Сказка о Драконессе. Глава 6

Подражая Панкеевой, сгорая от зависти к Андерсену...


Глава 6.

С балкона Симон уходил со смешанным чувством.
Нет, сначала всё было просто замечательно. Тот же великолепный вид на окрестности, что до этого открывался из окон, только с большей перспективой. Расцвет золотой осени, яркие мазки всех оттенков от бледно-жёлтого до темно-бордового на зелёном фоне. Солнце в зените, заливающее своими лучами землю от горизонта до горизонта. И летящий в высоком безоблачном небе медный дракон.
Мало кто из людей видел дракона в полёте. Симон понимал, как ему повезло. Но то, что началось дальше, не желало вписываться ни в какие рамки и напрочь отказывалось дружить со здравым смыслом.
Драконесса аккуратно приземлилась на балконные перила и заговорщически подмигнула Симону:
– Хочешь, фокус покажу?
Не успел он и рта раскрыть, чтобы согласиться или отказаться, как она упала с балкона спиной вперед. Симон вскрикнул и бросился к перилам, чтобы увидеть, как Драконесса, сделав в воздухе кувырок, подлетает обратно к балкону. И смеётся, паразитка, а у него чуть сердце из груди не выскочило!
– Меня в юности за такие выходки родители всегда ругали. – Она зависла у балкона, очень быстро работая крыльями. Поднявшийся от крыльев ветер растрепал Симону волосы и заставил прищурить глаза. – Но чопорно летать по прямой – это пускай те летают, кому за сто пятьдесят перевалило.
Драконесса подлетела немного выше перил и ещё раз перекувыркнулась. Потом взлетела над замком и спустилась по спирали, лихо закручивая витки.
Она уселась на балкон, довольно ухмыляясь во всю морду.
– Вот это я понимаю. Это значит – летать.
– Знаете, госпожа Драконесса, а я очень хорошо понимаю ваших родителей. – Симон кое-как пригладил волосы пятернёй и осуждающе воззрился на Драконессу. Напуганный её выходкой, он на минуту забыл о робости, которую перед ней испытывал. – Когда вы упали с балкона, я испугался, что вы разобьётесь!
– Да ну тебя! – засмеялась Драконесса. – Ты ещё не в том возрасте, чтобы быть таким перестраховщиком. И я не наобум летаю, я просчитываю каждое движение. Так что не бойся за меня, я просто так рисковать не стану. А хочешь взглянуть на замок с высоты птичьего полёта?
Симон на миг застыл с приоткрытым ртом, ошарашенный такой перспективой. Возможность ему выпадала поистине сказочная. Кто ещё мог бы похвастаться тем, что летал на драконе? Но... Но... Этих "но" была целая куча. Высоты он не боялся. Ну, хорошо, почти не боялся. Да и не в этом дело. Она же летает, как лётчик-ас на показательной демонстрации фигур высшего пилотажа! Что будет, если она задумает сделать сальто с ним, Симоном, на спине? И не переоценивает ли она свои силы, сможет ли подняться в воздух с лишним весом? Ладно, не надо считать её глупой, сама же сказала, что понапрасну не рискует. И, тем более, не станет рисковать жизнью пленника. Но ему всё равно надо будет как-то за что-то держаться во время полёта. И не за что-то, а за её шею! То есть... То есть, это ему придётся её обнимать!!! Она что, не понимает? Или, когда она в драконьем облике, это не имеет значения? Или для неё это в любом облике не имеет значения? Или, как раз, очень даже имеет, а это значит... А это значит, что... Ой...
Все эти мысли, обгоняя и расталкивая друг друга, беспорядочной толпой пронеслись через его мозг. Где-то в хвосте этой толпы мелькнуло: "Куклу!.. Куклу вспомни!..". Симон побледнел, затем покраснел и еле выдавил:
– Нет!..
– Ангел мой, ну, что ты!.. – Драконесса всплеснула одновременно и лапами, и крыльями. – Ох, я сама, конечно, виновата со своими фокусами. Неужели ты подумал, что я посажу тебя на спину и буду какие-то опасные трюки в воздухе выделывать? Я нормально полечу – ровненько, по прямой. Как старый обрюзгший дракон. Вот увидишь! Или ты высоты... э... не любишь?
– Да, не люблю, – энергично закивал Симон, подумав, что пусть она считает, будто он высоты боится, лишь бы не догадалась о других его опасениях.
– Что ж, нет, так нет. Может быть в другой раз, – неожиданно легко пошла на попятный Драконесса, возвращая себе, тем временем, человеческий облик. – И пора нам, пожалуй, заглянуть в царство синьора Филиппе. Заодно перекусим чем-нибудь. Проходи, я дверь закрою.
Она шла впереди Симона через зал приёмов, кончик её косы покачивался в такт шагам.
"Однако, облом. А какая возможность была! Высоты он боится, как же. Так я и поверила. И как он почуял-то? Ну, сама виновата, поторопилась. Теперь придется на мягких лапках и по полшажочка. Каждый вздох выверять, чтобы снова не спугнуть, ёлки-палки...".
Симон смотрел на её косу и думал о том, что, может быть, зря поддался ложной стеснительности. А ещё о том, что пора перестать отвлекаться на окружающие интерьеры и всерьез поговорить со своей похитительницей. В конце концов, она обещала ему этот разговор. После кухни она собиралась гулять с ним по окрестностям? Вот там и поговорим, и ничто не будет отвлекать.

