Беспредел. Главы 6, 7, 8, 9

Глава 6
 

  На Васильевский, к Трухину, ехали молча. Каждый думал о своем и разговор не клеился.      

  На лестничной площадке, как всегда не горел свет. Кое-как, открыв дверь ключом, они вошли в квартиру. Трухин включил настенный бра. 

  - Раздевайтесь и проходите в гостиную. Хорошо, хоть у Татьяны оказался видеомагнитофон меня и телевизор-то раньше так, для мебели стоял, не работал. Но она вызвала мастера, подпаяли, чего-то вставили, и все – кинотеатр на дому. Прошу удобнее устраиваться, господа, - Трухин достал первую кассету, и вставил ее в видеомагнитофон. – Я надеюсь, есть никто не хочет, делом займемся?         

  Друзья утвердительно кивнули головами.      

  - Ну, тогда поехали.      

  Просмотр последней кассеты закончился далеко за полночь.  За все это время они прерывались лишь дважды: попить кофе и перекусить. Борисов позвонил домой, спросил о сыновьях, пообещал утром перед работой заскочить. Он проводил инструктаж и шептал в трубку до тех пор, пока Власов не выхватил ее и, обозвав Борисова влюбленным женатиком, пожелал Насте спокойной ночи и дал общий отбой.       

  И вот теперь, потрясенные и подавленные,  они сидели напротив друг друга и не знали, что сказать. Первым не выдержал Власов.         

  - Кошмар! Неужели такое возможно? В голове не укладывается. Вот влипли, так влипли. Это не просто бомба, и даже не атомная бомба – это конец света. За такое кино  могут не просто убить, а: повесить, четвертовать и кремировать одновременно. Девять кассет из десяти, это так, для домашнего просмотра. Интересны только узкому кругу людей.  Обманутым женам, трудовому коллективу главного героя фильма - для расслабухи,  и психиатрам.  Но вот десятая,  это  пропуск,  в крематорий и притом без очереди.  Особенно для тех, кто посвящен в это кино.      

  Борисов молчал устало,  прикрыв глаза рукой.      

  - Борь, ты чего молчишь? У тебя же Настя, пацаны. Александр Анатольевич, если узнают об этой  кассете,  и что мы ее видели, то можно для всех,   сразу и оптом  заказывать духовой оркестр и белые тапочки. Чего делать - то будем?       

  Трухин встал, потянулся и подошел к окну.      

  - Ребята, смотрите, солнце всходит. Неужели,   правда,  весны дождались?  Денек будет просто загляденье. Вот бы на восьмое марта такой же погожий день выдался. Мы хотели с Татьяной в этот день просто погулять по городу, а потом посидеть где-нибудь за чашкой кофе с ликерчиком. Сейчас я вам покажу, какой я ей подарок к празднику купил. – Он покопался в столе и вынул оттуда изумительной красоты хрустальную розу. – Красиво, правда? Как думаете, ей понравится?       

  Власов укоризненно посмотрел на него.         

  - Если делать вид, что проблемы нет, то она все равно не исчезнет.         

  Трухин поморщился.         

  - Да, знаю я. Чего ты меня гонишь? Ладно, хочешь разговора, давай будем говорить. Хотите знать, как я  обо всем этом мыслю? Ашот, имея связи среди людей искусства, финансового бизнеса, политиков – решает, что может заработать, путем шантажа, большие деньги. Банально, но факт. Для этой цели он ищет красивую, молодую актрису, без комплексов, и пока еще мало известную  (чтобы можно было диктовать ей любые условия). Добивается, что за два года она становится звездой экрана и любимицей публики. Благо, связи есть, и актриса ради славы готова на все. Ну, а так как, наши государственные чиновники и бизнесмены тоже люди, и имеют свои маленькие слабости….         

  - Ничего так себе, маленькие слабости! За такие слабости надо за одно место вешать, - возмущенно фыркнул Власов. – Я считаю, таким место только в психушке для буйно помешанных.      

  Трухин вздохнул, и посмотрел на него с сожалением.       

  - Вов, прибереги эмоции. Сейчас надо разобраться, как со всем этим быть. А фыркать и возмущаться, это себе только обыватели могут позволить, а не профессионалы. Так, на чем я остановился?  Так вот, я не знаю, каким образом Ашот вышел на этого занимающего не последний пост в руководстве мэрии человека, хорошо известного не только жителям нашего города, и как он сумел снять все то, что мы тут увидели, но он просчитался. Одно дело «доить» богатеньких лохов, и другое дело связываться с властью. А раз Ирэн убита, а Ашот пропал, отсюда вывод – значит,  они пытались воспользоваться этой кассетой. Вернее, я думаю, копией этой кассеты. Не дураки же они, сразу предлагать оригинал?         

  Молчавший до этого Борисов, выдохнул:         

  - У меня все никак из головы  кадры не идут, где эта сытая, холеная морда наблюдает за тем, как мальчиков и девочек, в сущности,  совсем еще детей, не старше двенадцати лет, накачивают наркотиками, а потом насилует в извращенной форме. А наша красавица Ирэн, в костюме Евы,   как заботливая мама целует и успокаивает их. Мразь. Вовка действительно прав, этот человек имеет большой вес в административных структурах города, популярен среди народа,  поэтому, для него эта кассета, угроза благополучию и карьере. Теперь без сомнения ясно, смерть Ирэн,  это его рук дело. Ну, не непосредственно его, а  его окружения. Доказать это будет невозможно, если только мы не рискнем обнародовать эту пленку. Но на телевидении тоже сидят живые люди, у которых есть семьи и дети. Поэтому вряд ли он на это пойдут. Да и опять же разрешение на показ надо получить. То, что нам «подставили» Алису и Алекса,   особенно Алекса – это ясно. Они оба были в квартире Заболоцкой в утро убийства. Мотив убийства есть – ревность. Улик и свидетелей предостаточно. Еще где-то должен всплыть Ашот. И я думаю, и в этом случае не обойдется без Алекса и Алисы. Чует мое сердце. Но теперь-то мы знаем, они к этому убийству вряд ли имеют какое-то отношение. Хотя, чем черт не шутит? Если Ашот  все - таки расскажет им, где спрятал кассету, и там ее не найдут, то я нам не завидую. Конечно, вначале они попытаются выйти на наше руководство, а те надавят на нас, и станет горячо. Мне за Настю с сыновьями страшно.       

  Трухин задумчиво потер рукой лоб.       

  - Да, эти не перед чем не остановятся, и будут бить, естественно, по самому больному. А наши с тобой больные места всем известны.         

  Власов невесело улыбнулся.       

  - Ну, вот, а кто все канючил: женись, да женись?  Получается, только меня им прищучить и нечем.  А вот вам не позавидуешь. Может,  выбросим эту чертову пленку, куда подальше, и забудем, как кошмарный сон?  Мы же ее как вещдок,  пока не оформили?       

  - Мы то забудем, а они вот вряд ли. Нет, выбрасывать нельзя – это опаснее, чем ее хранить, - Трухин глянул на часы, - так, ночь прошла, пора на работу. У нас сегодня утром встреча с  Алексом  и Алисой. Так что брейтесь, умывайтесь, завтракаем, и вперед.       

  Борисов вышел в прихожую, и зашел уже одетым.      

  - Я домой. Обещал Насте и мальчишкам заскочить перед работой. Предупрежу, что б были осторожнее и чуть-чуть задержусь.    

  Трухин крикнул ему вслед:      

  - Ты их не пугай. Я не думаю, что они сегодня  вплотную нами займутся. Время есть, решим, что делать. Передавай привет.       

  Борисов хлопнул дверью. Позвонила Татьяна, предупредила, что задержится на работе. Дома будет где-то около пяти часов дня. Трухин повесил трубку и задумчиво произнес:         

  - Татьяна еще раз такой стресс не выдержит. И я не вправе ее подвергать новому испытанию. Думаю, нам на время придется расстаться.         

  Власов вытаращил на него глаза.       

  - Шеф, вы не заболели, часом? Да вы что?       

  Трухин тяжело вздохнул.         

  - Вов, а если они с ней что-нибудь сделают?  В Управлении пусть и не многие, но знают, что у меня молодая жена. Что может быть лучше для прессинга? А то, что он будет, я не сомневаюсь. Здесь надо либо сразу лапки кверху поднимать и не рыпаться, либо сражаться до последнего.  А борьба без жертв не бывает, ты знаешь. И о честной борьбе тут речь тоже не идет. Зачем же втягивать в это дело беззащитную женщину? И потом, это ведь не навсегда. Как только  закончим с этим  грязным делом, и все вернется на круги своя.  Ну, не могу я подвергать ее такому риску! У меня мурашки по коже бегут, как представлю, что они могут с ней сделать. Решено, сегодня же вечером поговорю с Татьяной. Это разумный выход. Или ты не согласен со мной?       

  Власов пожал плечами.      

  - Вам виднее. Но я думаю, вы ее этим оскорбите и в результате потеряете. Дел у нас разных хватает, и что, по каждому поводу будете ее к себе домой отсылать? Она знала, где вы работаете, и кем, когда решила с вами жить. Она знала, как наша работа опасна и трудна.       

  - Вот это ты правильно сказал – наша работа. То, что я подвергаюсь опасности, это одно. А она – это другое. И именно в данном случае – может пострадать она. Такие люди стараются бить по самым беззащитным,  и наверняка. Все, вопрос закрыт. И Настю с ребятишками на время надо куда-то отправить. У нас должны быть развязаны руки. Каникулы в школе когда?      

  - Не скоро. Еще почти через три недели.       

  - Плохо. Ну, все равно, им надо уехать, пока мы тут со всем разберемся. Лучше, если куда-нибудь в глубинку к родственникам или к друзьям. Ладно, сегодня об этом подумаем, и решим. Готов? Тогда поехали.          

 

                Глава 7-         

  А день был чудесный. Ярко светило солнце и асфальт, кое-где, уже был совершенно сухой. Будто и не было вчерашнего снегопада. Бежали ручьи, гомонили на разный лад птицы, звенели трамваи. У подземных переходов продавали первые тюльпаны и ярко желтые мимозы. Люди улыбались, щурясь на голубое небо, подставляя лицо солнечным лучам.       

  - Да, и в природе все, как в жизни: то - пасмурно, ветер сбивает с ног, снег слепит глаза; то – светит солнце и поют птички. – Трухин с удовольствием вдыхал полной грудью свежий, пахнущий весной, воздух.       

  Власов шел молча, засунув руки в карманы куртки.       

  - Не понимаю, чем вы восторгаетесь? Солнышко выглянуло? Птички запели? Вот радость-то.  Привыкли все сюсюкать: весна, весна, любовь, листики зеленые из почек вылупились, как цыплята из яйца. Ах, как здорово! Чего здорово, то? Одно и то же каждый год.  Нет, все с ума сходят. Ах, женский день! Ах, великий праздник! Это сами женщины и придумали, что б им подарки, да цветы дарили, и при этом еще красивые слова,   говорили, и на коленях стояли. Все им мало. Сплошное разорение, и только.  Мужики идиотами становятся.  Сюсюкают, серенады поют.  А самое смешное – на один день. Показуха! Терпеть не могу.  Я так считаю, если ты свою женщину любишь, ты ей каждый день должен праздник устраивать, а не раз в году. Я вот лично, если когда-нибудь женюсь (хотя вряд ли теперь доживу до этого момента), то моя жена не будет ждать цветов, подарков и праздничного обеда раз в году, а будет получать это ежедневно.         

  - Ну, Вов, ты загнул. Тебя все в крайности бросает. То – ворчишь, как старый дед, то – обещаешь райскую жизнь.  Опомнись, Вова. Жизнь – это не сплошной праздник, даже если  и с очень любимой женщиной.  Большей частью это будни,  обиды,  ссоры, и недопонимание. И, потом, к чему эта утопия? Скажи, пожалуйста, на какие это «шиши» ты ей будешь каждый день цветы и подарки дарить, да еще  праздничный обед ежедневно устраивать? Ты сам часто без обеда бегаешь, перехватывая на ходу. Да, я с тобой согласен, цветы надо покупать не только к праздничным датам, и о любви говорить не только в день рождения и на годовщину свадьбы. И если ты любишь женщину, ты не будешь думать: какое дело мужское, какое нет. Делать все вместе, сообща – это радость. И если ты можешь приготовить к приходу любимой женщины ужин, или вымыть посуду, это может быть для нее более важный подарок, чем флакон духов или какая-нибудь тряпка. Но все-таки не каждый день.  А праздник женщинам, пусть и раз в году: всеобщее внимание, обожание и комплементы, обязательно нужен. Подумай об этом. А утопия, друг мой, Вова, это не то, что тебе сейчас надо. Ладно, разговор на философскую тему закончили, пришли, открывай дверь.       

  Дежурный окликнул Трухина на входе:      

  - Товарищ майор, вам полковник Скрябин велел, как только вы появитесь, зайти к нему. Срочно!         

  Трухин с Власовым переглянулись.      

  - Интересно, просто права покачать, или уже «эти сработали»? – Трухин махнул рукой, - Вов, иди в кабинет. А я загляну кое-куда, наведу справки и к Скрябину. Лады?   

  Власов кивнул. Трухин быстро пошел по коридору.       

  Минут через двадцать он вошел в  кабинет, и, сняв пальто, тяжело опустился на стул. Власов вопросительно посмотрел на него.      

  - Ну, что?       

  - Да, будь они не ладны.  Хочешь новость?  Ашот нашелся. Обнаружен его труп, и знаешь где? Никогда не догадаешься. В той, пустой квартире, на первом этаже,  в доме Заболоцкой.       

  - Это та,  которую,  ремонтировать собирались?         

  - Вот, вот, на счет ремонта не знаю, а на счет трупа точно – там. А знаешь, что я еще  узнал?  Труп обнаружили хозяева этой квартиры, а запасные ключи от этой квартиры  находились, как думаешь, у кого?  У нашей бедненькой Нюси. За ней уже послали машину. И то, что там повсюду будут отпечатки ее пальцев, несомненно.  Значит, решили переиграть. "Поставили"  на нее, как на более слабую и беззащитную. Обложили девчонку, со всех сторон.  Ей будет трудно, практически невозможно доказать свою невиновность.      

  - А зачем ей были нужны ключи от этой квартиры?      

  - Не знаю. Привезут, узнаем.  Ладно, я пошел к Скрябину. Борис придет – просвети его. Мне шепнули, по секрету, что у Скрябина вчера были «большие» люди. Беседовали долго, и этот лизоблюд их до машины в полусогнутом виде провожал, и все кланялся на ходу, как китайский болванчик. Ясно? Комментариев не требуется? Вот так, Вова.         

  Скрябин встретил Трухина в наиграно - приподнятом настроении.      

  - Ну, что, наши сыщики как всегда на коне? Молодцы! Утерли мы нос всем этим газетчикам и телевизионщикам. За сутки нашли убийцу всеми любимой актрисы. Кто бы мог подумать, что эта девочка способна на преступление, да еще к тому же и двойное преступление. Я надеюсь, ты в курсе, что эта пигалица – домработница еще и продюсера Ирэн придушила. Вот что делают ревность и зависть. С виду просто воробушек, а что натворила! Бери своих орлов, и поезжай по тому же адресу, посмотрите все своими глазами. Начальник вашего отдела в курсе. Дежурная группа с экспертами там уже работают. Подключайтесь. Так как эти два убийства взаимосвязаны.   Можно, сказать,  убийца налицо, доказательств, как мне кажется предостаточно, так, что давайте,  закругляйтесь, и можно будет давать официальное заявление для средств массовой информации. Как думаешь, до шестнадцати управитесь? Можно часиков на семнадцать пресс - конференцию назначать?  - Скрябин улыбался, но глаза его бегали.       

  - Будем работать, а уж,  к какому часу успеем, ответить пока не готов. Я могу идти?  – Трухин пошел к выходу. Он уже взялся за дверную ручку, когда Скрябин остановил его.      

  - Еще один маленький нюанс.  До меня тут дошло, что этот Ашот,  вместе с Заболоцкой, у себя дома типа капустников устраивали. В неофициальной обстановке, для домашнего просмотра снимали наших бизнесменов и прочих людей. Все мы любим подурачится, особенно когда выпьем. Так вот, я в курсе, что эти кассеты попали к вам. Ты мне их отдай от греха подальше. Не каждому, даже простому человеку, приятно, если его дурачества увидят чужие люди. Кстати, вы их смотрели?      

  - Что? – Трухин непонимающе поглядел на Скрябина.      

  - Кассеты эти.   

