по периметру детской площадки – всё это источало свежие целительные ароматы. Жаль только, что это было единственное, доступное «пешим образом», комфортабельное место для отдыха с маленьким ребёнком. Чтобы попасть в другие подобные «места обетованные», требовался автомобильный транспорт.

А время, между тем, приближалось к дате моего отъезда…
 Кстати, совершенно неожиданно разрешилась загадка по поводу «ночного выпаса гусей» и «ночных любовниках». Когда я в очередной раз услышала, страстные крики и гусиный гвалт, доносящийся из внутреннего двора, то призвала в свидетели Аню:

   - Послушай только, как стонут эти парочки и гогочут гуси! Неужели соседи никому не жалуются? Ведь из-за такого шума совершенно невозможно уснуть. И вообще, гуси в городе – это дополнительная грязь и антисанитария!
   - Мама, да ты что, – вытаращилась на меня дочь, - какие ещё парочки, какие гуси? Откуда ты это взяла?
   - А что, разве это не гуси сейчас гогочут? А стоны откуда?
   Аня засмеялась:
   - Это бакланы прилетели ночевать.
   - Да ты что, разве бакланы могут кричать человеческими голосами?
   Аня прислушалась и рассмеялась:
   - И правда, похоже… Ну, не знаю, может, у них брачный период сейчас…
   - Они же морские птицы и так высоко забираются – удивилась было я. Но тут же вспомнила, что, когда мы жили на Чукотке, бакланы прилетали к нашим помойкам на ночную кормёжку. А ведь от моря мы тогда находились гораздо дальше, чем теперь.

Так был разрушен миф о тайных «гусеводах» и «страстных любовниках». Я  даже немного разочаровалась от того, как просто всё оказалось.
В один из этих же последних дней моего пребывания в Марселе, была разгадана ещё одна загадка, не дававшая мне покоя на протяжении многих предыдущих месяцев.

СНИЛСЯ МНЕ СОН.

История эта началась почти год назад. Приблизительно, через пару месяцев после того, как Аня вышла замуж, приснился мне сон.

Еду я по широкой шоссейной дороге в открытом автомобиле. Надо мной – голубое, в лёгких облачках, небо, лицо освежает встречный ветер….
 Через какое-то время дорога, по которой я еду, плавно изгибается и машина подъезжает к берегу моря. Море это совсем не похоже на то, которые мне приходилось раньше видеть.  Здесь прибрежная морская полоса отделяется от основного водного пространства вытянутой, параллельно берегу, длинной каменной грядой.
Мне очень хочется искупаться, но море штормит, да и спуск к нему затруднён. Берег крут и волны то и дело раздражённо набрасываются на его камни.
   
Проснувшись, я посмотрела в сонник, что бы это означало? К слову сказать, я не всегда так делаю, но в данном случае, сон показался мне достойным «расшифровки».
Итак, согласно соннику, спокойное море означало «новые дела и занятия, которые принесут удовлетворение, а, может, даже и славу».

Правда, в моём сне море было неспокойным, но я решила, что всё равно, видеть море – это неплохо. Подобная трактовка меня устраивала, и я благополучно спрятала этот морской «файл» в глубины подсознания.

Но прошло некоторое время - и тот же сон, хотя и с небольшими вариациями, повторился вновь. Опять была дорога, я – в автомобиле, всё то же море с каменистой грядой в глубине - и невозможность искупаться в его тёмно-синей волнующейся воде…

Когда сон повторился в третий раз – мне пришлось призадуматься. Ведь известно: если один и тот же сон повторяется несколько раз, значит, это неспроста и следует обратить на увиденное особое внимание. Что я честно и пыталась сделать.

Что означает дорога и море – я уже знала из сонника. Теперь больше всего меня интересовала каменная гряда в море. Ведь она присутствовала в каждом подобном сне. Но сколько я не напрягала своё воображение, не просматривала соответствующей литературы – никакой информации по поводы этой гряды получить не удавалось.

