Бункер. Часть 2

На завтрак я ничего не стала заказывать, предпочитая выспаться. Так что и познакомиться ни с кем не успела, пришлось это делать за обедом. Хотя, как оказалось, многие сделали так же.
–  Я Владислав, можно просто Владик или Владя, – Поднялся парень с гитарой. – Раз уж мы тут вместе на полгода, то думаю, стоит познакомиться.
Почему-то в первую очередь он воззрился на того, кого я определила бывшим зеком. Мужчина только буркнул: «Сергей», и вернулся к своему мясу.
Всех имен у меня запомнить не получилось, да я не думала, что это особенно нужно – на щитке с именами около каждого имени была фотография, так что для вычеркивания мне достаточно было помнить, как они выглядят. А что многие из них погибнут, я видела сразу – слишком мягкие, слишком самонадеянные, слишком неприспособленные к жизни. Такие и без явных опасностей-то не выживают, а уж если она будет.
В общем, я предпочла бы познакомиться через недельку-другую, когда точно станет ясно, кто может продержаться, а кто быстро исчезнет. Или уже исчез.
Но имя сказала, вызвав пару удивленных взглядов. А то я не знаю, что оно мужское, но выкрикивать оказалось быстрее «Рэм», чем «Рэма», а потом так и осталось – прижилось. Хотя даже удивительно, что меня вообще за парня не приняли. Грудь небольшая, черты лица грубоватые. Бывало даже девушки на улице знакомиться подходили.
Кроме меня отчуждено себя вели ещё пятеро. Те два мужчины, которых я записала в отморозки, зек-Сергей, молоденькая девочка, имени которой я не запомнила и затравленная молодая женщина.
У мужчин причины были более-менее понятны, похоже, все трое просто хотели здесь переждать. Женщину я тоже кое-как понимала, в каждом её движении скользил страх, ей просто хотелось оказаться подальше от общества. И, похоже, она до сих пор ждала, что её достанут и здесь. А вот девочка пока оставалась для меня загадкой, но ломать над этим голову не хотелось – мы вместе здесь на полгода. Если выживу я и выживет она – постепенно все секреты всплывут на поверхность.

После обеда Влад поиграл на гитаре, что-то такое ненавязчивое, похоже из старого русского рока. Настроение было не для музыки: слух не раздражало и ладно. Я выбрала себе пару книг на щитке, лениво полистала ту, что брала с собой. Подумала, что зря сюда не провели хотя бы телевизор, все было бы веселее.
К вечеру раздалась сирена. Внутри что-то сжалось на мгновение, а потом отпустило и взамен пришло радостное нетерпение: «Ну, наконец-то, наконец-то уже настоящая работа!».
Я застегнула куртку, раскатывать рукава не стала – времени не было, да и с оружием обращаться удобнее, когда ничего не мешается.
В предбаннике возникла толкучка, но с грехом пополам мы вывалились в лабораторию, поправляя на ходу респираторы. За спиной раздался тихий щелчок, повествующий о закрывшейся двери.
Я успела подумать: «И, где?», когда они повалили.
Сбоку кто-то из женщин пронзительно завизжал, и её можно было понять. Твари были лысые и крайне гадкие. Красноватая, с бордовыми прожилками кожа поблескивала какой-то слизью. Уши прижаты по бокам, немигающий взгляд змеиных глаз завораживал. По строению туловища они напоминали скорее собак. Широкая пасть включала в себя всего два длинных клыка, вновь напоминая о ядовитых змеях.
Двигались они осторожно, только ещё начиная учиться, но учились слишком быстро – и страшно было представить их развитие хотя бы через пару часов.
Но думаю, женщину испугало другое – то, как именно они появлялись в комнате.
Когда мы вошли я не обратила внимания на набухшие влажные выпуклости на стенах, подумала, что это может быть скопившийся за ночь конденсат, но затем они стремительно потемнели и резервуар порвался, медленно истекая резко пахнущей буроватой слизью и выпуская на волю Это.

Ещё они шипели. Тонкий, едва уловимый звук, но он вселял какой-то первобытный ужас. Уже позже я подумала, что возможно шипение было на нескольких уровнях, некоторые из которых затрагивают мозговые центры, отвечающие за страх, но в тот момент мне было не до размышлений.
Я передернула затвор, с досадой заметив, что пальцы дрожат. На страх, растерянность и прочие сантименты не было времени. Пора было действовать.

