Никаких следов обратно

     «Прекрати сношаться с этим трупом поганым, как ты можешь, моя дорога сестрица! Отсекай надежду и страх!» – сказала громко и четко Джун своей сестре Жюли прямо во время сна. «Я защищаю идеалы, но ненавижу норму — стало быть, все должны мне сочувствовать! Я убиваю человеческие надежды. Пою о тотальной безнадежности человека. Меня никто не может ничему научить. А упасть на пол, кричать и биться головой о пол не помогает!» - ответила так же громко ей Жюли. Да, дивный сон, где реальность и бред неотличима, а что же есть реальность? Не замена ли реальность тому, что можно назвать Бытием?
       Жюли снился сон тот чертов, банален вроде бы он до безумия, но что-то в нем было все-таки не то. В нем Джун в который по счету раз упрекала сестру в этом гадком и паскудном деле, что так не дает покоя им обеим, но как ужасно было ей слышать эти слова от родной сестры! Странный сон и болезненный сон, губительный и сомнительный, червивый и заметный, прибитый и робкий. Весьма угнетающий и безрадостный, гнусный и кровожадный, торжественный и беззаботный, убийственный и безрассудный. Девушка точно знала о том, что у всех барышень все одно во сне происходит, когда они танцуют вокруг пьяного Гришки, что жарит на костре белых кроликов. Да, он инкуб, вампир, паук и мертвец. Он ужасно ядовит и опасен. С ним женщины стареют быстрее. Его призрак ходит по комнате, бормочет заклятия, и разглядывает песочного человека, что глядит в окно на него так грустно, что хочется забыться сладким сном до пришествия Христа.
    Этот малый горы обходил легко, словно бы нипочем, он изумился, когда на одной из полян увидел Жюли, что мылась у родника. Ее голые плечи и худые ноги, смуглая кожа и узкие бедра возбудили парня: он очумел, забыл о том, что такое человек, стал словно зверь, ибо ему хотелось взять камень и прибить ее, дабы воспользоваться ее холодным телом. Этот Гришка улыбается небу, когда видит, как его ирокез перестает волновать людей, а он все-таки отдался ей сам, а после секса член распух, ведь то была ночь страха и безумия, где демоны вселялись в людей от нечего делать разумно и вполне естественно. Он стал огромен, малый плакал и просил туристов найти виновницу, но ее уже не было здесь, а потому друзья донесли его до ближайшего села, где его забрали в больницу. Через год он уже садовник, поливает свои кусты, рассаду выращивает, забыл о ней, но лишь на время. Хотя, может быть, и до этого он им и был, но в любом случае, Жюли тут явно приложила свою сатанинскую гордыню и взяла от ситуации как можно больше силы и напряжения. Жюли же после этой сцены ушла из города в сторону леса, нашла там землянку, где ей живется славно, но до поры до времени. Карантин. Дезинфекция. Да, так оно и есть, но это лишь начало чего-то иного, что будет объяснено позже – всему свое время.
        Жюли и ее подруги, что желали светлой поры в душе, шли ночью через густой лес к домику покидающего земной мир шамана, но вдруг у ручья, они увидели умирающего мышонка, которого поедали муравьи, казалось, что муравьи ужасно голодны. Тут подруги стали упрашивать Жюли, чтобы та согласилась взять его с собой, дабы отдать его женщинам шамана, мол, те вылечат его, напоят молоком, и мышонок будет жить назло муравьям. Жюли же не хотела этого, но две настояли все-таки на своем, словно бы обезумели.
- Нельзя медлить, надо идти быстрее, чтобы пальцем в небо попасть, чтобы иной стать! Мир стоит перед нами как член, – сказали они хором Жюли, - мы возьмем его, ведь он милый!
       И так, они шли дальше, но те две хотели зайти еще и в село, чтобы там найти для мышонка молока, может быть, тот мышонок им пропищал о том, что молоко лишь его исцелит. Но Жюли не хотела этого, она снова говорила им, что нельзя терять времени, ибо ночь тут страшна, может статься так, что ночевать будут на холме без воды и еды. Но те ходили по селу и искали в продаже молоко. Нашли. Напоили, но толку никакого в этом не было. Пошел дождь. Жюли же сломала себе палец на ноге, когда скользнула на глиняном спуске, что весь вымок от дождя. Потоки грязи лились в реку, а девушки усталые и унылее шли навстречу к шаману и его женщинам.
- Эх, это все из-за вашей мыши, глупые!- говорила она им сурово, - гореть вам в аду за вашу любовь к мышам!