Дошло до того, что я предположила, что своей вытянутой формой эта гряда напоминает желчный пузырь. А поскольку, она – каменная, то не означает ли это, что мой жёлчный пузырь под завязку набит камнями?

Я привлекла к анализу сновидения мужа, рассказала о нём подругам, одна из которых была психолог – знаток Фрейда и Юнга, но воз не сдвигался с места. А сон этот не оставлял меня в покое, повторяясь через большие или меньшие промежутки времени. Но я уже привыкла к нему и больше не пыталась расшифровать его содержание.

Во Франции – мне снились лёгкие и приятные сны,  и я совершенно забыла о том странном, повторяющимся на протяжении целого года, сновидении.

Когда до моего отъезда осталось три дня мы с Аней отправились попрощаться с городом. Прошлись по уютным улочкам с узёхонькими тротуарами, сняли на камеру типичные марсельские дома с лепниной и ажурными черными металлическими решётками на крохотных балкончиках.

 В старой гавани я позировала на фоне белоснежных мачт бесчисленных яхт и катеров.

Напоследок решили снять открытое море и пляж, где я загорала под ярким средиземноморским солнцем.
 Но оказалось, что у моря сейчас дует довольно сильный ветер – и поэтому пляж закрыт. (Странно, но в городе и у Вью-порта, никакого ветра не ощущалось).

Впрочем, мы с Аней не слишком огорчились закрытому пляжу – всё равно купаться не собирались, а просто прошлись по набережной. Остановились там, где морские волны с шумом разбиваются о большие камни, которыми укреплён  крутой берег набережной.
Я позировала на фоне волнующегося тёмно-синего моря. А потом, стоя, как Пушкин - на известной картине Репина, в окружении морских брызг, читала его бессмертные строки:
 
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой!

Когда съёмка была закончена, я бросила прощальный взгляд на морскую ширь и… остолбенела. Это было море из моего сна. Ну, конечно! Тот же самый крутой берег, по скользким камням которого невозможно спуститься к воде. А в двухстах метрах от берега – вытянутая каменная гряда! Даже тёмно-синие волны волновались точно так же, как в том сне.
Всё ещё не в силах поверить происходящему, я обернулась – и увидела знакомый изгиб дороги, по которой катились автомобили…

Так вот что означал тот загадочный сон – это была картинка из моей будущей поездки в Марсель! Значит, там, откуда к нам приходят сновидения, за год! до событий уже знали, что я буду стоять на этом месте и видеть  тёмно-синее море с каменной грядой впереди…

Знали так же, что в этот день море будет штормить, из-за чего невозможно будет искупаться. Даже крутизна берега и мокрые камни будут те же самые. И, даже то, что дорога будет поворачивать при въезде на набережную – мне во сне показали абсолютно точно.

А мы, маловеры, считаем, что нет ничего выше «могучего разума», с помощью которого мы вершим свою судьбу. На самом деле, многое из того, что происходит с нами в этой жизни, уже заранее прописано в «Книге судеб». И иногда оттуда доходит к нам информация – в самой разной форме – предчувствий, видений или снов, как это случилось в данном случае со мной.
Жаль только, что нам так мало известно об этой таинственной сфере нашего бытия.

ПРОЩАНИЕ  СЛАВЯНКИ

Вот и настал последний день моего пребывания в славном городе Марселе. С утра – сборы, доделывание несделанного, рассказывание нерассказанного.
В пять вечера пришёл с работы Люка и предложил прогулку к морю. Хотя я считала, что прощальный вечер лучше провести дома, за спокойной беседой, молодёжь настояла на своём.

И вот мы выходим из машины точно в том месте, где два месяца назад состоялась моя первая встреча с Марселем. Только в отличие от того, первого дня, когда дул остужающий мистраль, сегодняшний вечер кроток и тих, как сон младенца. Словно местная природа на прощанье стремится показать самое лучшее, что имеется в её богатом арсенале.

