Три жизни Валентина Бянкина

Во всеведущем Интернете я наткнулся на сообщение, датированное апрелем 2003 года:
«Великолепный океанский красавец контейнеровоз “Капитан Бянкин” емкостью более чем в 1000 20-футовых “ящиков” работает сегодня на экспрессной новозеландской линии. То, что строил Бянкин всю жизнь, воплотилось. Механизм, запущенный им 30 лет назад, работает и сегодня».

Чтобы рассказать об этом замечательном человеке, именем которого был назван контейнеровоз, я обратился к отзывам и свидетельствам очевидцев. Результаты поисков я попытался расположить в более-менее хронологическом порядке; получилась своего рода биографическая хроника. Достоверность тех из приведенных фактов и событий, которые не могли быть документированы, целиком лежит на совести автора.

Валентин Бянкин родился в 1929 году в селе Пашково Амурской области, в крестьянской семье. Фамилия «Бянкин» распространена среди забайкальского казачества, однако разные авторы дают свои версии относительно национальных корней Валентина Петровича.
Одни из его биографов сообщают, что Бянкин имел редкую национальность – гуран. Гуранами называют коренных забайкальцев, потомков от смешанных браков русских с бурятами, тунгусами, эвенками, монголами, маньчжурами. В Сибири их живет несколько сот.
 
Другие утверждают, что его отец, Петр Александрович, по национальности относился к малочисленным народностям Севера – орочам. Свою версию они обосновывают тем, что Бянкин невысок ростом и внешне чуть похож на японца, как и другие орочи, которые по своей культуре ближе всего стоят к удэгейцам. Традиционные занятия орочей, проживающих в Приамурье, – рыболовство и охотничий промысел.

Наконец, третьи причисляют Бянкина к нигедальцам – совеем уж маленькой народности приамурских тунгусов (энциклопедия эту национальность называет «негидальцы» – от негидальского «береговой», «прибрежный»).

Когда Валентин был еще совсем маленьким, умерла мать; отец с двумя детьми перебрался в Николаевск-на-Амуре… В первые же дни войны Петр Александрович был призван в армию. В 1944-м, окончив семилетку, Валентин Бянкин поступает на судоводительское отделение Николаевского-на-Амуре мореходного училища. Курсанты училища находились «на полном государственном обеспечении», и это обстоятельство не только для одного Бянкина было решающим при выборе профессии.

*     *     *
…«Рота, на рубон!» – разнесся по помещениям голос дежурного. «“Рубон” –  это такое морское слово, – подумал Валентин, – как “кубрик” или “камбуз”. “Рубать“ – это не то, что сухопутное “принимать пищу“ или, того хуже, “кушать“». А что сегодня на рубон? А сегодня, как и вчера, как и позавчера, – на взвод ведро тушеной капусты. Считается, что капуста – с маслом, только с каким, да и кто его видел, это масло? Да еще ма-а-ахонький такой кусочек хлеба. Насквозь через него можно смотреть. С голоду, конечно, не помрешь, только кушать (тьфу, «рубать») все время хочется. Можно, конечно, после занятий  смотаться в самоволку (еще одно новое слово), там возле столовой флотского комсостава есть шхера, в которую выбрасывают пустые консервные банки из-под американской свиной тушенки. Если очень повезет, то можно найти на словно отполированной до блеска внутренней стороне банки крохотулечку ну если не мяса, то хотя бы свиного жира. Да нет, почему-то все время не везет. Но голодный курсант – сообразительный человек, у него мозги так работают, что подшипники в голове плавятся. Пустые банки можно отнести старику-инвалиду, который из них мастерит судки – чтобы, значит, из орсовской столовой взять домой детишкам малым или еще кому полпорции крапивного супа. А дед честно  делится выручкой: за судок берет с покупателя два рубля: рубль себе, а рубль пацану, который банки принес.

А рубль в скудном курсантском бюджете – деньги совсем не лишние. Вместе с остатками от крохотной стипендии, основная часть которой ежемесячно уходит на облигации военного займа, можно скопить на кино и в который раз посмотреть сногсшибательный американский фильм «Джордж из Динки-джаза». Или сходить на танцплощадку – но там студенточки медтехникума танцуют все больше «шерочка с машерочкой», а на курсантов мореходки мало посматривают. Особенно после того, как на здешнюю военно-морскую базу прибыло пополнение – молоденькие лейтенанты, только что из училища, с надраенными до блеска пуговицами, золотыми погонами на плечах и – предмет особой зависти мореходцев – с кортиком на боку. Куда до них курсантам-первокурсникам!

А вместе с лейтенантским пополнением пополз слух о скорой войне с соседней Японией. Преподаватели истории вспомнили и о Порт-Артуре, и о погибшем там нашем земляке, адмирале Степане Осиповиче Макарове, который окончил Николаевское штурманское училище – предтечу нынешней мореходки – и за отличие в учебе был произведен в гардемарины флота, а не в корпус штурманов-простолюдинов, носивших армейские чины.

Минный заградитель «Гижига» уходил от П-образного причала на учебную постановку якорных мин, а потом сам же выбирал им поставленные мины. В городе расквартировывались новые воинские части, и солдаты в полном снаряжении отрабатывали посадку на суда.

Помполит училища пригласил командира военно-морской базы побеседовать с курсантами по поводу сложившейся тревожной обстановки, но тот, сославшись на занятость, прислал вместо себя полковника Перельмана, начальника политотдела. «Помни войну! – напомнил полковник заповедь адмирала Макарова. – Театр возможных боевых действий находится совсем рядом и, хотя вы – гражданские моряки, война с Японией, когда она начнется, коснется каждого из вас». Пятнадцатилетние пацаны, как один, готовы были пойти добровольцами – хоть юнгами на корабли, хоть бойцами в десант. Но Перельман по-отечески посоветовал: не торопитесь, придет и ваша очередь послужить отчизне.

*     *     *

…Менее чем за год до окончания училища Валентин Бянкин, которому только что исполнилось восемнадцать лет, принят кандидатом в члены ВКП(б). Вроде бы надо гордиться доверием партии, но товарищи, поздравляя, как-то глаза отводили: все знали, что прежде чем подать заявление, надо получить предложение – или называй это согласием – от партбюро, а то и от райкома. Так-то просто, сам по себе, в партию не сунешься. Он не один на курсе был и отличником, и комсомольским активистом, а почему-то в партию приняли именно его.

Кто-то намекнул, что его приняли как представителя малых народов Приамурья, дескать, чтобы укреплять у них партийную прослойку. Только что-то это было сомнительно: во-первых, какой он малый народ, когда и отец его на самом деле давно из русских русский, а во-вторых, окончит мореходку, так пойдет не в стойбище, не в чум оленевода или охотника, а на корабль, где никого не интересует – малый ты народ или какой большой.
С другой стороны, конечно, было понятно, что партийному на флоте совсем другая дорога, чем беспартийному. «Вот, - говорили, - придем мы все в пароходство, как правило, самыми младшими – четвертыми помощниками капитана. Тут полное равенство. А освободится должность третьего помощника – кого из нас отдел кадров в первую очередь выберет? То-то и оно – члена партии. С него и спрос двойной, ему и доверие – если что, партком стружку снимет. А с беспартийного что возьмешь? А тут должность второго помощника освободилась, или загранрейс подвернулся – надо посылать проверенных, надежных. А уж дойдет дело до должности капитана – это же номенклатура крайкома или обкома партии. Это все знают. Беспартийного капитана можно только на какой-нибудь зачуханной шаланде встретить, на канале грунт отвозить от землечерпалки. Капитан весь в грязи, заработок шиш и перспективы никакой».

*     *     *
…Окончивший училище техник-судоводитель Валентин Бянкин был направлен на работу во Владивосток, в ДВМП – Дальневосточное морское пароходство, которое представляло собой основную тягловую силу, осуществляющую связь «большой земли» с Сахалином и Камчаткой, Чукоткой и Курилами, Магаданом и Восточной Арктикой. На судах ДВМП выполнялись перевозки, обеспечивающие внешнеторговые связи Советского Союза с Японией и Китаем, странами Юго-Восточной Азии.
 
