Большой пёс гл. 3 Пресьоса

Гл. 3 Пресьоса.


Первый постоялец приехал вечером. Как раз к ужину. Лариса узнала о нём от горничной, когда та приглашала её к столу. Также Лора узнала, что гость спрашивал про неё и что он был удивлён, узнав, что девушка уже завершила свою прогулку длинной в триста семьдесят два километра длиной, почти уложившись при этом в нормативы, предусмотренные для десантников. Ещё раз, мысленно, обругав себя за неосторожность, Лариса поблагодарила Глорию и  начала поспешно переодеваться.
За длинным, общим столом, в одиночестве сидел немолодой мужчина в строгом костюме. Заслышав шорох открываемой двери, он обернулся.
– Добрый вечер, сэр, – первой поприветствовала его девушка. Перед ней сидел мужчина, тот самый, что стал свидетелем её пререканий с Дарресом,  в гримёрной при ресторане гостиницы. Кожей ощущая волнение человека, она повторила. – Добрый вечер, сэр…
– Мастер Помяловский… – мужчина приподнялся, приветствуя её. – Но можно просто «Мастер Ник».
– Лариса  Хименес, – представилась Лора, не зная, что и думать. Разгромная статья, так задевшая её,  принадлежала перу именно Н. Помяловского. Борясь с волнением, она обошла стол и села на его противоположном краю. Глория – Энн поставила ей прибор, налила бульон, положила гренки.
Лариса, не поднимая глаз, ела всё, что оказывалось у неё на тарелке. Подписывая контракт, она не интересовалась ничем, кроме его финансовой стороны. Даррес предупредил её, что в этом доме она встретится с главным режиссёром будущей картины. На таком знакомстве, мол, настаивает режиссёр, желающий ещё раз убедиться в том, что актриса ему подходит.
– Синьорина Хименес, – обратился к ней человек. – Скажите, какое обращение к вам будет правильным: синьорина или сеньорита?
– Фреляйн, – ответила Лариса, отрывая глаза от тарелки. – На «Раре» принято обращение «фреляйн».
– На каждой планете традиционно придерживаются какой-то одной формы обращения. Однако, чаще всего, это мало связано с этническим составом населения. Группы первопоселенцев, в большинстве своём, были интернациональны. Мой же вопрос связан с корнями твоей семьи. Судя по фамилии, предки твои происходили из Латинской Америки или даже из Испании.
– Я не знаю, – пробормотала Лариса, а мужчина, не слушая её, продолжал:
– Традиционно считается, что у женщин Испании чёрные, вьющиеся волосы, чёрные глаза и смуглая кожа. Однако, в знатных семьях, до сих пор встречается другой тип, описанный ещё Сервантесом: среднего роста, стройные, в любом возрасте, хорошо сложенные, светлокожие, светловолосые и зеленоглазые. Да, да! Именно зеленоглазые! Вы читали Сервантеса, сеньорита?
– Не помню.
– Он написал «Дон – Кихота»! Это наиболее известное из его произведений, однако, не единственное.
– Я не читала, – буркнула Лариса.
– Что?
– Дон – Кихота.
– Жаль, жаль, придётся прочесть. Так вот, твоя внешность полностью соответствует его описанию Английской Испанки. Есть у Сервантеса такой рассказ.
Теперь Лариса, сочла за лучшее, промолчать. Никаких испанских корней у неё не было, и быть не могло. Но не объяснять же это человеку. Не рассказывать же ему, как прапрадед, с прапрабабкой, спасаясь от бесконечной войны и господ – мили, бродили по лесам, пока не наткнулись на разбитую лодку. Коварный водопад заглотнул неосторожных и неопытных первопроходцев – людей. Прапрадед умудрился выловить тогда из воды, ниже водопада по течению, три или четыре трупа. На одном из них он и нашёл изжёванное водой и камнями удостоверение личности. Фамилия, и та на нём читалась с трудом. Нет, такая история озвучиванию никак не подлежала, и Лариса попыталась переменить тему разговора:
– Поэтому вы настояли, чтобы я играла в вашем фильме?
