26. Творческий суицид

     К режиму рабочего дня, который нередко завершается за полночь, он привык с самого начала редакторской деятельности. А когда возглавил эту первую в своей жизни влиятельную газету, такой распорядок стал уже нормой. Как и прием стакана прохладного кефира на ночь.
     Однако сегодня выпить-то выпил, но едва поднялся из-за стола, как раздался телефонный звонок. «Что-то с машиной случилось?», – подумал Степнов и, глянув на маленький экранчик едва вошедшего в обиход «мобильника», узнал сотовый номер координатора печати. «И это в двенадцатом часу ночи?... Да нет, опять какая-то ошибка с новой связью», – пробурчал он. Но звонок повторился, и из массивной черной трубки «Моторолы» послышался категоричный, не требующий размышлений голос:
     – Не удивляйтесь, Аркадий Степанович! Надо срочно встретиться. У площади, с предгорной стороны гостиницы. Буду через полчаса.
     – По-о-онял! – с удивлением и зная, что в таких случаях телефонные вопросы не задаются, коротко ответил тот. И подумал: «Хорошо, что хоть водитель не успел еще далеко отъехать». Вернувшаяся с полпути черная «Волга» уже неслась к центру полууснувшего мегаполиса. По его частым дорожным выбоинам, перегоревшим уличным фонарям, темным переулкам – по всему этому угадывались последствия развала бывшей советской империи, паралича ее народнохозяйственных связей.
    

     Проехали проскрипевший (словно в отместку за то, что его не успели отремонтировать) деревянный мост через горную речушку. На торце девятиэтажки показался облинялый и почему-то до сих пор не снятый плакат во славу КПСС, с забрызганными невесть чем первыми двумя буквами. А под ним, видать, по иронии все той же судьбы, расположились стоящие у позолоченных осенью кустарников разноликие девицы.
     – А это что еще за сбор? Не ночной ли митинг? – негромко спросил у водителя Степнов.
     – Неа, шеф, – хихикнул Ерок. – Это ночные бабочки платное удовольствие предлагают.
     – Да ладно тебе…
     И чтобы подтвердить свою осведомленность, юркий водитель тут же взвизгнул тормозами. Взял вправо и резко остановился у первой джинсовой мини-юбки с сигаретой в ярко-накрашенных губах.
     – Работаешь? – спросил он в приоткрытое окно дверцы.
     – Ну, вообще-то да, – настороженно стала вглядываться в салон машины курносая блондинка.
     – Поехали тогда, что стоишь!
     – Куда поехали? Вас же двое, а я групповухой еще не занимаюсь.
     – Да нет, я сейчас клиента отвезу и буду один.
     – Это другое дело, – выпуская колечки табачного дыма, негромко вымолвила слегка выпившая жрица любви. И, озираясь по сторонам, добавила: – Все, кроме анала, тридцать баксов час…
     – Заметано, скоро вернусь, – улыбнулся Ерок и быстро вывернул на заданный маршрут.


     Ошарашенный такой неожиданностью, Степнов лишь строго глянул на довольного своей сообразительностью водителя. Потом  подумал: «Не прошло и двадцати лет, как эти увиденные мной в  Ужгороде признаки западной проституции добрались и до сердца Казахстана… Зачем же тогда наши доморощенные середнячки, точно  тараканы при внезапно зажженном свете на кухоньках «хрущевок», кинулись бежать за этой «новой жизнью» во все концы света? Мы ведь и здесь уже начинаем торговать всем, что под руки попадает … теперь вот и женским телом». Но сейчас и в голову не могло прийти, что спустя несколько минут этот список пополнится в его сознании еще одним необычным товаром – идеологического характера.
     Не говоря ни слова, координатор хмуро пожал Степнову руку и взглядом показал на плохо освещенный из-за дефицита электроэнергии сквер. Когда вышли на аллею пирамидальных тополей, оглянулся на оставшуюся полоску уличного света, в которой едва угадывались контуры офисного здания, и доверительным голосом произнес:
     – Трудный был день… Весь провел в кабинете, вот и решил на природу... Заодно и подальше от любопытных глаз, так сказать…
     «…Заодно и без свойственной нашему смутному времени прослушки, – мысленно дополнил его Степнов. – А значит, разговорчик сейчас предстоит более чем конфиденциальный, тет-а-тет».
    