Царство синьора Филиппе приветствовало их стуком ножей, шипением сковородок и бульканьем кастрюль. Сам синьор Филиппе что-то энергично растирал в глубокой миске, попутно успевая гонять двух поварят и снимать пробу то из одной, то из другой кастрюли. Завидев хозяйку, он остановил на мгновенье свои манипуляции:
– Перекусить желаете, Ваша милость?
– Да, и это тоже. Я показываю Симону замок. А какой уважающий себя замок – да без кухни? – Драконесса подмигнула толстяку повару. Тот в ответ расплылся в улыбке.
– Это точно, Ваша милость! Сейчас я закончу вот с этим, – он указал глазами на миску в своих руках, – и сделаю вам сок.
Обстановка кухни сохранила очень многое от прежних времен. Слева от входа, у большой печи, стоял потемневший от времени грубо сработанный стол на козлах, его столешница была вся посечена следами от ножей. К столу были придвинуты несколько стульев, такие же старые и щербатые. На верёвках, протянутых от стены к стене, сушились пучки душистых трав. На одной стене висела целая батарея кастрюль и сковород, гордо демонстрировавших свои начищенные медные бока и истёртые в долгой работе ручки. С отеческой гордостью и, в то же время, с некоторой стариковской снисходительностью они взирали на своих потомков из мудрёных сплавов, пыхтящих на новомодной электрической плите. И плита, и другие достижения современной кухонной техники были, по возможности, задекорированы под старину. Единственным ярким штрихом современности был прямоугольник телеэкрана в самом дальнем от входа углу.
В печи над очагом висел на цепях большой котёл, рядом стояли какие-то непонятные железки. Симон спросил у Драконессы, что это такое.
– Это вертел и подставки для него, – ответила та. – Очаг действующий. Можно целую коровью тушу запечь, что раньше и делалось.
– А сейчас?
– А сейчас надобности нет. Много гостей редко бывает, а так много, чтобы пришлось целого быка запекать, я и не припомню, когда было. – Она помолчала немного и добавила с грустью в голосе: – Когда-то нас много было, а теперь вымираем потихоньку.
Драконесса села за стол и знаком пригласила Симона сесть напротив. Подошел поварёнок, принёс маленькие, только что испечённые кексы. Драконесса потянулась к тарелке с кексами, взяла один и начала снимать с него кондитерскую бумагу.
Симон машинально следил за её руками. Его несколько утомила беготня по замку, и сейчас он ничего не хотел – ни спрашивать, ни слушать.
"Совсем, как человек, – думал он. – В жизни бы не сказал, что она дракон, если бы не знал. Женщина и женщина. Молодая, красивая. Сколько ей, на наши, человеческие? Двадцать пять? Тридцать? Иногда кажется, что не больше двадцати, особенно когда подшучивает. А иногда как взглянет этими своими глазищами, аж в животе холодок пробегает... Тогда и начинаешь понимать, что не человек. И зачем я ей?..".
Драконесса вдруг резко стрельнула глазами в его сторону, будто услышала его мысли. Или это ему показалось? Симон быстро опустил глаза, потом перевёл взгляд на синьора Филиппе и стал наблюдать, как тот ловко разрезает апельсины и выжимает из них сок. Вскоре синьор Филиппе принёс им два стакана сока и поспешно откланялся, торопясь вернуться к плите.
Драконесса улыбнулась Симону и отсалютовала ему стаканом, прежде чем пригубить. Она тоже выглядела немного уставшей. Симон коротко улыбнулся ей в ответ и отпил из своего стакана. Эта кухня, её весёлая суета и уютная атмосфера старины действовали на него умиротворяюще.
Пустые стаканы одновременно стукнули донышками об стол.
– Пойдём? – спросила Драконесса.
– Да, – кивнул Симон и первым встал из-за стола, чтобы отодвинуть Драконессе стул, когда она будет вставать.
Он и не догадывался, как обрадовало её это простое проявление вежливости с его стороны. Внешне Драконесса постаралась этого не показать, лишь опущенный взгляд и лёгкая замедленность движений выдавали её. "Ничего, ничего, всё небезнадёжно, оттает" – думала она, пряча довольную улыбку.
В коридоре Драконесса замешкалась, скептически посмотрела на свои туфельки и сказала:
– Пожалуй, в парк я так не пойду. Да и тебе не мешало бы переодеться. Как ты считаешь?
Симон неопределённо повёл подбородком. "Британский роман начала позапрошлого века. К завтраку переоделись, к обеду переоделись, к ужину переоделись. Надоело!" – подумал он, но вслух ничего не сказал, не желая спорить.
– Ну, как хочешь, – не стала настаивать Драконесса. – Я поднимусь к себе, а ты сам решай. Встречаемся в холле на первом этаже.
И она пошла к лестнице. Симон помедлил, размышляя, стоит ли тратить силы, и решил, что она всё же права. Её парк – не городской вытоптанный сквер, там и за колючки легко можно зацепиться. Он бегом поднялся по лестнице, нагоняя упущенное время, и успел увидеть, как Драконесса закрывает свою дверь.
Встретились они не в холле на первом этаже, а в коридоре на втором, почти одновременно выйдя из своих комнат.
Драконесса, не мудрствуя лукаво, надела джинсы и свой любимый белый свитер, как вчера. Симон тоже был в джинсах, рубашку менять не стал и накинул на плечи легкую замшевую курточку.
И опять в их одежде проскальзывало нечто общее, хотя и не так явно, как утром. Помигивали друг другу кармашки джинсов, приветственно улыбались расстёгнутые воротники. Шейный платок Симона с интересом покосился на открытую шею Драконессы и решил, что и там бы ему жилось неплохо, да, жаль, раздвоиться не может. Даже грубоватые чёрные ботинки Симона, которые он надел вместо парадных, признали братьев по духу в простеньких и слегка потёртых чёрных ботиночках Драконессы.