Солнце ещё не опустилось за горизонт, но море уже утратило свою потрясающую синеву. Теперь его спокойная, почти зеркальная, гладь - имеет жемчужно-розоватый цвет.
Головы немногочисленных пловцов покачиваются на водной поверхности, как тёмные резиновые мячи…
Мы с Аней разулись, закатали брюки выше колен - и зашли в неподвижную ласковую воду. Верная своей всегдашней привычке, я опустила руку в прохладную влагу Средиземного моря. Мне подумалось: как много разной воды протекло сквозь эти пальцы. Помнят они прикосновение всевозможных рек, озёр, речушек…   
Были моря: Чёрное, Балтийское, Азовское, огромный, как море, Анадырский залив. Омывала свои руки я и в тихоокеанских водах бухты «Золотой рог» в районе Владивостока.
И вот теперь – Средиземное море – такое синее и солёное:
   - «Прощай!», или – нет – «До свидания!». Так хочется ещё раз встретиться с тобой, окунуться в воду, ту самую, что омывала эти берега ещё многие тысячи лет назад.

Как много информации хранит в каждой своей капле этот огромный водоём: подъём и опускание суши, рождение вулканов и гибель островов, появление и исчезновение целых народов и цивилизаций – всё это видело и во многом участвовало Средиземное море.
А теперь в нём навеки! - запечатлелась память о моём прикосновении. И таким образом я приобщилось к вечности…

Потом был прощальный ужин в одном из прибрежных ресторанов. Мы сидели на террасе, звучала приятная музыка. Перед нами было море, в которое опускался огромный солнечный шар. Его последние лучи ещё слепили наши глаза, но свет этот не раздражал, а словно ласково прощался со всеми до следующего утра.

 Но всё это было уже не для меня. Следующий марсельский рассвет и закат состоится без моего участия. От этого становилось грустно, хотя красота окружающей природы привносили в мои эмоции идиллический флёр.
Правда, это настроение несколько нарушала Теа, которой в этот вечер не лежалось в коляске и приходилось периодически брать её на руки. Но всё равно я была благодарна Лукасу, который настоял на прощальной поездке к морю.

А маленькая речь, произнесённая Лукасом за ужином на франко-русско-английском языке, тронула меня до слёз. В ответ, я поблагодарила дорогих детей за всё хорошее, что они для меня сделали во время двухмесячного у них пребывания.

Домой вернулись около одиннадцати вечера. Поскольку, в два часа ночи надо было уже вставать, а кое-что ещё не было собрано, ни о каком сне для меня не могло быть и речи.
В половине третьего я простилась с Аней, которая оставалась дома с Теечкой. А мы с Люкой погрузились в « Ситроен» и тронулись в путь. Предстояла ночная трёхчасовая дорога до аэропорта Ниццы, откуда в семь утра вылетает мой самолёт на Цюрих.

Выехали мы с запасом во времени – на всякий случай. Оказалось - не зря. На горных перевалах лежит густой туман. Включенные фары машины с трудом высвечивают дорожное полотно. Встречные большегрузные фуры – они ездят здесь по ночам – выныривают из молочной белизны тумана буквально в нескольких метрах от нашего автомобиля. И всё это – на горном серпантине…

Люка сбавляет скорость до минимума. Мне видно, как сильно он напряжён. Ведь, в случае столкновения с фурой, от нашего маленького авто ничего не останется.
 Но вот постепенно туман начинает рассеиваться. Значит, начинается спуск вниз. Теперь дорога будет прямой и ровной до самой Ниццы.
В салоне машины звучит приятная классическая музыка. Мы с зятем беседуем на самые разные темы и, несмотря на то, что прошло почти сорок лет, как я учила английский в щколе, мы прекрасно понимаем друг друга.

Мы въехали в Ниццу, когда занимался рассвет. Как и в первую встречу с этим городом, меня охватило чувство безотчётной к нему симпатии. Счастлив должен быть тот, кто живёт здесь постоянно или имеет возможность приезжать сюда, хотя бы на время! Но мой удел в Ницце – это аэропорт.

В этот ранний утренний час жизнь в нём лишь слабо теплится. Идём с Лукасом к месту регистрации багажа. Кроме нас, здесь никого из пассажиров нет. По указанию девушки-контролёра, ставлю на весы два своих чемодана: один - большой и один – маленький, который мне подарила Аня.