     И, словно подтверждая догадки собеседника, координатор в раздумье протер платочком и без того чистые на прохладном воздухе очки. Неспешно поправил их на своей широкой переносице и огляделся по сторонам. А когда оказалось нечем дальше тянуть время, взял этого вызванного в полночь легонько за локоть и подтолкнул в такт своему шагу вперед. В общем, глянь сейчас кто-то из «шестидесятников» на эту пару притененных осенней листвой мужчин, сразу бы вспомнил знаменитый на весь мир комический дуэт Штепселя и Тарапуньки. Та же разница в росте, возрасте и даже динамике речи. Единственное лишь несходство – валивший наповал целые зрительские залы смех того дуэта от этих двоих не исходит. Да и не до веселья им сейчас самим, потому что диалог пошел далеко не сценический. Начал его после явно умышленных проволочек дипломатичный руководитель:
     – Ну, газета ваша, Аркадий Степанович, дает фору многим, а по тиражу уже подпирает даже самую старую ежедневку…
     – Такое начало разговора мне всегда напоминает рыбу, – в ответ настороженно усмехнулся другой. – Ее ведь перед тем, как опустить на раскаленную сковородку, тоже тщательно обихаживают… К чему же сейчас меня готовите?
     – Что ж, интуиция у вас прямо-таки звериная, в любом лесу не даст пропасть, – такой же шуткой ответил тот. Остановился и, резко повернувшись лицом к ночному собеседнику, тихо спросил: – В таком случае скажите, а как поведет себя по отношению к газете только что  вновь избранный депутатский корпус?
     – Как не имеющий к нам никакого отношения. Мы сами успешно финансируемся, самостоятельно решаем другие вопросы.
     – Но у комиссии, которую уже негласно сформировали новоиспеченные депутаты, рождается мнение другое… Забрать такую удобную для них, зубастую газету.
     – Во-о-от оно как, – остановился на полушаге главный редактор. – И что же вы предлагаете?
     – Мы считаем, что они всячески будут бороться за это, – твердо ответил опять повернувшийся к собеседнику его координатор. – А раз так, то вывод здесь – только за вами …
     – Какой еще вывод! – чуть не ухватился за лацканы его пиджака запротестовавший всем своим существом Степнов, но вовремя уперся взглядом в эту стоящую перед ним глыбу и осекся. «Что это я, шефа самого за грудки?» – подумал он, в бессилии опуская невольно сжатые кулаки. И чтобы сгладить спонтанно возникшее в разговоре напряжение, с натянутой улыбкой тихо добавил: – Что ж, мы еще с ними повоюем, с депутатами этими, едри их… кочерыжку.
     – Подумайте, Аркадий Степанович, – тоже проявляя сдержанность, с недовольством в голосе заключил тот. – Говорю это, прежде всего, как ваш коллега…


