Бункер. Часть 9. Эпилог и конец

Тем временем дверь поддавалась. Она уже не просто шаталась, похоже, тактика Андрея была верной и на стыках толщина была несколько меньше. Они уже не обливали дверь, а просто пытались высадить её плечами. Нехотя, со скрипами, но она начала заваливаться в помещение, что было за той стеной. Я успела услышать испуганный вскрик Майи, когда дверь упала, почувствовать, как меня отшвыривает и сгруппироваться.

В себя я пришла от дикого воя сирены. Голова была тяжелая, похоже, я сильно ударилась. Подташнивало, хотелось пить и совсем не хотелось думать. А приходилось.
Я рыпнулась, попытавшись встать, и обнаружила, что тело сильно затекло. Огляделась. Мне очень повезло, меня отбросило на один из чистых участков. Стол опрокинулся, так что, что было за дверью, я не видела. Ботанику повезло меньше: шея парня была неестественно вывернута, видимо ударился о стену. Майя лежала неподалеку от меня и вроде бы выглядела целой, хотя и без сознания. Проверив ей пульс, я облегченно выдохнула – он был. Слабый, едва слышный, но всё же был.

Приподнявшись, я осмотрелась. Оба паренька, что ходили под Андреем, выглядели… не очень. Казалось, будто их смяло под прессом. Костюмы порвались, так что нелицеприятную картину не скрывали. Странно, но в этот момент я подумала только о том, что хорошо бы Майя их такими не увидела. Наверное, я цеплялась за единственную уцелевшую жизнь как за соломинку – чтобы самой жить. Потому что без этого я бы опять осталась одна. Единственная выжившая. Больше я такого не хотела.
Андрея не было видно. Оглядевшись, я заметила длинный мокрый след по направлению к входу в лабораторию. С ужасом увидела, что дверь в предбанник приоткрыта, в проходе торчал край мужского ботинка. Мне не было видно, успел ли он открыть основную дверь, но молилась, чтобы это было не так. Потому что если бы он успел, то это был конец.

Времени не было, выдумывать, чем можно распилить ремни тоже, поэтому я просто сунула их в кислоту. Напрягая руки, чтобы ремень скорее поддался, я молилась только, чтобы быстрее освободиться. Возможно, там осталось бы хоть одно ружье. Нельзя было допустить, чтобы они прорвались в жилые комнаты – я понятия не имела, что тогда будет, но было бы что-то явно очень плохое.
Таинственная дверь и то, что было за ней, меня сейчас мало волновали. Монстр ли там скрывался, может биологическое оружие или что-то тому подобное – это было сейчас не важно. Что бы там ни было, оно не вылезло, пока я лежала без сознания, значит, была надежда, что посидит там ещё немного. Да и с другой стороны, у меня на него сейчас просто напросто не было времени.

Наконец, ремень на руках лопнул. Кожу обожгло кислотой, но это было меньшее зло.
Освободившись, я быстро глянула на Майю, не пришла ли она в себя, но девушка лежала неподвижно. Я хотела проверить пульс ещё раз, но в последний момент решила, что сейчас я ничем не помогу. Да и времени на это уже не было.

Сирена выла не переставая, звук был настолько громким, что в голове пульсировал только он, заглушая не то что другие звуки, даже мысли.
Подбежав к двери, я нос к носу столкнулась с тварью, пробирающейся по телу Андрея. Он все же успел открыть дверь в лабораторию, так что теперь твари с трудом, по одной, но протискивались.
Он пострадал слабее, чем его подручные, но глядя на потеки крови из его глаз, я не хотела знать, что произошло в тот момент, когда дверь упала.
Первую тварь я схватила за загривок, чтобы не достала зубами, и швырнула в кислотную лужу. Вторую, протискивающуюся в дверь, пнула сверху по голове – на моих ботинках ещё была кислота после бега по столовой, так что тварь скрылась.
Ружья были на месте, а вот запасов кислоты не было. Мы и так истратили довольно-таки много за прошедшие месяцы, и, похоже, те парни выволокли все остатки для вскрытия двери. Я начала вспоминать, когда нам обещали новую партию – выходило, что через пару дней. Но как парни собирались выдержать эти пару дней? Или они думали, что за дверью их ждет несметное богатство и лестница на поверхность?
У меня начинала болеть голова. В основном от сирены, конечно, но лишние мысли, с трудом пробивающиеся сквозь звук, тоже делу не помогали.

