Бункер. Часть 7

Вдруг я отчетливо поняла, что её никто и не искал. В бункер брали только тех, кого никто не хватится – значит и её бы никто не хватился. Интересно, её считали погибшей или просто, всем было плевать, что она исчезла? Второе, конечно, вряд ли, все же если детдом был государственным, то и дети в нем подотчетны. Но кто знает, правду ли она сказала.

Когда Вера уснула, я находилась уже в странном ступоре. Её возраст, и то, что её взяли в таком возрасте в бункер, то, что она так долго продержалась, а какой-то сумасшедший все это пытался сгубить ради каких-то опытов…
Я боялась, что если дам волю эмоциям, то уже не смогу себя контролировать и произойдет что-то… страшное. Я не могла понять что именно, но чувствовала, что это было бы уже непоправимо. Наверное, только страх потери контроля и страх от неизвестной опасности держали меня тогда.
А ещё кофе. Очень много кофе и книжка с каким-то женским фэнтези.

Утром Вере стало немного лучше. Температура спала, она не так шаталась при ходьбе и, по её словам, даже спина уже болела не так сильно.  Была бы моя воля, я бы все равно не выпустила её в лабораторию, но выбора не было. В конце концов, сирена была в этом случае даже опаснее тварей.
Почему-то мне хотелось защитить эту девочку. Возможно, проснулся каким-то чудом выживший материнский инстинкт, а возможно просто уже вбилась в подкорку и вырезалась где-то в глубине тамошняя наука. Женщин и детей тащить первыми, если есть, конечно, такая возможность. О том, что сама женщина как-то забываешь в такие моменты… да и глядя правде в глаза, какая я к черту женщина? Идиот – понятие двуполое, а от приставки «ка» в конце слова смысл все равно не изменится.

Неожиданно оказалось, что волновалась я зря. Непонятно почему, но твари избегали Веру. Возможно, чувствовали от неё запах своего яда и думали, что она мертва – не знаю, но факт оставался фактом. Они нападали на меня, напрочь забыв о втором человеке в лаборатории.
В этот момент я очень радовалась тому, что девочке стало лучше – если бы я была там без поддержки, то, пожалуй, там бы и осталась. А так из нас получилась отличная команда – твари были отвлечены на меня, и Вера спокойно поливала их со спины. Так что они даже не успевали сообразить, откуда ещё исходит опасность. За всё время в лаборатории не было ни одного лишнего движения. Наверное, если бы мы все прошли обучение до попадания в бункер, или, хотя бы, если бы группа попыталась сработаться сразу, то смертей было бы втрое меньше.

Раненая сдала только в конце: когда уже всё было кончено, она прислонилась к стене и медленно сползла на пол. Ружье с кислотой выскользнуло из её рук, она прижала кисти к животу и поджала ноги, сжимаясь в комочек.
– Ты в порядке? Пойдем в комнату, – я попыталась помочь ей, но девочка, поморщившись, отстранилась.
– Подожди. Что-то не то. У меня все горит.
– Ты на себя кислотой не попала? – я заволновалась, во время боя следить мне за ней было некогда, так что я могла и пропустить что-то.
– М-м, – она покачала головой, было видно, что даже это далось ей с трудом. – Не кожа. Внутри горит. Отой… ди.
Её вырвало – она едва успела повернуть голову перед этим, и то, на одежду попало прилично. Я присела на корточки, придерживая её голову. Её лоб был настолько горячим, что я едва не отдернула руку от неожиданности. Температура вернулась и, похоже, теперь стала намного сильнее. 
– Может, я тебя отнесу? – оставаться в лаборатории мне не хотелось. Не смотря на то, что сейчас там было безопасно, эта комната все равно не внушала мне доверия.
– Не трогай, – дернула плечом Вера и вдруг завалилась на бок, упираясь руками в пол. Её продолжило рвать.
Только сейчас я обратила внимание на саму рвоту. Это была слизь, очень похожая на ту, из которой появлялись твари. Я похолодела, изо всех сил стараясь не представлять, что могло сейчас твориться внутри девочки.
Изогнув спину, будто пытаясь сложиться пополам, Вера застонала:
– Больно-о.
Мне хотелось хотя бы отнести её в комнату или в душ, но было страшно прикасаться, я понятия не имела, что с ней, не знала, из чего состояли эти твари и как убивал их яд, и уж точно не могла предугадать, что произойдет с человеком, если ему вколоть тот же яд, только разбавленный. В общем, мне оставалось только смотреть – я боялась, что сделаю только хуже.
Вера уже не стонала, только сдавлено хрипела. Если бы у меня не было надежды, что она выкарабкается, я бы уже давно свернула ей шею – смотреть, как она мучается, было совершенно невозможно. Я успокаивающе погладила её по плечу и поежилась – под кожей, будто что-то двигалось, перекатывалось и ворочалось. Чтобы отвлечь себя и девочку от происходящего, я попыталась заговорить:
– Вера, ты ещё со мной? Говори, пожалуйста.
А вот после того, как она ответила, я уже не стала сдерживаться и отпрыгнула.
Вера зашипела. Совсем как те твари. А когда повернула голову, то я заметила, как верхнюю губу оттопыривают начинающие расти клыки.
Она становилась одной из них.
Прежде чем я успела подумать, руки сами, действуя на инстинктах, передернули затвор и нажали на спусковой крючок.

Я осталась в бункере одна. Единственное имя на щитке. Последний, гребанный герой.
Наверное, впервые за многие годы я рыдала как десятилетняя девочка. Сама толком не понимая, почему и из-за чего. Наверное, навалилось всё сразу – я же не собиралась выходить из бункера, как и не собиралась оставаться в живых. А потом. Сергей, второе дно профессора, которому я почти доверилась… и я так хотела, чтобы Вера вышла отсюда и забыла всё это как страшный сон, и чтобы ей хватило бы денег на первое время, пока не найдет работу. У неё были бы три самых страшных месяца в её жизни. Всего три месяца за спокойную жизнь.
А выжила в итоге я, которой эта жизнь нахрен не сдалась.