Дуся Глава 24

            Дорога, вильнувшая вправо от основной , пробившись сквозь ольховник , раскидистые кусты которого завалились вбок и приютивший в своих корнях  какие - то  ядовито - оранжевого цвета  явно несъедобные семейки грибов , резко взмыла вверх и так же резко окончилась , выскочив на поле и уже более широкой полосой , вдоль которой и слева и справа то там ,  то тут видны были норки сусликов , и из них даже иногда выглядывали посвистывая не то от удивления , не то предупреждая собратьев о приближении человека , их любопытные щекастые , песочного цвета головы ,и лениво  поползла ленивой потрескавшейся от солнца и им же выбеленного до бела лентой , уходящей вокруг  долины , где располагалась деревня , словно  река , вечная и спокойная в своих волнах. При появлении  детей , громко свистнув напоследок , суслики скрылись в своих норках.
            Детей было четверо ,  восьмилетняя  Ольга , её два брата Паша и Серёжа , десяти и двенадцати лет , дети Марии , что жила ниже Саньки,  и Дуся , которой исполнилось уже семь лет. Участок  Марии ,  неровный ,  скособоченный  и вытянувшийся под пригорком , где выстроился Санька , весь день был обращён к свету, вместе с тем прикрыт от назойливой жары  тенью деревьев , вставших плотной стеной над ним , будто над обрывом  и бросавших прохладу на него , и засажен не столько картофелем и огородными культурами , сколько заплёлся  ремонтантной земляникой , на доходы от которой и жила Мать троих детей , вечно торчавшая в огороде. Её , худую и маленькую , в неизменно повязанном на голову  цветастом платке и таком же , непонятного цвета ярком и длинном цветастом платье  можно было увидеть то за прополкой, то за сбором ягоды. Часто Мария продавала ягоду то у магазина , простаивая по целому дню , то на местном доме отдыха , бегая от корпуса к корпусу с корзинкой уже заготовленных кульков.Её дети , предоставленные зачастую  самим  себе , не вылазили  из леса и Дуся , хоть и была младше их , прибилась в их шуструю стайку и так  же как и они , с необъятным , свойственным только детям любопытством стала осваивать просторы тайги и обступивших их деревню полей , впитывая всё , что видела, словно губка.А тут то было где разгуляться! Поля , заросшие дикой малиной , хорошо вытаптываемые местной скотиной и ею же объедаемой с раннего лета до самой зимы , когда даже коров , а не только лошадей выгоняли копытить уже давно засохшие остатки растительности , выженные солнцем до редкой , словно недельной щетины небритого мужика , но тем не менее , куда ни бросишь взгляд - будто цветными полосами отделяемые друг от друга несовпадающей   с другими полями  окраской . Чисто изумрудные от засеянной зелёнки , используемой на зиму на силос ,  они к осени становились голубовато - сизыми , ярко жёлтые от цветущего рапса и белые от дикого дурманного донника и , наконец , блеклые , как  выгоревшие детские волосёнки , с редкой невзрачной маленькой травкой. На них , заросших дикой малиной , низенькой , с мелкой , но очень ароматной ягодой , привлекали летом детей больше , чем даже речка , весело журчащая и пробегающая через деревню пёстрой , и извилистой , будто гибкая  змея , лентой.
           Островки кустов на поле , куда спешили дети , перемежались с плантациями дикой клубники , сухой , круглой  и румяной только на один бок , обращённый к солнцу , но ещё более душистой и сладкой , чем дикарка - малина.Куда ни брось взгляд , поля представляли собой бесплатную кладезь лакомств и ребятишки , в погожие дни " патрулировали"  по ним , и таких детских стаек собиралось порой немало.
              На сборы ягоды выходили они рано , когда было даже не прохладно ,  а  скорее  холодно ,  и  гремя  алюминиевыми цветными  бидончиками ," паслись" на  полях  до  сильной  жары . С  её  наступлением  дети  смещались  в самосевный соснячок , тянувшийся вдоль леса и обрамляющий поле , словно бесконечная живая гигантская щётка. Там , в прохладе , между молодых деревьев , им попадалась лесная земляника среди более высокой и мягкой травы , на которой они  валялись и болтали , жуя сладкие колоски , кислые хвостики только что отросших лап сосны и обрывая цветы синюхи, ромашек и дикой гвоздики , кидались ими , словно  разбрызгивая яркую краску жизни  вокруг себя. Прохлада давала им новые силы и передохнув , они уходили в лес , проверяя свои владения и  выясняя , всё ли в них на месте с тех пор , как они покинули его.
              Сейчас , Дуся , увязавшаяся за пацанами и их сестрой , и не поспевающая уже , уставшая , но не желающая сдаваться , сопя,  молча плелась за ними , всем телом наклонившись вперёд и подставив невидимому , столь сложному и тяжёлому для неё пути свой большой упрямый лоб. А  ведь ещё предстояло собирать малину. Санька знал , что пацаны соседки его  девочку  не оставят , и собрав ей бутерброды , состоящие из больших кусков хлеба , намазанных поверх жёлтой , густой , словно маслом сметаной , вымытых огурцов и соли. Всё это складировалось в бидон и закрывалось крышкой. Вода не предусматривалась , но зато в маленькую стеклянную бутыль , оплетённую затейливым узором , плоской синтетической тесьмой и имеющей мягкую ручку - косичку , с крышкой , на которой просматривались иностранные золотые буквы наливалось холодное молоко.