С трудом мне удалось взять себя в руки. У меня оставался один-единственный шанс, это та кислота на полу. Приходилось действовать так, как изначально я совсем не хотела.
Схватив пару костюмов, я подтолкнула труп Андрея так, чтобы дверь точно не закрылась, и побежала обратно. Подошва у берцев стала мягкой, она уже ощутимо гнулась под моей ногой, долго они напор кислоты выдержать не могли – ну да мне много и не нужно было, только добраться с Майей до жилых комнат, а там уж вскочить в запаску и в костюм. Рискованно, но оставаться в разъетых кислотой берцах или надевать костюм на не защищенные ноги было ещё рискованней.

Майя оказалась нелегкой, мне с трудом удалось поднять её и перенести в комнаты – и то, подошва под двойной тяжестью разваливалась ещё быстрее, к тому же стала скользкой, видимо из-за расплавившейся резины.
Мне с тоской вспомнилась тощенькая Вера, вот уж кого было таскать проще простого.

Когда я вылетела обратно в столовую, то часть пола уже заливала оставшаяся после тварей жижа, а новые твари шли по «трупам» своих собратьев, явно выискивая уязвимые места в «минном поле».  На тот момент тварей было уже три, так что я щедро плеснула на них кислотой, как плещутся дети на пляже, пиная воду и обдавая брызгами друг друга. Это дало эффект. Не такой хороший, как если бы я в них выстрелила, но все равно – они умирали.

Я видела, как одна из тварей сунулась было в открывшуюся комнату, но тут же вылетела оттуда, с хрустом врезавшись в стену.
«Что же там такое, черт побери?!», – мелькнуло у меня в голове. Именно это и стало моей ошибкой – на поле боя нельзя думать о посторонних вещах. Если отвлекся, ты мертв.
Одна из тварей бросилась мне под ноги. Не удержав позорного вскрика (впрочем, из-за сирены его не было слышно), я полетела в кислоту. Тело защитил костюм, но щеку и ухо обдало вначале холодом, а потом нестерпимым жаром. Хотелось содрать кожу, только бы это прекратилось.
Тварь вспрыгнула на меня, я успела отшвырнуть её локтем, попробовала подняться… но тут произошло странное. Комнату залил нестерпимо-яркий белый свет. После вечного полумрака он особенно сильно резанул по глазам.
Из-за него, из-за боли, или может быть из-за чего-то ещё, я почувствовала, что у меня сильно кружится голова. Я знала, что это значит, такое уже бывало и не раз – в основном от истощения и душной влажности, так что я только и успела подложить под голову руку, перед тем как провалиться в обморок.

В чувство меня привела тишина. После воя сирены она была настолько всеобъемлющей, что я даже слышала как бьется мое сердце. Мысль о моей скорбной кончине промелькнула, но сразу убежала куда-то вглубь – я чувствовала себя вполне живой, хотя и щека странным образом перестала болеть. Даже голова, хоть и была мутной после обморока, но ни отголоска боли.
Осторожно я приоткрыла глаза, ожидая увидеть палату или просто военных – кроме них меня спасать было некому. Но увидела я только подсвеченный дверной проем, в котором смутно виднелся перевернутый стол, лужи и чья-то нога. Я не сразу поняла, откуда я смотрю: мышление включалось не сразу, а медленными толчками, но вскоре я всё же сообразила – такой вид мог быть только из закрытой комнаты.
Попытка подскочить потерпела поражение – моторика ещё не пришла в норму, да и тело вновь успело затечь.
Внезапно раздался тихий, очень робкий голос, только определить источник не получалось – он будто сразу появлялся в моей голове.
– Осторожно, ты пока слаба. Встань. Медленно. Не смотри назад. Уходи. Пожалуйста.
Последнее слово было настолько отчаянным и испуганным, что я сама забыла испугаться.
– Кто ты? Ты выключил сирену? – я не поворачивалась, как он и просил, только медленно села.
– Я это я. Вера звала меня Друг. Я не выключал сирену, она ещё звенит, я просто сделал так, чтобы ты её не слышала.
Я осторожно потрогала щеку, следов кислоты не было. На руках тоже. 
– Ты спас меня. Зачем?
– Ты хотела помочь Вере. Я тоже хотел, но не мог. Теперь я бы помог.
Голос был печальным и одиноким. Это его слышала Вера, сидя у двери? Но почему тогда больше никто не слышал?
– Почему ты раньше со мной не говорил?
– Ты не хотела. Никто не хотел. Только Вера. Она меня звала, она спрашивала, она сказала, что не причинит вреда.
– Ты её слушал.
– Слушал. Она такая же. Она одна.
– Подожди меня, мне нужно проверить кое-кого, – внезапно, вспомнила я о Майе. Поднявшись, осторожно я выглянула в столовую. Тварей не было.
– Ты убил их?
– Код был неправильный, опасный. Я стер. Их больше не будет.
Хорошо бы было, конечно, проверить его слова, но у меня не было времени. Если я не слышала сирену, это не значило, что Майя сейчас не сходит с ума, нужно было проверить как она и в лучшем случае отнести к двери, чтобы заткнуть сирену. Остальных-то можно уже спокойно вычеркивать.