  - А с чего вы взяли, что у нас есть какие-то кассеты?       

  - Ну, ты мне тут Ваньку не валяй. Вчера группа по твоему указанию на дачу Ашота ездила? По твоему. Что они привезли? Кассеты. Я с ними разговаривал. Они признались, что собака при обыске обнаружила «порошок» и эти кассеты, и что тебе их передали, как вещественные доказательства. Не усложняй жизнь ни себе, ни другим. Давай, тащи их сюда. Да, ты мне не ответил, вы их смотрели?       

  Трухин покачал головой.      

  - Владелец этих кассет проходил по делу об убийстве Заболоцкой. Возбуждено уголовное дело. Разрешение на обыск, мы от прокуратуры получили. Изъятие вещественных доказательств из дела уголовно наказуемое должностное преступление. Вы же не первый год в милиции, товарищ полковник? Теперь, как оказалось, убит и сам владелец этих кассет.  Поэтому вещественные доказательства отдать не имею права никому.         

  - Майор, так они к делу никакого отношения не имеют, я тебе об этом уже битый час твержу. Обычное домашнее кино, розыгрыши, постановки, в которых принимают участие  важные люди. Им это не приятно. Тем более, что убийца уже известен. А не дай Бог какая-нибудь из кассет случайно попадет не слишком чистоплотному журналюге в руки? Дискредитация власти, и искаженная информация, что им еще нужно? Так, что давай, неси. Я обещал вернуть. Еще раз заявляю, что к убийствам это не имеет никакого отношения.      

  - Кому?         

  - Что, кому?  Кому эти кассеты принадлежат.      

  - Кому они принадлежат мне известно. Они принадлежали Ашоту, а он убит. Поэтому, пока ведется следствие, все документы, улики, и кассеты в том числе, будут числиться, как вещественные доказательства и находится в деле. Извините, мне надо работать.    

  Скрябин побагровел.      

  - Да как ты смеешь так со мной разговаривать и не подчиняться моему приказу? Я заместитель начальника Управления! Да я тебя в порошок сотру!    

  - Хорошо. Я ничего не имею против. Пожалуйста, письменное распоряжение начальника Управления об изъятии этих вещественных доказательств, и нет проблем. Сделаем копии, сдадим в архив, а оригиналы вам.         

  Скрябин набычился.      

  - Ну, что ж будет тебе распоряжение, и не только это. Можешь идти.         

  Трухин вошел в кабинет и увидел Борисова, который, что-то доказывая Власову,  махал руками. Они оба обернулись к Трухину. Власов не выдержал. 

  - Ну, что?   

  - Плохо. Им известно, что кассеты у нас. Скрябин ребят раскрутил. Теперь пытается представить эти кассеты, как любительское кино, типа капустника.   

  - Ничего так «капустник», - Власов хмыкнул.      

  - Да, и просит вернуть эти «любительские» фильмы их владельцам. Скромные они очень, не хотят, чтобы их «дурачества» другие люди видели.      

  - А вы, что?         

  - А что я? Сказал, вещественные доказательства, без особого на то разрешения не имею права. Интересовался очень, смотрели мы эти фильмы или нет? Я промолчал. Топорно, нагло работают ребята. Прут напролом. Девчонку решили подставить. Нашли «козла отпущения».      

  Борисов вскинул глаза.   

  - Какую девчонку?    

  - А, что, тебе Власов не сказал?  Нашли труп Ашота в этом же доме на первом этаже. Запасные ключи от той квартиры были у Нюси.  Уже послали группу за ней, скоро привезут.       

  Борисов чертыхнулся: - Ну, конечно, где такому цыпленку против волкодавов выстоять?  Естественно,  докажут, что на почве ревности и зависти обоих угрохала. И отпечатки пальчиков везде окажутся, естественно, и орудия убийства. Да,  кстати, как Ашота  убили?       

  - Не поверишь, подушкой задушили. – Трухин посмотрел на друзей, - Теперь у нас другого выхода нет.  Надо эти кассеты оформить, как вещественные доказательства, официально.  А потом,  поедем на место преступления, глянем, вдруг какую нестыковку обнаружим, мало ли.         

  Через сорок минут они были на месте. Машина из морга, как и милицейская,  уже стояла у подъезда. 

  В квартире все было ободрано, грязно, как обычно бывает после того, как вывезут вещи. Оборванные обои клоками свисали вдоль стен, голые крючки, гвозди, вместо люстр оборванные провода и затоптанный паркет. Только в одной из комнат было более-менее чисто, и можно даже сказать, уютно. Стоял старый, резной шкаф, два стула, небольшая тахта, круглый стол, на окне висела, в нескольких местах порванная, тюль.         

  На тахте, раскинув руки, лежал мужчина. Наклонившись над ним,  стоял судмедэксперт  Зотов.         

  - Ба, знакомые все лица, как говорил капитан Жиглов, одной хорошо известной даме. – Зотов,  протянул Трухину руку.         

  - Что скажешь Сергей Валентинович?         

  - А что тут скажешь? Видимо, госпожа Заболоцкая и на том свете не может обойтись без своего продюсера и его связей. А если серьезно, то как-то не серьезно все  это. Такого мужика и задушить подушкой? Это надо, что бы он или в полной отключке был, или силу иметь неимоверную. Посмотрим. Вскрытие покажет: что ел, чем запивал, что нюхал, или кололся. Отсюда и вывод будет. А пока, могу сказать: смерть наступила приблизительно в одно и то же время со смертью Заболоцкой. Плюс-минус полтора-два часа.         

  - Ушибы, порезы, ожоги на теле есть?       

  - Видимых,  нет. Я же сказал - вскрытие покажет. Вон Вовка знает, что на теле может не быть ни пятнышка, а внутри сгоревшие внутренности и отбитые почки. Сейчас ведь наука шагает семимильными шагами. А уж в области уничтожения человека и получения от него нужной информации – так гигантскими. Все эти: электрошоки,  газовые штучки, фармацевтические препараты путают всю картину.         

  - А могла это сделать молоденькая девушка, со слабыми руками, не имеющая силы молотобойца?            

  - А почему нет? Если он был в наркотическом или даже просто в сильном опьянении, то без проблем.      

  - Сергей, ты в курсе, как обнаружили труп? Кто сообщил?      

  - Хозяева квартиры, естественно. Им эта бывшая домработница Заболоцкой позвонила, и сказала, что хочет вернуть  ключи от их квартиры. Раз у Заболоцкой она уже не работает, то и приезжать в этот дом ей, естественно, не с руки. Хозяева, пока живут на Ржевке. В ближайшее время собирались начать ремонт: закупали стройматериалы, краски, обои. Ей оставили запасной комплект ключей, вроде, как для пригляда, что б не разворовали. Короче, отвезла она им эти ключи, а они приехали проверить, все ли здесь на месте. Вот и проверили. Позвонили в милицию. В результате, мы здесь. Еще вопросы есть?       

  - А где хозяева?         

  - Уехали. С них следователь показания снял, и на сегодня отпустил. А вот за этой Аней, кажется,  послали машину. Раз этот убиенный был другом Заболоцкой, то в эту квартиру мог попасть только, если эта Анна ему ключи дала или они вообще вместе были.            

  Трухин хмыкнул.         

  - Ну,  надо же, какая добрая девочка. Убила хозяйку и вызвала милицию.  Задушила мужика и тут же хозяевам ключики отдала. Это надо быть либо совсем ненормальной, или самоубийцей.         

  - Ну, почему? Может,  рассчитывала, что они через неделю или через две сюда наведаются. А к тому времени попробуй, докажи: она это сделала или сами хозяева его хлопнули. Тут тонкий расчет  был на время, да не оправдался.      

  - Подстава это, Сергей Валентинович, к тому же грубая подстава. Ты не в курсе, эти новые хозяева имею какое-нибудь отношение к шоу бизнесу или к «сливкам общества»?         

  - А черт их знает. Возьми протокол, да почитай. Из вашего отдела ребята работают. По-моему, группа Трушкина. Ну, ладно, мне пора. Счастливо ребята.      

  Зашли санитары, унесли труп Ашота. Зотов уехал следом за ними. 

  Сержант из районного  отделения милиции подошел к Трухину.         

  - Товарищ майор, можно квартиру опечатывать?      

  - А что, следственная группа уже уехала? – Трухин огляделся по сторонам.      

  - Да, и из прокуратуры тоже.      

  - Тогда, опечатывай.      

  Друзья вышли на улицу. К ним подбежала женщина, Власов ей улыбнулся.      

  - Здравствуйте, Людмила Ивановна.       

  Женщина всплеснула руками.      

  - Да, что же это такое творится то? Не дом, а какой-то бандитский притон. Что не день, то трупы увозят. Домой страшно заходить.      

  Власов успокаивающе  похлопал ее по плечу.      

  - Успокойтесь, Людмила Ивановна, больше трупов не будет, я вам обещаю. Можете спокойно идти домой.      

  Он поглядел на Трухина.      

  - Это соседка Заболоцкой, я вам рассказывал. Ее квартира напротив.      

  Он вновь улыбнулся Людмиле Ивановне.      

  - Людмила Ивановна, дорогая, не в службу, а в дружбу, помогите еще раз нам. Вы этих новых жильцов, которые труп обнаружили, знаете? Часто видели здесь?      

  - Куда там. Они с такими, как я, не общаются. Они птицы другого полета. Все время приезжали на шикарной, импортной машине. Вот только как называется, не знаю, я в них не разбираюсь. Оба молодые, лет по тридцати. Она всегда расфуфыренная, накрашенная, вся в золоте. Фу ты, ну ты, ножки гнуты, скривилась она, - денег наворовали где-то, вот и престижную квартирку себе приобрели. Одно слово – «новые русские»!         

  Трухин улыбнулся и посмотрел на друзей.      

  - А почему наворовали, Людмила Ивановна? Может, заработали?      

  - Вы знаете, где в нашей стране можно заработать столько денег честным путем? Поделитесь секретом, глядишь, и я разбогатею. Нет, дорогие мои, я уже в том возрасте, который позволяет мне кое в чем разбираться. Эти «баре» – липовые. Сверху шик, а внутри пшик. А видеть – раза три-четыре видела, не без глаз.      

  - А вчера они приезжали, не заметили?       

  Женщина на минуту задумалась.       

  - Врать не буду, не приучена. Не видела. Может, и приезжали, а может, и нет, но я не видела. Сегодня были. С этой барыни весь лоск сразу слетел,   как увидела у себя в квартире покойника.  Верещала, как резаная, на весь дом слышно было. Петр Сергеевич, это профессор наш, ее «Корвалолом» отпаивал. А эта хозяйка сразу на Нюську стала валить: «доверили ей ключи, квартиру, а она вон что натворила» – передразнила она хозяйку квартиры. – Еще и душегубкой и убийцей девчонку обозвала. Это Нюська-то убийца? Да она в сто раз лучше их всех, вместе взятых. Скромная, тихая, работящая девчонка. А как о бабушке своей заботится. Дай Бог каждому такую внучку. Пропадет теперь девка. Кто разбираться будет, раз вступиться некому? Теперь всем деньги заправляют. У кого их больше, тот и прав.       

  Трухин возразил ей: - Ну, положим,  не всем и не всеми. Разберемся. Если ее вины нет, то в обиду не дадим, не волнуйтесь.         

  Он поглядел на друзей.      

  - Пора ехать.       

  Попрощавшись с Людмилой Ивановной, они поехали в Управление.      

  На входе их окликнул дежурный: - Товарищ майор, просили передать, что бы вы, когда вернетесь, зашли в кабинет к Трушкину. Там   подозреваемую допрашивают.   Трушкин хотел у вас что-то уточнить.         

  Борисов чертыхнулся.       

  - Черт знает, что. Когда этого Трушкина выгонят из розыска поганой метлой? С ним без бутылки ни одного вопроса не решишь. Хам, алкаш, но зато в друзьях у начальства ходит. Сейчас девчонку запугают, все что угодно подпишет. Александр Анатольевич, может, мы все вместе пойдем, дело-то ведь одно?         

  - Нет,  ребята, я сам. А вы займитесь другими делами. Ты, Вов, Зотова тереби. Как только результаты вскрытия Ашота будут готовы, сразу сообщи. Борь, а ты побеседуй с Алексом, он уже должен был подойти.  Выясни: почему он скрыл свое присутствие в квартире Заболоцкой той ночью.  Попытайся выяснить: имеет ли он какое-нибудь отношение к съемкам этих кассет? Хорошо? Давайте ребята, времени у нас мало.      

  Трухин открыл дверь в кабинет Трушкина и поморщился. Спертый, густой запах перегара,  вперемежку с табачным дымом,  ударили в нос. На стуле, съежившись, сидела и плакала Нюся Самохина. Низко наклонившись над ней, стоял Трушкин, и громко кричал: - Ты у меня сучка все скажешь! Я тебя быстро выпотрошу, цыпленок неощипанный. Не хочешь по-хорошему говорить, заставим по-плохому. Вась, - он повернулся к ухмыляющемуся капитану, который сидел, раскачиваясь на стуле, - хочешь попробовать эту цыпочку? Хоть и страшна, как черт, но остальное, вроде, все на месте. И на ощупь очень даже ничего, - он схватил Нюсю за грудь, и заржал.      

  Трухин быстро подошел к нему и оттолкнул его.       

  - Постыдитесь, майор. Вы же на службе, а не в борделе и не на бандитской разборке. А перед вами подозреваемая, а не преступница, и к тому же почти ребенок.      

  - Да ладно тебе, Трухин. Еще ты будешь меня учить, как вести допрос,  и какими методами. Ты у нас известный чистоплюй. Но не всем же такими быть? Тем более с этой стервой. Она же и у тебя по делу об убийстве проходит. На вид, моль невзрачная, а такую бабу угрохала. Завидовала, наверное, Заболоцкой. Еще бы, какая красотка была. Я  от нее балдел. А эта,   ей горло перерезала, да еще и мужика задушила. Ее за это надо так оттрахать, что бы имя свое забыла.         

  Он снова повернулся к Нюсе. Она посмотрела на Трухина затравленным взглядом. Трухин ободряюще кивнул ей.         

  - Успокойся. Он тебя не тронет. А тронет, я его сам так трону, что никакие вышестоящие защитники не помогут. Ты понял меня, майор? Это и к тебе относится, - он повернулся к капитану Зяблику.  – Мало того, что оба пьяные в рабочее время, так еще и ведете себя по-свински. Подследственную,  я у вас забираю. Предвосхищая вопрос, сообщаю, что она проходит по моему делу тоже, и у меня к ней есть вопросы. А вы пока протрезвеете. Или все вместе пойдем к начальнику Управления?         

  - Да иди ты, - вяло махнул рукой Трушкин, и икнул, - «баба с возу – кобыле легче». Решай вопрос о переводе и этого дела на твою группу, вешай на себя, если тебе так приспичило, а мне по фигу.  Вась, он,  наверное,  эту серую мышь уже сам распробовал, и теперь делиться не хочет. Может,  она раздетая лучше,  чем одетая? – Они оба заржали.         

  Трухин взял дрожащую Нюсю за руку и вывел из кабинета.    

  Борисов удивленно посмотрел на вошедших.       

  - Борь, успокой ее, налей чаю. Эти скоты напугали ее до смерти.  Я к начальству. Попробую это дело по убийству Ашота на нас перевести, пока Скрябин не пронюхал.  Иначе, дело сегодня же закроют и она, - он кивнул в сторону Нюси, - получит пожизненное, а мы, сам знаешь что.  Где Власов?         

  - Пока в лаборатории, не приходил. Алекс звонил, задерживается,  подъедет минут через тридцать-сорок.            

  - Ну, вот и лады. Пейте чай, я скоро.       

  Трухин вернулся через сорок  минут и устало опустился на стул. Борисов вопросительно посмотрел на него. Успокоившаяся до этого Нюся снова задрожала.   

  - Я не убивала. Я никого не убивала, клянусь. Я ни чего не знаю и не понимаю.   

  Борисов не выдержал.       

  - Ну, что?         