В большом – одежда и обувь, а в маленьком – самое ценное для меня в данный момент: подарки, фото, открытки, парфюмы. Но самое главное – кассета с фильмом о моём пребывании во Франции. Люка делал его три последних дня. Для этого он пересмотрел массу видеозаписей, прослушал множество дисков с самой разной музыкой.

В результате появился просто бесценный для меня фильм, где запечатлено всё яркое и замечательное, из виденного мной в гостях: наши путешествия, семейные праздники…
Но самое главное – Теа – буквально, с первых часов после рождения и до момента моего отъезда.

Девушка контролёр смотрит на весы, прикрепляет к чемоданам бирки – и они плавно уплывают за резиновую шторку, которая отделяет общий зал от багажного отделения. На руках у меня остаются два корешка от чемоданных бирок. Я кладу их в сумочку с документами, и мы с Лукасом отходим от места регистрации багажа с чувством выполненного долга.

Теперь можно и слегка расслабиться, тем более, что после бессонной ночи и трудной напряжённой дороги моя голова слегка гудит и кружится.
 До начала посадки ещё не менее часа. Люка предлагает пойти попить кофе. Идём по направлению к кафетерию и вдруг меня, как молния, пронзает мысль:
   - Чемодан, мой маленький чемодан! Он должен быть со мной в качестве ручной клади. Да его теперь просто расплющит под огромными тяжёлыми чемоданами и баулами.
К тому же, он не заперт, а просто закрыт на молнию. Что с ним будет на пересадке в Цюрихе, а, особенно при разгрузке в Киеве? Там он, маленький, незапертый, с дефицитными вещами, просто может исчезнуть, не оставив никакого следа.  А это будет настоящая катастрофа, ведь в нём – вся память о поездке, не говоря уже о подарках.

Как могу, объясняю всё это Лукасу. Не знаю уж, что он думает о моих умственных способностях. Наверное, что-то типа: « Какая рассеянная! Где она была, когда отправляла свой чемоданчик в багаж?» Но в данный момент, и я о себе самого плохого мнения:
   - Дура! Идиотка последняя! Расслабилась в таком важном деле! Вот что значит - накануне отъезда ужинать в ресторане, а потом, не спать всю ночь!
Вдоволь наругавшись на себя, я обрела способность к здравому рассуждению:
   - Сейчас аэропорт практически пуст. А чемодан «уплыл» не более пяти-семи минут назад. Так что найти его будет совсем несложно.

Мы возвращаемся с Лукасом к нашей контролёрше. Люка начинает объяснять ей сложившуюся ситуацию. Я, как могу, жалкими возгласами на английском, пытаюсь разжалобить строгую девушку.

В моём понимании, ситуация в настоящий момент не самая безнадёжная. Народу в аэропорту ещё практически нет. Что стоит этой контролёрше заглянуть за резиновую шторку и попросить какого-нибудь Жана или Поля из багажного отделения выдать ей «вон тот маленький чемоданчик».

Но, судя по неуверенному тону моего зятя и равнодушно-непреклонному виду девицы, постепенно начинаю понимать, что моё дело безнадёжно. Для этих западных педантов тот факт, что чемодан находится уже в другом отделении, равносилен тому, что он уже на Луне. Каждый из них имеет отношение только к своим обязанностям. А что происходит буквально в трёх метрах от них – совершенно никого не касается.

Единственно, до чего снизошла эта девица, так  это посоветовать попробовать вернуть чемоданчик при пересадке в Цюрихе.
Мне осталось только покориться обстоятельствам. Я была ток расстроена, что совершенно не запомнила, попили мы всё-таки кофе с Лукасом или нет?

Память зафиксировала только момент прощания с зятем возле паспортного контроля.
Я была искренне благодарна ему за прекрасные впечатления от жизни в их с Аней семье. Мы дружески распрощались и вот, после проверки моего паспорта, просвечивания содержимого сумочки, я оказываюсь в зале ожидания. Народу и здесь практически нет.
Это кажется мне несколько странным.

