Самый дорогой подарок или Ахиллесова пята Ирэн

Самый дорогой подарок или Ахиллесова пята Ирэн

Размеренный бой напольных часов, пробив семь раз, гулким эхом разлился по второму этажу каменного особняка и  проник в приоткрытую дверь детской спальни.

Желая продлить сон, Максим перевернулся на другой бок. Кутаясь в одеяло, он подтянул к подбородку угловатые коленки. Сквозь сладкую дрему ему виделась  маленькая  квартира няни Агафьи Федоровны. Голубиное воркование, доносившееся в распахнутую форточку, ласкало слух.  Он любил сидеть у окна няниной кухоньки и слушать  городских сизарей. «Турр…ху-ху, ху-ху»,- отчетливо услышал Максим. «Этого не может быть», - маленькие мальчишечьи кулачки потерли сонные глаза. Максим  обвел взглядом комнату,  - роскошная обстановка, в которой он жил с мамой, сменила картину старомодного уюта квартиры няни. Исчезли тряпичные коврики, старые фотографии на стенах, книжные полки с потертыми цветными переплетами. Его окутал холод чистоты и безупречного порядка, холод в большом, словно музей доме. «Ху-ху»,  - снова услышал Максим. Приподнявшись он  посмотрел в окно. На карнизе сидела маленькая изящная горлица. «Вот это подарок!»   - подумал мальчик, ему хотелось поделиться увиденным с мамой. Зная, что она не любит шума, Максим осторожно опустил ноги на пол и на цыпочках отправился в гостиную. 

- Мам, - робко прошептал Максим.

Женщина выпустила извивающуюся струю дыма, перевернула страницу «Эксперта» и сделала глоток обжигающего кофе.

«Мам…», - пытаясь вырвать из цепких объятий цифр взгляд мамы,  Максим подошел ближе и чмокнул ее в напудренную щеку.  От неожиданности Ирэн опрокинула кофе и прижгла сигаретой руку. Раздраженно взглянув на сына, она одарила его осуждающим взглядом и скрылась на кухне в поисках льда.

- Тебе больно? Прости, мам, я только…, - пытаясь утешить мать, мальчик неотступно следовал за высокой тонкой фигурой.

Оттолкнув путающегося под ногами сына, Ирэн распахнула морозилку. Судорожно перебирая пакеты с полуфабрикатами, она отыскала форму для замораживания  и  приложила ее к тонкой ухоженной кисти.

- Этот мальчишка все делает не вовремя, - подумала Ирэн. Она вспомнила как не вовремя, срывая долгожданное повышение, он дал о себе знать легким толчком в правый бок. Отказываться от ребенка в тридцать лет она не рискнула… Молодая женщина изучающе посмотрела на сына: перед ней стоял нескладный дрожащий головастик. - Может его подменили в роддоме? - навязчивая мысль,  преследующая Ирэн, вспыхнула с новой силой. Ей казалось, мальчик не был похож ни на нее, ни на Илью, партнера по бизнесу, с которым у нее был короткий, но бурный роман.

Под пристальным, взглядом матери, Максим съежился.

-  Недотепа!  - обдав сына ароматом «Cuir de Russie Chanel» («Русская кожа Шанель»), Ирэн оставила его наедине со своими мыслями и стремительно вышла в гостиную.

Чувствуя себя чужим и ненужным, Максим поднялся в комнату. В надежде услышать нежное воркование  он подбежал к окну. Карниз был пуст.   Слезы отчаянья застили глаза мальчика. В порыве отчаянья, он рванулся к выходу и, кубарем слетев с лестницы,  выбежал из дома.

  Утренняя прохлада, проникла под полог детской пижамки. Натянув рукава, Максимка  втянул голову в плечи и  торопливо зашагал по тротуару. Улицы города, сонно потягивались редкими прохожими. Не замечая удивление и безразличие на лицах людей,  он шел туда, где его всегда ждут, туда, где ему всегда рады.

Вот и знакомый дворик. Словно сочувствуя мальчику, скрипнула дверь подъезда. На одном дыхании Максим преодолел  три лестничных пролета и нажал копку звонка. Послышались торопливые шаги хозяйки квартиры. Агафья Федоровна заглянула в глазок. Увидев своего любимого воспитанника, она удивленно всплеснула руками и спешно  повернула ключ.  Заплаканный, дрожащий от холода мальчик, бросился в раскрытые объятия няни и, зарывшись  лицом в подол кухонного фартука, горько заплакал. Смахнув слезу, Агафья Федоровна ласково погладила вздрагивающие плечики Максимки и завела его в комнату.

- Проходи, Максимушка, - усадив мальчика на колени, она прижала его голову к своей груди и, тихо покачиваясь запела: … 

Максим вытер слезы. Нервно теребя пижаму, запинаясь и путаясь в словах, он  пересказал няне историю утреннего происшествия. Агафья Федоровна знала Максима с самого рождения. Она догадывалась, что мальчику не хватает материнского тепла и ласки, но такое было впервые. Пряча слезы, пожилая женщина достала из кармана аккуратно сложенный платок и вытерла нос.