Бянкин быстро продвигался по ступенькам служебной лестницы: то ли партийный билет пробивал ему дорогу, то ли незаурядные способности, а, скорее всего, и то, и другое. Сам Валентин иногда задавал себе вопрос: почему при назначении на более высокую должность, например, старпома, из почти трехсот возможных претендентов выбирали именно его? И не находил ответа, но каждый раз испытывал чувство удовлетворения: значит, он идет верной дорогой, и не за чинами гонится, а просто стремится исправно делать порученное ему дело, и это получается у него лучше, чем у других. Наконец, в 1953 году Бянкин поднимается на верхнюю ступеньку: он назначен капитаном парохода «Кузбасс».

Этот грузовой пароход, построенный в Польше совсем недавно, имел довольно внушительные размеры и представлял собой нормальную рабочую лошадку для эксплуатации в Дальневосточных морях, необычным был только возраст капитана - 23 с половиной года; его сверстники еще только заканчивали высшую мореходку.

Что только не приходилось перевозить капитану Бянкину на судах, командование которыми было ему поручено! Извозчик - он и есть извозчик, вези, что велят: строительные материалы или деловую древесину, муку или генеральный груз – упакованные в тару штучные изделия, а чаще – руду навалом, удобрения или каменный уголь…

В полной мере Валентин Бянкин познал радости и сложности капитанского дела. Его фирменный стиль отличался аккуратной неторопливостью, благодаря которой на ходовом мостике и на палубе не ощущалось нервной суеты, а пароход вписывался в отведенное у причала место так, как будто бы его притягивал магнит, а не вела воля капитана. Были обычны бессонные ночи и дни в тягомотном тумане, когда не сомнительные радиопеленги, а непознанное наукой шестое чувство помогало миновать коварный Камень Опасности в проливе Лаперуза или не сойти с узкого фарватера в мелководном Амурском лимане. Сколько раз мчащиеся по небу перистые облака и стремительно падающий барометр – предвестники приближающегося тайфуна – заставляли еще и еще раз проверять крепление каравана леса, надежность люковых закрытий, запрессовывать балластные танки, изменять курс и сбавлять обороты двигателя!

Но штормы и туманы - это все из области романтики, а повседневный суровый реализм заключался совсем в другом: как погрузить в трюмы на тонну или две больше груза, как, сэкономив топливо, выжать скорость хода больше хоть на десятую долю узла, как сдать груз без претензий со стороны клиентов… И в ремонте ругаться с вечно нетрезвым бригадиром сварщиков, и уговаривать диспетчера дать у причала место получше, и добиваться в отделе кадров, чтобы на замену выбывшему повару прислали бывшего шефа из ресторана «Челюскин», ранее именовавшегося «Версалем»…

*     *     *
Какие капитанские качества более всего ценил Валентин Петрович? Как-то, характеризуя одного из капитанов пароходства, он сказал: «Дело знает, страны знает, море знает, людей знает. Зря в шторм не полезет, по возможности отстоится, чтобы не подвергать людей, судно, груз опасности. С ним можно смело выходить в любой рейс». Именно так могли сказать и о нем самом, капитане Валентине Бянкине, те, кто соприкасался с ним по жизни, кто знал его в деле.

Вспоминает Юрий Михайлович Вольмер, будущий начальник Дальневосточного морского пароходства, а затем ; министр Морского флота СССР:
«Судьба подарила мне возможность лично знать Валентина Петровича, быть его учеником. Будучи курсантом судоводительского факультета ДВВИМУ, с группой однокурсников в июле – ноябре 1955 г. я проходил практику в должности матроса 1-го класса на теплоходе “КИМ”, капитаном которого был Валентин Петрович Бянкин.

Экипажу предстояло выполнить снабженческий рейс с заходами в двенадцать населенных пунктов Чукотки и Восточного сектора Арктики. 17 июля теплоход “КИМ”, имея на борту около пяти тысяч тонн продовольственных, промышленных и строительных грузов, три единицы плавсредств и буксир, снялся в рейс по назначению.

Рейс обещал быть непростым. Это понимали не только опытные моряки, но и мы, тогдашние салаги. Во время стоянки на рейде Уэлена, когда наши плавсредства уже были посажены на грунт и началась их разгрузка, поднялся сильный северный ветер. Нужно было принять все необходимые меры для спасения выгруженного оборудования и одновременно обеспечить безопасность судна.

Шторм продолжался около двух суток. Когда ветер стих, глазам открылась тяжелая картина. Огромные массы торосистого льда, сидящего на грунте, блокировали наши плавсредства, закрыв им путь на чистую воду. Только через два дня удалось освободить их из ледового плена и начать разгрузку…

Что отличало действия капитана Бянкина? Точные команды. Молниеносная оценка ситуации. Собранность, организованность… и хладнокровие. Двое суток, пока море не успокоилось, Валентин Петрович не покидал капитанского мостика».

*     *     *
Восемь лет Бянкин работает капитаном на разных судах пароходства, в том числе на «Приамурье» – солидном грузопассажирском пароходе ледового класса, и, наконец, принимает под командование гордость ДВМП – пароход «Азия».

Лайнер «Азия» (бывш. Sierra Morena, затем Der Deutsche – «Немец») – пассажирское судно, которое по своим размерениям уступало только крупнейшему в Дальневосточном бассейне пароходу «Советский Союз». «Азия», принимавшая на борт около тысячи пассажиров, работала на важнейшей линии Владивосток – Петропавловск-Камчатский.

На лайнере годы спустя сохранялась добрая память о Бянкине как о всеведущем и жестком капитане, всегда требовательном, но справедливом руководителе, и старожилы команды нередко говаривали: «Тогда, при Валентине Петровиче…».

*     *     *
Была у Бянкина мечта – получить высшее образование. В те годы большинство его коллег, да что греха таить, и флотских руководителей считало, что для выполнения обязанностей «морского извозчика» – судоводителя – среднего специального образования вполне достаточно. Не таков был Бянкин, и не только, и даже не столько, честолюбие им руководило – он смотрел вперед и понимал, что с багажом лишь средней мореходки за техническим прогрессом не угнаться. И в 1959 году Валентин Петрович без отрыва от производства окончил Владивостокское высшее инженерное морское училище по специальности «инженер-судоводитель».

Синие ледериновые корочки новенького инженерского диплома и ромб высшего образования на парадном кителе рядом со значком капитана дальнего плавания вершили достижение давней, еще с первых курсантских дней мечты Валентина Бянкина - стать капитаном самой высшей квалификации. Воображение рисовало новые дальние рейсы на самых совершенных судах, и он мысленно благодарил судьбу за то, что в свое время выбрал дорогу моряка.
Но судьба распорядилась иначе, и вскоре ему пришлось сменить зыбкий капитанский мостик на кабинет берегового работника-управленца, стать одним из тех, над кем он беззлобно подтрунивал, называя их «сухопутными моряками» и «чиновниками».

*     *     *
Летом 61-го года Бянкина назначают представителем пароходства в китайском порту Далянь (Дальний). Теперь он отвечает за организацию обслуживания и снабжения судов, подыскание для них грузов и ремонтной базы, контролирует распределение тоннажа, обработку и загрузку флота. Он обеспечивает контакты капитанов судов с портовыми и местными властями, занимается урегулированием их взаимных претензий и разрешением конфликтов, неожиданно для самого себя проявляя качества искусного дипломата и изощренного юриста.

*     *     *
Бянкин предполагал, зачем его вызвал начальник пароходства, но то, что Малахов предложит ему должность своего заместителя по кадрам, стало для него неожиданностью.

- Николай Никитович, ведь я никогда кадровиком не работал, у меня в подчинении больше трех с половиной сотен человек не бывало, так то все-таки на пассажирском пароходе. А тут - на тебе, добро бы только плавсостав, так ведь тут и судоремонтники, и портовики, и детские садики, и…
- Вот и хорошо, - казалось бы, вопреки логике, возразил Малахов. - Я знаю, ты думал, что я предложу тебе должность зама по мореплаванию, ты бы там себя чувствовал, как рыба в воде: всё знакомо, всё понятно, и в подчинении сплошь кореша. Что я, для легкой жизни тебя в Китай отправлял? Набрался опыта работы с иностранцами, теперь с нашими людьми поработай - это совсем другой коленкор. Вперед посмотри, я хочу, чтобы ты перспективу в своей жизни видел. Ведь ты, в сущности, в возрасте Иисуса Христа, самая пора приступать к главному делу своей жизни. Я твою кандидатуру и в министерстве, и в крайкоме партии согласовал.

