Люська. Нравы московской Чудовки. Глава 25

Глава 25

Леонид с отвращением посмотрел Люське в лицо, круто повернулся и толкнул дверь в свою комнату. «Да нет, эти нахалки с каждым днём становятся всё наглее и наглее. И всё потому, что все их хамства сходят им с рук… Не хочется лишний раз волновать Веронику и Анну Антоновну… А им всё мало, совсем на шею влезли! Взять хотя бы сегодняшний случай!..»
Он взглянул на часы: «Ну вот теперь придётся бежать на дежурство голодным. И в институте, как нарочно, не успел пообедать. Думал: ладно, домой заскочу — поем!»
Леонид нервно собрал с письменного стола конспекты, учебники… и посовал в портфель. «Пока обед разогреется, посижу позанимаюсь! — передразнил он себя. — Позанимался!» В груди снова заклокотала бессильная злоба. «И, главное, ведь врёт… зараза в глаза! Не горело, мол, под моей кастрюлей — поэтому и поставила утюг на её место!.. Вот попробуй докажи, что не так!.. Да ещё Веронике напоёт гадости разные… склочником обзовёт… обвинит в нарушении порядка и спокойствия в квартире!»
— Фу, совсем с ума сошёл! — возмущённо сказал он вслух, поймав себя на том, что собираетя сунуть в портфель взятый со стола календарь. С грохотом поставил его на место.
«И ведь отлично знает, мерзавка, — зло струилось в голове, — что руки связаны, что всё, всё им пройдёт безнаказанно!» Он с негодованием вспомнил недавнюю выходку Полины на той же кухне: та незаметно пихнула вариться в готовящееся пюре яйца. «А что здесь особенного?! — орёт, — они же чистые!..» И это сошло. Когда она убралась восвояси, Вероника лишь молча вывалила пюре в мусорное ведро — и всё. «Нет, нет! Только, пожалуйста не связывайся!» — вся задрожала она, когда он с возмущением сказал, что уж подобные-то вещи ни в коем случае нельзя оставлять так. «Ну вот как, каким образом убедить, что если б хоть раз хамства этих наглюг были наказаны, — задыхаясь от негодования, думал он, — то они б…»
— О, мерзость! — Леонид с отвращением дёрнулся, услышав донёсшийся с кухни злобный голос Люськи. Проглотил слюну и выровнял дыхание. «Чёрт с ней! Плюнь ты на неё!» — он заглянул в еле видный из-за зелени старенький буфет, схватил ломоть хлеба… сунул в рот... не доел и начал торопливо одеваться…
Утром на лекции после больницы он ехал уже в прекрасном расположении духа — бодрый и весёлый, совно и не было за спиной тревожной, бессонной ночи. Маленькие победы над человеческими недугами и болезнями дали чувство ни с чем не сравнимого удовлетворения.
Возвращаясь домой из института, Леонид снова вспомнил неприятный инцидент с Люськой… Выбрался из метро и тут же решил зайти в магазин за продуктами — в кармане имелся целый перечень, составленный Вероникой. Он знал, что любимая жена придёт домой поздно.
Из магазина вышел довольный: быстро удалось купить всё, что нужно. Замер в восхищении перед открывшейся картиной: где-то там, за изгибом Садового кольца, виднелся край холодного нежно-розового неба, на фоне которого чётко рисовались крыши многоэтажных зданий и шпили высоток. Там догорала зимняя заря. И было так покойно и хорошо, что все неурядицы с соседями и всё, что с ними было связано, показались ему мелочью!
На душе становилось всё светлей и радостней, и, уже переходя площадь, Леонид не думал ни о чём плохом. Увидев толпу любопытных возле строительства эстакады, он подошёл и заглянул через головы. Невольно залюбовался, испытывая гордость за людей: «С какой же удивительной лёгкостью и расторопностью ведётся работа!..» В этот момент большой подъёмный кран укладывал в очищенную от снега и освещён-ную прожекторами траншею тяжёлые бетонные плиты — фундамент будущей конструкции.