Ночью же ее палец загноился, и она не знала, что и делать, ведь в домике шамана не было даже перекиси водорода.

2.

       Стадо оленей без всякой спешки бежит по холмам, а внизу течет река холодная, быстро так течет, словно бы ее ведет за нить чья-то рука, которую видят лишь те, кто вняли призыву Пана. Жюли страстно целует Генри в щеку и просит его быть с нею рядом, чтобы не бросал девочку, не отпускал от себя никуда. Мало ли ей горя, мало ли ей одиноких ночей? Любовь лишь для нее истина, а все иное – иллюзия. Жюли мечтала о сказочном принце, что будет бродить по горам без всякой цели и суетливых мыслей в голове. Она написала в своем дневнике записку, которая выражала ее взгляд на эту проблему. «Генри устал от зимних ночей в горах, теперь парень одиноко шел по узким тропам, что были в снегу, он бежал темными горами, где ему вольно дышалось, и, казалось, что зима будет радовать его вечно, но в нем жила скорбь, которую он не мог ничем загасить. Снежно было – метель мела по горам без всякой остановки, а ледяной ветер гонял по снегу кору старого дуба, да, в горах страшно пахло зимой, хотя первый день весны, видимо, зима не собирается уходить, дабы дать дорогу весне. В этих горах Генри созерцал старые деревья, что валялись темными пятнами на белой земле, да, подгнившие стволы лежали на снегу, черные и потухшие глаза деревьев, казалось, что земля все свое берет обратно. Он видел стаю воронов, что летели со стороны острых скал, кружили над пиком, падали вниз, но не разбивались, а у дна ущелья вновь взлетали к самому небу. Они кружили над утесом, тревожно каркали, предвещали начало великой мистерии, они что-то знают об этом всем, что происходит с ним сейчас».
      Жюли во сне взяла из шкафа свой острый меч и стала рубить им постель, в которой спал Гришка. Ту уютную постель, хранящую их запахи и воспоминания, ее окружают знакомые вещи, но она берет спички и сжигает их, а ее голова опустилась на мягкую подушку, а он повернулся набок, подтянул коленки к животу; прохлада подушки приятно коснулась ее щеки. Сейчас он уснет, девушка дрожит в предвкушении того, что он сейчас познает свою судьбу, но он уснул, он даже забыл о том, что она не будет плакать до самого утра, ведь психоанализ соответствует «падению в топи». 
     Утром же Жюли шла домой, ее преследовали мартовские коты, они мчались за ней по пятам, обещая вечную любовь, орали благим матом ей частушки, она же стала невидимой, а коты разбежались кто куда, но это совсем не ново для нее. Странница чувствует, что в ней живет викинг, он кипит в ней, словно котел, он говорит ей частенько басовито и властно: «Хочу крушить мечом врагов, но не могу свою вену на руке найти даже – она от меня спряталась в самые глубины плоти, жаль, что я не живу в средние века в Европе, тогда бы я за топор взялась и заставила бы плакать кровавыми слезами всю католическую церковь». Дева стоит на снегу, а на пустыре ни души, она гладит ладонью деревце, что растет из ее ладони, ветки деревца холодны и шершавы, словно руки девушки.
       Жюли идет по тонкому и хмурому льду, в ее глазах отражаются жаркие миры, вечные грозы, она вдруг падает ниц, глядит в прорубь, но там нет рыбы, ибо лишь тьма в ее глазах одна. Видит, как лед служит надежным убежищем для тех, кто решил плавать на дне, но дно манит ее, кажется, что она видит сны рыб, что дремают на дне реки, прячась от холода зимы. И вот видит она ясно на дне чьи-то рабочие руки, но ужас в том, что эти руки шевелятся тихонечко себе. То быть может, руки строителя завода, водителя машины, пилота, матроса, боцмана, повара. А то и официанта, бухгалтера, космонавта, солдата или священника.
      Сожгла Жюли своим телом свою хату, ведь ее тело словно топка, оно светится. Вот уже нет в ее городе «Храма любви», где люди молили Абсолют о спасении утопающих, которые живут на том холме за рекой посреди уютных ветров и сказочных рек, что несут в эти края славные песни о солнечном городе, который каждый из нас в себе носит без конца. В горы же ее чудный Гришка ушел для созерцания огней кораблей ночами бездумными и тошнотворными, ведь ее герой романа совсем не из этого мира, ведь он для нее лишь фантом, который тешит ее, но он лишь плод ее собственного воображения. Он ее фантазия, которую она сама выбрала для себя в качестве надежной опоры в этом безумном мире, где сон никогда не кончится.
