Сумерки в Дели, ч. 2, гл. 8. Ахмед Али

Сумерки в Дели. Ахмед Али

Часть вторая

Глава восьмая

Дели проснулся очень рано 7 декабря 1911 года. В четыре часа люди были уже на ногах, готовые занимать места у Мечети Джама, чтобы посмотреть процессию. Мир Нихал не хотел идти, но его сыновья убедили его пойти посмотреть. Мальчики оделись в свои лучшие и самые теплые вещи, наполнив сухофруктами свои карманы. Даже Назим, четырехлетний сын Хабибуддина, настоял на том, чтобы его взяли на процессию, поскольку его старшие двоюродные братья все шли. Его Гхафур понес на своем плече. Асгару и Машруру поручили присматривать за детьми. А Мир Нихал присматривал за всеми ними.
Люди уже шли занимать места. Было очень холодно, и они шли как можно быстрее, чтобы согреться.
Когда они добрались до мечети Джама, бледная зеленая полоска света уже появилась на горизонте. Они сели на ступени мечети  –  отведенные для них места, с которых была видна площадь и форт. Полицейские ходили повсюду, английские солдаты маршировали на дорогах, и шум разговоров и смеха наполнил воздух. Они уселись поудобнее на своих каменных сиденьях. Назим уснул на коленях Гхафура, который умастил своё тело еще большим количеством ароматных смол и намазал еще большим количеством масла свои волосы по причине ожидаемой процессии.
Постепенно слабый свет появился на востоке, но вскоре его замутил туман, окутавший серой мантией окружающие предметы. Когда содрогающееся от холода солнце всё-таки встало над горизонтом, оно осветило уникальное зрелище: сотни и тысячи человек, одетые в яркие праздничные одежды, стояли везде. И английские солдаты стояли всюду вдоль дорог, боясь, как и всегда, что толпа набросится на их короля во время процессии.
Наконец, когда солнце поднялось высоко и туман рассеялся, залпы пушек возвестили прибытие английского короля. Когда пушки гремели, громкие крики послышались из толпы, как если бы король был уже там.
Но прошло довольно длительное время, прежде чем процессия вышла из главных ворот Форта, тех самых, через которые в прошлом выезжали цари династии Моголов. Медленно она двигалась вперед с лошадьми и присущими ей атрибутами воинского могущества. А люди смотрели удивленными глазами, пытаясь различить в этой процессии короля. Но многим не удавалось понять, где король, а где офицеры. Англичане выглядели так одинаково с их белыми лицами  и их одинаковой военной формой. За процессией следовали экипажи с местными раджами и навабами. Когда Мир Нихал думал об их раболепии и их предательском принятии иностранного ярма, его сердце наполнилось отвращением и стыдом.
Это происходило здесь, в этом самом городе, думал он, городе, по которому когда-то проезжали цари, Индийские цари, его цари, цари, оставившие после себя великую и неувядаемую славу. Но англичане пришли из-за семи морей, и постепенно ввели свои порядки. Стравливая индийских правителей между собой, оказывая им явную и тайную поддержку, они завоевывали пространство для себя. И так они установили своё владычество…
Процессия двигалась, одна длинная нескончаемая вереница генералов и наместников, солдат и местных раджей, с их свитами и воинским сопровождением, всё это было похоже на медленное нескончаемое движение муравьев. А за всем этим были стреляющие орудия, так сильно напугавшие покоренных жителей Хиндустана. С каждой стороны процессии в ряд стояли английские солдаты, показывая, как казалось Мир Нихалу, что Индия была покорена силой оружия, и при помощи оружия ее надо будет вернуть.
Мир Нихал на непродолжительное время закрыл глаза, но в его уме жили мучительные мысли, не позволявшие ему успокоиться. Чем сильнее он пытался позабыть о них, тем назойливее они становились.