В ведении Валентина Петровича оказалось 60 тысяч человек, работающих в пароходстве. С превеликим огорчением обнаружил, что никакие учебники по кадровой работе не написаны и, решая вопросы подбора, подготовки, расстановки и оценки кадров, начинать приходится, в сущности, с нуля, опираясь больше на житейский опыт и сложившиеся в пароходстве традиции и наработки. Полтора года в этой должности - отличная школа для управленца. За этот короткий срок он приобрел навыки масштабного мышления, которые вряд ли можно было получить в капитанской должности. И когда начальник пароходства убедился, что работу с кадрами Бянкин освоил, он предлагает ему занять должность своего заместителя по эксплуатации, то есть руководителя всею оперативной деятельностью огромного предприятия.
Бянкин лично сам ежедневно, еще до начала рабочего дня, успевал изучить общую диспетчерскую сводку, получить подробную информацию о том, что происходит на каждом из судов пароходства и в портах. К началу диспетчерского совещания он уже был готов изложить свои соображения по поводу развития обстановки, предложить решение возникших проблем и ответить на любой вопрос.

Бянкина самого, больше, чем кого бы то ни было, смущало отсутствие базового образования по новой специальности. Он снова идет учиться на заочный факультет Дальневосточного высшего инженерного морского училища и вскоре получает второе высшее образование – по специальности «Эксплуатация водного транспорта».

*     *     *
В январе 1969 года приказом министра морского флота СССР Валентин Петрович Бянкин был назначен начальником Дальневосточного морского пароходства - огромного предприятия с транспортными и пассажирскими судами, ледоколами, портами, судоремонтными заводами, учебными заведениями, береговыми службами.

Кое-кого в Управлении пароходства назначение Бянкина раздражало: «Подумаешь, в 39 лет – и такая высокая должность! Капитан – он и есть капитан, рули себе, куда прикажут. Заместитель начальника – тоже невелика птица, вся ответственность все равно на первом лице. А тут – на тебе, возглавлять такой огромный коллектив! А опыта партийного руководства людьми – с гулькин нос, даже в инструкторах райкома не побывал!».

Но это шипение звучало только в диалогах с глазу на глаз при плотно закрытых дверях. А в коридорах управления, в курилках и на междусобойчиках о молодом начальнике вскоре стали говорить совсем иное: «Он знает каждого капитана по имени и отчеству, знает, где находится каждое из судов пароходства. Разбуди его среди ночи, и он безошибочно скажет, куда это судно следует, какой груз везет и когда прибудет в порт назначения».
 
Бянкин быстро вошел в лихорадочный ритм работы огромного механизма, научился выделять главное и отделять от него второстепенное, идти на производственно-хозяйственный риск, принимая на себя всю ответственность за решения в условиях неполной, а подчас и недостоверной информации. Он верил в свою звезду удачи, и эта вера его, как правило, не подводила.

*     *     *
…Просматривая поданные на подпись документы, Бянкин по возможности не очень вникал в детали каждой бумаги. Да и прочитать полностью все листы штабеля, лежащего с утра на рабочем столе, было физически невозможно, и Валентин Петрович почти механически ставил подпись перед своей фамилией с инициалами. Отделы управления пароходством тщательно готовили документы, попадавшие на стол к руководству: все визы согласования были добросовестно собраны, и те, кто их ставил, знали, что головой отвечают за достоверность сведений и качество предлагаемых решений. И под этим проектом приказа стояли все необходимые визы: партком, местком, начальник отдела кадров, начальник службы мореплавания: «Фронина Николая Васильевича, старшего помощника капитана штатного резерва, уволить по статье… КЗоТ РСФСР»…
 
«Фронин… – вспомнил начальник пароходства плотную фигуру старпома. – А ведь было время – я ему поспособствовал в назначении на хороший пароход. А ведь историю о его похождениях мне рассказывали».

…На судах загранплавания, кроме старшего помощника – заместителя капитана и руководителя штурманов и всей палубной команды, был еще первый помощник капитана, в обиходе помполит – помощник капитана по политико-воспитательной работе. Старпом Фронин и помполит люто ненавидели друг друга, главным образом потому, что оба претендовали на исключительное обладание сердцем широкобедрой буфетчицы. Соперничество началось с ядовитых шуточек в адрес друг друга, а в конце концов переросло в банальное мордобитие, за которым не без удовольствия наблюдала дама – предмет вожделения каждого из них: надо же, какие мужики из-за меня дерутся. Пожилому капитану конфликт двух представителей старшего комсостава совсем не был нужен, и он попытался уладить его, не выпуская за пределы судового экипажа. Увещеваниями и угрозами он добился, чтобы старший и первый помощники капитана в его присутствии подали друг другу руки, а буфетчицу пообещал списать с волчьим билетом в первом же советском порту. Но, как назло, захода в советский порт все не было, а конфликт вовсе не погас, а спрятался в тайные изгибы душ командиров, и каждый из них выжидал случая, когда его можно будет выплеснуть наружу.

И такой случай представился.

В порту одной из стран Западной Африки, где судно сдавало груз, Николай бог знает как познакомился с изящной француженкой – всё, как в песенке Городницкого о жене французского посла. Первый помощник, разумеется, это углядел и доложил капитану о нарушении старшим помощником правил поведения советского моряка за границей. Капитан сделал то, что по этим правилам должен был сделать – запретил Фронину сход на берег и приказал вахтенной службе ни в коем случае не выпускать старпома с борта судна.
Но в сердце Коли тяга «к жене французского посла» была сильнее капитанского запрета. Ночью, когда только одинокий вахтенный у трапа следил, чтобы никто не сходил на берег, Коля прихватил ремешком к голове шорты, тенниску и сандалии и по манильскому швартовному концу спустился, как обезьяна, с носа судна на бетонный причал.

Утром хватились – старпома на судне нет!

Капитан приказал обыскать весь пароход от киля до клотика, но поиски не дали результата. Пришлось обращаться в местную полицию.

Однако в Западной Африке, как и в Советском Союзе, бюрократическая машина раскручивается медленно, и прежде чем полиция что-нибудь успела предпринять, Коля появился на причале и направился к трапу. По поводу поднятой шумихи он высказал капитану и помполиту крайнее неудовольствие: подумаешь, ночью мне не спалось, я пошел погулять как свободный человек свободной страны – читайте декларацию ООН о правах человека!

Капитан читать декларацию ООН не стал, а приказал запереть Колю в каюте, приставив к двери вахтенного матроса и велев ему ни под каким предлогом не выпускать проштрафившегося старпома. Первый помощник все норовил пройти мимо иллюминатора старпомовской каюты и с выражением глубокого морального удовлетворения заглянуть вовнутрь.

Как только судно вышло из внутренних морских вод зарубежного государства и можно было открыть работу радиостанции, капитан послал шифрованное сообщение начальнику Дальневосточного пароходства и министру морского флота СССР с просьбой дать указание, что делать с содержащимся в изолированном помещении нарушителем, предпринявшим попытку остаться за границей – возможно, с требованием политического убежища.

В министерстве морского флота, по-видимому, тщательно изучили дислокацию советских судов, находящихся в Центральной Атлантике, и прислали шифрованную радиограмму, в которой капитану предписывалось значительно уклониться от планового маршрута и следовать в заданную точку для встречи с танкером, направляющимся в Новороссийский порт.

Николая со всеми мерами предосторожности (не только  в силу требований техники безопасности, но и чтобы этапируемый не предпринял какую-нибудь провокацию) передали на борт танкера, где также поместили в изолированное помещение с вахтенным у запертой двери.
В Новороссийске Колю Фронина вместе с засургученным пакетом передали под расписку с рук на руки представителю Приморского УКГБ, специально для этого прилетевшему из Владивостока.