  - С одной стороны вроде ничего, с другой – плохо. – Он глянул на Самохину. – Да, девочка, втянули тебя в очень не хорошую историю. И как тебя из нее вытащить, ума не приложу. – Трухин потер рукой лоб. - Дело я  хоть и с трудом, но отбил. Наша группа теперь будет заниматься и тем и другим убийством. Пришлось  до начальника УГРо дойти. Но все же до выяснения всех обстоятельств, решили оформить тебе Нюся,  содержание под стражей. И тут я уже ничего не мог сделать.  – Он развел руками. – Дело в том, что криминалисты, из лаборатории сообщили, что в крови Ашота содержится большая доза снотворного. А ключи от квартиры были только у тебя и хозяев дома. Но они, как  утверждают, мы это,  конечно,  проверим, с ним знакомы не были, а ты была. Твои отпечатки пальцев сличили с отпечатками пальцев в квартире, где был убит Ашот, они там повсюду и на ручках дверей и на посуде. Понимаешь, чем это пахнет? Давай, успокойся и постарайся вспомнить: кому и когда ты  могла давать эти ключи? Был ли там до этого Ашот? Где ты хранила эти ключи,  и кто об этом знал? Короче, все, что ты вспомнишь.   

  Вошел Власов. Он посмотрел на Нюсю и тяжело вздохнул.   

  - Вов, ну?   

  - А чего, ну? Никаких внутренних повреждений, никаких внешних. За исключением двух старых синяков на колене и бедре. Просто стукнулся где-то. Зато в крови лошадиная доза снотворного и совсем не много алкоголя. Если бы его не задушили, он все равно умер бы от передозировки снотворного. На бокале ее пальчики, – он кивнул в сторону Нюси, -  а в бокале, вместе с остатками «Бренди»  «Клофелин» и «Фенобарбитал». Хорошо ребята потрудились, ничего не скажешь – чисто, профессионально.      

  Нюся снова заплакала. Мужчины подавленно молчали. Через несколько минут Трухин напомнил:  - Нюся, мы ждем. Давай, сосредоточься и расскажи об ключах: как они к тебе попали и о квартире на первом этаже.      

  Нюся швыркнула носом.   

  - Где-то с месяц назад меня на лестнице остановили мужчина с женщиной, Савины Олег и Ольга (так они представились). Сказали, что купили в этом доме квартиру на первом этаже. Знают, что я работаю у Заболоцкой,  и попросили присмотреть за квартирой. Ну, мало ли что: воду прорвало, окна кто-нибудь разбил, и прочее. Сказали, что начнут скоро ремонт, материалы завозить будут. Открыть, закрыть, после проверить. Деньги пообещали за это. А мне ведь не трудно. Всего-то утром и вечером посмотреть все ли нормально? Это и времени всего минут десять отнимает. Я согласилась. Деньги, они ведь не лишние.  От бывших жильцов там кое–какая мебель осталась, я все в одну комнату перетащила. Раза два или три я даже там ночевала. Поздно было, а у Ирэн не хотелось оставаться. Я вам рассказывала. Я даже радовалась этому, что есть теперь куда уйти. Ключи у меня в сумочке всегда были. Об этом знали и Ирэн, и Ашот.  Ирэн сказала  Ольга, не знаю зачем. Ирэн даже орала за это на меня. А иногда называла слугой двух господ. Но я никому эти ключи не давала. И Ашота в эту квартиру не пускала. А в этот день, когда убили Ирэн, я торопилась собирать ее в дорогу. Поэтому в квартиру не заходила, так, глянула, что окна целы и замок не сломан. А после, уже не до этого было.  Вечером, я позвонила Савиным, сказала, что случилось,  и отвезла им ключи. Вот и все. Больше я ничего не знаю. Я не убивала никого, поверьте мне!    

  - Да мы-то тебе верим, девочка и знаем, что ты просто пешка в большой игре и тобой решили пожертвовать, чтобы выиграть партию, - Трухин встал и подошел к окну.   

  Солнце садилось,  и по небу снова забегали тучки. Усиливающийся ветер гнул и качал голые ветви деревьев. Одна ветка, не выдержав напора, сломалась и упала на землю.            

  - Вот так сломают и эту девочку, - подумал Трухин.             

  Он ощутил свое бессилие и ярость, потому, что не знал, как помочь, этой не в чем не повинной девушке, случайно оказавшейся жертвой обстоятельств. Пока она здесь, в кабинете, она в безопасности. Но в камере с ней могут сделать все, что угодно. А что руки у этих людей длинные, Трухин это уже понял. И им теперь известно от Скрябина об отказе Трухина отдать кассеты. 

 Он с тоской подумал о разговоре с Татьяной и о том, что скоро его квартира станет пустой и тихой. Но это пустяки, по сравнению с той опасностью, которая может ее ожидать, останься она с ним. Если с ней что – ни будь случится,  по его вине, он не переживет. Но, если ей рассказать правду, она не уйдет из принципа. Значит, надо солгать. Надо сказать, что они просто не подходят друг другу.   

  Трухин мысленно застонал.  – Когда все закончится, я все ей объясню. Вот захочет ли она слушать, это вопрос вопросов. Она так долго колебалась, сомневалась, боялась мне довериться,  и теперь я просто убью ее морально своим известием. Но лучше морально, чем ее убьют по настоящему. -  А то, что прессинг на них будет, и главное на него, он не сомневался.  -  Бориса надо отпускать, пусть едет и отправляет семью. Настя все поймет. Она другого замеса женщина и отношения у них с Борисом другие.    

  Трухин повернулся. 

  - Борис, ты поезжай домой, сам знаешь зачем. Времени у нас нет, слишком быстро все развивается. Мы тут управимся без тебя. Вечером: или позвони, или подъедь ко мне. Давай, до встречи.   

  - Нюся, вас сейчас отведут в камеру. Постарайтесь ни с кем, ни чем не делиться и не идти на конфликт. Если что, стучите в дверь и требуйте, чтобы пригласили меня. Хорошо?  Вы мужественная девочка, выживали же в этом притоне у Заболоцкой. Возьмите себя в руки. Все, что в наших силах, мы сделаем, но на это требуется время. Я попрошу, чтобы вас поместили в небольшую камеру. Считайте, что это еще одно испытание на выносливость. Хорошо?   

  Нюся обречено кивнула головой и всхлипнула. Трухин нажал кнопку вызова дежурного.   

  - Самохину можете забрать. Допрос закончен. Да, все готово, сопроводительные документы в порядке.   

  Когда Аню увели, Власов, не выдержав, стукнул кулаком по столу и чертыхнулся:   

  - Сволочи! Играют людскими жизнями, как воздушным шариком. Легкое движение руки и, вместо шарика, клочки в разные стороны.   

  В дверь постучали,  и вошел Алекс.  Он протянул Трухину пропуск.   

  - Вот, мне сказали явиться к вам.   

  Трухин внимательно посмотрел на режиссера, сериалы которого пользовались большим успехом у большей части женского населения,  и про себя усмехнулся:   

  - Как они любят эти, так называемые люди «богемы» иностранные имена, яркие платки на шее, вместо галстука, золотые побрякушки. Алекс – а по паспорту Александр Петрович Капустин. Но, Капустин не звучит, а вот Алекс… .    

  - Проходите, Александр Петрович, присаживайтесь.             

  Капустин вздрогнул, и начал озираться по сторонам, потом сел на предложенный ему стул.         

  Трухин про себя хмыкнул: дожился мужик,  имени и отчества своего не помнит, видимо, привык только на кличку отзываться.            

  - Александр Петрович, мы вас вызвали вот по какому вопросу. Вы, конечно, в курсе,  об убийстве Ирэн Заболоцкой?            

  - Да, конечно. Со мной разговаривал ваш сотрудник. Я ему рассказал все, о чем знал. Я так расстроен, так сожалею. Ирэн была великолепной актрисой и красивой женщиной. Она была создана для кинематографа. Это большая потеря для всех нас: ее друзей и зрителей.         

  Трухин прервал его возвышенную речь.         

  - Да, да, но мы вас вызвали вот по какому вопросу. Нас интересует: когда и где вы видели в последний раз Ирэн и Ашота?         

  - Как я уже  сказал ранее вашему сотруднику – на съемочной площадке четвертого марта. Съемка закончилась, где-то, в семнадцать часов.         

  Трухин заметил, что Капустина не удивил и не насторожил вопрос и об Ашоте.       

  - Александр Петрович, а вы в курсе, что за дачу ложных показаний, мы можем привлечь вас к уголовной ответственности?         

  Капустин сделал недоумевающее лицо.       

  - Но я не лгу. Зачем мне это надо?          

  - Дело в том, что вас видели, выходящим из квартиры Заболоцкой, рано утром, если быть более точным – около шести часов утра, пятого марта. Что вы на это скажете?         

  - Кто меня видел? Никто меня не мог видеть, и я никого…. . – Капустин побагровел. Он понял, что сболтнул лишнее.       

  - Да, Александр Петрович, не знаю какой из вас режиссер, а вот актер из вас некудышний. Вы что же, думаете, если вы не знаете или не замечаете людей, с которыми сталкиваетесь, можно сказать, нос к носу, то и они вас не замечают? Вас видел охранник соседа Заболоцкой,  живущего на четвертом этаже. Этот охранник, сопровождал своего босса в аэропорт. Не повезло вам. Не повезло. В это время, встретить кого-то в полупустом доме, конечно проблематично, но, увы. – Трухин развел руками.         

  Капустин опустил голову. Трухин продолжил:         

- А если еще учесть, что в это же утро был убит и продюсер Ирэн – Ашот. Да, да, Ашот тоже убит, и в этом же доме, только двумя этажами ниже. – Пояснил Трухин, удивленно посмотревшему на него Капустину. – И этой ночью вы были с ними обоими. У нас есть свидетель, которая видела, как Ашот входил вечером вместе с Ирэн в ее квартиру, и Алиса Фенхель, которая разговаривала тем утром в квартире Заболоцкой с Ашотом. Ну, а раз вас видели выходящим…          

  Капустин встрепенулся.       

  - Но это же доказывает, что не я последний их видел живыми. Значит, я не имею к убийству никакого отношения.         

  - Но, тогда почему вы скрыли, что были там той ночью?          

  - Да, я там был. Но представьте себя на моем месте. Утром находят Ирэн мертвой, а я говорю, что провел эту ночь у нее. Кого сразу же арестуют по обвинению в убийстве? Конечно, меня, и разбираться не станут. Я не прав?       

  Трухин пожал плечами.       

  - Не знаю. Не знаю. Алиса ведь не стала скрывать свое присутствие там. А вот вы – скрыли. Давайте, рассказывайте, только без вранья. Вы и так уже, практически, под статьей ходите, за дачу ложных показаний.         

  Трухин блефовал. Борисов не оформлял официального протокола допроса Капустина, а значит и ответственности Капустин, пока, официально не нес.       

  Капустин закивал головой.         

 
  - Да, да, конечно, я все расскажу. Мы, действительно, расстались с Ирэн и Ашотом на съемочной площадке. Я остался просматривать отснятый материал, а они пошли на какую-то встречу. Я не знаю куда. Вдруг, ночью, где-то часа в два, мне позвонила Ирэн, и попросила срочно приехать к ней. Я спросонья ничего не понял, но собрался и поехал. Я был у нее где-то около трех часов ночи. Позвонил в дверь, мне открыл Ашот. Ирэн спала. Когда мы ее разбудили, она стала на меня орать, и сказала, что не имеет понятия, кто меня так разыграл, потому, что она мне не звонила. Они оба с Ашотом накинулись на меня с обвинениями – типа, у меня начались глюки. Говорили, что утром им ехать в Москву, а я не даю им спать. Пока выясняли отношения, весь сон прошел.  Мы выпили по рюмке коньяка, сварили кофе, потом даже посмеялись над этим розыгрышем. Они предлагали мне остаться ночевать, но я отказался. Утром надо было на телевидение, а пропуск дома остался, да и честно говоря, не хотелось. Меня коробило общение с Ашотом, поэтому я старался,  как можно реже с ним общаться.  Я поехал домой. Действительно, при выходе из дома я видел машину и людей, но не придал этому значение. А когда утром узнал о смерти Ирэн - испугался. Понадеялся, раз я не знаю тех людей, то и они не знают меня. Поэтому и скрыл свой ночной приход к Заболоцкой. Это правда, я ни чего не скрываю.          

  Трухин посмотрел ему прямо в глаза.         

  - А почему вы не спрашиваете, как и когда был убит Ашот? Ведь о его смерти вы не знали? Или знали?         

  Капустин отвел глаза в сторону.       

  - Но его же вчера целый день разыскивали, и нигде не нашли. Поэтому я,  в общем-то,  предполагал, что с ним что-то случилось. Правда, я думал, это он убил Ирэн, и теперь скрывается.      

  Власов перебил его:   

  - А почему вы решили, что Ашот мог убить Заболоцкую?  На это были основания?      

  Капустин смутился. 

 
- Вы знаете, Ашот был своеобразным человеком. Ему ничего не стоило ударить женщину, сорвать на ней свое плохое настроение, унизить. Ирэн зависела от него полностью. Он обращался с ней, как с рабыней. Ашот был очень не сдержанным, импульсивным человеком.   

Трухин внимательно посмотрел на него.   

- Александр Петрович, скажите-ка нам вот что, только честно: вы знали или участвовали в съемках на видео, где Ирэн занимается сексом  с разными высокопоставленными лицами?    

Лицо Капустина стало мертвенно бледным. Губы его затряслись.   

- Что вы имеете в виду? О Боже! Теперь я понимаю. Ашот мне недавно сказал, что скоро он станет очень богатым и влиятельным человеком, с которым будут считаться самые крутые «тузы» в бизнесе и в политике, - вдруг, он закрыл лицо руками, - значит,  это был не розыгрыш? Меня подставили! А если бы я остался там до утра,  значит, меня тоже убили бы? Постойте, - он отнял руки от лица, - но ведь там после меня была Алиса. Она мне сама об этом сказала. И Ашот был жив! Это говорит о том, что я не причастен к убийствам ни Ирэн, ни Ашота. Так ведь? Они не знали, ну, я имею в виду тех, кто убил Ирэн, что Алиса придет к ней. Ирэн с Алисой не выносили друг друга. Только необходимость заставила Алису пойти в дом к Ирэн. Алиса сказала, что заходила к Ашоту около девяти утра. А я с девяти был уже в монтажной, это могут подтвердить много людей.    

Капустин повеселел.   

- Вы спросите у охранника на входе, сотрудников телецентра, - вдруг он снова побледнел, - но раз они выбрали в убийцы меня, значит, следующей жертвой буду я?    

Трухин задумчиво произнес:   

- Совсем не обязательно. Если, конечно, вы нас не вводите в заблуждение и действительно не знали о кассетах. Если вас просто решили подставить, как одну из предполагаемых жертв, рассчитывая на тупость уголовного розыска – это одно. Если же им известно, что вы замешаны в съемках этих кассет – это другое.   

- Может, мне на время куда-то уехать, скрыться?      

- А вот этого мы вам не можем позволить. На данный момент, вы у нас идете, пусть и не главным подозреваемым, но все же. Мы обязаны взять с вас подписку о невыезде, на время следствия. Ваша безопасность зависит от вас. Не болтайте,  с кем попало, не делитесь своими предположениями по этому делу. Старайтесь быть на виду, среди людей. Мы, конечно, уточним ваши показания, по поводу вашего присутствия в монтажной с девяти часов утра. На сегодня, все. Вы можете идти. Подпишите протокол, и до встречи.      

Капустин, не глядя, подписал бумаги, встал со стула и снова сел.   

- Я боюсь выходить. Я боюсь. А нельзя мне остаться у вас?   

Власов хмыкнул.   

- Вы хотите, чтобы мы вас задержали? Первый раз вижу человека добровольно идущего в тюрьму. Вы думаете, там вы будите себя чувствовать спокойнее? Учтите, что одиночек у нас нет. В камере содержатся о  шести до десяти человек. Среди них: убийцы, насильники, воры разных мастей. Если, конечно, вы настаиваете?   

Капустин перебил его:   

- Нет, нет. Я не настаиваю. Я просто обезумел от страха. Извините меня. Я пойду.   

Когда за Капустиным закрылась дверь, Трухин повернулся к Власову.   

- Ну, зачем ты так с ним? Мужику не позавидуешь и его страх понятен. А главное, мы ему помочь-то ни в чем не можем. Если бы у нас была отработана защита свидетеля, как в Америке или Европе. А то понимаем, что бросаем его на произвол судьбы и что называется, на удачу, а ничего поделать не можем.   

Власов пожал плечами.   

- Не знаю, неприятен мне этот Капустин. Дрожит, как овечий хвост. На мужика не похож. Вы слышали, как он говорил об Ашоте? Он его боялся. Его, видите ли коробило  отношение Ашота: к жизни, к женщине, к сексу. Если ты мужик, так и скажи, что тебя это не устраивает. А он что? Предпочитал молчать в тряпочку. Вы знаете, вот хоть убейте меня, но, мне кажется, он  рад смерти Ашота. И хоть у него, как он говорит, «железное алиби» – я ему не верю. Скользкий тип. Моя интуиция подсказывает мне, а она никогда меня не подводила, что этот «не хороший дяденька»  знает о кассетах, поэтому и струхнул так. И об убийствах он что-то знает, и скрыл от нас. Вот увидите потом.         

