Вечно зовет море
Мать, когда знакомилась с ним, то ничего не нашла в нем необычного и неуместного, да впрочем, и уместного тоже не нашла, но может быть, только чуть – чуть, но страсти кипят, лошади мрут, поезда идут, горят огни небосклона, шепчут пустынные крысы слова о любви маленьких мальчикам, что жуют небесные края без остановки. Позже она призналась мне, что вышла за отца из- за его геройских извилин и красивых созвучных ее душе мыслей: было чувство безграничное, упоение всеми и вся, поскольку, выкинув на свалку все существующие и не существующие истины, они вдвоем убежали от всего золотого к ручейку, где чувствовали холод ветра ночного на зеленом лугу. Ей двадцать пять лет, она красива и стройна, желанна и легка на подъем, ей нравилось ощущать рядом с собой героя, которому далеко за сорок, духовную величину без чувства времени, и смеяться от всего, что он предлагал ей делать, а также от его рассказов с огородов сражений. И так, все это было не минутным счастьем, а пожалуй, эдаким парадным заковыристым ходом в запасную дверь во вселенский амбар, где желтые фонари на бульварах синих стоят, бархатные двери домов, алмазные деревья, черные тучи, глубокие колодцы, алая вода, а в окно нашего дома можно было видеть лишь море, что было бескрайним, холодным и нежным. Дом наш был с печным отоплением и кошкой Сиреной.
Да, что- то было потом не так со всем этим романом, ибо ее звали бабки на кладбище отпевать мертвецов, утопленников, самоубийц, как оказалось, он могла утешить вдов и сирот с помощью лишь одной своей тягучей и грустной песни. Все соседские сплетни летали по деревьям и чердакам, и краем уха долетали и до пещеры, в которой томился я, жаждущий покинуть земной мир. Эти обрывки фраз отражались от речной клади прямо в открытый космос, где их ждали звезды и луны. Но я-то всю жизнь думал о том, что отцовская рука из мяса и костей.
Как-то во время парада победы я взял его за руку и не отпускал ее всю дорогу. Мы шли по площадям бодрым шагом, и я смотрел на отца и на людей, окружавших нас, и мне было удивительно так понимать, что нам всем выпало огромное счастье находиться в это время и в этом месте.
Рука была твердой и холодной, но я считал что это от труда такая она стала, мол, земля огрубила его тело, только и всего, и нечего тут пугаться и впадать в панику, ведь великий труд облагораживает людские члены. И мой отец- герой: без орденов из дома не выходит. Он рассказывал парням в парке о том, как он в годы войны убивал врагов голыми руками без перчаток, просто рвал на куски их тела, словно то были комары или моль. Это был вселенский экстаз - я сын героя! Все годы он рассказывал мне о том, что фронт - это святое, что там истину постигаешь в миг, когда танк мчит на тебя, а ты бросаешь гранату прямо под гусеницы, и мигом следует взрыв, пробитый шлем танкиста валяется на горящей траве, а его мозги и кровь потоком заливает луга. Отцу теперь скучно жить гражданской жизнью.
Однажды ночью я зашел от нечего делать в их спальню и увидел руку, лежащую на стуле, и мой взгляд был парализован ею, словно молния ударила меня, я рухнул на пол, я взял ее и заставил пальцы на руке шевелиться. Я стал искать то место, где лежали ордена отца. Не нашел. В его тумбочке было пусто. Я жаждал понять тайну, ощутить вкус страшной ночи, грозной обители, где танцуют русалки и утопленники на вальпургиеву ночь. Да а все потому, что я не герой, кажется, я жажду лишь понять тайну отца, который от меня что-то скрывает. Я не воевал, конечно, зачем мне его рука и ордена, но важно уяснить их смысл в моей жизни. Это меня и осенило сразу: я пока что еще не обладаю никакими механическими ухищрениями тела, какими обладают люди, признанные герои войны, но враг не дремлет, вот снова бомбы падают на Париж, а мне все равно сладко, ибо все пусть сгорает дотла, ведь мне нет никакого дела до этих пожаров Европы. Я нежно поцеловал свастику, что я носил под черной майкой, положил протез руки отца на стул, залез под одеяло в кровать, но там встретил отца, я стал трогать то место, где у него по идее должна быть правая рука. Там был кусочек руки, а дальше ничего, но в этом-то и сладость для меня вся заключалась. Очень необычное было ощущение. Отец начал просыпаться, и я поспешил к себе в комнату. Не хватало только того, чтобы он узнал, что я видел его руку в разобранном состоянии.