Еще в самолете, прямо во время полета, следователь КГБ пришел к выводу, что Коля Фронин опасности для общества не представляет, и по прибытию во Владивосток отпустил его домой…

– Да… – Бянкин недовольно поморщился, – Драка с помполитом, вечные какие-то истории с бабами, тьфу – с женщинами… Как сказал куратор из КГБ: “Опасности для общества не представляет”? А секретарь парткома настаивает: “…выжигать каленым железом…”.

Бянкин нажал клавишу коммутатора прямой связи.

– Начальник службы мореплавания слушает, – раздалось в динамике.
– Ты мне скажи, как этот старпом, Фронин?
– Вы же знаете, Валентин Петрович, о его историях с женщинами…
– Я тебя спрашиваю не о женщинах, а о старшем помощнике капитана Фронине!
– Да что, хороший старпом, перспективный, грамотный, со своими обязанностями превосходно справлялся. Мы его на выдвижение планировали.
– Вот что. Подготовь проект приказа: Фронину – выговор. Ну, формулировку сам подыщи. Что-нибудь вроде «За самовольное оставление судна во внерабочее время».

Валентин Петрович скомкал бумагу и бросил в корзину у левой ножки стола.

*     *     *
Как он выглядел, Валентин Петрович? Вглядываясь в фотографии, сделанные в разные годы его жизни, всегда отмечаешь одно и то же: широкоскулый, глаза немного раскосые, лоб с небольшими залысинами. Со временем складка губ становилась все жестче и свидетельствовала о характере целеустремленном, требовательном к себе и к людям. Когда на снимке он вместе со своими коллегами, видно, что он небольшого роста.
 
Со дней поступления в училище Бянкин любил морскую форму и умел ее носить со свойственной настоящим морякам щеголеватостью. Но когда грузишь или выгружаешь уголь, тут уже не до щегольства, а обычная одежда – стеганый ватник, поношенные брюки с засунутыми в растоптанные сапоги штанинами.

Если же надо было с корреспондентами побеседовать или явиться к начальству в пароходство, Бянкин одевался не просто со вкусом, но, можно сказать, с изяществом. Казалось бы, какого сюрприза можно ждать от обыкновенного черного галстука? Но и тот никогда не лоснился, ни морщинки на нем не было, а повязан был таким узлом, что ни шире, ни уже нельзя было представить. В особенности Валентин Петрович умел носить форменную фуражку: пока был капитаном, ее тулья была чуть примята, а когда стал начальником, уже не позволял себе таких вольностей, и фуражка – в чехле ли, без чехла ли – была на его голове с верхом безукоризненно круглым, как нимб у архангела.

*     *    *
В повседневном общении с людьми Валентин Петрович запомнился простым, даже скромным человеком. Вернувшись из удачного загранрейса, он раздавал друзьям и знакомым мелкие сувениры: фирменную зажигалку, пачечку американской жевательной резинки, миниатюрный японский радиоприемник или бутылку «Никка-виски». Уже будучи капитаном, он получил свою первую – и единственную – квартиру. Нет, не получил, а сам, своими руками построил. У пароходской стройконторы сил на строительство жилья для очередников не хватало, и тогда было решено, что каждый из претендентов на двухкомнатную квартиру должен лично отработать на строительстве 1000 часов. Капитаны, старшие механики, работники Управления суммировали отпуска и выходные дни, приходили на стройку после основной работы, овладевали строительными профессиями – от подсобников до штукатуров-маляров – и за год справились с поставленной перед собой задачей. Отсюда, с улицы Уборевича, 22, начальник пароходства ежедневно шел пешком на Алеутскую, в Управление.

*     *     *
…Кто бы мог поверить, что этот мужичонка в видавшем виды малахае и несуразном кожушке и есть могущественный начальник пароходства? Когда Бянкину удавалось вырваться на зимнюю рыбалку, в нем словно оживали инстинкты, заложенные предками из древнего Приамурья. Он сидел на ящичке около лунки, пробуренной во льду залива, и одну за другой таскал из нее крупные рыбины ; нерестовую навагу. А весной, когда сходил лед, с бреднем шел со товарищами вдоль берега и после священнодействовал, как тунгусский божок, определяя по жребию, кому достанется та или иная кучка корюшки, остро пахнущей свежим огурцом. На рыбалке Валентин Петрович отдыхал душой, словно возвращаясь в довоенное детство, которое через годы уже не казалось таким бедным и бесприютным.

Наталья, единственная дочь Валентна Петровича, вспоминала:
«Дачи, машины у нас не было. Отец говорил: “Как я могу иметь дачу, если мои люди живут в бараках”. Свободное время отец проводил на природе. Мы ездили на острова, рыбалку, собирали черемшу, грибы. Но отдыхал отец редко, все время проводил на работе. Даже в выходные приходил в пароходство и брал с собой внучку Машу. Усаживал ее в отдельный кабинет и давал задания что-нибудь нарисовать. Да и сам отец учился всю жизнь...»

*     *     *
…Казалось бы, совсем недавно состоялась первая телевизионная передача из Владивостока через космос на Москву. Бянкин, не склонный к сентиментальности, едва сдержал слезу, когда приморская красавица-диктор Нелли Маркидонова обратилась к столице:
 
«Москва, открой иллюминаторы,
Включи мерцающий экран,
И от Чукотки до экватора
К тебе покатит океан…»

«Как точно подобрал слова этот поэт, учитель и моряк Виталий Коржиков: “…от Чукотки до экватора…”. Это же сфера ответственности нашего пароходства, а, значит, это и обо мне тоже», – подумал Валентин Петрович. Он любил стихи Виталия Титовича: так точно передать ощущения возвратившегося в порт моряка мог только человек, знающий море не понаслышке:

«Но вот он, берег!
Косо
К нему идет корма,
И косо
На матроса
Уставились дома.
Сверкая сапогами,
Он сходит с корабля,
И долго под ногами
Качается земля».

*     *     *
…Одной страсти Бянкин был беспредельно предан – своей работе, в которой у него выработался свой, особенный бянкинский стиль. Его отличала быстрота и безбоязненность в принятии решений. Цепкая память, которой могли бы позавидовать нынешние компьютерные серверы. Умение выдвигать людей и доверять им самые ответственные задачи.

Ветеран пароходства Ефим Моисеевич Гольдберг вспоминает, как Бянкин попросил его зайти в кабинет:
«…Разговор был коротким, но характеризовал стиль его работы, быстроту принятия решений и безошибочность в подборе людей. “Заболел товарищ, который должен был поехать представителем пароходства в порт Зеленый Мыс на Колыме, предлагаю поехать вам”.
В растерянности от неожиданного предложения я пробормотал: “Но я никогда не работал на берегу, тем более в северном порту”, на что он заявил: “Ничего, справитесь. Я знаю, что делаю. Мне некогда. Да или нет?”».

Виктор Михайлович Миськов, ставший впоследствии генеральным директором акционерного общества «Дальневосточное морское пароходство», Почетным гражданином Владивостока, рассказывал:
«Валентин Петрович Бянкин был чуть старше меня…Он стал моим крестным отцом в профессии: именно он назначил меня, молодого старпома, капитаном, направив на теплоход “Армавир” – старенький, плохонький… Я его просил, мол, Валентин Петрович, я иду в первый рейс капитаном… Дайте мне для начала современное судно. А тот мне отвечает: “На современном пароходе и дурак сможет плавать, а ты на этом попробуй…”».

Вспоминает Виктор Андреевич Васянович ; теперь ему стоит памятник в порту Восточном, ставшем крупнейшим и самым современным в России:
«…В 23.30 в Находку мне вдруг позвонил из Владивостока тогдашний начальник Дальневосточного пароходства Бянкин, сказал, чтобы в восемь утра я был у него в кабинете. Я бросился искать шофера, нашел его в три ночи. А в пять утра выехали. Так что в восемь я был уже у Бянкина. “Вот мы посоветовались с краевым комитетом партии, – сказал он с ходу, – и решили назначить тебя начальником Восточного порта…”».

*     *     *
Но Бянкина сделали тем самым, знаменитым Бянкиным не его незаурядные организаторские способности и феноменальная память, а отличавшее его от других дарование смотреть далеко вперед, благодаря которому он смог поймать ветер века, наполнивший паруса руководимого им предприятия.