      Гришка понял ошибочность своей теории. Он узнал иные вещи, когда солнце спряталось за холм. Он решил искать хохот земли в своем кармане брюк, который был спрятан за темную жилетку, которую он нашел в одной из пещер.
       Жюли лезет без всякого страха на край черной скалы, откуда виден роскошный караван, что мчится тихонечко по темному морю осознания, вот видны огни судов, что перевозят нефть, что пахнет вечностью. Гришка сумел все-таки доказать на пальцах возлюбленной, что они не нефть везут, а рыбу ловят, но факт в том, что эти огни сильно манили ее, она хотел прыгнуть со скалы вниз, дабы ее мертвое тело нашел кто-нибудь на утесе рано по утру, ведь все это лишь стон горы. Жюли могла часами смотреть на эти огни, до самого утра, а когда солнце выходило, то она закрывала глаза и умирала до самого вечера, а караван все идет в бесконечность, а умирает лишь только еще один ненужный день, но всюду жизнь и только жизнь, и нет ничего кроме жизни.
       Жюли ночами сидела на горе и глядела на свет этих корабликов, что плыли себе без смысла по темному морю, которое дало приют всем странным рыбам и даже не требовало ничего взамен, оно просто давало дом для тех, кто любит жить в воде. Да, ясно одно – Жюли хочет улететь от земли куда подальше, ибо ее манит небо, где все иное, ведь там нет гравитации. Ее манит свет далеких звезд, что плывет себе по небесной глади навстречу кометам и метеоритам, хрустальным дворцам и радужной сиреневой дали, что раскинулась в космическом мареве. Она кричала изо всех сил звездам, что падали ей прямо в рот: «Я права и когда была права, а тогда, когда была не права, я была права в любом случае. Имея дело с иллюзорным миром, все великие культуры стремились контролировать иллюзию посредством иллюзии, так сказать, зло посредством зла».
       Жюли хочет лишь снова глядеть на эти огни звезд, ей надо пробить к ним брешь, дабы уйти навеки к ним в страну чудес. Только там она будет счастлива, ибо полет в небеса есть очень мощный шаг в сторону солнца.
      Гришка попробовал взять камень и швырнуть его на луну, но не смог, тут и понял, что она вспоминала те ночи на утесе и те огни кораблей, что так ей нравились. Те огни были маленькими точками красными посреди темного моря без всякого блага и зла, еще там были разные буйки, что мигали крохотными огоньками всю ночь, буйки были ближе к берегу. Теперь он лежал на острых камнях, и тело его истекало кровью, но он понял, что ей не интересны жуки и мухи, ибо Жюли не думает о том, что она забывает для самой себя, но она все время пребывает в прошлом, где олени бегут по луне. А также утес, ночь, огоньки, море бездонное, такое черное, но если костер светит, то море имеет вид не такой мрачный, но все же, море манит к себе снова и снова, но жить у моря не то, а вот смотреть на море с высоты тысячи ста метров - это уже другое дело. Вид тогда совсем другой открывается.
        Жюли на костре приготовила чай, зашла в палатку, где говорила ему под шум волн: «Все вещи, и машина в том числе, притворяются женщинами, чтобы их покупали. Всё - соблазн, и нет ничего, кроме соблазна. Гинекократическая цивилизация ставит свои условия мужчинам и мужчины, сами того не подозревая, идут на поводу у женщин, особенно красивых женщин, я подчеркиваю это, ибо красота страшная сила. Буржуазное общество всегда боялась тех, кто ведет себя непредсказуемо и потому навязывает миф людям о тотальном спокойствии, чтобы система не дай бог рухнула».
    Вертолет совсем без шума пролетел над пляжем, словно бы его пропеллер и не крутился вовсе, а потом с него выпрыгнули туристы прямо в воду, им было легко падать, ибо вода жаждала поглотить их тела. Он кружил над пирсом, но было ясно, что это лишь сон, а около пирса, где огромные камни, там-то и стояла палатка ребят, там горели огни рассвета, но лишь на миг, ведь скоро все пройдет. Покружив пару минут, он рухнул прямо в воду, а ребята взяли гитару и спели свои гимны Дионису. Да, из палатки выбежала и Жюли, она изо всех сил помчались в сторону ресторана «Черные воды», где был телефон службы спасения. В море же в тот момент купался Гришка: он видел пожар на пляже, вот так катастрофа, все отдыхающие в панике, ибо все есть сон Абсолюта.