Спохватившись, торопливо зашагал, скрипя снегом, к воротам дома. При этом стал озабоченно прикидывать, что в состоянии сделать по хозяйству, чтоб снять с жены хоть часть забот.
Подойдя к калитке, дверца которой растворялась из-за снега не до конца, и повернувшись боком, чтоб удобнее было войти с сумками, он вдруг увидел приближающегося со стороны двора Кручёного. Сразу понял, что кому-то придётся задержаться и уступить дорогу.
«А с какой стати обязан делать это я?! — твёрдо глядя в ничтожное, освещённое неверным светом зари и от этого контрастное и ещё более неприятное лицо «жителя подвала», упрямо подумал Леонид и почувствовал, как вмиг улетучивается то приподнятое и экзальтированное состояние, в котором он находился.
«Этот голубятник продолжает нахально шагать… а я с сумками!.. Да ни за что! А то ещё чёрт знает, что вообразить может!»
Вспомнил, что за эти дни они уже дважды сталкивались во дворе по мелким вопросам…
Поняв, что дороги ему не уступят, а входить в конфликт с этим плечистым, хоть и добродушным на вид очкариком не совсем безопасно, Кручёный небрежно посторонился и освободил проход.
— Благодарю, — кивнул Леонид, притворившись, что оценил любезность.
— Всегда пожалста! Всегда пожалста!.. — с усмешечкой процедил сквозь зубы Кручёный. Он хотел с издёвкой спросить: «Ну, так кто, кто всё-таки Таракана-то перетянул, ты или я?!..» да передумал. Убедительно сплюнув, пошёл дальше.
«Какой жутко неприятный тип!» — заворачивая за угол дома, поморщился Леонид и почувствовал, что его опять оставляет хорошее настроение.
— Да ну его к чёрту! — сказал он вслух и уже, поднимаясь по лестнице, старался не думать ни о Кручёном, ни о встречах с ним.
Однако, вступив на слабо освещённую лестничную площадку, вздрогнул и остановился: возле двери в квартиру зловеще темнела чья-то богатырская фигура. Мысли вмиг сделались короткими и отрывистыми: «Позвать?.. Напасть первому?!.. Нет, только не торопись!..» Не сводя глаз с незнакомца, Леонид стал медленно опускать на площадку сумки и продуктами: руки должны быть свободными!.. Вгляделся и застыдился своего испуга. То был Фёдор Васильевич.
— Здравствуйте! К Борису Степановичу?
— Добрый вечер! Да. Но мне почему-то никто не открывает!
— Ну, это дело поправимое, — Леонид подхватил с пола сумки и, чувствуя, как всегда, расположение к этому большому и суровому человеку,отомкнул дверь. — Прошу! — добавил он.
Пробормотав слова благодарности, Фёдор Васильевич перешагнул через порог и в нерешительности остановился: в прихожей было темно.
— Вот это уже хуже, — войдя вслед за ним, поджал губы Леонид. — похоже, что у них никого нет. Но… постучитесь, может Борис Степанович отдыхает — он иногода так поступает, когда дома один и собирается работать ночью». — он насторожённо поставил возле своего столика сумки и зажёг свет. Синевшее на кухне окно стало чёрным.
Фёдор Васильевич несмело постучал. Ответа не последовало. Подождав некоторое время, он постучал сильнее. Результат был тот же.
— М-да, — оборачиваясь, разочарованно вздохнул он. Леонид же посмотрел на часы.
— Вообще-то он обычно приходит в это время. Значит, должен быть с минуты на минуту! — проговорил будущий доктор, испытывая острое желание сделать что-то для этого громоздкого и кажущегося одиноким человека. И предложил:
— А подождите его у нас, если… не торопитесь!
— Большое спасибо! Я лучше…
— Да нет, в самом деле! — настаивал Леонид. Оба чувствовали некоторое смущение. Леонид распахнул дверь в свою комнату, вошёл и зажёг свет. Гость последовал за хозяином.
— Ах, какие великолепные агавы! И... кактусы! Я смотрю, у вас — настоящая оранжерея!.. Любопытно-любопытно… — приближаясь к растениям и с преувеличенным вниманием осматривая их, бормотал он.