Подхожу к парню на контроле и спрашиваю по-английски, с какого выхода будет производиться посадка на Цюрих? Парень отвечает, что с выхода номер сорок – «намба фоти» - и машет рукой в правый угол зала. Благодарю – и иду в указанном направлении.     Действительно, здесь есть выход номер 40. Сажусь невдалеке на мягкий кожаный диван и жду, когда начнут собираться пассажиры моего рейса.

Но время идёт, а пассажиров что-то не видно. Правда, появилась парочка – парень и девушка. Спрашиваю у них, летят ли они на Цюрих? Но молодые отрицательно машут головами. Странно, до вылета осталось совсем немного времени, а пассажиров всё не видно. Не полечу же я одна в самолёте?

Пересекаю, по-прежнему пустынный, зал и опять подхожу к парню на контроле. Опять объясняю, что жду вылета на Цюрих. Парень снова повторяет своё «Фоти» - и показывает на тот же угол зала. Благодарю и возвращаюсь под табло с номером 40.
Проходит ещё около пятнадцати минут… Никого!

Под ложечкой у меня начинает тревожно ныть. Где же пассажиры? Ведь вот он, этот выход номер сорок. Я ведь дважды слышала это «фоти» от парня.
   - Фоти…Фоти…- повторяю я машинально. И вдруг – «Боже! А вдруг это не номер «сорок», а «четырнадцать»? Как там это будет? – «Фотин». На наш слух – разница всего-то в одной букве на конце, да ещё глухозвучащей. Может быть, этот француз говорил именно «фотин», а не «фоти»?

Лихорадочно ищу табло с номером 14. Это должно быть где-то здесь. Ведь дежурный показывал рукой именно в этот угол зала. Но ничего подобного не видно. А времени до вылета остаётся уже совсем мало! Что же делать?
Не попасть на самолёт и остаться в незнакомом городе без денег, без знания языка, в  удалении от близких! (Напомню, что в то время мобильные телефоны  были ещё редкими новинками). И Люка давно уже уехал – как только я прошла паспортный контроль и оказалась в зоне отчуждения. Словом - это просто катастрофа!

Неожиданно, в самом углу зала замечаю мраморные ступени, ведущие вниз. Указателей никаких нет – скорее всего, это спуск в туалет, наподобие такого, как в Борисполе.
Но мне ничего не остаётся, как проверить – что там внизу? На первом повороте встречаю мужчину, поднимающегося навстречу. Спрашиваю его по-английски: «Там есть номер четырнадцать?»  Мужчина утвердительно кивает головой.

Если бы сейчас мне предложили сбежать по лестнице с той скоростью, которая была у меня в тот момент – я не смогла бы этого ни за что сделать. Даже, если бы за это предложили большие деньги. Но в состоянии стресса мы способны на многое.

Скатываюсь вниз - и оказываюсь в просторном светлом помещении. Смотрю направо, налево: «Ура»! - Вижу людей, которые толпятся возле стеклянной двери, над которой висит табло номер четырнадцать с заветным словом – «Цюрих».

Я была последней из зарегистрировавших свой билет. Успела, что называется, в последний момент.
И вот мы уже на лётном поле возле маленького, но очень симпатичного самолёта. Впрочем, после всего пережитого, всё мне теперь кажется симпатичным и милым. Пассажиров - человек тридцать. Оба пилота приветствуют входящих в самолёт, заботливые стюардессы помогают занять места в салоне.

И вот уже звучит знакомое: «Фастн белтс, плииз». Стюардессы проходят по салону и проверяют, все ли пассажиры пристегнулись к своим креслам?

Оттолкнувшись от бетонной полосы, самолёт начинает набирать высоту. Во время того, как он делает медленный разворот над Ниццей, сверху открывается  прекрасная панорама города, который уютно расположился между невысокими горными хребтами.