Не то чтобы раньше других Бянкин понял и оценил значение морских контейнерных перевозок, но он первым приступил к целенаправленному их внедрению. Отправка в контейнерах – современный, наиболее экономичный и безопасный вид грузоперевозок. Товары не требуется перегружать на всем пути от изготовителя или иного их поставщика практически до дверей магазина, до потребителя. Конструкция контейнеров прочна и герметична, контейнеры удобны для складирования. Они незаменимы при перевозке несколькими видами транспорта – морским, железнодорожным, автомобильным. Морские контейнерные перевозки дешевле других видов транспорта, они многократно сокращают затраты времени на стоянку судов в портах под погрузкой-выгрузкой.
 
За рубежом перевозки морем грузов в контейнерах уже активно использовались, а руководство советского морского флота заняло выжидательную позицию: уж больно велики хлопоты по их внедрению. Нужен парк самих стандартных контейнеров, необходимы суда, приспособленные для их перевозки, специальные терминалы в портах. Не была отработана нормативно-правовая база контейнерных перевозок, не существовало автоматизированной системы слежения за оборотом контейнерных грузов…
 
Нужно было обладать смелостью и настойчивостью Бянкина, чтобы решиться на первые практические шаги по контейнеризации морских перевозок. И, пожалуй, всего труднее было преодоление психологической неготовности руководителей министерства к преобразованиям. Бянкин со своими инициативами не давал им спокойно жить: он то затевал переоборудование лесовозов под перевозку контейнеров, то без разрешения «сверху» расходовал инвалюту на установку специальных креплений на судах, поступавших из новостроя. Когда были получены первые суда, оказалось, что непонимание чиновниками самой сути контейнерных перевозок доведено до абсурда: крепления не были предусмотрены, и контейнеры приходилось раскреплять по старинке, с помощью тросов, что резко увеличивало затраты времени и труда и сводило на нет преимущества контейнеризации.
 
Александр Дмитриевич Бурый, ветеран Дальневосточного пароходства, вспоминал: «Наши расходы не могли пройти не замеченными финансовым управлением Минморфлота. Однажды я стал свидетелем такого телефонного разговора Валентина Петровича с чиновником-финансистом: “Да, я три раза нарушал ваши инструкции и еще буду вынужден нарушать четыре раза”. Чиновник: “Почему четыре?” Бянкин: “Потому что мы уже получили три судна без креплений, а по программе пополнения флота ожидаем еще четыре”».

Мало того, когда он убедился, что грузоподъемность судов, предназначенных для контейнерных перевозок, используется не полностью, то предложил переоборудовать их на зарубежных верфях со значительным увеличением числа перевозимых в каждом рейсе контейнеров. Перестраховщики из министерства пытались обвинить Бянкина в нарушении требований безопасности плавания и растранжиривании инвалютных средств. Однако, предъявив точные расчеты, выполненные по его указанию, он добился своего; безопасность от этого не пострадала, а затраты на переоборудование быстро окупились.

До Бянкина положительные эффекты процесса глобализации в морском судоходстве не были восприняты плановой социалистической экономикой, отечественный морской флот обеспечивал перевозки грузов в каботаже (между портами своей страны) и импортно-экспортные перевозки – как правило, трамповые, то есть осуществляемые нерегулярно, без определенного расписания. Конечно, при этом и речи не могло идти о зарабатывании валюты на перевозках грузов иностранных фрахтователей, особенно в условиях жестокой конкуренции среди грузоперевозчиков в Азиатско-Тихоокеанском бассейне. Бянкин раньше других осознал преимущества линейного судоходства в условиях бурного роста международной торговли – регулярных (по заранее установленному расписанию) морских перевозок на закрепленной линии с устойчивыми грузопотоками и с оплатой по заранее объявленному тарифу.
 
Одна за другой открываются судоходные линии под фирменным знаком FESCO (по первым буквам названия «Дальневосточное морское пароходство» на английском языке); первоначально - между портами Японии и США, затем контейнерная линия между Японией, США и Гонконгом, далее между портами Малайзии, Индонезии, Сингапура и Канады. Уже наработана линия между портами Атлантического побережья США, на очереди - линия между Японией, Филиппинами и Австралией. Иностранных фрахтователей привлекают гарантии высокого качества оказываемых услуг, скрупулезная точность поставки судов под погрузку и выгрузку, надежность при доставке партий грузов, гибкие тарифы, обеспечивающие эффективность бизнеса клиентов.

Глобально мыслящий Бянкин уже задумал кругосветную экспрессную линию с двумя постоянно действующими потоками судов: один ; с запада на восток, другой ; с востока на запад.
Работа с потребителями на принципах партнерства и сотрудничества обеспечила конкурентоспособность бренда FESCO на международном рынке транспортных услуг. Валютная выручка пароходства резко пошла вверх, а сам Валентин Бянкин стал известен среди зарубежных контрагентов и менеджеров как солидный бизнесмен…

Но для новых условий эксплуатации флота, которые насаждал Бянкин, катастрофически не хватало квалифицированных специалистов… До сих пор на соответствующие должности выдвигались, как правило, капитаны, которые в своей деятельности постигали методом проб и ошибок истины, необходимые для дальнейшей работы. Да и сам Бянкин был из таких. Но сегодня бывалым мореходам этого багажа знаний и опыта было явно недостаточно. Им были незнакомы даже азбучные понятия, такие, как «транспортная логистика» или «мультимодальные перевозки».
 
Бянкин буквально «пробил» открытие в Дальневосточном высшем инженерном морском училище нового факультета – «Эксплуатация водного транспорта», и из первого же выпуска забрал себе самых перспективных ребят.

Чтобы вчерашние курсанты у самой жизни набрались опыта эксплуатации флота в современных условиях, Бянкин, направил их на лучшие суда пароходства, где ввел не предусмотренную ранее штатным расписанием должность суперкарго – грузового помощника капитана. Молодой специалист, проработав на этой должности – кто год, кто три – постигал особенности различных регионов и судов, осваивал условия перевозки различных грузов, нарабатывал личные контакты с морскими агентами, брокерами, морскими администрациями портов. После такой «стажировки» он приходил на береговую работу в подразделениях Управления пароходства, где, как правило, показывал себя с самой лучшей стороны.

*     *     *
Серьезные испытания выпали на долю Валентина Петровича в 1972 году, когда американцы установили минную блокаду портов Вьетнама, в которые совершали заходы советские суда. Он взял на себя ответственность за решение не выводить суда из опасной зоны. Надев каски и приготовив систему пожаротушения к немедленному использованию, моряки продолжали выгрузку даже во время налетов американской авиации, когда бомбы рвались рядом с бортом судна, нередко и на его палубе, а осколки пролетали над головой.
 
Всю вьетнамскую эпопею кабинет начальника пароходства напоминал штаб боевых действий. Непрерывно отлеживалась обстановка, оценивалось положение не только своих, дальневосточных судов, но и черноморских, оказавшихся в районе морской блокады и во вьетнамских портах. Нужно было немедленно реагировать на поступавшие донесения о минировании фарватеров, разрывах бомб и пожарах на стоящих в порту судах, пробоинах в их бортах, гибели членов экипажей Постоянно поддерживалась связь с Москвой, которая по поступавшей информации предпринимала дипломатические демарши.

Как дань памяти морякам, погибшим при налетах, их имена были присвоены дальневосточным и черноморским судам. За обеспечение Вьетнама необходимыми грузами и проявленное при этом мужество в 1973 году было присвоено звание Героя Социалистического Труда работникам, несомненно, достойным, но выбранным по обычной разнарядке: один капитан, один стармех, один боцман.

Николай Цах (при Бянкине – инженер-диспетчер ДВМП, затем – начальник Владивостокского морского торгового порта, впоследствии – министр транспорта Российской Федерации), с горечью говорил: «Завистники и “доброхоты” в Москве и на местах сделали свое черное дело. Труд Валентина Петровича, его неоценимый вклад в борьбу вьетнамского народа за свою независимость не был отмечен. Никак. Все получили награды – причастные и непричастные. Даже я, как начальник порта. Обошли только его».
 
Бянкин – человек не просто самолюбивый, но и, что скрывать, честолюбивый – конечно, знал, что он был представлен к званию Героя соцтруда, и хотя он никогда никому не жаловался, отказ больно резанул его по сердцу.

