Шоколадный Авангард. Роман-фэнтэзи. Ч. 2. Гл. 9

9. Вечные Просители.
Для рая тут было слишком темно и сыро, да и мое присутствие заставляло сомневаться в том, что мы нашли успокоение в этой тихой обители трезвенников и добрых пенсионерок. Однако, если это был ад, то в нем недоставало чертей, смрадного пламени и налоговых инспекторов. Кроме того, вместо раскаленной сковороды либо, на худой конец, острых шипов, мы упали на нечто мягкое и влажное. Стоны и приглушенные ругательства моих спутников, последовавшие за моими умозаключениями, окончательно убедили меня в том, что мы не умерли, а все еще находимся внутри опостылевшего Дома Мистерий.
Что-то тихо щелкнуло, и в глубине обширного помещения с низким потолком и колоннами зажглись тусклые люминесцентные лампы. Я оглядел своих товарищей и обнаружил, что мы приземлились на груду строительного тряпья. Тут было много брезента, кусков стекловаты, старого толя и пенопласта; попадались даже насквозь промасленные робы и комбинезоны, давно потерявшие свой цвет и благоухающие, словно гуано в яркий солнечный день. Благодаря этой куче все остались живы и невредимы, а у Чекана от неожиданности даже на время прекратились боли в сердце.
Все еще пребывая под впечатлением ужасной сцены судилища, я подполз к стене и с опаской взглянул наверх, проверяя, не преследует ли нас сумасшедший Варуна со своими подчиненными. В этот момент мерный звук двигающихся кабинетов был прерван чьим-то скрипучим голосом:
- Они уже опустили стену, так что можете спокойно подниматься.
Я приподнялся и увидел стоящего метрах в десяти от нас пожилого худощавого мужчину в синей тюбетейке с узорами. Его костлявая рука сжимала длинный кусок пластмассовой гардины, используемый в качестве посоха, а на боку у незнакомца болталось нечто вроде котомки.  Образ божьего странника дополняли просторная байковая рубаха, заправленная в потертые серые брючки, и две разных кроссовки: Адидас – на правой ноге, и Найк – на левой. Седыми усами, широким морщинистым лицом и аскетической наружностью старичок напоминал Максима Горького в поздние годы. Глядя, как мы поднимаемся из тряпья и отряхиваемся, он благоразумно держался чуть поодаль, но потом все же решился подойти. У него были слезящиеся глаза сероватого оттенка и шамкающий рот с немного отвисшей губой, но в целом старик выглядел бодро и, самое главное, явно был настроен доброжелательно к упавшим с неба путникам.
Пока мы с Инспектором размышляли, с чего начать разговор с новым персонажем нашей нескончаемой одиссеи, Донат, долго вглядывавшийся в подземного аборигена, вдруг хлопнул себя по бедру и воскликнул:
- Хантимиров! Да вы ли это?
- Он самый, - невозмутимо кивнул старик. – А вы, насколько я помню, молодой человек из администрации?
- Да, это я! – подтвердил Донат, после чего подошел к старику и пожал его крепкую жилистую руку с сильно выступающими венами. – А вы были легендой нашего отдела. Мы даже кидали с утра жребий, чтобы выделить человека, который будет весь день отвечать вам по телефону и лично, что денег на ремонт мечети в этом году не предусмотрено, а спонсорскими средствами наш отдел не занимается… Золотые были времена!
- И как, спустя столько лет вы все еще настаиваете на том, что не нашли бы денег на ремонт? – серьезно осведомился Хантимиров, не выпуская ладонь Доната из своей руки. – Я ведь не один был, с церковью тоже постоянно связывался, вы и им ни копейки за все годы не пожертвовали.
- Распределением средств заведовали наверху, - печально ответил Донат. – Какая там религия? Мы развивали самое главное: спорт и культуру. Однажды собрали двести пятьдесят тысяч долларов на покупку новых игроков для баскетбольного и футбольного клубов Промзоны. Правда, на практике игроки оказались слабенькими, и наша область все равно тащилась в конце дивизионов, так что пришлось их спешно продавать, потому что за каждый месяц их содержания приходилось вычеркивать из бюджета то капитальный ремонт школы, то строительство нового крыла больницы... Потом руководство спортивных клубов было арестовано, так как выяснилось, что все тренеры и директора клубов успели купить себе по коттеджу в Испании, но это уже другая история. Зато в сфере культуры мы все делали правильно. Все ведь помнят концерт того тенора, на который пришел весь город? Его мы пригласили всего за сто тысяч евро… Сейчас я могу спокойно об этом говорить, потому что все это кануло в лету, и мечеть ваша, насколько я знаю, давно заброшена.
- Да, все пришлось оставить, - опустил голову Хантимиров. – Здание каждый год ветшало, а потом и вовсе обрушилось. Да и люди перестали туда ходить. Все теперь заняты поиском еды для поддержания тела, на спасение души времени нет.
- А вас какими судьбами занесло в это страшное место? – спросил Донат.
- Для кого страшное, а кому и вполне сносное, - сказал Хантимиров, отходя от Доната и обращаясь теперь ко всем нам. – Я слышал, как с вами обошлись эти двуличные психи сверху. Вам очень повезло, что Варуна решил выбросить вас в щель, а не отрубил головы, как другим. Он считает себя знатоком Дома, а сам с грехом пополам разбирается только в нескольких коридорах. Так, он думает, что под его комнатой находится страшная бездонная пропасть, а тут всего лишь метров пятнадцать высоты и бывшая подсобка рабочих, в которой они даже не удосужились мусор убрать после завершения строительства. Теперь этот мусор спас вам жизнь.
