История Одного Андрогина. 30 Глава

XXX Глава

- Меня беспокоит проблема сексизма на планете. Настало время меняться людям, их морали. Мы живем хуже, чем в каменном веке. Что это за устои, которые не дают личности развиваться? Личность не должна привязываться к гендеру. Она свободна. Понятия гендера ущемляет личность. Личность же должна стоять выше этой ступени.
- То есть, вы хотите сказать, что свободная личность беспола? Или что человек должен быть бигендерным?
- Нет. Я не говорила этого. Люди ни в коем случае не должны быть уподобленными мне. Это я такая. Я самый явный пример сущности вне гендера. Но я осознаю, что данная сущность каждого из вас – утопия. И я сейчас не об этом. Я говорю именно о том, что люди не могут выйти за те рамки мышления, в которые сами себя загнали. Они привыкли мыслить с точки зрения гендера. И это губит человечество. Эти неправильные традиции лишь вредят человечеству. Они затмевают разум. Этого не должно быть.
- Вы можете привести какие-либо конкретные примеры?
- Да. Я приведу вам несколько из них, самых абсурдных, на мой взгляд.

Первое: почему, когда мужчина находится внутри помещения в головном уборе, то это считается дурным тоном? Хотя к женщинам данная условность не относится.

Второе: в большинстве случаев при разводе в браке, женщина-мать имеет большее преимущество в том, чтобы оставить ребенка у себя. Хотя мужчина-отец имеет ровно такое же право на своего ребенка.
- Вы сейчас приводите примеры сексизма относительно мужчин?
- Да. Пока я привожу примеры сексизма относительно мужчин.
- Понятно.
- Так же сексизмом относительно мужчин является то, что почти везде их пенсионный возраст продолжительнее пенсионного возраста женщин. Это при том, что средняя продолжительность жизни у мужчин меньше. Это не справедливость. А что это за манерность такая, когда мужчина должен первым знакомиться с женщиной? Разве не главнее в этом плане чувства обоих сторон. Если женщина любит молодого человека, но не знакомится с ним, она может промучиться до пенсии, так и не получив внимания от него. Что это за психология первого шага? Не должно такого быть! Каждый имеет право бороться или не бороться.

Теперь относительно женщин. Говорю сразу, тему феминизма я поднимать не буду. Это давно изъезженная тема и я ей не занимаюсь. Единственное, что хотелось бы сказать, так это то, что феминизм тоже в некой степени губит человечество и содвигает его к глобализации сексизма. Это сексуальный шовинизм. О нем можно дискутировать сутками и так и не прийти к логичному выводу. Женщины всегда желали матриархата. Этим все сказано. Но относительно сексизма по отношению к женщинам, я бы выделила главный признак патриархальных стран: исключение права женщине голосовать на выборах. Это что такое? Женщина не живет в стране? Она не часть общества? Она не часть семьи? Бред!

Так же глупо запрещать женщине делать аборт. Это ее выбор. Это то, что отличает ее от животного. Это слоны не могут делать аборты. Человек же имеет право на человеческий гедонизм. И если ребенок не вписывается в эти рамки человеческого гедонизма, тогда почему женщина не может сделать аборт? Это намного гуманнее, чем убийство на улице, или война. Ей решать, а не законодательству страны, или менталитету.

Почему мужчина не может родить? Многие говорят, что для этого есть женщины. Но ведь это же и есть одним из первоначал сексизма и огнем ярых феминисток, которые считают, что мужская половина населения эксплуатирует их в этом. Та, пожалуйста! Дайте шанс родить мужчине. Это будет компромисс полов. Это решит проблему с суррогатными матерями. Пусть гей-пары рожают себе детей. Они имеют на них такое же право, как и две лесбиянки, или как пара натуралов.

Почему общество воспринимает двух целующихся блондинок совершенно спокойно? А вот два целующихся парня – это уже гейская гадость, за которую их готовы убить. Это двойственные стандарты, которые навязываются даже в порнографии. Это что? Сексуальное восприятие, основанное на мужской гомофобии? Выходит, эти моральные слабаки так же порождают сексизм и раскалывают общество. Что это за путь?