Девушка лежала на полу, хотя я укладывала её на кровать. Наверное, приходила в себя и пыталась встать. Я пощупала пульс – тишина. Я проверила ещё раз, на всякий случай поискала у себя – но навыки не подводили, я все делала правильно. К тому же, если бы я так не нервничала, то сразу почувствовала бы какая холодная у девушки кожа. Мертва. И уже давно.
Причину мне, если честно, выяснять уже не хотелось. Внутри будто возник вакуум, засасывающий любые эмоции и чувства, оставляя взамен только невыносимую и неподъемную усталость.

Я вернулась в некогда закрытую комнату. Не смотрела на существо, просто села у стенки, опустив взгляд на пол.
– Ты знал?
– Знал, – отозвался голос. – Но ты не поверила бы.
Я кивнула, хотя в этом не было никакой необходимости. Пусто. Мне было уже все равно, что со мной случится. К тому же, после того как была открыта эта дверь я все равно уже труп. Военные никогда не оставили бы свидетеля.
– Давно ты здесь? – я даже не обдумывала этот вопрос, он выскользнул сам собой, будто уже давно вертелся на языке.
– Давно, – нехотя отозвался голос. – Нас запер отец, эксперимент хотели сворачивать, он боялся за меня. А потом что-то разбили во второй лаборатории и появились Шипящие.
–  Это те, которые на закате вылезали?
– Да. Они неудавшийся образец. Как я, только животные. Без человеческого гена. У меня есть отцовские. Отец умер. Быстро, почти сразу после того, как запер нас. Здесь не было даже воздуха, вентиляцию он тоже запер. А мне воздух не нужен. И еда. Я бы и рад уйти с отцом, но не получилось – я не умираю.

Голос был почти без эмоций. Только каким-то шестым чувством я отмечала то ли грусть, то ли усталость. Слишком тонкой нитью это прошивало слова – так просто не разберешься. Мне хотелось с ним говорить, мне хотелось хоть что-то узнать. И я несколько осмелела. Он, судя по всему, прятался в углу. Я подошла ближе, присев на перевернутое ведро, невесть как оказавшееся в лаборатории. Взгляд я по-прежнему не поднимала.
– Тебе одиноко здесь, да?
– Была Вера, – голос не приблизился, все так же спокойно звучал у меня в голове. – Она со мной разговаривала. Она первая, раньше никто не решался, все боялись двери.
– Сергей не боялся, – решила уточнить я.
– Не боялся. Но рассматривал как угрозу, и ты тоже. А сейчас, почему-то, нет. Ты больше не боишься меня?
Я вздохнула. Бояться? А какой смысл мне было бояться сейчас кого-то? Особенно если учесть, что мне было совершенно все равно, что произойдет. Я даже заварить комнату обратно не смогла бы – было нечем.
– Кажется, долго мы с тобой не проживем. Понимаешь, они нас не оставят в живых. Тебя ещё возможно оставят, а вот меня точно убьют. Поэтому сейчас мне нет смысла бояться. Даже если ты меня убьешь, то это будет, наверное, даже менее обидно, чем смерть от военных.
– Ты хочешь умереть?
– Наверное. Не знаю. Пожалуй, уже не важно.
Вот как объяснить, что жизни-то у меня по сути уже нет. Где бы я ни оказывалась, туда же приходила смерть и не забирала меня, только оставляя свои метки. Будто в наказание за что-то ужасное. Только вот что такого я могла натворить, когда, где?
Хотя, наверное, зря я кляла что-то невидимое, в конце концов, я сама лезла в самое пекло, а то, что выживала… может это наоборот такая причудливая удача?