Прямо перед ним стоял Красный Форт, построенный очень давно Шах Джаханом, величайшим  мастером резца и камня, но этот форт теперь топтали беззастенчивые ноги чужого народа. Справа от Мир Нихала, за городской стеной, были Кхоони Дарваза, Кровавые Ворота. А за ними виднелся Старый Форт, построенный Фероз Шах Тугхлагом много сотен лет назад. Повсюду всё еще были видны руины старого Дели и остатки уничтоженного великолепия когда-то могущественного Хиндустана – усыпальница Хумаюна или Кутаб Минар. Это там, где Индийские цари возводили старый Дели, Хастинапур, или Дилли. И всё еще в Махроли стоит Железный Столб как память об императоре Ашоке. И другие руины золотого века Индии, память о династиях, более великих, чем может назвать история. А теперь – это тот самый город, завоеванный западным народом, народом, не имеющим ни капли симпатии к Индии или ее сынам, - думал Мир Нихал. Они уже обмотали цепи рабства вокруг когда-то несгибаемых шей.
Лошади чинно вышагивали по дороге. А люди смотрели удивленными глазами на свиту местных правителей с ее тщеславной помпезностью и солдатами, облаченными в доспехи, с мечами и копьями, - оружием, полностью бесполезным перед лицом пушек. Процессия проследовала мимо мечети Джама, чей фасад был вызывающе украшен гирляндой золотых письмен, представляющих собой раболепное приветствие от индийских мусульман Английскому королю, указывающих на предательство местным священством их народа и Ислама.
Это была та самая мечеть, вспоминал Мир Нихал с налитыми кровью глазами, которую англичане хотели разрушить или превратить в христианскую церковь в 1857 году. Когда он думал об этом, в его уме возник очень ужасный и леденящий душу образ тех событий. Это было четырнадцатого сентября 1857 года, в тот ненавистный день, когда Дели попал в руки Англичан, эта самая мечеть являла совершенно другой вид. Мир Нихалу тогда было десять лет, и он всё это видел своими глазами. Была пятница, и тысячи мусульман собрались в мечети вознести молитвы. Захватчики, в конце концов, сумели пробиться сквозь городскую стену после битвы, длившейся четыре месяца и четыре дня. Сэр Томас Меткалф со своей армией занял позиции перед госпиталем на Прогулочной дороге и начал обдумывать план уничтожения мечети Джама. Мусульмане узнали об этом, и они стали готовить атаку на Меткалфа. Но у них с собой не было ружей, только мечи. Один человек взошел на кафедру и стал стыдить народ, говоря, что все они всё равно умрут рано или поздно, но было бы лучше умереть как мужчины, сражаясь за свою родину и Ислам. Его слова всё ещё звучали в ушах Мир Нихала:
«Время вашего испытания подошло! - закричал этот человек. – Я приглашаю вас умереть! Враг стоит здесь, прямо перед вами. Тот, кто хочет доказать свою храбрость, должен пойти со мной к северным воротам мечети. Тот же, кто сильно ценит свою жизнь, должен пойти и встать у южных ворот, поскольку там нет врага…»
Когда мусульмане услышали эти слова, они дружно закричали: «Аллах-о-акбар!»; и среди них не было ни одного, кто пошел бы к южным воротам мечети. Они извлекли мечи, поломали ножны, и, вознеся сверкающее оружие высоко над головами, выбежали из северных ворот. Перед ними стоял Меткалф с его солдатами, а вокруг лежали трупы. Стервятники уже поглощали их мясо. И собаки рвали мясо патриотов, лежащих неоплаканными и не похороненными. Когда Меткалф увидел людей с мечами в руках, он открыл огонь. Сотни свалились замертво на ступенях мечети и внутри, обагряя кровью ее ступени. Но, исполненные решимости отдать жизни за родную землю, Мусульмане сделали внезапный бросок и до того, как солдаты Меткалфа смогли сделать второй залп, добрались до их глоток. Мусульмане начали убивать солдат, убегавших от них, спасая свои жизни. Мусульмане следовали за ними по пятам, убив гораздо большее количество до того, как те добежали до холма. На холме были еще другие английские солдаты и – началась битва. У мусульман не было ружей, и многие из них погибли, а остальные ушли…