Трухин рассмеялся.         

- Так, узнаю коней ретивых. Если Вова начал хвастаться, значит,  все будет в порядке. А твоя интуиция тебе больше ничего не подсказывает? Ну,  к примеру,  о том, что с нами самими будет? Доживем мы хотя бы до  светлого праздника – международного женского дня? Или этот международный праздник, который отмечают только в нашей стране, пройдет без нас? Лично мне, очень не нравиться «их» настораживающее молчание и бездействие. Я уверен, Скрябин уже сообщил им о моем отказе вернуть кассеты. Времени прошло не мало, а никаких действий, с их стороны, пока не наступило.         

Власов почесал макушку и протянул:       

- Вот, насчет этого, моя интуиция, почему-то, молчит. Хотя, нет, вру, она мне подсказывает, что, как и во всех предыдущих делах, если кому и достанется пуля, то это мне. Меня, как девушки, так и пули, любят слепо и беззаветно.       

Трухин улыбнулся.         

- Вова, мне почему-то кажется, что не они тебя любят, а ты сам под эти пули лезешь, что бы потом ходить в бинтах, и что бы сестрички в белых халатах глядели на тебя с обожанием и восторгом, и выполняли все твои пожелания. Я не прав?            

Власов попытался изобразить на лице обиду, но,  не выдержав, рассмеялся.         

- Ну, не без этого, конечно. Но, на этот раз, я готов пожертвовать  любовью и обожанием медперсонала, и даже внеочередным званием. Очень хочется дожить до седых волос.         

- А я думал до свадьбы.         

- Александр Анатольевич, о чем это вы? При нашей работе жениться? Что б потом прятать семью и дрожать за нее, как Борька или как вы? Теперь уж точно, не женюсь ни за что на свете! Придется в старости умирать в гордом одиночестве и без стакана воды.       

Трухин вскинул брови.         

- Почему без воды?         

- А некому будет подать.  Борька же мне про это все время твердит.       

Трухин, вдруг, с тоской подумал, что, вероятно, эта участь отныне ожидает и его. До разговора с Татьяной оставалось все меньше времени.         

- Шеф, вы чего примолкли? О Татьяне Ивановне думаете? Ей бы тоже лучше на время исчезнуть.       

Трухин тяжело вздохнул.          

- Она не согласится. А гарантировать ей безопасность я не могу. Поэтому, нам придется расстаться. Достаточно она уже натерпелась в своей жизни. Все-таки не пара мы с ней, она была права. Отсюда вывод: расстаться, это лучшее, что мы сейчас можем  сделать. Мы с тобой об этом уже говорили, давай закроем эту тему.         

Власов возмущенно всплеснул руками.          

- Ну, вы даете! Не порите горячку, Александр Анатольевич. Она только начала смеяться громко, и вся светится от счастья. И вы хотите ее всего этого лишить? У нас дела и похлеще были. Помните, дело банкира Цвигуна? И ничего – живем и здравствуем поныне.         

- Вова, это же разные вещи. Тогда я был один. Понимаешь, один. Можно было убить только меня. Но это моя работа. И ты, и я знаем, что рискуем жизнью каждый день. Но одно дело рисковать своей жизнью, а другое – чужой. Тем более, если человек тебе очень дорог. Я же себе никогда в жизни не прощу, если с ней что-нибудь случится. Я просто не смогу жить с этим грузом вины. Знаешь, а ты, наверное, прав. Нельзя нам иметь семью. И Борьке надо уходить с этой работы. Время сейчас такое - беспредел вокруг. И с этим беспределом можно бороться, только будучи свободным и уверенным, что не причинишь горя и боли близкому и любимому человеку.         

Власов покачал головой.         

- Вот тебе бабушка и Юрьев день. Договорились. То вы с Борькой упрекали меня в безалаберности, можно сказать,  принуждали меня к бракосочетанию, и здрасте – пожалуйста! Это будет большая ошибка с вашей стороны. Я вам…          

Раздался телефонный звонок. Трухин снял трубку. Вдруг, он побледнел, на лбу выступил пот. Он закрыл глаза, положил трубку на рычаг и застонал:         

- Идиот, дурак! Рассуждаю о тишине и их бездействии. Думал, раз она на работе, то в безопасности. Вот и до рассуждался!   

Власов растерянно смотрел на него.         

- Что случилось?         

Трухин открыл глаза, и поглядел на Власова опустошенным взглядом.       

- Они забрали Татьяну. - Он горько усмехнулся, - я тут разглагольствую, жду от них каких-то конкретных шагов. Жду, когда они выйдут на прямой разговор со мной. Самоуверенный кретин! Знал же, что их ничего не остановит, но надеялся, пока она на работе, среди людей, они ничего не посмеют с ней сделать. Хотел ведь именно сейчас ехать к ней с этим идиотским разговором, о котором мы тут с тобой битый час говорим. Опоздал. Информация у них поставлена, что надо. Ведь мало кому известно о Татьяне. Только самым близким. Официально мы не зарегистрированы, вместе живем лишь два месяца, а им известно даже где она работает. Известно, что именно сегодня она дежурила. Что же теперь делать?  - Он обхватил голову руками и замолчал.      

- Александр Анатольевич, что они сказали?         

- Что сказали? Сказали, что Татьяна находится у них, и только от меня зависит: доживет ли она до утра, или нет. И какими будут ее последние часы жизни. Они ждут меня в одиннадцать вечера с кассетами у лодочной станции в Парке Победы. Одного.         

- Вам нельзя туда идти одному. Они убьют вас.      

- А если я не пойду, они убьют Татьяну.         

В кабинете повисло тягостное молчание. Снова раздался телефонный звонок. Трухин схватил трубку.       

- Да? Кто? Что она хочет? Ладно, привозите. – Он положил трубку и посмотрел на Власова, - дежурный сказал, что Самохина просится на допрос. Она хочет признаться в убийствах.       

Через какое-то время в кабинет ввели Нюсю. Она выглядела отрешенной и заторможенной. Сев на стул, она уставилась в одну точку на стене. Трухин сел напротив.      

- Что случилось? О чем вы хотели нам рассказать? Аня!         

Самохина вздрогнула, и глянула на Трухина. Потом, вдруг, улыбнулась.         

- А, это вы. Это я их убила. Ага. Их обоих. Сначала хозяйку, потом Ашота. Да, я их убила, - она захихикала.         

Трухин быстро глянул на Власова, тот кивнул головой.      

- Да, похоже на то.      

Он сел на корточки перед Нюсей и быстро закатал рукав кофточки на правой Руке. На вене виднелся свежий прокол, даже запеклась капелька крови.       

Открылась дверь, и в кабинет быстро вошел полковник Скрябин. Скрябин быстро произнес:         

- Я слышал, девица созналась? Я хочу присутствовать при допросе. – Он сел за стол Борисова.      

Власов быстро одернул рукав кофты у Самохиной, и выпрямился. Он вопросительно посмотрел на Трухина, тот беспомощно пожал плесами. Скрябин потер руки.         

- Так, ну, и чего вы тянете? Давайте быстрее. Я хочу довести до сведения средств массовой информации, что убийца известной артистки найдена, задержана и понесет соответствующее наказание. Да и властям нелишне узнать, насколько быстро и эффективно работает Управление внутренних дел города Санкт-Петербурга, и  непосредственно Уголовный розыск.       

Трухин встал.         

- Извините, товарищ полковник, но я вынужден вызвать врача для освидетельствования обвиняемой.            

Скрябин возмутился.      

- А в чем, собственно говоря, дело? Больной она не выглядит. Вон, улыбается даже. Давай майор, кончай проволочку, и начинай допрос.         

Трухин непроизвольно сжал руки в кулаки.       

- Нет, без освидетельствования врачом, допрос производить не буду. Если вы не согласны с моими действиями, то о  своем решении я доложу своему непосредственному начальнику. – Он снял трубку.         

Скрябин заматерился.         

- На рожон лезешь? Ну, ну. Что ж, вызывай врача, посмотрим, что он скажет.         

Зашла, вызванная Трухиным, врач и быстро осмотрела Самохину. Закончив осмотр, она сказала:       

- Она под действием сильного наркотического препарата.         

Трухин спросил:       

- Доктор, значит все ее  показания и признания нельзя будет считать действительными?         

Врач удивленно посмотрела на всех троих.      

- Конечно, нет. Вы же понимаете, она сейчас в состоянии аффекта. У нее путается сознание, реальность мешается с фантазиями. У вас же свой врач под рукой есть, он знает. Власов, неужели, так быстро все забыли, что понадобилась моя помощь?       

Власов развел руками. Трухин пояснил:      

- Доктор, нам надо официальное заключение, что обвиняемая к допросу не готова.      

- Ах, вон в чем дело. Конечно, не готова. Сейчас я напишу заключение. Кстати, эта девочка скоро отключится, имейте это в виду. У нее начинается угнетение ЦНС. Она сейчас заснет.         

Скрябин вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Врач удивленно посмотрела на Трухина.               

- Что-то не так?         

- Нет, нет, все в порядке. Спасибо вам.       

Врач ушла. Трухин повернулся к Самохиной. Голова ее склонилась к столу, глаза были закрыты. Нюся спала.         

Время близилось к восьми часам вечера.            

   

                Глава  8      

 

Кошмар повторялся. Татьяна не могла поверить в реальность происходящего. Она еще не успела отойти от ужаса, который ей пришлось пережить осенью,  и вот снова была где-то в незнакомом месте в темном подвале, одна   

Глаза ее понемногу стали привыкать к темноте, и она смогла различить даже кое-какие предметы. Она лежала, связанная по рукам и ногам, на старом, скрипучем диване, который стонал при каждом ее движении. Маленькое окно, находившееся вверху, было зарешечено.          

Татьяна попробовала сосредоточиться и вспомнить, как она сюда попала. В голове шумело, во рту пересохло, мысли путались. Похоже, страшные сны, которые до сих пор мучили ее по ночам, возвращались.         

- Нет, это не сон, это реальность. Я хорошо помню сегодняшний день. Значит, так, я отдежурила сутки и осталась подменить заболевшего врача.  Позвонила Саше, предупредить об этом. Он был дома не один, а с  ребятами. Они обсуждают какой-то серьезный вопрос. Саша предупредил, что заедет за мной на работу и нам надо будет серьезно поговорить. Его голос был расстроенным и, даже, каким-то растерянным. Я это сразу заметила и спросила его об этом. Обычно он уверен в себе, и старается никогда не показывать своего плохого настроения.  И тут он тоже отшутился.       

Где-то около пяти часов ко мне подошла медсестра Люда и сказала, что меня вызывают на первый этаж. Я спросила ее: кто меня вызывает? Она ответила, что  с работы мужа. Я быстро спустилась вниз. Там меня встретил молодой парень, который сказал, что с Сашей случилось несчастье, и сейчас он находится в больнице. Мне надо срочно туда ехать. Я стала расспрашивать его: плакать,  хотела побежать за одеждой. Я очень испугалась. Но парень сказал, что время не терпит, машина у двери, и я,  выскочила на улицу,  в чем была, то есть в белом халате и босоножках. В машине сидели еще двое: один за рулем, другой на заднем сидении. Я поинтересовалась: почему нет Володи или Бори. И тут, мне что-то поднесли к лицу. Дальше я ничего не помню. И вот я   здесь, на этом скрипящем диване, связанная по рукам и ногам.         

Было очень холодно. У Татьяны зуб не попадал на зуб, и очень хотела пить. Веревки сильно врезались в тело, и руки, вывернутые назад, очень болели в суставах. Она застонала.      

- Господи, это уже слишком! Меня похитили, это ясно. Но зачем? Если они говорили про Сашу, значит это как-то связано с делом, которым он сейчас занимается. А занимается он раскрытием убийства Заболоцкой. Значит, он нашел либо - улики, либо - убийц, и меня взяли в заложники, что бы у него были связаны руки.            

Татьяна горько усмехнулась.       

- Да, подруга, не долго длилось твое безоблачное счастье. Почему же мне так не везет в жизни?          

Татьяна содрогнулась, вспомнив, что ей пришлось пережить в ранней молодости, и совсем недавно. В молодости она по глупости попала в подпольный загородный бордель, где ей пришлось перенести: побои, издевательства, насилие. В прошлом году, осенью, она чудом избежала смерти. Бывшая коллега по работе, убивая людей, по одной только ей понятной причине,  пыталась доказать всем, что это дело рук Татьяны.       

После чего ей казалось, что все испытания и кошмары остались позади. Она позволила себе мечтать о счастливой жизни с любимым человеком, о детях. И вот снова все повторяется. Новых издевательств и испытаний ей не вынести.       

- А как же Саша? Он же вынужден будет ради меня пойти на сделку со своей совестью. А он этого никогда не делал! За это я его и полюбила. За его искренность, чистоту и неподкупность. В наше время, когда человек стал заботиться только о своей шкуре,  предавая и продавая всех, ради собственного благополучия, Саша и его друзья  живут по тем же человеческим, а не волчьим законам. И вот теперь, из-за меня, он должен будет выбирать между служебным долгом и моей жизнью.         

Татьяна, вдруг, с ужасом подумала о Насте и сыновьях Борисова.       

- А что, если и их похитили? Господи, не допусти этого! Я, ладно – я одна, да и многое в этой жизни повидала. Но Настя: чистая, открытая, доверчивая. А дети?               

Вдруг открылась дверь,  и по ступенькам спустился мужчина с фонариком в руках.       

-  Ну, что, оклемалась, красавица? Да, у опера губа не дура, такую шоколадку отхватил, - он потрепал ее по щеке и погладил грудь.      

Татьяна содрогнулась от отвращения и страха.   

- Не дергайся. Сейчас я тебя развяжу. О, холодная,  какая. Замерзла? Может, погреть? Не хочешь? Что, не нравлюсь? Говорю, не дергайся. Не сделаю я тебе ничего плохого. Пока. Вот если твой опер откажется принести то, что должен принести, вот тогда тебе надо будет бояться. Но там уже не я буду решать, а те, кто повыше. Может, убьют. Может, отправят куда-нибудь в Турцию или Египет. Ты баба красивая, там таких светленьких мужики любят. Ну, ты уж не обессудь, я тогда первым буду. А пока, лопай давай, да чай горячий пей. Сейчас одеяло дам, а то не дай Бог заболеешь, да лыжи откинешь, а мне отвечай потом.   

Татьяна силилась разглядеть черты лица мужчины, но не могла.  Фонарик светил тускло и в основном ей в лицо. По голосу можно было судить, что ее тюремщику где-то лет сорок, сорок пять. В его голосе не было злобы или раздражения. О ее судьбе он говорил спокойно и равнодушно, словно ей не грозили смерть или позор. Он говорил об этом, как о чем-то несущественном.   

Татьяну начал бить озноб.   

- Нет, тут,  пожалуй,  чаем не обойдешься. Тебе надо рюмашечку хряпнуть.   

- Нет, спасибо, я не пью, - Татьяна решила не злить и не провоцировать его, -  я сейчас согреюсь, не беспокойтесь.   

- Может, все-таки покувыркаемся? Я мужик горячий, быстро согреешься. Но это по твоему, пока, согласию. Мне приказано тебя силой не трогать. Ну, как, будем греться?   

- Нет, не надо.   

- Ну, как хочешь. Не понимаю я,  эти:  охи, вздохи, разговоры о любви, чувствах. Пришла охота – получи и всех делов. Обычная потребность. Ведь ходишь же ты в баню, когда тело чешется? Или в ванну лезешь, какая разница? Тоже ведь голая и телу удовольствие доставляешь. Почему здесь должно быть иначе? Верность какую-то придумали. Ерунда это все по мне. Но со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Не хочешь, как хочешь. А надумаешь, так крикни. Я тут неподалеку буду.

- И как долго мне здесь быть? – Татьяна попыталась произнести это без дрожи в голосе.    

- А это от твоего благоверного зависит и от его любви к тебе. Я бы, лично, ради бабы, будь она хоть королевой, рисковать своей башкой не стал бы. А как твой поведет себя – посмотрим. Про него много разговоров ходит: неподкупный, принципиальный до дурости. Вот и поглядим, готов он ради своих принципов тобой пожертвовать или нет? Ему предлагали сразу дело замирить. Отдал бы,  чего требовали,   и не сидела бы ты тут. Поэтому, во всех своих бедах вини своего опера.   Хотели и второго прищучить для верности, но успел гад своих куда-то спрятать. Ну, ладно, затрепался я тут с тобой.   

