На книжных полях - Совок постфактум

  Для иллюстрации невозможности длительного существования «совка» подобрал три текста. Художественный роман не очень известного автора, провокационную публицистику очень известного предателя и сборник эссе и статей ученого историка.
Внутренние противоречия не позволяли СССР просуществовать долго, что бы там не утверждали энтузиасты советизма типа фурсовых-калашниковых и множества других, конечно. Сам «совок» был знаком смерти для России, когда страна с подъема, подкарауленная злейшими врагами, кувыркаясь и теряя десятки миллионов людей, сорвалась в бездну. Падение было долгим, казалось даже, что взлетим снова, но чудес не бывает. Рабско-феодально-криминальная структура в мире Модерна обречена.
Будем ли мы свидетелями окончательной гибели эрэфии (этой карикатурной мутации совка) или, к счастью, не доживем?
Более адекватное понимание советского прошлого в любом случае не помешает.

«Хрустальная сосна»
Виктор Улин


 Прочел у писателя всего одну вещь: роман "Хрустальная сосна"

 Сначала роман мне хорошим не показался. Вообще, литературные способности автора я сперва оценил как довольно скромные, особенно на фоне высказанных на интернет-страничке претензий. Другие вещи Улина читать я не стал.
 Но тут сама «фактура» вызвала нечто вроде ностальгии. Нашему поколению не нужно объяснять, что значит «послали в колхоз». Ну, и зачитался. Непростое время было, конечно, думаю, совок был обречен при такой «экономике». Рано или поздно. Как бы сейчас не идеализировали застой – время было довольно мерзким, андроповщина лишний раз это подчеркнула. Да и люди были зомбированные государственными рабами, хорошо, что этого не сознавали, не чувствовали в полной мере, а просто жили-выживали в окружающей среде. Не осталось там никаких глубин, кроме воспоминаний о молодости и – самой молодости.
  Нашему поколению как бы перешибли хребет, или как пишет автор, «попали в артиллерийскую вилку». Лучшие годы ушли на элементарное выживание, мы были слишком молоды. Чтобы что-то накопить и иметь и слишком «стары», чтобы социализироваться с нуля, войти без проблем в постсоветский период.
 Остается лишь поблагодарить автора, посвятившего свой роман «поколению, разлетевшемуся на миллионы осколков». Ну, собрались как-то…
 Вчитался-втянулся в улинскую «крупную форму». Первая часть про работу на заготовке витаминной муки напоминала комсомольскую прозу застойного периода. (Стилизация? Или уже стиль поколения?). Разве что любовные сцены изображены более откровенно, хотя герой-автор в последней части сурово осуждает советский пуризм и ханжество. Как же мы, молодые мучились от него; а следующие бросились во все тяжкие по принципу «пропадай моя телега». Нет, сейчас плохо, но и тогда хорошо не было.
 А герой романа вызывает уважение. Получив увечье, чуть не угробленный советской медициной, преданный всеми, он все же смог не спиться, подняться в жизни.
 Ну, и получил свою долю радостей от прекрасного пола…
 Почему же у нас люди так мучают друг друга, господи?!