Вообще-то не обойден был Валентин Петрович наградами, нет, не обойден. Свой первый орден Ленина он получил, еще будучи капитаном, второй – через пять лет работы в должности начальника пароходства, а между этими награждениями еще орден Трудового Красного Знамени. Ну, само собой, еще юбилейная ленинская медаль и знак «Почетный работник морского флота». И по линии советских органов его продвигали, как полагалось руководителю крупнейшего предприятия Приморского края: сначала районный Совет депутатов трудящихся, через неполных два года – Владивостокский городской Совет, еще через четыре года – Приморский краевой Совет, потом еще раз – тот же Совет и, наконец, Бянкин – депутат Верховного Совета РСФСР.

Соответственно шло продвижение и по партийной линии: член Приморского краевого комитета КПСС и бюро крайкома, делегат съезда партии. Когда только времени хватало, чтобы справляться со всеми этими обязанностями: числиться формально в этих органах Бянкин по природе своей не мог.

Осознавал ли Валентин Петрович двойственность своего положения? С одной стороны, он – руководитель крупнейшего государственного предприятия, член коммунистической партии с 18 лет и безусловный проводник ее идей, «винтик» в управляемом ею хозяйственном механизме.
А с другой – типичный рыночник, целью деятельности которого является получение прибыли за счет транспортных услуг, предоставляемых на мировом фрахтовом рынке. Наверняка кто-то из упертых сторонников социалистической системы хозяйствования и просто завистников, в душе, а то и в доносах, называл его «торгашом», «капиталистом», «буржуем».

Хотя В.П. Ломакин, первый секретарь крайкома партии, и считал, что бизнесмен Бянкин вполне уживался с коммунистом Бянкиным, на деле этого быть не могло. Коммунистическая идеология и опирающаяся на нее командно-административная система управления не давали возможности талантливому хозяйственному руководителю в полной мере проявлять творческую инициативу.

*     *     *
Самым жестоким ударом по Дальневосточному морскому пароходству и лично по В.П. Бянкину была гибель со всем экипажем одного из самых больших судов ДВМП – теплохода «Тикси».
Теплоход следовал с грузом талька из Австралии в Японию. 22 марта 1974 года, за сутки до ожидаемого времени прибытия в порт назначения, капитан направил в пароходство радиограмму, что при изменении курса судно получило большой постоянный крен – очевидно, произошло смещение груза, и информировал о принимаемых мерах. Менее чем через полчаса связь оборвалась - скорее всего, громадное судно мгновенно опрокинулось.

При таких авариях обычно никому не удается спастись. Несколько суток Бянкин не выходил из Управления, руководя поиском. Найти никого не удалось. Очевидцы рассказывают, что он выглядел морально подавленным, когда должен был лично сообщить о произошедшем родственникам сорока пяти погибших членов экипажа. А наедине с собой он сотни раз пытался ответить себе на вопрос: всё ли он сделал, чтобы не допустить трагедии? И хотя никакой реальной вины за ним не было, перед его мысленным взором навязчивым видением снова возникали лица людей, навсегда оставшихся на морском дне.

Стиснув зубы, начальник пароходства продолжал отдавать своему делу весь талант моряка, реформатора, лидера. Однако, как заметил Н.П. Цах, в партийном руководстве края – и не только - копились отрицательные заряды:
«Не сидели без дела и недоброжелатели из пароходства. Анонимки, доносы, прочие документы подобного характера ложились на столы руководителей Приморского края и Минморфлота с завидной регулярностью… Что могло раздражать в Бянкине? Его самостоятельность? Его “неуправляемость”? Его удачливость? Почтение, с которым относились к нему заокеанские магнаты-грузоперевозчики? Он организовал работу FESCO так, что у некоторых от черной зависти перехватило дыхание. Контролировал валютные потоки. Отсекал от них людей недобросовестных и нечестных».
 
Если со стороны производственной деятельности к Валентину Петровичу было трудно подкопаться (для этого, по меньшей мере, нужно было в ней что-то понимать), то его недруги решили зайти с другой стороны, где по части компромата они были мастерами. А если подлинного компромата не обнаружится, то надо его сфабриковать.

Люди из ближайшего окружения Валентина Петровича, рассказывая об эпизоде, послужившем поводом для отрешения его от должности начальника пароходства, как будто бы что-то недоговаривают. Впрочем, лучше дать слово им самим.

Рассказывает корреспондент «Известий» Владимир Шмыгановский:
«В тот роковой день, когда оборвалась его блистательная карьера, “доброхоты” сделали все, чтобы он “пропустил рюмочку”, потом оставили Валентина Петровича закрытого в номере гостиницы. По моим сведениям, он встречался в тот день с гремевшим тогда на всю страну поэтом Расулом Гамзатовым, которого трезвым я вообще не видел. Но стихотворцу – лауреату Ленинской премии все сходило с рук».
 
Да-а, довольно странная версия. Ну, закрыли человека в номере гостиницы. Что же, он выйти не может? Нет ключа? Да достаточно позвонить дежурной по этажу, она и отопрет номер!

Лидия Петровна Кашура, жена лучшего друга и соратника Валентина Петровича, ссылается, так сказать, на первоисточник:
«…Он стал рассказывать. Не столько мне, сколько, видимо, для себя. Чтобы самому разобраться, что же произошло.
Накануне он вылетел в Москву, чтобы принять участие в торжественном заседании по случаю Дня работника морского флота СССР. Было запланировано его выступление. В гостинице его навестили заведующий отделом транспорта крайкома партии Уколов и два других сотрудника крайкома. Пригласили выпить по чашечке кофе. Разумеется, с рюмочкой. Первая – за праздник. Вторая – за успехи пароходства…
– Утром встаю. Собираюсь в министерство. Снова стук в дверь. В руках у вчерашних гостей бутылка вина: “Выпей. Потом подойдешь. Мы тебя отметим”. Выпил (“Я никого не хочу обвинять – виноват сам”). Прилег. Тут распахивается дверь номера. На пороге “друзья”. На этот раз не одни, с фотографом. Тот фотографирует. И все – компромат собран. Механизм его рассылки в нужные места сразу же заработал».
 
Вот это ближе к правде, но еще не вся правда. Ну, подумаешь, сфотографировали человека, чтобы его скомпрометировать? Ну и что? Он пьяный был? Он лежал в одежде на постели? Грош цена такому компромату!

Во-первых, от фотографии коньяком не пахнет – поди, докажи, что «объект» находился в нетрезвом состоянии. По позе или по выражению лица? Да я назову сколько угодно примеров, когда случайно попавший в кадр человек выглядел… ну, скажем, не очень фотогенично. Только и всего.

А, значит, остается единственный вариант: Валентин Петрович был в гостиничном номере не один! Да это же верняк! Тут и поза, и одежда – всё будет работать на «заведующего отделом крайкома партии» и сопровождающих его лиц! Мышеловка захлопнулась: тут и три свидетеля, и даже обличающий фотодокумент. И магнитофон, как нарочно, орет:
«…Как высока грудь ее нагая.
Как нага высокая нога!..»

Мог ли Бянкин после этого сюрприза явиться пред очами высокого начальства?

*     *     *
Лидия Петровна продолжила:
«…А тут еще интрига в министерстве закрутилась. То ли сам министр Гуженко, то ли кто-то из его замов взъелись. С местной подачи, разумеется. Недоброжелатели у Валентина Петровича в ДВМП были. Один секретарь парткома пароходства чего стоил!
…Многие после того собрания остались в недоумении. Его секретарша Нелли Михайловна удивлялась: “Человек каждый день с утра до вечера на работе, у всех на виду, и вдруг алкоголик?..”».

Вот рассказ Юрия Ивановича Островского, который сменил Бянкина в должности начальника ДВМП:
«Официальная версия гласит, что, будучи в командировке в Москве (ко всему прочему Валентин Петрович был депутатом Верховного Совета РСФСР), он напился в гостинице и не явился на обсуждение некоего важного вопроса чуть ли не к предсовмину СССР Алексею Косыгину. Во всяком случае, сразу по возвращении из Москвы был проведен пленум парткома пароходства, а следом и общее собрание коллектива управления, на котором один из секретарей крайкома, ведавший транспортом, обличал Бянкина в аморалке и алкоголизме… Вопрос стоял по-партийному прямо и просто: о целесообразности дальнейшего использования тов. Бянкина в должности начальника пароходства. Выводы партийного органа понятны, министерством они были приняты к исполнению неукоснительно. Было это в марте 77-го…».

