Беспредел. Главы 10, 11, 12, 13, 14. Эпилог

 Глава 10    

  Со двора, они выехали с выключенными фарами. Доехав до улицы Карла Маркса, остановились во дворе одного из домов. Этот дом  в народе называли домом Орбели. Внутренняя часть этого двора  была глухая, отделена от проезжей части большим каменным забором и от того не видима.   

  Этот дом был заселен в основном военными, служившими в Военно – медицинской академии. В одной из квартир этого дома жил приятель Власова, который учился с ним в медицинском институте. Теперь же, пройдя переподготовку и став военным врачом, он служил в одной из клиник академии.   

  Власов быстро поднялся на третий этаж и через пять минут вернулся за Трухиным и Борисовым.   

  - Пойдемте. Все нормально. Нам сегодня просто везет, как никогда. Витька через два часа заступает на суточное дежурство и комната в нашем распоряжении до завтрашнего утра.   

  Он поднялись и вошли в квартиру. Когда-то, она насчитывала 12 комнат. Потом, ее поделили на две коммунальные квартиры, а между ними осталась комната, с отдельным входом, темная маленькая прихожая и туалет. Вот в этой отдельной квартире и проживал друг Власова – капитан Ермоленко.   

  Двери, между бывшей огромной квартирой и его комнатой, были забиты наглухо и оклеены обоями. Огромные потолки и большие окна создавали видимость большого пространства. В комнате было тепло и уютно.   

  Капитан Ермоленко – высокий, худощавый парень, застенчиво улыбнулся.   

  - Пользуйтесь. Что найдете в холодильнике – ваше. Здесь вам никто не помешает. Жена с дочкой уехали к родителям на две недели. Я холостякую. Владимир, в общих чертах, рассказал мне о ваших проблемах. Так, что устраивайтесь. Через пятнадцать минут я исчезаю.    

  Оставшись одни, друзья переглянулись и одновременно зевнули. Трухин устало потер лоб. 

  - Вот что, давайте хотя бы часа два вздремнем, иначе от нас толку будет мало. У всех глаза, как у кроликов – красные.   

  Возражать никто не стал. Только Власов, прежде чем улечься в кресле, пошарил в холодильнике и,  найдя там бутылку молока,  с удовольствием ополовинил ее с куском хлеба.   

  Чтобы не заспаться, поставили будильник на 9 утра. Когда он прозвенел, Власов, открыв глаза, с удивлением потряс его, потом посмотрел на наручные часы, не веря, что время прошло так быстро и пора вставать. Ему показалось, что прошло всего лишь пять минут, как он закрыл глаза.   

  - Свинство какое-то. Почему, когда спишь, время идет так быстро? Только глаза сомкнул и на тебе! Трезвонит ведь, сволочь.   

  Трухин хлопнул его по плечу.   

  - Не ворчи, как старый дед. Давай быстро десять отжиманий, умойся холодной водой и будешь в порядке.  Сейчас перекусим,  и совсем повеселеешь. Так, что мы имеем? – Он открыл холодильник, - да, сразу видно, жены дома нет. Пачка пельменей и 4 яйца. Ну, что, варим пельмени? Надеюсь, хозяин не обидится? Расходы мы ему компенсируем.   

  С удовольствием позавтракав и выпив по чашке горячего чая, они пришли в более – менее сносную форму.   

  - Ну, что, сыщики, с чего начнем? – Трухин потянулся и посмотрел на друзей. – У кого какие идеи? Какие предложения?      

  Борисов пожал плечами. 

  - А какие могут быть идеи? Тут уж или они нас, или мы их, третьего не дано. Я считаю, надо как-то прорываться на телевидение и пускать эту информацию в эфир. Я имею в виду, пленку с Яшиным. Тогда, официальным властям деваться будет некуда и придется принимать решение. Только так мы можем,  и эти два убийства на них повесить и себя спасти.   

  Власов хмыкнул.   

  - Ага, кто же рискнет своей головой, без разрешения вышестоящего начальства и запустит такую «бомбу» в эфир? А если начнут запрашивать разрешение на выпуск, тут же получат на это «табу» и все, от нас одно мокрое место останется.   

  Трухин задумчиво произнес: - А если нам попробовать на «самого» выйти? И ему это все рассказать и показать?      

  - Ну, да, кто же захочет «сор из избы выносить»? Яшин же в обойме – Власов возмущенно фыркнул, - скажут: фотомонтаж, клевета. Заберут у нас эту пленку,  и Нюся сядет на нары за два убийства, на почве ревности. А про нас я вообще молчу.   

  Трухин встал и вышел в прихожую.   

  - Да, чуть не забыл. Мне кое - что тут надо сжечь. Не спрашивайте что, не скажу и не покажу. – Через минуту он занес сумку, которую взял с собой из шахматного домика.       

  Открыв ее, он достал кинокамеру и вдруг замер.         

  -  Ребята, я же совсем забыл!  Когда мы уходили, я захватил кинокамеру, которая у Алекса была. Интересно, что он еще наснимал?          

  Власов окинул взглядом  комнату.         

  - Кто-нибудь видик видит?         

  Борисов покачал головой.         

  - Вова, российские офицеры пока не настолько богаты, чтобы иметь кинотеатр на дому. – Он взял видеокамеру, повертел ее в руках, почитал надписи, и продолжил, -  а тут и не нужен видик. Здесь можно прямо в камере просматривать, что отснято. Только все в мелком изображении будет. Надо вот на эту кнопочку нажать, и все.       

  Трухин забрал у него видеокамеру.         

  - Дай, сначала я посмотрю. Не обижайтесь ребята, так надо, потом объясню. Хорошо?         

  Борисов кивнул.       

  - Александр Анатольевич, надо только пленку сначала назад перемотать, на начало. Давайте я. – Он немного поколдовал над видеокамерой и протянул ее Трухину, - ну, вот, готово. Смотрите.      

  Трухин прильнул к окошечку видеокамеры. Посмотрев несколько минут, он выключил ее, и посмотрел на друзей.         

  - Ну и Алекс! Вот тебе и режиссер. Как ему только это удалось? Если бы они узнали, ему бы моментально «крышка»  была. Хотя, они и не скрывали, что собираются его ликвидировать. Может, для него это был единственный шанс, что кто-то увидит, то, что он здесь снял.       

  Власов с любопытством посмотрел на Трухина.         

  - А можно глянуть?       

  - На, смотри.       

  Просмотрев пленку Власов присвиснул.         

  - Вот это да! Это же почище той пленки, которая у нас. Здесь же весь ваш разговор с Яшиным и Черным записан. Тут же открытым текстом идет разговор о вашей ликвидации, о признании в убийствах Заболоцкой и Ашота, и предполагаемой участи Татьяны и Алекса. Ай да Алекс, ай да чертов сын!  Как же он умудрился это снять?            

  - На то он, Вова, и режиссер, знает на какую кнопочку нажать, что бы бесшумно снимала. Терять ему было нечего, вот он и рискнул. – Трухин устало помассировал виски, - ребята, я надеюсь, весь разговор о Татьяне и о том, что они там с ней делали, пока она была без сознания, дальше этой комнаты не уйдет. Я не хочу, что бы она об этом узнала, и надеюсь, что она об этом не узнает никогда.         

  Власов обиженно протянул:  - Обижаете. Мы же не враги Татьяне Ивановне. Да я сам любому язык отрежу, если услышу о ней что-нибудь плохое. Где эта пленка?       

  Трухин достал из внутреннего кармана кассету.         

  - Вот она. Вов, это надо сжечь.         

  Власов и Трухин вышли на улицу, вытащили из кассеты пленку  и сожгли ее, а кассету разломали на мелкие кусочки. После чего вернулись в квартиру.         

  - Так, одно доброе дело сделали. Теперь давайте думать: как нам новую информацию использовать? Шантаж отпадает сразу, он нам ничего не дает. В покое нас они все равно не оставят. – Трухин вытер руки полотенцем и сел к столу.   

  - Пока они не знают о пленке снятой Алексом во время вашего разговора, но если узнают, то перестреляют нас как куропаток и на этом все дело закончится. – Борисов чертыхнулся, - вот время настало. Убийцу, вора, насильника, наркомана – не можем арестовать. Он,  видите ли, лицо неприкосновенное. Вот такие, как он, примазались к власти, прилипли к ней, словно пиявки и творят что хотят.  Умора, сыщики Угро, имея на руках кучу улик, ни черта не могут сделать. Тюрьмы переполнены невинно осужденными или простыми воришками, а настоящие «паханы» на свободе. Живут и в ус не дуют, прикрываясь: или мандатом, или занимаемой должностью и связями. Не знаю, сколько я еще смогу выдержать это? Служить такой власти? Воротит. Посмотрите на наших коллег: ведь больше половины служат усердно, как Скрябин, криминалу, либо сами занимаются вымогательством и бандитизмом. Как мы могли дойти до этого? Я ведь раньше гордился, тем, что служу в Угро, а теперь, стараюсь промолчать, когда задают вопрос о работе. Мне стыдно.    

  Власов тяжело вздохнул. 

  - Боря и не говори. Я медицину бросил. Считал, обезвреживая бандитов, больше пользы людям принесу. А на деле?      

  Трухин встал и сердито посмотрел на друзей.    

  - Вы что это нюни распустили? Нытье прекратить! Всегда и во все времена были – люди,  и были – людишки. И смуты в России хватало и лже- царей и лжепророков и вождей разных мастей, и сволочей разных. А Россия жила, живет,  и будет жить!  Тоже мне, мужики. В причеты кинулись. Руки опустили. Забыли, кто за вашими спинами стоит? Решили их на произвол судьбы кинуть? Значит, твои Боря – Настя с ребятишками пусть до скончания века на этой Богом забытой заимке сидят, так? Нюся в тюрьме, Татьяна в борделе, а Алекс на кладбище, вместе с вашим покорным слугой? Думать надо, а не сопли распускать!      

В  ласов с Борисовым виновато переглянулись. Власов неуверенно произнес:   

  - Да мы, что? Мы, ничего. Так, пофилософствовали немного. Обидно же.    

  - Все,  пар выпустили, обиды высказали,  и хватит. Пора работать. Вова, пошевели извилинами, у тебя же всегда полно идей. Неужели на этот раз ничего?    

  - Почему ничего? Идей-то как раз воз и маленькая тележка. Вопрос только в том, как воплотить их в жизнь?             

  Трухин, вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.   

  - Ребята, совсем ум за разум зашел.  А где у нас Алекс? Говорим о нем, говорим. Мы же его с собой забирали. Борь, ты его, вроде, на себе тащил? Куда ты его дел? В машину к ребятам загрузил что ли?    

  Борисов растерянно посмотрел на него.   

  - В багажник, вроде. Такая суматоха была. Точно, в багажник. Во второй машине четверо ребят было и Соня, куда его еще толкать? Да и им он ни к чему. А в нашей машине, на заднем сидении,  вы с Татьяной Ивановной были. Татьяна Ивановна лежала, вот я его в багажнике и устроил. – Борисов побледнел, - вот, черт! Вылетело совсем из головы, со всей этой кутерьмой. На улице-то градуса три – четыре тепла. Замерз мужик наверное. Ну, елки! Такого еще со мной не было.   

  Он сорвался с места и выбежал из комнаты. Следом за ним выскочил Власов. Через пять минут, они завели в квартиру: посиневшего, испуганного, дрожащего и цокающего зубами Капустина. От некогда холеного и франтоватого режиссера не осталось и следа. От него пахло, как от застарелого бомжа. Он то и дело шмыгал носом и всхлипывал.   

  Трухин подошел к нему.   

  - Александр Петрович, ради Бога, извините. Сейчас поедите, попьете чайку, согреетесь, успокоитесь и мы поговорим.    

  Он повернулся к Власову.   

  - Вова, поищи, может водка или спирт есть. Ему бы выпить, а то после ночи в таком месте, пневмония обеспечена.   

   Капустин с жалостью поглядел на свой, бывший когда-то бежевого цвета костюм, который теперь был весь в мазутных пятнах, пах бензином и мочевыми ингаляциями и густо покраснел.    

  - Мне бы переодеться, если можно. Я думал, это бандиты оставили меня там умирать, в этом багажнике. Когда я пришел в себя, сначала решил, что я в гробу. Чуть со страха сердце не разорвалось. Потом, понял, что в машине, в багажнике. Подергал, не открывается. Я начал стучать, звать на помощь – тишина. Поэтому и решил, что меня вывезли за город и бросили вместе с машиной. – Он всхлипнул. – Там фуфайка лежала, я закутался, а так бы замерз насмерть.      

  Трухин успокаивающе похлопал его по плечу.   

  - Ну, вес, все. Сейчас умоетесь, обмоетесь,  и все будет хорошо.   

  - Вова, - он глянул на Власова, - нагрей воды и поищи какие-нибудь брюки.       

  А Власова в это время душил приступ смеха. Он понимал, что это не хорошо и не красиво, но ничего не мог с собой поделать. Трясущийся и распространяющий ароматы помойки Капустин, напомнил ему Труса из «Кавказской пленницы», вылезающего из рефрижератора. И он, чтобы не расхохотаться в голос, начал бурчать себе под нос: 
- Я у Витьки просил место, где можно отсидеться, а что получается? Пельмени сожрали, молоко выпили, теперь водку подавай, да еще и штаны в придачу. Я потом с ним  не рассчитаюсь. Вам-то, что? Нате, пейте, ешьте, пользуйтесь чужим добром, пока хозяев нет дома.      

  - Не бурчи. Живы останемся, рассчитаемся с твоим Виктором. Не обеднеет. – Борисов налил в стакан водки и протянул Капустину, - выпейте.   

  После того, как Алекс помылся, поел и был  укутан в одеяло,  он уснул.   

  - Еще одно чудо на нашу голову свалилось. Хорошо, хоть во время вспомнили, а ведь могли и не вспомнить. – Власов рассмеялся.      

  Трухин покачал головой.   

  - Ой, Вовка, ну что ты за человек? Я же видел, как ты смехом давишься. А представь себя на его месте. Я думаю, не очень бы веселился. То-то и оно.   

  Вдруг и Борисов рассмеялся. Через минуту в комнате стоял смех, смахивающий на истерический. Сказывалось ночное напряжение, усталость, неопределенность. Перебивая друг друга,  и давясь смехом,  они вспоминали, как Алиса «домогалась» бандитов, охранявших дом, а они ползли по мокрой, холодной земле. Как  напали на охрану, связали их, потом ворвались в дом, как Борисов, словно бревно волок на себе Алекса и,  засунув его в багажник, забыл о нем. Трухин рассказывал, как Алиса приставала к Чорному, изображая пьяньчужку. Как она пела матерные частушки  и предъявляла претензии, что ей пренебрегли, как женщиной.    

  Минут через двадцать, вытирая слезы, выступившие на глаза от смеха, они затихли. Наступило полное расслабление,  и даже какая-то отрешенность. Так прошло не менее получаса.    

  Потом, друзья посмотрели друг на друга и поняли: они снова готовы сражаться. Сражаться за спокойствие и нормальную жизнь своих близких. За людей, надеющихся на них.  На их: честь, совесть и порядочность. Потому, что именно они стоят на страже закона и служат этому закону, а не людям, сумевшим пристроиться, присосаться к власти и к государству и словно паразит, пьющим кровь у невинной жертвы.               

                Глава 11   

 
  Полковник Скрябин стоял на вытяжку перед Яшиным и, обливаясь холодным потом, лепетал, что-то не вразумительное.    

  Яшин метал гром и молнии.       

  - Мы для чего тебя послали в Управление внутренних дел?  Для того, что бы там штаны протирал, и пузо набивал за наш счет и счет государства? Ерундовый вопрос  решить не можешь! С группой подчиненных тебе людей справиться не умеешь. Какой ты к черту начальник, если не знаешь, где на данный момент находятся твои подчиненные!         

  - Так ведь праздник сегодня. День не рабочий. Мало ли где они могут быть, - мямлил Скрябин, - вот завтра я с них три шкуры сдеру.         

  - Тебе не шкуры сдирать надо, а от дела их отстранить потребовать, что бы они передали все документы с вещественными доказательствами другой группе. И не просто другой, а той, где у тебя свои люди. Если уж ты это сделать не сможешь, то тогда вообще, что ты можешь, и на кой черт ты нам нужен?      