- А вы, значит, разбираетесь в здании? – Инспектор подошел к Хантимирову и поздоровался с ним.
- Хвастать не буду, но мы тут знаем многое, - ответил старик, смотря прямо на Инспектора немигающим взглядом. – Во всяком случае, ручаюсь за подвал и нижние уровни.
- Мы? – повторил Инспектор, заглядывая за плечо Хантимирова. – Если не секрет, то кто это – мы?
- Мы – Вечные Просители, - гордо пояснил Хантимиров и негромко крикнул в сторону нескончаемых колонн: - Выходите, они не опасны.
В тусклом свете из-за колонн показалось несколько изможденных фигур. Несмотря на слова их лидера, они приближались к нам с предусмотрительной осторожностью. Как только друзья Хантимирова вышли на свет, мы обнаружили, что это весьма колоритное сборище.
Среди них оказались две женщины. Одна выглядела старше, очень худая, с лишенным эмоций лицом, обтянутым кожей, словно череп. На женщине было светлое летнее платье с волочащейся по полу юбкой и широкополая соломенная шляпа. Это одеяние вкупе с желтоватым передником делало ее похожей на пчеловода, последние годы переживающего частые моры своих питомцев. Вторая женщина, лет тридцати пяти на вид, выделялась из толпы большим животом и приятной наружностью. Ее лицо портили только темные, непрерывно бегающие глаза. Беременная красавица была одета в белоснежный хлопчатобумажный сарафан и домашние тапки.
Мужчин тоже было двое. Старший носил военную форму образца сорок третьего года с погонами сержанта, его начищенные сапоги сияли даже в темном подвале, а на голове красовалась пехотная каска. Возраст сержанта трудно поддавался определению, но он явно был намного старше Хантимирова. Второй мужчина выехал на инвалидной коляске. Ему было лет сорок пять, на блестящей лысине покоилась белая кепочка, а одет он был в больничную пижаму с широкими продольными полосами.
Всех подвальных обитателей роднила одна деталь: у каждого из них с собой была папочка либо большая женская сумка с бумагами и письменными принадлежностями. Инвалид держал свою папку на коленях, а у военного через плечо был перекинут коричневый полевой планшет.
При виде коллег Хантимирова Донат издал сдавленный звук и прикрыл рот ладонью.
- Да, ты прав, - кивнул ему Хантимиров. – Мы все в том же составе, что и многие годы назад. Десятилетиями каждый из нас ходил по административным органам и что-то просил, но получали мы только обещания либо раздраженные окрики. И все это происходило настолько долго, что, как видите, другой жизни мы теперь и не мыслим. Например, Евгения написала несколько тысяч писем в администрацию и примерно лет семнадцать назад забыла о первоначальной идее своих требований. Они продолжает писать и теперь по несколько писем в день, но никто, даже она сама, не может понять, о чем она пишет и чего требует. Ты помнишь, Донат, как она каждый день сидела в отделе приема граждан?
- Помню, - грустно подтвердил Донат. – И не она одна…
- Что касается Шарашкиной, то ее ты тоже должен прекрасно знать. Она ежегодно приносила по новому ребенку и вечно ходила беременная, хотя ее мужа никто никогда не видел, и его существование до сих пор не подтверждено никакими письменными доказательствами. Специализация Шарашкиной – очереди за пособиями по беременности и уходу за ребенком. Она и сейчас непрерывно ходит с животом, и за многие годы наших скитаний по этому зданию мы не раз задумывались об источнике ее беременности. Видите ли, мне и сержанту уже давно ничего не надо в этом плане, а Феропонтов разъезжает на коляске и без нашей помощи даже в туалет сходить не может, не то что… Кстати, ты не знаешь, администрация все-таки выделила деньги на покупку «Оки» для Ферапонтова? Он ведь ее лет двадцать просил.
- Нет, не выделила, - отрицательно покачал головой Донат. – А про сержанта Курского даже можете не рассказывать. Это мужской вариант Евгении, но его оправдывают три контузии и удар прикладом немецкой винтовки в сорок четвертом году. Помню, тоже непрестанно писал воззвания огромной важности о том, что надо срочно закрыть весь город куполом от комаров и смонтировать вдоль дорог движущиеся тротуары.
- А он ведь был не так безумен, по нынешним-то временам? – усмехнулся Хантимиров, в то время как Курский важно кивал, заслышав упоминание своих идей. – Купол уже построили, и движущиеся тротуары там тоже, по слухам, у них есть. Только ни мне, ни вам попасть во Внутреннее Кольцо Фактории и опробовать эти тротуары не светит, верно?      
- Раз уж речь зашла о движущихся тротуарах, то не подскажете, уважаемый, как нам пройти до центрального лифта? – спросил Инспектор, решивший прекратить задушевный обмен воспоминаниями.
Хантимиров посмотрел на Инспектора с удивлением и осведомился:
- А зачем вам лифт?
- На самый верхний этаж попасть хотим, - ответил Инспектор. – Только оттуда можно спуститься к реке.
- И что там делать, в этой грязной реке? – протянул старик. – А лифт не работает и на моей памяти никогда не работал. Он заколочен, а шахта лифта заполнена мусором.
- Каким мусором? – в отчаянии вскричал Инспектор.
- В основном бумагами всякими, насколько я знаю, - пояснил Хантимиров. – Они там уже до каменного состояния спрессовались, так что если желаете проникнуть в лифт, то вам для начала придется вооружиться шахтерским оборудованием и освоить стахановские методы.
- Но что же нам делать в таком случае? – спросил Инспектор и оглянулся на всех нас с виноватым выражением лица, хотя, понятное дело, никто и не думал винить его в таком повороте событий.