Их было много, да и коридоры были довольно-таки широкими. Поворачиваться спиной к стенам было боязно, хотя по второму кругу эти гады вроде бы вылезать не собирались.
Кислота действовала на них отлично – тварь мгновенно застывала, а потом выла, начиная растворяться. В итоге от неё оставалось только мокрое пятно на полу, но сложно было не попасть ни в кого из своих. Незнакомые с условиями реального боя (я все же надеялась, что хотя бы в стрелялки на компьютере они играли, хоть и толку с этого не много), они испуганно метались по лаборатории, больше мешаясь, чем помогая.
Удивительно, но в тот день все выжили. Потрепанные и испуганные, шарахающиеся от собственной тени, люди собрались в столовой.
– Что это было? – негромко спросил должник. Ему никто не ответил, но и одергивать не стали, поэтому он повысил голос – отчетливо прорезались истеричные визгливые нотки. – Что это было, черт побери? Что это за херь, куда нас отправили?! Не знаю как вы, но я туда больше точно не пойду!
Кто-то вздрагивал при его словах, кто-то опускал глаза и морщился. Мне это внезапно надоело, и я уже приподнялась, как вдруг заговорил Сергей:
– Сидеть, шавка. Мы все подписывали контракт. Мы все согласились на эту работу, и мы все будем выходить туда, иначе спятим от воя сирены. А если кто-то заартачится, – он обвел тяжелым взглядом людей за столом. – Я лично вытащу этого человека за шкирку. А что это за уроды нам знать и не обязательно. Их можно убить. И у нас есть оружие – это всё, что нам нужно знать.
Голос у него оказался хриплым и злым. И сильным.
Должник медленно сел, опустив глаза и явно вспоминая слова старшего лейтенанта: «Сирена будет звучать до тех пор, пока все живые не покинут помещение».

Из ступора нас вывел тренькнувший духовой шкаф – пришла еда. Не смотря на то, что есть уже никому особо не хотелось, многие всё равно заставили себя что-то прожевать. Только женщины отказались и ушли в комнату (девочка осталась). Я их понимала, даже я все ещё чувствовала едкий запах химикатов, смешивающийся с гнилостным душком от существ, и это сочетание заставляло желудок нервно дернуться к горлу.
А вроде бы считала, что уже всякого навидалась и теперь ничего не страшно. Что ж: «никогда не говори никогда».
Постепенно люди стали расходиться. Духовой шкаф щелкнул ещё раз – пришли мои книги.
Мне спать не хотелось, помыться я могла и позже – волосы-то сушить не надо было, поэтому устроилась за столом читать.
– Извините, – вырвал меня из мыслей робкий голос. Я подняла глаза и заметила, что кроме меня в столовой остался только мужчина, самый старший из нас, лет шестьдесят на вид. Он прокашлялся и, увидев, что я слушаю, продолжил:
– А вы… тоже их видели?
Я молча кивнула, судорожно пытаясь придумать, что же можно сказать ему. Если честно в разговорах я была не сильна – уж что-что, а болтать меня не научили. Успокаивать тоже никогда не получалось, видимо материнский инстинкт и женская ласка не успев проснуться ушли вместе с возможностью обзавестись потомством.
Мучительно захотелось покрутить колечко на указательном пальце, это всегда меня успокаивало. Даже коснулась большим пальцем места, где оно было, не сразу вспомнив, как от отчаянья зашвырнула его в речку пару месяцев назад.
– Хорошо, – вздохнул старик. – Я думал, что надышался этой кислотой и спятил на старости лет.
Он смущенно рассмеялся.
Я повела плечом, здесь ответить уже было надо. Как мне казалось.
– Любой, кто сюда добровольно записался уже псих.
«Да. Что-то я, по-моему, не то сказала», – мрачно мелькнуло в голове, но слова назад не заберешь, а делать виноватое лицо я не умела.
Неожиданно он тепло улыбнулся:
– Может ты и права, девочка. В какой-то мере мы все уже сошли с ума, раз сами пошли на такое. Что ты читаешь?
Я показала обложку – какой-то детектив, не слишком умный, местами забавный. Чтиво на один раз.
Он слегка удивленно хмыкнул, и мне стало стыдно. С какой-то внезапной обидой вспомнилось, что раньше я любила Джека Лондона и обожала Бэнкса.
Девочка-оторва, которая считала, что перед силой и умом не устоит ни одна дверь, и что она всего-всего добьется легко и просто. Стоит только захотеть. И которая сделала непоправимую ошибку. А потом стало как-то не до книг.
Я пообещала себе заказать в следующий раз что-то чуть серьезнее.
 – Ты не обижайся, – похоже, старик заметил мое помрачневшее лицо. – Я просто не ожидал, что ты такое читать будешь, у тебя глаза умные. А я глаз разных навидался, долго в университете преподавал. Я профессор биологии. Зовут меня Робертом, здесь уж думаю лучше без отчества, все на равных условиях.
– Рэм, – повторила я, а он кивнул.
– Помню-помню. Не буду спрашивать, почему мужское имя, думаю, есть на то причины, правда?
Настала моя очередь кивать. Я чувствовала себя неуютно. Отталкивать его не хотелось, но было страшно ляпнуть какую-то злобную глупость, которая хорошо проходит там, и очень плохо в любом другом месте.
– Я не очень люблю разговаривать о прошлом, – наконец, выдавила я.
Старик вновь кивнул, он оказался очень понимающим собеседником, что не могло меня не радовать.
– Уже заметил. На самом деле ты такая не одна. Здесь никто не захочет делиться мотивами, побудившими их спуститься сюда. Кто-то смолчит, а если насесть на нашего Сергея, то он может и … силовые методы применить.
Я удивленно услышала свой тихий смешок. Похоже, смеяться все же не разучилась.
– Но какие же они восхитительные, – Роберт прикрыл глаза. – Эти существа. Совершенно уникальные. А ты заметила их зубы? Интересно, есть ли там яд. С другой стороны, они явно теплокровные, да и как они питаются, не заглатывают же добычу целиком…
Вот это мне уже слушать не хотелось совершенно.  Я как раз думала, под каким предлогом мне избавиться от воодушевившегося биолога, как вдруг нас прервал негромкий стук в дверь. В ту самую, черную, запаянную изнутри дверь, к которой нам запретили даже приближаться.
Ни смотря на весь свой богатый опыт, я почувствовала, как холодеет и сжимается что-то внутри. Профессор тоже замолчал, краем глаза я заметила, что он побледнел. Я, наверное, тоже.
– Уже поздно, – я закрыла книгу и поднялась, стараясь разрушить эту напряженную атмосферу. – Пора спать.
Мужчина только замедленно кивнул, но когда я уходила в спальню, он все еще оставался сидеть, буравя взглядом запертую дверь.

