Семьи Шамшиных, 5

Меня могут исправить только в доме номер пять по улице Семьи Шамшиных. Я ищу этот дом вторые сутки. Я устал и у меня болят ноги. Если бы у меня была карта, я бы прочитал её обязательно не так - обязательно неправильно, шиворот-навыворот! Если бы мне сказали повернуть налево, я бы пошёл направо; если бы мне сказали идти вперёд, я бы развернулся назад. Такой уж я человек неисправленный - неисправимый. Но я знаю где меня могут исправить. В доме номер пять по улице Семьи Шамшиных.

В этом доме нет колючей проволоки и кирпичных стен. Этот дом - не тюрьма, не дурдом, не бордель, не морг. Там не держат против воли и не спрашивают, кто таков. Если бы я знал где он, я бы всё равно его не нашёл. Не дошёл бы. Говорят, надо идти со свечой в руке - а мне только мерещится в руке обрывок белой нити. Я не могу идти как следует - у меня слишком короткие ноги. Я слишком молод - слишком стар. Я не подхожу.

В этом доме не жгут свечей. Не держат собак. Не заставляют есть или спать. А в дверях не стоят часовые. Он где-то рядом. Сегодня - особенно. Сегодня я могу заглянуть внутрь. Сегодня я вижу: высокие мраморные стены, древнегреческие колонны и прекрасные зелёные цветы в просторных горшках. Как здесь светло и изумрудно! И пахнет холодной мятой. А на окнах - бархатные шторы. А в зале - скрипки. И много народу, и я пью вино, говорю, и смеюсь, и танцую вместе со всеми.

Но улица. Слишком прямая. И день. Слишком сер. И город. Слишком люден. И эти дома - похожи друг на друга. Я устал, я не успеваю - я не хочу назад. Слишком рано - слишком поздно. Всё не так. Всё как попало. “Скажите, как пройти до дома номер 5?” - я спрашиваю. А она отвечает: “Мимо!” Представляете! Иду к другому, встаю перед ним на колени, молю простить - показать дорогу. А он мне: “Прочь!”

Сколько песен неспетых, игр несыгранных, слов несказанных, лет непережитых! Можно кусать стену или грызть асфальт, а я всё иду, как дурак, никем не замоленный ничем не истолкованный, не думая встать или столкнуться с кем-нибудь, хотя мои часы давно сползли с руки на лёд под каблуки прохожих.

Красная штора на том окне будет костром в зимнем поле. Белые колонны там помнят о древнеарамейских напевах.

Я устал идти вдоль - мне хочется поперёк. Но за каждым домом - дом, каждый переулок дышит железной качелью, каждый подъезд - сырым теплом. У меня онемели губы, с ресниц капает. Иней покрывает лицо, фонари слепят, и тишина. А там нальют вина и отогреют. Отогреют - значит исправят, спасут. А потом ночью уложат в тихой спальне на втором этаже, а я буду, как ребёнок, просыпаться среди ночи и вставать - смотреть на улицу, припорошенную лёгким голубым снегом, открывать окно и дышать.

Февраль 2012