Вернувшись к куче строительного мусора, Инспектор бессильно опустился на него и обхватил голову руками. Остальные участники нашей затянувшейся экспедиции тоже почувствовали себя загнанными в тупик. Пережить столько ужасов – и все лишь для того, чтобы узнать в итоге о заведомой тщетности своих стараний – тут было от чего опустить руки.
- Для вас добраться на самый верх настолько важно? – участливо подал голос Хантимиров.
- Мы должны вернуться в микрорайон, - поднял голову Инспектор. – Без нас там начнется хаос. Уже начался, вероятно…
- Люди настолько самонадеянны – всегда думают, что там, где их нет, обязательно все идет не так, как надо, - улыбнулся Хантимиров и, почесав седые волосы под тюбетейкой, оглянулся на своих коллег. – Ну что, поможем? Ребята, вроде, нормальные.
Спутники Хантимирова посмотрели на него в полном молчании, и только инвалид Ферапонтов едва заметно кивнул головой в знак согласия. Видимо, это означало единогласную поддержку благотворительной идеи их лидера.
Хантимиров подошел к Инспектору и, тяжело опираясь на посох, присел на кучу тряпья между полицейским и Лилей. Последняя смотрела на участливого старика с живым интересом.
- Давно мы уже не видели дневного света, - проговорил Хантимиров, задумчиво пожевывая собственные губы. – И на верхних этажах здания никогда не были. Слишком уж там все сложно и запутанно: если тут, внизу, чтобы получить кость, достаточно знать хлебные места и уметь пробраться туда раньше других, то наверху те же самые блага жалуют только тем, кто умеет ходить по шару на задних лапках и жонглировать апельсинами. Но теоретически мы, конечно, имеем понятие о верхнем уровне. И вы правы, есть только один способ покинуть это здание со стороны реки – это проникнуть на последний этаж и добиться применения метода одного окна.
- Что это за метод такой? – осведомился Инспектор, чьи глаза вновь загорелись надеждой.
- Не знаю точно, но слышал, что это самый беспроигрышный вариант, - ответил Хантимиров. – У них там это дело отработано до мелочей, так что главное – пробраться туда, а метод одного окна – это уже дело техники.
- И как мы туда доберемся, если лифт не работает?
- Сынок, - Хантимиров отечески положил свою жилистую ладонь на грязный погон лейтенанта, - мы уже не один десяток лет копаемся на задворках административной системы. Поверь нам, парадный вход и лифт – это самые ненадежные способы попасть именно в тот кабинет, куда ты направляешься.
- Тут где-то есть черный ход?
- Можешь считать, что вас только что выкинули из этого черного хода, - ободрил Инспектора старик и рассмеялся. – Какой черный ход, дорогой? Это ведь тебе не номенклатурный спецмагазин!
- Ну, извините, мы не местные, а в этом Доме, похоже, очень специфические обычаи, - развел руками Инспектор, признавая нашу беспомощность.
Хантимиров доверительно взглянул на Инспектора и разъяснил:
- Я осознал эту закономерность много лет назад, а мои друзья дополнили нашу теорию и развили ее в целую науку. Если выразить наши принципы вкратце, то - обычные просители имеют дело с отдельными винтиками, а мы работаем с механизмом в целом, и это позволяет нам свободно пролезать и перемещаться между его частями. Главное – знать схемы внутренних помещений и график движения кабинетов. В вашем случае будет немного сложнее – на верхних этажах в дело вступает еще один закон. Там необходимо помнить, где и как применять смазку.
- Вы имеете в виду масло? – спросил Инспектор. – Что-то вроде солидола?
- Да, типа того, - уклончиво ответил Хантимиров. – И я вижу, что вы вполне экипированы для осуществления этой процедуры.
- У нас есть даже настоящий автомеханик, - Инспектор указал на меня. – Надо только найти солидол или хотя бы самую жиденькую WD-40. Как раз здесь это вполне можно обнаружить…
Инспектор принялся рыскать в тряпье и скоро с радостным вскриком продемонстрировал нам обрезанную половинку пластиковой бутылки, наполненную бурой массой, напоминающей машинное масло.
- Не надо, положи это, где взял, - тут же отреагировал Хантимиров, состроив гримасу отвращения.
- Это ведь смазка, вы сами сказали, - начал было Инспектор, но Хантимиров взял у него из руки бутылку и поставил ее подле ближайшей колонны.
- Смазку мы приготовим позже, из подручных элементов, - отрезал он. – Я же сказал – у вас есть все, что необходимо… А теперь поднимайтесь и следуйте за мной. Сегодня нам придется пройти через многое.
- А куда мы идем? – спросил Донат.
- К Главному Архитектору, - ответил Хантимиров. – Вам ведь на верхний уровень надо попасть, а план той части здания есть только в архитектуре.
- К Архитектору, так к Архитектору, - пробормотал Инспектор, шагая вслед за Вечными Просителями.
- Нам придется вернуться на первый этаж – тот самый, откуда вас недавно сбросили, - предупредил нас Хантимиров. – И архитектура находится недалеко от убежища вашего друга Варуны, так что особо не шумите. Он ведь считает вас почившими и может расстроиться, если увидит такую толпу восставших мертвецов.
Инспектор приотстал и тихо сказал мне и Компоту:
- Будьте внимательны. У меня подозрение, что старичок может опять нас привести к Варуне. Слишком уж складно вышло, что он оказался именно в том месте, куда мы свалились…
К сожалению Инспектора, Хантимиров за годы путешествий по темным коридорам феноменально отточил свой слух.