Мужчина вышел, и Татьяна осталась одна.  Она порадовалась, что Борис успел спрятать свою семью. И тут же закралась мысль, которая начала биться в голове: а тебя-то никто и не пытался предупредить или спрятать. Значит, ты настолько ему безразлична? Но, если это так, то, значит, он не пойдет на должностное преступление ради тебя. Не поступится своей честью. А для тебя это означает: либо смерть, либо, что еще хуже – тебя продадут в какой-нибудь бордель.   

Она попыталась взять себя в руки. Но ей это плохо удавалось. Перед глазами всплывали то и дело картины прошлого. Она уже не понимала, где находится в данный момент, и кто она, мысли путались.       

Через какое-то время, когда в подвал вошли двое мужчин, Татьяна спала. Они включили свет. Одним из мужчин был тот, который разговаривал с Татьяной.   Другим – лицо, которого часто показывали по телевизору,  и чьи статьи печатали на передовице газет.   Он был одним из популярных лиц города и был широко известен народу, как борец за демократию, нравственность и патриотизм.   

- Черный,  она точно не проснется?   

- Обижаете, я ей в чай снотворного насыпал. Теперь часов пять будет дрыхнуть без задних ног.  Только не пойму, зачем надо было ее усыплять? Так бы интереснее было. 

- Дурак. Так бы она орала, дралась, брыкалась. А нам надо показать, что она все это по доброй воле делает. Забыла своего мента и развлекается на всю катушку.  Чтоб у него от этого «крыша поехала», понял?    Мальчики готовы?   

- Как часовые на посту.   

- Тогда давай, раздевай ее, зови оператора, а я погляжу, только, чтоб все натурально было, понял? Но девку не трогать, только изображают пусть, как в кино. Я сам хочу с ней поразвлечься после. А после этих сосунков, она мне не нужна будет. Так, что скажи оторву все их хозяйство, к чертовой матери, если только попробуют по настоящему ее трахнуть. Куда мне сесть, чтоб меня не видно было?         

- Не волнуйтесь, все по высшему классу будет.  Вот туда, за ширмочку сядьте, там дырочки есть. Ребята, входите. – Крикнул он, выглянув за дверь.    

Вошли двое парней.  Татьяну раздели и с минуту разглядывали. Один из парней прицокнул языком:   

- Хороша телка.    

- Черный,  цыкнул на них:   

- Без базара. Раздевайтесь. - Он огляделся.    

- Где этот, с камерой? Иди сюда. Значит,  так, снимать будешь со всех ракурсов, понял? Старайся, чтоб лицо было видно, но, что глаза закрыты, не видно. Снимем фильм «любовь втроем». Играем в театр, поняли жеребцы? В бабу не лезть. Сверху трогать разрешаю и не более того.   

Один из парней возмущенно произнес:   

- А почему? Ей-то все одно, до лампочки, а нам пружинку-то распустить надо, завелись уже.   

Черный пригвоздил их  взглядом: 

- Как завелись, так и разведетесь, а если чего не поняли, то я быстро объясню, - он достал пистолет.    

Парни притихли.   

- Ну, что начали снимать кино? Поехали.      

 

 

                Глава 9    

 

Нюсю унесли из кабинета в следственный изолятор. Трухин с Власовым остались одни. Власов нерешительно произнес:   

- Шеф, а может, не так надо было? Скрябин разозлился не на шутку. Доложит своим господам, а те еще за это на Татьяне Ивановне отыграются.   

- Вов, не сыпь мне соль на рану, а? Что ты предлагаешь: надо было наркотой обколотую девчонку, заставить подписать признание? Ты думаешь, это бы спасло Татьяну? Это признание – лишь одно из звеньев в цепи. Главное – им нужна кассета. Но как сделать так, чтобы и Таню спасти, и этих гадов «прищучить»? Ничего на ум не приходит. А эту девчонку, ну не мог я ее так «подставить». Где Борис интересно? Ни звонка, ни самого. Хоть бы он успел, а то мало не покажется.   

Дверь открылась,  и вошел Борисов. Власов встал.   

- Борь, ну, как?   

Борисов улыбнулся.   

- Все нормально. Землю будут рыть, не найдут. Теперь повоюем! А вы чего такие кислые? Чего случилось?   

Власов кивнул головой в сторону Трухина.   

- Татьяну похитили. Требуют кассету или сказали, убьют.   

Борисов побледнел. 

- Вот сволочи! Как же так? Александр Анатольевич, вы меня отправили, а как же сами? Татьяна Ивановна не знала ничего, что ли?   

Трухин молчал. Власов прокомментировал его молчание:   

- Он не подумал, что им  о Татьяне Ивановне известно. Не многие же знали, что они вместе живут. Не расписаны. Хотел вечером за ней заехать и все рассказать. Не успел.   

- Сколько у нас времени?   

- Часа три есть.   

- Что решили делать?   

Трухин тяжело вздохнул.   

- Не знаю. Понимаете,  ребята, я не уверен, что даже если я отдам им кассету, они отпустят Татьяну живой.   

Власов возмущенно фыркнул:   

- Борь, он собрался один идти к лодочной станции, в Парке победы, в одиннадцать вечера, представляешь?   

- Как один?   

Трухин поморщился.   

- А что прикажешь делать? Это их требование. А если увидят со мной еще кого-нибудь, Татьяну убьют. Но дело не в том ребята: один я пойду или нет. Дело в том, что по моей вине страдает женщина. Ни в чем неповинная женщина. И у меня от ярости путаются мысли. Может, сейчас, они измываются над ней, а я сижу здесь: живой, невредимый и ничего не делаю. А вся-то ее вина заключается в том, что она связалась со мной. Если каким-то чудом, Татьяна останется живой и невредимой, то я клянусь, никогда и ни на ком больше не жениться! Только пусть она останется живой!   

Власов кинул быстрый взгляд на Борисова, показывая мимикой лица, что шеф не в себе, и что-то надо срочно предпринимать.          

Борисов подошел к Трухину, сел рядом, и тихо произнес:         

- Анатольевич, ну, не пори горячку, а?  Я тебя не узнаю. Соберись. И запомни. Мы не только твои коллеги, но и друзья. И поэтому мы пойдем либо все вместе, либо не пойдет никто.         

Трухин удивленно вскинул глаза на Борисова, и в них наконец-то промелькнуло что-то осмысленное. Он открыл, потом закрыл рот, и,  в конце концов махнул рукой.            

- Борь, ты как всегда прав. К черту эту субординацию и прочую чушь. Мы друзья, и этим все сказано. Спасибо вам ребята за то, что вы есть и рядом. – Он с минуту помолчал, потом продолжил, - давайте думать. Но в одном я уверен: вместе идти нельзя.         

Встрял Власов.       

- Ну, да, а один пойдете – убьют.       

- А так, всех троих убьют. Они этого и добиваются. Нам надо их как-то перехитрить. А вот как? Дело в том, что мы с собой никого из наших ребят взять не сможем. Скрябин сразу будет в курсе дела. Так же я понимаю, что даже если я им сейчас отдам эту кассету, это совсем не означает, то, что мы все отныне будем в безопасности. Там совсем не дураки сидят. Они понимают, что сделать с этой кассеты можно кучу копий. Поэтому, если они получают оригинал, это совсем не означает, что опасности для них больше нет.      

Власов соскочил со стула, глаза его блестели.       

- Так в этом и есть выход! - он рассмеялся.         

Друзья непонимающе уставились на него.         

- Неужели не понимаете? Александр Анатольевич, вы едете на встречу с дубликатом пленки, показываете, что б они убедились, что это действительно то, что их интересует, и ставите им условие: если они не отпускают Татьяну, то мы пускаем оригинал на ТВ. Получается, в этом случае условие им ставим мы, а не они. Говорите им: если даже они уничтожат и вас и Татьяну, то их это не спасет. А вот если вы уходите оттуда живыми и здоровыми, то мы готовы произвести обмен на оригинал.               

Борисов поднял руку и покачал головой.         

- Погоди, Вов. Ты их совсем за лохов держишь, что ли? Как они после смогут проверить, что у них в руках теперь оригинал, а не очередная копия?      

- Боря, в наше время и при их возможностях, определить: оригинал это или копия, я думаю, не составит труда.  А обмен, допустим, назначим у метро.      

Трухин тяжело вздохнул.      

- Вова, я же сказал: они ждут меня одного. Если я им начну говорить, что у метро еще один, а в кустах еще группа  ОМОНа, то … .            

Борисов перебил его.         

- Нет, а это мысль. Они же знают, что мы работаем над этим делом втроем. Естественно, они в курсе  того, что мы все трое видели или знаем об этой кассете. Поэтому Вовкино предложение не лишено смысла. Значит, так, я беру у моего соседа Некрасова машину, он не откажет. Мы подъезжаем с Вовкой к метро. Нет, лучше встанем на улице, со стороны лодочной станции. Эту машину они вычислить не смогут, она у Некрасова с областным номером. Сделаем с Вовой небольшой маскарад. Александр Анатольевич, вы возьмете с собой маячок, что б нам с Вовкой было спокойнее.       

- А если они проверят?         

- Конечно, проверят, должны проверить. А мы схитрим. Мы маячок в коробку вместе с кассетой спрячем. Пусть проверяют.         

Власов возразил:         

- А если они эту кассету в одно место увезут, а шефа в другое?         

- Ну, всего мы учесть не сможем, а это какой ни какой, а шанс.         

Власов хлопнул себя по лбу.         

- Вот черт! Мужики, а если мы этого Алекса задействуем? Он же режиссер. Вот пусть и поснимает, а? Он знает: и как в темноте ночью снимать, и скрытой камерой. Он же в этом деле дока. Нам бы это все снять, и дело было бы в шляпе, а?         

Трухин покачал головой.         

- Не имеем права. Это опасно. Если только он добровольно согласится.      

Власов закивал головой.          

- Конечно, добровольно, а кто говорит о принуждении? Если на то пошло, он сам заинтересован, что бы мы их арестовали. Он же тут трясся от страха, что его уберут, как и его друзей. Вот пусть и поработает для своего же блага, что бы спасти свою задницу. Боря, давай, звони ему, пусть минут через сорок будет готов.       

Борисов снял трубку и набрал номер.         

- Не отвечает. Гудки идут хорошо. Сейчас на мобильный попробую. Нет, тоже не отвечает. Странно. Ну, все равно, мы к нему подъедем. Может просто от страха трубку не снимает.         

Не успел он опустить трубку, как телефон зазвонил. Ответил Трухин.      

- Да? Кто? Пропустите. – Он поглядел на друзей, - Алиса Фенхель к нам рвется. Дежурному сказала: у нее срочное дело.       

В дверь постучали, и в комнату вошла Фенхель.         

- Кто из вас майор Трухин?         

Трухин встал.         

- Я. Проходите, пожалуйста.       

Алиса кивнула Борисову, как старому знакомому, и внимательно посмотрела на Власова.         

- Этот молодой человек тоже из вашей команды?         

Трухин еле заметно улыбнулся.         

- Из нашей, из нашей. Что вы хотели нам сообщить? Извините, но у нас мало времени. Минут через сорок  мы должны уехать. Служба.         

Фенхель села, закурила, нервно затянулась,  и, выпустив через нос дым, хрипло произнесла:          

- Я понимаю. Я коротко. Мне, минут тридцать назад, позвонил Алекс, прошептал, что его «взяли» и велел найти майора Трухина. Я не очень понимаю, кто его взял и зачем, но он был очень напуган. Звонил с мобильного. Но сколько я потом не набирала, ничего не получилось. Видимо отключил телефон. Вот я и пришла  к вам. Объясните мне, в чем дело? Почему он позвонил мне, не понимаю. В последнее время у нас с ним были не на столько хорошие отношения, что бы перезваниваться, тем более – делиться секретами. Кстати, домашний телефон у него тоже не отвечает.         

Борисов медленно протянул:         

- Да, чем дальше в лес, тем больше дров. Значит, Александр Петрович от нас все - таки, что-то скрыл? И видимо к производству этих проклятых кассет, он имеет непосредственное отношение.               

Власов поддакнул:          

- Конечно. Не даром трусился, как заяц, и сам был готов сесть в камеру. Ведь спросили, как человека: имеешь отношение к этим съемкам? Ах, Александр Петрович, Александр Петрович. Вот и допрыгался.         

Трухин обратился к Фенхель:       

- Алиса, простите, как вас по отчеству?         

- А вы просто без отчества. Я не привыкла, да и не принято это в нашей среде.         

- Хорошо. Алиса, припомните еще раз, все до мельчайших подробностей, что касается вашего посещения дома Заболоцкой. Вы же артистка, должны все подмечать, схватывать на лету. Может, в поведении Ашота, или в квартире, звуках, что-то показалось вам странным, не естественным. Подумайте.      

- А при чем здесь убийство Ирэн? Я же вот, - она кивнула в сторону Борисова, - вашему сотруднику все рассказала. Сейчас разговор идет об Алексе. Или вы меня не поняли?          

- Да, нет. Мы вас хорошо поняли. Но дело в том, что здесь все взаимосвязано. Вы разве не получили повестку?  Ее должны были вам отправить. Мы вас ждали сегодня на беседу. Дело в том, так получается, что вы Алиса видели живого Ашота последней. Вот такие вот дела.      

Алиса побледнела.       

- Как, и его убили? Когда? Почему я об этом ничего не знаю? А Алекс знал?         

Трухин поднял руку.         

- Давайте все по порядку. Ашота убили тем же утром. Мы предполагаем, это произошло приблизительно через час, после того, как вы заходили  к Заболоцкой. Ну, плюс минус еще час.         

Фенхель приподнялась со стула, и с возмущением посмотрела на Трухина.         

- Вы считаете,  я в этом замешана? – Она истерически рассмеялась, - Кошмар! Тогда, получается, и Ашота и Ирэн убила  я? Тогда уж и Алекса. А к вам прибежала, что бы от себя подозрения отвести, не так ли?         

Трухин устало потер рукой лоб.         

- Не знаю. Я уже ничего не знаю. Пока, вас никто ни в чем не обвиняет. Хотя, мы только с ваших слов знаем, что вы заходили отдать кассету. Подтвердить это теперь уже никто не сможет.  Сейчас у нас мало времени.  О вашей причастности к этим убийствам или не причастности мы поговорим позже. А сейчас, раз вы сами пришли,  мы просим вас,  сосредоточьтесь. Жизнь Алекса находится в опасности. Малейшая подробность или деталь может ему помочь, и не только ему. Подумайте, может, еще что-то вспомните о том утре?            

Алиса помолчала, потом закурила новую сигарету.         

- Значит, так, начнем все с начала. Могу вас заверить, что никакого отношения к убийствам я не имею,  и, к  похищению Алекса тоже. Ни в какие грязные игры я не играю, воспитание не то. Это так, к сведению. Теперь о том утре. Как я и говорила, мне надо было передать в Москву кассету. То, что я оставила ее Ашоту, это не подлежит сомнению, вы должны были ее найти. Я,  абсолютно честна перед вами, мне скрывать нечего.  Когда Ашота не оказалось дома, я поехала к Ирэн. Дверь мне открыл, как я уже говорила,  Ашот. Он одет был в спортивный костюм, хотя время было раннее, а он любит поспать. Пройти в комнату он мне не предложил, да я и не собиралась. На что я обратила внимание, я говорила вашему сотруднику, так это на храп Ирэн. Я еще посмеялась, что она храпит, как слон.         

Трухин недоверчиво покачал головой.      

- Вы хотите сказать, этот храп был слышен даже в прихожей?    

- Да…, - Алиса недоуменно посмотрела на Трухина, - вы знаете, я об этом как-то не подумала. Действительно, это  же,  как надо храпеть?          

- А что вам ответил Ашот?            

- Ничего. Он как-то странно скривился. Я подумала, ему моя «шпилька» в адрес Ирэн не понравилась. Знаете, - вдруг воскликнула она, - он был напуган. Точно! Я просто была заведена тем, что мне пришлось идти в дом к этой стерве, и не обратила внимания на его необычное поведение.         

- А как обычно он себя вел?            

Алиса пожала плечами.       

- Ну, пытался  обнять, прижать, ущипнуть, сказать какую-нибудь пошлость. А тут, просто взял у меня кассету и быстро выпроводил за дверь. А как его убили?               