– Да.
– Понятно…
– Странно вы произносите это слово, Сеньорита Хименес.
– Я читала вашу рецензию.
– Что вы читали?
– Рецензию, статью, – называйте как хотите. О фильме «Созвездие Аделины» и о моей роли в нём. Ваше мнение обо мне тогда было очень и очень нелицеприятным.
Мужчина не смутился. Возможно, он ждал этот вопрос:
– Правда, сеньорита Хеменес, редко бывает приятной. Запомните, моё мнение и о фильме и о роли, которую вы играли в нём, не переменилось ни на йоту. Ошибся тогда я лишь в актрисе. Я понял это, когда увидел тебя без грима. Видите, сеньорита Хименес, как всего лишь один взгляд на живого человека может изменить даже устоявшееся мнение? «Приз зрительских симпатий» только подтвердил мой вывод. Иногда, глас народа – Глас Божий.
– То есть, я вам подхожу?
– Не совсем. В тебе есть все задатки для нашей роли, но нет совершенства, необходимого для её исполнения. Нам придётся немало потрудиться, прежде чем мы сможем снять один единственный кадр! Ты должна забыть всё, что знала и умела до этого. Запомни это!
– Запомню. Что конкретно я должна делать?
– Ты читала сценарий?
– Нет.
– Как нет? Ты не читала сценария? Как же ты тогда подписала контракт?
– Я доверяю чужому профессионализму, – ответила Лариса, тонко улыбаясь. – Мои наниматели хорошо знают меня и если они уверенны, что я справлюсь с данной работой, я не буду сомневаться, а приложу все силы, чтобы не обмануть их ожидания.
– Вот как? – замялся человек, с удивлением разглядывая собеседницу. – У вас очень интересная философия, сеньорита Хименес. Впрочем, меня она устраивает. Так вот, для начала, ты прочтёшь сценарий и первоисточник. Начинай сразу, после ужина. Тексты уже у тебя в номере.
– Я прочту. Кстати, кто я? Английская Испанка?
– Нет, цыганочка. Юная красавица Пресьоса, что переводится, как «драгоценная»
Взгляд мужчины обжигал лицо, но Лариса не опустила глаза. Режиссер всматривался в неё и видел. Видел! Перед внутренним взором человека уже стояла прекрасная цыганочка Сервантеса: хрупкая и сильная, с пышными кудрями и глазами тигрицы, робкая и не знающая предела своим страстям! Безродная цыганка с голубой кровью!
– Сеньорита! Да, да, сеньорита! Пока фильм не будет лежать в коробке ты – сеньорита и никто более!
– Согласна.
– Сеньорита Пресьоса – Констанса! Повтори.
– Сеньорита Прео
– Пресьоса! Запомни и не ошибайся!
Ни сейчас, ни позже, Лариса так и не смогла понять, что общего нашёл популярный режиссёр между фабричной девчонкой с периферийной планеты, которую всю жизнь учили «знать своё место» и острой на язык цыганочкой из средневековой Испании. Пресьоса не скрывая, признаётся в стремлении знатным и богатым. Лариса, как грязи, старалась избегать людей, стоящих выше неё на социальной лестнице. Жизнь героини фильма не обременялась никаким трудом, Лариса же работала всю жизнь и мечтала лишь вернуться домой, чтобы там работать, работать и работать. Но понять человека, живущего в мире собственных фантазий, ещё никому не удалось. Второй загадкой было то, что роль жениха Пресьосы досталась Франческо. В третьих же, сюжет фильма оказался столь же слащав, как и в разруганном Помяловским фильме. Единственное отличие было в том, что одну историю написал древний классик, а другую – современный сценарист.
 Присутствие Франческо, впрочем, Лору занимало не долго. Он ни разу не обменялся с Ларисой  даже короткой фразой, и девушка скоро перестала его замечать. А вот поведение Мастера Ника, как предпочитал представляться Помяловский в неофициальной обстановке, беспокоило её всерьёз.