- Варуна – полный псих, - громко отреагировал он, не поворачивая к нам головы. – Бывший судья с раздвоением личности, и сообщники у него тоже сумасшедшие. Ловят несчастных заплутавших людей и издеваются над ними. То же самое они делали и раньше, только тогда, в официальных судах, это делалось с одобрения такого же сумасшедшего общества. Вот и весь смысл их жизни. А мы – народ прагматический, других людей не трогаем. Это даже как-то нелогично – считать нас связанными с Варуной.
Инспектор сокрушенно прикусил губу и до кабинета Архитектора молчал. 
Мы пробирались вслед за Вечными просителями по узким потайным лазам, отворяли крошечные дверки, коллективно помогали затаскивать на лестницы Ферапонтова и его повозку. Инвалид активно помогал нам мускулистыми руками и развлекал остальных анекдотами. Вскоре мы достигли первого этажа и, миновав несколько знакомых мрачных коридоров, оказались перед добротной дверью с медной табличкой «Архитектурный отдел».
- Внутрь со мной пойдут только наши новые друзья, - строго наказал Хантимиров своим коллегам. – А то я вас знаю – снова начнете у него земельные участки клянчить.
- Ну так, лишняя сотка не помешает, - певуче возразила Шарашкина.
- Всему свое время, - рассудительно парировал Хантимиров. – У Архитектора голова и так переполнена разными проектами, а тут еще и мы со своими просьбами. Сначала поможем ребятам, а уж потом как-нибудь и сами к нему зайдем.
Шарашкина пожала плечами, и Вечные Просители медленно, словно тени, растворились во тьме коридора.
- Они подождут нас, - сказал Хантимиров и решительно дернул дверь архитектуры на себя.
Мы вошли в ярко освещенный коридор с колоннами по обе стороны, который заканчивался семью широкими ступенями, ведущими в верхний зал. Кабинет Главного Архитектора представлял собой обширное квадратное в плане помещение с полом, покрытым керамической плиткой черного и белого цветов. Цвета плитки чередовались в шахматном порядке, а зеркальный потолок и множество зеркал на стенах превращали зал в необозримые гигантские просторы шахматной мысли. У стен также стояло несколько старомодных шкафов, доверху забитых расчерченными ватманами. На одном из шкафов виднелась сделанная из папье-маше модель египетской пирамиды с золоченной верхушкой, на другом – монументальный деревянный куб.
Сам Архитектор восседал за огромным столом в конце зала. На кожаной поверхности стола лежал чертеж, над которым хозяин кабинета в данный момент работал. За спиной Архитектора виднелся старенький кульман с оранжевой миллиметровой бумагой, а также полочка с небольшими моделями зданий и строительными инструментами. Тут был молоток, отвес, резец и длинный уровень.
Архитектор склонился над чертежом с карандашом, циркулем и алюминиевым угольником. Похоже, мы пришли в момент творческого кризиса, поскольку на белоснежном листе ватмана можно было наблюдать лишь одну-единственную линию, сиротливо прикорнувшую в самом центре чертежа. Сам Главный Архитектор выглядел вовсе не древним бородатым старцем в греческом хитоне, как я почему-то представлял его себе до встречи. Это был моложавый чиновник лет сорока, с длинными черными волосами и тщательно подстриженными усами. Лицом и фигурой Архитектор напоминал Ринго Старра в молодые годы. Рукава официальной рубашки были закатаны до локтей, узел галстука ослаблен, а на черных брюках виднелись следы мела. Все говорило о том, что Архитектор находится в самом пылу работы. Нас он заметил уже давно, но не поднимал головы, пока мы не приблизились вплотную к столу. Вернее, подошли к нему только Хантимиров, Инспектор и я; остальные приотстали, чтобы не пугать Архитектора толпой, и принялись разглядывать развешанные на стенах изображения средневековых памятников культуры.
Мы деликатно молчали, наблюдая за ходом мысли Архитектора. Наконец, он устало бросил на стол инструменты и взглянул на нас с едва заметной улыбкой. Хантимирова Архитектор приветствовал, как старого знакомого, словами:   
- А, это ты, Азат. Как там остальные ваши поживают? Все так же несгибаемы?
- А куда нам деваться? – прошамкал Хантимиров. – Так и живем – вашими молитвами.
- Вижу, вашего полку прибыло?
- Да нет, эти ребята по другим делам пришли.
- Ну, раз по делам, то садитесь, поговорим.
Архитектор указал на выстроенные у стены табуреты с мягкими сиденьями. Мы втроем взяли по табурету и уселись перед хозяином кабинета. Хантимиров вкратце изложил ему нашу проблему, добавив от себя, что мы будем не против подсказки альтернативного выхода из Дома.
- Им непременно надо добраться до самого верха, - кивнул на нас Хантимиров. – А я думаю, что катиться в реку по пандусу – не самое приятное занятие. Там ведь метров пятьсот будет.
- Мы думали, на пандусе есть ступеньки, - осторожно предположил Инспектор.
- Нет там никаких ступенек, - вздохнул Архитектор. – Обычный бетон. Когда-то его покрыли сверху добротным линолеумом, и это все. А другого выхода из здания действительно нет, кроме как снова вернуться к парадной двери, через которую вы вошли.
- И никаких секретных ниш и дверей? – спросил Хантимиров.
- Абсолютно никаких, - подтвердил Архитектор. – Уж мне можете поверить.
В разговоре наступила пауза, которой воспользовался Инспектор, задав давно интересовавший его вопрос:
- Скажите пожалуйста, господин Архитектор, вот я никак не могу взять в толк, зачем построено это здание. Прежде чем добраться в ваш отдел, нам пришлось пройти через кабинеты, меняющие свое расположение каждые пятнадцать минут. Если бы не случайность, мы вполне могли бы странствовать там годами и так и не найти выхода. Я не могу понять, что вы имели тем самым в виду, проектируя это здание?