– Ладно, – вздохнула я, осторожно поднимаясь и стараясь не смотреть в угол, хотя было и интересно. – Нужно зачеркнуть уже всех и ждать, когда спустятся военные.
– А может не стоит? – голос меня удивил. – Я не дам тебе слышать сирену, ты будешь жить тут, сколько захочешь.
Это было бы заманчиво, настолько, что я даже замерла, обдумывая эту мысль. Тихая, спокойная жизнь, без каких-то опасностей и ужасов, еда по расписанию, любые книги. Даже собеседник бы был – судя по всему, существо могло многое рассказать, к тому же, раз я была уже в бункере, то чувство собственной бесполезности не должно было бы меня тревожить.
Это была бы почти идеальная жизнь, если бы не одно «но».
– Не получится. У них наверняка стоят датчики на сирену – они поймут, что она не затихает и будет только хуже.
– Я не хочу, – голос стал тише и как-то неуверенней.
– Чего? – я повернулась, но увидела только тень, мелькнувшую за старый лабораторный стол.
– Опытов. Меня трудно убить. Они будут пытаться. Потом изучать и пытаться опять. Пока у них не получится. Они меня боятся, думают, я опасен. Но отец объяснил мне, что нельзя делать больно, я бы не причинил им вреда. Но они не поверят.
Он просто не хотел умирать. Я не знала, что мне делать – в любой ситуации итогом была наша смерть.
Сев обратно, я вздохнула.
– Понимаешь, я не вижу выхода. Даже если отправить тебя наверх в духовом шкафу, это ничего не даст – они увидят тебя и схватят. Я не знаю твоих размеров, – я запнулась, отчего-то я была точно уверена, что он небольшого роста, видимо частично он передавал мне и свои ощущения. Сбившись с мысли, я закончила невпопад:
 – Так что можно попробовать вентиляцию, только чем отогнуть решетки, кислоты ведь не осталось.
– А ты? – голос, казалось, был удивлен. Я фыркнула:
– А я при любом раскладе не жилец, здесь хотя бы тебя спасти. И то, я слишком уверена, что это получится.
– Ты тоже можешь выжить, – твердо сказало существо и впервые показалось мне.
Он и впрямь был маленьким, не больше худенького пятилетнего ребенка, да и телосложением он походил на него же. Его тело покрывала чешуя, глаза поблескивали двумя желтыми миндалинами – змеиные, большие. Нос тоже не выделялся, а вот рот на удивление был похож на человеческий. Позже он объяснил мне, что на лице чешуйки были тоньше и эластичнее, позволяя ему двигать челюстью.
Никаких страшных когтей, наростов или шипов, только хвост, похожий на ящерный, хотя судя по тому, как неуверенно он его держал, стараясь не касаться пола, ему он не очень нравился.
Он поджимал руки-лапы к впалой груди и явно был не особенно рад моему изучающему взгляду. Немудрено, раньше все, кто его рассматривал – видели в нем объект для опытов. Не исключено, что даже его отец.
Странно, но в невыразительных змеиных желтых глазах я увидела страх и отчаянье. А ещё одиночество, настолько сильное, что у меня даже закружилась голова – ему было не просто страшно, он был как ребенок, которого заставляют слишком много на себя взвалить, не дав побыть маленьким ни одного дня.
 Наверное, всё это я скорее почувствовала, чем заметила и сопоставила, как это чаще бывает, но на тот момент я была уверена – то, что я чувствую, это единственно верная правда.
– Иди сюда, – слова были импульсивными и мой жест, когда я присела на корточки и протянула к нему руки, был необдуманным, глупым… и настоящим. Впервые за очень долгое время, я сделала то, что действительно хотела, а не чувствовала обязанной сделать. И даже если всё это была обманка, чтобы я подпустила его к себе – мне было всё равно. В тот момент я была действительно счастлива – кто-то во мне искренне нуждался. 

***
Мы вышли оттуда вместе. Военные пропустили нас, не сказав ни слова, отдали мне деньги и даже подбросили до города. Он сказал, что они поймут, что произошло уже позже, когда мы будем далеко, и у нас будут другие имена. Я сама до конца не верила, что всё это реальность, даже когда мне вручили документы. Я спрашивала его, что если меня будут искать – у них есть моё фото. Он только ответил, что теперь я на всех фото кажусь им мужчиной, поэтому и искать будут, но его, не меня.
Погладив паспорта, я улыбнулась. Глупая Рэм и правительственный подопытный в тот день исчезли, и появилась сравнительно молодая женщина Вероника с сыном Сергеем.
И война, наконец-то, закончилась.