Кузькина мать. Хроника великого десятилетия
Виктор Суворов

«Резун» - это не только единица измерения степени некомпетентности отечественных историков (как я высказался однажды в каком-то из эскизов), но и упрек тем, кто не знает никаких других жанров кроме скучного, просто не умеет излагать иначе.
Новая книжка Суворова-Резуна, надо признать написано увлекательно. Казалось бы, что еще можно прочесть о временах Хруща, а читаешь до конца, хотя про эту эпоху было написано-переписано. Конечно, утомляют привычные суворовские «примочки» и его часто развязный стиль,  ну, да ладно.
Устав, по-видимому, доказывать, что Сталин хотел напасть на Гитлера (или посчитав работу выполненной), наш предатель переключается с тысячи одного доказательства о том, на другую эпоху. Время Хрущёва – по-своему великое, но и страшное, и скандальное, и анекдотическое. Страна и народ, да и власть с трудом приходили в себя после многих лет тоталитарной диктатуры и ужасной войны.
Сбивают шпионский «У-2» с Пауэрсом, посылают на перехват летчика без скафандра (тарань на огромной высоте), другого истребителя сами угробили. Привычка рапортовать к юбилею своего дьявольского кровавого праздника («великого октября») приводит к нарушению техники безопасности и катастрофе с ракетой Янгеля – люди, на которых попал окислитель, превращаются в живые факелы – страшная жертва кровавому Молоху. Командовать советской группировкой на Кубе (была такое помешательство с «островом свободы») посылают генерала-палача, кроваво подавившего выступления рабочих в Новочеркасске.
Ну, и так далее. Автор довольно успешно выстраивает повествование, связывая различные события того времени, скажем полет в космос с берлинским кризисом. У него есть собственной целостное видение ситуации, в отличие от тех, кто до сих пор недоумевает, как могли быть такие противоречия. Правда недоумевает и ВС по поводу личности Хряка – личности крайне противоречивой, палача и освободителя, пассионария и деревенского дурачка, супержестокого и человечного в одном хрущевском лице («Никита Сергеевич второй справа»).
Разумеется, «глядя из Англии» предатель из ГРУ крайне карикатурно описывает подвиг Гагарина (хотя риск-то был запредельный!). Зато предатель героизирует предателя – полковника Пеньковского, передававшего стратегические секреты англичанам и американцам. В своем новом романе «Суворов» придумывает сюжет, по которому «слив информации» осуществлялся руководителем ГРУ «мясником» Серовым сотоварищи. Так честна кампания спасала мир от ядерного апокалипсиса. Варенцов и Серов через Пеньковского спасали мир от ядерной войны, а америкосам эта инфа была очень неудобна, ибо подрывала интересы ВПК, имеющего сверхприбыли на производстве новейших вооружений. Лучшим их рекламным агентом был никитка-мудачок, заявлявший «мы вас похороним». А тут выясняется, что он блефует, привычная игра расстраивается и лучше Пеньковского засветить перед своими (спецслужбы подлы и мерзки!). Но тут – Карибский кризис, как стремление советских партуродов решать внутренние проблемы через угрозы на международной арене.
Утверждения автора просты – О.Пеньковский – герой, а страной правили дураки и преступники. Про грязные шпионские игры судить однозначно трудно, но со вторым тезисом приходится полностью согласиться не только в прошедшем времени.
Конечно, повествование в «Кузькиной матери» эмоционально выигрывает от концентрации под одной обложкой многочисленных фактов о преступлениях коммунистического режима. Здесь и подавление локальных народных бунтов против соввласти, и забытые герои с атомной подводной лодки К-19, и 45 тысяч облученных во время учений на Тоцком полигоне, которыми командовал «любимец» Суворова маршал Жуков, и (вначале) страшные подробности испытания водородной  бомбы, пыток и расстрелов, а также бытовой беспросветности. (Можно было бы упомянуть еще аварию на «Маяке», которая была пострашнее чернобыльской, и которую преступно скрыли)
Люди не могли долго существовать в условиях подобного ИНФЕРНО.

Дело в России шло к тому, чтобы скинуть «товарищей», но помогли трубопроводы, за чет экспорта нефти удалось как-то решить проблему дефицита и кинуть народу мизер благ. Агония «социализма» была отложена.
При всей, мягко говоря, неоднозначности Суворова и его писаний, во многом он прав. Союз был обречен не только в силу «экономной экономики», но и сочетания суперсекретности с показухой и хвастовством. Сами «партия и правительство» в силу этого вынуждены были принимать неадекватные, катастрофические решения. Хрущев довел дело до Карибского кризиса, Брежнев вроде был поадекватнее, сидел «застойно», хотя и  проигрывал США по очкам, но в конце правления, все же влез в афганскую авантюру. Потом пришел Миша Меченый, окончательно проиграл «холодную войну» – и всё! Привет.


Quo vadis? Кризисы в России. Пути переосмысления
  Владимир Булдаков

 У этого ведущего (и недостаточно известного публике!) российского историка, можно найти совсем актуальные вещи, например, про сегодняшний кризис: «Очень часто кризис понимается как условие «качественного скачка», то есть революция в марксистском её понимании, обеспечивающая некое поступательное движение. На самом деле, такой взгляд может оказаться иллюзорным: революция, «запрятанная» в системный кризис, само по себе обеспечивает лишь цикличность движения – прогресс обеспечивается на антропологическом уровне».

  А вот Валерия Соловья он критикует не вполне корректно, заявляя, скажем, что не понимает, что такое успех в истории, если цивилизация все равно склонится к упадку. Да, неужели? Нет успеха ни у культур, ни у отдельных людей, ибо все в конце концов, умрут? А если проще: вот римляне были успешны, а галлы, все-таки, нет, ибо Цезарь их убивал и продавал в рабство. Можно, конечно, мерить не в «цезарях», а, допустим, в «овидиях», но и тогда успех от неуспеха отличить можно. Россия была успешна и на бранном поле, и в создании великих шедевров культуры – в нашем состоянии в это даже не верится – и вот: что-то случилось. Что!? И чем всё может обернуться?

  Не сам ли Булдаков проницательно пишет об этом:
  «Либо самоуправленческие элементы демократии начинают органично встраиваться в империю, либо она рано или поздно становится жертвой нравственного, а затем и управленческого коллапса… Строго говоря, империя живуча потому, что представляет собой наиболее естественное воплощение психологии власти-подчинения – даже когда империю проклинают, императоров превозносят».