Архитектор вторично вздохнул и ответил:
- Их было двенадцать – людей, задумавших всю нашу Промзону в ее нынешнем виде. Они объединились в орган, названный Синклитом, и даже меня туда звали тринадцатым архонтом, но я возрастом не вышел, оказался слишком молод для того, чтобы отправиться вместе с ними на Авалон. Еще до Авалона архонты привлекли меня к строительству этого Дома. Тогда уже был заключен договор Синклита с Ассоциацией КСЖ, по которому управление Промзоной разделялось между Ассоциацией и Факторией. Но архонты не могли просто так бросить своих бывших подчиненных, с кем они трудились бок о бок многие годы. Хунвейбины, успевшие отправить к праотцам многих работников аппарата, требовали расправы либо пожизненного заключения над всеми оставшимися, но Синклит предложил компромисс: жизнь в закрытом здании, но не по принуждению, а добровольно. Архонты решили построить для тех, кто оставался, дом их мечты…
- И это – дом мечты?! – выдохнул Инспектор, и Хантимиров осуждающе посмотрел на него, поскольку со стороны полицейского было некрасиво встревать в монолог столь любезного к нам Архитектора. Тот, однако, не обиделся.
- Все дело в том, что мечты бывают разными, - пояснил он и продолжал рассказ.
- С двумя архонтами мы сутками просиживали над чертежами, но никак не могли выработать общую идею здания. Один их архонтов очень торопился, потому что мог передвигаться только на коляске, подключенным к сложной системе жизнеобеспечения. Из его рта торчала длинная трубка, помогавшая ему дышать, а вены питались целой батареей различных эликсиров из колбочек, установленных на прикрепленной к коляске стальной раме. Его коллеги уже были переправлены на Авалон, и только он еще ждал своего часа. Другой член Синклита, тоже очень старый, был еще полон сил. Впоследствии, по слухам, он единственный, кто не полетел на Авалон, а остался в городе инкогнито. Так вот, этот самый бодрый старичок, наконец, подал нам идею. Смысл жизни чиновников, сказал он, состоит в непрерывном движении. Они не могут сидеть на месте, им просто необходимо двигаться либо вширь, либо вверх. Если мы дадим им это ощущение вечного счастья, то они будут вечно сидеть в своих кабинетах, и у них не возникнет желания выбираться из здания. Вместе мы нарисовали проект дома с непрерывно меняющимися кабинетами. По нашему замыслу, все здание должно было представлять собой хаотически перемещающиеся ряды и уровни. По теории вероятности, в течение определенного времени любой из самых нижних кабинетов мог попасть на самый верх, продержаться там недолго, а затем вновь уйти на нижние уровни. Однако на деле все пошло не совсем так, как было задумано. Каждый последующий этаж дома был меньше нижнего, и потому наверх теоретически проходило ограниченное количество кабинетов. Это привело к тому, что в проект здания вкралась ошибка, и нижние уровни стали тасоваться отдельно от верхних. После постройки здание фактически начало жить собственной жизнью, и мне приходится только гадать, что происходило все эти годы на самом верху. Однако на тот момент, когда мы закончили проект, все выглядело в самых радужных тонах. Архонты ушли, оставив меня внутри здания, так как я с удивлением узнал, что хунвейбины и меня вписали в перечень вечных обитателей Дома. Больше я их не видел, но не проходит и дня, чтобы я не жалел о допущенной нами ошибке…
- Так значит, нам никак не попасть на самый верх? – спросил Инспектор упавшим голосом.
- По кабинетам и коридорам – никак, - кивнул Архитектор. – Но вы ведь пришли не одни, а с Вечными Просителями, так что можете быть спокойны – с таким сопровождением вы непременно доберетесь до верхнего уровня.
Архитектор поднялся из-за стола и подошел к одному из шкафов. Порывшись с минуту в бумагах, он вынул на свет небольшой чертеж формата А3 и вернулся к нам.
- Это схема коммуникаций верхних этажей, - сказал Архитектор, протягивая чертеж Хантимирову. – Там множество небольших туннелей для электрических кабелей, канализации и прочего – словом, если выразиться иносказательно, это полная физиологическая схема нашего здания. Оставьте себе, все равно за последние годы вы – единственные мои посетители.
Хантимиров с жадностью схватил листок и  долго изучал его с выражением благоговения на морщинистом лице.
- Придется несладко, но теперь я точно уверен, что мы туда доберемся! – воскликнул он, заканчивая просмотр схемы и складывая ее, прежде чем положить в свою котомку.
- Рад, что смог вам помочь, - невесело улыбнулся Архитектор.
Прежде чем мы покинули гостеприимный архитектурный отдел, его хозяин окликнул Хантимирова и напомнил ему:
- Только вы смотрите, Азат, когда доберетесь до верхнего уровня, заходите именно в ту дверь, через которую их пропустят. И проинструктируйте ребят, как себя вести, а то мало ли что…
- Это само собой, - серьезно кивнул Хантимиров, и все мы двинулись к выходу.
В конце длинного коридора Вечные Просители свернули в небольшой тупик, и тут Хантимиров сказал, что надо сделать привал перед трудной дорогой и заодно приготовить смазку.
- Пусть остальные отдохнут, а вы втроем (он указал на Инспектора, Доната и меня) поможете мне, - распорядился Хантимиров.
Мы сели в тесный кружок прямо на полу, и Хантимиров указал на сумку с деньгами:
- Давай сюда.