Благодаря тому, что утро сегодня тихое и ясное, можно рассмотреть отдельные строения, серпантины дорог, зелёные массивы. Город уступами спускается вниз – туда, где плещется тёплое и ласковое море. А с севера, от холодных ветров его заботливо прикрывают невысокие зелёные горы. Отсюда, с высоты, они выглядят какими-то домашними, совсем не строгими.
  - Прощай, Ницца, - шепчу я, - прощай, Франция… А почему, собственно - прощай?
    Может, лучше – «До свидания!»

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЁРНОГО ЧЕМОДАНЧИКА

О, чудеса современной техники! Не прошло и часа, как изящная стальная птица перенесла нас из одной страны в другую. Полёт протекал гладко, завтрак был подан вкусный, но на душе у меня было неспокойно. И всё – из-за маленького чёрного чемоданчика, который, по моей оплошности, не находится сейчас на багажной полке над моей головой, а лежит под грузом тяжёлых вещей в багажном отсеке самолёта. Если вообще, лежит…

Конечно, я старалась как-то действовать. Объяснила сложившуюся ситуацию милой стюардессе и попросила её оказать мне помощь в получении чемодана при посадке в Цюрихе. Во время рассказа о случившемся недоразумении, девушка сочувственно кивала головой и пообещала оказать всяческое содействие в этом вопросе. Так, во всяком случае, я поняла её - тем более, когда в заключение нашей беседы, стюардесса произнесла с ласковой улыбкой:
   - Мэм, пожалуйста, не волнуйтесь – всё будет хорошо.
   Польщённая «почётным» званием - «Мэм» и ласковым обхождением, я, действительно,
 несколько успокоилась.

Когда после посадки в Цюрихе пассажиры начали выходить из самолёта, я, уже у ступеней трапа, напомнила девушке о желании получить сейчас свой маленький чемоданчик. Но стюардесса была занята тем, что с улыбкой прощалась с выходящими пассажирами и на мою просьбу никак не отреагировала. Полёт окончен – и всё забыто!

Тогда я обратилась с аналогичной просьбой к пилотам, которые стояли там же, на выходе из самолёта и с улыбками говорили всем – «гуд бай». Пилоты, кажется, понимали, о чём я им рассказываю, во всяком случае, они сочувственно кивали головами. А  когда, в заключение рассказа о злоключениях моего чемоданчика, я высказала опасение, что в киевском аэропорту его могут просто украсть, эти два немца, или австрийца (нас перевозила Люфтганза) – очень оживились:
   - О я-а! Ин Киев хэнд багаж, мэй би, цап-царап, (О, да! В Киеве ручной багаж могут украсть). 
Видимо, и они были наслышаны о воровстве багажа в наших аэропортах.
   - Так мне можно взять свой чемоданчик? – переспросила я пилотов. И для убедительности показала корешок квитанции на ручную кладь.
   - Да, конечно, - с широкой улыбкой ответили мне эти симпатичные мужчины.

По простоте душевной, я ожидала, что  сейчас кто-нибудь из них сойдёт со мной вниз по трапу и даст указание работникам, которые уже начали выгружать багаж из самолёта – выдать мне чемоданчик, согласно данного корешка квитанции.

И вот уже все пассажиры вышли из самолёта. Я осталась одна. Но никто – ни пилоты, ни стюардесса не двинулись с места, чтобы помочь мне. В смятении, я спустилась по трапу и, нырнув под крыло самолёта, подбежала к багажному отсеку, где уже вовсю шла выгрузка багажа.

А вот и он, мой чёрный чемоданчик! Лежит прямо поверх груды чемоданов и баулов. Подбегаю к представительному мужчине, который руководит бригадой грузчиков и начинаю объяснять, что мне очень нужен этот чемоданчик, который лежит так близко, что надо только руку протянуть, чтобы взять его. От безысходности, начинаю даже врать, что больна, а в этом чемодане – необходимые лекарства, без которых я могу просто не долететь до точки назначения.