Если я грудастая сексапильная баба, то я должна отсосать у тебя? А если я здоровенный, накаченный негр с накаченным членом, значит я не вправе тебя трахнуть? Ничто не болезнь! Это сексизм – болезнь! Его нужно искоренять из общества. Он ущемляет людей. Он разделяет нас на касты. Зачем делиться на плюсы и минусы? Не важно, какая у тебя ориентация. Не важно, какого ты пола. Важно то, что ты человек. Что все мы люди. И в первую очередь нас объединяет это… - Ева не договорила.

Зал взорвался в овациях. Телеведущая также не осталась в стороне. Ева лишь скромно улыбнулась.

Это был прямой эфир. И это был успех. На фоне неутихающих аплодисментов, телеведущая решила поддержать Еву словесно:
- Надеюсь, вам удастся сплочить мир, Ева!
- Что вы! Это невозможно! – пожимая руку, говорила Ева, после чего зал стих и они продолжили беседу, - Все те изъяны человеческого мышления, которые укоренялись тысячелетиями невозможно исключить сразу. На это уйдет не 10 и не 20 лет. Это постепенный и не совершенный процесс. Он не имеет конца. Я лишь могу создать начало.
- Хорошо, Ева. Скажите мне следующее. Как вы видите общество через те же 20 лет, допустим? – спросила телеведущая.
- Через 20 лет? – переспросила Ева и сделала паузу, размышляя, после чего продолжила, - Вряд ли в 2013-ом году общество станет хотя бы на порядок ближе к антисексизму.
- Вы же асексуал?
- Да. Совершенно верно.
- И в этом ваше преимущество?
- Не понимаю о чем вы. Это мое личное дело. Оно никак не должно влиять на людей и их мнения или отношение ко мне.
- Но это же правда, что в мире моды есть явная половая дискриминация?
- Хм… Вопрос у вас… - Ева почесала голову указательным пальцем, - На каждый товар свой покупатель. Не везде нужны женщины. Не везде нужны мужчины. По-моему, это очевидно.
- Вы в этом плане универсальная модель, выходит. – шутя сказала телеведущая, и зал поддержал ее эпизодическим смехом.
- Да. Вы выразились как нельзя точнее. – сказала Ева, скрывая улыбку, но довольствуясь собой.

Она замечательно держалась на публике и перед десятками включенных камер. Ева не давала повода для споров и банальных обсуждений. Сегодня она была безупречной. И люди тянулись к ней.
- Последним временем ваши активистские мероприятия стали все больше привлекать внимания. Вы стали все больше действовать именно в социологическом направлении. Является ли для вас это главной задачей? Остается ли мода приоритетом для вас? Как вы совмещаете все это?
- «Я не весь умру». Даже когда меня не станет, после меня останется наследие, которое повлечет за собой перемены. Поэтому, не важно то, что главнее, или то, что для тебя приоритет. Важно то, достиг ли ты своей цели. Все остальное – это лишь средства ее достижения.

Зал снова взорвался от аплодисментов.

Париж
1994 год

«Ева Адамс – новый мэр города Париж», «Борьба Евы Адамс за идеальное общество» - такими заголовками пестрила пресса французских СМИ.

Тысячи людей поддерживали Еву. И ровно столько же не понимали ее. Она развернула целую социальную кампанию, из которой многие выдвигали Еву чуть ли не в мэры Парижа при том, что сама она не была заинтересована в данном. Ева лишь разъезжала по городам Европы и Америки, читая лекции, выступая перед аудиторией со своими речами. Ева стала оратором. И все больше людей гнали ее в большую политику.

Но Ева не хотела всего этого. Она всего лишь хотела высказаться. Она пропагандировала свою социальную программу, вокруг которой рождалось все больше дискуссий. С каждым следующим днем.

Большинством из тех, кто сугубо интересовался социальной программой «Антисексизм», были лица ЛГБТ-сообщества. Еву не особо интересовали различные группировки секс меньшинств. Она хотела, чтобы ее слушали. Ради этого, она даже временно покинула моду.

Оливье умолял ее бросить все то, чем она занимается и вернуться на подиум, на площадки. Он убеждал ее в том, что в мире моды она нужнее. И сама Ева понимала это. Но этого мира ей было мало. Она хотела еще.