Инспектор вопросительно посмотрел на нашего проводника и сказал:
- Это конечно, не вопрос, но, давайте, будем реалистами. Мы с вами не обговаривали размер вашего гонорара, а сейчас как раз у нас есть свободное время. Назовите вашу сумму, и по окончании путешествия получите ее сполна. А если вам нужен задаток…
- Вот словоблуд! – воскликнул Хантимиров. – Вроде бы, обычный полицейский, а языком хлещет, как заправский адвокат. Ты что, подумал, деньги нужны мне? Да мы в этом здании получаем все, что необходимо, и без всяких денег. Спроси у своего друга из администрации – разве Хантимиров хоть раз за свою жизнь платил чиновникам? Никогда такого не было и не будет, - Донат успел утвердительно кивнуть, но Хантимиров не обратил на это внимания и продолжал: - Оставайся мы на нижних этажах, я провел бы вас в любой уголок без всяких денег. Но вы ведь стремитесь наверх, а там даже со схемой просто так не пройти. Наверху нужно и знание схем, и наличие смазки, чтобы пролезать между частями всего этого огромного механизма. А смазка делается из денег.
- Сколько надо денег? – спросил Инспектор.
- Ставь сумку в центре, - показал Хантимиров и расстелил рядом обычный полиэтиленовый пакет. – Рвите деньги на мелкие кусочки – настолько мелкие, насколько позволяют пальцы, и бросайте в пакет. Будем рвать, пока он не заполнится. Ну что смотрите, за работу!
Пока мы прилежно и в поте лица истребляли крупные купюры, наши спутники разбрелись по углам тупика и образовали небольшие группы по интересам, между делом еще и перекусывая сухарями. Я, как обычно, успевал работать и наблюдать за другими. 
Женщины расположились в ближнем углу. Молчаливая Евгения угостила спутниц не только сухарями, но и тонкими кусочками вяленого мяса. Пытаясь раскусить твердую, словно кусок проволоки, говяжью жилу, Лиля указала на живот Шарашкиной и осведомилась, скоро ли роды.
- Не знаю, - отмахнулся Шарашкина. – Я за этим уже давно не слежу. Они сами собой появляются, вырастают, потом уходят.
- А сколько у вас детей? – спросила Лиля.
- Восемь или девять, я точно не помню, - наморщила лоб беременная красавица. – Они все остались в микрорайонах. Двое старших, вроде бы, ушли в эту самую охранную фирму, как ее название…
- Сим-Сим, - взволнованно подсказала Лиля. – Мой младший брат тоже туда собирался, когда я ушла на конкурс. Больше я его не видела. А ведь когда-то я его на руках нянчила…
- У них своя жизнь, даже не пытайся лезть в нее, - посоветовала Шарашкина. – Я своих прогоняла, как только начинали ходить. Рассовывала по родственникам, родителям. А те еще и недовольство выражали, кукушкой меня называли, какие-то деньги требовали. Народ пошел в последнее время: только и думают, как чужие деньги прикарманить. Я устала повторять, что пособия, спонсорские средства и прочие выплаты выдаются на мое имя, а не на их, а, значит, это мое кровное, и никому его я не уступлю. А они все никак не хотели войти в мое положение. Завидовали, что я покупаю французскую косметику, пью дорогие вина, по ресторанам расхаживаю. Стыдили, что я две квартиры получила, как мать-одиночка, но тут же продала их, а деньги потратила на себя.  А я ведь это заслужила. Попробовали бы сами выносить такое количество детворы… Но родственники считают, что надо не только дать жизнь, но и воспитать, водить в школу и все такое. А с меня хватит. Намучилась с первым до трех лет, а остальных пусть сами растят. Все равно потом никакой благодарности. Вон, Евгения троих вырастила, а они ее на старости лет бросили и укатили в Европу. Правильно я говорю, Евгения? – зачем с ними возиться, если потом все равно бросают?
Евгения не отвечала, а лишь смотрела на Шарашкину пронзительными серыми глазами, полными великой печали.
Лиля не соглашалась с Шарашкиной:
- Вам повезло, у вас родных много, а у меня только он один и остался, братишка Мухтар. Я потому и сбежала с этого кадрового резерва, чтобы добраться до города и найти его.
- Город, - задумчиво скривила рот Шарашкина. – Там все так грязно и неустроенно… Не думаю, что я когда-нибудь выберусь туда, уж слишком привыкла всегда быть под крышей.
Старый Чекан разговаривал с Курским и Ферапонтовым. Его интересовали материальные условия жизни Вечных Просителей.
- А что, живем прекрасно, - громко заявил Курский, поправляя съехавшую на бок каску. – Еда есть, места постираться и вещи погладить тоже находим, так что с бытом у нас все в порядке. А какие знакомства мы приобрели за все эти годы, вам такого и не снилось!
- Знакомства не всегда помогают, - грустно сказал Чекан. – Я ведь когда-то тоже был на государственной службе, и еще какие должности занимал! Был даже главным инспектором промышленных предприятий. Но продолжалось это недолго, как и все остальные должности в моей жизни. Я уже не упомню, сколько было взлетов и падений. Вроде, все идет хорошо, и вот оно уже видно, сверкающее кресло, к которому шел так долго и трудно, но тут что-то происходит, и меня бросают в самый низ, лишая всех званий. И так повторялось несколько раз…
- Ну и что, в моей биографии тоже были и взлеты, и падения, - взахлеб протараторил Курский. – Аж целых три. В первый раз, как помню, это было под Москвой в сорок первом. Как подняло, да так треснуло о ближайшую березу. Очнулся я уже в полевом лазарете. Сказали, что повезло – контузило очень сильно, но зато ни одной царапины.  Потом то же самое произошло под Ржевом и в Варшаве. И ничего, я считаю, мне это даже на пользу пошло. После третьего раза мне открылась великая истина, что живем мы все не так, как надо, а прожигаем драгоценное время на ненужные мелочи. А ведь мы сообща могли сделать нашу жизнь совсем другой, намного лучше! Меня часто не принимали всерьез, смеялись над моими проектами. Но я знаю – пока будут силы, я не устану делать попытки улучшить этот мир.