     Чувствуя, как знакомое с детства оцепенение молнией пронзило его от лица до пальцев ног, Степнов слегка затаил дыхание и побледнел. Уже привыкший к подобным стрессам, он теперь попросту растерялся. С трудом переборол свое негодование и процедил сквозь едва отбелившиеся после завязки с куревом зубы:
     – Спасибо за предупреждение, я должен все взвесить…
     Вспоминать, сопоставлять и обдумывать ему пришлось, начиная с этой бессонной ночи, очень многое. В том числе и с позиции нового времени, его чиновников. Поскольку даже бюджетные долги гасились с выручек от поголовной приватизации сел и заводов, то и эти люди тоже озлобились до предела. Иные из них напоминали Степнову своим поведением уже чуть ли ни того голодного волка, которого он благодаря мальчишеской смекалке отбил в дорожной пурге от аульных саней. И если теперь дать такому служаке еще и команду «фас», то он в порыве угодничества начальству загрызет не только седоков – саму повозку с ее конем.
     «И все же, и все же, – мысленно успокаивал себя он каждое утро по дороге на работу. – Неужели у кого-то из них опять поднимется рука на детище наше газетное?» И всякий раз в его памяти всплывали уже две предыдущие попытки «убийства». На первую – решилась депутатская группа, которую возглавлял невинно отсидевший срок за свой новаторский характер экс-директор НИИ. Но, когда услышал контраргументы хорошо знакомого ему Степнова, согласился с мнением этого боевого замредактора. А вот второе «покушение» стало куда более серьезным…
     Очутившись на развилке симпатий и антипатий к только что ушедшему прошлому, многие все еще оставались в его тесных «объятиях». Такой тональностью, словно расхожим «Тройным одеколоном» того времени, пропахли и многие средства массовой информации. Вскоре их раздвоенность вовсе оказалась «бальзамом» для сторонников августовского путча в Москве. Пока Степнов был все те четыре дня в командировке, его со сдержанной радостью поглаживающий лысину шеф уже намекал сотрудникам о приближении «старых добрых времен». Некоторым из них втайне даже дал задание готовить «победные» публикации в поддержку гэкачэпистов. И чуть ни запил от новости о провале этого государственного переворота.
    

     Когда начали устанавливать его явных и скрытых сторонников, не обошли вниманием и газету. Пригласивший Степнова майор спецслужбы был не очень дипломатичен.
     – Мне посоветовали сначала побеседовать с вами, как главным проводником творческой работы в редакции, – не отрывая взгляда от чего-то уже написанного, негромко вымолвил он. – Тем более что уже был готов даже спецномер газеты, посвященный победе гэкачэпистов.
     «Зря харчи народные не проедают… Оказывается в нашем коллективе тоже имеется их сексот», – без особого удивления подумал замред. Посмотрел пристально на еще не ждущего от него ответа службиста и сказал:
     – А читатели видели хоть одну из тех публикаций? Нет же. Так стоит ли возможные намерения выдавать за якобы существующую реальность? У нас даже таких рукописей не-е-ет.
     – Значит, уже успели со своим шефом уничтожить?! – повысил голос дознаватель. На столе задребезжал телефон. Его огорченный владелец кого-то выслушал, быстро засобирался и отложил разговор со Степновым до «следующей встречи».
     Но она не состоялась. Решили «разобраться» с газетными руководителями опосредованно, через их творческий Союз. Его высокопоставленный представитель внезапно пожаловал в редакцию якобы по письму ее сотрудников. Не показывая и клочка той жалобы, он с первой же минуты стал настраивать коллектив на негативный исход  встречи. Степнов посмотрел на уже уставшего от «разборок» шефа и с огорчением решил: опять надо брать на себя защитные функции. Придвинул ближе лист бумаги и, включив свое выработанное годами умение одновременно думать, писать и слушать, начал быстро набрасывать тезисы ответного слова. Едва, используя скоропись, нацарапал понятный лишь для себя последний пункт, как услышал заключительную фразу вышестоящего начальника:
     – Таким образом, мы приходим к выводу, что руководство газеты не в состоянии вывести ее на уровень растущего в пору «перестройки» читательского интереса. Поэтому вынуждены поставить перед учредителем вопрос о замене редактора.