И снова она, как утром в столовой, взглянула на него с оттенком одобрения и восхищения. Ничего, правда, не сказала, улыбнулась загадочно и пошла чуть впереди него вниз по лестнице.
У нижней ступеньки Симону пришлось остановиться и завязать развязавшийся шнурок на ботинке. Драконесса, чтобы не стоять у него над душой, пошла на крыльцо.
Симон, досадуя на свою неловкость, торопливо завязывал так некстати развязавшийся шнурок, и тут через открытую входную дверь услышал с улицы её голос.
– Явился, морда наглая! – со смехом говорила кому-то Драконесса. – Неделю пропадал. Совесть есть? Хозяйка уже не знала, где тебя искать, извелась вся! И опять даму привёл, нет, вы посмотрите на него!
Симон вышел на крыльцо. Драконесса стояла посреди крыльца, весело глядя, как об её ноги трётся крупный бело-рыжий кот. Поодаль сидела и настороженно пряла ушами кошка, абсолютно рыжая, в отличие от своего приятеля. Драконесса подняла взгляд на Симона и с улыбкой показала рукой на кота.
– Это Фицуильям Рейно, по-простому – Фици, любимое и самое избалованное чадо госпожи Рейно. Явился из недельного загула и, как всегда, привёл столоваться очередную подружку. Он их всех на кухню водит. Наверно, считает себя обязанным. А синьор Филиппе по доброте душевной всех их кормит.
Она нагнулась и почесала коту холку. Симон улыбался, заразившись её весельем. Ему определённо начинала нравиться жизнь этого замка.
Кот выгибался под рукой Драконессы и оглушительно мурлыкал. Его подружка, устав дожидаться, привстала на лапы и стояла в нерешительности, поглядывая то на людей, то на выход со двора.
– Что-то я раньше этой кошки не видела, – Драконесса внимательно взглянула на кошку и попробовала подозвать её. – Кис-кис-кис! Иди сюда, дай-ка я на тебя посмотрю.
Кошка боязливо пялилась на неё круглыми желтыми глазищами, дёргала хвостом и не торопилась подходить. Драконесса сделала трудноуловимый жест пальцами, и кошка пошла к ней, как по ниточке.
– Ну-ка, ну-ка... Ошейник есть, киса при хозяевах, – бормотала Драконесса, осторожно подхватывая кошку под грудку. Та не сопротивлялась, только по-прежнему беспокойно вздрагивали кончики ушей. – И бирка есть. "Кази"... Хм-м... Странное имя для кошки. Ну, да не моё это дело. И чья ты?.. Рони Макдью (1). Не знаю таких. А, это, наверно, те, что недавно в деревне пустующий дом купили.
Она опустила кошку на землю. Та отбежала на несколько шагов и остановилась. Фици последний раз обтёр свою шкуру об ноги Драконессы и громко мяукнул.
– Иди хозяйке покажись. И подружку свою забирай! –Драконесса ласково подпихнула кота по направлению к двери. – Ой, а это что?
Она протянула руку и подняла что-то с земли.
– Смотри-ка, Вилли пуговицу от мундира потерял. – Она показала Симону лежащую на ладони вещицу. – Не беда, завтра-послезавтра в город поеду и отдам.
Кот с видом хозяина пошел внутрь замка, по пути успев потереться щекой о дверной косяк. Его подружка пугливо прижала уши и прошмыгнула мимо людей догонять своего кавалера.
– Ты его только в своей комнате без присмотра не оставляй, – попросила Симона Драконесса. – Он мебель драть любит. А так хороший кот.
– А ещё какие животные в замке есть? – спросил Симон.
– Нет, только Фици. – Драконесса покачала головой. – Животные меня не то, чтобы не любят, но остерегаются. Видимо, чуют нечеловеческую сущность. Коты ещё ничего, а собаки – те и вовсе стараются близко не подходить. Когда я в драконьем облике, то никто приближаться не осмеливается.
– Но ведь сейчас вы подманили кошку, и она подошла, не испугалась.
– На магии, – подчеркнула Драконесса. – И на очень короткое время. Постоянно так держать нельзя, психика может пострадать. А Фици – он сам по себе наглый. Никого не боится. – Она довольно улыбнулась и, чуть склонив голову набок, посмотрела на Симона. – Гулять идём?
Они спустились с крыльца. Драконесса показала Симону на флигели.
– В левом флигеле у нас помещение охранников и комнаты слуг. В правом живет господин Рейно с семьёй. Я спрошу, когда им будет удобно принять гостей, и мы к ним сходим. Может быть, завтра.
– Извините, что спрашиваю, госпожа Драконесса, но мне очень хотелось бы узнать, если это, конечно, не секрет... – Любопытство, мучившее Симона с самого утра, на время перебороло его стеснительность. Он слегка замялся, но, подбадриваемый благосклонным взглядом Драконессы, продолжил. – Я правильно понял, что ваша семья давно дружит с семьёй Бейкеров? Как это случилось? Ведь, насколько я знаю, драконы не любят близко пускать людей в свою жизнь.
Драконесса не без улыбки выслушала его словесные расшаркивания.
– Здесь нет каких-то особых секретов, – ответила она. – Драконы моего рода всегда довольно легко выстраивали отношения с людьми. Возможно, потому, что среди наших предков был человек. Почему ты так удивлённо смотришь на меня? Ты разве этого не знал?