Я совершал свои ночные вылазки в спальню родителей. Я брал с собой фонарик, чтобы лучше разглядеть его живую часть руки, а он жмурил глаза и говорил мне, что протез ему нужен, что без него совсем никак, а его широкий лоб освещала луна, и тогда все было ясно – я стал иначе видеть мир вещей, они стали зыбкими, совсем перестали быть весомыми.
Как-то за стаканом молока на поле, мать прошептала мне о том, что отец отдал свой кусок живой руки ради победы, ради спасения людей и теперь у него есть механическое продолжение плоти, которое победоносно ликует в собственном блеске отраженного лунного света. Ах, до чего же прекрасная рука!
Отец проснулся вдруг ночью, и заглянул под одеяло, а я посветил ему фонариком в лицо. Он прищурил глаза от удовольствия, подмигнул мне правым глазом и сказал мне о том, что у нас должен быть взрослый разговор, ибо время пришло беседовать по-взрослому.
Мы вышли во двор и я впервые увидел его без правой руки. Был он в зеленом японском халате на котором изображались мечи и самолеты. Из-под правого рукава халата ничего не выглядывало, но вот это-то и страшно было для меня. Он закурил сигарету, прокашлял и сказал:
- Просто так даже кошки не мяукают, вот и пришла ночь, а она ныне жаркая, вот и вышел я покурить и подышать свежим воздухом. В те годы в ходе моего умелого командования, мы спасали сотни людей. Из под сгоревших домов и храмов, искореженных машин, бездонных рвов и бомбоубежищ, мы вытаскивали на белый свет раненных людей, что были залиты небесным светом. Лифт несет меня ввысь все дальше и дальше от земли туда, где полеты ракет идут, к звездам и солнцу. Не думал ни о чем, ибо тело забылось сном. Моя голова есть лишь мое тело. Голова молчит. В моем домике лежат по подоконнике камешки, которые оставил мой друг, что ушел в иные бродить. Смотрю на камни эти радостно, они радуют меня, ибо такие округлые, гладкие. Мой друг приходит по ночам ко мне в дом, дабы сказать, что там лишь бродить по камням ему приходится, он нежным голосом пел песни о том, что смерти и истории нет и быть не может. Я создал вселенную вокруг себя со своими героями и замками, дорогами и войнами. Лифт меня мчит, механизмы скрипят жутко так, словно бы в них сидят гоблины. Я же забыл о том, как они сделаны. Их делал кто-то, кто знает толк в шестернях и зубцах. Гоблины в механизмах соображали на троих, ибо им скучно было сидеть на месте. Я гляжу на мир гоблинов, где находится парадайз, в котором за зеркалами люди стоят спиной ко мне, закрыв мне картину мироздания. Люди и гоблины молчат. Люди с крыльями слова все забыли. Лица руками закрыли, а на шеях кресты висят перевернутые, они говорят о смерти богов.
Мы из оккупированных городов забирали остатки наших граждан. И вот, когда я в очередной раз сидел в штабе и слушал сказ усталого металла, меня срочно вызвали в местную деревню на поиски пропавшей группы радистов. Поскольку в том регионе боевых действий отсутствовали помощники командира, то выбор пал на меня. Я на мотоцикле поехал в ближайшую деревню, остановился в одном доме. В той деревне люди с крестами на шее набирали воду из ручья. Куча фляг на земля лежат. Они ждут пока вода наполнит их фляги. Они жаждут чуда, а вот у ручья сидит девочка, которая говорит им о том, что вода полна серебра, а люди слушают ее и улыбаются, а она говорит им о золотом веке, что внутри нее находится. Железный век уже надоел.