     При этом глянул поверх его покрасневшей в испарине лысины в зал, обвел взглядом затаивших дыхание сотрудников и вопросительно посмотрел на Степнова. В тот же миг на него, словно второй яркой фарой, впервые за час встречи оторопело уставился и сам редактор. Ослепленный этими двумя взорами, его заместитель успел лишь подумать: «Ишь, какие старики-разбойники… Хотят найти во мне сразу оба себе опору: первый – поддержку в своем нападении, а второй – защиту от предстоящего падения». А чиновник, воспользовавшись паузой тишины, нарушил ее очередным выводом:
     – Что ж, позвольте ваше молчание тоже расценить как знак согласия, хотя оно здесь и не нужно…
     – Нет, нужно, уважаемый! – резко оборвал победную фразу уже торжествующего докладчика поднимающийся со стула Степнов. Он откинул правой рукой упавшую на лоб прядь волос и, уткнувшись взглядом в растерявшегося гостя-оратора, уже менее громко добавил: – Ответное слово обвиняемых выслушивают даже в судах, а мы ведь не на скамье подсудимых…
     И выложил только ему знакомый многопунктовый план развития газеты. Говорил настолько увлеченно и убедительно, что даже повеселел его шеф. Все больше покрываясь багровеющими пятнами, также стал меняться в лице теряющий былую уверенность «ревизор» от власти. Тот не мог понять, почему же получающий реальный шанс возглавить газету ее замредактора так рьяно от него отказывается. «Неужели я ему недостаточно четко намекнул?» – подумал он и еще раз, сдерживая растерянность, с удивлением и пронзительно посмотрел на энергично жестикулирующего Степнова. А он в заключение тоже глянул на журналистского начальника и сказал:
     – Конечно, нас можно корить за целый ряд недостатков, но вот обвинять в «неумении» – это уже перебор. Воплощать только что озвученную программу редакционных действий мы будем лишь с Андреем Андреевичем, с которым сюда и пришли.


     Испуганный таким внеплановым исходом «ревизор» срочно уехал на какое-то невнятно названное «совещание». А разгоряченный этой «разборкой» редактор подождал, когда опустеет кабинет, закурил трубку и не без начальственной застенчивости пробурчал:
     – Ну, спасибо тебе, Аркадий, отстоял… И план такой новаторский на ходу составил… Давай теперь претворяй его в жизнь.
     Но «претворять» пришлось недолго. Приход новых и новых сотрудников, словно прорвавшийся через горные ущелья шальной ветер, стал проверять на стойкость уже сложившийся трудовой костяк. Да и  каждого «первопроходца» этой небольшой редакции. Работать становилось все труднее. И когда Аркадию неожиданно предложили более интересную и высокооплачиваемую должность, он не отказался. Написал заявление на отпуск с последующим  увольнением.
     «Затерялся» на своей предгорной даче и занялся здесь давно задуманной починкой мансарды с видом на осеннюю заснеженность величавых вершин. Осваиваяя один фронт работы за другим, то и дело возвращался к теме своего ухода из редакции. Точным ударом старого отцовского молотка вбил в сосновую доску один гвоздь, второй и поймал себя на мысли: «А не сочтут ли меня за труса, сбежавшего в самый разгар становления газеты?». Подумал так, и соскользнувший с головки очередного гвоздя удар молотка пришелся на палец левой руки. «Что же мне этот промах сейчас сказал: правильно поступаю или нет? – облизывая кровоточащую ранку, попытался с улыбкой прошептать Степнов. – Или в любом случае мне так и надо, беженец хренов!»
     Мучиться этим вопросом пришлось до неожиданного приезда второго, недавно назначенного зама. Хорошо знакомый Степнову по прошлому, он уже у калитки ошарашил его своей шутливой тирадой:
     – Окопался, эт самое, в райских кущах предгорной природы, отрезал себя от пирога общественно-политической жизни… Эт самое, от коллектива родного отрезал и думал, что никто тебя уже не найдет… От нас-то, Степаныч, уйти наверняка не трудно, эт самое… А вот от судьбы своей, совести…
     – Да подожди ты, Иваныч, со своим «эт самое», – с настороженной улыбкой прервал его речевой поток Степнов. – Ты как меня здесь нашел?
     – А нас, Маруничей, язык даже дальше Киева довел, в Казахстан вот… И сегодня я просто схитрил: спросил у первого же дачника адрес не замредактора газеты, а образцового участка Степаныча. Вот и указали на твою самую высокую на этом массиве грушу.