– Нет. – От удивления Симон сбился с шага.
– Странно, я думала – это общеизвестный факт. Он должен быть в хрониках. Ну, да ладно. А наша дружба с семейством Бейкеров началась весьма прозаически. Гарольд Бейкер, отец Вилли, был предприниматель. У него с моим отцом были общие дела. Постепенно они сдружились, и с тех пор наши семьи близко общаются.
Тем временем они миновали надвратную башню и пошли по дорожке, ведущей в парк.
– Я помню Вилли ещё совсем маленьким, лет, наверно, пяти, – Драконесса окунулась мыслями в прошлое. Симон слушал, боясь пропустить слово; второго такого случая заглянуть за кулисы драконьей жизни ему могло и не представиться. – Он с родителями часто приезжал к нам в гости. Это было незадолго до мировой войны. Когда началась война, а потом оккупация, и Гарольда Бейкера начали преследовать за связь с Сопротивлением, мой отец спрятал Вилли с мамой у нас в замке. Драконы тоже по-тихому участвовали в Сопротивлении, но их преследовать дураков не находилось. Тем более, формально драконы соблюдали нейтралитет, а что там происходило у каждого в поместье, – губы Драконессы растянулись в ехидную ухмылку, – находилось вне юрисдикции оккупационных войск. Мне тогда было одиннадцать-двенадцать лет, на человеческие это примерно четыре-пять, я еще вовсю в куклы играла, и всё время пыталась затащить Вилли поиграть со мной. А ему было, соответственно, восемь-девять, он считал себя почти взрослым и каждый раз высокомерно заявлял мне, что такие большие мальчики с девчонками в куклы не играют. Но зато всегда доверял мне стоять на стрёме, когда мы бегали в кухню воровать жжёный сахар. С конфетами тогда большие проблемы были, да и не только с конфетами, и жжёный сахар был единственным лакомством. Вилли честно отстёгивал мне мою долю, а потом мы убегали к пруду, подальше от лишних глаз, прятались в кусты и поедали награбленное. Сейчас это так смешно вспоминать...
Симон негромко засмеялся, представляя себе эту картину. Драконесса смотрела на его лицо, с которого на время ушла напряженность, и думала о том, как он тепло и задушевно улыбается, и что она с удовольствием поцеловала бы его прямо сейчас, если бы не боялась всё испортить.
– А потом, уже после войны, они однажды гостили у нас несколько недель, – продолжила она свой рассказ. – Вилли тогда было тринадцать, и от скуки он не нашел ничего лучше, как научить меня стрелять из рогатки. Мне, в мои шестнадцать, это оказалось самое оно – куклы надоели, а в том самом месте, на которое ищут приключений, уже отросло изрядное шило. – Драконесса чуть грустно улыбнулась, вспоминая свои детские шалости. – Теорию я освоила быстро, а вот практики не хватало. Ну, я и решила сдуру попрактиковаться на стене центрального фасада. Ума-то не было ещё. Драконьи шестнадцать – это как человеческие шесть-семь. Допрактиковалась до того, что вынесла самое большое стекло в одном из окон столовой на первом этаже. Ты же видел, какие там окна?
Симон кивнул и осторожно спросил:
– Ну, и как?
– Как... Да так... – усмехнулась Драконесса. – Мой папа не сторонник телесных наказаний, но тут уж он моё шило окорачивал конкретно – ремнём. Так отходил, что я неделю, наверно, сидеть не могла. Стали выяснять, кто ребенка сбил с пути истинного. Я молчала, как герой Сопротивления. Слезы кулаками по щекам размазывала, зыркала злобно и молчала. Как же, дружбана выдать – да никогда! Нашли Вилли, стали спрашивать его. Взрослые же не дураки, быстро поняли, что, кроме него, некому, на самом деле. Так он им такую речь выдал! Как-то так хитро закрутил, я уже даже не помню, как. Что, вроде как он и виноват, но в то же время и не виноват. И я тоже, по его версии, получалась ну совсем почти не виноватая. Взрослые аж рты пораскрывали. А, когда от шока отошли, хотели его как-то там наказать, да, на его счастье, в это время к отцу по делам приезжал законник нашего рода. И случилось так, что он присутствовал при этом, не побоюсь громкого слова, историческом выступлении. Послушал он, как это юное дарование выкручивается, чтобы не дать себя выпороть, и заявил, что такой талант пропадать не должен. Мальчика, дескать, ждет великое будущее по части юриспруденции, особенно если начать обучение уже сейчас. Родители Вилли, конечно, пришли в восторг, ибо драконы просто так подобными словами не разбрасываются. Вилли тоже поначалу обрадовался, потому как за общими восторгами его наказать забыли. Но мою попу это, к сожалению, уже не спасло.
Симон деликатно похихикал. Драконесса тоже посмеялась и задумчиво спросила, как бы ни к кому не обращаясь:
– Я иногда думаю, стал бы Вилли произносить эту свою речь или предпочел бы подставить зад под ремень, если бы знал, как повернется его жизнь?
– А что не так? – удивился Симон. – Разве ему не нравится его работа? Он же сумел достичь максимума возможного. О такой карьере можно только мечтать.
– Да, наверно, – так же задумчиво кивнула Драконесса, – только в тот день, когда это всё произошло, фактически кончилось его детство. И юности, как таковой, не было –  он провёл её за учебниками. Семью завёл только годам к сорока, если я не ошибаюсь. Да и то что-то у него не очень сложилось с семьёй... Работа, работа, работа... Семья, любовница и главное детище в одном лице. Он, конечно, профессионал, каких поискать, да только не велика ли цена?.. И, пожалуй, нам не стоит больше его обсуждать, а то получается, что я тут о нем сплетничаю. – Она хитро улыбнулась и подмигнула Симону.