Париж – Лондон – Берлин. Это лишь основные города, где бывала Ева. Со своими лекциями она ездила и в Рим, и в Москву, в Нью-Йорк и даже Лос-Анджелес. Все внимали альтруистическую Еву Адамс. И порой она сама замечала, что стала больше внимания уделять людям.

В каждом аэропорту находились люди, которые называли ее своим кумиром и встречали ее с плакатами, ликуя. Иногда они напоминали фанатичных безумцев, которые все же льстили Еве.

Что еще поражало ее, так это то, что некоторые даже уподобались Еве. Они пытались быть максимально похожими на нее, начиная с цвета волос и макияжа, и заканчивая педикюром. Некоторые отважные даже прибегали к пластике. Этакие клоны. Будто подобные приходили к хирургу и говорили ему: «Сделайте из меня Еву Адамс». Сама же Ева сложно реагировала на все это. С одной стороны она понимала, что она кумир миллионов. Но с другой стороны, она не хотела, чтобы люди копировали ее. Она гласила, что каждый должен оставаться собой. Но у людей было свое мнение на счет этого.

Однажды, после одного из визитов Евы в США, по центральным телеканалам прошел репортаж, в котором говорилось о некой группе людей, которых окрестили «патологическими фанатами Евы Адамс». Эти молодые люди буквально видели в Еве Иисуса, мессию, посланца богов, тот идеал, которого они сами пытались достигнуть. Парни пачками глотали эстрогены, курили именно те сигареты, которые курила и бросала Ева. Они делали все как Ева и пытались быть Евой. Девушки доходили вплоть до того, что приходили к хирургам и просили их сделать операцию на половом органе, чтобы быть «как Ева Адамс», при том, что никто не видел, что у Евы Адамс в трусах. На счет этого до сих пор были лишь легенды.

В результате данного репортажа по стране прокатилась волна протестов. Десятки людей отправляли на психиатрическую экспертизу, пару десятков остались в психбольнице. Правительство США посчитало образ и деятельность Евы Адамс деструктивным, подало иск в Международный Суд ООН и запретило Еве въезд на территорию США. Теперь Еве грозил не только мировой скандал, но и судебный процесс. Ева была в ярости от этого.

Данная новость облетела мир моментально. И хуже того, многие страны Ближнего Востока и некоторые из стран Латинской Америки поддержали США и запретили въезд Еве Адамс на свои территории. Это был огромный нож в ее спину. Ева была разбита. В один момент ее небо стало землей.

Ева не понимала почему. Почему мир так отнесся к ней, если она все делала правильно. Это эти «патологические фанаты» виноваты в том, что у них податливая психика.  И в том, что люди смотря на таких, поддаются тоже. Ева была в ярости.

Страны Европы молчали. Они никак не отвечали на международный скандал. В некой степени, Европа оставалась тем обителем, где Ева могла залечь на дно. Что она и сделала.

Ева уже не была впечатлительным подростком, который будет плакать, угнетая самого себя. Но что-то подобное вызвало в Еве депрессию. Сказав на одном из светских мероприятий, что она уходит в отпуск, Ева закрылась в своей квартире на месяц. Ее никто не видел и не слышал, кроме соседей и обслуги, эпизодически встречающихся с Евой в ее элитном доме.

У нее было чувство дискомфорта. Она до сих пор ощущала нравственный удар ниже пояса. Даже когда Еву пытались поддержать, она сама не знала, почему она больше не ведет социологической деятельности. Она не могла ответить на собственные вопросы. Некоторые дома высокой моды перестали интересоваться Евой. Она забыла, когда последний раз общалась с Оливье. Ее все это угнетало. Она слышала шептания прессы и своих коллег, будто бы образ Евы Адамс не развеян. Все хотят внимать ее. Только никто не хочет сказать ей об этом. И это сводило Еву с ума.