  Скрябин трещал пальцами, ломая руки, и потел. Яшин поморщился.       

  - Да не трещи ты! И вонища, как от борова. Одеколона что ли нет? Протрись, противно. Что с девкой этой – домработницей Заболоцкой?      

  - Трухин распорядился ее в медицинский изолятор поместить. Ей ребята дозу большую вкололи, не рассчитали. Теперь на допрос, без разрешения врача вызвать не можем.         

  - Дуболомы, - Яшин выругался, - простое дело и так завалить. Ну, чего было проще? Есть два трупа. Есть подозреваемая, с полным набором улик, на которую рукой замахнись, и она сознается,  в чем хочешь. Есть свой человек, занимающий не маленький пост в этом самом УВД, от которого требуется самая малость – получить признание от этой девки. А в результате – кукиш с маслом. Страна идиотов, дебилов и трусов. И с такими людьми мне приходится работать. Быдло. – Он глянул на Скрябина, - так, друг ситный, даю тебе время до завтрашнего утра, часов до одиннадцати. Если к этому времени кассета не будет лежать передо мной, а девка не подпишет признание, значит, ты подпишешь приговор себе. Все, можешь идти. Похороны с почестями не обещаю.       

  Скрябин вылетел от Яшина пробкой и, сев в машину, долго отдувался, приходя в себя и кляня,  на чем  стоит свет, и Трухина с его принципиальностью,  и Яшина с его беспринципностью и возможностями. Выхода из создавшейся ситуации он не видел. Он видел тупик и разрытую могилу, с брошенными рядом венками.       

  С девчонкой, конечно, справиться можно. А вот Трухин со своими ребятами ему явно не по зубам. Он пытался и заигрывать с ними, и войти в доверие, в контакт, пытался запугать, даже приложил руку к тому, что Трухин получил за предыдущее дело выговор, вместо благодарности, и не получил очередного звания – но все безрезультатно. Они видели его насквозь. К тому же, на этот раз, ему пришлось играть в открытую. Теперь  они знали,  точно, что он работает на мафию,  и покрывает их делишки.       

  Начальник Уголовного розыска благоволит к Трухину, и восхищается им, хотя тоже побаивается его прямолинейности, неподкупности и упрямства.   Трухин ведь именно через него «отбил» дело Самохиной себе. Как теперь сделать так, что бы оно снова вернулось к Трушкину? Начальник УВД, взял раскрытие убийства популярной артистки театра и кино под свой личный контроль. Он знает, кому поручено ведение этого дела, и сменить без особых оснований группу Трухина на группу Трушкина не реально. И к тому же он имеет покровителей выше Яшина. Прикончить эту Самохину в изоляторе? Тоже не выход. Даже если ее заставить предсмертную записку написать. Яшину нужен громкий процесс и признание. Скрябин скрипнул зубами.      

   Сам обделался, - подумал он про Яшина, - и Трухин был в его руках и его баба, он упустил, а теперь на меня все свалить пытается. Не занимался бы непотребными делами, да еще с малолетками, так никаких проблем бы и не было. А то еще дал себя на пленку снять. Козел! Теперь из-за его маленьких «слабостей», я должен свою жизнь отдать? Сволочь! – Он ударил кулаком по рулю машины.  – Кто же помог отбить Трухина и его  бабу? Яшин сказал, была группа спецназа, но это вранье. Я навел справки, ни одна из групп в район Парка Победы не выезжала. Наши, тоже там не были. Так кто же? И где сейчас находятся эти три головные боли полковника Скрябина? Дома их нет. Ребята проверяли. На работе, не появлялись. И баб своих, со щенками попрятали. У какой-нибудь из Власовских подружек сейчас сидят,  и праздник отмечают. А тут  голову из-за них ломаешь, да за жизнь свою трясешься. Так, а это идея! Можно попробовать всех его подружек «прошерстить». В принципе, это не так и сложно. Половина сотрудников в курсе его любовных похождений.    

  Скрябин завел машину и поехал на работу.   

  Дежурный офицер при виде заместителя начальника Управления встал.   

  - Здравия желаю! Дежурный – капитан Саенко.    

  Скрябин сделал заинтересованное лицо.   

  - Ну, как тут у нас, спокойно?    

  - Более-менее. Звонки есть, но так, в основном бытовые разборки.   

  - Хорошо. У тебя чаек найдется?   

  Саенко расплылся в улыбке.   

  - А как же. Сейчас. Я быстро.   

  Он лихорадочно начал доставать заварку, ставить чайник. Сам заместитель снизошел до того, чтобы попить с ним чай.   

  Скрябин удобнее устроился на стуле и как бы,  между прочим,  завел разговор о женщинах. Потом, перешел к женщинам, которые работали у них в Управлении. Так незаметно для Саенко, разговор перешел на Власова.   

  - Да, Власов любит женский пол и покуролесить. С ним вечно какие-нибудь приключения случаются. Девки от него просто млеют. Не знаю, что они в нем такого находят? По мне, так мужик, как мужик, ничего особенного. Но этих баб ведь сам черт не разберет. Хотя, вроде в последнее время он остепенился. С одной начал встречаться. А раньше, - Саенко рассмеялся, -  даже пулю умудрился схлопотать от ревнивого мужа?    

  Скрябин осторожно поинтересовался.    

  - И кто же эта красавица, которая смогла покорить этого сердцееда?   

  - Да вы ее видели,  наверное. Она у нас не так давно практику проходила. Как раз в их группе. Соней зовут. Отчаянная девчонка! Хотя, поговаривают, что он уже и с ней горшок об горшок и в разные стороны. Власов, он и есть Власов. Бабник, одно слово. Что с него возьмешь?    

  Скрябин встал.   

  - Ну, спасибо за чай, капитан, за беседу. Пора идти. Работа ждет. – Он быстро прошел к себе в кабинет. Он вспомнил, что у него где-то был список студентов юридического факультета Университета, которых к ним присылали на практику.  Перебрав все бумаги, лежащие на столе в папках, он нашел этот листок. Найдя нужное ему имя, он выписал фамилию, домашний адрес и телефон Софьи Сойки, и повеселел.   

  Так, одна зацепка появилась. Надо попробовать. Чем черт не шутит? Может, вся компания сейчас там? Да, но как это проверить?   

  Немного поколебавшись, он снял трубку и набрал номер домашнего телефона Сони.   

  Трубку сняла женщина. Скрябин наигранно – веселым голосом произнес: - С праздником вас! С днем весны! Добрый день. Будьте так добры, Соню пригласите. Кто спрашивает? Это ее однокурсник, мы учимся вместе. Вот, хотел поздравить ее с праздником. Как нет? А где она? Уехала? А не подскажите куда? С группой за город? А когда вернется? С ночевкой уехала? Жаль, жаль. А может,  вы мне подскажете адрес, куда они уехали? Я бы ей сюрприз сделал.    Не знаете? И даже телефона не оставила? Как же так вы ее отпустили?  Время сейчас такое, знать надо:  куда дочь отпускаете и с кем. Мало ли что.  Да нет, я вам нотацию не читаю. Просто переживаю за Сонечку. Вы знаете, она мне очень нравиться. Очевидно, это ревность во мне говорит. Да, простите, а Власов тоже с ней поехал? Да, знаю. Вот к нему и ревную. Он ей просто проходу не дает. Я узнавал, о нем плохая молва идет, учтите это и скажите Соне, она меня слушать не хочет. Не было Власова? Да, что вы? Не встречаются уже? Вот спасибо! Вы мне такой подарок сделали. Еще раз, с праздником вас!    

  Скрябин повесил трубку и сплюнул.   

  - Прокол. Действительно, бабник.  «Поматросил и бросил». Но девочка видно долго не страдала, ушла в загул.   Нет, надо бы еще раз проверить. Что-то мне подсказывает, не так все просто с этой Соней.    

  Он закрыл кабинет и поехал домой. Дома, он позвал к себе в кабинет дочку и протянул ей трубку.   

  - Позвони  и спроси Соню.    

  Дочка с удивлением посмотрела на него.   

  - Какую еще Соню? Пап, ты, что, во влюбленного школьника играешь? Неужели,  испугался   мамы? Я имею в виду – Сониной?    

  Скрябин рявкнул: - Звони, кому сказал! Острячка выискалась.   

  Дочка капризно надула губы.   

  - Если будешь на меня кричать, я,  вообще ничего делать не буду.    

  Дочка у Скрябина была любимицей,  и он редко позволял себе разговаривать с ней в таком тоне и тем более кричать на нее. Ей было двадцать лет. Она училась в Институте музыки и кинематографии. Мнила себя красавицей и непревзойденной актрисой. Скрябин, в свое время как мог,  пытался отговорить ее от такого выбора профессии. Но потерпел фиаско. И теперь, глядя на свою Любочку, с ужасом думал, что станет с ней, если не станет его. Пока у нее есть такой папа, Любочка в безопасности. Скрябин знал всю невидимую,  для непосвященного человека, жизнь шоу – бизнеса, закулисные интриги, склоки и возможность получения ролей. Судьбы Заболоцкой, для своей Любочки, он не желал. Поэтому, понимал: ему, во что бы то ни стало надо удержаться на плаву. Надо выжить.    

  Он сурово посмотрел на дочь.   

  - Я кому сказа, звони! Спросишь Соню. Скажешь, что ты ее подруга. Проспала и отстала от группы. Теперь,  тебе нужен адрес,  и как туда добраться. Поняла? Или еще раз объяснить?    

  Люба взяла трубку.   

  - А если она дома?   

  - Если дома, то скажешь ей, что ты любовница Власова и закатишь ей истерику. Будешь кричать, что он обещал на тебе жениться, а она встала на твоем пути. Ты же актриса!  Почему я должен тебя учить? Импровизируй на ходу. Мне необходимо выяснить дома ли она,  и есть ли там Власов. А если не дома, то где? Давай, дочка, помогай. Не сердись на своего старого папку.   

  Люба набрала названный номер.   

  - Добрый день. С праздником вас! Спасибо. А Соню можно? Уехала? Знаете, я собиралась ехать с ними и проспала. Так хочется к ним, а адрес забыла. Да,  честно говоря,  и не старалась запомнить. Договорились на вокзале собраться, вот я и не записала. Такая растяпа. Мама меня за это все время ругает и все бестолку. Не знаете? Какая жалость! Ну, ладно, попробую, еще позвонить домой ребятам, может,  кто из родителей знает адрес. До свидания.   

  Она положила трубку,  и взглянув на отца пожала плечами.   

  - Не знает она. Пап, а что случилось? Я тебя давно таким не видела.   

  Скрябин махнул рукой.   

  - Ничего. Иди. Спасибо. Извини  еще раз  детка за резкость. Работа. Ах, да! Девочка моя, я ведь не поздравил тебя с праздником!      

  Люба снова надула губки.   

   - Мало того, что не поздравил, так еще и накричал. А обещал нам с мамой принести пригласительные билеты,  в Таврический на праздник.   

  Скрябин полез во внутренний карман пиджака.   

  - Вот вам билеты. Наряжайтесь и поезжайте веселитесь.    

  - А ты?   

  - Мне некогда. У меня много работы. Будьте осторожнее. Может, позже и я подъеду.    

  Дочка довольно чмокнула его в щеку и выскочила за дверь. Скрябин тоскливо подумал о том, что это может быть его последний подарок дочери. О жене он не думал. Они давно уже жили каждый своей жизнью.    

  - Значит, надо ждать завтрашнего утра. Будь он неладен, этот праздник! Но пока я еще жив, надо этим пользоваться. – Он снял трубку и набрал номер, - Котик, это я. Как это забыл? Еду, жди.    

  Он оделся, вышел на улицу, сел в машину и поехал к любовнице.

                Глава 12   

 
  Соня действительно уехала за город, а если точнее, в Кировск, к деду одного из ребят. Так им посоветовал сделать Борисов. В случае чего, у них было алиби. Дед бы подтвердил, что они приехали седьмого вечером и ночь и следующий день провели у него.   

  Сейчас, сидя у печки, они уминали за обе щеки еще теплый хлеб, запивая его молоком, и вспоминали ночной налет. Они хохотали, дурачились, и только Соня была серьезной. Она переживала за Власова, за Татьяну, за всех  – понимая, в какую сложную ситуацию они попали.   

  Она злилась на Власова и в то же время отчаянно боялась за него. Она понимала, что полюбила непутевого, безалаберного парня, но ничего не могла с этим поделать. Она видела все его плюсы и минусы. Уважала за честность, верность друзьям, порядочность и бесстрашие. И не понимала его ветрености, беспечности, бесшабашности и двойного стандарта по отношению к себе и к ней. Его беспричинная и яростная ревность унижала ее. Хотя, он удивлялся, если она начинала ревновать его.       

  - Подумаешь, ну сходил вчера в кино со старой знакомой. Ты же была занята, у тебя был зачет. А мне дома одному сидеть, что ли? Ну, поцеловал на прощание, это же не серьезно. – Так объяснял он ей свои  встречи с другими девушками.         

  Соня страдала, но не как не могла решиться на полный разрыв. Потому, что такие отношения ее не устраивали.      

  Сейчас ему грозила опасность, и она, забыв про все свои обиды, переживала и не находила себе места. Ей хотелось вернуться в город и быть рядом с ним. Но она понимала, что этого делать нельзя, поэтому сидела у печки и с грустным выражением лица грызла горбушку хлеба, не ощущая ее вкуса.         

  В это время Власов, расхаживая по комнате, излагал внимающей аудитории, состоящей из Трухина и Борисова, (не считая спящего Капустина) свои идеи.         

  Идей было несколько:         

  Первая заключалась в том, что кто-то из них должен срочно улететь или уехать поездом в Москву. Там попробовать прорваться на центральное телевидение и на весь белый свет запустить эти две пленки, разоблачающие и обличающие Яшина.      

  Эту идею Трухин отмел сразу.          

  - Вова, это не серьезно. Это только в кино так бывает. Во-первых, даже если кому-то из нас удастся выехать из города не замеченным,  и  добраться до Москвы, то кто тебя пустит на телевидение? Во-вторых, даже если и пустит, то не проверенные факты и без подтверждения экспертизы, никто этого показывать не станет. А для того, что бы их проверить, сделают запрос сюда. Ты глазом не успеешь моргнуть, как тебя обвинят в подделке, монтаже, объявят не вменяемым и, предварительно отобрав материалы, упрячут либо - в психушку, либо – в Кресты, за клевету.   В третьих, я не хочу, что бы на всю страну показывали и рассказывали то, что они проделывали со спящей Татьяной. Я не прав?         

  Власов вздохнул.       

  - Конечно, правы. Ладно, эта идея не проходит. Значит, Москву отметаем, и будем разбираться тут, своими силами. Я правильно понял?       

  Трухин кивнул.         

  - Правильно.       

  - Тогда другая идея. Как говорили раньше: пробуем решать все через наше питерское телевидение. Вон у нас на диванчике дрыхнет «модный» режиссер, который знает на этом телевидении все ходы и выходы, и всех теле ведущих. Потом, Боря знает Фридмана, а Фридман на телевидении решает если не все, то многое.       

  - И ты думаешь, Фридман пойдет на это? Ради чего он будет рисковать своим местом, благополучием, а может, даже, и жизнью? Да я больше чем уверен, что люди Яшина с ним уже связались, нас там ждут и горячий прием нам обеспечен. Ты забываешь, кто такой Яшин. Фридман, что касается этого дела,  не сделает и шага без  разрешения. И опять же, обязательно найдутся «компетентные» люди, которые скажут, что все это фотомонтаж, и с десяток профессионалов поставят под этим заключением свои подписи. -  Трухин устало закрыл глаза. – Надо думать, как их обыграть без показа этих кассет на телевидении. Я согласен, это обличающий материал и без него не обойтись, но этот материал надо еще умело преподнести, и главное: знать: куда и кому.         

  Борисов задумчиво произнес:  - А может нам попытаться каким-то образом выйти на мэра и ему все это рассказать и показать?         