  «Мир становится не просто информационно тесен и информативно вздорен, но и повально суеверен. Различные формы конфессионально-этнического экстремизма - это всего лишь побочный продукт нынешнего этапа глобализации, основные уродства которой связаны с претензиями на культурно-информационый гегемонизм. Тупая агрессивность последнего приводит к тому, что социальная энергетика традиционализма (не без помощи плохих эпигонов старой русской интеллигенции) приобретает деструктивные, а не креативные формы. Так было и остается в России – здесь всё ещё верят, что «они» погибнут, а «мы» воспрянем.

  «Синкретичное сознание воспринимает Господа как неусыпного стража «свернувшейся» по принципу обратной перспективы истории. Поэтому идея «отеческого правления» и «застойного» существования одинаково понятны и ничтожным подданным большой империи, и их консервативным правителям. Отсюда и признание «семейной» природы извечного деспотизма власти. Правитель держать всё «под контролем» - и естественному ходу вещей он изначально не доверяет; его подданные, в конечном счете, рассчитывают на него одного».

  «В системном кризисе империи можно условно выделить уровни или стадии его протекания: этический, идеологический, политический, организационный, социальный, охлократический, реакционный» …   

Через все эти этапы Советский Союз старательно и прошел.


СОВЕТСКИЙ ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕК: ОПЫТ
СОЦИАЛЬНОГО ПОРТРЕТА НА РУБЕЖЕ 90-х
Отв. ред. Ю. А. Левада.
М.: Изд-во «Мировой
океан», 1993.
 

Анализ результатов социологического исследования по портрету советского человека, проведенного ВЦИОМом под руководством Юрия Левады

В этой, старой уже  и давно прочитанной книжке, многое отталкивает. Советского либерала Юрия Леваду и его ангажированных коллег вряд ли можно отнести к глубоким мыслителям и проницательным исследователям. В советское время они много занимались просветительством, пропагандировали западную социологию, ратовали за соцопросы и пр. (их немного наказывали за это).
В общем, при нормальном развитии это было бы неплохо.
Левада создал опросный центр – ВЦИОМ, из которого его и сторонников потом оттуда выгнали (возник альтернативный «Левада-центр»).
Но в конце 1980-х и начале 1990-х постсоветские исследователи еще были полны энтузиазма и надежд. Изучали вот портрет «человека советского».
Надо сказать, антропологические опыты советской власти блестяще удались – «совков» вывели. «Простота» (как в песне) стала их отличительным признаком. Потребности минимальные. В начале 90-х вроде бы к новым потребностям относились только неистово рекламируемые пластиковые окна. Потом вот добавились мобильники. Образ жизни примитивный: пожрать, выпить, погавкать в телефон, посмотреть «ящик».
Сноб Качанов (вроде профранцеженный) концепцию старших товарищей критиковал, мол, вместо бесконечной соц сложности нашли «простоту». Но здесь он был неправ. Простота торжествует: постсоветское общество стремительно архаизируется и примитивизируется.
Западники наши ужасаются: как так: совки везде! (В СССР «нового человека», наоборот, прославляли всякие фроловы-смирновы и прочие коммунистические «ученые»). Но здесь они критикуют напрасно: массовый человек в современном мире везде примерно одинаков: «восстание масс» да плюс «глобализация».
Но проблема России не в том, что много «простых людей», а в том, что уничтожили НЕПРОСТЫХ и усиленно вытаптывают даже чахлую поросль свободы и оригинальности. Социализм в СССР, как система государственного рабства, оказался весьма эффективным в выделке рабов. Судим по последствиям. Также оказалась эффективной интернационалистская зачистка культуры. Ничего почти  не растет, кроме ностальгии по «совку» и карикатурное воспроизведение его образцов.
Так что эта устаревшая книга становится всё актуальнее.

Михаил Королюк.
 «Спасти СССР. Адаптация»

 Настрочил автор бойко, но отталкивает какая-то глупая идеализация "совка" и его "вождей". Особенно стоит отметить восхищение автором любимыми "органами". Хотя они не только подавляли народ, но и проспали страну.
Контраст не только между сверхзнаниями "попаданца" и его помещением в тело ленинградского школьника, но, скорее, между его миссией и непритязательностью его повседневных желаний. "Жила бы страна родная", но "родная" ли? Был ли СССР любимой родиной для русских людей?
У хомо советикусов своя "родина". Мечты просовесткогго инфантила, который в своем воображении развивает неслыханную активность по спасению гниющей заживо "Софьи Власьевны".
Кто ты? - справщиват его комитетчики. "Советский человек" - отвечает попаданец, но на прямой контакт с обожаемыми андропами идти не спешит, а наоборот, шифруется, как может.
С точки зрения социальной диагностики - любопытный текст.