- Задушили.       

Алиса стряхнула пепел прямо на пол и не заметила этого.         

- Вот ужас-то. Знаете, я вспомнила, в гостиной горел свет, и храп доносился оттуда! Как я сразу не сообразила?  Это получается, когда я пришла, в это время Ирэн умирала? Не храпела, а хрипела? Значит, ее убил Ашот? А кто же тогда убил его? И причем тут Алекс? Ничего не понимаю.  Какой-то клубок. Кому это  надо? За что?      

Власов, вдруг, щелкнул пальцами.       

- У меня идея!       

Трухин глянул на него и хмыкнул.      

- Очередная. Выкладывай, гений ты наш, какой очередной шедевр зародился в твоей голове?       

- А давайте мы к этому делу привлечем Алису? Я ей верю. Человек с такими глазами не может лгать.  – Он повернулся к Фенхель, - вы как на это смотрите?         

Трухин приподнял брови.    

- И в каком качестве?       

Власов затараторил:       

- Ну, она же актриса! И насколько я помню по фильмам, хорошая актриса. Алиса, - он снова повернулся к Фенхель, - вы можете нам помочь. Правда, это дело добровольное, поскольку опасное. Но раз они взяли Алекса, не исключено, что вы тоже в опасности. Хоть и косвенно, но вы все же  оказались замешаны во всю эту кашу. Может, я ошибаюсь, но, тут: или пан, или пропал. Если  вы на их стороне…       

- Молодой человек, только не надо меня пугать. Я на своей стороне и ни на какую другую  переходить не собираюсь.  Лучше скажите конкретно, чем я могу помочь?  Можете на меня положиться.      

Власов улыбнулся ей по-мальчишески открыто,  и Алиса растаяла.            

- Молодой человек, вам надо в кино сниматься, а не в милиции работать. У вас же лицо типичного героя – любовника. Успех вам гарантирован, уж поверьте мне, я в этом разбираюсь. Хотите, помогу сделать протекцию? Конечно, сначала в массовке засветитесь, а дальше «зеленая» улица вам обеспечена. Хотите, попробовать?         

Власов покраснел и кинул быстрый взгляд на друзей.       

- Нет, спасибо. Меня моя работа устраивает. А вот вам, если вы согласны, предстоит сыграть одну очень,  своеобразную роль, но сыграть достоверно.       

- И какую же роль вы мне предлагаете? – с иронией спросила Алиса.      

- Бомжиху, сможете?               

Алиса удивленно посмотрела на мужчин.      

- Я? Бомж? Зачем? Нет, сыграть я, конечно, смогу. Но объясните, где играть, и для чего это надо?          

Власов повернулся к Трухину.       

- Александр Анатольевич, можно, я в общих чертах расскажу ей, в чем дело? Вы представляете, никакой кинокамеры не надо будет, у нас будет живой свидетель. А в парке этих бомжей сейчас пруд пруди. Они и под летней эстрадой живут, и в кассовых будках. На них никто внимания не обращает. Дадим ей сетку с пустыми бутылками, оденем соответственно, грим наложим. Ну, как?      

Трухин с минуту помолчал, потом задумчиво покачал головой.      

- Ой, не знаю. Рискованно. Можно, конечно, попробовать.  Все равно, другого варианта у нас нет.  - Он повернулся к Алисе, - дело в том, что Ашот и  Ирэн занимались незаконной деятельностью, а если быть более точным – шантажом.  Имена  людей, которых они шантажировали,  вам знать ни к чему, так будет спокойнее и вам, и нам. Но я предполагаю, что в этом был замешан и Алекс. Поэтому его и похитили. Так вот, на этот раз, Ашот, видимо, не рассчитал свои силы и возможности, и то, кого он решил  «тряхнуть». Его и Ирэн убили, но то, что искали,  не нашли.  Эти материалы,   оказалось у нас. Каким образом, это уже наша работа. Эти люди узнали об этом, и попытались вернуть их себе. Так как на сделку мы не пошли, они похитили мою жену.       

Алиса ахнула:      

- Но это же выходит за рамки всех допустимых границ! Вы же майор Уголовного розыска!  У вас оружие, возможности, права, люди, в конце концов. Накройте эту банду и расстреляйте их всех к чертовой матери!            

Трухин невесело усмехнулся:       

- Это только в кино все так просто, а в жизни по-другому. В кино: окружили, предложили сдаться, открыли огонь, и все с поднятыми руками вышли из подвала, как у Жиглова с Шараповым.  В жизни все не так. У них всюду есть свои осведомители, и  в нашей конторе тоже – это раз. Любое официальное действие с моей стороны сразу станет им известно. Второе – они убьют мою жену, если я заявлю об ее похищении,  и если не верну им эти материалы. И в третьих, нет, об этом вам лучше не знать. Вот так-то. И что вы на это скажете?         

Фенхель закрыла глаза, помолчала, потом твердо ответила:       

- Я согласна. Мне этот беспредел – во, - она провела ладонью руки по шее, - видеть уже все это не могу. А потом, кто знает, может, это будет моя самая великая роль? Даже если со мной что-то и случится, то плакать по мне особенно будет некому. А если получится, то спасу человеческую жизнь. А что может быть важнее человеческой жизни? У вас есть фотография вашей жены?      

Трухин достал из внутреннего кармана фотографию Татьяны, и протянул Алисе.       

- Красивая. Молодая и красивая. Кто она по специальности?         

- Она детский врач – педиатр.         

Алиса всплеснула руками.       

- Какое расточительство! С такой внешностью и один милиционер, а другая врач. Зато на экране одни жуткие физиономии. Ладно, это я отвлеклась. И так, что от меня требуется?         

Несколько минут они все вместе обсуждали план операции. Потом Фенхель вышла из кабинета, а вслед за нею, минуты через три – четыре, вышел Борисов. Еще спустя пять минут, и Власов с Трухиным, покинули кабинет.         

 

 

                Глава 9   

 

Трухин шел по ночному, пустынному парку. Ноги вязли в снежно-водяной каше, дул пронизывающий ветер.         

На главной аллее тускло светили фонари, а у лодочной станции царил мрак. Лишь над будкой, служившей летом кассой, еле-еле светила одна тусклая лампочка.       

Трухин подошел к этой будке. Время было без трех минут одиннадцать. У берега пруд подтаял, но середина была еще скована льдом и покрыта снегом. Вокруг было тихо и пустынно. Кассета, переснятая с оригинала, лежала во внутреннем кармане куртки.         

Трухин лихорадочно думал: не совершил ли он ошибку, не взяв настоящую кассету. Вдруг, весь их план провалится, и Таня погибнет?         

Он вздрогнул от голоса, раздавшегося прямо у него над ухом:       

- Пришел? Молодец. Принес то, о чем договаривались?       

Трухин резко обернулся. Рядом с ним стоял мужчина, в глубоко на глаза натянутой, вязаной шапочке. Роста он был где-то, около, ста восьмидесяти сантиметров. Крупного телосложения. Но Трухин не слышал, как он подошел к нему.       

- Да, вот это называется сыщик, - невесело усмехнулся про себя Трухин. – Убил бы, забрал кассету, я бы и не пикнул. Откуда же он взялся? Как из-под земли вырос.         

- Чего молчишь? Онемел от страха?       

Трухин буркнул:       

- Не дождетесь. С кем я буду вести переговоры, с вами?         

- Какие, переговоры? – мужчина удивился. – Ты о чем базаришь, мент, гони кассету, и жди. Если это она, то получишь свою ненаглядную живой и здоровой, если нет, то, извини, - он развел руками, - не получишь. Зато посмотришь другую.         

Трухин глухо произнес:      

- Что вы с ней сделали?         

- Пока, ничего. Все от тебя зависит. Тебе же ясно объяснили? Или у вас в уголвке одни тупари остались?         

Трухин сжал кулаки.         

- Передай своему хозяину: я буду говорить только с ним. Или вы меня совсем за идиота держите? Неужели вы считаете, что, не имея ни каких гарантий, я принес бы и отдал вам кассету за здорово живешь? А вы бы и меня и Татьяну тут же закопали.         

Мужчина рассмеялся. Лица его Трухин, как не пытался, не мог разглядеть.          

- Не совсем лох. Ну, положим, тебя бы закопали, а зачем же нам твою красотку убивать? Она еще может пригодиться. Такими бабами не бросаются. Не волнуйся, мы ее хорошо пристроим. Не надо было выламываться, когда тебе сразу предлагали дело делать.      

У Трухина свело скулы, но он промолчал, понимая, что мужик пытается вывести его из себя.          

- Значит, хочешь побазарить с хозяином? А не боишься?   Ну, пошли, - он достал мобильный телефон, и набрал номер, - как? Чисто? Все осмотрели? Малейшее подозрение, сразу звоните. – Он толкнул локтем Трухина, - молодец, один пришел. А то у нас бы другой разговор состоялся – быстрый. – Мужик снова засмеялся, - давай, на сто восемьдесят градусов, и вперед.         

Они пошли по расквашенной дорожке, по направлению к метро.

 Трухин думал: куда он меня ведет? Не может же вывести к метро, и спокойно сесть в машину? А почему не может? Он проверил. Считает, хвоста нет. Кого ему бояться? Если даже задержим, какие обвинения я  могу ему предъявить? Никаких.  Значит, надо идти, куда ведут.          

Они подошли к одноэтажному кирпичному домику, который летом служил помещением для шахматного  клуба. Здание выглядело не жилым и заброшенным. На двери висел замок, окна были закрыты ставнями.         

Мужчина стукнул в дверь кулаком.      

- Это я, Черный, открывай.         

Вдруг из-за деревьев вышел здоровый парень, волоча за шиворот упирающуюся и матерящуюся женщину. Черный резко повернулся, и подошел к ним.      

- Это еще что за чудо такое? Откуда взялась?         

Парень вырвал из рук женщины сетку с пустыми бутылками, и показал их Черному.       

- Бутылки шастала искала. Рвань подзаборная, сразу  видно.         

Черный изумился.         

- В темноте бутылки искала?          

И тут женщина, словно очнувшись, кинулась к Черному, и,  дыхнув на него перегаром, залепетала:         

- Ой, какой мужчина! Можно я тебя потрогаю? Здоровый и запашистый какой. А голос, аж мурашки по коже.  Хочешь, на сегодняшний вечер, я стану твоей возлюбленной? Ты мне нравишься, хоть и морды твоей я разглядеть не могу. Но в этом деле глаза и прочая ерунда не главное, так ведь дружок? Ты не смотри, что я грязная и вонючая. Меня отмыть, приодеть, накормить, так ни какая красотка мне и в подметки не сгодится, - он громко икнула и хихикнула.         

Черный замахал перед лицом руками, пытаясь отогнать винные пары, идущие изо рта женщины. Он повернулся к парню.         

- Доведи ее до метро, и что б духу ее тут больше не было.       

Женщина заскулила:       

- В ментовку меня сдать хотите? За что? Чего я вам такого сделала? Я тут живу, под летней эстрадой. Ни куда не пойду, а то мое жилье быстро оккупируют, - она начала вырываться, матерясь при этом, как сапожник.          

Черный поморщился.       

- Ладно, отпусти ее. А то от не шума больше, чем от цыганского табора. Иди шалашовка, и что б я тебя тут близко не видел. Поняла?      

Женщина шмыгнула носом и сплюнула.      

- Поняла. Не понравилась я тебе значит? Ноги от ушей вам подавай, да что б духами воняли. А бедная, одинокая женщина, в самом что ни наесть соку, никому не нужна. Может, просто так денежку дашь, а? Ну, вроде как на благодтрит, благоворит, от черт. Не выговорю.          

Черный заржал.   

- Вот чучело огородное. На благотворительность, что ли?   

- Во, во, на ее родимую. Я за тебя свечку поставлю, за упок…, ой, за здравие.   

- Ты, шалашовка, говори, да не заговаривайся. А то я тебя быстро успокою и ни каких денег не потребуется. Ладно, на и мотай отсюда. – Он протянул ей несколько купюр.      

Женщина выхватила их из рук, спрятала за пазуху и запев непристойные частушки, пьяной походкой пошла вглубь парка.    

Трухин смотрел вслед удаляющейся Алисе и восхищался ее мужеством, актерским мастерством. Ведь никто не мог знать, как поведут себя бандиты. Они могли просто  убить ее, забрать с собой. Да мало ли чего могло прийти им в голову. А теперь Алиса знала: куда повели Трухина и через несколько минут, Борис с Володей тоже будут об этом знать. И хотя, они на данный момент ничем не могли помочь ему, все же это знание, грело душу и как-то успокаивало.   

Когда голос Алисы затих, Черный снова стукнул в дверь,  и она открылась.   

- Прошу. – Он вытянул руку перед Трухиным.   

Трухин переступил порог и оказался в темноте.   

- Заходи, заходи, не трусь. Раньше смерти не умрешь, - Черный закрыл за собой дверь, - давай кассету.       

Трухин вытащил кассету и передал ее Черному. Тот положил ее к себе в карман пальто и крикнул:   

- Лысый, иди проверь-ка его на вшивость. Вдруг наш друг маячок с собой притащил?   

Открылась дверь,  и появился маленький, лысый мужичонка. Он дернул Трухина за рукав.   

- Пошли.       

Они вошли в соседнюю комнату, в которой тускло горела одна лампочка. Из обстановки: был один большой стол, размеченный под шахматные доски, несколько стульев и деревянная скамья. На столе лежала еда и стояла бутылка Кока-колы.   

- Так, мл человек, давай просветим тебя на предмет отсутствия или присутствия у тебя маленькой, но очень не приятной, как для нас, так и для тебя, штучки. Если я сейчас ее обнаружу, то я тебе не завидую, - и он начал водить прибором вдоль тела Трухина.       

Через некоторое время он крикнул в открытую дверь:   

- Черный, он чистый, нет ничего.    

- Посмотри за ним, я шефу доложу. – Крикнул из-за двери Черный.   

Минут десять они сидели в тишине. Лысый налил себе Кока-колы и залпом выпил.    

- Вот гадость, но горло дерет. С водкой она идет, что надо. В башку шибает моментально. Но на работе мы не пьем, - он глянул на Трухина, - не то, что вы, менты. Не просыхаете. Зажрались, мышей не ловите. Хотя, о тебе разговор особый. Ты, говорят, белая ворона в этой стае. Но белых ворон или отстреливают, чтоб стаю не портили, или в клетку сажают на всеобщее обозрение. Ты думал, что самый умный, что на тебя управу не найдем? Не надо было бабу заводить. Вот правильно говорят: из-за баб все беды на Земле, - и он пустился в рассуждения со времен Адама и Евы.    

- Согласись, что я прав. Вот не было бы у тебя этой бабы, ну на чем бы мы тебя взяли? Вот то-то. Второй-то у вас хитрым оказался. Быстро своих щенков с бабой спрятал. Но наши ребята ищут. От нас спрятаться сложно. Но даже если и не найдут, то ты-то вот он, тепленький, готовенький тут сидишь. Оттрахают твою бабу на твоих глазах человек десять – быстро все отдашь и про всякие условия забудешь.  А баба у тебя красивая, ничего не скажешь. Вот, говорят: красота спасет мир. Мир может и спасет, а тебя вот погубила. Молчишь? Ну, молчи, молчи. Да и что ты мне можешь сказать? Сам знаешь, что проиграл. Живым отсюда вряд ли уйдешь. Хочешь поесть? Давай, не стесняйся.   

Трухин угрюмо молчал.   

- Ну, смотри. Не хочешь, как хочешь. Дело хозяйское. Не известно, сколько тут еще торчать придется. - И он начал делать себе бутерброды.   

Вошел Черный и,  мотнув головой в сторону Трухина,  спросил:         

- Ну, как он тут себя вел? Не трепыхался?       

Лысый, отложив бутерброд, ощерился.    

- Нет. Как примерный пай-мальчик, только зубами скрипел. Боюсь, как бы совсем в порошок их не стер.    

Черный глянул на Трухина.    

- Пошли. Ждут. Нечего на меня пялиться, я не девка. Да и для тебя лучше будет, если жизнь дорога. – Он отвернулся и вышел в другую комнату.    

Трухин встал и пошел следом за ним.            