  - И как ты на него собираешься выходить? Кто тебя к нему подпустит? Я думаю, Яшин этот вариант проработал в первую очередь, и теперь рядом с мэром обязательно толкутся его люди. А потом, ты уверен в том, что мэр не в курсе всех, так называемых чудачеств и прихотей Яшина? Яшин же в открытую окружил себя бандитами, «авторитетами», а мэр как будто этого не замечает. Тебе не кажется это подозрительным?       

  - Может, через депутатов попробовать, через Законодательное собрание? – Власов вопросительно посмотрел на друзей.         

  - Ну, эти превратят все в фарс. Будут неделю обсуждать, кричать, перескандалят, и ни к чему определенному не придут. А нас за это время по-тихому ликвидируют, устроят какую-нибудь автомобильную катастрофу, и Нюся получит пожизненное заключение.            

  Власов с досадой пнул ножку ни в чем не повинного стола и сморщился от боли.      

  - Может этого гада просто пристрелить? А что? Я возьму этот грех на себя. На том свете мне это только в плюс зачтется.       

  Трухин невесело усмехнулся:         

  - Нет, ребята. Их методами мы работать не будем. Опуститься до их уровня я не позволю ни вам, ни себе. Вы забыли, кто мы? Мы опера, а не уголовники. Надо придумывать что-то другое. Выход должен быть. Безвыходных положений не бывает. Думайте. До завтрашнего утра у нас еще уйма времени. Этот праздник, как подарок для нас, хотя и не по назначению. Нюсю, пока она в изоляторе, надеюсь, никто не тронет. Алекс у нас. Семьи в безопасности, и время есть, чего еще желать? Вот если мы до утра не найдем выход – тогда будет катастрофа. Нас отстранят от дела, Скрябин постарается. Нюсю заставят подписать признание, а нам, как я и говорил, устроят что-то, вроде, автомобильной катастрофы, а потом пышные похороны за счет государства, с оружейными залпами.   – Трухин на минуту задумался, потом посмотрел на друзей, - лично я вижу лишь один выход.            

  - Какой? – В голос спросили Борисов и Власов.         

  - Нестеренко. Нам может помочь только он. Во-первых, он начальник УВД, генерал, и сам по себе мировой мужик. Во-вторых, он не подчиняется ни мэру, ни тем более Яшину. В третьих, он терпеть не может Скрябина, я об этом слышал. И в четвертых, он пользуется поддержкой Москвы, поэтому его пока и не трогают – боятся. Ну, и последнее – он все же наш начальник, и мы просто обязаны ему об этом доложить, тем более, что это дело взято им на личный контроль, Ну а уж то, что мы нарушаем субординацию и собираемся это сделать через головы непосредственных начальников, так на это есть очень веские причины. Я считаю: Нестеренко – это наш единственный шанс.         

  Власов развел руками.       

  - Ну, шеф, вы голова, как я до этого сам не додумался? Это же элементарно, как дважды два. Все гениальное просто.   

  Трухин улыбнулся.   

  - Вот именно.  Мы на время растерялись, вот и все. Не ожидали такой реакции, такого «прессинга». А потом, Вовка, тебя ведь вечно на авантюры тянет, а я человек приземленный. Ты панацею от бед в Москве думал искать, а я в собственном Управлении. Вот этим мы с тобой и различаемся. Тебе все куда-то лететь надо, а мен уж не до полетов.   

  - «Рожденный ползать – летать не может», - Власов, изображая сожаление на лице, посмотрел на Трухина.   

  Все рассмеялись.   

  - Ну, вот и повеселели. Теперь давайте думать: когда выходить на генерала и кому?  Я думаю, что надо сегодня. Завтра, можем опоздать. Как только его адрес или телефон узнать, вот в чем вопрос?    

  Вдруг раздался голос проснувшегося Капустина:    

  - Так он сегодня, как и все руководство города, на празднике, в Таврическом дворце будет.   

  Борисов хлопнул рукой по колену.   

  - Вот, черт! А туда не прорвешься. И приемы эти все до глубокой ночи затягиваются, а потом он в машину и баиньки.    

  Капустин неуверенно посмотрел на Трухина.   

  - У меня дома два пригласительных билета есть. Фридман дал. Я должен был снимать. Хотел в одну из картин вставить сюжет празднования и чествования женщин администрацией города.   

  У Власова загорелись глаза.    

  - А это идея! Увести генерала прямо с приема, сюда, к нам.   

  Борисов постучал пальцами по лбу.    

  - Вов, у тебя крыша поехала. Думай, хоть маленько. Наши физиономии там теперь каждому охраннику известны. И господину режиссеру там показываться нельзя. На этот раз у них осечки уже не выйдет.    

- Борь, ну до чего же ты прямой, как телеграфный столб. Я, что, предлагаю на входе предъявлять удостоверение,  вмесите с билетом? Тебя туда конечно посылать нельзя. С твоим ростом, а главное, выражением лица. Тебя хоть под Эйфелеву башню загримируй, все равно узнают. На счет Алекса, это ты правильно сказал, его каждая собака из актерско - режиссерской среды знает. Александр Анатольевич само собой отпадает….   

  - Это еще почему, позволь тебя спросить? – Перебил его Трухин.      

  - Вы же у нас мозговой центр, координатор и шеф в одном лице. Случись чего-нибудь с  вами,  и,  что мы с Борисом  делать будем?    

  - Ну, смогли же у Яшина отбить?   

  - Помахать «шашками» – это мы можем, в «войнушку» поиграть, а на большее – мозгов не хватает. Эту истину вы только что с блеском нам доказали. Так, что придется идти мне. Кидаться грудью на амбразуру и получать по любому поводу пулю, видать такова моя судьба, - нарочито - горестно вздохнул Власов, -  возражения ни в какой форме не принимаются. Пожелания, наставления, рекомендации – крайне необходимы и желательны. Интересно, если я и на этот раз получу пулю, может,  мне майора досрочно присвоят, правда, хотелось, чтобы не посмертно. Вот тогда уж я над Борькой поиздеваюсь всласть.  Слышь, Борисов?    

  - Вов, кончай дурить. Нормальным языком объясни, что ты задумал? – Одернул Трухин Власова.      

  - Что я надумал? А вот что. Сейчас я надеваю форму Витьки, благо, мы примерно один размер носим. На капитана медицинской службы, тем более возле Военно -медицинской академии, никто ни какого внимания не обратит. Спокойно выхожу на улицу, беру такси и еду на квартиру к своей бывшей подружке, ныне покинутой мной, Тонечке. Тонечка работает гримером, а попросту – наводит красоту людям, отправляющимся в последний путь.   

  Борисов удивленно вскинул брови.   

  - Как это?   

  Власов рассмеялся.   

  - А так это, Боря. Покойников приводит в порядок. Нормальная работа. Я с ней познакомился в бытность, когда  еще не с вами, а со «жмуриками» работал.  Гример она классный, хотя и со сдвигом. Хотя, может, это и не сдвиг. Уж больно любит тряпки, драгоценности, жизнь красивую. Мечтает подцепить миллионера, но только не в мужья, а в любовники.    

  - Странное желание, - Трухин покачал головой.   

  - Поэтому я и говорю, со сдвигом. Хотя, может,  она и права. Но сейчас, это меня меньше всего волнует. Она, конечно,  немного покапризничает, выскажет все свои обиды на мое мужское непостоянство и предательство в отношении ее.  Как она меня уверяла когда-то,  у нее только ко мне была бескорыстная любовь и за меня она была готова выйти замуж, не смотря на мою нищету и никчемность. Я покаюсь, поклянусь в любви до гроба и добью ее козырем, тем, что у меня есть пригласительный на банкет в «высший свет». Я ее знаю. Про какую бы любовь ко мне она не говорила, она спит и видит, как бы ей молодой и красивой зацепиться на какой-нибудь тусовке за большой кошелек. Мы с ней и расстались, как в море корабли, на почве разногласий: в чем состоит ценность жизни? Для нее это были материальные блага, поэтому никаких угрызений совести не будет. Но Тонька загримирует меня так, что мама родная не узнает. А уж то, что ее никто из окружения Яшина – Скрябина не знает  - это точно.  Им еще только предстоит побывать в ее руках, я надеюсь на это.   

  - А как ты ей объяснишь, что тебе нужен грим?   

  - А никак. Скажу, что собираюсь кое - кого разыграть. Александр Петрович, - обратился он к Алексу, - а ключи от дома у вас с  собой?   

  Тот, скривившись, подошел к лежащему в углу на полу пиджаку и покопавшись в кармане, достал связку ключей и протянул их Власову.   

  - Вов, а если за квартирой Капустина наблюдают? – Спросил Борисов.   

  - А я, что, сам туда пойду, что ли? А зачем мне тогда Антонина? Если что, представиться одной из подружек нашего «уважаемого» режиссера. Вы не против, Александр Петрович?   

  Капустин замотал головой.   

  - Нет, нет, конечно.  Дома никого нет. Так, что, пожалуйста. Билеты лежат в комнате на столе. – Он, вдруг хлопнул себя по лбу, - Совсем голова не варит. Они же у меня с собой,  во внутреннем кармане пиджака. Я положил, на всякий случай.  Сейчас, - он снова соскочил с места, - вот они.   

  - Вот и вся проблема, - Власов открыл шкаф Ермоленко, покопался у него среди вещей, и вскоре предстал перед друзьями бравым, подтянутым капитаном медицинской службы. – Ну, пожелайте мне ни пуха, ни пера.   

  Борисов буркнул: - Иди к черту!    

  Трухин остановил его.   

  - Подожди Володя, а как ты Нестеренко все объяснишь? И как он тебя узнает, если ты говоришь, что тебя мама родная не признает?    

  - Александр Анатольевич, вы же знаете, что генерал ко мне благоволит. Только благодаря ему, я и стал вашим коллегой, отказавшись от карьеры врача. Он меня любит, ну просто, как родного сына. Борисов, хватит ржать. Я серьезно говорю, может, впервые в жизни я настолько серьезен. – Он сам не выдержал и улыбнулся, - Да, ну вас.  Все будет тип-топ.  Это я вам обещаю. Мне главное к нему подобраться, а дальше уж проблем не будет. Ждите нас здесь. Никуда не уходите, девочек не приводите, окна не бейте и пахабных песен не пойте. Приказ ясен?  Выполнять!    

  Трухин с Борисовым рассмеялись.    

  - Вот, трепло. Пацан был, пацаном и остался.   

  У дверей, Трухин обнял Власова, и шепнул: - Вов, будь осторожнее. Давай без показного геройства. Ладно? Вернись живым и здоровым. Очень тебя прошу.          

  Власов широко улыбнулся.         

  - Я ведь обещал на вашей свадьбе свидетелем быть. Так, куда же я денусь? Такое мероприятие я не пропущу ни за что на свете. Все, пошел.      

  Через полчаса он звонил в дверь на Большом проспекте. Открывшая дверь девушка, слегка под хмельком, в начале его не узнала.      

  - Вам кого?         

  - Тонечка, солнышко, неужели меня можно забыть за столь короткий промежуток времени? Какой удар по моему мужскому самолюбию! Я раздавлен, повержен, я убит! – Власов театрально схватился за сердце.      

  - Вовка, вот черт! Как всегда выпендриваешься? А чего это ты вдруг в форме, да еще не в своей, не в милицейской? Ты что, ушел из милиции опять в медицину? Да, медики сейчас неплохо зарабатывают, особенно в частных клиниках. Что, надоело маршировать?      

  Власов закатил глаза к потолку.      

  - Тонечка, золотко, ты решила устроить мне допрос на лестничной площадке, в темном, грязном и сыром подъезде? И это в праздничный для тебя день? Может, разрешишь войти?       

  - Разрешить-то я разрешу, хотя и не стоило бы. Ты помнишь, что мне  напоследок сказал?  Забыл?  Так, я напомню.   Я жадная, корыстная, вульгарная особа, и тебе со мной не по пути. А потом, говорят,  ты встретил на своем пути большую, чистую и пламенную любовь. И что с этой любовью? Неужели не получилось? Или ты для этой любви не слишком чистым и святым оказался, раз к старым берегам потянуло? -  В голосе Тони сквозила скрытая обида и ревность.       

  Власов вздохнул.       

  - Каюсь, виноват. Хочешь – убей, хочешь – пожалей. Я весь в твоей власти.      

  Тоня, милостиво улыбнувшись, открыла дверь.       

  - Ладно уж, заходи. Скажи спасибо, что я не злопамятная и добрая. А потом, тебе просто повезло. Сегодня настроение какое-то тоскливое, идти никуда не захотелось. Трое свидание назначали, а я отказала. Чувствовала, наверное, что ты придешь. – Тоня обняла Власова и припала к его губам.         

  - Чем только не приходится жертвовать ради друзей, - подумал про себя Власов.  Хотя понимал, что кривит душой. Объятия и поцелуй Тони не были ему неприятны. Ему всегда нравилась ее непосредственность, отходчивость и веселый нрав. Вдруг он вспомнил о Соне и поморщился.  Угрызения совести, начавшие было его точить,  он заставил  замолчать, уговаривая себя, что это не измена. Он выполняет ответственное задание, от которого зависит жизнь многих людей. Так, что разбираться они будут потом, в чем  виноват и перед кем он был или не был виноват. А пока надо работать.      

  Они зашли в комнату. На столе стояла открытая бутылка водки и коробка конфет.      

  - Шикуешь, однако. – Пошутил Власов.   

  - А чего мне одной? Стол для себя,  что ли накрывать? А отметить праздник все же надо. Какая ни какая, а я все же женщина.   

  - Да,  еще какая женщина! – Власов окинул Тоню с ног до головы восхищенным взглядом.   

  Тоня кокетливо повела глазами.   

  - Врешь ты все, знаю я тебя, как облупленного. Надо, чего-нибудь от меня, вот и подлизываешься.            

  Власов состроил обиженное лицо.      

  - Вот так всегда. Хочешь от всей души сделать женщине приятное, а тебя подозревают во всех смертных грехах. Я тебе, Тонечка, в знак нашего примирения пригласительный билет достал, в Таврический,  а ты…..      

  Глаза у Тони загорелись.          

  - Врешь! Покажи.         

  Власов достал пригласительные билеты.  Тоня просмотрела их и всплеснула руками.         

  - Что же ты, черт такой, стоишь и мозги мне пудришь? Начало через сорок минут, а я не одета, не причесана и без макияжа. Вовка, тебя за это убить мало! Дай я тебя поцелую! – И она снова повисла на шее у Власова, - Вовочка, только все остальное потом, хорошо? Сейчас времени нет, да? – Она заметалась по комнате, распахивая дверцы шкафа, и выбрасывая на кровать все свои наряды.       

  - Ой, что же надеть? Чёрное, а Вов? Нет, чёрное меня старит,  и мертвит. Зеленое? Нет, оно слишком простое. Может, желтое,  с золотыми пуговицами? Точно, желтое! Весна же. И к моим глазам как раз идет. Вов, глянь, как?         

 Власов кивнул.       

  - Одевай, нормально.       

  - Да, одевай. У меня к этому платью туфлей нет. Не пойду же я в коричневых? Белых у меня нет, а черные потрескались. Она села на кровать и закрыла лицо руками.         

  Власов растерялся. Такого оборота он не ожидал. Из-за каких-то  туфлей, может провалиться все дело.         

  - Тонечка, девочка, ты хороша во всех нарядах. Ты же сделаешь себе такое личико, никто и не заметит, что у тебя на ногах. Все будут смотреть только на твои изумительные глаза,  лицо и фигуру, поверь мне.       

  Тоня на минуту задумалась, потом вдруг лицо ее озарилось улыбкой.      

  - У Таньки есть туфли к этому платью. Вовка, жди, я сейчас. – Сорвавшись с места, она выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.      

  Власов протяжно вздохнул.         

  - Сам черт не поймет этих баб. Какая разница: черные, белые или серо-буро-малиновые туфли будут на ней надеты. Женщины не понимают, что мужики смотрят в первую очередь на фигуру, ноги и грудь. А не на туфли и платье. А если уж быть совсем точным, то предпочитают, что б на них вообще ничего не было надето.         

  Тоня влетела с коробкой в руках и с криком:      

  - Ура! На мое счастье она оказалась дома. Вот, смотри, туфли – закачаешься! Как разбогатею, куплю себе точно такие  же.       