- Да, в этом мире есть над чем поработать, - согласился Ферапонтов. – Эта мысль не раз приходила мне в голову, когда я сидел под аркой и ждал неминуемой смерти…
- Вы давно уже прикованы к инвалидному креслу? – спросил Чекан.
- Да, лет с семнадцати, - ответил Ферапонтов. – Мы ехали в такси с матерью и попали в аварию. Из всех людей, находящихся в машине, пострадал только я. Мать почему-то решила, что она одна виновата в случившемся, хотя я не раз пытался переубедить ее. Она истратила кучу денег на докторов и лекарства, и в итоге повезла меня в лучшую клинику, в Москву. Это оказалась платная больница. Мне изрезали там всю спину – так, что любой ужаснется, если увидит мои шрамы, но не помогли. Потом, когда я выздоравливал, мать срочно выехала в Авангард по делам, а я остался в больнице. Через несколько дней оказалось, что мать впопыхах забыла оплатить вперед за мое пребывание в платной палате. Меня вечером вывезли на коляске из больницы и оставили в ближайшей подворотне. Я после операции даже руками не мог шевелить и просидел под аркой трое суток. Меня подкармливала сердобольная девушка  из коммерческого ларька, а ходил все эти дни я под себя. Хорошо еще, что это было лето, а не зима. Потом мама приехала и забрала меня домой, и больше я за всю жизнь никуда из Авангарда не выезжал, и не хочу. Пусть я не хожу, зато я дома, и уже одно это греет мне душу. Мать после этого потрясения слегла и уже не поднялась. Когда я остался один, то понял, что нельзя замыкаться в себе, а надо быть с людьми, в гуще событий, и заняться хоть каким-то делом. А для начала дела нужен был автомобиль, ведь на инвалидном кресле далеко не уедешь. И вот, уже больше двадцати лет я пытаюсь получить эту машину. Возможно, моим мечтам не суждено сбыться, но я уже считаю, что жизнь прожил не зря – ведь я имел дело с такими людьми, как наш лидер – Азат Эдуардович, и с другими. Да о каждом участнике нашей маленькой группы можно целую книгу написать!
- Смотрю я на вас и завидую, - проговорил Чекан, вздыхая. – Я всю свою жизнь гнался за должностями и в итоге чуть не сгнил в исправительном отделе. А вы, не имея ничего, кроме друг друга, счастливы и полны надежд.
- Ну так присоединяйтесь к нам, - вдохновенно предложил Курский. – Все равно там, снаружи, делать нечего. Там и пятнадцать лет назад было плохо, а сейчас еще и город превратили в одну сплошную помойку. А где нет мусора, там зловонная клоака. А тут, у нас тихо, спокойно, и иногда даже пирожные на праздники достаем.
У стены, отдельно от всех остальных примостился молодой Мастер. Он снял с себя мантию Варуна и тщательно ее изучал. Так, он обнаружил в добротной ткани скрытый под тончайшей молнией капюшон, а из карманов извлек несколько стодолларовых купюр. Полный решимости добраться до конечной цели нашего путешествия, Мастер надел на себя мантию с капюшоном и, подойдя к Инспектору, протянул ему найденные деньги, желая, чтобы и их бросили в общий смазочный котел.
- Оставь их пока себе, - сказал Хантимиров. – Похоже, мы уже достаточно нарубили. Но держи свои доллары наготове. Если будет нужно, мы тебя обязательно позовем.
Мастер кивнул и отошел обратно к стене. Инспектор смотрел на него с некоторым сомнением, поскольку одеяние парня оживило в его памяти недавние воспоминания.
- Следите за ним, - посоветовал Инспектор нам с Донатом. – Как бы его тоже не раздвоило. Сейчас нам деньги дает, а потом слетит с катушек и под гильотину нас поведет.
- Ну это вряд ли, - протянул Донат. – Парень вроде верный.
- Мантия у него больно блестящая, - объяснил Инспектор. – На моей памяти даже вполне нормальные ребята теряли голову, как только на них напяливали вот такие мантии или прорисовывали на погонах еще один просвет… А тут балахон не чей-то там, а самого Варуны. Есть над чем призадуматься.
Пакет с денежной смазкой был забит доверху. Пустая сумка так и осталась лежать на полу. Инспектор раздал нам несколько оставшихся в сумке пачек и две пачки вручил Хантимирову, несмотря на его протесты и заверения в том, что «здесь это не больше, чем бумажки, причем весьма бесполезные, так как с ними даже в укромном месте не присядешь».
- Уж слишком коротенькие, - брезгливо добавил Хантимиров. – Ненароком и замараться можно. Газета в этом отношении намного практичнее.
- А обратно вы как спускаться будете, когда нас наверху оставите? – спросил Инспектор. – Вдруг смазки не хватит?
- И то правда, - согласился Хантимиров. – Об этом я не подумал. А ты на глазах учишься, лейтенант!
И мы отправились наверх. Дом Мистерий оказался поистине огромен. Путь занял весь остаток дня и всю ночь. Несколько раз на привалах мы по приказу Хантимирова уходили в кратковременный сон, но затем поднимались и шли дальше. Туннели и лазы становились все уже, и Хантимирову все чаще приходилось раскрывать пакет с измельченными деньгами и насыпать смазку в мельчайшие пазы по краям используемых нами кроличьих нор и черных дыр. Как правило, после использования смазки лазы заметно расширялись, и по ним вполне можно было пробираться. Но по мере продвижения наверх первая порция смазки срабатывала все реже, и Хантимирову приходилось задабривать черные дыры по несколько раз подряд.