Муштры и работы Лариса никогда не боялась. Любую работу, от разравнивания огородной грядки до пайки микроскопических, электронных плат, девушка привыкла выполнять старательно и добросовестно. Через неделю, она ничем не отличалась от цыганочки, созданной воображением режиссёра. Без внимания не осталось ничего: ни жесты, ни манера одеваться, ни выговор. Далось всё это Ларисе нелегко. Впрочем, ей всё давалось нелегко, вопреки видимой окружающим лёгкости. Казалось, человек достиг желаемого, но нет. Мастер Ник и не думал ограничивать свои требования съёмочной площадкой. Каждую минуту актриса должна была находиться у него на глазах. Он диктовал ей всё: что говорить и как говорить, с кем и как общаться. Не замечая того, он превращал актрису в удобную куклу. Особенно трудно было угодить ему с одеждой.
Лариса не могла носить только съёмочные костюмы. Но даже повседневная одежда её должна была отвечать мыслям режиссёра: свободные кофты, широкие, многоярусные юбки и никаких, брюк, пиджаков, курток или современных платьев!
Потом Мастер Ник стал дарить ей подарки. Началось всё с серебряного напёрстка. Помяловский пожелал проверить, как она научилась гадать, но при гадании на руке следовало начертить крест монетой или серебряным напёрстком. Настоящие монеты из драгоценных металлов имелись лишь в коллекциях. Помятовский заказал  напёрсток у ювелира. Толстый и тяжелый он совершенно не годился для работы, но был хорошо заметен в кадре. Лариса старательно разыграла сцену. Человек, вроде бы, остался доволен. Но когда она хотела возвратить вещицу, Мастер Ник вдруг накричал на неё. Из его слов следовало, что Лариса опять вышла из образа, так как настоящая цыганка никогда не возвращает того, что попадёт ей в руки. Он заказал для неё тяжёлые золотые серьги. Чтобы носить их, Ларисе пришлось прокалывать мочки ушей. В проколы сразу вставили золото. Было больно, неудобно, зато Мастер Ник остался доволен. Реальность совпала с его мечтой. Потом он подарил золотое монисто и неукоснительно требовал, чтобы девушка носила его не снимая.
По настоятельному же требованию режиссёра Лариса училась играть на гитаре. Бренчать на струнах она навострилась достаточно быстро. Ловкости в пальцах, для этого, у Лоры оказалось достаточно. Помяловский очень радовался  способностям актрисы и тут же заставил её по четыре часа на дню разучивать бесконечное множество старинных песен и песенок. Вильянсики, куплеты, сегидильи, сарабанды и романсы просто замучили Лору. Игру девушка должна была сопровождать пением на старо испанском – языке сухом и сыпучем, как, сброшенная растущей змеёй, кожа.
«Это твоя история» – твердил режиссер бесконечно, забывая, что рассказ, даже самого талантливого писателя, историей народа быть не может. Лариса ни спорила. Она старательно зубрила стихи на непонятном ей языке, пела, аккомпанируя себе на гитаре, тренировалась в разных видах гадания.
Лариса пыталась воспринимать все эти занятия как игру, но навязчивость человека, порой грозила истощить даже её терпение. Как-то она спросила у мужчины: почему он выбрал для себя такое обращение, как «Мастер Ник». В одном из рассказов, коими во множестве пичкал её Помяловский, под этим прозвищем герой упомянул Сатану.
Режиссёр разозлился и обвинил Ларису в непонимании и невнимательности. Лора не стала спорить, а открыла рассказ на нужной странице и положила его перед человеком, подчеркнув строку ногтем. Возмущенный таким обращением, человек накричал на неё. Теперь Лариса «умничала» и «возомнила о себе невесть что».