  Власов посмотрел и пожал плечами. Он не увидел ничего особенного. Туфли, как туфли. Но благоразумно промолчал.      

  Тоня села к зеркалу. И тут Власов, как бы,  между прочим, начал:         

  - Тонечка, а ты смогла бы меня загримировать так, что б я сам себя не мог узнать?       

  Тоня удивленно посмотрела на него.      

  - А зачем?         

  - Нет, смогла бы, или нет? Ответь.      

  - Да запросто.       

  - Знаешь, я с ребятами поспорил, что буду на этом приеме, но они меня не узнают.      

  - А на что поспорили?       

  - На сто баксов. Если, сделаешь так, что я выиграю этот спор, то пятьдесят баксов твои.         

  Власов подумал о том, что этих пятидесяти баксов Тоне не видать, как своих ушей, потому, как он и так в долгах, как в шелках. Но после того, как она побывает на этом   приеме, она вряд ли будет требовать с Власова выигрыш, не говоря уже о том, если все дело сорвется. 

  - А чего? Давай, как раз на туфли и заработаю. Только без обмана, да Власов?   

  - Я тебя когда-нибудь обманывал? Ладно, ладно, молчу.       

  Тоня с энтузиазмом принялась за Власова. Через пятнадцать минут из зеркала на него смотрел незнакомый мужчина, лет пятидесяти пяти, с густыми насупленными бровями, с крупным с горбинкой носом и в черном с проседью парике.      

  - Ну и чучело. Молодец, Тоня. Ты просто мастер экстра класса.      

  - Мастер-то я мастер, только с этой физиономией ты на капитана ни как не тянешь. Слушай, у меня от бывшего мужа старый костюм остался. Правда он будет тебе на два размера велик, но это лучше, чем мал. Я тебя простыней оберну, будешь у нас с животиком. – Тоня вошла во вкус. – Только давай тогда так договоримся: туда придем вместе, а там разбежимся. Я с таким чучелом ходить не хочу. Я думаю, ты не  будешь против? Если будешь, то я не пойду. Ты споришь, а мне срамиться?  Потом, после того, как все смоешь и приведешь себя в порядок, я готова идти с тобой, хоть на край света. Договорились?      

  Власов рассмеялся.      

  - Я ничего не  имею против, не бойся. Доедем, и в разные стороны. Устрой себе праздник для души и тела.            

  Тоня вдруг нахмурилась.      

  - А тогда зачем ты меня приглашаешь? Чего-то я не понимаю. Темнишь ты все-таки, Власов. Ладно, это твои ментовские штучки. А мне больше сроду туда не попасть. Поэтому, Бог с тобой, делай, что хочешь. – Она профессионально наложила себе на лицо макияж, оделась и они, поймав машину поехали к Таврическому дворцу.      

  На входе все обошлось без эксцессов. Раздевшись в гардеробе, где на Власова посмотрели подозрительно из-за потрепанной куртки Тониного мужа, они разошлись в разные стороны.             

  Народу было много. Женщины поражали воображение своими роскошными нарядами и драгоценностями. Мужчины –  строгими костюмами.      

  Власов понял, что в своем  видавшем виды наряде привлекает к себе внимание. Он ни как не вписывался в эту компанию.       

-   Надо что-то срочно придумать, иначе «спекусь», - подумал он.       

  И тут к нему подошел молодой охранник.       

  - Отец, вы с областной делегацией приехали? Ваши  в другом зале. Идите прямо, а потом свернете на право. А здесь администрация города и депутаты. Идите,  к своим.      

  Власов закивал головой, и пошел в указанную ему сторону.      

  - Демократия называется. Получается: у нас своя свадьба, а у вас своя? Но, не бывает худа  без добра, теперь знаю, кем представляться. Буду под деревенского дурачка косить.      

  Власов вдруг увидел Нестеренко. Тот стоял рядом с мэром, они о чем-то разговаривали. А метрах в десяти от них стоял Яшин, и внимательно осматривал зал. Он скользнул взглядом по Власову, и отвернулся в другую сторону.       

  - Так, плохо. Если он решил «приклеиться»  на весь вечер к генералу, как же тогда мне быть?  Хорошо, если бы он «пас» мэра.       

  Вдруг он увидел у стены большой красиво сервированный стол. Подойдя к нему, он набрал себе на тарелку бутерброды и пирожные. К нему снова двинулся один из охранников. Власов, делая вид, что не замечает его, начал жевать, причмокивая и облизывая пальцы. Охранник хмуро поинтересовался: - Вы откуда? Ваш пригласительный.         

  Власов не мог показать пригласительный, на котором было написано: телевидение, пресса. Он сделал растерянно-виноватое лицо.       

  - Из области я сынок приглашенный. Да вот заплутал, нигде своих чего-то не вижу.          

  - Идите в другой зал. Ваша делегация в другом зале.  Там такие же столы накрыты. А тут, вы своим видом всю картину портите. Телевидение же снимает.  Неужели костюма поприличнее не нашли? Куда ваш руководитель смотрел?         

  - Сейчас сынок, сейчас. – Власов сделал вид, что растерялся. Он засуетился и с полной тарелкой в руках двинулся в сторону генерала, постоянно оборачиваясь на охранника. Тот шипел ему в след, махал рукой.      

  - Не туда, не туда. Туда иди.      

  Власов со всего размаха врезался в генерала, опрокинув на него тарелку со всем содержимым. Поднялась суета. Подбежали официанты, пытаясь стряхнуть с кителя крем и икру. Оттеснив,  таким образом,  и мэра и Яшина. Власов суетился вместе со всеми, отряхивая и приговаривая: - Как я так не вписался? И пил вроде чуток, а промазал. Вы уж извиняйте дурака деревенского, товарищ генерал.       

  Нестернко похлопал его по плечу.       

  - Ничего, бывает и широкая улица маленькой. – И тут он встретился глазами с Власовым. Генерал на минуту замер, задумчиво разглядывая неуклюжего мужика.      

  Власов шепотом произнес: - Товарищ генерал, это я, капитан Власов. Только молчите, пожалуйста. Это не балаган, дело серьезное.  Мне срочно надо с вами поговорить. Попытайтесь через несколько минут зайти в туалетную комнату.      

  Повернувшись, Власов, покачивая головой, и разводя руками, как бы не понимая, как его угораздило так опрофаниться, пошел в указанном ему направлении.      

  Через пять минут он был в туалетной комнате и, зайдя в одну из кабинок,  стал ждать прихода генерала.         

  Нестеренко вошел не один, а с Яшиным. Власов про себя застонал: чует, гад, не отпускает ни на минуту. Что же делать?         

  Яшин смеялся.       

  - Вот так и приглашай эту деревенщину. В демократию играем. Этому мужику стакан водки да огурец нужен, а его в банкетный зал. Китель теперь,  считайте,  пропал. Масляные пятна  - это бесполезно.         

  Нестеренко, вытирая руки носовым платком, произнес: - Да, неудачно получилось. Придется домой ехать. В таком кителе перед женщинами красоваться просто неприлично. Сейчас свою дражайшую половину предупрежу, пусть развлекается, а сам домой.         

  Яшин засуетился.         

  - Да какая проблема? Пошлите шофера домой за другим кителем, да и все. Зачем же вам с праздника уезжать и супруге настроение портить?      

  Генерал с сомнением произнес: - Думаешь? -  Ему не нравился этот юркий, прилипчивый человек. Он отчего-то испытывал брезгливость при виде этого слащавого, улыбающегося лица.    

  Нестеренко усмехнулся краешком губ.   

  - Тогда попрошу тебя, не прими за оскорбление, ты же у нас человек большой, не в службу, а в дружбу – пошли за моим шофером, пусть сюда зайдет. Я здесь подожду.         

  Яшин на минуту застыл, лицо его покрылось пятнами, потом широко улыбнулся.         

  - Да, что вы, какие могут быть обиды? Конечно. Я сейчас.       

  Как только за ним закрылась дверь, генерал тихо спросил:      

  - Власов, ты здесь?          

  Власов приоткрыл дверцу кабинки и огляделся.   Кроме них в туалетной комнате на данный момент, к счастью, никого не было.         

  - Товарищ генерал, нужна ваша помощь. Завтра может быть поздно. Кроме вас помочь некому. У нас огромный компромат на Яшина. В двух словах: убийство Заболоцкой и ее продюсера – дело рук Яшина и его людей. Еще много чего другого за ним числится. Он знает об этом компромате, поэтому вас и «пасет», чтобы не могли с вами связаться. Скрябин с ним в одной команде. За нашей группой и семьями идет охота в открытую. Требуют вернуть материалы. Надо, что бы вы все же поехали домой. Я буду ждать вас на улице, на Суворовском проспекте. – Власов вышел и быстро пошел к выходу.      

  Тоня, в окружении мужчин вся лучилась  счастьем. Она чувствовала себя царицей бала. Золушкой, которой, вдруг, нежданно-негаданно привалило такое счастье

  Надо будет Вовку  поблагодарить. Нахал он, конечно, первостатейный.  - Она вспомнила, как он вымазал своего начальника с головы до ног кремом, икрой и маслом, и снова рассмеялась.  –  Нет, я с него за это  больше баксов сдеру. Скорее всего, он с друзьями именно на это и поспорил, что  генерала перед всеми дураком выставит, а тот его не узнает. Да, я все же классная мастерица.               

  Мужики вились возле нее роем, наперебой предлагая ей закуски, выпивку и осыпая комплементами. Она уже выяснила, кто из них кто, и решила остановится на банкире, который может и не отличался особой красотой, но явно имел большой кошелек. Он уже успел сообщить ей, что его жена стерва, и достала его своим нытьем и подозрениями. Прозрачно намекнул, что хотел бы иметь возможность видеть ее, Тонечку, по чаще и не в такой официальной обстановке.   Глядя на нее,  он чувствует себя молодым и сильным.         

  Тоня изобразила на лице восторг и заинтересованность, а про себя усмехнулась: ну, что ж, как говорят, жена не стена – подвинется.  Любовницей быть лучше и выгоднее, чем женой. Это я уже на себе испытала. Подарки, внимание, обожание – это все  для любовницы. А сидеть в золотой клетке, и выть на луну, это не для меня.      

  Тоня поощрительно улыбнулась своей жертве и взяла его под руку, как бы показывая остальным, что выбор сделан.

  И тут она увидела уходящего Власова. Ей вдруг отчего-то стало обидно, что Власов в очередной раз использовал ее, и все его разговоры о любви, были очередным блефом.  Ему не нужна была лично она, ему хотелось выиграть этот дурацкий спор, поэтому он и вспомнил о ней. И вот теперь он уходит, даже не предупредив ее. Но ничего, она ему устроит. Пусть все узнают об этом. Скажешь одному, а дальше уже пойдет по цепочке. И еще не известно чем обернется для Власова этот спор.  Она повернулась к избраннику.      

  - Вон видишь мужика?      

  Банкир, которого звали Яковом Моисеевичем Сац,  был лучшим другом и спонсором Яшина, оплачивающим все его расходы, и проводившим через свой банк все незаконные сделки Яшина, удивленно посмотрел на свою вновь приобретенную игрушку.      

  - Какого мужика?       

  - Ну, вон, к выходу идет, который генерала всего вымазал.       

  - Ну, и что?       

  - А то, что это никакой не мужик деревенский, а Власов, капитан из УГРо, это я его так загримировала, на спор. Он вообще такой хохмач, - она рассмеялась, - надо же так своего главного начальника подставить. Все говорят, что у меня руки золотые. Я даже из бабы  Яги могу конфетку сделать и наоборот. Не веришь? Ты куда?       

  Сац, вдруг сорвался с места, и побежал. Тоня растерянно посмотрела ему вслед.       

  -  Вот так любовник, сбежал еще до первой ночи. Вроде ничего такого ему не сказала? Не мог же так рвануть, чтобы поделиться с друзьями моим рассказом о Власове? Может, решил, что я подразумевала себя, когда сказала, что могу сделать из бабы Яги конфетку? Ну и черт с ним, больно надо! – Она пожала плечами и снова начала оглядывать зал, намечая очередную жертву.          

  Сац бегал по залу, разыскивая Яшина, и ругаясь про себя:  ну, где же ты есть? Вот зараза, опять, наверное, кого-нибудь затащил в укромное место, и развлекается. Дебил был, дебилом и остался. И Нестеренко нигде не видно. Ведь говорил этому падле: не отходи ни на минуту, глаз не спускай.         

  Вдруг он увидел Яшина, спокойно разговаривающего со Скрябиным. Генерала рядом не было, мэра тоже. Он подлетел к ним.         

  - Где Нестеренко?         

  Яшин удивленно посмотрел на него.       

  - Яша, ты белены объелся? Чего так орешь?         

  - Я спрашиваю, где генерал?       

  Яшин заржал: - В сортире сидит, новый мундир ждет. Нормально его сегодня мужик деревенский обделал, да? – И они заржали уже со Скрябиным.       

  Сац побагровел.       

  - Это ты обделался, мать твою….  Твой мужик – это капитан Власов, к твоему сведению. Тебе не надо напоминать, кто это такой? И я думаю,  Нестеренко в сортире уже давно нет. Я тебе,  о чем говорил?         

  - А что ты мне предлагаешь, с ним мочевые ингаляции вместе нюхать? И вообще, какой Власов, чего ты несешь, перепил, что ли? Ты соображаешь: с кем ты таким тоном разговариваешь?       

  - Я то соображаю, а вот у тебя соображалка видно напрочь отсутствует. Это тебе надо думать: с кем и как ты разговариваешь.  Возомнил о себе! Кто ты без меня и моих денег? Дешевка! Быстро иди в сортир, и если генерала там нет, я тебя сам в этом сортире, в унитазе утоплю.      

  Яшин побагровел и,  взглянув,  на опешившего Скрябина гаркнул: - Чего стоишь, уши развесил? Быстро за мной!         

  В туалетной комнате Нестеренко  не было. Яшин сел на мраморную скамью, и, побледнев, растерянно произнес: - Как же так? Он же пять минут назад здесь был. Не может быть! Как же Власов мог сюда проникнуть? Здесь же строго по пропускам? – Он сорвался с места и побежал к выходу на улицу.          

  Машины Нестеренко на стоянке не было. Яшин подбежал к охранникам.       

  - Генерал выходил?         

  Охранник вытянулся в струнку.      

  - Так точно. Уехал несколько минут назад.      

  На какой машине?       

  - На своей, с шофером.         

  - Как, с шофером? Шофер должен был уехать за кителем еще минут десять назад.         

  - Никак нет. Они уехали вместе.         

  С ними мужик был?         

  - Нет, генерал с женой и шофером уехал.         

  Яшин подошел к вышедшему Скрябину и встал рядом.       

  - Раз забрал жену, значит, все знает. – Он заорал на Скрябина, - чего застыл столбом? У тебя  есть связь с твоими починенными? Так вот, передай, кто увидит машину генерала, пусть сразу сообщит, в каком направлении он едет. Ясно? Нам надо его перехватить.         

  Скрябин открыл рот.      

  - Кого, генерала? Да вы что! Каким образом это мы можем его перехватить?         

  Яшин прищурился.      

  - Таким. Его надо вывести из игры. Он опасен. Если вмешается – нам крышка, понял? У него поддержка Москвы, ты сам об этом знаешь. А наш уважаемый мэр, палец о палец не стукнет, что бы меня спасти. Наоборот, открестится, и вздохнет с облегчением. А если погорю я, то погоришь и ты. Понял, придурок?  Игры кончились. Начинается борьба не на жизнь, а на смерть.  Я сейчас своих ребят подключу, а ты давай за это время на своих выходи, и выясняй: куда твой генерал рванул? Хорошо, если домой. Но после того, что сказал Сац, на это надежды мало.      

  Власов поймал частника, и теперь, сидя в машине на Суворовском проспекте, ждал машину генерала. Увидев выворачивающую из-за угла черную Волгу со знакомым номером, он выскочил  из машины,  и махнул рукой. Волга затормозила. Генерал открыл дверцу.    

  - Садись.    

  Власов покачал головой.   

  - Нет, лучше вы ко мне. Вашу машину быстро вычислят.    

  Генерал с сомнением поглядел на Власова.    