             Бутерброды с молоком обычно уметались всей компанией подчистую и на поле они выскакивали уже с пустыми ёмкостями. К обеду обычно их маленькие бидоны были полные. Клубника и земляника, подножный корм  для них , также собираемые в больших  количествах  для дома не предназначалась , её срывали с тонких сухих ножек высушенных солнцем кустиков и отправляли в рот. Сытые до икоты ,  дети  целыми  часами , располагаясь  в соснячке  прятались  от  полуденного  зноя  ,  которым  славилось  короткое  сибирское  лето. Обычно за детьми увязывались чьи - нибудь  собаки , всегда находя себе занятия по душе , как то: раскапывание нор и гоняние за птицами ,в изобилии летавшими низко над землёй и склёвывающими мелких бабочек и других насекомых.
             В этот раз Дуся вернулась домой не одна. В платке , снятом с её выгоревшей белобрысой головёнки пищал маленький , явно не месячный щенок. Сразу было видно ,что от него хотели  избавиться , глаза его были закрыты и ушки , столь маленькие, что просвечивали насквозь розовыми жилками , торчали в разные стороны треугольничками. Щенок был весь чёрный, с белой грудкой и носочками на лапках и  белым кончиком  хвоста. Казалось, что щенка окунули в сметану.
           Санька,не терпевший собак , молча смотрел на уставшую дочь , чумазую , сильно загоревшую , растрёпанную , но очень счастливую , видимо  от своей находки , просто  забрал у неё собранную ягоду и платок с найдёнышем и положив и то и другое на стол , повёл её к умывальнику , отмывать всю грязь , осевшую на ней за день. Накормленная нехитрой кашей из сечки молоком с батоном , Дуся , сытая и вдвойне счастливая , что её щенка оставили, в отличае от предыдущих, без всяких уговоров, легла на свою кровать , и там, в прохладе комнаты, глубоко вздохнув, словно она наконец то решила свою самую сложную и насущную проблему , уснула.
           Санька , вернувшись из комнаты и прикрыв за собой дверь , подошёл к столу и разглядел щенка. Тот беспомощно ползал по столу , издавая  тихие равномерные  звуки , больше напоминающие мяуканье , чем собачье скуление. Мужчина , порывшись  в длинной, сделанной им же навесной полке , задёрнутой цветной занавеской и найдя там старое , видавшее виды сито , сходив за старой тряпкой в предбанник , осторожно определил туда Дусину радость. Понаблюдав не которое время за щенком , поставил сито на печь , давно остывшую , но тем не менее чуть тёплую на своей  чугунной поверхности , где уже стояла кастрюля со щами.Вскоре , пригретый щенок затих , а Санька вышел во двор и стал разглядывая его , будто видел впервые , соображая , куда можно будет поставить будку.
         Санька собак ненавидел с детства , его , маленького , ещё пятилетнего сильно покусала огромная лохматая цепная дворняжка, когда с матерью пришёл к соседям в гости и попытался  залезть к ней в чашку с едой. С тех пор , сначала боясь , а потом попросту ненавидя , поставил крест на этих существах в своём мозгу. Долго пьянствуя , он приноровился их отлавливать и , съедая мясо ,  из шкуры шил шапки. Шапки получались хорошие и деревня , зная о его  недостатке , тем не менее всё же заказывала ему головные уборы. За самым дальним  забором  участка, где проходила тропинка , он вырыл две ямы , узкие и глубокие ,как под заборные столбики и на дно их кидал куски мяса, куда и попадались собаки. Зачастую деревенские прибегали к нему на разборки, потеряв своих любимцев, поэтому Санька выжидал два три дня, и не дождавшись хозяев пойманного животного, принимался за своё чёрное дело.Может быть из за этого, когда он шёл по деревне, собаки начинали неистово лаять одна за другой, чуя опасность,исходящюю  от него и испытывая подлинный животный страх.
                Дуся , выспавшася и отдохнувшая , легко подскочила с кровати и ринулась в кухню. Там , она помнила ,  должен быть щенок.Тот тоже уже не спал и возился в сите , тихонько  попискивая . Дуся, подставив табурет , залезла на  него и стала рассматривать свов находку , облокотившись на печь . Санька , вернувшийся со двора , спросил:
          - Ну что , как назовёшь то, Евдокия? Евдокия , задумавшись над столь сложным вопросом , смотрела на отца большими синими глазами и молчала.
 - Тузик, пойдёт?Девочка заулыбалась и кивнув в знак одобрения, слезла с табурета и , подбежав к отцу , обняла его за  ноги.
 - Ну пошли, помогать буш - сказал тот и повёл её за руку во двор. До самых звёзд , тысячами , словно рассыпанная пшёнка, проявившихся на безумно -  глубоком , иссиня -  чёрном небе они городили Тузику будку , совсем забыв об ужине. Девочка , счастливая от того , что в этот раз ей не отказали в собаке больше молчала , прижимая к себе щенка, словно куклу ,завёрнутого в цветной лоскут.
             Уже ночью .Санька , прихватив лопату и  вернувшись к своему старому участку, закопал обе ямы.