– Честно говоря, не могу вас представить с рогаткой, – признался тот.
– А с рапирой можешь? – азартно спросила Драконесса. – Нет? А с пистолетом? Тоже нет? А зря. У меня после этой рогатки бзик пошёл на всякое оружие. Папа решил, что дешевле выйдет обучать под присмотром, а то опять разобью стекло или чего похуже вытворю. Бзик потом прошёл. Лет через десять. Но кое-чему я успела научиться. Так, по мелочи. Что-то я всё о себе болтаю да о себе, почти не даю тебе слово вставить... Некрасиво получается. Расскажи мне теперь ты о себе, а то я почти ничего о тебе не знаю.
Она откровенно лукавила, произнося последнюю фразу. Не признаваться же ей, что вчера она читала его досье, столь любезно привезённое королём. И досье – это лишь сухое изложение фактов, а ей важны были оттенки, интонации, его собственное отношение к жизни.
Они поравнялись с первыми деревьями парка. Драконесса сорвала с молодого клёна, росшего у самой дорожки, большой зубчатый лист, тронутый осенней позолотой с одного края, и теперь вертела его в руках, выжидающе глядя на Симона.
– А что рассказывать? – Симон чувствовал себя под её взглядом, как под увеличительным стеклом.
– А что хочешь. О родителях, об учёбе, об архиве. Ты в нашем, столичном университете учился?
Он начал говорить. Сначала скованно, потом, видя, с каким вниманием слушает его Драконесса, заметно приободрился, и речь его полилась легко и свободно.
– ...Отец внёс оплату вперед за весь последний год, поэтому я смог закончить выпускной класс, не переводясь в обычную школу. Но в университете пришлось выбирать не тот факультет, на который хочу, а тот, где смогу пробиться на бесплатное обучение. На юридическом это было совершенно нереально. А на историческом – вполне.
– Почему ты потом не перевёлся? Через семестр, например. Или через год?
– Я пробовал. На льготное место не переводили, только платно. Мне и так приходилось подрабатывать, чтобы не быть обузой для семьи. Платное обучение я бы просто не потянул. Да мне и на историческом понравилось. Тоже интересно. И диплом, неважно, с какого факультета, – это уже база, возможность заработать себе на хлеб, как бы жизнь ни сложилась. Тем более, университет я с отличием закончил, дипломную работу признали лучшей на курсе. Не подумайте, что я хвастаюсь. Говорю, как есть.
– Коли разговор зашёл, то хочу тебя спросить, почему ты, с такими блестящими результатами, не выбрал научную карьеру?
– Мне предлагали остаться при кафедре, поступить в аспирантуру. Я отказался. Хочу подкопить денег, чтобы было, с чем идти, и на следующий год поступить на юридический факультет. Хотелось бы на дневное отделение, но это маловероятно. Зависит от того, как я смогу решить вопрос с деньгами. Какие-то предметы мне перезачтут, что-то постараюсь сдать экстерном, и это выйдет дешевле, чем полный курс, но всё равно достаточно дорого. Я и в архив пошёл, потому что там жалованье больше, чем предлагали в других местах. И есть возможность подбирать очень интересный материал для будущей учёбы. Только боюсь, что, если поступлю на дневное, придется искать другую работу, которую можно будет совмещать с занятиями. На всё обучение я не смогу накопить, слишком много и слишком долго. И в кредит влезать не хочется. Или, может быть, как-нибудь удастся договориться в архиве, чтобы отпускали. Не знаю. Я не обговаривал это с господином Олдретом, рано ещё. Честно говоря, мне не хотелось бы уходить оттуда сразу, как поступлю. Потом-то всё равно придётся, надо будет по специальности что-то искать. А пока – тихо, спокойно, и даже в учебники заглядывать потихоньку успеваю, когда текучки мало и господин Олдрет уходит по своим делам.
Услышав последнюю фразу, Драконесса захихикала.
– "Потихоньку"!.. Ты думаешь, Старый Крыс не знает, чем вы там занимаетесь в его отсутствие? Да он затылком всё сечёт, и наверняка давно пронюхал, что ты учебники штудируешь на рабочем месте. А не гоняет тебя за это, я полагаю, только потому, что ты и работу делать успеваешь, и не в игрушки играешься, а занимаешься серьёзным делом. Он это уважает. Серьёзные дела, в смысле. Извини, что я засмеялась. Я не хотела тебя обидеть.
– Откуда вы знаете, что он знает, а что нет? – Симон всё же чуточку надулся.
– У-у-у... Я этого пройдоху знаю... знаю... даже не припомню, сколько лет его знаю. Не меньше тридцати точно. Он ещё при старом короле служил.
– В архиве?
– Нет, не в архиве, но на королевской службе. – Она мысленно обругала себя за длинный язык. Раз Симон переспрашивает, значит, до него не доходили слухи о прошлой работе господина Олдрета. И незачем заострять на этом внимание. Лучше плавно увести разговор в другую сторону. – Не буду тебя обнадёживать, но что-то подсказывает мне, что вы с ним вполне можете договориться, когда придёт время.
– Это было бы неплохо, – заметно воодушевился Симон. Его обида если и была, то растаяла.
Драконесса смотрела на него, словно открывая заново.