  - Это настолько серьезно? Смотри, если опять твои штучки, выгоню к чертовой матери, обратно в доктора. – Он вылез из машины и нагнулся к шоферу, - отвези Зинаиду Васильевну домой.    

  Власов остановил его.   

  - Товарищ генерал, будет лучше, если она тоже с нами поедет.   

  - Почему? Ты, думаешь…   

  - Да. Они могут взять ее в заложники, как жену Трухина и у вас будут связаны руки.    

  Генерал пожал плечами.   

  - Ну, просто, Чикаго тридцатых годов. Ладно. Зина, выходи, пошли за этим «красавцем». Куда идти-то?   

  Власов махнул в сторону старенького «Запорожца».   

  - Вон, туда.   

  Нагнувшись к шоферу Нестеренко, он сказал: - А вам, лучше затаиться до утра. Можете, где-то здесь не далеко спрятать машину?   

  Водитель кивнул головой.   

  - Да. У меня тут рядом друг живет, на Старо-невском. Я дворами проеду. А машину потом накрою тентом.      

  Власов улыбнулся.   

  - Здорово! Давайте.   

  Сев в «Запорожец» генерал повернулся к Власову. 

  - Ну и куда дальше прикажешь? Ты у нас сегодня командуешь, получается.   

  Власов смущенно прокашлялся.   

  - Извините, товарищ генерал. Не обижайтесь за очередную наглость, но вы фигура колоритная, вам на переднем сидении нельзя. Узнают. Вы лучше пересядьте на заднее сидение и набросьте мою куртку, чтоб погоны не видно было. Я, с вашего разрешения на пол лягу. А Зинаида Васильевна пусть рядом с шофером сядет.   

  Генерал закряхтел.   

  - Власов,  во что ты меня впутал, а? Спасенья от тебя нет. Вот взял на свою голову. Вечно во что-то вляпаешься, а генерал крайним оказывается.  – Он перебрался на заднее сидение.   

  Шофер угрюмо посмотрел на Власова.   

  - Мы так не договаривались. Я за какие-то паршивые десять баксов рисковать своей жизнью не хочу.   

  Власов весело посмотрел на него. 

  - Дорогой, а куда же ты денешься? Ты хочешь отказать в помощи Уголовному розыску и лично генералу,  возглавляющему УВД города? Я и не знал, что ты самоубийца. У тебя разрешение на извоз есть? Налоги исправно платишь? Счетчик, с кассовым аппаратом  у тебя в машине установлен?  Ну, вот, а ты говоришь. Поехали, дорогой и тихо поехали. Не нервничай. Куда ехать, ты знаешь, Я тебе сказал. А дальше, будем действовать по обстановке. Трогай.   

  Когда они выехали на Литейный проспект, генерал увидел, что патрульные машины стоят через каждые двести метров и останавливают все «Волги», иномарки и кое-какие «Жигули» выборочно. На  замызганный «Запорожец» никто не обращал никакого внимания.   

  - Молодец капитан. Правильно рассчитал. Глядишь,  и доедем. Далеко еще?         

  Власов посмотрел на него с пола машины.   

  - А где мы?    

  - Не далеко от Литейного моста.   

  - Тогда, почти приехали. Немного осталось.         

  Они въехали   во двор  дома,   и шофер заглушил мотор.   

  - Приехали. Выходите.   

  Власов выбрался из машины и открыл дверцу, где сидел  шофер.   

  - Извини, друг, тебе придется с нами пойти. До утра только. Ты не волнуйся, поспишь немного, а потом, на все четыре стороны. Нельзя нам сейчас рисковать, понимаешь? Пошли.   

  Шофер,  было,  заартачился, но генерал взглянул на него из-под насупленных бровей и он затих.    

  Дверь открыл Трухин и вначале Власова не узнал.    

  - Товарищ генерал! Здравия желаю. С праздником вас, - улыбнулся он Зинаиде Васильевне.  Он пропустил их в квартиру,  с удивлением посмотрев на вошедших следом за генералом и его женой двух мужчин. – А где Власов?   

  Генерал хмыкнул.   

  - Перед носом, Артисты. Праздник нам с Зинаидой Васильевной на славу устроили. Я, думаю, надолго запомнится. Куда проходить?    

  Борисов показал рукой.   

  - В комнату, пожалуйста. Извините, товарищ генерал, комната одна.   

  Пока Борисов размещал гостей, Власов содрал себя парик, умылся, снял костюм, размотал простынь и облегченно вздохнул:   

  - Уф, взмок весь.   

  Трухин, взирая на его манипуляции, качал головой.   

  - Ну, Вовка, ты даешь! Честное слово, не узнал. Молодец! Потом расскажешь, как тебе все это чертяке удалось. А сейчас пошли, генерал ждет.   

  Власов быстро надел свои вещи,  и они зашли в комнату. Трухин подозвал Борисова.   

  - Боря, выведи в прихожую шофера и посиди с ним, хорошо? Не надо, чтобы он наш разговор слышал.   

  Борисов кивнул.   

 - Хорошо. А Алекса?   

  - Нет, Алекс пусть остается. Он многое может рассказать и подтвердить.   

 Когда все расселись: генерал с женой на диване, Власов и Капустин на стульях, Трухин встал у стола, генерал пробасил: - Ну, начинайте. Хотя, - он повернулся к жене, - Зиночка, может,  почитаешь, или телевизор посмотришь?      

  Зинаида Васильевна покачала головой. 

  - Нет уж. Раз вы лишили меня развлечений и праздника, можно сказать, умыкнули с балла, как невесту со свадьбы, то давайте, рассказывайте: чему и кому я обязана такой чести?   

  Генерал развел руками.    

  - Ничего не попишешь. Слушаюсь, госпожа маршал. – Он повернулся к Трухину, - обвинения обоснованы, вы не считаете? Да и секретов у нас друг от друга нет, тем более в серьезных делах. Рассказывайте. Только сядьте, не маячьте пред глазами. Давайте с самого начала и подробно.   

  Трухин сел, посмотрел на Власова и начал.    

  - Все началось, как обычное бытовое убийство. Только убита была не просто женщина, а очень известная актриса театра и кино  Ирэн Заболоцкая. Вести это дело поручили нашей группе, вы знаете. Нам сказали, дело взято вами на личный контроль. Мы начали расследование,  и вышли на людей, которые были у нее в доме в ночь перед убийством и ранним утром. Таких людей оказалось трое: продюсер Ирэн, некто Ашот, режиссер – он перед вами, - Трухин указал на Алекса, - Капустин Александр Петрович, и не менее известная актриса Фенхель Алиса. Труп Заболоцкой обнаружила домработница, молоденькая девушка девятнадцати лет – Самохина Анна. По ходу следствия выяснилось, что Капустину кто-то позвонил в ночь перед убийством,  и с имитировав голос Ирэн, попросил срочно приехать к ней домой. Он поехал. Но,  приехав, выяснил, что его не приглашали. Некоторое время спустя, он уехал назад, домой. Фенхель, зная, что Ашот и Ирэн в этот день должны уехать в Москву, занесла видеокассету, для передачи ее на ЦТ.  Мы попытались разыскать Ашота, но нам не удалось найти его ни дома, ни в Москве. Мы выяснили, что у него есть дача на побережье Финского  залива, где он часто проводит время. Выслали туда группу, проверить, не скрывается ли он там. Хозяина там не оказалось, зато ребята обнаружили тайник, в котором находились наркотики и десять видеокассет. Просмотрев эти кассеты, мы пришли к выводу, что Ашот с помощью Ирэн занимался сбором компромата на особо известных и богатых людей нашего города. Ирэн была непосредственной участницей этих фильмов. В основном, это порнография в чистом виде. Среди этих кассет мы обнаружили одну, на которой известный всему городу человек, проповедующий о морали и нравственности молодого поколения, популярный политик, занимающий,  не последнее место в администрации города, накачивает детей наркотиками, а потом занимается с ними сексом в извращенной форме. Этим человеком, как вы понимаете,  был – Яшин. Мы предполагаем, что Яшину стало известно о существовании этой кассеты: либо в результате шантажа его Ашотом или Ирэн, либо каким-то другим образом. Он дал приказ убрать и Заболоцкую и Ашота, очевидно рассчитывая, что с их смертью исчезнет и угроза разоблачения. Ашот, вскоре был обнаружен в этом же доме,  двумя этажами ниже, в пустой квартире, задушенным. Его жена, кстати, тоже пропала, но о ней, пока никаких сведений мы не имеем.   

  - Погоди, - перебил его генерал, - а почему они просто не отдали ему эту кассету, как думаешь?   

  - Скорее всего, Ирэн не знала,  о ее местонахождении. А Ашот, после убийства подруги, которое, я так предполагаю, произошло на его глазах, понял, что его в любом случае живым не оставят. Команда Яшина даже позаботилась, о подозреваемых. Они «подкинули» нам Капустина и Самохину. Отсюда, я делаю вывод, что убийство было запланированным. О Фенхель они не знали, это был спонтанный приход, но ее приход не остался не замеченным соседями, это тоже было им на руку. В последствии, как нам удалось выяснить, они рассчитывали  устроить «самоубийство» Капустина, с оставленной им запиской, где он признается в убийстве Ирэн и Ашота на почве ревности и в невозможности дальнейшего существования на этой земле. Запасным вариантом была Самохина. Они рассчитывали, что запугать девятнадцатилетнюю, хрупкую девушку и заставить подписать признание не составит труда. Но тут они узнали, что кассета попала в руки к нам. К делу подключили Скрябина. Товарищ генерал, теперь нам точно известно, что Скрябин работает на Яшина и его людей.  Скрябин предлагал мне "замять«" это дело, а кассету отдать ему. Я отказался. В результате чего, была похищена моя жена, а мне предложено: либо отдать кассету, либо мою жену убьют.   

  Генерал крякнул и посмотрел на супругу. – Зиночка, может….   

  Она перебила его:  - Продолжайте. Не делай из меня кисейную барышню, я не упаду в обморок.   

  Трухин продолжил: - Скрябин распорядился поручить расследование убийства Ашота группе Трушкина, чтобы Самохина была у них под контролем,  и в любой момент от нее можно было получить признание. И еще,  таким образом,  они рассчитывали забрать у нас кассеты, так, как они принадлежали Ашоту, как сказал нам Скрябин. Так, как с Капустиным мы уже успели побеседовать, и у нас были показания соседей, что он ушел из квартиры Заболоцкой в шесть утра, когда и Ирэн и Ашот были еще живы,  они пошли по второму варианту. Арестовали Самохину и путем угроз пытались добиться от нее признания в  убийствах и хозяйки и продюсера. Нам пришлось выйти на полковника Коломейца, чтобы добиться перевода и этого дела в нашу группу.  Узнав об этом, Скрябин пошел на крайний вариант. Они сделали Анне какой-то укол в вену и сообщили мне, что она готова подписать признание. Анна была настолько заторможена, что мы заподозрили неладное и вызвали врача, которая,  осмотрев ее,  подписала заключение,  о ее невменяемости. Мы определили Анну в изолятор. После чего они забрали Капустина. Но об этом мы узнали позднее. Вечером, в указанное мне время, я поехал на встречу с Яшиным, взяв копию кассеты. Нашу с ним встречу,  и разговор удалось записать на видеокамеру.   

  - Каким образом?    

  Трухин помолчал, потом,  глубоко вздохнув,  продолжил: - Он  заставили снимать  Капустина, мою жену, в обнаженном виде с разными мужчинами.  А потом, уже считали его отработанным материалом и не особенно следили, чем он занимается. Как он умудрился это сделать, он сам вам потом расскажет. 

  Зинаида Васильевна ахнула и закрыла рот рукой. Генерал побагровел. 

  - Как вам удалось уйти оттуда?   

  - Благодаря моим коллегам, - он кивнул на Борисова и Власова, - они, да еще пара – тройка ребят   поиграли в казаки – разбойники. Хотя я и запрещал им это делать.    

  - Где ваша жена?    

 - В надежном месте.  А то, что отснял Капустин, вы можете поглядеть прямо сейчас.   

  - Ну, что ж, давай, посмотрим.   

  Минут пятнадцать спустя, генерал, отдал видеокамеру и закрыл глаза.   

  - Мне надо подумать.   

  Все притихли. Генерал вдруг заговорил: - Конечно, в том, что Скрябин служит у нас, да еще и моим замом, есть и моя вина. Не захотел связываться, уж больно предложение было настойчивым и исходило не от последнего лица. Думал, пусть бегает, командует, вреда от этого много не будет. Ан, ошибся. Не буду скрывать, конечно,  видел: какие люди сейчас занимают депутатские кресла, административные посты. Двадцать лет назад, я некоторых из них, лично определял в места не столь отдаленные. Теперь они на коне. И мне приходится с ними здороваться за руку. До сих пор не могу к этому привыкнуть. Я понимаю, что при любой смене власти: будь то революция и приход с власти коммунистов; будь то распад Союза,  и приход к власти демократов – к ним всегда цепляется балласт. Он путает ноги, руки, тянет на дно, но от него ни куда не денешься.  Яшин, Скрябин,  и им подобные,    и есть, тот самый балласт.   Они вцепились мертвой хваткой во власть  и власть придержащих. В курсе ли всего этого мэр, не знаю. Не думаю, но определенно сказать не могу. Меня здесь терпят и не трогают, только потому, что бояться моих дружеских отношений с одним высокопоставленным человеком. Мы с ним работали одно время вместе. Хороший, честный мужик. И хотя, я эти дружеские отношения с ним нигде не афиширую, о них знают.   Я его никогда ни о чем не просил, но в данном случае, если это понадобиться, готов. Но, вначале, все-таки надо будет связаться с мэром.  Другого выхода не вижу. А почему вы ко мне не пришли вчера, или, допустим, завтра? К чему этот маскарад с переодеванием и исчезновением с приема?            

  Трухин пожал плечами.         

  - Вначале думали своими силами управимся. А потом уже поздно было. На нас и наши семьи пошла охота.  А к вам попасть вы думаете так просто? Столько кордонов и препон. Запись на прием за две недели вперед.  Да  и   не дали бы нам к вам прорваться.         

  Власов встрял в разговор.       

  - Товарищ генерал, вы же видели, я, даже переодетым, к вам подобраться не мог. Яшин и Скрябин все время от вас недалеко маячили, ни за что бы,  не подпустили. Хорошо, что мне эта идея с опрокидыванием тарелки на вас в голову пришла.            

  Генерал непроизвольно улыбнулся.         

  - Ну, на идеи ты мастер. Только парадный китель жалко. Обязательно надо было всего в масле вымазать?          

  Власов ухмыльнулся.         

  - А здорово вышло, да? Как в кино с Чарли Чаплиным.               

  Трухин кинул на него сердитый взгляд. Власов затих.
  Трухин продолжил:  - Так вот, завтра утром, Скрябин своим распоряжением, снова передал бы дело на Самохину группе Трушкина. Пока бы мы бегали, пытаясь что-то доказать и рассказать, они быстро бы выбили из нее признание, и донесли эту новость до средств массовой информации, а те в свою очередь – до населения. Ну, а раз дело у нас забрали бы, то и соответственно улики тоже. А потом бы нам устроили что-нибудь такое, что гарантировало бы совместную, братскую могилу. Поэтому, нам и пришлось таким вот способом, и именно сегодня, пытаться связаться с вами. Мы хотели выйти на администрацию города, может даже на мэра, но не были уверены в том, что это дело не замнут, и не прикроют Яшина. И даже не потому, что кто-то  может быть с ним в одной упряжке, а из-за того, что бы,  не было скандала «в святом семействе». Я не прав?          

  Генерал протянул, потирая лоб:  - Да  нет, прав. Скверная история, и боюсь без шума и драки из нее не выбраться.      

  Зинаида Васильевна изумленно покачала головой.      

  - Боже, какая грязь. А мне ведь так нравилась Заболоцкая. У нее был такой по детски наивный взгляд и очаровательная улыбка. Она смотрела с телеэкрана, как ангел, сошедший на эту грешную землю. Как больно разочаровываться в людях. А Яшин? Он же сегодня наговорил мне кучу комплементов, был так весел, обаятелен. И все это было маской. Нет, это просто не укладывается в моей голове.       