Когда эта сцена проходила перед глазами Мир Нихала, он не мог сдержаться и его гнев вырвался из границ. Это были люди 1857 года, а теперь здесь стоят люди 1911, с сердцами, как у цыплят, счастливые в своем бесчестии. Эта мысль наполнила его сердце болью, и он сел прямо здесь, на камне, проливая сухие кровавые слезы и видя гибель своего мира и своей родины. Прошлое, его собственность, уже исчезло, а будущее было не для него. Он был исполнен печали и тоски, пока слезы беспомощности не подступили к его глазам и он не оттер их со своих щек. Люди с большим вниманием смотрели на процессию, и дети были полностью этим поглощены и кричали. Они еще не понимали, что всё это значит. Для них это казалось праздником, думал Мир Нихал. Но скоро, когда они подрастут, время явит перед ними новую и совершенно иную реальность, некий проблеск в тайны жизни, и даст им полное представление о бедах порабощения. Но счастливы те, кто не ощущает, или не знает, и глубоко несчастны, кто видит, страдает и ничего не может сделать. Огонь пылает в их грудях. Но языки пламени не вырываются наружу. Только душа сгорает от внутреннего жара, и такие люди ощущают себя мертвыми, такими мертвыми, увы…
Процессия миновала мечеть Джама, и люди стали громко разговаривать, предполагая, кто из этой процессии был кем. Назим был обескуражен и начал плакать, ощущая одиночество без своей мамы, и ему хотелось пойти домой. Другие дети тоже плакали и кричали, кто-то из них хотел пойти домой, другим хотелось по-маленькому в туалет. Поскольку тут не было места, где бы можно было получить облегчение, люди приносили с собой бутылки и говорили детям писать туда. Поскольку Назим плакал не переставая, Мир Нихал взял его на руки и стал успокаивать.
«Мы скоро пойдем домой, - сказал он Назиму. – Смотри, вон идут лошади и англичане!» И он указал на наездников, когда процессия уже обогнула мечеть с северной стороны и пошла по Прогулочной дороге. «Ты видишь их? Эти люди принесли нам несчастья, и они принесут несчастья тебе!»
Назим стал смотреть на процессию, не понимая слов своего дедушки.
«Но ты будешь смелым, мой мальчик, и когда-нибудь вступишь с ними в сражение. Не так ли?»
Назим смотрел на людей и лошадей. Две слезинки повисли на его ресницах и заблестели на солнце. 
«Ты будешь храбрым, - повторял Мир Нихал, вытирая своими пальцами слезы ребенка, – и прогонишь их из страны!»
                ***

Люди говорили вокруг:
«Что, король едет на лошади?» - сказал один.
«Не неси всякую чушь! – высмеял его другой. – Это какой-то солдат или офицер. Короли носят роскошные одежды и развевающиеся накидки!»
«Это всё, что ты знаешь о королях? – передразнил этого третий. – Англичане носят только такую одежду. Понял?»
Многие делали едкие и веселые замечания о нарядах и лицах местных правителей, смеясь над их свитами и называя их оловянными солдатиками и соломенными чучелами. Дети были обрадованы этим зрелищем и с жадностью пожирали глазами ливреи, военную форму и такое большое количество белых лиц, так много белых им еще видеть не доводилось. Они кричали и задавали вопросы людям, которые либо не знали правильного ответа, либо сами были сильно поглощены созерцанием этого зрелища.
Всё это было слишком тяжело для Мир Нихала, и он ощутил, что больше не может здесь находиться. Он встал, чтобы уйти и позабыть свои печали. С большим трудом он прокладывал себе дорогу. Все оборачивались, чтобы посмотреть на него. Назим снова заплакал, и Мир Нихал попросил Гхафура отнести ребенка домой.
