Милая Шарлотта. Глава 7. Утиная охота

УТИНАЯ ОХОТА

Комар мерзко жужжал, нарезая круги возле лица Жоржетты, и, наконец, приземлился на ее левую щеку. Девушка сморщилась, пытаясь согнать насекомое, но оно, похоже, устроилось вполне уютно, а через мгновение вогнало острый хоботок под кожу… Жоржетта, смирившись, более на него внимания не обращала, а только поудобнее перехватила рукоять лука и снова замерла. 

Она уже тридцать минут лежала в одном положении – на животе и на голой земле, если не считать настил из сухого камыша, сделанного ею же. Жоржетта выслеживала жирного селезня – огромного и при этом необыкновенно проворного. Селезень появлялся здесь, в камышовых зарослях, каждое утро и кормился на мелководье. Жоржетта заприметила его еще в начале весны и сама себе поклялась, что этот экземпляр достанется ей. Она была хорошим стрелком, и обычно для нее не составляло проблем подстрелить до десятка его сородичей, но мерзавец всякий раз умудрялся сбежать… Это стало уже делом принципа!

Накануне вечером Жоржетта уговорила Шарля помочь ей. Конечно, намного приятнее было бы изловить селезня в одиночку, но задача Шарля сводилась лишь к тому, чтобы подманить птицу с помощью свистка, имитирующего голос самки.

И вот сейчас она залегла недалеко от мелководья – не шевелясь и практически не дыша. Шарль точно так же устроился в трех туазах(1) от нее и должен бы начать «крякать». Почему молчит, интересно?

Жирный селезень уже приземлился на поверхность озера, но осторожничал – держался вдалеке от Жоржетты. Как кстати был бы сейчас свисток Шарля! Почему он медлит?

Селезень, между тем, не собирался делать Жоржетте одолжение и подплывать ближе – он, пригревшись на солнышке, расправлял перья и деловито их чистил. Самый подходящий момент, чтобы выстрелить – не близко, но попробовать стоит! Не став больше медлить, Жоржетта натянула тетиву, прищурилась, высунув кусочек языка, и… лесную тишину пронзил треск  сухого камыша в трех туазах от Жоржетты.

Селезень тотчас насторожился, уставился на кусты, где прятался Шарль, и – счел лучшим убраться от греха подальше.

—  Нет, нет, нет! – уже не опасаясь, закричала Жоржетта, мигом поднимаясь на ноги и через камыш и по мелководью пытаясь нагнать утку.

Первая стрела просвистела в паре дюймов от птицы, вторая и третья, выпущенные следом, не достигли цели даже и близко. Тут же полетел град стрел, выпущенных Шарлем, видимо осознавшим свою вину, но селезень был уже высокого в небе и звонко крякал, как будто насмехаясь над Жоржеттой.

—  Тысяча чертей! – стоя по колено в мутной воде, Жоржетта не сдержала ярости и швырнула лук в сторону, впившись теперь гневным взглядом в де Руана: — Шарль, как вы могли?! От вас всего-то требовалось приманить его!

Тот стоял тоже в полный рост и смотрел на Жоржетту виновато:

—  Простите меня, — выдавил он и пожал плечами, — я задумался, даже не заметил этого чертова селезня.

—  Господи, о чем еще думать на охоте!

Уже не злясь, но еще сокрушаясь, она наклонилась, поднимая лук, и, не оглядываясь, отправилась на солнечное место.

Ноги сами привели к любимому дубу – здесь было и солнечно и уютно. Шарль притащил откуда-то скамейку, чтобы не сидеть на земле, а Жоржетта сама еще в начале весны высадила неподалеку несколько кустов алых роз. Здесь девушке сразу стало спокойнее. Хотя, по-прежнему было обидно, что и вымокла до нитки и устала, но так никого и не подстрелила…
Жоржетта сегодня была одета в мужское платье – белая сорочка, заправлена в укороченные брюки, облегченный жюстокор и шляпа, под которой она прятала волосы, чтобы не лезли в лицо. Девушка всегда охотилась в подобной одежде, ибо была уверена, что в дамских амазонках только мужчин сподручно прельщать, а для настоящей охоты такие наряды не годятся. С прельщением же у Жоржетты не ладилось в любом платье, так что она давно решила для себя, что будет одеваться так, как ей удобно.