  Генерал обнял ее за плечи.      

  - Зиночка, успокойся. Я же говорил тебе: не надо тебе все это было слушать. Ты же сама настояла. Неужели за двадцать пять лет совместной жизни ты еще не привыкла к моей работе?          

  - Конечно, привыкла. Но когда было такое, что бы похищали жен или детей?   Воры – воровали, убийцы – убивали, а вы их ловили. Но в это никогда не вмешивали семьи. Они знали, что это ваша работа. А что же происходит теперь? Александр, - она повернулась к Трухину, - я очень сочувствую вам и вашей жене. Я даже не знаю, что можно еще сказать, у меня просто нет слов.         

  Некрасов встал.         

  - Довольно разговоров. Мне все ясно. Пора действовать. Кассета, которую вы должны были передать Яшину у вас?       

  Трухин, открыл портфель, вынул кассету, которую брал с собой, когда шел к Яшину на встречу,  и протянул ее генералу. Потом, вытащил другую,  из видеокамеры,  и тоже отдал генералу.         

  Взяв обе кассеты себе, Некрасов оглядел комнату.       

  - Телефона нет, что ли?         

  - Нет. Тут капитан с семьей живет. Ему по должности пока не положено.      

  - Что за капитан? Наш?            

  - Нет, медик из Военно-медицинской академии, друг Власова.         

  Генерал посмотрел на Власова.      

  - Да, друг у тебя,  наверное,  хороший, жалко только что без телефона. Ну, и как будем с внешним миром связываться, а? Думайте сыщики.

                Глава 12    

 
  Яшин со Скрябиным и Черным, проехав по Суворовскому, Невскому проспектам,  вернулись назад,  к Таврическому дворцу. Скрябин вошел в здание и,  спустя несколько минут,   вернулся с Сацем. 

  Яшин рвал и метал. Досталось всем, и правым и виноватым. Скрябин, как побитая собачонка, стоял перед ним, ссутулившись и, втянув голову в плечи. Черный переминался с ноги на ногу.  Сац, раздраженно постукивал кулаком по ладони.         

  - Ну, не могли же они сквозь землю провалиться? На кой вы мне тогда нужны, если вся милиция города, и вся наша охрана не может найти не только людей, а даже машину, номер которой знают практически все в этом городе. Это же не иголка в стогу сена, а «Волга». – Яшин брызгал слюной, - вы хоть чуть-чуть соображаете, чем все это нам грозит? – Он повернулся к Скрябину.         

 - Ты можешь дать команду, что бы патрульные машины осмотрели все дворы в этом районе?               

  Скрябин заискивающе улыбнулся.      

  - Конечно, сейчас же дам указание. Все будет сделано.      

  Сац перебил его.       

  - Ты головой-то немного думай, генерал ведь не дурак. Если ему надо спрятать машину, так он ее так спрячет – тебе вовек не найти. В любой гараж поставит, и все. Ты что же, все гаражи прикажешь вскрывать? Остынь. Думать надо. Далеко на этой машине они уехать не могли. Значит, пересели на другую, а эту спрятали где-то поблизости.          

  - Ты меня за идиота держишь? Три человека в машине, тем более генерал, которого вся наша доблестная милиция в лицо знает, и пропустили бы? Все машины практически проверяли. Может, они в одном из домов, где-то рядом, и никуда не уезжали, а мы мечемся?         

  - Перестань пылить. Сам-то ты что предлагаешь?  Обыскать все близлежащие дома? Ну, обыщем, а дальше что? Найдем, и в упор расстреляем, что ли?      

  Черный выругался: - Все, хана, спеклись. Я этого суку  Трухина с его молокососами голыми руками задушил бы, и за одно место подвесил.       

  Сац криво усмехнулся.       

  - Ты себя за это место подвесь. На тебе охрана была, а Трухину и его бабе удалось уйти. Из-за тебя мы сейчас в заднице.         

  Вдруг Сац увидел выпархивающую из дверей, под руку с директором фирмы «Альтер», Тоню. Она что-то щебетала и весело смеялась. Сац быстро пошел к ним на встречу.         

  - Тонечка, можно вас на минутку?         

  Тоня с сомнением посмотрела на него, и подумала: вот черт, не вовремя нарисовался. Сбежал, а теперь,  когда я другого кое-как «подцепила», объявился.   

  Сац понимающе улыбнулся.   

  - Я долго не задержу. Буквально на два слова.   

  Тоня посмотрела на своего спутника, тот кивнул.   

  - Ладно, иди, я подожду.   

  Тоня заулыбалась и,  взяв Саца под руку, отошла с ним к машине, у которой стояли Яшин и Скрябин.    

  - Тонечка, у меня вот какой вопрос. Он может показаться  немного странным, но все же ответь. Ты Власова только гримировала? Он к тебе уже в этой одежде и парике пришел?    

  Тоня фыркнула.      

  - Как же! Это я его так вырядила, у меня остались вещи после… , ну, это  не важно. Здорово получилось, так ведь? Ему костюм большой был, так я его простыней обмотала. Это он с вами спорил что ли? Если так, то гоните половину денег мне. Власов обещал.    

  Сац перебил ее.   

  - Он не говорил:  откуда пришел и куда собирался после? К тебе он сегодня еще зайдет?          

  - Сегодня не знаю, вряд ли. А вообще, конечно придет. У меня же его форма осталась, да и мои вещи должен отдать. А главное – долг, - она захихикала.    

  - Какая форма? Он был в милицейской форме?   

  - - Нет. В форме военного медика. Капитана, кажется. Четыре звездочки, это же капитан?    

  - Ты не путаешь? Точно в медицинской?   

  - С чего бы мне путать? Я пока не слепая. И к тому же поинтересовалась у него, не ушел ли он из милиции снова в медики? Он рассмеялся и сказал, что это форма его друга.   

  - А ты случайно не знаешь, где этот друг живет? Власов о нем говорил что-то?   

  - Нет. А зачем мне это? Вам надо, вы у него сами и спросите.    

  - Да мы-то спросим. Как только найдем, так и спросим. Понимаешь, он спор проиграл и смылся. А за ним должок остался.   

  - Как это проиграл? Если бы я вам не сказала, что это Власов, вы бы ни за что его не узнали. Выиграл он, а не вы!  - Тоня подбоченилась. – Я так ему и скажу. Ишь, какие ушлые выискались! Проиграли, а теперь пытаетесь увильнуть?    

  Сац понял, больше от Тони он ничего не добьется.  Да и Власов ни за формой, ни за чем другим, к ней торопиться не будет. Что хотел, он от нее получил.    

-   Гуляй детка пока. Но впредь, будь осторожней. Смотри, в следующий раз загримируешь не того, кого надо и все – горячий привет!    

  Тоня прищурилась и презрительно посмотрела на него.   

  - Никак вы пытаетесь меня запугать? Не советую. Жену свою пугайте. А я женщина темпераментная и вспыльчивая. Могу,  сама за себя постоять, мало не покажется. Не такие сморчки на пути встречались и ничего, жива. – Она отвернулась и с гордо поднятой головой пошла к ожидавшему ее мужчине.   

  Сац плюнул ей вслед.   

  - Нет, какие все-таки эти бабы стервы!   

  Яшин подошел к нему и хохотнул.   

  - Злишься, что быстро нашла тебе замену? Не огорчайся, Яша, такие, как она на каждом углу стоят и цена им – доллар при том сразу за нескольких.   

  Сац посмотрел на Яшина. 

  - Рано смеешься, друг мой. Это ее мы должны благодарить за маскарад Власова и за то, что ему удалось связаться с генералом. Она, конечно, полная пробка, но в своем деле асс. Власов ей лапши на уши навешал, про спор с друзьями на доллары, что его никто не узнает. Вот она и постаралась. Между прочим, если бы не мое с ней знакомство, мы бы до сих пор не знали: куда исчез генерал и кто ему помог исчезнуть. Благо, этой шалаве захотелось, вдруг, похвастаться своим мастерством.    

  Яшин посуровел.   

  - А какого же черта, ты ее отпустил? Надо было ее забрать, вытрясти из нее все сведенья и сообщить Власову, что его девка у нас.    

  - А я,  по-твоему,  чем занимался? На звезды смотрел? Я и выяснял, какие у них отношения. Она в этой игре пешка,  при том, которой жертвуют, не глядя. Она Власову до фонаря. Бывшая подружка и только.  Она ничего о нем не знает. Единственное, только, что пришел к ней в форме военного медика – капитана. Но, военных медиков – капитанов, в городе тысячи. И живут они ни в одном доме и даже ни в одном районе, как ты понимаешь. Так, что эта информация нам ничего не дает. Можно, конечно попытаться выяснить, кто из его курса ушел на военный факультет, но на это потребуется слишком много времени, которого у нас нет. У нас вообще на все про все несколько часов осталось. Утром, будет уже поздно,  что - либо предпринимать.  Утром генерал свяжется с тем, с кем надо и все, мышеловка захлопнется. Если он уже не связался.    

  Яшин хмуро посмотрел на него. Сац поморщился.   

  - Нечего кулаки сжимать, я тебя не боюсь. Ладно, не кипятись, соображай немного. У нас еще не все потеряно. Даже если Нестеренко сумел с кем-то связаться и переговорить по телефону, то один голословный разговор ничего не стоит. Ему надо будет подтвердить свои слова фактами, то есть показать фильм, правда,  не претендующий на «Оскар», но с твоим участием Кино-герой нашего времени. А для этого, он должен покинуть свое убежище. Наши люди и в аэропорту и на вокзале и даже рядом с мэром. Один из его охранников, работает на меня. Если бы связались с кем – либо: из администрации или с мэром, мне бы уже сообщили.   

  Яшин в бешенстве смотрел на Саца, думая про себя: с какой бы радостью я придушил этого паука, который, благодаря своим деньгам, оплел паутиной всех и вся. И я – Яшин, марионетка, в руках этого хитрого, жадного и безжалостного человека. Но если даже убить  сейчас, эту ухмыляющуюся сволочь, то проблемы не решаться, а только усугубятся. Он прав в одном, без его денег – я ничто. Без денег нет власти, связей, положения в обществе. И угораздило же меня связаться с этой стервой Заболоцкой и ее дружком! Думали поймают меня и будут держать на крючке, в своих цепких ручонках? Не на того напали! Теперь в аду чертей обслуживают, наверное. Но хороша она была, ничего не скажешь! А в постели что вытворяла, уму не постижимо. Да, зарок даю, если выпутаюсь из этой истории – больше никаких малолеток, наркотиков и оргий. Заведу обычную любовницу,  и буду пить водку, как все. С экзотикой пора завязывать.   

  Сац покосился на притихшего Яшина. 

  - Чего притих? Как думаешь, если все  выплывет наружу, мэр тебя прикроет или сдаст?    

  - Откуда я знаю? Я не провидец. Да и отношения у нас чисто деловые. Я в круг его фаворитов не вхожу.   

  - А у тебя на него ничего нет?   

  - Откуда? У меня нет охранника, который бы был при нем день и ночь. Может, у тебя есть?      

  - Нет, осторожный черт. Зацепиться не за что. Может,  что и делает, но не сам лично, поэтому не докапаешься. Само обаяние и добропорядочность. Чего я тебе объясняю? Ты и сам это знаешь.      

  Яшин тяжело вздохнул.   

  - Вот поэтому, вряд ли из-за меня он будет подставляться. Если только не захочет «выносить сор из избы».   

  Вдруг раздался телефонный звонок. Сац достал мобильный телефон.   

  - Да? И что? Вот так? Понял. До связи. – Он отключил телефон и замолчал.   

  Яшин с тревогой посмотрел на него.   

  - Кто звонил?    

  Сац молчал. Потом, глянув на Яшина,  сказал:  - Я пойду подойду к своим ребятам, надо им кое-какие указания дать. Это был звонок по моим  делам, банковским.  Я скоро.   

  Яшин и Черный остались одни. Вдруг. Черный произнес:   - Шеф, не нравится мне что-то этот Сац. Врет он. Не знаю как вы, а мне как-то не по себе. Интуиция подсказывает: «надо делать ноги». На фига вам эта власть нужна была? Были ведь и без нее «авторитетом».    

  Яшин цыкнул на него.   

  - Заткнись. – И сел в машину.   

  Подбежал Скрябин. 

  - Распоряжение дал. Носом землю будут рыть, а найдут машину. Я сказал, что генерал пропал, поэтому и ищем. С приема уехал, а домой не приехал. Всех на уши поставил.  Теперь дело чести. Найдут, будьте уверены.      

  Скрябин ждал похвалы, за свою сообразительность и оперативность, но не дождался. Яшин хмуро посмотрел на Черного, тот понимающе кивнул. И тут вернулся Сац.   

  - Так, мои ребята нашли их. Давайте быстро к гостинице «Москва» и,  не доезжая моста направо, в переулок, там остановитесь. Я следом за вами поеду. Давайте, быстрее. – Он развернулся  и быстро пошел к своему «Джипу».   

  Яшин посмотрел на Черного. 

  - Ну, что стоишь? Забирайся, заводи и поехали. А тебе особое приглашение надо? – Он свирепо глянул на Скрябина.   
 
  Черный завел мотор и,  качая головой,  произнес:  - Не нравится мне все это. Печенкой чувствую. Шеф, может, рванем куда-нибудь подальше отсюда?    

  Яшин рыкнул: - Не понял? Ты мне указывать будешь, что делать? Сказал: поехали, значит, поехали и без базара.   

  - Ну, давайте, хотя бы машину с нашими ребятами прихватим, а? На всякий пожарный. 

  Яшин буркнул: - А потом, что? Их еще убирать придется. Да и светиться целой колонной нечего. Чем меньше людей будут знать, тем лучше.    

  Черный возразил: - Но ведь Сац со своими поехал.   

  - Это его головная боль. Нам  и так сегодня пришлось тех, троих «охламонов» которые проворонили ребят Трухина, в расход пустить. Тебе мало? А если я тебя вместе с ними к праотцам отправлю? Твои ведь люди. Как научил, то и получил. Чего замолчал? Не хочешь в райские кущи? Вот и не вякай. Хотя, нам с тобой место только в аду найдется. – Он обернулся. 

  Машина Саца ехала следом. 

  - Вон они, за нами едут. Все путем. Не дрейфь.   

  Александра – Невская Лавра в свете фонарей, казалась неприступной крепостью. Ветер гнул голые ветви деревьев над возвышающимися над стеной часовнями и склепами.   

  Вдруг, из переулка, в который они должны были завернуть, на большой скорости выскочил массивный КАМАЗ.   

  Все произошло в считанные секунды. Красивая,  шикарная «BMV»  превратилась в груду смятого, искореженного железа. А все, кто находился внутри – в сломанных кукол.  Человек, выскочивший из КАМАЗа, подбежал к машине и достав пистолет несколько раз выстрелил, после чего сел в подъехавшие «Жигули» уехал.

  Сац медленно проехал мимо  и довольно улыбнулся.   

  - Вот и все дела. Были проблемы,  и нет проблем. Быстро, надежно и эффективно, как в банке.   

  Он поехал дальше, на мост, прокручивая в уме, что надо успеть сделать, чтобы аннулировать задним числом счета Яшина в своем банке и перевести все суммы на свои счета.   

  Для себя он решил, что в дальнейшем будет подбирать партнеров более тщательно и осторожно.   

  - Не забыть поощрить охранника, сообщившего ему о звонке генерала мэру.       

                Глава 13    

 

  Выход с телефоном был найден быстро. Зинаида Васильевна вдруг вспомнила, что однажды они уже были в этом доме. Здесь же, только в другом подъезде жил их знакомый: полковник медицинской службы – Стоценко.   

  Они вместе отдыхали в Сочи. После, перезванивались и даже были друг у друга с ответными визитами в гостях. Потом, со временем, как это всегда бывает, курортное знакомство сошло на нет. Но остались добрые и хорошие воспоминания.   

  Нестеренко нежно посмотрел на супругу.   

  - Зиночка, что бы мы без тебя делали? У тебя феноменальная память. Как только ты все помнишь, ума не приложу? Мы объявляем о полной капитуляции.   

  Зинаида Васильевна улыбнулась.   