Он успел «сфотографировать» Черного и теперь пролистывал свою память, пытаясь вспомнить, проходил ли он у них по какому-либо делу. Так: возраст где-то около 45, рост 180-182, на левой щеке родинка, волосы черные, лицо смуглое, правое ухо надорвано.  «Черныш»! Точно, у нас он проходит под кличкой «Черныш». Дважды судим за разбой. Вот, значит, с кем у нас теперь «дружат» люди при власти. А чем, собственно, Яшин отличается от этого бандита?  Ничем. Может, только тем, что ворует и грабит людей, прикрываясь властью, и не несет за это никакой ответственности. Бедные, плачущие старики, которых лишают необходимых лекарств, забрав выделенные на это деньги на увеселительные мероприятия, типа, приема известной голливудской звезды. Или, маленькие дети, оставшиеся без детского пособия и их родители, месяцами не получающие заработную плату. А такие, как господин Яшин, крутят, предназначенные для этого деньги в коммерческих банках, без зазрения совести, покупая виллы и дома по всему миру. Рука руку моет. Бандиты охраняют и служат бандитам. Депутатская неприкосновенность, дипломатическая неприкосновенность, правительственная неприкосновенность – окружили себя этими неприкосновенностями, как частоколом, не прорвешься. А если и прорвешься, то, вряд ли, выберешься оттуда живым. Может, я, как Дон Кихот, сражаюсь с ветряными мельницами? Ведь, если бы я отдал эту кассету, как просил Скрябин, ничего бы этого не было,  и Таня, сейчас ждала бы меня дома, пытаясь изобрести очередной кулинарный шедевр. Да, но тогда бы я должен был закрыть глаза и на признание Нюси. Ни в чем не повинная девочка получила бы пожизненное заключение, и я бы мог спокойно жить, смеяться, зная, что этот облеченный властью урод, сажает малолетних детей на иглу, насилует их, а Нюся сидит? Нет, не смог бы. Значит, таким уж ты уродился, Александр Трухин. А раз так, то надо идти до конца. И сейчас, главное, спасти Татьяну, а потом уж попытаться вывести на «чистую воду» Яшина и его дружков. Значит, надо сконцентрироваться максимально, и не допустить ни малейшего промаха в предстоящих переговорах.          

Они спустились в подвал и вошли в одну из дверей. Комната, метров двенадцати, была хорошо обставлена, и в ней было тепло. Трухин  увидел два включенных обогревателя. В кресле сидел мужчина и смотрел телевизор. Увидев вошедшего Трухина, он нажал на пульт и как радушный хозяин, раскинув руки, улыбнулся.         

- Ба, какие люди нас удостоили своим присутствием. Садитесь, господин майор, устраивайтесь поудобнее. Выпить хотите? – Он показал на ряд бутылок, стоявших на журнальном столике, - Виски, джин, водка?         

- Нет. Спасибо.       

- Не хотите, как хотите. Я не настаиваю. И так, перейдем к делу? Вы хотели со мной говорить, я вас слушаю. Надеюсь, мне представляться не надо? – Он плеснул себе в бокал виски и взял дольку лимона.      

- Грязно играете, господин Яшин. Не по мужски. Отпустите Татьяну. Она в наших делах участвовать не должна.      

- Да что вы? У нее, - Яшин сально ухмыльнулся, - как раз самая главная роль. Ну, пораскиньте мозгами, господин майор, неужели бы вы пришли сюда добровольно, если бы вашей подружки здесь не было? Не пришли бы. Вы бы в это время, с пеной у рта, доказывали и показывали по всем каналам нашего телевидения: какой плохой человек Яшин. Его место в тюрьме, или уж на крайний случай, в психиатрической больнице. Вы бы мне приписали все: и растление малолетних, и убийства, и т.д. и т.п. Не так ли? А вместо этого вы сидите в этой комнате и дрожите от страха за свою ненаглядную подружку. А в это время ваша ненаглядная ничуть не страдает от недостатка внимания и обожания. Да, что я голословно так вещаю? – Он повернулся к Черному, - где наш киношник? Давай его сюда.             

Через минуту в комнату с видеокамерой в руках вошел Алекс. Увидев Трухина, он растерялся и побледнел. Яшин ухмыльнулся.      

- Ну, чего замер? Давай, показывай, чего ты там наснимал? Не все же меня грешного увековечивать на пленке для потомства.      

Алекс, дрожащими руками вынул кассету и протянул ее Яшину. Тот вставил ее в видеомагнитофон и повернулся к Трухину.      

- Ну, что, посмотрим кино? А то, я так понял, ты пришел мне какие-то условия ставить? Требовать чего-то, пугать чем-то, не так ли? Вместо оригинала, принес копию, хотя тебя предупреждали, какие будут последствия, если ты ослушаешься. Так вот, что бы ты понял, что я шутить не люблю, и в детские игры не играю, давай посмотрим, какое кино тут для нас снял наш «Филлини».         

Он нажал на кнопку пульта, и на экране телевизора появилась комната, в которой на кушетке лежала совершенно голая Татьяна и рядом с ней двое парней. Слышались стоны, охи, пыхтение. Камера крупным планом показывала блаженные выражения на лицах парней, их блестящие от пота тела. И только лицо Татьяны было постоянно повернуто в сторону, либо прикрыто волосами. Трухину казалось, что сердце его сейчас разорвется от горя и боли.      

Он  закрыл глаза и подумал: Господи, как ты мог это допустить? За что?      

Как сквозь вату до него донесся голос Яшина:       

- Ну, и как кино? Понравилось? Хотел со мной потягаться. Сопляк. Да ты против меня – мошка. Прихлопну, и мокрого места не останется. Значит, так, слушай меня внимательно: сейчас ты пойдешь домой, а завтра утром, вызовешь на допрос эту девчонку – домработницу Заболоцкой, и оформишь ее признание в совершенных ею убийствах Ирэн и Ашота. Эти двое  думали, что меня можно шантажировать, взять на испуг. Глупые людишки. Забавлялись бы, как и раньше, «мелкой сошкой», делали бы свой бизнес, так нет, им захотелось сорвать куш побольше. Этого, - он брезгливо кивнул в сторону съежившегося в углу, с камерой в руках, Алекса, - придурка, в свою команду взяли. Как же, великий режиссер! Знает, как и где лучше установить камеру. Ракурсы, пакурсы – сам себе приговор подписал. Ну, с ним-то мы поступим по-другому. Он у нас напишет посмертное письмо, которое будет пронизано любовью к Заболоцкой, депрессией и невозможностью жизни без единственной и любимой женщины. С ним у нас хлопот не будет. Так ведь, маэстро? – Яшин рассмеялся, - за все в жизни, други мои, надо платить. И уж так распорядился Бог, а может Сатана, что платят в основном такие вот праведники, как вы. А мы уж, так и быть, после смерти за свои грехи ответим. А здесь на Земле поживем в свое удовольствие. – Он снова весело и громко рассмеялся.         

Трухин лихорадочно думал. Он понимал: если пойдет на поводу у Яшина, и выполнит, то, что ему приказывают, то Татьяну он все равно не спасет, и погибнет сам. После этого его в живых не оставят. У него холодело сердце от того, через что ей снова пришлось пройти. Они инсценируют ему после такую же смерть, какую уготовили Алексу.  А официальная версия самоубийства будет: ревность, невменяемость и депрессия. На свет выплывет кассета, которую они сняли здесь, где Татьяна с этими парнями. Задушить эту сволочь голыми руками, - вдруг подумал Трухин, - убьют после этого, ну и пусть, зато одной падалью на Земле станет меньше. Нет, не получится. Черный не сводит с меня глаз.            

Яшин, понимающе ухмыльнулся.         

- Брось, майор. Не успеешь шагу сделать, как будешь трупом. Я же тебе дело предлагаю. У тебя все равно другого выхода нет. Делаешь завтра, как я тебе сказал, приносишь оригинал кассеты, и все, забирай свою подружку, если она тебе еще нужна, после того, что ты здесь видел, и гуд бай! Живи в свое удовольствие. Будешь иногда, изредка мои мелкие поручения выполнять, и все. А бабу найдешь себе другую. Их вон пруд пруди. Зачем тебе эта шалава? Она про тебя и думать забыла. Сам видел, как забавлялась с молодыми жеребцами.         

Трухина, вдруг, как током ударило. Он, вдруг, понял, почему не видел глаз Татьяны, и почему ее лицо было постоянно отвернуто. Это могло быть только в двух случаях: либо – она была без сознания, либо – мертва.       

Он медленно поднялся, сжав руки в кулаки, и тут, вдруг, дверь с треском распахнулась, и в комнату ворвались люди в масках и с оружием.      

- Всем встать! Руки за голову!         

Яшин попробовал возмутиться.      

- Вы что! Не видите, с кем имеете дело? Что вы себе позволяете?            

- Вот сейчас  проверим ваши документы, все здесь осмотрим, а потом будем решать: кто есть кто, и что с вами дальше делать. Нам поступило сообщение, что здесь находится склад наркотиков и похищенная женщина. Кто сдвинется с места, получит пулю. Стреляем без предупреждения. Ребята, быстро обыскать дом и подвал.       

Трухин стоял с поднятыми руками и ничего не понимал. К нему подошел парень в маске,  в камуфляжном костюме и шепотом произнес:       

- Шеф, это я, Власов. Стойте спокойно. Сейчас мы найдем Татьяну, и заберем вас, только не дергайтесь, - в слух  он громко крикнул, - Услышу хоть одно слово или увижу движение, стреляю сразу. Кто не понял, я не виноват. – Он толкнул Трухина рукой, - понял, козел?   Кто есть кто, будем разбираться после.         

Он подошел к Алексу и вырвал у него из рук видеокамеру.         

- Руки в гору, я сказал!         

Увидев, что Яшин пытается одной рукой достать мобильный телефон, он подскочил к нему, и, выхватив у него из рук телефон, бросил на пол, и раздавил каблуком.         

Яшин закричал:      

- Вы  ответите за это беззаконие! Я не знаю, кто вас послал, но я это узнаю. Вам это просто так с рук не сойдет. Все сгниете на Колыме.   

Власов ударил его в живот, тот согнулся по палам.       

- Моли Бога, чтобы мы здесь наркоту не нашли, а то тебе и сам Господь Бог не поможет.         

В дверь заглянул высокий мужчина и кивнул головой.       

- Готово.      

- Ну, вот и отлично.       

Власов подошел к Яшину и, быстрым движением руки, вырубил его. Черный открыл было рот, как получил рукояткой пистолета по голове. Оба вырубились моментально. Алекс попытался бежать к двери, и Трухину  пришлось молниеносным ударом уложить его на пол.  Сняв с себя маски Власов и Борисов,  посмотрели на  Трухина.       

- Как вы? Надо быстро уходить, пока эти не оклемались.          

- Где Татьяна?         

Борисов кивнул в сторону выхода.

- В машине. Она спит.  Они, видимо, дали ей снотворное. Мы не стали ее будить. Надо уходить, Александр Анатольевич, времени мало. Хоть мы троих охранников из газового пистолета попотчевали и связали, но мало ли.         

- А кто эти ребята? – Трухин кивнул в сторону четырех парней, в такой же камуфляжной форме и масках, стоявших в сторонке.       

Власов улыбнулся и прошептал, нагнувшись к уху Трухина:      

- Не поверите. Это ребята из Сониной группы. Я как узнал, с ней созвонился, она это и предложила. Вам говорить не стали, вдруг бы не получилось? Да вы могли и запретить. Форму достать сейчас не проблема, сами знаете. А газовый пистолет от настоящего попробуй, отличи. У нас Борисом, конечно, оружие настоящее, а у ребят - вы автомат видели? Так это Андрей  у младшего брата игрушечный  позаимствовал. Правда,    здорово получилось? Главное: внезапность и натиск.            

Трухин  кивнул,  на лежащего на полу,  Алекса.         

- Этого надо забрать с собой. Они ему самоубийство запланировали. – Он покачал головой, как бы не веря в происходящее, - но как вы сюда проникли? Там же снаружи охрана была. Как вы смогли подобраться?         

Борисов вытер потный лоб.         

- А это благодаря Алисе. Она их отвлекла на какое-то время. Но по дороге все подробно расскажем, давайте выходить.       

Трухин быстро подошел к телевизору и вытащил из видеомагнитофона кассету.         

- Все, пошли.       

Они быстро вышли из домика. Алекса, Борисов нес на плече, тот был без сознания. Они сели в две машины и с выключенными фарами быстро поехали в сторону спорткомплекса, на выезд.       

Татьяна спала у Трухина на руках. Он крепко сжимал ее в объятиях и молил Бога, что бы его подозрение о том, что съемка велась, когда она спала – подтвердилось. Потому, что если все было иначе, он не сможет смотреть ей в глаза и сам не вынесет ее потухшего взгляда.      

У Московских ворот они расстались с ребятами, которые ехали во второй машине и свернули в переулок.          

Трухин поглядел на Власова.       

- Этим ребятам крепко не поздоровится, если кто-то узнает о сегодняшнем происшествии. Как ты мог рисковать их жизнями? Ты хотя бы  предупредил их, какими могут быть последствия?      

Власов широко улыбнулся.      

- Обижаете, начальник. Все, как в лучших домах Лондона. Для ребят это была своего рода проверка на вшивость и прочность. Им ведь скоро предстоит, как и нам разгребать всю эту грязь. Последний курс как-никак. И они понимают, что когда-то и с ними и их семьями может случиться то же самое, что сейчас случилось с вами. Мне, конечно, пришлось сказать, что вас и вашу жену взяли в заложники и официальным путем вас не освободить. Они же не в другой стране живут. Знают, кем у нас все схвачено и за что заплачено. Болтать они не будут, не дураки, ведь, большие уже мальчики, понимают, что к чему. Номера на машине заменили. Так что, все тип-топ. Можете быть спокойны. А вот нам куда ехать? Надо Татьяну Ивановну спрятать, пока мы до конца с этими сволочами не разберемся.          

Трухин задумался.         

- Да, это проблема. Ни  к кому из нас домой нельзя, быстро вычислят. По ее работе к коллегам, тоже стопроцентной гарантии нет. Ума не приложу. Здесь нужен совершенно посторонний человек, чтобы у них даже мысли о нем не мелькнуло. Слушайте, ребята, а что если к Бесединой? Ну, помните, она у нас по делу проходила, когда я с Татьяной познакомился? Они подругами по несчастью в одно время оказались. У меня о ней тогда хорошее впечатление сложилось.       

Власов перебил его:       

- А если она с мужем помирилась? Захочет ли он ставить  семью под удар? Он мне героем не показался. Да и зуб на нас имеет.         

Борисов повернулся к нему и спросил:      

- Вова, а ты что-то другое можешь предложить? Времени у нас в обрез. Эти господа скоро очухаются, и начнется погоня. Нас свои же остановят, и к Яшину под белы рученьки приведут. И тогда, нам даже Господь Бог не поможет. – Он глянул на Трухина, - давайте рискнем. Я адрес помню. Только вот ночь уже на дворе, откроют ли?          

Трухин посмотрел на часы. Было начало второго ночи.      

- Да, преподнесем хозяйке подарочек ко дню восьмого марта.      

Власов хлопнул ладонью по лбу.         

- Вот черт! Точно, ведь праздничный день сегодня. Значит, на службу сегодня не идти, и у нас есть время на обдумывание дальнейших действий. Так? Жалко только, праздничный обед в честь наших дорогих женщин, придется отменить.      

Борисов хохотнул:         

- Кто-то совсем недавно ныл по этому поводу, что надо будет дарить гору подарков, цветов, льстить, и сыпать комплементами. А самое главное – стоять у плиты и накрывать на стол. Чем же ты теперь не доволен мой друг?      

Власов вздохнул.         

- Да. А вообще, это я так, шутил. Помните, как здорово мы отпраздновали восьмое марта в прошлом году? Настя у нас была за королеву, а мы все ее подданные. Преподносили ей  на бархатной подушечке, выстроившись в очередь, подарки.         

Трухин тихо рассмеялся.       

- Как же, помним, как ты решил сделать сюрприз, и засунул в один из пельменей три копейки, и сам же об него чуть зуб не сломал.             

Власов махнул рукой.      

- А вы-то сами? Перепутали сахар с солью, и щедро приправили им отварную картошку, да еще и подсолнечным маслом полили.       

Борисов счастливо улыбнулся.      

- А помните, что мой младшенький сотворил?         

Все дружно рассмеялись, вспомнив, как им было предложено печенье со взбитыми сливками, но Костя, младший сын Борисова, все сливки съел втихаря, а на печенье выдавил зубную пасту.         

