Хочется просто жить. Часть 9

Аэропорт "Темпельхоф" встречал Илью не по осеннему, ярким и тёплым солнцем. Воздух был по летнему чист и прозрачен. Зелень, окружавшая территорию аэропорта и не думала сдаваться на милость пришедшей осени, и бурно цвела, и зеленела.
Совершив посадку, лайнер не спеша прокатился по бетонке и завернул на обозначенную для него стоянку.
Взревев напоследок всей мощью своего огромного табуна, спрятанного под капотами, отключился. И стало так тихо, что от этой тишины зазвенело в ушах. Илье показалось, что когда его  самолёт заходил на посадку, то в толпе встречающих, вышедших на улицу, он ясно увидел Вовку и Лилиан.
Да нет, показалось, одёрнул он себя, невозможно с такой высоты и при такой скорости разглядеть лицо человека. Но, что точно знал Илья, так это то, что они там. Но всё равно, сердце бешено колотилось, во рту было сухо, и предательски подрагивали колени.
Стюардесса с великолепной улыбкой, вежливо пригласила пассажиров пройти на выход, и специальный транспорт доставил всех в здание, где пассажиры, пройдя все необходимые процедуры, получили свой багаж. Как только весь необходимый в таких случаях ритуал был соблюдён и Илья со своей спортивной сумкой в руке оказался свободен, какие-то руки схватили его, сжали так, что у него чуть не треснули рёбра. Потом его целовали и опять сжимали в объятиях, кружили и тискали. И всё это было как во сне. Только спустя приличное время, он, придя в себя - понял, что сидит на заднем сидении автомобиля рядом с Вовкой, а тот держит его так, словно Илья только и мечтает, как бы скорее сбежать от него. Он не понимал, о чём они говорили в машине, над чем смеялись, и по какому поводу спорили. Он не хотел ни чего этого сейчас понимать. Главное, что они опять были вместе и уже ни какая сила в мире не сможет теперь разлучить их. В конце – концов, они всё же доехали и сидели теперь на одном диване рядом с Ильёй - один по одну, другой по другую сторону. Все трое ни о чём не говорили, а лишь улыбаясь смотрели друг на друга, не в силах поверить и осознать, что после стольких лет они на конец-то снова вместе.
Ну, здравствуйте! Вот я и приехал! Наконец вымолвил он.

Впереди было огромное количество времени, что бы рассказать друг другу всё самое важное, как считали они. Наглядеться друг на друга и опять стать той, неразлучной троицей, которая существовала и будет существовать вечно. И не потеряется теперь ни когда, что бы ни случилось во вселенной, и где бы не находился в то время, каждый из них. Это потом потекут часы разговоров, то бурными реками, то тихими звенящими ручейками, то огромными ледяными, или обжигающие кипятком, валами, шепчущими приливами и отливами. Провожая и вновь встречая рассветы, им будет всё равно - ночь на дворе или день. И только излив всё накопившееся, до дна, невысказанное, заполнив ту пустоту, что образовалась за время их вынужденного расставания, они оглянутся, и вновь продолжат жить, как жили всегда, и как привыкли жить в этом светлом и прекрасном мире.

А сейчас троица просто сидела рядом и молчала, потому,
что не было на всём белом свете тех слов, которые бы могли выразить чувства, бушевавшие в груди у каждого из них. Уже потом, когда растревоженные встречей чувства
улеглись, начался  длинный и откровенный разговор вновь встретившихся, троих закадычных друзей.
Вовка рассказал Илье, как он начал служить в Лиепае, как получал внеочередные звания за "беззаветное", примерное служение родному Отечеству. И о том, когда они с Лилиан подали заявление в ЗАГС, его, Володьку, вызвали в штаб полка в "четвёртый отдел" и "предложили" во избежание различных "осложнений", забрать заявление из ЗАГСа.
Да и сама Лилиан тоже настаивала – ну, зачем Вовка нам с тобой проблемы, ведь и так не плохо живётся, сколько лет прожили без брака, проживём и дальше без него. Но там, в штабе, очень плохо знали "Петруню". Если уж он закусил удила, то нет такой силы в мире, которая была бы способна остановить его. Вот так он оказался разжалованным и, не смотря на все его заслуги перед Родиной, в одночасье оказался гражданским, безработным и плюс ко всему - бездомным семьянином. Потом началась "перестройка", потом поломали Берлинскую стену, и пошло, и поехало в мире всё крушиться, всё ломаться. Рухнули устоявшиеся жизненные уклады и традиции. Поменялись приоритеты и взгляды на жизнь. И вообще - всё менялось так радикально, что голова от этих перемен шла, буквально, кругом. И ему, маститому электронщику, тоже довелось, как и Илье, по началу поработать в доме быта - ремонтировать утюги и чайники.
Но события развивались столь стремительно, что там, в Лиепае, он вдруг оказался "русским оккупантом" и был благополучно изгнан со всех работ. И им с Лилиан ничего не оставалось, как поехать на её историческую Родину. Да и в Германии по началу было не слишком сладко. Их здесь ни кто не ждал, и вряд ли они были нужны кому. Но разыскались знакомые родителей Лилиан. Они то и помогли им на первых парах. Ну, а дальше всё обустраивалось, как бы само собой, отодвигая проблемы куда-то в сторону. И жизнь потихоньку начала сама набирать обороты. Знакомые родителей Лилиан оказались военными пенсионерами. И узнав, что Володя бывший военный, да к тому же электронщик, устроили его вольнонаёмным, приходящим консультантом в Бундесвер. "Русский «спец» так понравился командованию, что ему не однократно предлагали и погоны, и соответственное этому статусу жалование. Но не могу, веришь Илья - не могу, с сожалением и болью проговорил Вовка. Да как же я, русский человек, российский военнослужащий, пусть и отставной, распалялся Вовка, пойду служить в Германскую армию, которя, эх... да ведь я присягу принимал! И присягал на верность не нынешним продажным генералам! Пусть нет и в помине СССР, но я клялся на знамени  наших отцов не названию страны, а самой России. И присягать на верность другой стране, считаю самым настоящим предательством. Есть некоторые "наши", которые "ничтоже сумняшеся", ринулись за валютные "серебряники" вылизывать натовские задницы. А те, как не крути, даже если мягко говорить, не очень дружественны России. И пусть я живу в Германии, но в душе всё тот же русский! До мозга костей русский! И не могу переломить в себе сидящее вот здесь - и он кулаком постучал по груди, понятие того, что нельзя нам – русским, быть  перевёртышами, не из того теста мы слеплены, не той мерой меряны, что бы бросаться этим званием. И они ещё долго сидели и молчали. Каждый думал о чём-то своём, но наверняка, мысли их летели в одном и том же направлении.
Прервитесь ребята, сказала вышедшая из кухни Лилиан, впереди у вас достаточно много время что бы наговориться, а сейчас идите-ка сюда и помогите мне.
Пока они говорили, она завела тесто, перемолола мясо на фарш и они все вместе сели лепить пельмени. Потом с огромным удовольствием их ели, запивая, как и положено, водкой, привезённой Ильёй из дома. И опять, разговаривали и разговаривали, вспоминая своё детство, юность и студенческие годы и всё то, что уже ни когда не сотрётся из памяти, оставаясь чем-то очень важным и нужным в их судьбе.