—  Ну как же вы так, Шарль? — все еще мучилась Жоржетта. — Ей-Богу, если б я не видела, как вы охотились в Версале, я бы подумала, что вы из тех мужчин, которым даются только танцы.

—  Сам не знаю, Жоржетта. Мне  жаль, что я подвел вас.

Шарль плелся следом, и вид у него был еще более уставший, чем у девушки.

—  Быть может, вы больны? – обеспокоилась вдруг Жоржетта. – Или… — она увидела, что в руке Шарль комкает писчую бумагу, — что это у вас? Письмо? Уж не хотите ли вы сказать, что читали письмо от вашей мадемуазель д’Эффель? Во время охоты? Немыслимо!

Она резко отвернулась, обратившись лицом к солнцу, и на мгновение даже засомневалась – так ли уж великолепен Шарль? Разве может ее идеальный мужчина с воодушевлением заниматься такими глупостями, как написание и чтение любовных писем? Да еще и вместо такого интересного занятия, как охота?

Но уже через мгновение повернулась к Шарлю и сочла, что это, пожалуй, романтично.
Шарль опустился на скамью напротив розового куста и еще раз посмотрел на бумаги в своих руках. Жоржетта отметила, что посмотрел он на них с какой-то непонятной для нее тоской. Она опустилась рядом.

—  И что же пишет вам ваша мадемуазель? – собравшись духом, поинтересовалась она как будто невзначай.

Шарль пожал плечами, раздумывая, сказать ли – а потом вздохнул:

—  Пишет, что отец дает ей в приданое три тысячи ливров.

Жоржетта онемела, ее брови поползли вверх: приданое?! Быть не может, что у них все так далеко зашло, он ведь знаком с Шарлоттой всего неделю!

—  Она не понимает, что творит, — ответила нервно Жоржетта. – И вы не понимаете, если собираетесь потакать ей. Вы не можете сейчас жениться, Шарль, вы же сами говорили, что хотите продать поместье, путешествовать… Неужели вы решили отказаться от затеи?
Он усмехнулся:

—  Неделю назад вы ужаснулись это моей затее.

Жоржетта тоже улыбнулась, покачав головой:

—  Вы правы, я говорю глупости. Конечно же, я считаю необдуманным поступком продавать поместье, обитель ваших предков и единственный дом… Наверное, я просто не хочу терять друга в вашем лице. Может быть, даже ревную. Ведь если вы женитесь, заведете семью, детей, — она сморщилась, — отрастите брюшко… Ваша жена не будет в восторге от наших с вами вольных прогулок – их придется прекратить.

Шарль удивленно на нее посмотрел, словно раньше эта мысль не приходила ему в голову:

—  Что вы, Жоржетта, для меня смерти подобно остаться без вашего общества! – У Жоржетты потеплело на душе от этих слов, и снова занозой засела мысль, что Шарль еще не потерян для нее. Впрочем, он тут же в задумчивости отвел взгляд: — Я уверен, Шарлотта поняла бы меня, и не стала препятствовать нашим встречам. Да и вы бы с ней стали хорошими друзьями.
Жоржетта улыбнулась: иногда Шарль выглядел наивным словно ребенок. Она и Шарлотта – подруги! Нелепо…

—  Я же говорила, что вы совершенно не знаете мадемуазель д’Эффель! Я не могу представить вас в роли провинциального буржуа, а уж ее тем более… Ну какая из нее хозяйка замка! – Жоржетта рассмеялась. – Видите эту розу?

Привстав, она отломила головку самого красивого и свежего цветка и, крутя ее в пальцах, подала Шарлю.

—  Будь я поэтом, я бы сравнила вашу возлюбленную Шарлотту с оранжерейной розой – она такая же яркая и капризная. А главное, смотрится здесь, в диком лесу, совершенно чужеродной. Ей место в граненом хрустале, Шарль, среди роскоши и блеска, а не в нашей провинции. Даже не знаю, право, кто первый из вас соскучится в обществе другого – вы или она.

—  Да, вы правы, она похожа на розу, — принимая цветок, ответил Шарль. И улыбнулся: — а с каким цветком вы сравнили бы себя, Жоржетта? Будь вы поэтом, разумеется.