Она чувствовала недостаток внимания. Она чувствовала, что нужна завистливому и ненавистному миру и бичевалась по поводу того, какую кашу заварила. И пытаясь хоть как-то отвлечься от всех этих взрывающих ее голову мыслей, она включила музыку, надев на свое голое тело (на ней были лишь трусы) длинную рубашку. Как всегда, она посчитала, что все проблемы решит бутылка красного вина. И достав ее из холодильника, она стала пить прямо из горла, завалившись на свою огромную мягкую постель. Закурив параллельно, Ева умостилась удобнее, полусидя, закинув ногу на ногу и начав красить ногти на своих ногах кроваво-красным лаком. Теперь она разрывалась от действий: пить, курить, красить ногти. Она заняла себя по полной.
- Пошло все к черту! Этот гребаный мир не достоин меня! – сказала она сама себе с сигаретой в зубах, вдохновлено смотря на свой лак на ногтях.
- Так будет лучше! – добавила она с более веселым видом, вероятней всего, от того, что в колонках заиграла песня «The Final Countdown» группы Europe, которая так нравилась Еве.

Сквозь музыку она стала слышать стуки в свою дверь. Кто-то из соседей жаловался на ее громкость.
- Я здесь живу! Проваливай, раз не нравится! – крикнула она, продолжая слушать песню и красить ногти на своих ногах.

Но настырливая соседка не сдавалась и продолжала стучать в дверь.
- От настойчивая сука! – сказала Ева, взглянув в зеркало и добавив, - А нам все равно! Не правда ли, родная?

Вскочив с кровати, Ева подбежала к проигрывателю и сделала как можно громче, сказав:
- А это моя любимая часть песни! – и словно сорвалась с цепи, начав плясать и изображать гитару у себя в руках, не выпуская дымящую сигарету изо рта.

Ей стало весело. Ева резвилась и моталась по комнате. И ей хотелось еще. Она и пила, и курила, и плясала одновременно.
- Вот так, твою мать! – кричала она в радостях, чувствуя удовлетворение в крови.

Соседская француженка грозилась вызвать полицию, чуть ли не выбивая дверь. Но Ева ее даже не слышала. Она не заботилась ни чем иным, как оторваться по полной.

Она снова прыгнула к себе в постель и стала фокусировать свой взгляд на зеркало, которое хорошо просматривалось в ванной.
- Черт, ты хреново выглядишь! Это ведь не то, чего ты так хотела! – сказала она, смотря в зеркало.

Ева чувствовала опьянение. Ей резко дало в голову и ей становилось плохо. Она чувствовала, как ее мозг напрягся, словно перед отключением, а ее зрение не слушалось и темнело по секундам. В один момент, перед тем, как Ева пожелала встать с кровати, она сказала:
- Не ожидала я… - и тут же рухнула на пол, потеряв сознание.

Дом. Ей снился дом в Лондоне. Именно тот, в котором жила Синди. И в ее голове было непонятное ощущение, будто она погрузилась в прошлое, но при этом была в настоящем. Она проезжала мимо этого дома, сидя на заднем сидении дорогой марки автомобиля.
- Смотри, это мой родной дом! – говорила она водителю.

Машина тут же остановилась на обочине неподалеку, и Ева опустила свое дверное стекло, дабы полюбоваться милым домом. Чувство тревожного удовлетворения прошло по ее телу. Она вдруг ощутила, кто она есть, и что она делает. И будто бы в порядке вещей она сказала водителю:
- Ладно. В следующий раз зайдем в гости.
- Но вы же хотели видеть Синди. – сказал тот.
- Синди? – переспросила Ева, не понимая и осознавая, что все это бред и это не должно происходить с ней.

Она вошла в небольшой ступор, и когда она повернула голову на право, то тут же совершенно неожиданно для себя увидела Синди, сидевшую рядом. Она была точно такой же, какой ее помнила Ева: густые, черные волосы, характерный макияж и выражение лица. Синди предстала перед ней в черном деловом платье. И только Ева начинала думать: «Черт! Что это? Как она здесь оказалась?», как Синди стала перебивать ее, со свойственной ей уверенностью и харизматичностью:
- Зачем тебе меня видеть? Что же ты делаешь?

Слова Синди пробирали Еву до костей. Будто она чувствовала этот физический контакт с Синди, которой на самом деле не было. Она осознавала это. И она чувствовала вину, сама не понимая, почему. Ее охватило чувство страха и тревоги. Это чувство стало настолько сильным, что все силуэты перед ее глазами стали мешаться и растворяться, от чего Ева проснулась.