*    *     *
Когда на закрытом партийном собрании промывали косточки Валентина Петровича, он ни слова не сказал в свое оправдание. Он сидел, опустив голову, и почему-то вспоминал давнюю историю со старпомом Фрониным. Нет, не нашлось никого, кто бы мог теперь сказать о нем самом: «Опасности для общества не представляет…». И особенно горько было, когда те, кого он выдвинул и выпестовал, представлял к награждениям, о ком заботился, кому прощал мелкие промахи, поднимали руку, потупив взор, когда на голосование был поставлен вопрос об отрешении от должности его, Бянкина…

На основании приказа министра морского флота СССР от 13 апреля 1977 г. В.П. Бянкин был откомандирован для дальнейшей работы, в порядке перевода, в институт «Дальморниипроект» заместителем начальника по научной работе.

*     *     *
На новой должности Валентин Петрович начал с того, что побеседовал с руководителями всех научных тем, числящихся за институтом, разобрался с распределением их финансирования. Выделил область исследований, хорошо ему известную: развитие портов Дальнего Востока и их специализация, анализ транспортных потоков в Мировом океане… Вопросы, в которые раньше не вникал, обставил вешками, чтобы глубже в них разобраться. Сотрудники института, наслышанные о волевом стиле его руководства, отметили неожиданную для грозного Бянкина обходительность, его умение выслушивать собеседника, отсутствие какой бы то ни было фанаберии. Он никогда больше не доставал из гардероба форменный пиджак с широкими золотыми нашивками, даже на торжественные заседания по праздникам приходил, не надевая ордена и медали.

*     *     *
Сначала Бянкин не мог четко и ясно выразить словами даже самому себе, что вызывало в нем постоянное смутное беспокойство. В институте к нему отнеслись доброжелательно. Никто не задавал ему бестактные вопросы о причине такого резкого перемещения по службе. Никто ни одним словечком не выразил ему явного сочувствия, которого он как сильный человек на дух не принимал. Конечно, в притушенных взорах сотрудников, особенно женщин, он не мог не уловить оттенки то ли любопытства, то ли жалости – но всё это было ожидаемо и терпимо. Однако не так уж много времени потребовалось, чтобы Бянкин с его аналитическим умом осознал причину тревожного ощущения. Тишина – непривычная тишина царила в институтских помещениях. Не трезвонили телефоны. Не доносились из динамиков хриплые голоса диспетчеров и капитанов. Никто не сновал по коридорам. Даже заядлые курильщики, кучковавшиеся на лестничных площадках, были немногословны и разговаривали вполголоса. И самое главное – сам ритм жизни учреждения был иной, неторопливый, размеренный, не то, что в управлении пароходства, где в любой миг можно было ожидать появления известий, требующих принятия немедленных решений. Даже вспомнилась песенка из кинофильма «Ошибка резидента»:

«А на кладбище так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать,
Всё культурненько, всё пристойненько,
Исключительная благодать»

«Вот и я в этом научном царстве, ; подумал Валентин Петрович, – вроде резидента из разведки совсем иной державы… Ну что же, резидент так резидент. Наконец-то появилась возможность всерьез заняться историей Дальневосточного пароходства, да и вообще историей русского торгового мореплавания на Дальнем Востоке».
 
Откуда взялась тяга к этой теме?  Бянкин вспомнил, что когда только еще стал капитаном, он купил толстую книгу с привлекшим внимание названием: «Русские мореплаватели». «Вот, теперь и меня можно было бы включить в список, приведенной в этой книге, - усмехнулся Валентин Петрович. - А кто же из моих предшественников, дальневосточников ; деятелей торгового флота попал в список?».

Он старательно перебрал сотни фамилий, выбирая те, которые запечатлены на картах дальневосточных морей: Крузенштерн, Литке, Невельской, Посьет… Но все это были военные моряки, состоявшие на государевой службе. С большим трудом отыскал единственную подходящую запись: «ГЕК, имя и отчество не выясн. (XIX в.), вольный шкипер…». Это что же, торговое мореплавание на российском Дальнем Востоке неизвестно откуда появилось и неизвестно как развивалось?

С той давней поры Валентин Бянкин сначала исподволь, а потом целенаправленно стал собирать материалы по заинтересовавшей его теме. Кстати, выяснились и имя-отчество шкипера Гека: Фридольф Кириллович (1836 - 1904), а его прямые потомки живут во Владивостоке…

Вот и Крушанов, историк, член-корреспондент, настаивает: «Займитесь этой темой, она совершенно не разработана». И еще он пошутил: «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан». Шутка, конечно, плоская, она была бы уместна в устах какого-нибудь аспирантика, но доля истины в ней есть. А хочешь, не хочешь – надо вкалывать, всё на пользу флоту.

Загруженный работой в институте, Бянкин находил время вести поиск материалов для своих будущих книг в архивах, музеях и библиотеках. Результатом его углубленных исторических исследований стала диссертация «Русское торговое мореплавание на Дальнем Востоке (1860-1925 гг.)».

Он сам так характеризует свой научный интерес:
«Выбор автором именно данной проблемы в качестве объекта научного исследования обусловлен прежде всего недостаточной разработкой в целом темы о русском торговом мореплавании на Дальнем Востоке.
В этом автор видит то новое, что он хотел бы дать в освещении истории отечественного мореплавания.
…Архивные документы составляют половину всех исторических источников данного исследования».

Работоспособности Валентина Петровича нельзя не позавидовать. Историк Бянкин вернул к жизни имена купцов, предпринимателей, капитанов, названия мореходных предприятий, о которых до выполненного им исследования было известно очень мало. За полтора года написана диссертация, которую он защищает в ноябре 1978 года на заседании специализированного совета Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока. По результатам защиты ему присуждена ученая степень кандидата исторических наук.

*     *     *
Но и после защиты диссертации историк Бянкин ни на день не останавливается, словно стремится наверстать упущенное и куда-то успеть. Пишет и публикует одну за другой обстоятельные, глубоко аргументированные статьи и очерки о русском судоходстве в контактах с Японией, о морском пароходстве Китайско-Восточной железной дороги и рейсах на Колыму в начале ХХ века, об истории охраны рыбных запасов российского Дальнего Востока и морских катастрофах. Удивляет, что человек, не получивший никакого гуманитарного образования, пишет хорошим русским языком, как профессиональный писатель, все написанное им читается с большим интересом.

В Дальневосточном книжном издательстве выходят его книги:
1979. «Русское торговое мореплавание на Дальнем Востоке»;
1981. «В дальневосточных морях»;
1982. «Контейнеризация морских перевозок» (в соавторстве с Н.И. Савиным).

Валентин Петрович возглавляет секцию мореплавания Приморского филиала Географического общества СССР. Читает лекции по теме «Первооткрыватели Общества изучения Амурского края». Ждут очереди на опубликование очерки «Судьба транспорта “Байкал”», «Судьба русского парохода “Смоленск”», «Первый рейс в Арктику», готова к печати рукопись новой книги «Порт приписки». Всё свидетельствует о том, что Валентин Петрович находится на творческом подъеме.
 
В его ближайших планах, которыми он в мае 1982 года делится с корреспондентом, и другие интересные темы:
«История дает огромный простор для исследований. С удовольствием роюсь в архивах, беседую с ветеранами пароходства, со старожилами края. Хочется открыть читателю еще немало страниц прошлого, не потерявшего своего значения в современности».

И мало кому было дано знать, что он тоскует по прежнему живому делу, что ему больно смотреть на уходящие в дальние рейсы суда пароходства, на провозимые по улицам Владивостока контейнеры с эмблемой FESCO – турком со смешной шапчонкой на голове…
Только самые близкие люди чувствовали его тщательно скрываемую неудовлетворенность, может быть, даже тоску по морю, по масштабным делам. Но мало кто догадывался, насколько это серьезно, никто и мыслях не держал, что за промелькнувшей грустинкой в его глазах скрывается душевный надлом, казалось бы, так не свойственный этому сильному, мужественному человеку.