Серьёзный. Слишком серьёзный для своего возраста. Вот почему он показался ей вчера старше, чем есть. Она поняла, кого он ей напоминал – не внешностью, но повадками. Перед ней стоял второй Вилли Бейкер. Такой же целеустремленный, въедливый, непреклонный. Готовый на многие жертвы ради исполнения своей мечты.
"Я была бы рада тебе в этом помочь, и у меня даже в мыслях не будет ничего требовать взамен, но ты же гордый, ты откажешься. А жаль. 
Ты станешь пробиваться сам. Упорства у тебя хватит, и силы воли тоже, по тебе видно. Но ты представляешь, что такое начать строить карьеру, когда тебе уже под тридцать?
Всё время тягаться с теми, кто на пять-шесть лет моложе тебя. С теми, у кого хватило финансов, чтобы гордо произносить: "Я ученик такого-то!", громким именем наставника обеспечивая себе часть репутации. А это значит изначально быть на голову выше их всех. Ты сможешь. Я верю, ты сможешь. Но чем твоё упорство обернётся для тебя самого?
Хронический недосып, язва желудка к тридцати годам, лысина к сорока. Личная жизнь – постольку-поскольку, потому что на неё ты сможешь урывать лишь крохи своего времени. Или что-то эпизодическое, или вовсе одноразовые варианты. Женитьба – тоже ближе к сорока, когда карьера устаканится. И на ком? Почти все путёвые ровесницы уже давно замужем, кто-то двоих детей успел родить, а кто-то и троих. Значит, скорее всего, на молодой и наглой, с которой никогда не будешь уверен до конца, любит ли она тебя или прельстилась твоим положением в обществе. И с которой всегда будешь опасаться, не ударит ли она тебе в спину в самый неподходящий момент, как это чуть не случилось у Вилли.
Но ты не станешь меня слушать, если я вздумаю поделиться с тобой своими мыслями. Что тебе до них? Ты готов танком переть к намеченной цели, это твоя мечта с детства, твоя, пожалуй, единственная любовь в этой жизни, и вряд ли ты сейчас думаешь о таких мелочах, как подорванное здоровье или одинокая старость. Собственно, это любого может подстеречь, о чём это я?.. О том, что призрак безнадежности мелькнул передо мной, когда ты начал обстоятельно раскладывать по полочкам свои планы на будущее. Деньги – учёба, учёба – деньги... Скажи, милый мой ангел, а есть ли в этих твоих стройных планах место для жизни твоего сердца? И если есть, то какое? Мне очень важно это знать, поверь. И если ты окажешься такой же упёртый в делах сердечных, то как мне с тобой быть?"
Тема разговора иссякла, другой не находилось. Они дошли до озера и медленно пошли вдоль берега. Драконесса подбросила кленовый лист, что держала в руках, он покружился, упал на воду и тихо поплыл, гонимый ветерком. От него по воде попытались разбежаться круги и стихли, не дойдя до берега.
Симон и Драконесса проследили взглядом за листом, потом посмотрели друг на друга.
– У тебя очень красивый платок. – Драконесса протянула руку к шее Симона, но остановила пальцы, не дотронувшись до платка. – Можно посмотреть?
– Можно. – Он пожал плечами и, распустив узел, подал ей платок.
Шелковый квадрат развернулся в руках Драконессы и затрепетал на сентябрьском ветру. Тонко подобранные оттенки от светло-жемчужного серо-бежевого до темного серо-коричневого, абстрактный геометрический узор.
– Стильная вещь, я бы тоже от такого не отказалась, – Драконесса задумчиво разглядывала платок. Потом снова посмотрела на Симона. – Где купил?
– Да ничего особенного, – вновь пожал плечами тот, – я его на барахолке купил, совсем недорого.
– Ну, не скажи. Я вообще заметила, что у тебя очень недурной вкус в одежде. Вещи, на первый взгляд, обычные, но ты их так носишь... Чувствуешь их. Понимаешь?
– Ничего особенного, вещи как вещи, – повторил Симон, опять смутившись и не представляя, как на подобные комплименты следует отвечать.
Драконесса вздохнула и оставила эту тему.
– Ты не будешь против, если я сфотографирую его? – спросила она.
– Нет, – пробормотал Симон, совершенно озадаченный этой неожиданной просьбой.
– Возьми его двумя руками за кончики и держи у груди, – попросила Драконесса, протягивая Симону платок и доставая из кармана свой телефон. – Чуть-чуть развернись, чтобы ветер его не трепал. Ага... Сейчас...
Сработавшая вспышка заставила Симона на мгновенье зажмуриться. Драконесса всмотрелась в получившийся снимок и осталась недовольна результатом.
– Не люблю на телефон снимать, – проворчала она. – Вечно у меня резкость не туда наводится. Давай я подержу, а ты сфотографируешь. И местами поменяемся, а то я против солнца стою.
Она сунула Симону в руку свой телефон, забрала у него платок и встала, как статуя, в точности копируя его позу.
"Всё-таки драконья логика – это даже покруче, чем женская! – думал Симон, тщательно выцеливая кадр. – А если дракон – женщина, так и вовсе что-то немыслимое. Вот что она могла найти в этом платке с барахолки? Когда может позволить себе любую вещь, с её-то доходами. Но цокает над ним, будто он эксклюзивный какой. Сфотографировать попросила. Зачем? Не понимаю. И замечание это, что я вещи "чувствую". Что она хотела этим сказать? Комплимент сделать? Не вижу причин для комплиментов. Одеваюсь во что подешевле, не то, что она. Так что тут хвалить? Но смотрит на меня, как на икону моды, честное слово, и даже где-то "недурной вкус" разглядела. Да так смотрит, что руки дрожать начинают. Вот и сейчас... Только бы снимок не запортить... Оп!.. Кажется, получилось". 