Жоржетта рассмеялась:

—  Мой учитель географии рассказывал, что на Черном континенте(2) растет дивное растение – зеленое, сухое и с колючками! Верно, на него я и похожа!

Она была поражена, что даже о собственной непривлекательности может говорить с Шарлем совершенно легко. Де Руан тоже улыбнулся и добавил:

—  Это растение называется кактус. И, должен вам заметить, иногда он распускается цветами невиданной красоты. Никакая роза не сравнится с тем цветком.

Жоржетта почувствовала, что сердце ее застучало сильнее, а щеки вспыхнули красным. Чтобы скрыть неловкость, она не нашла ничего лучше, чем снова рассмеяться:

—  Шарль, вы заставляете меня краснеть!

Жоржетта резко встала со скамьи и снова отвернулась к солнцу. Признаться, ей было несколько обидно за эти его слова «иногда распускается». То есть сейчас, по его мнению, Жоржетта еще не распустилась, сейчас она действительно всего лишь колючий кактус!

—  Так значит, три тысячи ливров? – громко спросила она и добавила не без ехидства: — Да ваша мадемуазель д’Эффель завидная невеста, я посмотрю.

Однако про себя она даже посочувствовала бедняжке. На прошлой неделе отец прислал Жоржетте платье из Парижа, стоимостью чуть больше трех тысяч, причем она сочла платье отвратительным и уже подарила его своей горничной на именины.
 
Впрочем, для Шарля, кажется, эта сумма не так уж мала. Посерьезнев, Жоржетта присела рядом и снова заговорила:

—  Вполне естественно, что Шарлотта заговорила о приданом – она рассчитывает на скорую свадьбу с вами. И вполне закономерно рассчитывает, должна вам заметить. Вы компрометируете девушку перепиской и тайными встречами, неужели вы не понимаете?

—  Содержание тех писем вполне невинно, уверяю вас. А видимся мы с нею только мельком в церкви.

—  И вы даже не признались ей в своих… — Жоржетта с трудом могла это произнести, — чувствах?

—  Я… словом, нет, не признался. Я не могу давать ей ложные надежды. Я люблю Шарлотту, всем сердцем люблю, но… — Шарль с силой сжал челюсти, как будто не хотел продолжать. Но все-таки сделал над собой усилие и договорил, внезапно повысив голос и отчего-то посмотрев на Жоржетту излишне жестким взглядом: — …но не могу же я привести ее в свой полуразрушенный промерзший замок, где ей придется самой готовить обед, убирать комнаты, стирать белье!

Шарль нервно отвернулся и обхватил голову руками – едва ли он еще кому-то признавался в том, как живет на самом деле. С трудом Жоржетта поборола в себе желание обнять его и утешить.

—  Но ведь можно нанять кого-то… — предположила вместо этого она.

—  Кого? Все крестьяне разбежались с моих земель(3) за время, что я отсутствовал! Остались только нищие бездельники и выпивохи, которых я сам близко не подпущу к замку! Три тысячи ее приданого уйдут очень быстро. И что потом?

Жоржетта смотрела на него с  жалостью, от которой щемило сердце, но все равно не могла согласиться. Сама Жоржетта, выпади ей счастье стать женой Шарля, приняла бы и этот его быт. Нет, бедность это ужасно, это унизительно – спора нет! Но ведь главное, они с любимым были бы вместе, а все остальное поправимо. Так думала сама Жоржетта, и она была уверена, что Шарлотта д’Эффель, если она хоть каплю любит Шарля, думает так же. Если, конечно, она вообще его любит.

Шарль снова заговорил:

—  Жоржетта, я думаю, вы, как и многие жители нашей провинции, наслышаны о романтической, — он презрительно скривился, — истории моих родителей. Я никогда не знал своей матери – она умерла в родильной горячке, произведя на свет меня. Но вырос я на рассказах отца о том, как сильно они любили друг друга, о том, что мать отказалась от своего положения в обществе и от родных ради него. И особенно он любил повторять, что до последнего своего дня она была счастлива.