Чувствуя  заботу, Максим успокоился. Обхватив ручонками шею няни, он благодарно поцеловал ее теплую щеку.  Агафья Федоровна украдкой утерла слезу и засуетилась на кухне: поставила чайник; расставила чашки,  блюдца, достала из духовки праздничный пирог. Такой пирог она пекла три раза в год: к Рождеству, на Пасху и в День рождения Максима. Няня была довольна тем, что испекла лакомство не смотря на выходной день, который Максим должен был провести в доме матери.
- Вот, Максимушка, как всегда, твой любимый, - она ласково пригладила пшеничный вихор на макушке Максимки. Заботливые руки няни; ванильный аромат, щекочущий нос; голубиное воркование, - Максим, окунался в привычный мир любви и умиротворения.

- Ты кушай, мое Солнышко, я сейчас, - прикрыв за собой дверь, Агафья Федоровна набрала мобильный матери Максима.
Молодая женщина  сидела на диване и  сосредоточенно листала фотоальбом. Со страниц, отражающих блики хрустальной люстры,  улыбалась успешная, привлекательная женщина. Куршевель, Сейшелы, Париж, - Ирэн гордилась собой, ведь все, что у нее есть, достигнуто ей самой.  Подпрыгивая на стеклянном столике, завибрировал мобильный. Она взглянула на экран и нахмурилась. Слушая в полуха пожилую женщину, Ирэн мысленно паниковала: - Как? Как я могла забыть дату рождения сына? Ее беспокоила зыбкость самого ценного достояния Ирины Золотаревой  - ее феноменальной памяти. Оторвавшись от мрачных мыслей, она нетерпеливо перебила Агафью Федоровну:  - Я сейчас приеду. Пусть собирается. Мы поедем в торговый центр и я куплю ему самую дорогую игрушку.

- Но ему не нужна самая дорогая игрушка,  - робко возразила пожилая женщина и осеклась. Агафья Федоровна впервые позволила себе перечить этой холодной женщине. Осознав, что произошло, она сжалась и от того, ее маленькая  хрупкая фигура казалась еще меньше. Подкосившиеся ноги "усадили" бунтарку в старенькое добротное кресло. В горле застряли недосказанные слова.

-Так что же ему нужно? - Ирэн потянулась за сигаретой, нервно щелкнула зажигалкой и, удовлетворенно выпустив клуб дыма, приготовилась слушать. 

Агафья Федоровна собралась духом и дрожащим голосом выдохнула:

- Ему нужно знать, что Он самый дорогой для Вас Человек.

Ирэн, привыкшая окружать себя  безмолвными, робкими и угодливыми людьми, запустила  тонкий гребень  изящных пальцев в копну смоляных волос и,  досадно вытянув ниточки губ,  удивленно приподняла  тонкие брови. Любовь не продавалась, не давалась в кредит, она приходила сама и только к тому, кто был готов ее принять и безвозмездно отдать. Все, что выходило за рамки выгоды, было чуждо расчетливой  Ирэн. Это была ее  Ахиллесова пята.

Ирэн опустила глаза. Взгляд упал на старое черно-белое фото: высокая светловолосая  женщина в простеньком платье нежно обнимала  нескладную девочку в  вельветовом костюме. Окунаясь в воспоминания, Ирен  подобрала под себя ноги, как она любила это делать в детстве,  и уткнулась подбородком в колени. Перед глазами  стояла картина, как в ночь перед ее семилетием, мама шила маленькой Ирочке новый костюм из своего любимого платья; как утром из густых пшеничных волос  заплела два  колоска, и, любуясь, назвала «самой дорогой девочкой». Девочка с фотографии была совсем не похожа на повзрослевшую Ирэн. После трагического ухода из жизни матери, Ирэн перекрасила пшеничные волосы Ирочки в дерзкий смоляной. Ирочка любила жизнь, Ирен любила жить.

- Когда и главное для чего я стала другой? - роскошная женщина, улыбающаяся со страниц фотоальбома, вдруг показалась ей отвратительной. -  В то время, когда я занималась собой, мой сын отчаянно нуждался во мне. Ирэн вспомнила, как лишила Максимку Новогоднего подарка, узнав, что тот прячет под кроватью  беспородного бродячего щенка. Как насильно затащив визжащего сына в  море, спровоцировала панический страх перед водой. Она корила его за непослушание и робость, а он, каждый раз прощал.  Нотации и укоры не прибавляли Максиму  храбрости, напротив, он становился малообщительным, замкнутым мальчиком.  Не смотря на обиды, сын искренне тянулся к ней. Ирэн вдруг стало не по себе. Она  отчетливо поняла, что Максим  единственный человек в ее жизни, который ничего не требует кроме любви, кто не заискивает и остается самим собой.

- Простишь, ли ты меня, сынок? - прокладывая дорожку, по щеке Ирэн скатилась слеза.  Набрав сотовый салона красоты, Ирэн  решительно захлопнула фотоальбом.

Спустя два часа Маленький уютный дворик торопливо пересекла молодая привлекательная женщина. Она остановилась перед подъездом и глубоко вздохнув, распахнула глаз. В небе парила стайка сизарей.  «Нужно непременно показать это Максиму»,  - подумала женщина. «Ху-ху», - словно одобряя ее намерение донеслось из зарослей сирени. Почувствовав  касание ветерка к  локонам пшеничных волос, она улыбнулась и  сделала шаг   навстречу самому дорогому Человеку.