     Аркадий взял его обеими руками за широкие плечи и останавил явно отвлеченный разговор:
     – Ты же не за этим сюда приехал, дорогой!
     – В ооообщем, эт сссамое, – отведя в сторону взгляд, пробормотал тот. – В общем, у нас беда. Редактора после всех этих расстройств увезли в больницу, обширный инфаркт. В коллективе начинается раздрай. Так что давай, Степаныч, возвращайся, иначе погибнет газета…
     – Ну, ты же замредактора!... А я, считай, уже на другой службе.
     – Нет, я здесь еще новичок, нужен только ты… Не вернешься, тогда уж точно никто тебя не поймет!
     И он мучительно, но положил конец душевным сомнениям: «что же поставить выше – свое новое, более «теплое местечко» или созданную вместе с добрейшей души шефом газету?» Отдав с трудом предпочтение все-таки второму варианту, нашел неплохой компромисс и в отношении этого побитого судьбой человека. Учитывая настойчивость Степнова, учредители издания успели оформить его редактора в последний «советский» список персональных пенсионеров и досрочно дать ему материально-моральную поддержку.
     Сам же Аркадий еще больше сдружился с умеющим взбодрить любую ситуацию крепышом Маруничем и вскоре получил небывало сплоченный коллектив. В нем, как в его большом дачном муравейнике, каждый сотрудник заимел свои служебные функции, только ему отведенные творческие тропы. Рядовые читатели стали называть их издание «народной трибуной», а чиновники брали его в руки с опаской «нет ли и меня сегодня здесь».
    

     …«Да неужто у них и вправду еще раз поднимется рука на столь  самодостаточную, технически оснащенную газету?» Продолжал задаваться этим вопросом после той ночной встречи скрывающий нарастание тревоги Степнов. Не показывал ее, потому что помнил свой же вывод: «Если ты толковый руководитель влиятельного издания, то к тебе липнут все рукастые лица и разбегаются те, которых считал друзьями-товарищами. А в случае редакторской беспомощности – твой бумажный товар не страшен ни тем, ни другим». Поэтому и продолжал держать газетный тонус на острие самой жизни.
     Только вот жизнь эта стала отвечать ему другими намерениями. «Что же это получается, а? – погрузился он в раздумье. – Новоиспеченный «слуга народа», находясь всего в сотне метров от редакции, передает сюда свою статейку под псевдонимом, да и еще через живущего в регионе посредника. А пишет? Раздолбанил все и всех, кроме себя. И ни одного предложения! Значит он, как и пятеро предыдущих депутатов-псевдонимистов, имеет далеко не дружескую цель: всячески ошельмовать параллельную ветвь власти, но ответственность за это перевести непосредственно на газету?...»
     Степнов окончательно понял, что ее попросту начинают использовать в роли болванки между знакомыми по сельской кузнице молотом и наковальней. Хотят сделать инструментом и виновником начавшегося противостояния государственных институтов, их чиновников. И он, истерший в раздумьях до красноты свою лобовую родинку, к утру изложил эти тревожные мысли в специальной редакторской статье. В заключение ее написал: «…Учитывая кадровую хрупкость нового строя, считаю опасным разделение СМИ по каким-либо ведомственным квартирам. Они должны быть одинаково ответственны за консолидацию обшества в создавшихся условиях его развития».
     С такой публикацией номер не продержался и часа на полках основных киосков мегаполиса. К одному из них он поспешил и сам, чтобы успеть просмотреть газету уже по дороге на работу. Только отошел с покупкой в сторону ожидающей его поодаль машины, как услышал сзади нарастающий рев мотоцикла. Оглянулся – и едва успел отскочить от летящего на него гонщика в шлеме кровавого цвета. «Вот тебе, праведник совковый!» – донеслось до него вместе с выхлопными газами этого безномерного двухколесника. «Неужели это такой оперативный депутатский отклик!» – пронеслось в голове споткнувшегося о высокий мостовой бордюр Степнова.   


