И жалею, и зову, и плачу

                Памяти отца и матери посвящаю.

XX век нарушил в России крестьянскую самобытность – крепость, которой издавна окружало себя крестьянство. Крепостью той всегда была семья, живущая в собственном доме, со своим духовно-нравственным миром, куда заглядывать не каждому дано. В этой-то крепости-кирпичике крестьянского мироздания, сокровенном ядре его невидимой жизни, веками творился мир молитвы, надежды, кротости, милосердия, братства и неустанного труда. Ибо каждый крестьянин знал, что семья есть первый естественный и в то же время священный союз, в который человек вступает на основе любви, веры и свободы. В нём он учится первым совестным движениям сердца, поднимаясь от них к таким формам человеческого духовного единения, как Родина и Страна.
Потому-то семья и есть первоначальная исходная ячейка духовности. Потому-то каждый истинный крестьянин доподлинно знал, что духовный кризис в народе наступает тогда, когда поражается эта ячейка.
Разрывая природой созданный круг духовного единения человека и окружающей среды, кризис уединил людей от природы, обособил их, заставив в удовлетворение своих запросов уничтожать лес, реку, землю. И не стало гармонии, не стало мира. В деревне едва-едва это единение  ещё сохраняется, а город уже отошёл от природной совестливости и стыдливости.
Сегодняшний город это поселение с искусственной водой, искусственной дорогой, искусственной избой, искусственной едой, искусственными деревьями и искусственным довольством личной жизнью. Ибо деревня – естественная часть природы, а город – обособившееся от неё поселение.
Говорим же: «В деревне был, порыбачил, накупался, ягод, грибов нарвал! Природа у нас – лучше некуда!» А попробуй скажи: «Ох, и природа в нашем городе: чистый воздух, тишина, птички щебечут…» То-то и оно, что не скажешь!..
Приедет кто в родимую сторонушку вспомнить былое, а почувствует себя гостем залётным. Пройдёт по деревне, вздумав встревожить память. И не ощутит деревни-реки, ни тепла её, ни холода. Поднимет с земли черепки с бывшего своего подворья и поймёт наигранность действий своих. А в сердце тупо и больно саданёт осознание своей вины за предательство деревни. И накатится тоска, заставляя душу тесниться и задыхаться. Постоит земляк за деревней, посмотрит на жёлтый лес, шуршащий под ветром, как банные веники, и захочется ему поскорее уехать отсюда.
Было время, когда казалось, что никому и никогда не сломать сложившийся уклад алтайской деревни: была работа, был заработок, выстраивалось настоящее, планировалось будущее. Жить бы да жить так в согласии с собой и природой, множа добро и приучая детей к труду. Но вихрь смуты 90-х  искорёжил всё, житейская целесообразность сменилась желанием быстро обогатиться. Начальниками стали те, кого раньше деревенская мудрость за серьёзных людей-то не принимала. Новая власть села на служебные машины, повесила на дверях кабинетов таблички с часами приёма. Враз стали культурными и занятыми, зачастили в город «по делам», подчёркивая неутомимую деятельность. Затеяли раздавать землю по паям – не вышло, грамоты оказалось маловато, задумали фермеров завести – не пошло, создали всякие «АО и ОО» - хуже стало. Под шумок и бестолковость власти вытворяли всё, что хотели: продавали технику, резали дойных коров, машинами везли зерно, шифер, оборудование на продажу под прикрытием заботы о населении, покупая себе квартиры в городе и машины.
И стих в деревнях производственный гул. Не стало пахнуть духом хлеборобного ритма, не гогочут стада гусей, подбирая просыпавшееся зерно нового урожая.
 Грусть и безысходность пришли в нашу деревню: некого и некому уже встречать в крестьянских избах. Распадаются деревни. Умирающие, они стоят, будто на краю света, невольно схожие с погостами. Что же произошло?
Ворвавшийся злобный вихрь смуты в 30-е годы добил нашу деревню в 90-е. И главное – начался последний этап необратимого процесса распада духовно-нравственных основ семьи. А ведь именно в семье с величайшим благоговением оберегался детский мир, мир будущего Родины. Что же творилось в детских душах в 30-е годы! Миллионы детей не понимали, что происходит вокруг. Вековые устои были порушены. Никто больше не учил детвору тому, что семья священна и неприкосновенна - по крови, духу, имуществу, что семья – самостоятельное единство, ради которого надо соблюдать взаимопомощь, любовь и солидарность, проявлять духовный характер, учиться бережно обходиться с землёй и имуществом, подчиняя начала частной собственности семейной целесообразности. Тогда крестьянские дети так и не поняли, почему два священных первообраза – чистой матери и благого отца растаптываются, почему авторитет родителей попирается? Крестьяне видели, как государство превращало их в стадо зависимых и беззащитных рабов, уготавливая ту же участь их детям. И эти дети, напуганные жалким видом затравленного отца при раскулачивании, уже не придут на землю. Они бросят деревню и уйдут в город. И не надо удивляться, что даже через 80 лет после того страшного пропада из окон городских квартир слышны протяжные городские песни, напоминая прохожим об истинном происхождении поющих.
История деревень России ещё не написана, но существуют свидетельства современников, как фрагменты будущей истории, как пульсирующий кровью пунктир, по которому можно будет воссоздать психологическую картину крестьянской семьи России.