«Простите, мастер Ник» – ответила на это Лора, желая прекратить непонятную и глупую, на её взгляд ссору. И тогда Помяловский вдруг прочёл ей длинную лекцию об возвышенных целях искусства и об абсолютном отличии «творцов» от «серой массы». Из рассуждений его следовало, что Лариса узко смотрит на предмет и не понимает истинной роли Сатаны в миро устройстве…
Рассуждения режиссёра оказались столь продолжительными, что Лариса, отключившись от темы, успела успокоиться и осмыслить ситуацию, после чего заметила, что в данном вопросе вынуждена следовать художественному образу. Пресьоса – Констанса – девушка из средневековой, католической Испании. Она не сатанистка, следовательно, – должна быть католичкой во всём. В том числе и в отношении к Дьяволу. Ссылка на «художественный образ» оказалось удачной. Помяловский замолчал минуты на три, после чего, с воодушевлением признался, что собеседница его абсолютно права, и что историческая правда превыше всего. Действительно, не годится героине великого Сервантеса, даже вне съёмочной площадки поминать чёрта, и что отныне Девушка должна обращаться к нему по имени: «Николя».
За тот же «художественный образ», точнее за несоответствие ему, Лариса заработала на следующий день очередную выволочку. В десять часов вечера, режиссер вдруг зашёл в комнату к девушке и застал её за недозволенным занятием: Лариса, читала «Звёздную картографию», да ещё и по компьютеру! Истерика Помяловского была ужасна, а возмущение не знало предела: «Его» цыганка не должна даже приближаться к такому ужасу, как компьютер!
– Мастер Помяловский, – попыталась остановить его Лариса, – должна же я отдыхать хоть иногда. На часах одиннадцатый час ночи! Почему вы вообще заходите ко мне в это время?
– Время? – Возмутился Помятовской. – При чём тут время! Вы на что намекаете Сеньорита?!
Визг мужчины резал уши. Лариса выключила компьютер, встала и, дотянувшись до кнопки вызова прислуги, нажала на неё.
–Будьте любезны, мисс, – обратилась она к горничной, –  разбудите меня, пожалуйста, завтра в половине седьмого.
– Да, Мисс Лора, –  отозвалась горничная. Глаза её беспокойно перебегали с постоялицы не постояльца. Оба полностью одеты, в комнате – порядок. Зачем же её позвали?
– Спасибо, мисс, – поблагодарила девушку Лариса и, пользуясь присутствием зрительницы, обратилась к мужчине. – Спасибо за помощь, мастер Помяловский. Завтра, на съёмках, я учту все ваши советы. Ещё раз спасибо и до свидания.
* * * * *
Тонкая и гибкая цыганочка, потряхивая бубном, кружилась между нарядно одетыми зеваками. Вспыхивают неземным огоньком зелёные глаза, блестят от расточаемых, кокетливых улыбок белые зубы. Вот один из молодых дворян клюнул на призывный взгляд. Самодовольно щурясь, он протягивает юной красавице руку с золотой монетой. Зря стараешься, красавчик. Цыганка столь же неуловима, сколь и соблазнительна.
Сцена снята в первом дубле. Но стоит Ларисе приблизиться к режиссёру, слащавая мечтательность в его глазах сменяется брюзгливым неудовольствием.
– Неплохо, неплохо, сеньорита Хименес.
– И, главное достоверно, мастер. Цыганка всегда сумеет ускользнуть из чужих объятий. Не важно, в каком времени она живёт и чем увлекается: астрологией или астрономией. Не правда ли?
Досада на лице мужчины смешит её, но внешне девушка невозмутима.
– Не согласен, сеньорита Хименес, не согласен, – в голосе мужчины раздражение. – Простая девушка из средневековья несовместима с современными науками. И если я ещё раз застану вас…
– Но не в десять часов вечера, мастер. Я понимаю, вы просто увлеклись процессом творчества, но другие могут понять это иначе. Поверьте, я не хотела бы ТАКОЙ рекламы для нашего фильма. У меня уже есть подобный опыт, и он очень неприятный.
И опять работа, работа и работа. Чужая игра, наконец-то становится понятной и увлекательной. Съёмки, для Ларисы теперь ни что иное, как путешествие во времени. Жаль только, что Помяловский велел убрать из её номера компьютер. Мелкая месть за закрытую перед носом дверь.
