Кореша. Из Записных книжек энергетика шахты

Вчера  опять  при  встрече  говорили 
о  шахте,  о  случавшихся  ЧП.
Но  больше  анекдоты  мы  травили 
и  что-то  разное  смешное  о  себе.

А  что  конкретно – я  уже  не  помню. 
Но  всё  же  память  пробую  листать.
Я  слышу – говорит  Серёжка:  «Понял, 
что  шахта  в  нашей  жизни – высота!
А  не  тупик,  как  утверждает  Коля.
Здесь  цену  очень  многому  узнав, 
я  говорю  серьёзно,  без  прикола, 
и  к  стрессам  здесь  устойчивыми  став,
чего-то  в  жизни  мы  смогли  добиться.
А  главное,  что  стали  мы  людьми, 
и  мы  не  можем  с  подлостью  мириться 
ни  в  обществе  и  ни  в  кругу  семьи». 

… Серёжка  в  шахте  начинал  в  бригаде, 
которой  я  тогда  руководил.
Работал  хорошо,  со  всеми  ладил 
и  в  институт  по  вечерам  ходил.

Хоть  был  брезглив  к  вранью  и  лицемерью, 
ни  с  кем  впустую  не  конфликтовал.
Себя  ж  по  самим  строгим  меркам  мерил 
и  никого  ни  в  чём  не  подставлял.
Его  однажды  только  видел  резким, 
когда  украли  в  бане  сапоги.

Потом  три  года  в  Армии  Советской
Стране  любимой  отдавал  долги. 
Назад  приехал  не  один – с  женой.
Как  первая  мимоза  хороша.
Веснушчатая,  с  рыжею  копной.

Увидев,  не  один  мужик  дрожал 
в  желании  с  такою  поблудить.

Работая,  Серёжка  институт 
закончил  и  собрался  уходить 
в  НИИ.  И  приключилось  тут 
в  его  семье  похуже,  чем  ЧП.

Придя  домой,  застал  жену  с  другим.
Конечно,  был  Серёжка  не  в  себе –
он  вдруг  запел  революционный  гимн!
 
Жена  запомнила  последние  слова:
« … ,  вставай,  проклятьем  заклеймённый!» 
Стекло  разбила  «друга»  голова, 
и  за  окном  мелькнул  зад  оголённый.
 
 Серёжка  запил.  Пил  бы  до  сих  пор.
Но  Бог…  Должно  быть,  всё-таки  Он  есть! 
Из  городка  из-за  Уральских  гор 
приехал,  ничего  не  зная,  тесть. 

Услышав  новость,  грохнул  по  столу:
«Да  ты – мужик  иль  не  мужик?!
Таких,  как  дочь,  похожих  на  юлу, 
ты  встретишь  много,  был  бы  только  жив.

Признать  нельзя  из-за  небритых  щёк, 
ты  посмотри,  каким  в  запое  стал!
А  может,  это  к  лучшему  ещё, 
что  ты,  увидев,  сразу  оборвал.
И  не  реви!  Она  не  стоит  слёз.
А  ты – мужчина!  Всё  в  твоих  руках». 

Он  многое  ещё  что  произнёс.
Но  главное-то  было  не  в  словах, 
а  в  той  поддержке  и  в  манере  той, 
с  какой  Серёжку  он  одёрнуть  смог.


Отец  жены,   экстесть – мужик  простой, 
а  оказался  всемогущ,  как  Бог.

Шучу  я.  Но  Серёжка  бросил  пить, 
ревизию  в  сознанье  произвёл, 
сумел  в  аспирантуру  поступить.
Трудился  каждодневно,  словно  вол, 
и  кандидатскую  успешно  защитил.
И  встретив  женщину  с  подобною  судьбой, 
надеется,  что  нынче  прочен  тыл 
и  можно  ввязываться  в  новый  бой: 
тянуть  на  докторскую – новую  ступень 
атаковать  и  книжку  дописать.

*

О,  Господи!  Пора  мне  на  Игрень: 
не  о  Серёжке  я  хотел  сказать.
А  всё,  о  чём  по  пьянке  говорили, 
что  вспоминали  из  прошедших  дней.
Мы  рядом  в  шахте  много  лет  трубили, 
и  много  что  бывало  с  нами  в  ней.

Мы  вспоминали,  кто  пришёл  на  финиш, 
опередив  на  годы  или  дни, 
кого  из  памяти – захочешь  и  не  вынешь: 
с  кварцитной  пылью  в  нас  вошли  они.
Навечно,  до  конца  существованья.
И  в  нас,  конечно,  многое  от  них: 
коммуникабельность,  уменья,  знанья, 
которые  вбиваем  мы  в  других, 
передавая  жизни  эстафету 
порою  даже  силовым  путём.
Собою  убеждаем,  что  победу 
ковать  возможно  волей  и  трудом.

И  нет  в  словах  риторики  нисколько.
И  нам  позёрство  просто  ни  к  чему.

Вы,  кореша  мои,  Серёжка,  Мишка,  Колька, –
живое  подтверждение  тому, 
что  быть  хозяином  не  боги  назначают –
самим  не  хочется  у  жизни  быть  в  гостях.

Уже  по  отчеству  нас  чинно  величают 
и  состоим  при  разных  должностях.
Но  к  серым  будням  так  же  нетерпимы, 
как  десять,  как  пятнадцать  лет  назад.
За  это  и  ещё  за  то  мы  пили, 
что  не  за  что  нас  подлыми  назвать.

1977 г.