Открыв глаза в диком ужасе и холодном поту, Ева до сих пор была под впечатлением, не в силах сосредоточиться, чтобы понять, где она.
- Тихо-тихо! – говорил ей Оливье, тут же подбежавший.

Ева хлопала глазами и не понимала, где она. Она лишь понимала, что это очень светлая комната, напоминающая ей больничную палату, и ослепляющая ей глаза. Так же она чувствовала Оливье рядом, по которому так соскучилась.
- Спокойно! Ты в больнице, Ева! – сжимая руку Евы, говорил Оливье.
- В больнице? Почему? – щурившись, спрашивала Ева.
- С тобой все хорошо! Не переживай! Ты ничего не помнишь? – успокоительным тоном продолжал Оливье.

Ева, пытаясь сосредоточиться сквозь полуоткрытые глаза, поколебалась с полминуты и сказала:
- Черт, Оливье! Как же я по тебе соскучилась! – протянув руки, чтобы обняться.

Оливье ответил ей поддержкой, и они переплелись в объятиях. Ева до сих пор видела отдельные кадры из сна перед глазами, которые пыталась открыть, но яркий свет мешал ей это сделать. Она пыталась отвлечься. Оливье, выглядев обеспокоенным, снова обратился к Еве:
- Ты помнишь что-нибудь?
- Я? Да. – говорила Ева как-то отвлеченно.

Оливье смотрел на нее и пытался понять ее состояние. Он не хотел торопить Еву. Он понимал, что ей нужно адаптироваться. Поэтому, он старался не капать ей на нервы, а лучше успокоить молчаливыми прикосновениями.
- Помню я, помню. Какая-то бешеная стерва мне дверь чуть не вынесла. У меня музыка громко играла. – с более жизненным взглядом стала говорить Ева.
- Ты думаешь, что ты здесь из-за того, что слушала громкую музыку? – тихим тоном спросил Оливье.
- Нет. Наверное. Помню, что напилась. Но как я здесь оказалась…
- Полиция вызвала скорую помощь.
- Точно. – сказала Ева, даже не думая.

Оливье взглянул на нее так тяжело, что казалось, будто плохо было ему, а не Еве. И с большим трудом в голосе он сказал, так, чтобы Ева вслушалась в его слова:
- Ева. Полиция обнаружила тебя в собственной рвоте. Если бы их не оказалось рядом, ты бы захлебнулась.
- Вот как? – сказала Ева, - Неужели, я так напилась? – взглянув на обеспокоенного Оливье, после чего она не поняла его намек во взгляде и спросила, - Что?

Оливье неохотно ответил ей:
- Врачи нашли в тебе наркотики.
- Что? – теперь уже с возмущением.
- Да.
- Нет! – воскликнула Ева, - Я, конечно, люблю мешать разного рода лекарства с алкоголем, но наркотики!.. – во взгляде Евы стало читаться негодование.
- Так и есть, Ева! Не спорь! Анализы не оспоримы! Медики не могут ошибаться! Они нашли в тебе не только лекарства, как ты говоришь!