     В отеле была длинная лестница, что вела в музей оружия, где на стенах висели маски быков и оленей, чьи-то глаза вываливались из стен прямо на пол. Бычьи цепи и кровожадные кролиьчи уши лежали на черном паркете. Повсюду траурный ансамбль нищей братии, что волочит свои дни в четырех стенах монастиря, который когда-то был музеем восковых кукол, но тепер в нем лишь марево и жуть бродит. А вот за желтой беседкой, что была за музеем, бегала суматошная монашка, она играла со своей тенью, ей уже не было дела до трагедии у моря, Гришка забыл о том, что видел пару минут назад. В музее оружия сидело кучу людей, все они рассматривали всевозможные виды способов уничтожения людей, глядели на большой экран, а диктор озвучивал все способы, которыми уничтожаются люди. А вот и черная башня пророка. Башня высока, старинные стены, а за башней двор мощенный булыжником, по нему бродили сонные рыцари в доспехах, а также дамы  в меховых шубах ходили с мечами и луком по двору, они говорили о том, что на город движется ураган, что сметет его с лица земли раз и навсегда.

3.

        Гришка протянул свою тонкую и дрожащую руку навстречу призрачной Жюли, ведь он знал, что ее тут нет, но ему мерещилось, что девушка в углу комнаты, но ее не было здесь. А если бы и была, то замерла б за комодом и не пошевелилась бы, дабы не смутить своим видом парня. Тогда он надел свои походные брюки, свитер, ботинки и вышел из дому на бульвар Роз, дабы даму снять на вечер себе, пусть даже и самую старую и страшную.
     На бульваре Роз было пусто и пахло туманом и гвоздикой, совсем не ломалась витрина магазина вин, когда Женя ключом от квартиры пытался выдавить стекло из-под медного каркаса. В таком случае, он решил, что пора идти к набережной, где жарят спирт бродяги, может быть, там он найдет себе на ночь барышню, что утешит его и спасет, даст покой, унесет в страну скорби и безумия, где можно будет забыть о том, что есть день и ночь, свет и тень. Навстречу же ему шли белобрысые девушки в черных платьях и толстенькие мальчики с красными шарами в руках, казалось, что это просто еще один мираж или сон, но где граница сна, в каком месте мы можем точно сказать, что это вот сон, а то явь? Вначале прошлой весны, он видел примерно такое же на улицах своего города, тогда было время странностей, ведь это означало лишь то, что он вовсе не желает жить земной жизнью, что его пьяный корабль несет его куда угодно, но только все дальше и дальше от мира мещан и буржуа. Тогда ему было противно видеть эти веселые лица, что радостно визжат, прощаются с его миром теней навсегда, прячутся от него за прилавком или же в поликлинике, за кассой или же в шкафу, в борделе или в самолете, в кружке пива или в забытом подвале времен второй мировой.
        Он узнал в проходящей девушке Жюли, но лишь на миг, ведь, как оказалось, то была все-таки не она. «Эй, стой, моя мечта, моя амбразура и дот, моя комета, моя проплывающая на небе тучка, постой, ведь ты пробила мне сердце стрелой амура! Я пушку зарядил, теперь готов я к бою, но стрелять буду лишь в океан бездонный, что внутри меня бродит» - крикнул он ей вслед громко, но лишь молчание в ответ. Она или не она? Вовсе не она. Он идет себе по песку, песок засасывает его в себя, он засыпает на ходу, тонет в нем, а в руках он сжимает ключ от дома, который все равно уже не его дом. Ее фантом быстро исчезает в глубине моря – да, так и есть, то фантом из его сна, но нет ответа на вопрос о том, кто же она все-таки на самом деле.
      Гришка стоит до утра на берегу и смотрит в воду, думает, что выйдет ее образ из головы, но придет или не придет иной образ прекрасной дамы – вот в чем вопрос.
       Джун звонила ему всю ночь, но его не было дома, а ведь пропала Жюли, - но кто знает, что завтра ждет каждого из вас. Просто ушла за чаем в магазин и не вернулась, но кто верен своей судьбе, тот выживет в любом случае, даже смех ночных гиен не страшен тому, кто в сердце своем носит хаос. Женя же не уходил от берега, ему не было ясно: сон это или не сон. На берегу валялся чей-то забытый лом, он пытался ломом колоть камни, что в воде по пояс стояли, он бил по ним изо всех сил, желал лишь одного – победы над материей. Но камни не раскалывались. Лом был слаб. Гришка вспотел и снял одежду, заглянул под огромный камень, но девушки под ним не было. Теперь же он лежал на берегу и ждал Жюли, но все зря, ибо ее и след простыл и теперь он ощутил, что есть сто лет одиночество в полной мере, дабы уяснить для себя жуткое бремя человеческих страстей.