  - В этом и состоит наше отличие, я имею в виду женщин и мужчин. Мы помним мелочи, а вы – только главную и на ваш взгляд полезную информацию.   

  Стоценко встретили супругов Нестеренко и Трухина, вошедшего с ними, с удивлением, но радушно.   

  Генерал попросил телефон и уединение минут на десять.   

  Пока супруги, суетясь,  ставили чайник, накрывали на стол, Нестеренко и Трухин прошли в кабинет. Генерал сел перед аппаратом и задумался: куда и кому звонить. Ему не хотелось звонить сразу в Москву, не поставив в известность мэра.   

  - Как же поступить, чтобы не ошибиться? Как думаешь, майор? Да, кстати, а почему ты до сих пор майор? Неужели срок еще не вышел?   

  - Да, нет, вышел. Скрябин зарубил. Объявил выговор за поимку особо опасного преступника. Теперь все зависло на неопределенный срок.   

  - А куда Коломеец смотрел? Ладно,  с этим разберемся позже.  Сколько времени? Да, поздновато, но ничего.   

  Он снял трубку и набрал номер.   

  - Генерал Нестеренко. Добрый вечер. Извините за поздний звонок, чрезвычайные обстоятельства.   

  Через десять минут, вытря взмокший от напряжения лоб, Нестеренко положил трубку и посмотрел на притихшего Трухина.   

-   Ну, вот, все доложено. Назад пути нет. Мэр будет ждать нас в восемь утра с видео материалами.   

  - Как он все это воспринял, товарищ генерал?   

  - С удивлением, но спокойно.  Машина за нами подойдет в семь тридцать. Я звонил ему по прямому номеру. Вот, за одно и проверим, совершили мы ошибку, позвонив ему, или нет. Если, вскоре сюда прибудут другие машины, вопрос отпадет сам собой.   

  Он помолчал,  и устало произнес: - До всего руки не доходят, стал многое упускать. А не должен. Старею, наверное. Не хочется лишний раз на рожон лезть, а это уже трусость. Значит, на пенсию пора. Не оправдывай, не оправдывай, - махнул он рукой на Трухина, пытавшегося было что-то возразить, - что, я не видел, кто такой Скрябин? Или не знаю, что большая часть сотрудников кормится у бандитов? Лучшие люди ушли. Зарплата мизерная и ту с боем приходится выбивать. Таких, как ваша группа немного. Они, как бельмо на глазу, поэтому и знаю. Оттого и рискую вместе с вами. У меня ведь вас таких только Управлений, - он махнул рукой. – Пошли.         

  Они вышли из кабинета. Стол был уже сервирован. Их пригласили к праздничному столу. Нестеренко глянул на Трухина.         

  - Садись, майор,  приглашают, отказываться нельзя, женщин обижать не следует, да еще в их праздник. А то, мы как всегда,  со своими делами все им испортим.         

  Все сели за стол. Женщины вспоминали общий отдых, говорили о магазинах, нарядах. Мужчины обсуждали предстоящие выборы, и политическую обстановку в стране. Когда разговор понемногу истощился, включили телевизор. По пятому питерскому каналу показывали «Служебный роман». Вдруг фильм прервали, и диктор сообщила о спец выпуске.  Из этого выпуска Нестеренко с Трухиным и узнали, что Яшин и, ехавший вместе с ним полковник милиции Скрябин, попали в автомобильную катастрофу. Спасти не удалось никого. Телевидение показало разбитую, искореженную машину «BMV» и брошенный «КАМАЗ». Рядом суетились сотрудники ГАИ, милиции, стояла скорая помощь и зеваки. Диктор добавила, что в машине находился еще один человек, который тоже погиб.  Предполагается, что это заказное убийство по политическим мотивам, так как были произведены контрольные выстрелы. Возбуждено уголовное дело. А так же, видимо в результате разборки криминальных структур, в Парке Победы обнаружено три трупа молодых мужчин, погибших от выстрелов в голову.       

  Ошарашенные Нестеренко и Трухин поглядели друг на друга. На экране снова появился «Служебный роман».         

  - Да, интересное кино получается. - Генерал озадаченно почесал затылок, - вот и пойми теперь: кто распорядился их жизнями? Из этой ситуации ясно только одно: наш вопрос решили без нашей помощи.  Надобность  звонка в Москву  отпала. О ЧП, конечно,  доложить придется, но это уже другое и не срочно. А вот встреча с мэром – это мы сейчас выясним.         

  Генерал снова прошел в кабинет. Трухин остался сидеть за столом. Через несколько минут Нестеренко вышел и, поглядев на жену и Трухина, сказал:      

  - Нам пора.       

  Они поблагодарили чету Стоценко за оказанное им гостеприимство, и вернулись в квартиру, где их ждали. Власов, встретивший их,  хотел было,  сообщить   новость, но его пыл быстро охладили, сказав, что уже обо всем знают.         

  Генерал глянул на вопросительно смотревшего на него Трухина.         

  - Ну, чего так смотришь? Мэр сказал: надобность в просмотре отпала. Не стало Яшина, не стало и проблемы. Отработанный материал уже никому не интересен. Да и разоблачение после смерти, это как-то…. Ладно, все. Я позвонил своему водителю, сейчас он за нами подъедет. Завтра утром жду вас у себя. Так же приглашу Коломейца, решим вопрос по этой девочке, которая сидит в СИЗо, Узнаем подробнее о гибели Яшина и Скрябина.  У группы, которая занимается расследованием этого дела,  уже должны быть какие-то сведения к утру. Ну, и обговорим все остальное. Я советую вам свои семьи оставить пока там, где они сейчас находятся. Береженого, Бог  бережет. Я думаю,  завтра к обеду, мы все вопросы решим. Я позвонил еще в Управление, дежурному. Оказывается, Скрябин сообщил ему, что я исчез, и вся моя родная милиция сейчас ищет своего любимого начальника. Да, Скрябин, Скрябин….  Я дал отбой.         

  Через двадцать минут супруги Нестеренко уехали. Шофера злополучного «Запорожца» отпустили вслед за машиной генерала. Капустин спал на кресле в углу. Друзья молчали. Трухин устало вздохнул.         

  - Вот и все, ребята. Вот и все. А радости нет. Опустошенность и не определенность – единственные чувства, которые,  я испытываю  на данный момент. Вопрос решили самым простым путем. Никакого тебе публичного процесса, ни наказания. И никто не узнает: кем на самом деле были эти люди. Сор остался в избе. Случайность?  Чье распоряжение? Об этом мы так же, вряд ли узнаем когда-нибудь.          

  Власов потянулся.         

-   Ох,  и спать же хочется. Устал я. И все же, лично я, рад, что на их месте, оказались не мы. Не хочется, чтобы мое красивое тело кромсали на анатомическом столе, а потом, отдали на корм червям. Все, я ложусь  спать. Может, во сне увижу, как Заболоцкая с Ашотом встречают в Аду Яшина со Скрябиным. Пусть теперь там сами разбираются: кто кому дровишки в огонь подбрасывать должен. Я думаю, что третьим в их машине был Черный. Это он ребят в Парке положил, за то, что нас проворонили.         

  Борисов задремал следом за Власовым. И только Трухин сидел до утра, и не мог сомкнуть глаз. Он думал о Татьяне, о том, что с ними произошло, и искал правильный выход из сложившейся ситуации. Он не хотел больше подвергать ее опасности, а что они будут и в будущем, он не сомневался. Такая работа. Но и потерять ее он тоже не хотел, потому, что не представлял себе жизни без этой женщины. Сердце его щемило и болело. Он с завистью посмотрел на спящих друзей, которые в очередной раз подтвердили поговорку, что «настоящий друг познается в беде». Не сомкнув глаз, он так и просидел до утра.      

  В семь часов утра он разбудил друзей.  Когда они не много пришли в себя, умылись, он послал Власова  в магазин. Заполнив опустошенный холодильник, они  позавтракали,  и поехали в Управление, прихватив с собой и Капустина. Надо было оформить его показания официально.    

  Генерал был уже на рабочем месте.  Подавленный, он сидел в  кресле и на приветствие вошедших,   только махнул рукой.   

  - Проходите, присаживайтесь.   

  Помолчав, он сказал: - У меня состоялся разговор и с мэром и с моим непосредственным начальником в Москве. Мне было поставлено в вину, что я оказался недальновидным, нерасторопным и слабым руководителем. Если в городе в день всенародного праздника происходит столько убийств, в том числе известных и уважаемых людей, то это вина милиции и непосредственно руководителя, возглавляющего ее на данный момент. Политическая обстановка в стране напряженная, поэтому приказано пожар не раздувать. До средств массовой информации довести, что это  обычное ДТП и никаких выстрелов не было. Мне дали понять, что кресло под моим «благодетелем» шатается и очевидно есть резон подумать о моей отставке.  Вот такие дела, мужики.   

  Власов возмущенно привстал.   

  - Да как они смеют!   

  Генерал невесело улыбнулся.   

  - Власов, ты неисправим.   

  Трухин вздохнул.   

  - Получается, подставили мы вас, товарищ генерал.   

  Нестеренко встал.   

  - Ничего, мужики, мы еще повоюем. Не раскисать! Я еще не в отставке. И пока у меня  есть время, я намерен сделать кое-что полезное и необходимое.  Во-первых: сейчас подойдет полковник Коломеец и мы решим вопрос об освобождении этой девочки, о которой  вы говорили. Второе: разбираемся с твоим выговором, - он посмотрел на Трухина, - и я подписываю документы на присвоение тебе очередного звания подполковника. Третье – ты примешь отдел. Хватит,  на группе ты уже засиделся. Может, наведешь в отделе порядок, как у себя. Отдел  сложный, но и ты человек не простой. Благо, этот вопрос я могу решить единолично. Борисов примет на себя твою группу. Кадровыми вопросами в своем отделе займешься сам. Может, и для Власова, что-то подходящее найдется, - он с улыбкой посмотрел на обиженное лицо Власова.    

  Вошла секретарь Нестеренко.   

  - Полковник Коломеец в приемной.   

  - Пригласи. 

  Он посмотрел на троицу стоявшую пред ним. 

  - Все. Свободны. Идите, занимайтесь своими делами. Понадобитесь, вызову. Надеюсь, я в вас не ошибся. – Он устало вытер лицо рукой. – Сегодня еще прощание со Скрябиным будет. Телевидение понаедет. Надо будет изображать скорбь на лице. Как ни как он был моим замом. Да, средствам массовой информации сегодня будет сообщено, что убийцы Ирэн Заболоцкой и ее продюсера найдены. Это банда, занимающаяся разбоями и квартирными кражами обеспеченных  и известных людей. При  задержании, оказали сопротивление и были расстреляны на месте. Так, что дело раскрыто,  и граждане могут спать спокойно. Фамилии и фотографии будут представлены тех троих, которых застрелили в Парке Победы. Я так понимаю, ваших «старых знакомых». Я думаю, что они действительно имели непосредственное отношение к этим убийствами, потому, что были подручными Яшина.         

  Они вернулись к себе в Управление. Оформили все документы, касающиеся Капустина и отпустили его домой. Теперь ждали, когда привезут Нюсю.          

  А Нюся в это время лежала на кровати в больничном изоляторе с закрытыми глазами,  из-под ресниц которых на серую простыню скатывались по щекам крупные слезинки.   

  Она плохо помнила вчерашний день, да и предыдущий тоже. Голова гудела, как телеграфный столб, тошнило, руки были холодными и влажными.   

  Она с ужасом думала о будущем. Эти потные, растрепанные, плохо пахнущие и неряшливые женщины из камеры, в которую ее привели вначале, вызывали в ней жуткий страх. Конечно, ей не выжить среди них. И бабушка умрет в одиночестве.   

  Нюся приоткрыла глаза и осторожно огляделась по сторонам.   

  В комнате стояло еще три кровати, на двух из которых лежали женщины. Одна из них, что-то рассказывала другой. Обе хохотали. Нюся прислушалась. 

  - Ой,  подруга, ни в жизнь не поверишь,  за какие такие грехи  попала я за решетку. В деревне кому скажи, со смеху помрут. Тетка из глубинки, не бандитка, не шпионка и в тюрьме сидит, вернее, лежит. Приступ сердечный хватанул, думала,  не оклемаюсь.   

  - А чего натворила-то? За что тебя взяли?   

  - За нанесение телесных повреждений, человеку, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. Это, если по научному, а если по простому, то заехала я милиционеру сумкой по башке. А в сумке был бидон пятилитровый  с молоком, да еще кое-что. Это бабы наши мне подкузьмили. Поезжай, говорят, в город, продай молочка, сметанки, творог и купи себе чего надо. А у меня фуфайка поизносилась, сапоги прохудились. Кормилица буренка-то кормить – кормит, а одевать не может. Вот я и прикатила. Бес попутал! Сидела себе дома бы в рваной фуфайке и сидела. Выфрантиться захотелось. Вот и выфрантилась. Лежу у туалета, на больничной койке, за решеткой.  Тюрьма-то, смотрю, большая. Людей в ней больше, чем у нас в селе.   

  - А с чего ты менту по голове заехала?   

  - С обиды. Я ведь на вокзал приехала, а куда идти дальше, не знаю. По молодости с мужем два раза в городе была – куда он вел, туда и шла. Не запоминала. Вижу, стоит милиционер. Ну, по старой-то привычке помню: чего не знаешь, сразу к милиционеру обращаться надо, вот я к нему и кинулась. Мил человек, говорю, объясни мне: куда нужно пойти, чтоб у меня мои сельхоз продукты купили?  Где базар, здесь?  А он руки в боки, да как заорет: Какой я тебе мил человек? Не видишь, я при исполнении. Ну, тогда, говорю, прощения просим, товарищ. Он,  аж побагровел весь: тамбовский волк тебе товарищ, деревня. Я растерялась. А кто ж ты тогда такой есть? Гражданин, что ли?  А он мне: граждане у нас за решеткой сидят. А ко мне надо обращаться – господин. Ясно, темнота деревенская? Я на него глянула и смех меня разобрал не ко времени. Морда 9 на 12, красная, в сапогах, перегаром несет. Какой же ты, говорю, господин? Господа, те в длинных пальто, да шляпах ходят, я по телевизору видела. А ты скорее на нашего пастуха Ваську похож: опухший весь, помятый.  Хотя, он лучше будет, а тебя даже коровы испугаются.  Он вдруг, как рыба на берегу, стал рот открывать, закрывать, открывать, закрывать. Я перепугалась, думала кандратий его хватит. А он вдруг: Ну-ка тетка, гони свой паспорт. Я достала, а он выхватил его и давай листать. Где, говорит, регистрация? Я-то не поняла сначала.  Об жинитьбе что ли? Так я уже второй год вдова.  А он мне: об регистрации в городе, дура. Прописка есть? Я ему: как же, вон, читай, Верхние холмы. А в городе я не живу. А он снова, как заорет на меня: а чего тогда в город приперлась? Воздух портить? Паразит такой! Это я то - портить? От меня сроду дух только молочный идет. Это от него угореть можно.  А он мне: Каждый сверчок, знай свой шесток. Задерживаю тебя за нарушение паспортного режима. Продукты у тебя конфисковываю на проверку, пошли в  отделение. Может, ты террористка какая и приехала отравить нас, городских жителей. И давай у меня из рук сумку тянуть. Вот я его этой сумкой и огрела, он рухнул, как подкошенный. У меня рука тяжелая, да и силой Бог не обидел.  А мимо, как раз машина ихняя проезжала. Скрутили меня, попинали, обматерили и посадили в камеру. Девки из камеры говорят, что теперь мне  дело «пришьют» за нападение и нанесение сильных телесных повреждений лицу при исполнении. Какое же это лицо? Это харя. И ни при исполнении, а при рэкете. Это девки меня научили, так адвокату сказать.       

  - И сильно ты его пришибла? – В голосе женщины слышался смех.   

  - Сотрясение мозга и ушиб головы с какой-то гематомой. Адвокат, чудной у меня, умный до невозможности.   Про все на свете знает. И как надо и как не надо. Его этому, оказывается, пять лет учили. А за пять лет можно не только козу научить по барабану рогами стучать, но и корову плясать. Этот адвокат у меня бесплатный. Оказывается преступникам положено, чтоб в тюрьму не загреметь. Есть еще обвинитель. Тот,  наоборот, за решетку тянет, а адвокат, значит, из-за решетки. Только почему бесплатно, не пойму? Я ему бутылочку самогонки предлагала, не берет. Мне, говорит, государство за вас платит. Вот так, так! На пенсии у государства денег нет, а преступников защищать, есть.   