Ева выглядела поверженной. Она словно канула в бездну с разочарованием в глазах.
- И что теперь? – спросила она.
- Не знаю. Многие дизайнеры уже поставлены в известность. Хотя, ты и до этого их уже порядочно обидела.
- Оливье, я готова работать!.. – тут же стала стучать себя в грудь Ева.
- Я понимаю… - скептически пытался успокоить ее Оливье.
- Нет, послушай! – перебивала его Ева, став вдруг активной, - Я действительно готова! Я хочу вернуться в свое русло. Я больше не хочу никакой социологии. Я поняла, что мне нужно в жизни. Мне нужна лишь мода. Я нужна ей. Помнишь? Ты ведь тоже так говорил! Я нужна моде!
- Ева, послушай! Твоя репутация последним временем смешалась с землей. Около двух десятков стран категорически запретили тебе въезд на свои территории. Пусть международный иск отклонили, все равно. Наркотики – это уже последняя капля дегенерации. Ты это понимаешь? Если это подтвердится в прессе, то тебе нет обратного пути. Твой образ стал нести негативный характер. Все меньше домов желают работать с тобой.
- А что Chanel? У меня ведь до сих пор с ними живой контракт.
- Да. Я говорил с ними. Руководство еще не решило, сотрудничать ли с тобой дальше.
- Черт, Оливье! Прости меня! Пожалуйста, помоги мне вернуться на показы!
- Ева, ты не представляешь себе, как бы мне хотелось приложить максимум усилий, чтобы вернуть тебя! И я приложу! Но все зависит не от меня. За последний год ты не приняла участие ни в одном из сезонных показов. Я буду уговаривать, но это будет очень сложно.
- Черт возьми, Оливье! Я же топ. Я до сих пор остаюсь топом. Никто не достоин такого признания, как у меня! Никто столько не работал. Я сутками не смыкаю глаз. Один скандал – это не крышка! Потому что, бутылка намного важнее. Неблагодарные твари. Сразу же закрывают глаза.
- Нет, Ева! Просто все уже привыкли видеть тебя в роли активиста, нежели топ-модели. Пропала потребность. Понимаешь? Мода слишком изменчива.
- Но это не значит, что у меня нет шанса.
- Возможно.
- Слушай, Оливье! Я понимаю, что выгляжу дерьмом в твоих глазах сейчас. Да. Иногда я наплевала на контракт. Иногда я наплевала на наши с тобой деловые отношения. Я канула в грязь лицом. Моя репутация выпачкана до самых пят. Но я остаюсь той самой Евой Адамс. Супермоделью. Я больше не в политике.
- Ты готова бросить это?
- Я уже это бросила!
- Но как же все то, что ты направляла в массы? Свои мысли, мировоззрение?
- Я уже сделала это. Я заложила фундамент. Кто как тебя понимает – дело другое. Я желала лишь самого лучшего. Для общества. Для мира. А теперь я хочу вернуться во круги своя.

Наконец-то Оливье улыбнулся. Он сказал со старым добрым взглядом:
- Я начинаю узнавать тебя, Ева.
- Я тоже начинаю узнавать себя. – улыбнувшись в ответ, сказала Ева, - И мне кажется, что я просто обязана надрать каждую модную задницу.

Оливье вовсе рассмеялся. Ева стала чувствовать тот былой контакт, что был раньше между ними. Что стал в свою очередь чувствовать Оливье. Между ними стала стираться та условная граница, которая создалась между ними за последнее время. Оливье все так же был обеими руками за Еву, в чем та не сомневалась и поныне. Пусть не всегда между ними были хорошие отношения. Именно в такие моменты, они осознавали свое понимание друг к другу. Они знали, что их действия приведут к успеху. Они были за одно.
- Знаешь, Оливье! Я только сейчас подумала. Сколько ездила по миру, но ни разу не была в Ницце. – вдруг сказала Ева.
- Зачем тебе Ницца? – спросил Оливье.
- Не знаю. Просто. Захотелось там побывать.
- Я думаю, когда-нибудь, у тебя появится возможность.

Оливье взял за руку Еву и улыбнулся. Ева улыбнулась ему в ответ.

В день выписки из больницы, Еву встретили у входа толпы жаждущих сенсаций журналистов. Словно стервятники налетели на падаль, они столпились, не давая проходу. Они задавали вопрос за вопросом. Ева, окруженная секьюрити, не давала каких-либо комментариев, пытаясь как можно быстрее скрыться за тонированными окнами подъехавшей ко входу машины.

Все гудели и доставали ее. Ева пыталась быть холодной. И лишь открыв заднюю дверцу автомобиля, и запрокинув в нее ногу, она сказала напоследок:
- У вас еще будет возможность пообщаться со мной! Я возвращаюсь в большую моду!

После данных слов, аудитория журналистов стала напоминать птичий базар. Ева здорово приперчила напоследок. Они стали такими громкими, что, даже скрывшись внутри автомобиля, Ева чувствовала головную боль. В свою очередь, еле видный силуэт внутри машины создавал головную боль для журналистов, которые снова стали выжимать из минимума желтые заголовки, повествующие о возвращении Евы Адамс в мир большой моды.

Морган Роттен © История Одного Андрогина (2011-2013гг.)


Рецензии