Татьяна очнулась от смеха, звучавшего у самого ее уха.  Она лежала у кого-то на коленях, и ее куда-то везли. Она попыталась не шевелиться, и сделать вид, что все еще спит. Она вспомнила о том, как выпила чай, а дальше – темнота. Значит, она уснула. Скорее всего,  в чае было снотворное. А теперь ее  куда-то везли на машине. Сердце ее бешено забилось, она лихорадочно думала:      

- Надо как-то попытаться сбежать. Может, открыть дверцу машины, и выпрыгнуть? Я разобьюсь, ну и пусть, это все же лучше, чем, то, что мне уготовили.       

Она приоткрыла глаза и нащупала на дверце ручку: Господи, спасибо тебе! – Она резко дернула ручку и врезала мужчине, державшему ее на коленях, локтем в солнечное сплетение. Он резко выдохнул. Татьяна оттолкнула его и открыла дверцу. Машина резко затормозила. Татьяна кубарем скатилась на асфальт, и задохнулась от боли. Кто-то выскочил из машины,  поднял  ее и встряхнул. Она начала вырываться, пока до ее слуха не дошел голос, который она узнала. Она замерла, и посмотрела в лицо, держащего ее мужчины. Это был Борисов.         

- Татьяна Ивановна, Таня, успокойтесь. Это я – Борисов. А в машине Александр Анатольевич и Вовка. Это мы.       

Татьяна заглянула в салон машины, и увидела, пытающегося улыбнуться ей Трухина, и растерянного Власова. Она заплакала, и села на заднее сиденье к Трухину, обняв его за шею. Он гладил ее по голове, что-то шептал, и целовал.       

Борисов снова сел за руль, и они поехали дальше. Когда Татьяна немного успокоилась, она спросила:       

- Как я здесь оказалась?         

Трухин осторожно поинтересовался:      

- Танюша, а что ты помнишь?         

- Я была на работе, меня вызвали в приемное, и какой-то парень сказал, что мне надо срочно ехать к тебе, с тобой что-то случилось, и ты меня ждешь. Я села в машину, а очнулась уже в каком-то подвале, от холода и боли. У меня были связаны руки и ноги. Через какое-то время вошел мужчина и начал говорить мне всякие гадости. Правда, он развязал меня, и даже дал одеяло. Он сказал, что меня, если ты не принесешь им какую-то кассету, или – убьют, или – продадут в рабство. Я была в ужасе. Потом, он предложил мне чай, что бы согреться, я его выпила, и дальше ничего не помню. Очнулась только сейчас в машине, поняла, что меня куда-то везут, ну, а дальше вы знаете. Глупо конечно было выпрыгивать, но я решила, что смерть все-таки предпочтительнее рабства. – Она слабо улыбнулась.          

Трухин облегченно вздохнул: значит, она не помнит, как ее снимали. И никогда об этом не узнает, уж я об этом позабочусь. Кассета у меня, и при малейшей возможности, от нее не останется ни следа. Алекс будет молчать, об этом я тоже позабочусь. Ребята кассеты не видели. Спасибо тебе Господи.            

Трухин крепко обнял Татьяну, и прижал к себе.         

- Прости. Это из-за меня. Я думал у меня сердце разорвется, когда узнал о твоем похищении. Это моя вина. Я не подумал, что они так быстро сумеют тебя вычислить. Мы ведь официально не женаты. Я понадеялся, что до вечера с тобой ничего не случится. Бориса послал, он спрятал Настю с ребятишками, а я к тебе собирался заехать после работы, но опоздал.            

Татьяна тронула Борисова за плечо.      

- Боря, они мне сказали, что искали Настю и мальчиков, их тоже хотели забрать, но не нашли. Вы молодец, успели их увезти.         

Власов чертыхнулся:       

- Вот сволочи!         

Трухин заглянул в глаза Татьяне.         

- Танюша, обо всем, что произошло, и о дальнейшей нашей жизни, мы поговорим после, когда закончим с этим делом. А сейчас нам надо на время тебя спрятать. Мы решили….       

Татьяна перебила его:         

- А разве еще не закончилось? Я думала, раз я с вами, значит, все уже позади. Выходит, нет?          

Трухин покачал головой.         

- Далеко нет, Танюша. Все только начинается. Но я не могу больше подвергать тебя ни какому риску. И вообще больше не смогу.         

- Что ты имеешь в виду?          

-  Таня… .  Нет, об этом поговорим позже. Понимаешь, так получилось, что мы затронули верхушку айсберга, и теперь надо идти до конца. Либо - эта глыба раздавит нас, либо – мы разобьем ее на мелкие кусочки.  Война идет не на жизнь, а на смерть. Ты сама на себе это испытала. В этой войне уже есть два трупа. Если бы ребята не успели, - он кивнул в сторону Борисова и Власова, - трупов было бы больше. Они собирались убить режиссера, снимавшего Заболоцкую, а в последствии и меня. До конца жизни оставить за решеткой ни в чем не повинную девочку. Короче – много чего.         

- А как вам удалось вытащить меня оттуда?         

Власов начал:       

- Только благодаря шефу. Он пошел к ним один, представляете?         

Трухин перебил его:         

- Вова, прекрати. Таня, какая теперь разница: как удалось? Главное – удалось. Постарались все. А больше всех, естественно, Вова. Чего покраснел? Терпи, будешь знать, как дифирамбы другим петь. Разговор не об этом. Таня, мы тут вот что решили: на наши квартиры тебя отвозить нельзя, на работе ты тоже не будешь в безопасности. Нам надо еще дня два-три. У тебя есть место, где бы ты могла спрятаться?       

Татьяна покачала головой.      

- Вряд ли. Ты же знаешь: подруг у меня, кроме Насти, нет. И родственников нет. Знакомые есть, но они все работают вместе со мной, и подвергать опасности их я не хочу. А к Насте с мальчиками мне нельзя?          

Борисов глянул на Трухина.         

- Вряд ли получится. Настя этот маршрут с закрытыми  глазами знает, а вы, Татьяна Ивановна, эту заимку не найдете. И потом, вы женщина заметная, а у них по городу и на вокзалах везде свои люди. Туда двадцать километров по трассе ехать надо, а потом еще пять километров пешком идти. Я Настю с мальчишками там в прошлом году прятал, помните, когда мы делом Свяги занимались, который мальчиков убивал. Насте тогда с мальчишками  пришлось там десять дней жить. Вот с того времени, это место и не «светим».         

Трухин протянул:      

- Да. Этот вариант отпадает. Вов, а может, к какой-нибудь из твоих подружек?      

- Ага. Из каких подружек? А то вы не знаете. Я уже три месяца ни с кем из них не встречался. У меня же с Соней любовь была большая и чистая. Какие уж тут подружки? А к Соне нельзя. Ей самой надо бы тоже на время исчезнуть.         

Татьяна удивленно посмотрела на Власова.         

- А почему была? Володя, что случилось? Соня  такая хорошая девочка и любит вас.         

Власов хмыкнул:       

- Вот - вот, любит. Готова меня изолировать от всего женского населения планеты, а на меньшее,  она не согласна. А вы мне предлагаете пойти к старой подружке с просьбой. Учтите, за эту просьбу ведь потребуют расчет, а расчет у них у всех простой – штамп в паспорте. Нет, если надо для дела, то я готов. Давайте, сейчас попробую сообразить, к кому можно.         

Трухин махнул рукой.         

- Ладно, успокойся, таких жертв нам не надо. Скажи, хорошо, что им очевидно известно о твоих многочисленных похождениях и не постоянстве, поэтому они Соню и не тронули. Хоть  в этом есть положительный момент. Ты Соню предупредил, что бы она все-таки  была осторожнее?       

- Конечно, предупредил. Да она и сама знает. Она сегодня же с ребятами за город уедет. Теперь попробуй, скажи ей, что бы эти хлыщи – молокососы вокруг нее не вертелись. – Он  тяжело вздохнул, - они теперь герои, как же, и все влюблены в нее по уши.       

Трухин, скрывая смех, прокашлялся.      

- Так, ну и что будем делать? Время идет. Может, все-таки, тот вариант, что я предлагал? Таня, мы тут говорили, может, к Бесединой?         

Татьяна удивленно посмотрела на него.          

- Ты имеешь в виду Оксану? Но почему к ней?          

- Видишь ли, я подумал: во-первых:  вы знаете друг друга. Может, не на столько хорошо, но все же. Во-вторых: кому, как не ей знать, на что могут быть способны бандиты. И самое главное, тебя там не будут искать – это точно. Вы ведь с ней за все эти годы не общались ни разу. Танюша, я понимаю, тебе не приятны старые воспоминания и общение с Оксаной не доставит большого удовольствия, но потрепи дня два – три, а?    

Татьяна согласно кивнула:   

- Хорошо. Но почему ты так уверен, что она не откажется меня спрятать?   

Трухин пожал плечами:   

- Не знаю. Но я уверен.   

Борисов завел машину. 

- Тогда поехали. А там видно будет.   

У Финляндского вокзала они были уже далеко за полночь. Благо, что Нева была еще закована льдом, хотя, уже кое-где чернели полыньи с черной водой. Время речного судоходства еще не наступило,  и мосты были не разведены.  В Петербурге, когда наступает сезон  белых ночей,  и солнце прячется всего на три часа в сутки, толпы туристов  и просто любителей  горожан, осаждают набережные: у Литейного моста, у Петропавловской крепости, у Зимнего дворца,   и с восхищением наблюдают за тем, как огромные суда проходят по Неве, между поднятыми вверх, разведенными, словно крылья огромной птицы, частями мостов. В это время город чист, торжественен и прекрасен. Солнечные лучи, отражаясь от позолоченных шпилей Адмиралтейства и Петропавловской крепости, от многочисленных куполов церквей, бегут золотой дорожкой по воде, создавая причудливые конфигурации.   

В это время, если ты случайно застрял на одной из сторон Невы, ты в ловушке. И до пяти утра, ты пленник, отрезанный от другой части города.   

Но нашим друзьям пока везло. Они въехали во двор дома на Лесной улице и заглушили мотор. Трухин повернулся к Власову.   

- Вов, ты посиди в машине, а мы пойдем. Пожелай нам удачи.      

- Желаю, от всего сердца.   

На дверной звонок долго никто не отвечал. В доме стояла полная тишина. Дом спал, вместе с его обитателями.   

Трухин посмотрел на Борисова.   

- Что делать будем? Конечно, кто ночью откроет дверь? Днем-то и то не каждый рискнет. Я как-то об этом не подумал. Ну, что, пошли к машине?   

И тут дверь открылась. В дверном проеме показалось заспанное лицо Оксаны.   

- Вы ко мне?   

Трухин подошел ближе к двери.   

- Вы меня узнаете?    

Оксана окинула взглядом всех троих. 

- Я вас всех узнаю. Разве забудешь людей, которые пусть и косвенно, но способствовали полному изменению всей моей жизни. Проходите, раз пришли. Проходите в гостиную. Я сейчас себя немного в порядок приведу и выйду.    

Она появилась через пять минут. Волосы ее были аккуратно причесаны и стянуты в узел. Свободная футболка и джинсы дополняли облик уже не сонной, а готовой к разговору женщины.   

- И так, я слушаю. Что на этот раз привело вас ко мне?   

Трухин посмотрел на дверь спальной комнаты.   

- Муж дома?      

- Нет, мы с дочерью. Она спит, так, что можете говорить спокойно. Ее и утром –то не добудишься. Приходится два будильника заводить.   

Борисов сочувственно посмотрел на Оксану.   

- Значит, все же не простили Олега? Простите, я лезу не в свое дело.   

Оксана пожала плечами.   

- Сложно все это. Пока, прошло слишком мало времени. Поживем, увидим. Олег сейчас уехал представителем фирмы в Гамбург. Может, это и к лучшему. Но вы ведь приехали ночью не ради того, чтобы узнать: помирились мы с мужем или нет? Я права? – Она бросила быстрый взгляд на Татьяну.   

Трухин кивнул головой.   

- Да, вы правы. Мы к вам с огромной просьбой. С необычной просьбой. И вы вправе нам отказать. С нашей стороны,   ни каких претензий не будет. Понимаете, на данный момент, нам просто больше не к кому обратиться за помощью. Дело у нас опасное, а у вас ребенок. Поэтому, сразу можете не отвечать, подумайте. Ситуация сложилась так, что нам надо спрятать Татьяну дня на два – три в безопасном месте. Вы,  наверное,  слышали об убийстве известной артистки Заболоцкой?   

Оксана кивнула головой.   

- Конечно. И газеты и на телевидении только об этом пишут и говорят.   

- Так вот, наша группа занимается этим делом. Мы вышли на убийц и у нас есть на них улики. Чтобы получить эти улики назад, они взяли Татьяну в заложницы.   

Оксана перебила его.   

- Простите, а при чем здесь Татьяна?   

Трухин смутился.   

- Видите ли, дело в том, что мы с Татьяной состоим в гражданском браке. «Дела»,  бывает,  заканчиваются и так. Мы полюбили друг друга. Они узнали об этом и ударили прямо в цель. Знали, что ради спасения Тани, я пойду у на все.    Нам удалось вытащить Татьяну, можно сказать чудом. Но ей по-прежнему угрожает опасность. Дома, на работе, у друзе,. ей оставаться нельзя – вычислят в момент. И мы подумали о вас. Кому, как не вам знать, что ожидает женщину,  попавшую в руки к таким людям. Когда-то она спасла вам жизнь. Вот мы и решили…   

Оксана перебила его.   

- Даже если бы не она спала мне жизнь, даже если бы на ее месте сидела совершенно незнакомая мне женщина, неужели вы думаете, я выгнала бы ее, зная, что обрекаю на позор или смерть? Кто хоть раз пережил, то что пережили когда-то мы с Татьяной, никогда не откажет в помощи любой женщине, если ей грозит беда.  Конечно, Таня,  оставайтесь столько, сколько понадобиться. Дочка сегодня уйдет в гости с ночевкой. У ее подружки день рождения. Потом, сегодня же праздник. Я думала, мне придется встречать его в одиночестве, а оказывается у меня будет компания. Мы еще так загуляем! – Оксана рассмеялась.   

Трухин облегченно вздохнул.   

- Спасибо вам. Тогда мы поедем. Особенно привлекать внимание к вашему дому, ни к чему. Ни звонить, ни приезжать из нас никто не будет в эти дни. Договоримся так: если у вас случиться что-то, что потребует экстренного вмешательства, то звоните на работу, дежурному и просите выслать наряд на улицу Зверинскую. Мы предупредим. Хорошо?   

Он подошел к Татьяне, нежно поцеловал ее и прошептал:   

- Прости. Я люблю тебя.  – И пошел к выходу.   

Борисов улыбнулся обеим женщинам.   

- Все будет хорошо, вот увидите.    

Дверь за ними закрылась бесшумно. Женщины остались одни. Оксана посмотрела на бледную, уставшую Татьяну.   

- Давай-ка подружка,  будем ложиться спать. Утро вечера мудренее. Я тебе здесь в гостиной постелю. Хорошо?   

- А как ты объяснишь дочери мое появление?   

Оксана улыбнулась. 

- Да нет ничего проще. Скажу, что ты прилетела из Гамбурга, привезла подарки от отца, но приболела, вот и побудешь у нас до выздоровления. Живешь, где-нибудь в Твери. Сойдет? А подарок к восьмому марта, я ей вчера в Пассаже купила. Немецкую юбочку и жакет. Вот ты и отдашь. А дальше видно будет. Договорились?      

Татьяна оглядела себя. 

- Извини, можно мне душ принять? Меня держали в каком-то подвале, на грязном диване.   

- Конечно,  иди. Полотенце, халат в ванной комнате на полочке. Рубашку я положу на подушку. Она новая, ни разу не одевала. Не стесняйся. Может, ты есть хочешь?    

Татьяна покачала головой и поморщилась.   

- Пожалуй, что, нет. Подташнивает немного. Они меня снотворным накачали и еще какой-то гадостью. Голова раскалывается. Хочется только обмыться и спать.   

- Ну и ладно, иди  в ванную, а я пока постель тебе постелю.      

Угомонились они уже ближе к утру. Оксана постелила Татьяне все же в спальной комнате, объяснив это тем, что дочке лучше до следующего дня не знать о гостье в их доме. Мало ли. А так будет безопаснее. А сама легла в гостиной.   

- Так спокойнее будет и мне и тебе. А то девчонки есть девчонки. Похвастается, что отец подарки прислал, надумают прибежать посмотреть. Тебя увидят. А нам лишние разговоры ни к чему. Так ведь? Береженого Бог бережет. Ложись спать. А я встану пораньше, постель уберу, дочку покормлю и отправлю в гости. А потом, если захочешь, поговорим.