Я твоей матери никогда не говорил, что люблю. Ни разу не назвал ее по имени. Я боюсь ее. Она говорила ему, что найдет другого, например, генерала или полководца. Лодка в сарае, сделанная из досок. Там же ящик водки и вина, пива. Я сижу в лодке и плыву: в одной руке вино, а в другой пиво. Жизнь прекрасна!
Водопад недалеко урчит и бежит водица, бежит себе в строго заданном ритме. Черная маска стоит на красной вазе. Люди целуют свои крестики на ночь и по утрам, а у жены они перевернутые висят у входа в квартиру.
Была поздняя ночь и я пошел спать. И ночью возле дома упала бомба. Я спал крепким сном и взрыв разбудил меня. Я выбежал во двор и через некоторое время увидел свою тень, я сразу же стал корчится от боли, увиденное шокировало меня, я снял фуражку, обнял дерево, ибо знал, что все есть иллюзия. Из-под земли, где я стоял, фонтанировал мощный поток крови. Я не успел понять что произошло. Шок был сильным. В военно-полевом госпитале мне сказали, что я видел своего двойника, а потому и потерял от ужаса сознание. Осколки бомбы безжалостны ко всем, и они пробили брешь в земле, где были вены земли скрыты. Моя рука же пострадала от осколков. Мне дали кучу наград и я понял, что на самом деле почет и уважение людей стоят того, чтобы потерять кусочек своей плоти, но обрести настоящую механическую взаимосвязь с инженерным произведением искусства под названием протез. Генерал дал согласие на полную мою демобилизацию, но мне в то время не очень-то и охота было уезжать.
Отец замолчал, ибо ощутил, что слова не нужны, они лишь дрянные костыли, которые слабо дают представление о том, что есть мир снов; его взгляд был напряженным, казалось, что сделал свое тело духом, а дух телом. Он лишь курил и смотрел на звездное небо и луну, которая показалась из-за ярко-желтых облаков. Изо всех сил мне хотелось лететь в космос, дабы забыть о земном мире, мне стало ужасно не по себе, я ощутил, что все кончено, что теперь я одинокий мальчик. Для меня прежний мир рухнул моментально, а новый мир я собрать вряд ли бы смог в ближайшее время. Я увидел в небесных высях потоки слез, что падали на землю безмолвно, и тут мне стало все понятно, я уже не думал, что земля навеки меня затащит в свои глубины шахт и рудников, ибо родина моя совсем не земля, а отец сказал мне: «Гниение – это то, что впервые делает монету ценной».
Когда я вырос и уехал жить в другой город, то моя мать не понимала почему когда праздновали день победы, моему отцы не носили пайков как остальным ветеранам. Она спрашивала мужа, но в ответ слышала лишь грубое «отстань». Наконец, она пошла в военком, там посмотрела в списки и увидела, что его нету в списках, ей стало тошно от самой себя. Она не понимала ничего совершенно. Было странно наблюдать, что отец стал много пить, раньше он не злоупотреблял. Все началось с того, что она где-то у родственников нашла фотографии детства отца. И ее взгляд остановился на одном моменте, а именно: у моего отца с рождения отсутствовала правая рука. Он сидит маленький на полу, а руки правой у него нету. Вместо правой руки – лишь фломастером черным нарисованная тень в виде руки. В чем загвоздка - она не могла понять и пошла говорить об этом с родственниками, в результате разговора, она выяснила, что он должен быть пятым ребенком в семье, а это было накладно для семьи, и мать его решила от него избавиться, в результате, она сделал что-то с ним, когда он еще был в утробе, но до конца не смогла от него избавиться, вот, потому он и получил этот дефект, еще в те близкие от нас дни.
Свидетельство о публикации №213061001486