  Нюся сама не заметила, как у нее высохли слезы,  и  она непроизвольно начала улыбаться.   

  Вдруг, дверь открылась и на пороге появилась женщина в белом халате.

  - Самохина, вставай. Собери вещички и на выход. Поторапливайся.   

  Нюся побледнела, руки ее снова задрожали. Она встала. Женщины посмотрели на нее с любопытством.  Одна из них протянула: - Смотри, а лежала, как не живая.   

  Нюся вышла вслед за женщиной в белом халате.

  Трухин смотрел в окно на свинцовые тучи, проплывающие над городом,  и молчал.    

  Власов бегал по кабинету и кричал:  - Что я делаю в этом кабинете? Что я делаю в этом Управлении? Кому нужна моя служба? Кому? Где справедливость? Почему порядочные и профессиональные люди должны уходить в отставку? Кому это выгодно: обычным людям, надеющимся на нас? Нет! Хоронить с почестями Скрябина, чтобы не раздувать пожар? Но это же …   

  Борисов откинулся на спинку стула.   

  - Вова, угомонись. Голова и так гудит, как колокол. Ты видел, как рушится старый дом? Пыль до неба, кирпичи, балки, перекрытия,  разлетаются в разные стороны. Под руинами остаются, когда-то, дорогие сердцу, но теперь уже устаревшие  вещи. И в это время, когда пыль еще не осела, там уже появляются людишки, стараясь прибрать к своим рукам все,  что осталось. Они копаются в грязи и  мусоре. Но в это же время, есть люди, которые уже имеют макет нового дома, который будет построен на этом месте. Эти люди, пусть и с брезгливой гримасой на лице, но терпят  рядом тех, кто,  копаясь в грязи,  растаскивает этот рухнувший дом на кирпичики. Они терпят их потому, что эти людишки расчищают место для их будущего дома, не боясь вымазать руки и в грязи и в крови. Наша страна сейчас, как этот рухнувший дом. А все эти Скрябины, Яшины и есть эти самые людишки, копающиеся в грязи. А те, кто собирается строить новый дом, они ведь хотят, чтобы у них руки были чистыми, как первый выпавший снег. Поэтому, на данном этапе, Скрябины им необходимы. Вова, сбрось наконец розовые очки. Оглянись вокруг. Убийства, разборки, стрелки – стали нормой жизни. Человеком сейчас правит доллар, а не разум. Это потому, что старого дома уже нет, но и новый,  пока,  не построили.   

  - И, что, ты предлагаешь мне поклониться доллару в ножки и заткнуться?   

 - Нет. Я просто предлагаю тебе смотреть на вещи реально. А реальность такова: пусть на этот раз мы победили не в прямом бою, но победили!  Яшин и его подручные все же понесли наказание за свои преступления. Они больше не причинят вреда людям никогда. Разве это не победа? Да, у нас тоже могут быть потери, если уйдет в отставку Нестеренко. Он доказал на деле, что он честный и порядочный мужик. Но даже если он уйдет, то все равно,  успев сделать много добрых дел. Если бы не он, то эта молоденькая девчушка – Нюся Самохина сгнила бы в тюрьме. Мои дети, если бы остались живыми, росли без отца. Я уж не говорю о Татьяне Ивановне и Насте: кто знает, что ожидало бы их? А главное, то, что теперь во главе отдела встанет Александр Анатольевич. А это значит, я уверен в этом, в отделе останутся служить опера, которые  будут снова гордиться своей службой. А пьяницы и прочая нечисть,  канут в лету. Да, Вова, - добавил он шутливо, - рано еще тебе становиться начальником. Пока, без нашей опеки, тебе не обойтись.            

  Власов возмутился.       

  - Почему это, позвольте вас спросить?            

  Борисов лукаво улыбнулся.       

  - Да потому, что ты невыдержанный, горячий, да к тому же хвастун, и страшный деспот. Скажешь, я не прав?         

  - Это я деспот? На себя посмотри, верста коломенская. Философствует тут. Тоже мне Диоген нашелся.       

  Они начали шутливо боксировать друг друга. Трухин улыбнулся.         

  - Ну, слава Богу, узнаю своих друзей. Вы знаете, я только сейчас почувствовал, что действительно все позади. Мы все живы, здоровы, и вместе. Сейчас закончим с Самохиной, и остальные все дела отложим на потом. Мы заслужили небольшой отдых. Борь, ты давай поезжай за своими, а то они там с ума сходят от неизвестности. Я за Татьяной. А вам – сэр, - он посмотрел на Власова, - я настоятельно рекомендую съездить к Соне. Часиков в восемь вечера все встречаемся у меня дома. Лады?         

  В дверь постучали и в кабинет ввели Самохину с сумкой в руках. В глазах ее плескался страх, руки судорожно сжимали сумку.   Трухин вышел ей навстречу.            

  - Проходите, Нюся, присаживайтесь. Ничего больше не бойтесь, все закончилось. Вы свободны, поэтому вам и вещи сказали захватить с собой. Мы нашли настоящих убийц. Извините, за все, что вам пришлось пережить по нашей вине. Единственный совет на будущее: вы молодая, умная девушка, и я понимаю, как трудно сейчас найти хорошо оплачиваемую работу, но все же – постарайтесь не потерять в себе человека. Не давайте унижать себя. Я желаю вам, что бы ваша мечта, стать библиотекарем, исполнилась. Желаю здоровья вашей бабушке и вам. Прощайте.      

  Нюся судорожно вздохнула.      

  - Спасибо. Я думала, больше уже никогда не увижу бабушку. Я так боялась, что она умрет в одиночестве. И мне было так страшно. Мне, правда, можно уходить? – Она робко, как бы не веря в свою неожиданную свободу, посмотрела на Трухина.            

  - Конечно, идите. Вот ваш пропуск. Если понадобится помощь, звоните.      

 Нюся,  размазывая слезы по щекам, вдруг, подбежала к Трухину и, обняв, поцеловала его в щеку. Трухин смутился.          

  - Ну, что вы, что вы, не стоит.          

  Когда за Нюсей закрылась дверь, Трухин сел за стол,  и устало закрыл глаза.       

  - Все. А теперь разбежались.            

 
                Глава 14   


  Татьяна проснулась рано. Всю ночь ей снились кошмары. Она, то оказывалась запертой в подвале, кишащем крысами. То видела вокруг себя много чужих мужских лиц и рук, которые тянулись к ней, пытаясь схватить ее, сделать ей больно. Она пыталась убежать, а они хохотали, и не отпускали ее.         

  Татьяна села, прислонившись к спинке дивана,  и задумалась. От Трухина вестей пока не было. Как они там? Живы ли? И как ей поступать, если  вдруг случиться непоправимой? Вопросов было много, а вот ответов на них, не было.            

  Она улыбнулась, вспомнив, как в первый день с Оксаной они держались настороженно друг по отношению к другу. А потом их прорвало, словно плотину, и они начали в захлеб рассказывать о себе и своих проблемах. Поплакали, вспомнив старое. Поудивлялись судьбе, которая преподносит такие сюрпризы, сталкивая: сводя и разводя их в разные периоды жизни. Сейчас, как и пятнадцать лет назад, они обе опять были на перепутье. И от правильного выбора пути, зависела вся их дальнейшая жизнь.      

  Сегодня, Оксана с утра убежала в школу - дочка позвонила и попросила принести спортивный костюм и портфель. Она ночевала у подружки и оттуда, не заходя домой, сразу пошла на занятия.   

  Оксана много рассказывала Татьяне о дочери. В ее словах сквозила такая любовь и нежность, что Татьяна в очередной раз пожалела, что у нее нет ребенка. Ей так, вдруг, захотелось прижать к груди  теплый, родной комочек, вдохнуть в себя детский, молочный запах, и почувствовать себя матерью.       

  Раздался звонок в дверь. Татьяна вздрогнула: кто бы это мог быть? У Оксаны ключи с собой.      

  Липкий страх  окутал ее.

  - Неужели нашли?   

  Она тихо подошла к двери и осторожно поглядела в глазок. За дверью с  цветами в руках стоял Трухин. Татьяна,  облегченно вздохнув, открыла дверь. Трухин вошел и обняв, крепко прижал к своей груди.   

  - Здравствуй, родная!  Вот и я. С прошедшим тебя праздником. – Он протянул ей   один из букетов, - а где хозяйка?   

 - В школу ушла. Скоро будет. Все закончилось?   

  - Да, - Трухин нежно поцеловал ее, - все закончилось. А вы разве не смотрели телевизор?   

  Татьяна качнула головой. 

  - Нет. Честно говоря, боялись услышать там плохие новости. Мы разговаривали в основном.   

  - Ну и ладно. Сейчас мы дождемся хозяйку, поблагодарим ее и поедем домой. Нам надо о многом поговорить.   

  Они прошли в комнату и сели на диван. Взявшись за руки, они молча смотрели друг на друга, думая каждый о своем.   

  - Какой он уставший, измотанный. Но, если я уйду от него, то,  как смогу жить,   не зная: где он и что с ним? Нужна ли мне такая жизнь? Да, с ним опасно, но и без него жизнь снова станет безрадостной, бесполезной и пустой. Снова задернутые шторы, одиночество и холод в сердце и душе?   

  - Я не могу больше подвергать ее риску. Но и жить без нее я тоже не могу. Тупик. И где найти выход из этого тупика, я не знаю.   

  Стукнула дверь и вошла Оксана. Увидев Трухина, она вздрогнула.   

  - Ой, напугали меня.   

  - Извините, - Трухин встал и протянул ей цветы, - с прошедшим праздником вас.   

  - Я так понимаю, что все закончилось благополучно?   

  - Да, можно сказать и так. В этом есть и ваша заслуга, к тому же не малая. Спасибо вам.   

  Оксана расстроено посмотрела на Татьяну. 

  - Ну, вот, только начали становиться подругами.   

  Татьяна улыбнулась.   

  - Теперь мы с тобой на всю жизнь подруги. Думаешь снова избавишься от меня на пятнадцать лет? Не получится. Теперь я прицепилась к тебе, как репей. Захочешь,  сама избавиться, да не получится.   

  Все рассмеялись. Трухин протянул Татьяне руку. Она поднялась с дивана.   Трухин,  обратился к Оксане:   

  - Еще раз спасибо вам. Всегда будем рады видеть вас у себя дома.   

  До Васильевского, они ехали молча, думая каждый о своем. Войдя в квартиру, они так же молча прошли в комнату и сели на диван.   

  Трухин, заговорил первым.   

  - Танюша, любимая, прости меня. Никакая работа не стоит твоих мучений, страхов и переживаний. Поэтому, я думаю… 

  Татьяна перебила его: 

  - Саша, я за эти дни много думала и поняла: какие бы испытания не выпали на мою долю и не выпадут еще, они ничто, по сравнению с тем, если я вдруг потеряю тебя. Поэтому, если твое предложение о законном браке еще в силе, то я согласна.   

  Трухин онемел. Потом крепко прижал Татьяну к себе.

  - Я самый счастливый человек на свете! Я люблю тебя!   

  Татьяна смущенно заглянула ему в глаза.   

  - А еще, я хочу родить тебе ребенка. Я знаю, возраст и все прочее, но все же. Если ты конечно не против.   

  Трухин счастливо рассмеялся.   

  - Я обеими руками за. Единственное, Танюша, давай решим еще один вопрос, чтобы потом к нему не возвращаться. 

  -   Какой?             

  - Если ты скажешь, я готов уволиться со службы. Решать тебе. На счет работы можешь не беспокоиться, я не плохой юрист, где-нибудь пристроюсь.  Я чуть с ума не сошел, когда….

  Татьяна закрыла его рот своей ладонью.   

  - Саша, я никогда не потребую от тебя такой жертвы. Я знаю, что значит для тебя твоя служба. А вспоминать о том, что прошло, мы не будем. Прошлое – оставим прошлому,  и будем жить будущим. Хорошо?      

  - Хорошо.   

  Они так и сидели,  обнявшись, когда прозвенел звонок в дверь. Татьяна очнулась первая.   

  - По-моему, кто-то пришел.   

  Трухин посмотрел на часы.   

  - Время, восемь! Я совсем забыл. Это Борисовы и Вовка с Соней должно быть пришли. Я просил их об этом. Неужели прошло уже четыре часа?   

  Татьяна рассмеялась.   

  - Иди, открывай, а то Вовка дверь разнесет.    

  Шумная компания ввалилась вся сразу. Больше всех шумел и шипел кот Афиноген. Когда накрыли стол и сели, все как-то сразу притихли.   

  Трухин открыл бутылку вина и разлив его по бокалам, поднял свой.   

  - Ну, вот, мы и снова все вместе. На нашу долю, этот раз выпали сложные испытания,  и мы их с честью выдержали. Каждый внес посильную лепту. Настя: сохранила детей и себя    

  - И кота, и кота, - закричали мальчишки.   

  Трухин улыбнулся. 

  - И кота. Благодаря Соне и ее друзьям: Татьяна и я  сидим за этим столом живые и невредимые. Благодаря Борису и Володе мы смогли завершить это дело и выйти из него без потерь. Нюся Самохина и Капустин, я надеюсь, будут жить долго и счастливо. И мы еще увидим фильмы, снятые Алексом и Алису Фенхель играющую в них заглавные роли. Спасибо вам, за то, что вы есть. За вашу дружбу, помощь и самоотверженность.   

  Когда все выпили, Борисов рассмеялся.   

  - Мое участие в этом деле процентов на 10, а 90-то уж точно принадлежат Вовке.   Если бы не его, ой…

  Власов сделал свирепое лицо и наступил Борисову на ногу.   

  - Все понял, умолкаю, не то по шее получу и окончательно потеряю отцовский авторитет, практически уже приватизированный Власовым в моем доме.   

  Мальчишки, сидевшие рядом с Власовым, захихикали и прижались к нему.   

  - Ну, вот, что я говорил? Он для них – герой нашего времени, а я так, просто папа.   

  Настя с любопытством посмотрела на Власова.   

  - Вов, расскажи, как тебе удалось выкрасть генерала? Ну, пожалуйста, интересно же.   

  Власов умоляюще посмотрел на Трухина, тот подмигнул ему.   

  - Внимание! У нас с Татьяной для вас сообщение. Ровно через месяц состоится наша свадьба. Власов. Ты вроде как обещал быть на ней свидетелем, не забыл?   

  Все начали поздравлять их. Снова поднялся шум, гам, смех. Расходились, ближе к полуночи. Пожимая руки друзьям, Трухин сказал:   

  - Все, все точки в этом отрезке нашей жизни расставлены. Завтрашний день начинаем с нового листа.         

 
                Эпилог   

 

  Прошла неделя. Генерал Нестеренко подал в отставку,  и его отставка была принята. Начальником УВД города Санкт – Петербурга был назначен  ранее служивший в Москве генерал.   

  Звание подполковника – Трухин получил, а вот назначение его начальником отдела было приостановлено новым руководством, соответственно и повышение Борисова тоже. С новым начальником пришла и новая команда и поэтому предположения и слухи о перетрубации в УВД менялись десять раз на дню.   

  Трухин шутил, что видимо Богу,  не угоден распад их «святого союза». Поэтому, как и прежде они будут вместе выполнять свою работу, свой долг по отношению к людям и государству, защищая и охраняя их покой.      

  Алисе Фенхель Трухин послал большой букет цветов с искренней благодарностью за оказанную помощь.   

  Нюсе, они помогли устроиться  работать в «Дом книги».   

  Капустин прислал им пригласительные билеты на премьеру его нового фильма.   

  Чета Нестеренко собиралась переезжать в Москву. Генералу предложили место Советника юстиции.   

  Трухин готовился к свадьбе. Власов по-прежнему: то ссорился, то мирился с Соней. Семья Борисовых дружно воевала с котом, пытавшимся завоевать место хозяина в их доме.   

   Жизнь шла своим чередом.