Последние две недели, Лариса, как жаждущий – воду, ждала дня освобождения. Одежда и дух фантастического, древнего мира просто давили её. На рабочий просмотр готового фильма она пришла в своём любимом костюме: серый пиджак в обтяжку, юбочка-мини, мохнатые колготки, туфли-лодочки на высоком, тонком каблуке. Лора не ожидала, что Помяловский способен закатить такую истерику, да ещё и при свидетелях.
Схватив девушку за рукав, он мотал её, как тряпку, визжал, плевался:
– Немедленно переоденься! Немедленно сними это! Немедленно! На кого ты похожа!
Лариса знала, что похожа сейчас только на себя, но о возражениях не могло идти и речи. Кое-как освободившись из руки мужчины, она отскочила от него подальше, спросила, захлёбываясь от душащего её гнева:
– Как вы ведёте себя, мастер! Что случилось?
– Что случилось!? – не унимался Помяловский. – Она ещё смеет делать вид, будто ничего не понимает! Я потратил на неё несколько месяцев своего драгоценного времени. Я вылепил из, никому не известной девчонки, классический образ! Цыганочку Сервантеса! А она…
– Игра закончена! – попыталась остановить мужчину Лариса. –  Нормальная актриса должна уметь входить в образ и выходить из него.
– Игра?! Для тебя ЭТО была всего лишь игра?! В таком случае, ты – вульгарная и неблагодарная девчонка! Я вложил в тебя частицу своей бессмертной души! Я сотворил тебя! А для тебя это просто игра?
– Да.
– Кто ты была до меня? Фотомодель? Третьеразрядная актрисишка? А теперь ты – звезда!
– Я не фотомодель, не актрисишка и не звезда. Я – Лариса Хименес. Будет лучше, если вы примете это как данность. С сегодняшнего дня я ношу одежду, которая мне нравится, пользуюсь компьютером, изучаю звёздную картографию и учусь управлять моей яхтой.
– Нет, ты Пресьоса – Констанса и если бы не я…
– Мастер Ник, – наконец-то вмешался в перебранку Даррес. – Фреляйн Лора права. Съёмки закончились. Теперь я распоряжаюсь её временем.
Взгляды мужчин скрестились, как шпаги испанских грандов на средневековой улице. Похоже, счёты между ними были давними.
– В таком случае я… – начал возмущённо Помяловский.
– Напишите разгромную статью на свой фильм? – съехидничал Даррес. Взгляды опять скрестились, и Помяловский опустил глаза.
– Так я и знал, – сказал он горько, – что когда стану вам не нужен, вы меня просто выбросите. Такова судьба творца в наше меркантильное время…
– Мастер, – не выдержала Лариса, – может быть мы, наконец, приступим к просмотру? Чувства это только чувства, а работа – это работа.
* * * * *
Победа имеет горький вкус. В правильности этого заключения Лариса убеждалась не раз. Непонятно, почему все её знакомые так рвутся, побеждать, настаивать на своём? Может быть, ответ кроется в последнем слове? У них есть своё, есть на чем настаивать. А у неё? У неё есть что защищать. И она защищает, против воли втягиваясь в ненужное ей противостояние. А раз так, то победа не приносит никаких приобретений, одни лишь незапланированные затраты. Естественно, что вкус такой, вынужденной победы, – горек.
Теперь и Помяловский демонстративно её не замечает. Девушка посмела остаться сама собой. Ужасное преступление! Даррес тоже её не переносит за самостоятельность. Это данность. Что ж, лекарство от одиночества у неё есть. Яхта.
Обращение со сложными механизмами требовало глубоких знаний, а их-то у девушки и не хватало. Чтение звёздных карт, работа на компьютере, изучение, пусть и упрощённых, методик расчёта курса, – полностью занимало свободное время. Кстати, его у Ларисы оставалось совсем не много.
Рекламный облёт планет продолжался. Они облетели пять из восьми запланированных объектов, когда…