Перед одним из опасных совершенно отвесных шурфов от основной группы отделился Ферапонтов. Мы уже не могли помогать ему идти дальше, и Хантимиров посоветовал другу остаться на нижних уровнях.
- А как же он тут будет один? – спросила Лиля. – С ним ничего не случится?
- Не беспокойтесь, барышня, - успокоил ее Хантимиров. – Мы тут не один год путешествуем. Ферапонтов найдет убежище неподалеку, а на обратном пути мы его заберем.
Затем на верхних этажах поодиночке отстали от группы запыхавшийся старик Курский, уставшая Шарашкина и молчаливая Евгения. С каждым из Вечных Просителей мы сердечно попрощались и продолжили путь наверх.
На предпоследнем уровне Хантимирову приходилось использовать лошадиные дозы смазки, с тем, чтобы хоть ненамного расширить узенькие ходы, которые, пропустив нас, тут же смыкались вновь. Иногда стены начинали сходиться еще до того, как мы покидали туннели, и Хантимирову приходилось смазывать капризный механизм по ходу нашего движения, иначе мы рисковали быть навсегда похороненными в недрах страшной живой машины.
Но вот, наконец, мы миновали последний указанный на схеме лаз и вышли в небольшой коридорчик, где увидели стандартные оконца-иллюминаторы, заполненные утренним светом. Радостные, мы припали к окнам и наслаждались пейзажем разрушенного города, который уже не чаяли увидеть.
- Это восточная часть Промзоны, - сказал Инспектор. – Мы через недавно прошли. А река, значит, с противоположной стороны. Значит, нам надо пройти через эту дверь.
Только тут мы обратили внимание, что в стене перед нами находится красивая деревянная дверь с узорами и золотистой окантовкой. Инспектор взялся за дверную ручку, но Хантимиров остановил его.
- Не торопись, полицейский, - сказал Хантимиров. – Сейчас вы войдете туда и больше никогда меня не увидите. Поэтому слушайте, как вам надлежит себя вести. Мы с Архитектором поняли друг друга без слов, когда он дал нам схему верхних этажей. К последнему уровню есть несколько путей, но для того, чтобы войти в другие двери, надо иметь либо очень много денег, либо принести с собой какие-нибудь крупные проекты, и так далее. Ничего этого у вас нет, поэтому оставался единственный путь. Через эту красивую дверь входят люди одной-единственной категории. Тут их называют Восхищенными Воспевателями. Только этот тип простых людей хоть как-то терпят за этой дверью. Но для того, чтобы соответствовать званию Восхищенных Воспевателей, вам придется задействовать все свои творческие способности. Если кто-то из вас играет на музыкальном инструменте или танцует – это прекрасно. Если вы хорошо рисуете – начинайте сразу же за дверью искать бумагу и карандаши. Кто не может и этого – тому придется играть роль известного репортера. Придумайте название своей газеты и свой творческий псевдоним, прежде чем войти на этот уровень. И самое главное – не позволяйте себе лишнего и никого там не торопите.  Это, пожалуй, все, что я могу вам посоветовать.
- А вы с нами не пойдете? – спросил Инспектор.
- Я не могу бросить своих друзей, - ответил Хантимиров. – Они ждут меня внизу. Смысл нашей жизни в том, чтобы бродить по этому зданию, и мы слишком стары, чтобы менять наши привычки. Кроме того, этот кабинет – единственный в Доме, куда я боюсь заходить. Я слышал, что Воспевателей часто заставляют заниматься противоестественными вещами, а я всегда поддерживал традиционные ценности, так что за дверью как-нибудь постарайтесь справиться своими силами. И помните, если ничего больше не поможет, то добивайтесь метода одного окна. Прощайте теперь, было приятно…
- Подождите, - окликнул Хантимирова Чекан. – Возьмите меня с собой.
Мы все посмотрели на старого чиновника с изумлением.
- Не могу я идти туда, - Чекан с неприязнью показал на полные света окна. – Слишком долго я сидел в яме исправительного отдела. Чувствую, что жизнь там за прошедшие годы изменилась, и не хочу к ней приспосабливаться. Здесь, конечно, тоже не райское место, придется заново учиться, как зарабатывать на кусок хлеба, но все же… Позвольте мне остаться с вами, пожалуйста…
Хантимиров не колебался ни секунды. Он полез в котомку и извлек оттуда белую картонную папку с торчащими из щелей желтыми листами писчей бумаги. Папку вместе с шариковой ручкой Хантимиров вручил Чекану и ободрил его словами:
- Ничего, друг, научишься. Не так и сложна наша наука.
Хантимиров подошел к стене и открыл крышку люка, через который мы попали на верхний уровень. Чекан, прежде чем последовать за ним, немного приотстал и вполголоса сказал Инспектору:
- Знаете, я все-таки поработал не одно десятилетие в администрации, так что могу дать вам совет на тот случай, если что-то пойдет не так за этой дверью. Больше всего на свете все чиновники от мала до велика боятся потерять место. Это правда. Все остальное им по совершенно по барабану, уж извините за грубое сравнение. Ну, бывайте, я пошел.
Чекан исчез в стене вслед за Хантимировым и закрыл за собой крышку люка. А мы несколько минут постояли перед дверью, не решаясь войти внутрь, но потом все же перебороли себя. Донат мягко повернул вниз золоченую ручку, и мы нестройной гурьбой вошли в единственный кабинет верхнего уровня.