Следующие несколько дней мы приживались. Странного стука я больше не слышала, списав это на звуковые галлюцинации после тяжелого первого рабочего дня. Не то чтобы последующие были легче, но человек привыкает ко всему, вот и мне постепенно такая работа стала казаться просто привычным делом.
Я поняла, почему сигнал подъема был так поздно – после стычек было трудно уснуть, так что два сигнала были для тех, кто мучился бессонницей накануне. Так же я поняла, почему нас так хорошо кормят. Говорят, перед смертью заключенному положен последний ужин – всё, что он захочет. У нас просто была упрощенная версия этого.
«Интересно, они понимают, что мы уже не выйдем отсюда?», – подумала я как-то за обедом, посматривая на разномастную компанию. Кто-то, наверное, понимал. Кто-то надеялся продержаться.
В теории это можно было сделать, твари были не особенно активны после вылупления и там главное успевай поливать кислотой, но что-то мне подсказывало, что теория теорией, а в жизни все будет совсем иначе.
Хотелось бы, чтобы мои догадки оставались догадками, но такие вещи я уже научилась видеть, и научилась слишком хорошо.
Я оказалась права – через неделю была первая смерть.

Имени я его не запомнила, про себя просто отмечая как одного из отморозков. Он поскользнулся на натекшей от лопнувшего резервуара слизи и ударился головой о край стола.
Когда ближайший к нему – паренек с гитарой, Владик, подбежал, то мужчина, похоже, был уже мертв. К тому же мужчину успела цапнуть пара тварей и от мест укусов быстро распространялись фиолетовые кровоподтеки.
Влад присел на корточки рядом с трупом и осторожно потянул пальцы к синеющему пятну.
– Не трогай, – неожиданно для всех раздался твердый голос молоденькой девушки. Я вообще не помнила, чтобы она раньше что-либо говорила, в основном она лежала с книжкой на кровати. Голос оказался высоким и звонким, очень девичьим, но что-то было в нем такое, что парень тут же отдернул руку от пятна, будто очнувшись, и проверил пульс. Покачал головой:
– Мертв.
Я должна была бы похолодеть, ужаснуться, но опять не получилось. Только подумала, что удачно сложилось, по сути, первая смерть была случайностью, воспринимается несколько легче, чем если бы он все делал правильно и все равно погиб. Остается надежда.
Труп мы оставили в лаборатории, как и предписывали правила; я лично вычеркнула его из списка на щитке, благо как выглядел, запомнила.