Драконесса подошла к нему и сбоку поглядела на экран телефона.
– Вот теперь нормально, – удовлетворённо кивнула она, разглядев получившуюся картинку, и вернула Симону платок: – Держи. Давай помогу завязать.
Он хотел сказать: "Не надо, я сам", но язык неожиданно прирос к нёбу.
Сердце гулко колотилось у самого горла, там, где сновали её быстрые пальцы. Грудь сдавило, он не мог глубоко вздохнуть. Её лицо было так близко, что он мог разглядеть каждую ресничку на опущенных веках. Её дыхание щекотало ему подбородок. Он случайно поймал её быстрый взгляд, метнувшийся по его лицу, и у него дрогнули колени. Да что это с ним?
– Ну, вот и всё. Вроде бы, правильно завязала. – Драконесса отступила на шаг. Её глаза были огромными, как никогда, щеки залил румянец. Казалось, она не знает, куда девать руки.
Симон смотрел на неё, как в зеркало.
– Пойдём к мосткам, – она почти робко указала рукой в ту сторону, где в воду на несколько метров уходил деревянный настил. К нему была привязана маленькая лодка.
Вид этой лодочки по странной ассоциации напомнил Симону, о чём он с самого утра намеревался поговорить с Драконессой. Он собрался с духом, вдохнул поглубже.
– Ваша милость!.. – выпалил он совсем не то, что хотел, и по округлившимся глазам "Её милости" понял, что начал крайне неудачно. Надо было как-то спасать ситуацию. – Госпожа Драконесса! – поправился он, – мне очень нужно поговорить с вами!.. О деле. Обо мне... О моём плене...
Он не замечал, как нервно тискает в руке её телефон, о котором они оба забыли. Она молча слушала его, ждала, что он скажет дальше.
– Вчера... – он, как мог, подавил в себе волнение. – Вчера вы, конечно, пошутили, когда сказали, что съедите меня. Я понимаю, у вас был очень нелёгкий день, столько неприятностей...  Но, может быть, сегодня вы скажете мне, зачем вы меня похитили?
– Э... Ну, понимаешь... – Она знала, что этот разговор будет, и даже пыталась к нему готовиться, придумывать какие-то фразы, но, как всегда, в самый ответственный момент, все умные мысли куда-то разбежались, и её настиг тот же приступ косноязычия, что и Симона. – Я же дракон, у меня в крови сидит брать пленников. Принцев теперь воровать нельзя, как я тебе уже говорила. А ты показался вполне подходящей кандидатурой. К тому же, на меня произвело очень сильное впечатление, что ты не побоялся остановить меня тогда и фактически спасти. То, что я тебе сейчас скажу, я должна была сказать ещё вчера, но, к стыду своему, говорю только сегодня. – Тон её изменился, став почти официальным. – Я очень благодарна тебе за то, что своей смелостью ты уберёг меня от опрометчивого поступка, который стоил бы жизни мне и, возможно, моей семье. И я считаю себя обязанной тебе. Нет, прошу тебя, не спорь со мной! Пожалуйста. Ты, видимо, не до конца представляешь, какую трагедию предотвратил своим вмешательством. И если я могу чем-то тебе помочь, то говори, не стесняйся. – Она увидела вспыхнувший, было, огонёк в глазах Симона и поспешила уточнить. – Только, пожалуйста, не проси меня отпустить тебя прямо сейчас. Я этого сделать просто не могу, это будет не по-драконьи.
– В таком случае мне ничего не надо. – Челюсти упрямо сжаты, подбородок вздёрнут, глаза злые. И демонстративно разглядывает ближайшее дерево. Опять обиделся, да покрепче прежнего.
Драконесса тяжело вздохнула. Вот упёртый!..
– Не торопись пока. Моё предложение остаётся в силе. Если тебе понадобится...
Пронзительно затренькал её телефон. Симон от неожиданности вздрогнул и выронил аппарат. Тот благополучно шлёпнулся на пожухлую траву, не переставая верещать. Симон и Драконесса одновременно нагнулись за ним и, не рассчитав движения, стукнулись лбами. Оба неловко поднялись на ноги, полушёпотом обронив почти одно и то же междометие, и сконфуженно улыбнулись друг другу. Драконесса перевернула экраном вверх телефон, который всё же успела подобрать, и посмотрела на высветившееся имя.
– Не поняла... – удивлённо пробормотала она. – Что там ещё могло случиться? Да, слушаю вас, Наташа!.. Знаете, Наташ, я, конечно, всё понимаю, он у нас натура тонкая и ранимая, но мне уже надоело утирать ему сопли каждый раз, как он поссорится со своим любовником! Что на этот раз?..
Симон поневоле навострил уши. Драконесса внимательно слушала, что говорит ей неведомая Наташа, и с каждой услышанной фразой на её лице всё сильнее проступало беспокойство.
– Это точно? – переспросила она. И, видимо, услышав подтверждение, скрипнула зубами от досады: – Хорошо, сейчас приеду.
Отключив телефон, Драконесса в задумчивости немного повертела его в руке, затем убрала в карман.
– Прости, ангел мой, надо ехать, – она беспомощно развела руками. – Я надеялась с тобой весь день побыть, а теперь вот не получается. Приеду, скорее всего, только к ужину.
– Что-то серьёзное? – спросил Симон, больше думая о том, что им опять не удалось договорить, чем о том, вправе ли он этот вопрос задавать.