     Пришлось заскочить в травмпункт, где ему обезболили колено и «замаскировали» от посторонних глаз другие ушибы. А появился в офисе, слегка прихрамывая, когда уже его публикация вызвала бурю читательских откликов. Не остался в стороне от кулуарного обсуждения статьи своего шефа и редакционный коллектив. Разделяя его понятную настороженность, первым направился к главреду первый зам Марунич.
     – А-а, Иваныч! – кладя телефонную трубку и не выказывая своего  состояния, посмотрел на входящего хозяин кабинета. – А то я тебе уже сам звоню… И как там наши борзописцы восприняли мой опус?
     – Да такой «опус», эт самое, – с привычной витиеватостью начал присаживаться к столу он, – сделал бы честь даже самому престижному изданию. По крайней мере, эт самое, многие такое на моей уже не первой свежести памяти не читывали…. Только вот… Вот что теперь будет с нашей газетой, Степаныч? С радостью захлопнут в свою чиновничью «мышеловку», а наш пепел по ветру?…
     – Так может случиться, Сергей Иванович, только в случае…, – прервал его Степнов, – только в случае нашего с тобой панического бездействия. Мы же знаем о необратимости начавшегося на нас давления. Поэтому должны предложить собственный вариант этого, так сказать, творческого суицида.
     – Интере-е-е-есно, – с удивлением вскинул густые брови тот. – Нас будут захлопывать и по нашему же сценарию?
     – Вот именно! Никто же не рискнет закрывать такое издание по политическим мотивам. Тут мы и подыграем решением своего коллектива, где так и напишем: мол, прекратить дальнейший выпуск газеты в связи с резким ухудшением ее экономического положения. И подтвердим эту надуманную формулировку одним практическим действием.
     – По-тихому переведем редакционные миллионы на наши с тобой банковские счета? Или закатаем в кубышки? – оглядевшись по сторонам, почти прошептал первый зам.
    

     – Ну, дорогой, – рассмеялся Степнов, – это уже уголовщина… Другое дело, если раздать каждому из сотрудников по пять-шесть полновесных окладов в качестве выходного пособия… И только небольшую сумму оставить на возможные возвраты подписчикам газеты.
     – И думаешь, тебе позволят так сделать?
     – А куда они денутся, едри их кочерыжку, не мы же с тобой создали эту форс-мажорную ситуацию! – коснулся телефонной трубки Аркадий Степанович. – Сейчас договорюсь с нашим координатором о встрече, а там поставлю еще одно принципиальное условие… Соглашусь на новую работу лишь после трудоустройства всех сотрудников.
     – Что ж, эт самое, большие деревья становятся громоотводами первыми, – замысловато одобрил намерения главреда его заместитель.
     После трудного трехчасового разговора поддержал аргументацию своего шефа и весь редакционный коллектив. С таким трудом переступив через свою профессиональную гордость, выдержав слезы коллег и расставание с ними, он тем не менее не чувствовал себя побежденным. Понимал, что ценой уничтожения собственного детища ему удалось избежать главного – быть детонатором и жертвой противостояния властей.
     Внутренне радуясь такому исходу, он не знал одного – чем же обернется все это для него самого. Даже подумать не мог, что вскоре будет обманут в обещании трудоустройства своего оптимистичного зама. Не предполагал, что на протяжении еще многих лет ему так и не даст покоя тот внезапный уход с газетной арены ее первого шефа. И уж тем более не думал, что этот «творческий суицид» закончится для него тоже микроинфарктом, ухудшением общего самочувствия…