Повсюду была полиция, и английские солдаты всё еще несли караул. С большим трудом Мир Нихалу удалось выйти на дорогу. Ему не позволили пройти через Чаори Базар, поэтому он решил пойти домой через Чоривалан. Там было всё спокойно, и он отправил Гхафура вперед с Назимом. Улицы и переулки были абсолютно пустынны, поскольку все мужчины ушли смотреть на процессию. Только там и здесь лавочники сидели в своих лавках, и собаки ходили повсюду, обнюхивая сточные канавы. Перед лавкой мясника две собаки дрались из-за брошенной кости. Но коршун слетел вниз и утащил добычу, так собаки были оставлены с носом, они стали скулить и обнюхивать землю.
Издалека всё ещё доносился шум процессии. Но всё-таки здесь, в самом сердце города, доминировало безмолвие смерти. Пушки всё ещё стреляли, и Мир Нихал вспомнил о тех днях убийств Индусов, когда тоже английские пушки били в отдалении, и город выглядел опустошенным и мертвым, с улицами, усеянными валяющимися трупами смелых людей.
Когда он шел, погруженный в свои мысли, внезапно в его сознание вошел звук какого-то предмета, трущегося о землю. Он повернулся посмотреть. Нищий выполз из переулка, опираясь на свои руки и таща свои ноги по земле. Сумка свисала с его шеи. Когда нищий подполз ближе к Мир Нихалу, он остановился и посмотрел на него просящими и исполненными страдания глазами. На его бородатом лице лежала печать какого-то нестираемого благородства, и все черты этого лица безапелляционно указывали, что перед вами потомок Чангеза. Когда Мир Нихал увидел нищего, кожа на его щеках затряслась от переполнивших его ощущений. Он достал из кармана рупию и положил ее в сумку нищего, а затем спросил:
«Что, Мирза Сахеб, ты тоже идешь посмотреть на процессию английского короля?»
Выражение боли появилось на лице нищего, и, глубоко вздохнув, он ответил:
«Нет, брат, всё это теперь не для нас. Было время, когда мы сами выезжали в величии, и люди собирались толпами, чтобы на нас посмотреть. Но время всё изменило. И мы, люди, раньше относившиеся с высокомерием даже к царям, теперь живем на улицах. Мы помогали когда-то бедным, а сейчас даже бедняки не завидуют нашей участи. Мы – прямые потомки Чангеза, императора, на которого все смотрели с подобострастием и страхом. Мы потомки Тимур Ленга, царя царей. Мы потомки Шах Джахана, излившего все красоты этого мира на мавзолей. Но сейчас у нас нет места под солнцем, и все люди смеются над нашей бедностью и страданиями…»
Его имя было Мирза Назирул Мулк, он был младшим сыном Бахадур Шаха. Его голос дрожал, когда он говорил об этом,  его глаза наполнились слезами и он низко опустил голову. Буря забушевала и в груди Мир Нихала, он был готов разразиться негодованиями, когда принц сказал:
«Мне надо идти…»
С тяжелым сердцем Мир Нихал пришел домой, его голова переполнялась мыслями о бессмысленности и преходящей природе этого мира. Но ярость времени очень сильна, и никто ничего не может противопоставить ее необоримому могуществу. Цари умирают и династии падают. Века и тысячелетия уходят прочь. Но никогда даже легкая улыбка не загорается на безжалостном лике времени. Жизнь течет с бессердечной непрерывностью, давя идеалы и целые миры своей безжалостной стопой, оно всегда ищет чего-то нового, что-то уничтожает, что-то строит и что-то разрушает вновь и вновь с бессмысленной капризностью ребенка, возводящего дом из песка только для того, чтобы потом его уничтожить…

От переводчика: здесь заканчивается вторая часть этой книги.