Драконесса задержалась с ответом, напряжённо теребя пальцами подбородок и, очевидно, что-то решая для себя. Потом махнула рукой.
– А, ладно, всё равно слухи пойдут. Но я тебя очень прошу не рассказывать пока никому о том, что ты сейчас услышишь. Пусть эти слухи идут не от тебя.
– Я не болтлив, – поджал губы Симон, настолько точно копируя мимику Его величества, что у Драконессы ёкнуло где-то внутри: "А не соврал ли мне Баско?".
– Я не сомневаюсь в твоей порядочности, дело в другом. Тебя вчера предупреждали о неразглашении?
– Нет.
– Ещё одно моё упущение, – недовольно поморщилась Драконесса. – Плохо, плохо... Совсем теряю форму... Что ж, вечером, когда я вернусь, мы поговорим об этом подробнее. А теперь о том, что случилось. Звонили из дома мод "Каро и Ко". Я там владею частью акций и вхожу в совет директоров. Наш ведущий модельер Тьери Ланье явился сегодня на работу в совершенно невменяемом состоянии, кричал что-то бессвязное о том, что от него ушел его возлюбленный, и, вероятно, совсем потеряв голову от расстройства, начал уничтожать уже готовые эскизы для новой коллекции, которые он завтра должен был отдавать в мастерскую. Наташа, его помощница, успела его перехватить и часть эскизов спасла. Но дальше – хуже. Он вытолкал её из студии, заперся и, кажется, усердно заливает своё горе спиртным. Наташа в панике. Боится, как бы он с собой чего-нибудь дурного не сотворил. Вот, вызвала меня на подмогу. Тьери – мой протеже, доверяет мне больше, чем другим. Может быть, мне удастся привести его в чувство.
Она опять развела руками, удручёно глядя на Симона.
– А Наташа – она русская? – Симон и сам не знал, зачем это спросил, случайно с языка слетело. Он немало слышал о скандальной и эпатажной персоне господина Ланье, а также о том, что при всех своих странностях модельер он гениальный. И теперь, оказавшись невольным свидетелем разгорающегося светского скандала, Симон чувствовал себя не в своей тарелке.
– Да, русская, – немного рассеянно ответила Драконесса, мыслями явно будучи уже в дороге. – Золотая женщина, образец терпения. Нянчится с Тьери уже несколько лет, стоически снося все его капризы и закидоны. Притом, что не питает к нему каких-то романтических чувств. По-моему, ей просто его жалко. Ну да не суть... – Тут она искоса бросила на Симона хитрый взгляд, решив на всякий случай проверить одно внезапно возникшее зыбкое предположение. – Ангел мой, ты ведь не будешь обижаться, что я опять оставлю тебя скучать одного и с собой не возьму? А то вдруг Тьери не так поймет и что-нибудь не то подумает? Тебе же вряд ли будет приятно, если он что-то не то подумает, правда, Симон? – Она сделала большие невинные глаза и похлопала ресницами.
– Да, мне вряд ли будет приятно, – твёрдо отчеканил Симон, стараясь не думать, какого цвета у него сейчас уши, да и всё лицо. – В вашей библиотеке я нашёл одно очень редкое издание, которое в своё время не смог найти в сети, и в университетской библиотеке его тоже не было. Так что скучать я не буду, не беспокойтесь.
Драконесса на мгновение отвернулась, чтобы Симон не видел её улыбки.
– Ну, вот и славно! Ты ещё погуляешь или пойдёшь со мной в замок?
– Госпожа Драконесса! Я понимаю, что у вас сейчас нет времени, но мы так и не успели  закончить разговор о моём плене. Сколько мне придётся жить здесь? И когда вы меня отпустите?
Драконесса сразу погрустнела. Улыбка сошла с её лица, уголки губ опустились почти жалобно.
– Поживи у меня, пожалуйста! – Она чуть не брякнула: "Поживи со мной", но вовремя прикусила язык, опасаясь, что Симон может понять это превратно. – Неужели тебе здесь плохо?
– Нет, мне здесь интересно, но... – Симон запнулся, не зная, как лучше сказать ей о том, что не давало ему покоя со вчерашнего дня.
– Но ты не свободен, и это тебя тяготит, – продолжила за него Драконесса. – Я правильно угадала?
Симон кивнул.
– Зря ты так, – вздохнула Драконесса. – Я ничего плохого тебе не желаю. И твой плен – по большому счету условность. Поэтому я прошу тебя воспринимать его именно как условность. Я не буду держать тебя здесь вечно. Через некоторое время отпущу.
Она надеялась, что вопрос исчерпан, но Симон не отставал.
– У меня нет девушки, которая пришла бы за мной и выкупила меня. Может быть, мне сказать родителям, и они...
– Да не надо мне выкупа! – перебила его Драконесса, и голос её как-то странно дрогнул. – Просто поживи у меня. Я тебя очень прошу!
– Но зачем я вам? – он глядел на неё в упор, всем своим видом давая понять, что намерен, во что бы то ни стало, добиться ответа. Даже глаза каким-то образом почти выровнялись.
Драконесса замешкалась, раздумывая, что ответить. Сказать правду? Солгать? Или...
Она солнечно улыбнулась ему, рассмеялась, коротко и задорно, и пошла, почти побежала, в сторону замка.
Симону оставалось только беспомощно хлопать глазами ей вслед. Вот и понимайте, как хотите...

Продолжение следует.
______________________
Примечания.

(1) Рони Макдью – аллюзия на повесть Пола Гэллико "Томасина".