*     *     *
В ноябре 1982 года Валентину Петровичу за его книгу «Русское торговое мореплавание на Дальнем Востоке» была присуждена высокая награда – премия имени Семена Дежнева.
 
Эта премия имени была учреждена Советом министров СССР в 1948 году, в ознаменование 300-летия открытия С. И. Дежнёвым пролива между Азией и Америкой. Она присуждается один раз в три года Учёным советом Географического общества СССР (ныне – Русского географического общества) за лучшие труды и исследования по географии Северо-Восточной Азии.

Вроде бы Бянкину радоваться надо: отмечен первый же его труд как историка и краеведа, получило достойную оценку его благородное стремление воздать должное тем, кто положил начало отечественному торговому мореплаванию на Тихом океане. Но нет, тогда, в апреле 1983 года, отправляющийся за наградой в Ленинград Валентин Петрович не был весел. Знакомый московский журналист запомнил его просьбу: «Поговори с министром, пусть он даст мне самое захудалое из наших пароходств, я его быстро выведу в передовые. Напомни ему – мне до пенсии еще далеко, всего пятьдесят четвертый идет...».

Перед отъездом зашел к секретарю институтской парторганизации – уплатить партийные взносы. Секретарь удивился: «Валентин Петрович, что вы так торопитесь? Уплатите, когда вернетесь из командировки».

Одна из сотрудниц института потом вспоминала:
«Уезжал он в день, когда коллектив работал на субботнике – убирали территорию вокруг здания.

Подошла машина к подъезду, Валентин Петрович вышел на крыльцо, к нему подходили люди с пожеланиями удачной дороги, поздравлениями по случаю награждения. А его, видимо, угнетало предчувствие беды, чего-то нехорошего. Он сказал: “Так не хочется ехать. Что-то тяжело на сердце”. И поехал».

*     *     *
В Ленинграде Бянкин не стал останавливаться, как бывало обычно, в гостинице моряков на Гапсальской, а прошел в порт, благо было недалеко. На новеньком судне «Профессор Хромов», только что полученном в Финляндии и предназначенном для Дальневосточного гидрометеорологического института, Валентина Петровича встретили как родного и предоставили в его распоряжение даже не каюту, а целый судовой лазарет. Что же, он и сам в бытность капитаном селил почетных гостей в пустовавшем лазарете.

*     *     *
В здании Географического общества, что в переулке Гривцова, 10, Валентина Петровича встретили уже в вестибюле. Сопровождающий джентльмен, не спеша, повел гостя по помещениям, ненавязчиво обращая его внимание на  устоявшуюся роскошь интерьеров. Почти прямо напротив входа, в небольшом углублении находился бюст адмирала с густыми бакенбардами. «Наверное, это великий князь Константин Николаевич, основатель общества», – догадался Бянкин.
 
Величественная парадная лестница, стены по обе стороны которой были увешаны портретами президентов и других видных деятелей общества, вела на второй этаж. «Литке… Семенов Тян-Шанский… академик Вавилов, – узнавал Валентин Петрович знакомые лица. – И в какую же компанию попал я, парнишка из приамурского села!». Ему стало как-то не по себе. А сопровождающий продолжал представлять все новые диковинки: «Вот мебель – она из прошлого века, специально заказана для Географического общества и превосходно сохранилась. Даже в блокаду, когда люди умирали не только от голода, но и от холода, ни один стул не пошел в печь». Вазы и макеты кораблей, витражи в оконных рамах, картины, изображающие суровую природу Севера, горные и морские пейзажи… Библиотека – уникальное собрание книг, рукописей, карт, атласов… «И куда же я со своей единственной книжкой», – снова промелькнуло в голове лауреата.

В зале заседаний ученого совета Бянкина уже ждали. Вдоль П-образного стола, покрытого зеленым сукном, сидели светила географической науки, в основном весьма почтенного возраста. Президента Географического общества не было – он болел, о чем сообщил лохматый географ, принявший на себя роль председательствующего. Он долго и подробно говорил о заслугах Валентина Петровича, упирая почему-то не на его вклад в историческую и географическую науку, а на его трудовые заслуги, и раза два назвал его бывшим начальником Дальневосточного морского пароходства. Этот титул – «бывший», прозвучавший в устах и других выступавших, больно кольнул Бянкина: «Что они, на поминки мои собрались?». Ему чудилось перешептывание сидевших за столом: «Бывший… бывший…».
После заседания он поехал в порт на трамвае, а не взял такси, чтобы не слышать  в шуршании шин злорадное шипение: «…бывшшший …бывшшший…»
 
Когда он вернулся в лазарет «Профессора Хромова», у него в мыслях вертелось все то же: «Бывший…». А из салона в противоположном конце коридора, где «научники», должно быть, праздновали чей-то день рождения, доносились звуки магнитофона:

«…Крокодилы, пальмы, баобабы,
И жена французского посла!»

Бянкин успел подумать: «Нехорошо как-то получается – на чужом судне, даже не нашего ведомства…».

*     *     *
Газета «Владивосток» двадцать лет спустя напомнила о произошедшем:
«…Вечером 22 апреля 1983-го Валентина Бянкина нашли повесившимся в лазарете “Профессора Хромова”. Пришли звать на ужин...».

Повод, побудивший Бянкина добровольно уйти из жизни, до сих пор покрыт тайной. Наверное, это правильно, – он относится к числу сущностей очень личных, интимных, которые должны быть доступны только людям, самым близким для Валентина Петровича. Можно ли назвать тех, кто подвел его к роковому шагу? Талант имеет имя, отчество и фамилию, а посредственность безлика и безымянна…
 
Потребовались годы, чтобы масштабность личности Валентина Петровича Бянкина была по достоинству оценена. Появились статьи о нем в периодической печати, Приморская краевая научная библиотека выпустила сборник воспоминаний его друзей и коллег и провела вечер, посвященный его памяти.

*     *     *
Каждому из нас, простых смертных, судьбой отпущена одна жизнь. И только некоторым незаурядным личностям удается сверх этого урвать у капризной фортуны еще немножко.
Валентин Петрович Бянкин прожил три жизни, и каждую из них провел с полной самоотдачей.
В первой своей жизни Валентин Бянкин был курсантом мореходки, штурманом, капитаном, инженером-судоводителем, исходившим вдоль и поперек дальневосточные моря.

Свою вторую жизнь Валентин Петрович прожил как крупный хозяйственный руководитель, новатор в организации морских перевозок, инженер-эксплуатационник, лидер многотысячного коллектива моряков и работников береговых служб и даже как незаурядный предприниматель – бизнесмен.

В третьей жизни раскрылся талант Бянкина как научного работника, исследователя-историка и краеведа, незаурядного литератора и популяризатора знаний.
Значение следов, которые оставила на земле каждая его жизнь, мы, кажется, еще не до конца осознали.

*     *     *
А что же названный его именем контейнеровоз?

В равнодушном Интернете появилось сообщение, датированное январем 2010 года:
«…в Восточно-Китайском море южнее Кюсю в точке 30; 53; N, 130; 28; E лишился хода из-за поломки двигателя и в настоящее время лежит в дрейфе  контейнеровоз SITC “Keelung” под флагом Гонконга, бывший “Капитан Бянкин” Дальневосточного морского пароходства, Владивосток. Еще до 30 ноября прошлого года на судне был российский экипаж 17 человек, как сейчас – неизвестно.
Контейнеровоз SITC “Keelung” – дедвейт 12713 тонн, постройки 1994, флаг Гонконг, оператор SITC Ship's Management Co. Ltd Циндао, Китай».

Ничего такого особенного с этим контейнеровозом не случилось. Двигатель починили, судно получило ход, и пошло оно дальше по своему назначению.

А горький привкус остался: уже посмертно Валентина Петровича преследует язвительная кличка: «…бывший».
И несправедливо, что контейнеровоз, на борту которого было написано «Капитан Бянкин», продолжает свою морскую биографию под чужим флагом и совсем с иным именем…