Как и все до него, мужчина понимающе кивает головой. Он даже берёт у меня из рук квитанцию и внимательно её изучает. «Да, квитанция у вас настоящая, так что - всё в порядке». Ободрённая своей пассажирской легитимностью, пытаюсь приблизиться к багажному погрузчику. Но мужчина перегораживает мне дорогу.
   - Пассажирам не положено здесь находиться. Пожалуйста, идите в свой автобус – вас  ждут, - говорит он мне вежливым, но бесстрастным тоном.
Напрасно я сую ему по нос  квитанцию и умоляю отдать мне - мою же собственную вещь.
   - Здесь вам не положено находиться, - был его невозмутимый ответ.

Пассажиры, заполнившие автобус, с любопытством смотрят на меня. Они не понимают, что делает эта дама у багажного погрузчика? Я поняла, что всех задерживаю. Подбежала
к автобусу - двери закрылись, и нас повезли к зданию аэровокзала.

Когда в цюрихском аэропорту я отыскала багажное отделение, там ответили, что мой багаж уже перегружен на другой самолёт. Получить его я смогу только в Киеве.
   - Спасибо, - поблагодарила я работника за информацию. И, отходя, подумала:
   - Всё дело в том, что как раз - там - я могу его и не получить.

На самолёте, следующем рейсом «Цюрих-Киев», я летела в самом прескверном состоянии духа. Кляла всех этих вежливых «роботов», которые ни на шаг не могут отойти от инструкции, и даже не пытаются этого сделать.

Наши, не столь законопослушные соотечественники, стали казаться мне смышлёными и отзывчивыми людьми. Думаю, любой наш мужик пожалел бы бедную женщину и выдал ей чемоданчик с лекарствами.

Чтобы как-то заглушить тревогу, я, как лекарство, выпила две порции красного вина, когда стюарды предлагали всевозможные напитки. И действительно, после этого мне немного полегчало. Я даже выслушала историю соседа по креслу, который с земляками возвращался из Португалии после рабской работы каменотёсом на жаре, под жгучим, почти африканским, солнцем.

Сочувствие к трудной судьбе нелегальных работников отвлекло меня от собственных проблем. И как-то неожиданно прозвучало объявление о том, что мы заходим на посадку в аэропорту Борисполь. Итак, наш полёт завершён!

В который раз за сегодняшний день, прохожу пограничный контроль. Помогаю молодой женщине с ребёнком. Мальчик её устал и капризничает. Ещё бы! Они летят из Корсики с двумя пересадками с четырёх часов утра. Но вот пограничные формальности пройдены и пассажиров приглашают в зал выдачи багажа.

Медленно ползёт лента транспортёра. Пассажиры снимают с неё свои вещи. Вот проплывает большой чёрный чемодан: присматриваюсь… – мой! А вот маленького – что-то нет. Жду с замиранием сердца. Круг пассажиров редеет. Вот и моя «корсиканка» с мальчиком уходит, на прощание лишь кивнув головой. Ну да, теперь она снова среди своих. Испытание чужбиной ушло в прошлое, а с ним – и я. Ну что ж, будь счастлива! Может быть, тебе разрешат всё же выйти замуж за своего легионера, и ты со временем станешь гражданкой Франции, как и твой муж-украинец.

Но где же всё же мой чемоданчик? Жду и, как говориться, надеюсь. И вот, как в кино, в самый драматический момент, когда возле транспортёра уже никого не осталось – показался мой долгожданный…

Хватаю его и сразу пытаюсь открыть. Неужели всё цело? Смотрю на содержимое – кажется, всё на месте, ничего не тронуто. Во всяком случае, кассета и фотографии – вот они, здесь – целые и невредимые! Бывает же такое везение!

Счастливая, иду к выходу. Теперь путешествие действительно успешно завершено!
За стеклянной дверью – свобода - и пахнет, чем-то родным и добрым. Вижу мужа. Он спешит взять мои вещи. Но я отдаю ему только большой чемодан.
   - А этот, - я ставлю на колёсики маленький черный чемоданчик – пусть будет со мной.

ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА

БЛАГОДАРЮ ВСЕХ ЧИТАВШИХ, ОСОБЕННО, ПРИСЛАВШИХ СВОИ ОТЗЫВЫ!
                Татьяна Шелихова-Некрасова