За полгода до смерти отца обвалилась одна из стен замка… О, не пугайтесь так, Жоржетта, вы не видели мое родовое гнездо – я удивлен, что стоят до сих пор другие стены. Так вот, та стена граничила с комнатами моей матери, и среди обломков я нашел ее дневник. Видимо, она прятала его в расщелине между камней за гобеленом или еще как-то – словом, в этой стене был устроен тайник, где она хранила записи. Я… поймите меня, я никогда не видел свою мать, мне хотелось знать о ней больше. Я не утерпел и начал читать. И с первых же строк понял, что она была счастлива с моим отцом что-то около двух недель. Через две недели после переезда в де Руан она поняла, что превратила свою жизнь в ад – она так и писала. Нет, отец замечательно к ней относился, обожал ее, любил, но оттого ей было только труднее – ведь она ненавидела его. Ненавидела за то, на что отец обрек ее на бедность, на нищету. Она никогда не говорила ему этого… и я сделал все, чтобы отец никогда не увидел ее записей, но… однажды она даже решилась сбежать от отца: сказала, что родители ее простили, и она якобы едет их навестить. На самом деле она только надеялась, что те ее простят и позволят остаться в родном доме. Но маркизы де Шато-Тьерри ее не приняли, сказали только, что она должна вернуться к мужу, и что она им больше не дочь. После этого мать вернулась в Шато-де-Руан и каждый день звала свою смерть. Каждый день на протяжении полугода, что и оставалось ей жить.

Шарль замолчал, невидящим взором глядя на розовый куст. Жоржетта, обычно не склонная к сантиментам, все же не выдержала – тоже бросилась на скамейку и пылко сжала его руку. Говорить она ничего не стала – что здесь можно сказать? Как утешить?

—  Теперь вы понимаете, Жоржетта, что я не могу жениться на Шарлотте? Сейчас не могу. Я должен скопить состояние – хотя бы небольшое, чтобы хватило на первое время.
Жоржетта ответила не сразу. Она, как девица обстоятельная, уже начала прикидывать, как помочь Шарлю.

—  Быть может, у вас есть родственники, способные оставить вам наследство? – осведомилась она.

—  Нет, — покачал головой Шарль, — родители моей матери давно умерли, а все их состояние вместо с титулом маркизов перешло моему кузену, который ныне здравствует и, надеюсь, будет жить еще долго.

—  А дела в вашем поместье? Неужто действительно все так плохо, как вы говорите?

Шарль снова покачала головой и горько улыбнулся:

—  Увы. Пока я служил при Дворе, надеясь снискать расположение Его Величества, недалеко от моих владений – вы, должно быть, знаете – произошло несколько религиозных войн с гугенотами. Самые богатые деревни сожгли дотла, люди ушли в поисках лучшей доли. Мои владения – это груды развалин и выжженная земля.

Жоржетта сжала губы, отыскав единственный выход:

—  Вы должны снова попытать счастья при Дворе! – решительно сказала она. – Мой отец на хорошем счету у Государя, я попрошу его, и он замолвит о вас словечко – Его Величество непременно простит вас за дуэль и снова примет на службу. За пару лет вы кое-что скопите, а если случится война – то даже быстрее.

—  Это было бы неплохо, но едва ли герцог де Мирабо станет просить за меня... – с сомнением посмотрел на нее Шарль, но в глазах его отразился интерес, что придало Жоржетте еще больше решимости:

—  Мой отец – очень великодушный человек, я расскажу ему вашу историю, и он непременно согласиться помочь!

Шарль, с воодушевлением глядя в глаза девушки, пылко взял ее руки в свои:

 —  Жоржетта, вы поистине мой ангел-хранитель… Я не знаю, как мне благодарить вас?

—  Помогите мне поймать того селезня, — с улыбкой ответила она.

—  Я поймаю вам тысячу селезней, Жоржетта! – Шарль в порыве расцеловал обе ее руки. – Я сегодня же… нет, в будущее воскресенье, при личной встрече объяснюсь с Шарлоттой, попрошу ее ждать меня. А после тотчас уеду в Париж. Право, со времени дуэли прошел целый год, быть может, Его Величество уже простил меня, и помощи вашего батюшки не понадобится. Только бы Шарлотта согласилась меня ждать…

—  Ежели она вас любит, то дождется, — надменно ответила Жоржетта. – Заодно узнаете цену ее любви.
_________________________________
1 - Французская единица длины, используемая до введения метрической системы, равная 1,949 м

2 - Африка

3 - Крестьянство во Франции XVII века было лично свободным, но земля находилась в собственности феодала.


Рецензии