— В таком случае раздевайтесь, и всё это отдаётся в полное ваше распоряжение! А я с вашего позволения на минуту выйду… Сумки разобрать нужно… кое-что по хозяйству… Может быть чаю поставить?
— Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь! — замахал руками Фёдор Васильевич. Прошу вас, занимайтесь вашими делами и… не обращайте на меня внимания! Я ни в коей мере не хочу вас стеснять!
Леонид поблагодарил, заверил, что так и поступит и вышел на кухню… Когда он снова вошёл, Фёдор Васильевич стоял над аквариумом и рассеянно следил за рыбками.
— Вы знаете, у вас редчайший аквариум, — не оборачиваясь, сказал он явно для того, чтобы начать разговор. — Таких, по-моему, сейчас уже нигде не найдёшь, а? Он — цельнолитой и… такой огромный! На сколько вёдер?
Леонид ответил, и разговор оборвался. Оба почувствовали некоторую скованность, какую обычно испытывают неразвязные мало знающие друг друга люди на первых порах…
— А вот и Борис Степанович! — радостно воскликнул Леонид, когда громко скрипнула уличная дверь и слышно было, как в квартиру вошли. Он выглянул из комнаты.
Но это оказались Полинка с Люськой, нагруженные какими-то свёртками… и это ускорило ход событий. Сделавшись строгим и проницательно глядя, Фёдор Васильевич уже без всякого вступления в упор спросил Леонида об этих дамах и о том, как они относятся к его другу. И, несмотря на то, что Леонид ждал этого, тем не менее был застигнут врасплох.
— Понимаете ли, — как ему казалось, естественно начал он, чаще, чем обычно, поправляя очки, — я… мне вообще-то трудно на это счёт… представить какие-либо подробности. Мы с женой… почти что не видим их: уходим рано, приходим поздно… — Леонид со стыдом почувствовал, что собеседник отлично понимает, что это неправда. Он побагровел и, пробор-мотав слова извинения, бросился на кухню, будто там на плите могло что-то убежать.
«Ну зачем, ну к чему я его зазвал! — заглядывая в кастрюлю, в которой и не собиралось ещё закипать, упрекнул он себя. — Представляю, что он теперь обо мне думает. А может, всё-таки рассказать… но нет, я же обещал Веронике не вмешиваться. Господи, как это подло!..»
Леонид торопливо прикрыл кастрюлю, заслышав приближающиеся из комнаты шаги.
— Всё-таки уходите, да?!. — увидев в дверях уже одетого и ещё более громоздкого гостя и преодолевая чувство стыда, напряжённо спросил… тут же фальшиво воскликнул:
— Подождали бы! Уж теперь-то с минуты на минуту — должен!
— Благодарю вас! У меня, к сожалению, нет больше времени, — последовал обидно-холодный ответ.
— Тогда… может быть, я могу что-то передать ему? Сказать… — сам не понимая, зачем, настаивал Леонид.
— Ничего не нужно, спасибо, — ещё более сухо возразил Фёдор Васильевич и, едва приметно кивнув, вышел из квартиры.
Леонид почувствовал, что весь покрывается испариной. «Довольно, хватит! — бросив взгляд на захлопнувшуюся дверь и полный возмущения собственным поведением, сказал он себе. — Я немедленно — сегодня же — должен поговорить с Вероникой и объяснить ей, что та позиция, которую мы занимаем… что больше так жить нельзя!» Шагнул в комнату и ожесточённо принялся, чтоб заглушить внутренний голос, раскладывать на столе учебные материалы. «Всё, всё выскажу ей! — весь кипя, думал он. — Довольно лицемерить!»
Но когда пришла из института Вероника, и он увидел её усталое, осунувшееся лицо, то по одному её печальному взгляду Леонид определил, что ей всё известно насчет дневного инци-дента с Люськой. Говорить о чём-то ещё, как ему показалось, теперь не имело смысла. «Я просто не имею права отягощать её этими делами!» — пронеслось у него в мозгу.